Поделиться
«...Потом отец дал мне Евангелие от Иоанна. Я вникал в параллельные тек-сты, латинский и греческий, понемногу переводил стих за стихом; осилив не-сколько стихов, я читал их с отцом. По тем же драгоценным для мира строкам таким же самостоятельным путем я стал знакомиться по французской Библии с французским языком. Много из других мест Евангелия по выбору и указаниям отца переводил я тогда и чувствую теперь, как хороша и глубока была мысль отца учить меня языку, научить вникать в его тайну при посредстве такого творения, которое само по себе должно было стать основой моей будущей жизни и будущих отношений к людям».
Это был фрагмент из воспоминаний русского ученого-палеографа (т.е. историка письма), специалиста в области рукописной книги Всеволода Измаиловича Срезневского (даты жизни: 1869 – 1936). Читал Сергей Агапов.
Недавно фрагменты этих мемуаров, посвященных, главным образом отцу воспоминателя – великому филологу-слависту, автору Словаря древнерусского языка Измаилу Срезневскому, были опубликованы в журнальном вестнике Уральского отделения Российской академии наук. Там их сопроводил своею статьей писатель и журналист Дмитрий Шеваров.
«Все это, кажется, есть и сейчас, – писал Шеваров, – мы, как умеем, занимаемся с нашими детьми и в глубине души надеемся, что они тоже когда-нибудь вспомнят об этом. Мы решаем с ними уроки, водим на кружки или в музыкальную школу, торопимся прочитать им заданные на лето книги... Но что-то изменилось в атмосфере наших занятий. В XIX веке это было как-то увлекательнее, было больше возвышенности и тайны – как для детей, так и для взрослых. В чем тут дело? Ну не в камине же, у которого вечерами собиралась большая семья... Разница тут, похоже, в том, что задания для занятий с детьми нам сегодня чаще всего приходят извне – из детского сада, из школы, из социума, из Интернета, в конце концов. В XIX-м же веке импульс был внутренним, поручение родителям приходило будто бы свыше. В этом было не только осознание своего долга, но и огромный собственный интерес. А интерес был в том, чтобы увлекать детей тем, чем ты сам увлечен…»
Моя бы воля, то я б издал – брошюркою – эти небольшие воспоминания сына об отце, это буквально десять журнальных страничек и безо всяких комментариев вручал родителям наших чад на ежегодных школьных собраниях или на «первом звонке». Не в поучение, упаси Бог, а для знакомства с тем как и чем жили люди в той, древней России, духовная связь с которой ныне почти утрачена.
А ведь мы слушали крохотный фрагмент, относящийся лишь к постижению ребенком под руководством отца ¬основ иностранных языков, необходимых любому воспитанному человеку. И всего только. …А как они вместе читали книги и учили стихи, как изучали историю (не по учебникам, но прямо по источникам), как рисовали, праздничали, путешествовали по всей России, а потом чертили географические карты… Как жили по Божьему Закону.
И поверьте, что это было не выращивание какого-то цветка в горшке, совсем нет. Севу Срезневского, как и остальных семерых деток матушка с отцом растили не по тепличному.
«...И мы с ним переплетничали, клеили коробки, точили ножи, строгали доски, столярничали, работали на верстаке, на токарном станке, красили заборы, обклеивали стены обоями, копались в саду, хлопотали по домашеству. Эта наука умения применять силу и знания к делу, научив находчивости, сметке, сообразительности, потом мне очень пригодилась в жизни, дав возможность почти всегда обходиться своими руками, своей головой, своими средствами, не прибегая к помощи других. Как не поблагодарить за все это отца, исподволь готовившего сына к жизни, как будто он сам, этот малыш, до-ходил до всего своим умом.
Не выпало на мою долю закончить даже среднего образования под руковод-ством отца: он умер, когда мне не исполнилось еще и 13 лет. Но заложенное им в мою детскую душу отношение к труду, понятие о своих обязанностях, о своем долге, о любви к Родине, к ее старине, литературе, памятниках ее письменности и быта сроднились со мною с тех давних пор».
Удивительно, что сегодня – читая, слушая ли – эти самые слова могут показаться кому-то чересчур торжественными, что ли. Но ведь перед нами – обычное чувство долга и ответственности за маленькую душу вверенного взрослому существа. И осознание им, выросшим мальчиком, этого будничного подвига воспитания, которому, я верю, можно и нужно учиться нам, нынешним.
