«Журнал от 21.02.2025». Алексей Соколов, Алена Рыпова

Каждую пятницу ведущие, друзья и сотрудники радиостанции обсуждают темы, которые показались особенно интересными, важными или волнующими на прошедшей неделе.

В этот раз ведущие Наталия Лангаммер и Кира Лаврентьева, а также Исполнительный директор журнала «Фома» Алексей Соколов и продюсер регионального вещания Радио ВЕРА Алёна Рыпова вынесли на обсуждение темы:

— Программа «Голоса и гласы» на Радио ВЕРА и традиции церковного пения;

— Развитие искусственного интеллекта и дискуссии вокруг этого;

— Фильмы на христианские темы — какие они должны быть сегодня?

— Почитание Царственных страстотерпцев.

Ведущие: Наталия Лангаммер, Кира Лаврентьева

---

К. Лаврентьева

— Программа «Журнал» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, дорогие наши слушатели. Напомню, что каждую пятницу ведущие, друзья и сотрудники Радио ВЕРА обсуждают темы, которые показались им особенно интересными и волнующими. В этот раз ведущие мы — Наталья Лангаммер и Кира Лаврентьева.

Н. Лангаммер

— Добрый вечер.

К. Лаврентьева

— Привет, Наташ. И также наши приглашенные гости. Исполнительный директор журнала «Фома» Алексей Соколов.

А. Соколов

— Добрый вечер.

К. Лаврентьева

— И Алена Рыпова, продюсер регионального вещания Радио ВЕРА.

А. Рыпова

— Здравствуйте.

К. Лаврентьева

— Привет, Алена. Ален, давайте начнем с вас. Расскажите, пожалуйста, с какой повесткой вы сегодня к нам пришли.

А. Рыпова

— Дело в том, что я не только являюсь продюсером регионального вещания, ну и вот как-то по совместительству автором программы «Голоса и гласы» на Радио ВЕРА.

К. Лаврентьева

— Это правда.

А. Рыпова

— Да, может быть, кто-то слышал даже в эфире. И хотела бы немножко рассказать об истории этой программы. И почему я именно с этой темой пришла, потому что к нам в редакцию приходят письма, и в последнее время очень часто задают один и тот же вопрос: почему именно орские сестры исполняют песнопения в программе «Голоса и гласы»?

К. Лаврентьева

— То есть Иверский Орский женский монастырь.

А. Рыпова

— Сестры Орского Иверского женского монастыря, да. Они изменили немножечко название, там какая-то у них возникла рокировка небольшая, но суть это не меняет: это сестры, это монастырь женский, и это своеобразное монастырское пение — спокойное, без вокала, то есть акцент в исполнении этих сестер все-таки на смыслах, на словах. И вот я подумала, нам надо как-то с вами обсудить и поразмыслить, а как правильно: вот когда вокализируют в церковном пении или наоборот? Вот некоторые считают, что слова невозможны без правильной подачи вокальной, да? Ну здесь еще вопрос вкуса, кому как больше нравится. Мне вот нравится, например, спокойно монашеское пение, когда приходишь в храм и когда нет вот таких вот партий серьезных вокальных, как-то спокойнее можно помолиться. А кому-то, наоборот, нужно вот прийти в храм и услышать прямо такое качественное вокальное исполнение.

К. Лаврентьева

— Ну, кстати говоря, вообще в преддверии Великого поста тема очень актуальная, чего стоит одно песнопение «Покаяния отверзи мне двери, Жизнодавче». И его можно очень по-разному исполнять — как академическим хором, так и, конечно, монашеским византийским распевом. И это, конечно, отдельная такая совершенно, отдельная радость. Леш, что ты думаешь на этот счет?

А. Соколов

— Я вот тут недавно попал в Троице-Сергиевой Лавре на вечернее богослужение.

К. Лаврентьева

— Да это вообще...

А. Соколов

— И когда выходит половина Московской духовной академии на клирос, ты понимаешь, что это, конечно, очень здорово, но жалко, что такое мало где можно повторить.

К. Лаврентьева

— Повторить это невозможно.

А. Соколов

— Мне кажется, что все-таки когда мы говорим о церковном искусстве — это, кстати, немножко будет потом с темой, которую я подниму, тоже связано, — это все-таки не только богослужебная практика, но еще и искусство. А искусство — это всегда немножко авторская трактовка и трансляция эмоций человека. Вот поэтому не случайно же есть моменты в богослужении, которые сознательно начитываются именно таким безэмоциональным начетничеством, да? Некоторые вот говорят: вот слово, оно вроде как негативную коннотацию имеет «начетничество» там и так далее. Но ведь сама практика придумана именно для того, чтобы текст звучал максимально бесстрастно, чтобы человек был наедине с текстом, а тот, кто его произносит, отсутствовал вот в этой коммуникации. Это одно. А когда мы говорим о церковных песнопениях — это все-таки всегда очень сильно трансляция конкретной эмоции, авторская трактовка. И тут можно только сказать: пусть расцветает сто цветов — кому-то нравится так, кому-то нравится так. Здесь всегда будет очень все оценочно, субъективно и всегда будет очень под настроение. Вот сейчас мне хочется такого пения, потом другого.

К. Лаврентьева

— Слушайте, но Великий канон, например, Андрея Критского я очень полюбила в храме Большого Вознесения у Никитских ворот. Это что-то невероятное. Там настоятель отец Владимир Диваков, по-моему, единственный протопресвитер Москвы, то есть это такой, знаете, старейшего вот этого, еще с советских времен священнического какого-то ряда. Совершенно потрясающий священник, и у него там порядок такой очень строгий в Великий пост, очень молитвенный. Хорошо, нравится мне. Там как раз, кстати говоря, Пушкин Александр Сергеевич с Натальей Николаевной Гончаровой венчались.

А. Соколов

— Еще, знаете, вот эта ситуация, когда ты, значит, решаешь пойти на канон каждый день, но каждый раз попадаешь в разные храмы. Потому что то ты был по работе там, то здесь, то около дома, то ты в свой храм пошел, то ты пошел...

К. Лаврентьева

— То не пошел.

А. Соколов

— Ну не пошел — ладно, это вечная проблема, да. Но получается, что это у меня было много раз, когда ни разу не было такого, что я в одном храме. И очень здорово сравнивать, как одно и то же происходит в разных местах.

К. Лаврентьева

— Да, удивительно.

А. Соколов

— Для большого города это очень интересный опыт.

Н. Лангаммер

— А я начинала свой путь в Николо-Угрешском монастыре. И я купила сразу запись хора. Там хор тоже из семинаристов, совершенно необыкновенный. И я помню, вот первый мой год воцерковления, я услышала вот это песнопение «Разодраша ризы Моя себе». Я так плакала. Оно не длинное, но я его прокручивала несколько раз.

К. Лаврентьева

— «И о одежде Моей меташа жребий».

Н. Лангаммер

— Да, и это настолько меня потрясло. То есть вот тогда мне нужно было...

К. Лаврентьева

— Разделиша, по-моему. «Разделиша риза Моя себе...»

Н. Лангаммер

— Да, «Разделиша риза Моя себе». И вот это было такое песнопение, которое меня тогда зацепило. А сейчас, наверное, я спокойно отношусь к хору. Скорее, как Алена говорит, чтобы это не мешало молиться. Это прекрасно. Но когда вот там начинаются очень длинные арии, такие выпевания красивые, я начинаю наслаждаться эстетической стороной вопроса.

К. Лаврентьева

— Ну да. Ты уходишь, конечно, на такое вот наслаждение пением.

А. Рыпова

— Ну вот, кстати, именно поэтому выбрали хор. Сейчас сестры называются так: сестры скита Табынской иконы Божией Матери. Вот так правильно их сейчас называть. И они поют...

К. Лаврентьева

— Это в Херсоне который? Город Херсон.

А. Рыпова

— Да.

К. Лаврентьева

— Это одноименный город, который еще есть в Орской...

А. Рыпова

— В Орской епархии.

К. Лаврентьева

— Епархии, да.

А. Рыпова

— И сестры поют практически так, как говорят, спокойным таким тоном. Почему мы выбрали именно этот хор? Потому что смысл программы был в том для нас, как мы ставили себе задачу, чтобы донести смыслы для наших слушателей, разобрать буквально пофразово каждое песнопение. Для того чтобы человек впервые, может быть, даже попав в храм, понимал, зацеплялся вот за эти строчки, за эти фразы. Вот, собственно, мы так и делаем нашу программу.

Н. Лангаммер

— Оно работает, кстати. Когда вот оно объясняется, я потом совершенно по-другому слышу, когда вы ставите уже само песнопение в эфире. И я слушаю с удовольствием.

А. Рыпова

— Кстати, у меня тоже. Вот Наташа рассказала по поводу своего опыта — «Разделиша риза Моя себе» песнопение. Кстати, мы тоже о нем рассказываем в программе «Голоса и гласы». И, собственно, сама программа, она построена вот на таких личных историях, связанных с песнопениями. Когда что-то в жизни поменялось благодаря тому, что в какой-то момент в жизни я оказалась в храме, и иногда это именно с текстами песнопения было связано. Иногда что-то важное понимаешь, когда слушаешь. То есть вот такие личные истории, и мне кажется, наверное, это как-то должно откликаться людям. Потому что мы все, в принципе, объединены одними и теми же проблемами — дети, родители, переживания. И когда ты с этими проблемами приходишь в храм, оказывается, что во всех молитвах, во всех песнопениях приходит тебе ответ на все твои вопросы.

Н. Лангаммер

— Ну если их понимать, да. Просто немножко в церковнославянский нужно погружаться, не сразу это получается сделать.

А. Рыпова

— Собственно, мы это и делаем в программе «Голоса и гласы».

Н. Лангаммер

— Да, вот это очень важно.

А. Рыпова

— И да, спасибо большое Андрею Тарасову, нашему продюсеру и заместителю главного редактора, который придумал этот проект, который, в общем-то, является его таким идейным вдохновителем.

Н. Лангаммер

— А вот то, что всем понятно — это на Пасху тоже я в Николо-Угрешском монастыре была, пять часов утра, мы уже все засыпаем, и выходит уже владыка служил, и говорит: «Христос воскресе!» И вот этот клирос, он там под куполом стоит, семинаристов, сколько их там было: «Воистину воскресе!» Мы как взбодрились. Там прямо такое, затрясло, по-моему, пол. Вот кому что, но это тоже очень искренне было у них.

К. Лаврентьева

— Да, действительно, вот это наша беседа нынешняя вдохновляет очень на Великий пост, как-то хочется уже настроиться на какие-то песнопения.

А. Соколов

— Скоро-скоро. Потерпите.

К. Лаврентьева

— Да, все-таки Оптина была и есть духовная лечебница уже не первый век, такой дар некий в нашей стране и это потрясающие друзья. Меня ругают за это слово, за чрезмерно яркие эпитеты, но говорю от всей души.

А. Соколов

— А кто еще, если не ты?

К. Лаврентьева

— Меня уже даже подкалывают коллеги: «Кира, это потрясающе!»

К. Лаврентьева

— Программа «Журнал» на Радио ВЕРА. В этой программе мы, ведущие, Кира Лаврентьева, Наталья Лангаммер. А также Алена Рыпова, продюсер регионального вещания Радио ВЕРА, и Алексей Соколов, исполнительный директор журнала «Фома». Рассказываем то, что нас взволновало, заинтересовало и о чем мы хотели бы поговорить в формате «Журнала». Леш, расскажи, пожалуйста, с чем ты сегодня к нам пришел. Честно говоря, всегда с нетерпением жду твоего выступления, потому что это всегда очень интересно.

А. Соколов

— Что-то надо ответить такое...

К. Лаврентьева

— Ну да, такое вежливое тоже в ответ: «Да, спасибо, Кира, тоже очень жду».

А. Соколов

— А я очень жду, когда ты мне дашь слово сказать. Ну ладно, постараюсь не уронить планку. Мы приехали буквально недавно нашей командой из Сочи, точнее из университета федерального «Сириус», где проходила конференция с таким вот названием, я даже вот записал здесь: «Истина в науке, искусстве и религии», организованная при участии как «Сириуса», так и Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, Санкт-Петербургской духовной академии, целым рядам светских образовательных учреждений. Довольно большая такая была конференция, где собрались представители Церкви, где собрались представители точных наук — физики, биологи, где собралось достаточно много гуманитарных специалистов —философов, филологов. И получилась очень интересная, представительная конференция. Журнал «Фома» был генеральным информационным спонсором. Мы подготовили сейчас, очень много наснимали интересных видео с этой конференции. Их всем, наверно, можно будет посмотреть, я отдельно потом скажу, когда мы их опубликуем. Потому что прямо действительно очень рекомендую, это действительно очень здорово, мы все это опубликуем. Но, что бы я хотел сказать об этой конференции, что мне в ней особенно понравилось. Немножко субъективное. Когда физики, лирики и тем более священники собираются вместе, есть всегда угроза свести все к каким-то общим словам. Там поговорить о том, противоречит ли религиозная картина мира научной там и так далее. И этим разговорам уже больше 30 лет. Как только стало возможно в Советском Союзе вести подобного рода дискуссии, так они, собственно, и начались. Немножко это стало общим местом. Там есть люди, которые считают, что религии не место в науке и наоборот, и с этим нечего, к сожалению, не поделать, они придерживаются своей позиции, а в общем-то все мнения и все прозвучало. И вот эта конференция, она получилась, знаете, как говорят, научно-практической немножечко, она от общих слов очень быстро перешла к практике. Оказывается, есть очень много вещей, которые в равной степени волнуют представителей как Церкви, так и науки, представителей искусства. И это вопросы сегодняшнего дня, которым нужно давать оценку прямо сейчас, потому что вот наука, технология, они вот в эту точку пришли, к этому надо как-то отнестись. И как вот думаешь, что сейчас самая главная, самая проблемная вот тема?

К. Лаврентьева

— Слушай, я даже боюсь предположить. Переговоры России и Америки?

А. Соколов

— Нет, я про научно-технические достижения именно, что...

К. Лаврентьева

— Искусственный интеллект.

Н. Лангаммер

— Искусственный интеллект, конечно.

А. Соколов

— Да, совершенно верно, искусственный интеллект. И получилось, что это разговор не обо всем на свете, а вот о конкретной теме. Вот есть искусственный интеллект.

К. Лаврентьева

— У кого что болит, я сразу про переговоры России и Америки.

А. Соколов

— Ну это как бы мы все надеемся, что все будет хорошо. И у нас у всех сердце болит в первую очередь за то, чтобы все закончилось и для нашей страны хорошо, и чтобы люди не страдали. Но...

К. Лаврентьева

— Ну да, мы говорим о «Сириусе» сейчас.

А. Соколов

— Да, но мы вернемся к «Сириусу». Потому что на самом деле искусственный интеллект тоже всех пугает. Мы же не понимаем, к чему это все идет, как к этому относиться и что вообще там будет дальше. Потому что это ситуация, которая влияет на все. Она влияет не только на развитие науки, она влияет, например, на развитие искусства, причем очень сильно. В условиях, когда можно тиражировать произведения искусства и копировать в бесконечном количестве, когда у нас буквально все засорено вот этими произведениями искусственного интеллекта, очень похожими, правда, друг на друга, и это же ведет к обесцениванию произведений искусства. То есть здесь тоже большая проблема. И, конечно, особый вопрос, гуманитарный, как вообще, в принципе, относиться к тому, что, как нам рассказывают некоторые, искусственный интеллект в какой-то момент может обрести сознание.

К. Лаврентьева

— Ну это очень страшно, конечно. Ничего хорошего.

А. Рыпова

— И спросить: а зачем нам человек?

А. Соколов

— Да, смотрите, и вот у меня есть несколько интересных фактов, которые хотелось бы вам пересказать. Не своих мыслей, а именно того, что я там услышал. Во-первых, давайте немножечко успокоимся по главному вопросу. Удивительно, насколько много специалистов, причем тех, кто занимаются искусственным интеллектом, говорили о том, что, собственно, а чего вы ждете, что это завтра произойдет? Нет никаких для этого предпосылок. Важно понимать, что вот мнение как бы самое распространенное, хотя были те, кто говорили, что завтра роботы уже начнут мыслить там, еще вас подвинут, скажут: отойди, папа, я сам лучше тебя разберусь. Такие есть, но они в меньшинстве. Большинство практиков, большинство ученых, большинство математиков повторяют, что существующая система искусственного интеллекта — это в первую очередь имитация мышления. Имитация мышления построена на том, что она перебирает имеющийся опыт, и с помощью достаточно быстрых технологий вычислительных способна делать это так стремительно, условно говоря, вот как фокусник вам показывает фокус, и вам кажется, что он угадывает карты, на самом деле он просто совершает манипуляции. Точно такие же манипуляции создают ощущение, что вот он собрал из предыдущих изображений, из паттернов каких-то мелких новые — и он нарисовал. А он не нарисовал и даже близко к этому не приблизился. Исходя из этого возникает другой вопрос. Сейчас пока никакой искусственный интеллект сам себя не осознал. А если он сам себя не осознал, то возникает вопрос: а к чему должна, например, отнестись Церковь в плане того, что вот человек создал мыслящее существо? Не создал. Не факт, что вообще в принципе создаст. Можно ли давать оценку тому факту, который не произошел и не факт, что вообще случится. Это с одной стороны. С другой стороны есть, конечно, вопрос этики этих разработок. Вообще в принципе. Потому что вот в одном американском университете, я не помню в каком, боюсь наврать, висел в столовой прекрасный плакат, там было написано: «Естественные науки выясняют, как можно клонировать динозавра. А гуманитарные науки объясняют, почему этого лучше не делать». То есть всегда любая теория, она когда переходит в практику, она требует, в первую очередь, морально-нравственной оценки.

К. Лаврентьева

— Этического да, осмысления.

А. Соколов

— А зачем? Опять же на той же самой конференции в «Сириусе», например, биологический был очень интересный — скажем, такое слово нехорошее — трек, да, направление, обсуждение и так далее. И там тоже прозвучали очень интересные вещи, когда говорили о том, что продолжительность жизни сейчас увеличивается стремительно, и мы можем увеличить до 120 лет. Некоторые задавали очень интересный вопрос: а зачем? Ну то есть мы понимаем, что человек проживет, предположим, 120 лет, а не 80 в среднем. Вопрос, как он их проживет? Что это будет за жизнь? Эти же вопросы не задаются. Какое качество будет этой жизни? Зачастую, когда мы говорим о чисто таких вот внешних показателях. А вопрос целеполагания человеческой жизни, сколько бы человек не прожил, это тоже такая отдельная история. Ну если вкратце говорить, то было очень интересно. Владимир Романович наш, я думаю, в своем еще расскажет более подробно выпуске, потому что он был там одним из двух модераторов и очень много тоже выступал. Сегодня не пришел Константин Мацан, который тоже был там одним из участников и вел целую секцию, поэтому я узурпировал его тему немножечко вот так, внаглую. А если подводить итог, то пока с искусственным интеллектом ничего не понятно. Но очень здорово, что от общих разговоров о том, есть ли конфликт между наукой и религией, хотя бы какая-то часть научного сообщества и Церкви и так далее перешла к тому, что, в общем, мы этот вопрос уже не обсуждаем, а вместе, совместно обсуждаем практические вопросы. И это уже диалог, а не просто какие-то переговоры о начале переговоров, как сейчас любят говорить.

К. Лаврентьева

— Я слышала много рассуждений на эту тему от авторитетных людей, разных ученых. И они так или иначе, Леша, склоняются все же к мнению, что эта неодушевленная такая материя, она все равно будет, как бы влекомая центробежной силой ближе к минусу, чем к плюсу. Понимаешь, о чем я говорю? То есть как бы искусственный интеллект, он в какой-то момент, допустим, там в фантастическом будущем, да, представим, рано или поздно все равно он может выйти из-под контроля человека и действительно начать уже жить своей жизнью.

А. Соколов

— Проблема в том, что любая машина может выйти из-под контроля человека.

К. Лаврентьева

— Да, это всегда риск, да.

А. Соколов

— Она может сорваться и начать, там, не знаю, ломать что-нибудь на заводе, где работает станок, сорвет просто деталь, и она полетит тебе в голову. Считается ли, что против тебя восстала машина? Нет. Мы же все-таки говорим о принципиальной вещи: если она обретет сознание. И говорим об этом почему-то в такой плоскости, как будто это прямо вопрос решенный. А вопрос точно так же, как, к сожалению, там, не знаю, в 60-е годы, наверное, поколение наших родителей, бабушек, дедушек, как о решенном вопросе говорила о полете на Марс человека, который не состоялся. Как отнестись к этому событию, если, к сожалению, мы пока заглядываем в будущее. Я большой поклонник фантастики всех видов, в том числе и научной, но есть все-таки большая разница между реальностью, которая у нас сейчас присутствует здесь и тем, что, может, произойдет, а, может, и нет.

Н. Лангаммер

— Можно про реальность?

К. Лаврентьева

— Да, интересная тема. Да, Наташ.

Н. Лангаммер

— Ответ на твой вопрос, страха перед искусственным интеллектом. Вот очень прикладной момент. Я открываю, например, ленты соцсетей, и там куча мультиков, где какие-то невероятные зверушки что-то там делают...

А. Рыпова

— Я сама делала такой мультик недавно.

Н. Лангаммер

— Да, вопрос в том, что дети наши, которые смотрят это, они могут начать воспринимать мир вот по этим картинкам. Какой-то сбой реальности уже происходит. Ну у меня, по крайней мере. Мне не хочется это смотреть.

А. Соколов

— Знаете, вот это, кстати, совсем другой вопрос, который гораздо более проблемный. О нем там тоже мы говорили достаточно много. Мы даже нашего подкаста «Худсовет» записали отдельный выпуск и выпустим. Пока там появится, не появится там осмысливший себя искусственный интеллект, это еще непонятно. А уже сейчас мы действительно живем в реальности, где искусственный интеллект, такой какой он есть, он сильно влияет на нашу повседневную жизнь. И вот очень важной проблемой является то, что он в десятки, в сотни раз умножает информационный шум вокруг нас. Да, он не создает что-то оригинальное, за мультиками стоите вы, дорогие авторы этих мультиков. Но возможность создать, там где раньше была одна серия «Ну, погоди!» или там, не знаю, 10 серий «Том и Джерри», создать миллион — это очень сильно влияет, например, на тот факт, что единого культурного поля у молодого поколения сформироваться просто не может. Нам в школе рассказали про книги XIX–XX века, которые должны прочесть все по школьной программе. А вот современного, например, общего... Один один мультик смотрел, другой — другой. Один — одно кино, другой — другое. Как не потеряться в этом шуме? Как вообще научиться фиксироваться? Вот это проблема. Я уж не говорю о достаточно популярной уже несколько лет стоящей такой проблеме, как одинокие люди, которые часами разговаривают с голосовыми помощниками. Я вот слышал, что это проблема, особенно у подростков, когда они еще не социализировались, не умеют говорить нормально, а тут включил его и начинает... И это же тоже имитация диалога. Я вот, например, не умею с ними разговаривать, потому что они все глупые. Ну это же видно, что какая-то подборка типовых фраз. Вот ты, Кир, любишь говорить с искусственными помощниками?

К. Лаврентьева

— Меня очень это раздражает, честно говоря, это такое мое личное восприятие. И чтобы мне переключили быстро на оператора, я говорю что-то несуразное. Вот чтобы я поговорила с живым оператором, я говорю банку там: макароны или...

А. Рыпова

— Работает?

К. Лаврентьева

— Да, сварить макароны. И он говорит: минуточку, переключаю вас на оператора. И не надо тогда вот эти две минуты выслушивать разные...

А. Соколов

— Восстание машины было подавлено...

Н. Лангаммер

— Макаронами.

А. Соколов

— Был такой фильм «Путешествие профессора Клякса», он там роботов с макаронами закидал, еще в 80-е годы. Вот, видишь?

Н. Лангаммер

— Креативности у них мало пока.

К. Лаврентьева

— Да, простите меня за такой вот неприглядный секретик.

А. Соколов

— Хороший лайфхак.

К. Лаврентьева

— Нет, простите меня. Просто иногда очень тяжело долго слушать. Особенно, когда на тебе дети висят, конечно, очень тяжело с голосовыми помощниками долго общаться. Да, друзья, программа «Журнал» на Радио ВЕРА. Сегодня мы, ведущие, Наталья Лангаммер, Кира Лаврентьева. А также Алена Рыпова, продюсер регионального вещания Радио ВЕРА, и Алексей Соколов, исполнительный директор журнала «Фома», собрались обсудить то, что кажется нам важным и интересным. Мы вернемся к вам совсем скоро. Пожалуйста, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— Программа «Журнал» на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие наши слушатели. Как вы уже знаете, каждую пятницу мы собираемся обсудить то, что нас волнует, интересует и кажется важным. Мы — это в этот раз ведущие Радио ВЕРА, Кира Лаврентьева, Наталья Лангаммер, а также исполнительный директор журнал «Фома» Алексей Соколов и продюсер регионального вещания Радио ВЕРА Алена Рыпова. Сегодня мы еще уточнили, что Алена является автором программы «Голоса и гласы». Она не только продюсер регионального вещания, но и делает чудесную программу на Радио ВЕРА. Обязательно послушайте, сегодня как раз мы уже успели об этом поговорить в первой части нашей программы. А также об искусственном интеллекте и поездке Алексея Соколова в Сочи, в «Сириус», на конференцию, это тоже очень интересно. Тема безграничная и очень интересная, но, когда Леша рассказывал о возможностях и невозможностях искусственного интеллекта, я все же думала о наших выдуманных страхах. И когда я сама говорила о том, что, ай, дескать, искусственный интеллект может выйти из-под контроля, всех нас поработить — это я немножко так вот заостряла специально.

А. Рыпова

— Гиперболизировала.

К. Лаврентьева

— На самом-то деле, как говорят отцы-богословы о каких-то непринципиальных богословских вопросах, они говорят: на вопрос нашего спасения это, наши дорогие друзья, никак не влияет. Вот и искусственный интеллект, по сути дела, никак не влияет на вопрос нашего спасения. Им все же руководим мы сами, делаем выбор мы сами, что нам смотреть, что нам читать. Поэтому поменьше тревог, как-то надо настраиваться уже на пост. Леша сказал, что он обязательно наступит, очень скоро, даст Бог, доживем. Наташа, скажи, пожалуйста, с чем ты сегодня к нам пришла?

Н. Лангаммер

— Я как раз с вопросом о том, что мы выбираем, что смотреть. Я пошла учиться на сценариста, киносценариста. Я как бы в своей жизни по образованию тележурналист, и у меня таких две — то есть, как журналист я, слава Богу, работаю на бесконечно любимом, уважаемом Радио ВЕРА, а как теле — я вот что-то снимаю, да, как режиссер. Я снимала документальные фильмы и снимала два игровых, закончив режиссерское отделение той же киношколы. Сейчас пошла на сценарное, потому что сценарий — это основа. И у меня идея, такая базовая в жизни идея, что нам нужно бы использовать более активно такой формат проповеди, как игровое кино, потому что это очень сильное такое влияние. То есть журналистика информирует и как-то на нас воздействует, а кино — оно изначально фантазия как бы, но при этом мы проживаем какой-то опыт вместе с киногероями, и это гораздо сильнее в нас укореняется. И как бы Голливуд этим давно пользуется, но, к сожалению, не совсем в ту сторону сейчас, в какую хотелось бы православным. Я пошла с попыткой, второй уже попыткой, штурмовать это пространство. Первый раз мне было очень сложно, даже внутри самой киношколы с педагогами и студентами, потому что я православная. И вот как нас воспринимают сначала, да, когда ты говоришь: я православная, — сразу все как-то ежатся. Я вот прямо сейчас это вижу. И говорят: ну только давайте тогда вы в фильмах без назидания, без моралите. Я говорю: ну я как бы не собираюсь это делать. Второе. Запрос на сценарии, который сейчас вот ребята пишут со мной в группе, из восьми сценариев четыре — про столкновения с духовными сущностями. Это безумно интересно, их это будоражит, им интересно. Одна девочка бегает, хочет снимать фильм про шамана. У нее есть реальный шаман, и в каком-то институте там, значит, в психологическом, он у них там проводит какие-то занятия, как-то он лечит людей от венца безбрачия и так далее. Я сижу на этом занятии и понимаю, что вот нам на Радио ВЕРА здесь хорошо, в своем кругу, да, а там это на полном серьезе обсуждается. И я сижу и думаю: что мне делать, промолчать? И они вот всерьез. Или что это какой-то еще вариант духовности наряду с Церковью, она говорит. И я все-таки вылезла и сказала: нет, ребята, это не наряду с Церковью, это противоположная история. И, конечно, я вызвала как бы вот негатив в свой адрес, то есть меньше интереса в ту сторону не стало. Второй момент. Когда я спросила: а как вы представляете себе православное кино? Даже у людей, которые делают кино, даже у людей, которые имеют богословское образование, в их представлении православное кино — это рассказ про иконы и про святых. Все. А про то, что это есть нормы жизни, здоровые нормы жизни, что христианство лежит вообще в основе нашей современной культуры — люди как-то это одно с другим не связывают. И сейчас я пытаюсь написать сценарий так, чтобы это было интересно именно этому кругу людей — не воцерковленному, даже не стоящему на пороге храма, а людям, которые ищут какую-то духовность, но почему-то не видят возможность найти ее в христианстве. Вот такие парадоксы, которые сейчас вокруг меня, и вопросы, на которые я ищу ответы. Что же тогда нам показывать? Если опираются сценаристы на какую-то падшую природу человека, играют с какими-то низменными инстинктами. Мы не можем этого делать, православные сценаристы. А тогда как? Как эту аудиторию завоевать?

К. Лаврентьева

— Слушай, мне кажется, у тебя есть очень классный личный опыт режиссирования таких фильмов. «Хурма» та же, например. Ну то есть есть какие-то сюжеты, которые ты можешь успешно воплощать в целые...

Н. Лангаммер

— Которые на питчинге не прошли в киношколе. То есть даже сейчас то, что я предлагаю, оно кажется... Вчера разбирали один из моих сценариев, и помогал мне мастер там опытный, и сам простроил всю линию. Потом говорит: фу, какие они сладенькие, эти персонажи — в конце помирились, все у них хорошо, у этих супругов. Сначала у него слезы навернулись, а потом ему показалось, что это слишком елейно. Вот мне очень хочется соединить наше христианское мировоззрение с тем, что ищут люди. Духовность какую-то ищут, жадно, но почему-то не находят. Мне кажется, что, может быть, есть смысл снимать просто православных людей современных — как они живут в офисах, как они живут в этом мире, как они могут своими словами обратиться к Господу, как они делают что-то нормальное. Кроме морализаторства и там «ай-ай-ай, ой-ой-ой» пальчиком всем грозить. Вот мне кажется, что туда я, наверное, пойду в ту историю. Ну вот не знаю.

К. Лаврентьева

— Слушай, это вообще такая тема-то интересная, очень проблемная. Потому что жанр православного кино, он требует переосмысления.

А. Соколов

— Мне кажется, что здесь возникает та же проблема, которая была на конференции ныне упомянутой. Очень интересно, что изначально, когда она планировалась, там был вопрос о диалоге религии и науки. А потом добавили третью форму как бы взаимодействия человека с миром и познания его — это искусство. И вот точно так же, как наука и религия — это совершенно разные вещи, и они не повторяют друг друга, а занимаются разным, то же самое касается искусства. И если мы говорим о конфликте религии и науки периодически — ну что скрывать, постоянно эта тема так или иначе на слуху, то осмыслить, что в отношении религии и искусства, скажем, те же самые проблемы, религии и искусства, и науки — да, но это не наша немножко тема, но все равно. У искусства свой язык, у искусства свои требования, у искусства свои какие-то особенности. Если мы сейчас, например, говорим про кино, давайте включим минутку критики православного кинематографа. В чем наша проблема вообще — православного книгоиздания, кинематографа? Зачастую бесконфликтность. Или конфликт некоего идеального персонажа, который воплощает собой все замечательные православные добродетели с внешним миром. Можно много что сказать о том, как сомневались и какие искушения и преодолевали святые. Мы почему-то об этом в церковной среде говорим, а когда начинаем создавать произведение искусства, святой человек должен быть безгрешным, хотя мы прекрасно понимаем, что это не так и чаще всего святой человек — это человек, который свою святость выстрадал. Я бы хотел привести пример довольно известного христианского произведения — это «Сила и слава» Грэма Грина. Почему оно так сильно и хорошо воспринимается? Потому что человек, который в центре этого произведения, он грешник. Он свою святость выстрадал на протяжении произведения, и выстрадал в том числе через земное поражение. И если кто-то помнит, там в условиях гонений на церковь католическую, да, в Мексике, в годы революции мексиканской, там было очень все жестко, там убивали священников. А этот пьющий, абсолютно представляющий собой карикатурного священника падре пытается хоть как-то нести свое служение, но у него ничего не получается, и, в конце концов, он пойман и расстрелян. Но он вдохновил одного единственного человека, который разуверился в церкви — мальчика. Разуверился, кстати говоря, потому что ему все время церковь представляли через елейные и нравоучительные истории про святых, явно вымышленные, не совпадающие с реальностью. Вот он увидел этого пьяницу, который не предал свою веру и принял смерть, и это его возвращает к Богу. Вот, собственно, я не хочу сказать, что все искусство, оно обязательно конфликт...

Н. Лангаммер

— Но там конфликт лежит в основе всего.

А. Соколов

— Но иногда бывает нужно действовать по закону. Люди не хотят смотреть, где нет вопроса. Проблема не в том, что им хочется конфликта, там чернухи или еще чего-то.

Н. Лангаммер

— Конфликты как развития в моем понимании.

А. Соколов

— Им хочется конфликта именно вот в хорошем смысле этого слова. Им хочется, чтобы искусство поговорило о тех вещах, с которыми они сталкиваются. Вот у него в душе этот конфликт есть, а в православном фильме этого конфликта нет. Он смотрит и говорит: а, понятно, они на мои вопросы не отвечают. Но это с одной стороны. А с другой стороны, не знаю, как православию конкурировать с шаманами. Особенно если это не какой-то человек, который каким-то образом где-то в тайге, отрезанный от традиций мировых религий, что-то пытается в одиночку выстрадать свои отношения с Богом, а когда речь идет просто о маркетинговом продукте, конечной точкой которого является продажа. Здесь Церковь ничего не может предоставить нового со времен Симона волхва, который, как известно, пытался апостолов купить, воспринимал Церковь как франшизу, которую может просто приобрести. Мы, естественно, не можем с ними конкурировать в коммерческом поле. Мне кажется, вот здесь не надо увлекаться. Сделать вот эту продающуюся Церковь — это не наш путь.

Н. Лангаммер

— У нас есть в нашей жизни Господь как действующее Лицо, как живая Личность. А когда ты снимаешь фильм для тех людей, для которых Он отсутствует, очень сложно объяснить, кто Он. То есть ты никак не можешь ускорить встречу людей с Господом через фильм — ну то есть вот у меня так, а у вас не так. Хотя у нас есть хорошие фильмы. Вот я даже хотела там посмотреть список, что мы можем предоставить, давайте повспоминаем. «Остров». Ну все знают фильм «Остров». Разное к нему отношение, но все-таки его можно отнести к христианским.

Нет, ну это хороший фильм.

Н. Лангаммер

— Фильм «Поп». Вышел какое-то время назад «Монах и бес» фильм. Сейчас вышел замечательный фильм...

К. Лаврентьева

— Нет, «Поп» хороший. А к «Монаху и бесу», конечно, у меня лично много вопросов.

Н. Лангаммер

— Много вопросов, да, но все равно, это из нашей как бы темы, так скажем. «Дорога к дому» с Егором Бероевым, новый фильм.

А. Рыпова

— Замечательный.

Н. Лангаммер

— Замечательный, глубокий.

А. Соколов

— Знаете, вот даже из советской классики давайте возьмем. Немножко порекламирую. У нас на «Фоме» есть статья, довольно старая — 2008 года, на сайте вы легко найдете, — о фильме Тарковского «Сталкер». И опять, в продолжение конференции о науке, религии и искусстве. Ведь в чем сюжет фильма? Ученого и писателя некий человек ведет вперед по непонятной вот этой зоне и к дому, который на самом деле является разрушенной кирхой, если приглядеться. И, в общем-то, есть достаточно много свидетелей, что сам Тарковский воспринимал этот фильм как фильм о священническом служении. Если на него с такой точки зрения взглянуть, он представляется вообще совершенно по-другому. У нас очень интересный текст, отца Дмитрия Струева, священника из Липецка, филолога профессионального, очень классный.

К. Лаврентьева

— Есть еще жанр православного документального кино. Дебижев Сергей как раз этим занимается. «Святой архипелаг».

Н. Лангаммер

— Документальное у нас есть, и хорошее, тот же Сергей Дебижев. Я говорю про игровое, понимаешь, игровое — это другая немножко история.

К. Лаврентьева

— Слушайте, а вот про святого Нектария Эгинского совершенно потрясающий фильм игровой, очень хороший.

А. Соколов

— Да, «Человек Божий».

К. Лаврентьева

— «Человек Божий». Потрясающе сделан.

А. Соколов

— Знаете, мне просто кажется, что проблема наша немножко тут в попытке обособиться.

К. Лаврентьева

— Точно.

А. Соколов

— Есть фильмы о православной специфической тематике — о людях Церкви конкретных каких-то и так далее. Естественно, они всегда будут особняком стоять, их будет немного. А есть вопрос как бы присутствия православной, в широком смысле этого слова — нехорошее слово, — повестки, да, в светском кинематографе. Банально, начиная от образа священника в фильме, где он не играет главную роль, и заканчивая там, например, не знаю, какими-то нравственными оценками того или другого события. Потому что все-таки, помните, был такой сериал «Реальные пацаны», там момент, когда этот Колян в самый неожиданный момент отказывается что-то делать, он говорит: что-то как-то не по-православному так поступать. И видно, что человек говорит абсолютно искренне, и это абсолютно искренний поступок невоцерковленного человека, выросшего в какой-то христианской культуре. Он не пошутил, там это не прикол, но мы так это воспринимаем.

К. Лаврентьева

— Прозвучало сильно.

А. Соколов

— Прозвучало сильно. Поэтому, мне кажется, что чем больше мы будем изолироваться в некое православное кино, тем хуже нашему православному кино будет.

Н. Лангаммер

— А если делать не православное кино, просто хорошее, талантливое, собрать людей, делать талантливые... Ну хочется, да, делать классные фильмы современные. Какой процент православия в нем должен быть? И что от православия в этих светских внешних фильмах должно быть?

А. Соколов

— Давайте про науку, искусство и религию поговорим. Вот это вот научный подход: какой процент? Тут либо вы маркетинговый продукт делаете — то есть какую-то интеграцию рекламную засовываете: а еще здесь будет десять минут про православие, да?

Н. Лангаммер

— Именно так? Фрагментом?

А. Соколов

— Либо вы пытаетесь изготовить некий эликсир: там 10% зайчих слез, 20% кристальной воды и 4% карбоната натрия. Это тогда наука, искусство так не создается. Мне кажется, что мы просто пытаемся опять не ту терминологию в искусство затащить. Нам нужны талантливые православные режиссеры, талантливые православные сценаристы. Тогда у нас будет православие интегрированное в нашу современную, в том числе масскультуру. Мы видим, что это прекрасно происходит.

К. Лаврентьева

— Программа «Журнал» на Радио ВЕРА. Эти интересные беседы и новости мы обсуждаем все вместе — сегодня ведущие Радио ВЕРА, Наталья Лангаммер и Кирва Лаврентьева, а также исполнительный директор журнала «Фома» Алексей Соколов и продюсер регионального вещания Радио ВЕРА Алена Рыпова. Спасибо вам, коллеги. Действительно, очень интересно. Кстати говоря, о жанре кино, православного кино, в частности, можно говорить бесконечно. Вот я сейчас это еще раз понимаю. Тема неисчерпаема.

А. Соколов

— Главное вовремя остановиться.

Н. Лангаммер

— Да, вовремя остановиться.

К. Лаврентьева

— Но все-таки визуальное восприятие — это мощный ресурс для проповеди, это правда. Если делать качественный продукт, то это может многих-многих действительно привести...

А. Соколов

— И радио тоже ничего, кстати.

Н. Лангаммер

— Слава Богу, оно есть, Радио ВЕРА.

К. Лаврентьева

— И это прекрасно. Это великое благословение.

А. Соколов

— Прямо попали вот туда, куда надо, мне кажется, Радио ВЕРА. Очень.

К. Лаврентьева

— Я сегодня вот с такой темой необычной пришла на самом деле. У меня две даты ближайшие, в конце февраля, важные для меня. А также еще одна, которая важна, наверное, для всей нашей страны. Не столько сама дата, сколько личность, о которой пойдет речь. Дело в том, что 27 февраля уже пять лет, как нет, значит, моего папы, Виктора Ефимовича Тучина, который меня воспитал, который очень много сделал для того, чтобы я искренне любила и почитала государя-императора Николая II. И 2 марта — как раз день так называемого отречения государя императора Николая II. По поводу отречения очень много вопросов, а также о его юридической силе, легитимности или нет. Эти дискуссии продолжаются, и также у нас есть гости на Радио ВЕРА, которые компетентно могут об этом говорить и говорят. Пожалуйста, ищите. В частности, Петр Мультатули, который не так давно был и говорил о спорных вопросах как раз, которые волнуют нас до сих пор почему-то. И я почему обратилась к этой теме? Потому что, мне кажется, вот сейчас мы так или иначе возвращаемся к этой теме и на программах Радио ВЕРА, и в личных разговорах с коллегами, все говорят об одном и том же — все мы хотим, чтобы как-то вот ситуация нестабильная, непростая, и в стране нашей, и в мире как-то она более-менее выравнивалась. И мне кажется, что помощь святых, которые непосредственно молятся Богу и на самом деле являются заступниками за Россию, помощь этих святых нам необходима молитвенная. И к огромному удивлению моему и коллег на моих на Радио ВЕРА, и также моих друзей, до сих пор даже среди верующих людей есть люди, которые неоднозначно относятся к личности государя императора Николая II, в частности, из-за каких-то политических моментов. И это больно, это тяжело. Потому что я очень люблю искренне Семью и чувствую их великую силу молитвенную для России. И мне кажется, сейчас самое время обратиться с молитвой Государю и к Семье, к жене его, Александре Федоровне, детям — Ольге, Татьяне, Марии и Анастасии, Алексею Николаевичу. 1 апреля на Радио ВЕРА как раз выйдет программа с Викторией Потемкиной, которая является председателем Союза почитателей личности государя императора Николая II. Она очень много рассказала вот в этой программе о подробностях убийства Семьи, и это, конечно, невероятно. Она занимается жизнью и исследованием следователя Соколова, который занимался непосредственно расследованием убийства Царской семьи, и там такие факты, которые только сейчас начали открываться. И мы не можем об этом не думать. И почему-то личность Государя до сих пор не оставляет никого равнодушной, почему-то до сих пор люди очень агрессивно могут реагировать на разговоры, даже на какое-то упоминание государя императора Николая II. И это, кстати говоря, у меня тоже вызывает удивление. Потому что если бы это была такая незначительная фигура, даже в истории нашего Российского государства, то почему это сто лет спустя вызывает столько негативных эмоций, в том числе и положительных, и отрицательных, и очень разных? Поэтому позвольте мне воспользоваться этой возможностью и все-таки призвать всех нас и наших слушателей помолиться и Николаю II, Семье, княгине Елизавете Федоровне, ее келейнице Варваре, и вообще всем новомученикам и исповедникам российским, которыми богат XX век, страшный для Церкви. И мне кажется, сейчас они как никогда близки к нам, слышат нас, рядом с нами и, в общем-то, ждут наших молитв. Недавно слышала как раз от хранителя иконы государя императора Николая II, который приходил к нам в нашу студию, совершенно чудесным образом зашел с иконой, а она мироточит. И он вытащил из оклада, значит, копию иконы, вот она у нас висит в студии, всегда Государь с нами. Вот он рассказывал, что кому-то Царь очень явственно так вот пришел, то ли во сне, то ли в полусне, не помню уже точно, к сожалению, но это точно было, прямо свидетельствует об этом Александр Чернавский, хранитель этой иконы. И говорит: да я бы помогал вам, да мало кто просит. Но никто не просит.

Н. Лангаммер

— Вот так.

К. Лаврентьева

— Да, поэтому давайте просить. Просить, молиться Царю, чтобы он помолился о нас, о нашей стране Господу Иисусу Христу. Да, вот так вот, друзья, такая неоднозначная тема. Но мне очень нравится, что все больше и больше сейчас появляется людей — историков, авторитетных людей, которые не на дилетантском уровне, без налета какой-то маргинальности, могут авторитетно говорить о противоречивых событиях, каких-то вызывающих вопросы событиях в политике и истории правления и в жизни Николая II и Семьи. И когда я задала вопрос как раз Виктории Потемкиной на программе, я сказала: вот Николая Александровича многие критикуют за разные, значит, какие-то, может быть, ошибки или не ошибки — к этому можно по-разному относиться, — в его политике. Понятное дело, что она ответила, что не ошибается тот, кто ничего не делает. Но мне очень понравилось, что она ответила, она сказала, вы понимаете, ошибки абсолютно у всех правителей, потому что без них вообще никак невозможно управлять таким огромным государством. Но не они привели к тому, к чему пришла страна к 1917 году. Не ошибки эти привели. Вот тут причинно-следственная связь, она как бы нарушена. Почему-то вот до сих пор я слушаю разговоры, что вот если бы не вот «кровавое» воскресенье, там еще что-то, еще что-то, вот не было бы революции 1917 года. Послушайте, вообще тему революции можно долго обсуждать, но мне кажется, уж шли мы к ней не пять лет, и не десять лет.

Н. Лангаммер

— Это точно.

К. Лаврентьева

— Еще с момента восстания декабристов, возможно, мы к ней шли, а может быть, еще раньше.

А. Соколов

— Знаешь, ты вообще такую тему выпустила сейчас нам, конечно, за дело прилетит от людей, которые могут быть с тобой не согласны.

К. Лаврентьева

— Она непростая, да, поэтому не углубляться в нее.

А. Соколов

— Просто за то, что у нас тут нет, наверное, пространства, все это обсудить. С одной стороны, может быть, и с другой. Но я в одном с тобой соглашусь — что, действительно, революционная ситуация, она вызрела не в девяностые годы XIX века.

К. Лаврентьева

— Нет, нет.

А. Соколов

— И очень хорошо, если мы посмотрим на творчество нашего православного писателя, например, Федора Михайловича Достоевского, к нему тоже неоднозначное отношение, в том числе и у верующих людей, но он много говорил о том, что Россия в том виде, в котором она есть, обречена. И не только потому, что она хорошая, но и в ней было много того, что было недостойно для православной империи. Он вообще, в принципе, вот интересно, у нас была хорошая видеолекция об американской литературе. Фолкнер, например, считал, что Достоевский объяснил, почему Россия погибнет. И он считал своим долгом объяснить, почему погибнет Америка в своем творчестве, чтобы предупредить это, условно говоря, в каком-то смысле или зафиксировать. Все произошло — у нас была прекрасная статья нашего первого зама главного редактора, Владимира Александровича Гурболикова, об абсолютной обреченности императора Николая, каким бы он ни был человеком, уже было неважно, к сожалению. Ну вот такая позиция, она интересная, можно послушать. Ситуация уже двигалась в определенную сторону, и остановить ее было нельзя. Но, с другой стороны, знаешь, я вот подумал: ну что значит мы не обращаемся? Мы не обращаемся, да, мы мало молимся новомученикам нашим, не просим их о молитвенном заступлении, они все равно работают. Потому что вот сам факт того, что сейчас мы так много ругаемся на тему того, что вот, вы там со своим царем, а советская власть тоже... Почему это все происходит? А потому что мы все вместе — и люди, для которых очень важен советский проект, и люди, для которых гораздо важнее Российская империя. Вот это столкновение, оно происходит на словах. Но мы все вместе. Не воюем, не идет гражданская война, как в 20-м году. Мы все вместе противостоим одним и тем же вызовfм и сохраняем единство нашей страны. Почему? Почему мы из острой фазы переходим-таки к какому-то умению взаимодействовать друг с другом. По молитвам кого? Вот я другой эпизод вспоминаю: в 93-м году вот эта история с расстрелом Белого дома. Тогда же, по благословению Святейшего Патриарха Алексия, был молебен перед иконой Владимирской Божией Матери. И я на полном серьезе видел издевки на эту тему, говорят: вот помолились, и чего? И расстреляли Белый дом. А могло быть как в 20-м году.

К. Лаврентьева

— Намного хуже.

А. Соколов

— Могло бы быть двадцать процентов населения вовлечено в братоубийственную войну. Вы не думали, что как однажды про те события октябрьские сказали: эпизод гражданской войны на протяжении трех дней в Москве. Это чудо, что на протяжении трех дней и в Москве. А могло быть-то хуже, на полном серьезе. Вот мы не понимаем, мы иногда плохо видим, где молимся мы, не молимся, а за нас-то молятся все равно.

К. Лаврентьева

— Аминь. Леша, спасибо огромное.

А. Рыпова

— А я вспоминаю историю, свое личное такое вот воспоминание, когда я впервые оказалась в Ливадийском дворце, в летней резиденции Царской семьи. Конечно, это произвело на меня какое-то невероятное впечатление, я просто в слезах оттуда вышла. Там такие фотографии Царской семьи. Там же ведь сохранен быт Семьи — они там отдыхали, они там очень много времени проводили, они занимались там, девочки и царевич Алексий, там к ним приезжали преподаватели. Можно посмотреть их прописи, их рисунки — когда императрица Александра Федоровна показывала своим девочкам там как рисовать ангела, как рисовать мышку. То есть вот эти вот личные моменты такие семейные, они для меня являются таким большим-большим примером того, какой должна быть семья. Потому что вот эти даже взаимоотношения Александры Федоровны и Государя нашего, Императора, и то, как они с детьми общались, насколько с огромным уважением и с огромной любовью они между собою — это же все отражено, вот, допустим, даже в дневниках Александры Федоровны, которые можно почитать. Уникальные совершенно.

Н. Лангаммер

— И это близко, и мы это до сих пор ощущаем как родное. Это ближе всего к нам из всей истории Царской семьи.

А. Рыпова

— Конечно. Я вот обращаюсь к Александре Федоровне с просьбами о том, чтобы она мне помогла моих детей вырастить достойными людьми.

К. Лаврентьева

— Да, это актуальный вопрос. Действительно, детей не вырастешь без помощи Пресвятой Богородицы и святых, да. Аминь. Друзья, спасибо вам огромное за этот журнал, за этот час. Напомню, что у микрофонов были ведущие Радио ВЕРА, Наталья Лангаммер и Кира Лаврентьева. И также исполнительный директор журнала «Фома» Алексей Соколов, который филигранно поправил все мои заносы сегодня журналистские, так все по-опытному выровнял.

Н. Лангаммер

— Обращайтесь.

К. Лаврентьева

— Спасибо, Леш.

Н. Лангаммер

— Да, и разъяснил многое мне тоже про кино.

К. Лаврентьева

— Да, Леша нам очень нужен.

А. Соколов

— Поумничал, грубо говоря.

К. Лаврентьева

— И Алена Рыпова, продюсер регионального вещания Радио ВЕРА. Спасибо вам огромное, коллеги. Всего вам доброго и до свидания.

А. Соколов

— До свидания.

Н. Лангаммер

— Всего доброго.

А. Рыпова

— До свидания.

---

Все выпуски программы Журнал

• «Журнал от 25.04.2025». Андрей Тарасов, Глафира Базурина
• «Журнал от 18.04.2025». Ольга Зайцева, Алена Рыпова
• «Журнал от 11.04.2025». Глафира Базурина, Тамара Захарова