«Возрождение духовной жизни в Карелии». Игумен Александр, Вера Надеждина, Олег Диденко

У нас в гостях были настоятель Клименецкого Свято-Троицкого мужского монастыря игумен Александр, внучка новомученика Василия Надеждина Вера Надеждина и оперный певец Олег Диденко.

Мы говорили о том, как в Карелии происходит возрождение духовной жизни, кто главным образом помогает в деле восстановления монастырей и храмов, и с какими трудностями приходится при этом сталкиваться. Также разговор шел о новомучениках Карелии, которые претерпели многочисленные страдания и лишения в богоборческое время, но не отреклись от своей веры.

---

Ведущая: Марина Борисова

М. Борисова

— Добрый «Светлый вечер», дорогие друзья. В студии радио «Вера» Марина Борисова и наши сегодняшние гости: игумен Александр, настоятель Клименецкого Свято-Троицкого мужского монастыря, Вера Надеждина, внучка новомученика Василия Надеждина, и Олег Диденко — наши гости из Карелии. Добрый вечер.

Игум. Александр, О. Диденко, В. Надеждина

— Добрый вечер.

М. Борисова

— В этом году в Карелии масса знаменательных дат. И сама Карелия празднует юбилей. И ваш монастырь празднует юбилей. И вообще, очень много монастырей, которые тоже празднуют какие-то памятные даты со дня своего основания. И еще самая такая, на мой взгляд, значимая юбилейная дата — это 30 лет со дня возрождения Петрозаводской епархии.

Игум. Александр

— Да.

М. Борисова

— Очень хотелось бы поговорить о том, что же представляла собой Петрозаводская епархия в тот момент, когда ее стали возрождать.

Игум. Александр

— Действительно, на тот момент оставалось не так много храмов, потому что Карельская республика была одна из первых, как вы знаете, например, те же Соловки, это тот же второй ГУЛАГ. Естественно, эта машина работала и, соответственно, все храмы вокруг, священники из них быстро туда попадали. Современная голгофа. И на тот момент, когда уже стало как-то отпускать, наступила какая-то оттепель, священники тогда трудились, насколько я помню, тогда был отец Владимир, отец Георгий Варга, отец Иоанн, владыка, на тот момент архимандрит, Мануил. И со временем была учреждена Карельская епархия, было рукоположение в Крестовоздвиженском соборе епископа Мануила. Я как-то смотрел фильм с его участием и, кажется, один из епископов сказал, что нам нужен сюда епископ, если мы хотим возрождения духовной жизни в Карелии, то без епископа это невозможно. В чем мы в дальнейшем и убедились. Епископ Мануил стал рукополагать в священники, священники стали миссионерствовать, то есть период очень благодатный, когда был занавес железный снят. С одной стороны, в Россию хлынули всякие течения, а тут стало подниматься исконно наше родное, то, на чем Русь всегда держалась — православие, можно сказать, в какой-то степени замученное, но это было сделать невозможно, потому что Русь Святая всегда жива. И мы знаем, что много священников пришло, в том числе я приехал тогда тоже, был рукоположен в 26 лет. Сейчас мне 48. Был рукоположен владыкой в Крестовоздвиженском соборе и отправлен на Север. С чем лично я столкнулся на тот момент, хотя это уже более поздний период возрождения, я еще застал вот этот в какой-то степени дух не коммунизма, но атеизма. Как мы знаем, когда революция пришла, в первую очередь революцию приняли города. Деревни были в какой-то степени оплотом духовности, несмотря на то, что храмы активно разрушались и там, но люди сохраняли, как могли, иконы, веру сохраняли. А когда пришел этот период, уже оттепели, то получается, опять города были впереди по принятию веры, в том числе и Петрозаводск и другие города. А я как раз окунулся в ту деревенскую среду и стал ездить миссионерствовать по четырем поселкам, находящимся на расстоянии 300 километров. Народ принимал с радостью, конечно же. Но я даже в какой-то степени рад, мне пришлось немножечко, меня вызвали в администрацию, люди еще той закалки, и начали меня спрашивать: «По какому праву вы ездите, вы должны согласовывать с администрацией». Я немножечко был удивлен, потому что я видел, что происходит в России, ну, и вынужден был обратиться в Петрозаводск к церковному начальству, к владыке, который уже обратился в правительство и сверху объяснили на районе, что всё, это время уже закончилось, и вы не можете препятствовать никаким образом. И вот этот момент радостный, создание этих общин, как помню сейчас, люди отзывались, собирались 10-20 верующих женщин, которые и копали фундамент, и ходили на службы, и всячески нам помогали, потому что мы стали собирать братию уже тогда. Денег не было особо, но радость была не в деньгах, а идея развивалась. Мы постарались охватить и Калевальский район, Приозерский, Лоухский, весь район Чупа. И там общины молились, сами старались, каждое воскресенье собирались там. Господь утешил и посылал помощь, и строился храм достаточно быстро. Прислали священника. И от того, что народ действительно хотел этого, стремился, образовывалась духовная семья, духовная жизнь, которая до сих пор жива: люди молятся в этих храмах.

М. Борисова

— Но ведь Карелия еще знаменита тем, что там было при советской власти много мест заключений, лагерей. И там нашли свою мученическую кончину многие новомученики и исповедники российские. И я так понимаю, что в этом году с благословения Патриарха у нас будет праздноваться Собор Карельских святых.

Игум. Александр

— Да. Он пополнился как раз именами 13 святых, из которых 11 имен — это новомученики, пострадавшие за веру. Среди этих имен как раз для нас очень близко... потому что я был 15 лет игуменом монастыря Новомучеников в Кеми, который рядом с Соловками. И там познакомился с Верой Надеждиной, которая является внучкой Василия Надеждина, ему исполняется 90 лет со дня преставления. Также и Вера Самсонова, тоже нам близкая, — 80 лет памяти. Это люди, которые действительно... Он москвич, оказался в Карелии, в ГУЛАГе, и хотя ему 3 года дали, но сразу в Соловках. А Вера сама расскажет, что дальше было.

М. Борисова

— Вера, наверное, у вас в семье хранится более подробное жизнеописание вашего святого деда.

В. Надеждина

— Сохранился по милости Божьей архив. Сохранился архив благодаря бабушке, прежде всего, матушке Елене Сергеевне Надеждиной, которая тоже и сидела в тюрьме Бутырской, и много гонений претерпела. Но каким-то чудом она сохранила и письма, и фотографии, и проповеди своего мужа, нашего дедушки. И когда прославлялись новомученики в 2000-м году, эти документы пригодились, и мы смогли их передать в комиссию по канонизации. И наш дедушка, отец Василий, был канонизирован. Было составлено его житие, было издано. Сейчас в Свято-Тихоновском институте пишется по материалам, сохранившимся у нас в архиве и в архивах города Москвы, полное жизнеописание священномученика Василия.

М. Борисова

— Но мне кажется, удивительное совпадение, что и Василий Надеждин, и Вера Самсонова практически пострадали за одну и ту же провинность перед советской властью: когда всё было запрещено и закрыто, они продолжали преподавать закон Божий. В разных формах. Или я ошибаюсь? Я просто читала про вашего деда, что он занимался с детьми именно тогда, когда всё было запрещено.

В. Надеждина

— Да. У него был кружок просветительский для молодежи. И с детьми, со школьниками и с молодежью, с юношами и девушками он занимался у себя дома и в храме. И, собственно, он был рукоположен уже в годы гонений, можно сказать. Святейший Патриарх Тихон в 1921-м году его рукоположил. То есть он принял для себя решение стать священником, несмотря на то, что уже начинались гонения, то есть это было его твердое решение.

М. Борисова

— Вот это поразительная общая черта у многих наших новомучеников. Приходилось читать жития и просто удивляешься, что люди принимали для себя решение либо постриг принять, либо принять священнический сан именно тогда, когда за это можно было каждую минуту поплатиться жизнью. Это поразительно.

В. Надеждина

— Да. И сохранились письма, дедушка писал еще тогда своей невесте, что «пора нам, Элинька, решаться на подвиг». Естественно, он обсуждал со своей невестой Еленой, потому что он понимал, что это будет непросто. И она тоже сознательно приняла это решение, что она станет супругой и что она будет в будущем матушкой. И что вместе со своим супругом пойдет. И она тоже претерпела: она была арестована, сидела в Бутырке, потом сослана. Так что разделила судьбу. И приезжала потом в Кемь хоронить своего мужа.

М. Борисова

— А ваш дед, насколько я помню по тому, что я читала, был знаком с отцом Алексеем Мечёвым. И даже вроде бы в Бутырке они пересеклись.

В. Надеждина

— Нет, не с отцом Алексеем, с отцом Сергием они были знакомы. И они были арестованы в один день. И встретились в одной камере в Бутырке, и сохранились воспоминания духовного чада отца Сергия Мечёва о том, что они долго беседовали, практически всю ночь. И отец Сергий потом засвидетельствовал, что отец Василий уже готов был к Царствию Небесному.

М. Борисова

— Он так и не доехал до Соловков, или доехал?

В. Надеждина

— Нет. Его отправили — он был арестован в конце октября, был направлен в поезде в Кемь, там находился пересыльный Соловецкий пункт. Но к тому времени навигация уже была закрыта, и он был оставлен до весны в этом пересыльном пункте. Но он заболел, заразился — тогда эпидемия тифа свирепствовала на Соловках и в Кеми. И он умер в лагерном лазарете на Рабочем острове.

М. Борисова

— Как-то это очень перекликается с судьбой второй, упоминавшейся сегодня святой мученицы Веры Самсоновой, которая была отправлена за то, что учила детей закону Божьему, по сути. Хотя, обвинили, естественно, в какой-то контрреволюционной деятельности. Ее сослали на Беломорканал. И она умерла тоже от болезни, не дожив буквально немного совсем буквально до конца срока. И когда представляешь себе количество людей, прошедших эту Голгофу, думаешь, почему мы так мало об этом думаем и почему у нас очень немного храмов, посвященных новомученикам. Я думаю, что Карелия — это то самое место, где таких храмов должно быть как раз много. Как вы считаете?

Игум. Александр

— Это как раз по благословению владыки Мануила, я хотел возрождать что-то, что-то ближе к воде, со временем это получилось, через 15 лет. Я хотел поближе к воде. Получается, благословения владыки нету, остаешься там, в Кеми, хотя это город. И возрождаешь тут монастырь во имя новомученика. Он как раз переживал, он очень много знал, потому что он занимался возрождением и видел тех людей, которых я не знал, которые много знали, много рассказывали. Где-то это, может быть, напечатано. Многие монастыри же были закрыты, практически все. Соловецкий монастырь. И они стали возрождаться, у нас юбилей этих монастырей. Хотелось бы как раз о них сказать.

М. Борисова

— Напомню нашим радиослушателям, что этот «Светлый вечер» проводит с нами игумен Александр, настоятель Клименецкого Свято-Троицкого мужского монастыря, Вера Надеждина, внучка новомученика Василия Надеждина, и Олег Диденко.

Игум. Александр

— Получается, что все монастыри были закрыты, духовенство даже расстреляно. И конечно, хотелось бы их отметить, так как это юбилейный год, 600-летие преставления преподобного Корнилия Палеостровского — память будет 3-го сентября, который жил в XV столетии. Много можно тут рассказывать, каждый подвиг индивидуальный, но самое главное, что сейчас жизнь духовная там возрождается, братия молится, служатся службы, 9 насельников. С 2000-го года отец Иоанн (Зюзин), который начинал с возрождения Мурманского монастыря. Конечно, островные монастыри особенные, они отрезаны от материка. И такое единение монашеское, оно сокровенное. Многие не понимают, для чего это нужно. Но вообще-то, если смотреть на святых, которые уходили от мира сего, от суеты — в поисках чего, спрашивается? Оказывается, просто свободы, духовной свободы. Потому что Господь сделал нас всех свободными. И стремление к свету, к свободе, к возрождению своей поврежденной природы, потому что мы видим, что если человек себя подвергает греху, каким-то слабостям, немощам, он сразу становится рабом греха. И порой уже собой не управляет. А святые видели этот свет духовный и своим примером, своей жизнью показывали, куда нужно идти, куда нужно стремиться. Попадая в эти места, ощущаешь совершенно другой мир.

М. Борисова

— Основатель вашего монастыря, святой Иона Клименецкий, вообще-то, показательный пример, скорее, для нашего времени. Насколько я помню, он был торговым человеком.

Игум. Александр

— Купцом.

М. Борисова

— Занимался вполне мирскими делами.

Игум. Александр

— Да, перевозил соль.

М. Борисова

— Попал в шторм на Онежском озере.

Игум. Александр

— Да, со всей командой, и оказался в таком состоянии, когда уже… Наш монастырь находится в 40 километрах от Петрозаводска, сто с лишним километров в сторону Вытегры, и с другой стороны тоже 40 километров, уже в восточную сторону, вот он попал и молился. Есть икона, что он молится под водой. Видимо, настолько всё было серьезно. Он спасся, кажется, с еще одним спутником и посвятил себя Богу. Молился: «Если спасусь, то я буду служить Тебе». И когда он спасся, на лодке, которая до сих пор сохранилась, переплыл и был ему глас, чтобы здесь основать монастырь. И обрел икону Троицы на можжевеловом кусте. Таких монастырей не так много у нас в России — Александру Свирскому Троица являлась. Действительно, это такое особое благословение, Северная Фиваида. Он начал подвязаться. Люди тогда духом были крепки, к нему пришла братия другого монастыря, который, может быть, на тот момент в каком-то упадке находился монастырь — это в двух километрах всего. Но Господь так Промыслом управил, что новый монастырь был здесь. А в том монастыре практически ничего не сохранилось. Но там был построен храм Святителя Николая, Троицкий храм. Этот монастырь переживал много всяческих событий. Помните, екатерининская реформа к чему привела?..

М. Борисова

— Насколько я читала, в Карелии почти все монастыри тяжело пережили екатерининские времена — большинство из них было или упразднено, или выведено за штат.

Игум. Александр

—Да. Конечно, это непростое время. Не только коммунисты, был еще такой период. Но фактически опять же это было влияние заграницы, опять оттуда — это Французская революция, вольнодумство. Оно пришло в первую очередь почему? — борьба с монастырями. Потому что монастыри являлись оплотом духовным, оплотом культуры, образования, того же какого-то рукоделия. Вы знаете, что в Соловках делалось — там передовые технологии использовались.

М. Борисова

— Но у вас же там еще исторически есть такая особенность: в Карелию, туда, ближе к Соловкам, во времена великого раскола Русской Церкви бежали старообрядцы.

Игум. Александр

— Да.

М. Борисова

— И в некоторых монастырях даже были…

Игум. Александр

— Да, были самосожжения. Как раз в Палеостровском монастыре такое происходило, да. Когда люди такой шаг делали, это же не православие. Православный — ну, отстаивай истину духовную как-то. А здесь православием не пахло совершенно. Гибли и простые люди, игуменью одну сожгли — была такая печальная история. Но все равно, видите, идет возрождение. Также и Андрусовская обитель — отец Тит там трудится. Там тоже 500-летие будет. 14 насельников в Важеозерском монастыре — с 1904-го года. Есть там скит женский. А восстанавливают уже с 1991-го года — отец Илларион трудится.

М. Борисова

— А вот удивительная все-таки особенность карельских монастырей, о которых вы рассказываете, в период возрождения. В Центральной России в 90-е годы, когда отдавали монастыри после всей этой разрухи, большинство из них начиналось как женские.

Игум. Александр

— Да.

М. Борисова

— А потом некоторые были преобразованы в мужские. У вас, я смотрю, женских почти нет, в основном мужские.

Игум. Александр

— Да. Сяндемская обитель, матушку Варвару я хорошо знаю — я ее знал еще до монашества, она трудилась, помогала батюшке хорошему, известному. Она тоже молодец, строительство у нее активно идет, и сестер собрала. Всегда нужен духовный лидер. А бывает, что мужской монастырь преобразуют в женский. Наш Клименецкий монастырь в свое время, когда был второй пожар в 1902-м году, все постройки сгорели, игумен Варнава восстановил эти постройки достаточно быстро и был переведен на Палеостровский монастырь игуменом. А на его место был другой игумен назначен. И вот, пожалуйста, пример: всё построено, всё есть, братия есть, 20 с лишним коров есть, даже была спасательная станция, то есть связь была постоянная, сеть дорог, которые сейчас все заросли, мы только по воде добираемся. И при этом была создана комиссия, которая приехала (я вот только что читал эти документы), комиссия разбиралась с вопросом, почему нет денег на еду. Игумен обращался в епархию, чтобы ему выделили деньги. И когда стали разбираться, смотреть, что же такое, игумен говорит: «А мне вот там-то было хорошо, в другом месте». То есть он не говорит о братии, но он сказал как-то так. И комиссия постановила, что ему там было хорошо, значит, всё. И нашлись люди, женщины, сестры, и монастырь преобразовали из мужского в женский. Это не благодаря каким-то внешним, а внутренним браням, с которыми сталкивается каждый игумен, каждый монах. Как говорят: «Ты пришел в монастырь, как тебе там было?» — «Первое время я смотрел на всех как на ангелов». — «А потом?» — «А потом стал смотреть на всех как на человеков». — «А потом?» — «А потом как на демонов». То есть вот это о чем говорит? О том, что у человека видение не совершенно, оно повреждено. И вот эта брань... начинается в человеке такая война. Или, как говорят: да, монах с такой бранью сталкивается, что если бы знал, что такая ему предстоит жизнь, то не пошел бы в монахи. А если бы весь мир знал, какая награда ждет спасшегося монаха, то весь мир бы побежал в монашество. Но не все в миру погибнут и не все в монастыре спасутся. Так что, да, и такие моменты есть, в истории присутствуют, когда преобразовывали в женские монастыри.

М. Борисова
— Игумен Александр, настоятель Клименецкого Свято-Троицкого мужского монастыря, Вера Надеждина, внучка священномученика Василия Надеждина, и Олег Диденко проводят с нами сегодня этот «Светлый вечер». Мы прервемся буквально на минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова и наши гости из Карелии: игумен Александр, настоятель Клименецкого Свято-Троицкого мужского монастыря, Вера Надеждина, внучка священномученика Василия Надеждина, и Олег Диденко. Мы говорим о возрождении духовной жизни в Карелии, о юбилеях, связанных с памятными датами святых и монастырей карельских. И насколько я поняла, вы, Олег, познакомились с отцом Александром как паломник. То есть вы свежим глазом видели эту возрождающуюся монашескую жизнь.

О. Диденко

— Да, это была очень интересная история. Начну немножко издалека рассказ. Когда мы иногда на Карельских островах в Онежском озере сидели за костром, рассказывали очень интересные легенды про то, что некоторые из путешественников, из туристов, сидя за костром, кто-то из них уходил в лес чуть-чуть погулять и вдруг пропадал. Ищут день, другой, неделю, не могут найти. Люди, закончив поиски, уезжают, вдруг этот человек появляется и говорит: «А почему вы меня не дождались?» — «Как? Тебя две недели не было». — «А я только на два часа отошел. Набрёл на какой-то монастырь, немножко походил рядом и ушел». И вдруг через некоторое время настоятель Кижского храма говорит о том, что на Клименецком острове освящается монастырь. Я сразу все эти истории вспомнил, позвонил в Москву: «Я задержусь в отпуске на несколько дней». Поплыл по открытому озеру с внешней стороны, приплыл, нашел монастырь — накануне по картам изучил, как найти. И уже стоит храм, который, оказывается, строился в течение трех месяцев, но об этом практически никто не знал. Идет деревянный помост, готовятся к освящению, ждут митрополита. И с разных сторон приезжает человек 80-90 примерно: кто собрался, кто знал, разных людей — и простые люди, и певчие, и священники, и народ, кто сумел добраться в этот день. И на крыльце храма стоит красивый улыбающийся батюшка. Мы по очереди все проходим, вдруг он на меня показывает: «О, ты». Я говорю: «Да, батюшка». — «Ты в колокола звонить умеешь?» Я говорю: «Пробовал в Ипатьевском монастыре». — «Быстро на колокольню, у меня там парень со страху умирает, а надо митрополита встречать». Потом я узнал, что это и есть отец Александр, настоятель Клименецкого монастыря. И дальше, конечно, служба была удивительная по освящению престола. Я по профессии оперный певец, и я, конечно, предложил спеть. Мы песни попели во время трапезы уже после богослужения, в том числе «12 разбойников». И с этого момента у нас завязалась дружба, я стал ездить, когда погода позволяла, иногда оставался.

Игум. Александр

— Добраться можно только по воде.

О. Диденко

— Да, отец Александр предоставлял возможность. За три года монастырь удивительно быстро процветал, то есть помощь Божья, благодать и силы... на пустом месте возникали люди всегда, которые помогали. И под окормлением отца Александра сейчас эта обитель очень-очень быстро развивается.

М. Борисова

— На самом деле, удивительные рассказы, связанные с карельскими монастырями, приходится слышать постоянно. Конечно, больше всего с Валаамом связанные. Причем от людей вполне светских, верующих, но не глубоко церковных, которые попадали туда не всегда в паломничество, иногда с какими-то деловыми поездками. Люди рассказывают, что они буквально слышат монашеский хор, не то что постоянно и везде, а если они уединялись и как-то сосредотачивались, они просто реально слышали. Причем сомневаться в их рассказах не приходится, потому что люди, в общем, вполне трезвые, не склонные к болезненному мистицизму. В общем, достаточно взрослые. Поэтому когда рассказывают о всяких удивительных происшествиях, связанных с карельскими монастырями, как-то веришь сразу безоговорочно.

Игум. Александр

— Да, главное чудо — то, что происходит внутри, люди обычно на это внимание не обращают. И какое-то разрешение вопросов бывает. Я, например, помню, по Карелии по северу ездил. Кассиан Муезерский, Варлаам Керетский, тоже святые — Кассиан, наш карельский, не вошел пока еще, а Варлаам Керетский вошел... И читаешь их жития, читаешь о том, как они подвизались, это очень разные истории интересные. И ты ощущаешь это на этих местах. Бывает, что они являются, снятся: «Посетите наше место», — то есть придите, помолитесь. И люди приезжают. Варлаам Керетский многим являлся, который покровительствует по воде, его почитает в том числе Мурманская епархия. И действительно чудес много. И в моей жизни были такие сокровенные чудеса, о которых и не расскажешь, но они сбываются и по сей день. Поэтому, наверное, если так можно сказать, я даже как-то привык к какой-то степени к чудесам, потому что сама жизнь это чудо. Как ты ее проживешь, что ты в этой жизни успеешь сделать, что с тобой пойдет — а пойдут дела. Сейчас молодежь ищет много всяких экстримов каких-то, они повернулись на Запад, на Европу, пытаются оттуда что-то перенять такое интересное. Но на самом деле у нас добраться до монастыря — это уже экстрим. Можно и не добраться. Сколько примеров даже среди монашествующих на Соловках наших современных, когда гибли на воде, во время послушания. Это тоже моменты такие — стихия, морская стихия. Кто не бывал в шторму, тот и Богу не молился — так у нас на Севере говорят.

М. Борисова

— Но возрождать монастырь в такой труднодоступной местности — это тоже нелегкая задача. Все-таки такие знаковые монастыри, как Валаамский, они имеют возможность привлекать какую-то благотворительную помощь достаточно широко. А как вы справляетесь с этими задачами?

Игум. Александр

— Да, интересный вопрос. Когда я был в Кеми, монастырь был, как говорится, на ногах, приход, который поддерживала какая-то церковная торговля, о которой мы все, игумены, знаем, что это такое, хорошо разбираемся. Соответственно, мы можем планировать определенные моменты по восстановлению храма или каких-то передвижений. А когда мы оказались уже на острове, там, где порой связь-то волнами приходит — то ее нет, то она есть. А об интернете и говорить нечего. И ты отрезан, ты должен подстраиваться под совершенно другой ритм: под стихию, под погоду, под настроение людей, которых могут привести, или какая-то очередь на баржу. А баржа 60 тонн. Когда она приходит, значит, ее надо быстро очень разгрузить за 12 часов. И первое время баржи мы разгружали вручную. И всё также по воде. И, конечно, ты сталкиваешься с чем-то таким новым для тебя, когда ты должен всё тщательно рассчитать, всё продумать до мелочей. И понимаешь, что люди так всегда раньше жили на Руси, то есть они подстраивались под ритм церковный, праздничный ритм. То есть многие в воскресенье идут в храм, в праздники какие-то. И Господь им помогал, и стихия. Вот мы удивляемся, что погода такая. А что же, если все праздники мы трудимся, не ходим в храм, не молимся. Грех по всей земле, так сказать. Семью разрушают. Сейчас та же Европа, тот же Запад пилят сук, на котором сидят — это семья. Откуда монахи берутся, воины, так сказать «спецназ» духовный... духовная война... в первую очередь на духовной войне монашествующие. Поэтому, да, это стихия, но стихия вокруг у нас и в духовном смысле, безусловно, люди стараются. И выйти из нее, что-то сделать, это если ты попадаешь в ритм духовный. Первое — это служба. Литургия, конечно же, правило, молитва. И ты чувствуешь, что в тебе силы изнутри прибавляются, хотя ты, как говорится, упираешься лбом в стену и чувствуешь, что ты ничего не можешь сделать, а надо. Сейчас кран надо привезти на 30 тонн, чтобы поднять эту маковку. Надо, чтобы баржа — сейчас всё получилось. И надо, чтобы строители приехали, которые вдруг уехали в отпуск и не возвращаются. Звонишь людям и говоришь: «Давайте, завтра в 4 будьте здесь». Приезжает Андрей, привозит ребят, и всё поднимаем быстро. И всё красиво. То есть, конечно, это чудо.

М. Борисова

— Волонтеры вам не помогают? В Москве очень популярно в последние годы такое движение «Общее дело». Это молодые люди, которые летом в отпуска собираются такими бригадами и ездят в северные деревни.

Игум. Александр

— У меня племянница Сашенька, она Свято-Тихоновский не только окончила, она там трудилась, и говорила: «Батюшка, давай сейчас привезем». Ну, знаете, если в Кеми было проще, тут у нас условия жизни похуже гораздо. Во-первых, много змей, много клещей, то есть до июня. У нас случаи были боррелиоза, укусов, то есть не заметил, сорвал — сразу в больницу, рука отказывает или еще что-то. Это связано с дополнительными опасностями, поэтому приходилось брать в основном профессионалов всегда: и строители, и братия. Женский пол у нас приезжает трудиться летом, конечно, но в небольшом количестве. То есть для пустынного монастыря это не совсем то, или совсем не то. Всё хорошо в меру. А реальные ощущения на острове — как будто ты на другой планете, это реально. Особенно когда ты отрезан, например, от Петрозаводска. То есть ты смотришь, ты его видишь, его огни. Мы же люди современные, я сам городской, на Севере родился. И братия большей частью с Севера, с Апатит. И ты видишь, но ты туда не можешь добраться, потому что у тебя лед встал. Всё, встал, ну, слава Богу. Утром встаешь, льда нет. То есть вчера мы еще на вездеходе ездили по нему, а утром уже его унесло. Второй раз лед встал — как хорошо. И опять то же самое. И волна это собирает, бьет в берег этот лед, крошит — то горы по 5 метров, то вулканы такие и гейзеры ледяные взлетают. Красиво, конечно, но ты отрезан. И ты не знаешь, когда встанет лед и наладится связь.

М. Борисова

— А как к вам приходят насельники? Насколько я поняла, все они люди приезжие. То есть это не коренные карельские жители.

Игум. Александр

— Да. Недавно один батюшка, отец Сергий, из Москвы недавно к нам пришел. А остальные, мы вместе уже больше 20 лет. И друзья детства. Так получилось, что я пошел, пошли за мной братия, все с Апатит, Мурманская область. Для нас это юг.

М. Борисова

— Вы к холоду привыкли.

Игум. Александр

— Да, мы привыкшие к холоду. Но я могу сказать, что у нас был скит на Пялозере, но там, на Севере, на Полярном круге, достаточно комфортнее, чем на Онежском озере. Потому что озеро большое, живет по своим законам. Если, например, везде лед на озерах встал в январе, в декабре, у нас встает в феврале, в конце января в лучшем случае. И всё это время дует сильный ветер. У нас ветряк, есть автономная энергетика, солнечные батареи, аккумулятор на 1000 ампер и генератор, то есть около 30 Квт энергии. Как говорят, что можно в жизни отнять? Всё можно отнять, кроме знаний. Знание нам пригодилось — то, которое мы искали, проходили разные места, природу изучали, как выживать в глухих местах. Ведь современный человек очень привязан к современному комфорту, и никто не задается вопросом: что будет, если на неделю отключить свет.

М. Борисова

— Катастрофа.

Игум. Александр

— Это будет катастрофа. А что в этом случае молодежь сегодня умеет? Они могут костер в дождь зажечь в лесу? Или как-то добыть еду? Да, занимаемся экстримом. А что дальше? Как это применить для выживаемости? Никто об этом не заботится. Мы там с этим столкнулись, то есть нужно сохранить продукты... Это обычный каждодневный труд, монотонный, монотонный труд. И это способ выживания. Но когда ты всё это устроишь — как хорошо: свет горит, центральное отопление есть, то есть у нас пеллетные установки стоят. Горячая вода 300 литров. Колодец мы в этом году откопали старинный, семь метров, обследовали воду, то есть можно пользоваться.

М. Борисова

— А у вас какие-то старинные исторические постройки сохранились?

Игум. Александр

— Нет, только храм Захарии и Елисаветы, который был в свое время построен на деньги императрицы Елизаветы. Ее фрейлина, как раз посещая этот монастырь, паломничая по Северу, она увидела, что над мощами преподобного стоит ветхая часовня, и сообщила. И наша царица выделила средства. На эти средства был построен на острове один из каменных храмов, достаточно древний. Сейчас к нам Артур Олегович, губернатор, приезжал. Владыка ходатайствовал. Даже Дмитрий Анатольевич приезжал. Они ходатайствовали, и выделили средства — 40 миллионов. Сейчас мы уже восстанавливаем этот храм с прошлого года. И даст Бог, если всё получится, опять же от природы и погоды зависит, сможем ли мы завести реставраторов, то 30-го августа будет 500-летие. И может быть освящение храма. С иконостасом всё решено, есть тоже помощники — Владимир, Евгений, которые участвуют, Андрей, Роман — те, за кого прошу помолиться. Те люди, которые участвуют, на них враг тоже ополчается, это естественно.

М. Борисова

— Олег, а вы, как частый посетитель монастыря, этот экстрим на себе ощутили?

Игум. Александр

— Олег очень экстремальный человек, я сам удивился. Почему я хотел с ним познакомить — для молодежи это может быть интересно, он сам-то про себя не расскажет, как я про него. 18 лет он рядом с нами, с нашими островами, куда входят Кижи, где, кстати, в этом году Преображенский храм отреставрирован будет. Вот он в том районе, ближе туда, пока я зову поближе переместиться. Он живет просто в палатке на острове, среди змей. Ему там нравится. По 2 месяца приезжает на лето. Карельское лето наше короткое, как говорят: 2 недели лета — остальное зима. И вот он там живет, ему нравится, ловит что-то даже на удочку, на спиннинг.

М. Борисова

— Но одно дело в свое удовольствие бороться со стихией и чувствовать, как ты самоутверждаешься в этом, другое дело — приехать в монастырь, который живет в экстремальных условиях и потрудиться там. Все-таки, есть какая-то разница в ощущениях?

О. Диденко

— Да, безусловно. Во-первых, это наполняет всё смыслом уже духовным. Не просто общение с природой, что тоже важно. Но здесь прежде всего молитва идет. Она идет каждый день, утром и вечером. Братия монастыря — каждый человек удивительный совершенно. Каждый человек владеет несколькими профессиями, ремеслами, потому что братия небольшая, всего 4 человека было, когда я первый раз приехал, и у каждого своя стезя. Кто-то владеет техникой, кто-то великолепный повар, кто-то умеет рыбу ловить. И всё это вместе создает… То есть одного человека из этой группы убрать, и уже непонятно, получилось бы всё то, что получилось. За 3 года обитель на глазах расцветает — это настоящее чудо. И, конечно, соприкоснуться... Я, конечно, старался на службе где-то что-то подпеть, может быть, в праздники, когда песня нужна. Я больше старался по своей части, но ни от чего не отказываюсь — всё, что нужно, всё, что я могу помочь, конечно, я тоже с удовольствием.

М. Борисова

— Вера, а вы путешествуете по местам прославления вашего деда?

В. Надеждина

— Конечно. Но дедушка мой служил... он входит и в Собор Московских святых — об этом тоже хотелось бы сказать. Служил он на Соломенной сторожке, храм Святителя Николая. Вот он был восстановлен. Мы там тоже бываем, наша семья. И очень любим там бывать, там тоже почитается дедушка. А в Карелию я приехала первый раз почти 20 лет назад, как раз мне хотелось найти то место, где был мой дедушка, где он был похоронен. Я была в паломнической поездке со своей подругой, мы вдвоем ходили по Кеми, по Рабочему острову, пытались узнать, где был лагерь, где было кладбище, заходили в храмы. И вот одна раба Божья показала нам, потому что многие не могли сказать даже, где было лагерное кладбище. Но все-таки нас туда вывели. Удивительное место. Потом мы вместе с братией монастыря Новомучеников и Соловецкого подворья устанавливали там памятный крест. Тоже незабываемые события — совместная молитва, и потом служили молебны и панихиды по тем, кто там... потому что там, конечно, много... То есть это такие мощи в лесу — сколько там было погибших за веру православную.

Игум. Александр

— То есть весь лагерь в Рабочеостровске, туда свозили на телегах и требовали, чтобы никто не смотрел, отворачивались, потому что могли туда же заодно забрать. Очень много рассказов, от местных я еще услышал, когда привозили ночами вагоны репрессированных. Часть лагеря была на самой Кеми, ночь они там приводили, и перегоняли их тоже ночью. Так вот, что интересно: нельзя было взрослым подходить к этим колоннам, которые, лязгая цепями, охраняемые собаками, с ружьями шли охранники. Только детей допускали, дети подбегали, хлебушек могли принести, дать. Детей отправляли родители, чтобы они могли дать вот этим людям покушать.

М. Борисова

— Вера, интересно: а с местными жителями вам приходилось общаться? Кто-нибудь вообще помнит об этом, о том, что там был этот лагерь, о том, что были новомученики на карельской земле?

В. Надеждина

— Ну, те свидетели тех событий, конечно, их уже сейчас нет в живых, потому что мы приехали, когда уже слишком много времени прошло. Приезжал в 1976-м году, по-моему, мой дядя, то есть один из сыновей отца Василия, вместе с духовным чадом дедушки, который присутствовал на похоронах, потому что дедушку похоронили в отдельную могилу — начальник лагеря разрешил. И тоже было такое чудо, что бабушка в это время находилась в Рабочеостровске, тогда он назывался Попов остров, она там снимала комнатку у одной благочестивой женщины, передавала передачи, молилась. И ей начальник лагеря — вот тоже люди были разные, даже в лагерях были люди с человеческим сердцем, с настоящим. Видимо, он был поставлен в такие условия, этот начальник лагеря, он разрешил Елене Сергеевне помолиться, навестить своего мужа и похоронить его потом в отдельную могилу. Вот когда приезжал мой дядя, тогда еще довольно озлобленное было отношение к заключенным, и никто не хотел показывать, где кладбище, хотя были живы люди, которые помнили. Но, наверное, много еще было сотрудников этого лагеря. Нашли они все-таки это кладбище, но уже там практически ничего не сохранилось, только это место они нашли. А когда мы приехали в 2001-м году, наверное, с моей подругой, нас проводила туда одна матушка, показала, рассказала, что это кладбище называли «холеркой», местным жителям не разрешали туда ходить, как будто там заразных холерных больных хоронили. И тоже было приятно, удивительно, что мы встретили еще одну женщину на Рабочем острове, которая нам показала место, где стоял барак, в котором останавливалась моя бабушка. Но уже этих бараков тоже не осталось, но еще там сохранялись вышки и колючая проволока, то есть эту атмосферу можно было почувствовать. Да и сейчас, попадая туда, чувствуешь и ужас, и в то же время и благодать, потому что всё это связано.

Игум. Александр

— Учитывая сам климат суровый, серость и всё такое…

М. Борисова

— Игумен Александр, настоятель Клименецкого Свято-Троицкого мужского монастыря, Вера Надеждина, внучка новомученика Василия Надеждина, и Олег Диденко проводят с нами и с вами сегодня этот «Светлый вечер». Отец Александр, вы хотели как-то дополнить рассказ Веры.

Игум. Александр

— Да, я говорю о том, что погода сама по себе в Кеми, там же Белое море, достаточно суровая. И сам климат тоже достаточно ветреный и сырой. И представляете, этот лагерь, который находился на берегу моря, и вот эта серость каждодневная… Если почитать, что делали с заключенными, многие же не рассказывали, что с ними там делали. Отца Валериана отец мне рассказывал, что его отец... Михаил Кречетов, который, кстати, встречался там с Василием Надеждиным, рассказал то, что он видел надгробную плиту разбойника Кудеяра на Соловках, о котором сложена песня «12 разбойников»... Но самое интересное, что в такой, наверное, серый закат... а солнце, которое летом... сами знаете, белые ночи, оно не заходит, он там, видимо, сидел и молился, и поделился со своим сыном: он смотрел в небо, и вдруг оно как бы раскрылось, это небо, и он увидел ту жизнь, тот свет духовный. И он понял, почувствовал, что тот мир более реальный, чем этот. И он почувствовал эту радость, и небо закрылось. То есть Господь, видимо, дал такой духовный опыт некий чудесный, дал ему сил, потому что ему было трудно, хоть он был и спортсменом. Во-первых, непонятно было ему, почему он вообще попал туда. А общаясь, можно сказать, со святыми, он уже окреп, и он приходил к одному епископу и говорил: «Что делать, как будет?» Тот ему говорит: «Ты положись на волю Божью». — «Я уже положился». — «Так чего ты переживаешь? В лучших руках дело». То есть главное — положиться на волю Божью. Батюшка нас всегда учит: научитесь не мешать Промыслу Божьему. Человек всегда мечется, мечется, а на самом деле надо увидеть Промысл Божий, куда он тебя ведет. Меня когда митрополит Константин благословил на этот монастырь в 2015-м году, для меня даже, честно говоря, удивительно, как он на это решился. Приходит игумен, пусть даже с опытом каким-то, говорит: «Владыка, благословите открыть монастырь». Не знаю, был бы я на его месте, я бы, наверное, еще очень усомнился. Но что-то ему, наверное, Господь открыл. И всё получилось. И так возрождаются наши места. И это хорошо, потому что если при Екатерине монастыри закрывались и при большевиках, то открытие монастырей, эта лампадочка, зажженная в каждом месте, в каждой глуши, эта Литургия — это и за Россию, и за весь мир, чтобы всё возрождалось.

М. Борисова

— Удивительно, что происходит с теми, кто постоянно живут в Карелии. Ведь если при кончине советской власти в Карелии было 4 прихода, и из-за того, что в таком запустении была церковно-приходская жизнь, постоянно их приписывали то к Новгороду, то к Ленинградской епархии, то к Архангельской. Там постоянно были приезжие священники.

Игум. Александр

— Да.

М. Борисова

— Местные священники за годы советской власти все перевелись.

Игум. Александр

— Знаете, это такая практика естественная. Даже взять Север наш. До меня туда приехал отец Владимир Алешин, он сейчас схиигумен Варнава — это Александро-Невская лавра — там у него скит. Отец Сергий недавно совсем преставился, после Крещения, прошу за него помолиться. Он тоже очень много храмов построил — из Санкт-Петербурга. Многие из Санкт-Петербурга, кто-то из Москвы, кто-то из Украины. Да, местных карелов несколько процентов осталось. Я, можно сказать, метис: мама у меня карелка, у отца польская кровь. А родился на Севере, в Апатитах. Для меня Карелия — родина моя… Да и есть батюшки, например, отец Павел, отец Борис — это южные карелы. У нас есть южные и северные карелы, язык немножко отличается. У северных больше на финский похож, у южных чуть-чуть по-другому. Да, есть батюшки, которые местные, но их немного.

М. Борисова

— Но ведь чтобы так в полной мере возродить духовную жизнь, надо, наверное, хорошо чувствовать своих прихожан.

Игум. Александр

— Как отец Сергий покойный сказал, когда епископа спросили, какое главное качество священника, а он хорошо ответил, коротко и ясно: «Главное, чтобы был похож на священника». То же самое касается монаха, то же самое касается человека — главное быть человеком. Когда каждый будет тем, кто он должен быть, я думаю, всё получится, всё возродится. «Где будет тело, там соберутся орлы». Тело — это Христово Тело. Обычно в нашем понимании, когда тело брошено, там вороны собираются. Нет, собираются орлы. Почему сейчас нападки, сейчас очень идет информационная война, опять-таки проплаченная Западом и Европой против Церкви. Ну, кто хочет что видеть — будет он орлом или будет он вороной, или будет он пчелой, или будет он мухой. Если мы будем брать сокровенное в Церкви, находить его и стремиться к духовной жизни, ко спасению, к переходу в вечность, то не нужно будет всяких законов, каких-то удерживающих законов, потому что все будут жить по заповедям. Это естественно. А получается, когда куча законов... потому что люди себя нечестиво ведут. Вот в Америке много законов — полицейское государство.

М. Борисова

— А в Карелии постепенно есть ощущение, что психологическое и идеологическое наследие советской власти отмирает? Я ориентируюсь на то, что мы знаем о конфликтных ситуациях на Валааме, которые очень много лет длились, когда монастырь пытался договориться с теми, кто в силу обстоятельств, оказался жителями этого острова до того, как начал возрождаться монастырь. И эти трудности до сих пор не совсем изжиты, потому что люди не могут найти взаимопонимания с монахами, с духовенством никак — вот не чувствуют. Это такое проходящее явление или это насущная проблема?

Игум. Александр

— Вы знаете, духовная брань всегда будет, это естественно. И есть люди, которые принимают и понимают важность православной веры, что опять-таки мы обладаем такими землями, у нас территория, можно сказать, самая большая во всем мире. А по какой причине? Помните: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». Вот у нас народ кроткий. Почему? Потому что он православный, потому что он в истине находится. И вот кроткому народу почему-то, а не какому-то воинственному народу, Господь дал это большое обилие земли. Если исторически, действительно, эту землю монахи поднимали. Да, росли вокруг селения, но островные монастыри особые. Если островок небольшой, естественно, это как-то со временем всё…Причем, насколько я помню, там же давали и квартиры. Ведь соглашались, уезжали в эти квартиры, жили. Но потом что-то произошло, по какой-то причине. Каждый вопрос, вообще-то, индивидуален, то есть надо знать его историю. Я в полной мере не располагаю этой историей, не знаю ее, но слышал. Но логически нам проще: нам 8 гектаров официально перешло земли, у нас никого нет, кроме медведей. У нас за 2 года волки съели 6 собак. Медведи приходят, но мы стараемся дружно, слава Богу. Этих волков уже охотника попросили, с ними уже… А так, под сто килограмм сидит волк и слушает колокольный звон.

М. Борисова

— Мы вам желаем, чтобы они только слушали колокольный звон и никаких неприятностей монастырю не доставляли. Огромное спасибо вам за эту беседу. Сегодня нашими гостями были: игумен Александр, настоятель Клименецкого Свято-Троицкого мужского монастыря, Вера Надеждина, внучка новомученика Василия Надеждина, и Олег Диденко. Огромное спасибо. До свидания.

Игум. Александр

— Спасибо. До свидания.

О. Диденко

— Большое спасибо. До свидания.

В. Надеждина

— До свидания.