«Вера и сомнения». о. Григорий Геронимус

У нас в гостях был настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино священник Григорий Геронимус.

Мы говорили о том, почему могут возникать сомнения в вере, как их преодолевать. Какие сомнения могут быть опасны для духовной жизни, а какие, наоборот, могут подтолкнуть к духовному росту.

---

Марина Борисова

Светлый вечер на Радио ВЕРА. Здравствуйте, дорогие друзья, в студии Марина Борисова. И сегодня с нами Светлый вечер проведёт священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино.

О. Григорий

— Добрый вечер. Здравствуйте.

Марина Борисова

— Отец Григорий, может ли верующий христианин сомневаться? Я тут наткнулась у митрополита Вениамина Федченкова на целый трактат под названием «О вере, неверии и сомнении». Читаем Евангелие от Марка, и там, я думаю, нашим радиослушателям хорошо известная история в 9 главе, о том, как привёл отец бесноватого юношу к Спасителю с просьбой исцелить, и спаситель сказал, что, «если хоть немного веруешь, хоть сколько-то ты веруешь, всё возможно верующему». И тогда отец произносит совершенно парадоксальную, казалось бы, фразу: «Верую Господи, помоги моему неверию».

Что такое сомнение? Оно грех? Оно что-то противоестественное для человека, который уже исповедовал внутри себя, в сердце своём Христа Господом? Или же это естественное состояние верующего человека и сопровождает его всю жизнь?

О. Григорий

— Мне кажется, что это естественное состояние думающего человека. А мы все призваны думать, размышлять. Мы принадлежим к такому виду Homo sapiens, то есть человек разумный. Если человек пользуется этим особым даром, данным от Бога — разумом, а человек должен этим пользоваться, то неизбежны какие-то сомнения. Cомнения сомнению рознь, потому что могут приходить в голову не безукоризненные вещи, которые и плодом своим тоже имеют какие-то греховные поступки. А могут быть сомнения другого рода, которые просто являются плодом работы нашего разума. Господь говорит так: «Всякое древо познаётся по плоду», если от своих сомнений ты перестаёшь ходить в храм, хотя раньше ходил, ты перестаёшь молиться, хотя раньше молился, ты перестаёшь делать какие-то добрые дела, которые ты раньше делал, значит плод плохой, значит плод такой, который каким-то образом разрушает твою христианскую жизнь. Но если от твоих сомнений ты заново и по-новому переживаешь веру, с какой-то новой глубиной прочитываешь евангельский библейский текст, с каким-то новым чувством приходишь в храм, понимаешь, что вера, которая у тебя была, она, знаете, по выражению митрополита Антония Сурожского «стала тебе мала». Как человек вырастает из одежды определенного размера. Ребёнок растёт, и вот какие-то там штанишки и кофточки, которые ему подходили, уже всё — младшему брату. И наша вера должна расти вместе с нами. Рост духовный в человеке не должен прекращаться ни в 18 лет, ни в 25, ни в каком возрасте. И за счёт каких-то, может быть, правильных сомнений, размышлений, постановки каких-то сложных вопросов для самого себя, этот рост в том числе тоже происходит. Поэтому все зависит от плода. Если хороший плод, значит, эти сомнения были нам нужны и в чём-то помогли нам возвыситься. Если плохой плод, значит, надо помолиться, чтобы Господь избавил меня от этого искушения.

Марина Борисова

— Но ведь Владыка Вениамин Федченков пишет, что часто эти сомнения бывают на уровне просто мимолётной мысли. Он приводит пример. Женщина, которая подходя к чаше, вдруг подумала, а правда ли это Тело и Кровь Спасителя? И её так поразило то, что ей в голову пришла такая мысль, что она не пошла причащаться. Она сочла, что это грех, и что ей нужно заново исповедоваться, и что она недостойна подойти к Чаше. И он объясняет, что мысль сама по себе не может быть грехом, даже если она кажется сомнительной, если она не ведёт за собой какую-то цепочку других действий. Но ведь мысли у нас скачут как блохи. И зачастую они ни к каким действием не ведут, но в голове остаются. И ощущение, что ты делаешь что-то не то, потому что тебе в голову пришла какая-то не та мысль, оно преследует, оно мучает, как мучает совесть. Наверное, нужно разобраться внутри себя. Это то, на что не надо обращать внимание, просто как некоторое искушение? Или это сигнал о том, что у тебя что-то внутри расстроилось, и нужно пианино отдать настройщику?

О. Григорий

— Должен признаться, что я так давно читал сочинение Владыки Вениамина, о котором вы говорите, что, в общем-то, подзабыл, и я вам благодарен, что вы сегодня о нём напомнили. Обязательно перечитаю, и нашим слушателям тоже советую. Это очень такой интересный автор церковный.

Что касается вот этих мыслей, помыслов, да, как еще говорят, то это такая постоянная работа христианина. Помыслы к нам приходят независимо от того, хотим мы это или не хотим. И очень часто греховные, которые нас как-то отталкивают от других людей, от Церкви. Какие-то пытаются соблазнить нас на какой-то грех. Это само по себе ещё не является чем-то предосудительным. От человека вообще не зависит очень часто, какой именно помысел придёт в голову. И от тёмных духов, может быть, и от каких-то других причин, связанных с функционированием психики, может быть, самого человека. Вот сам помысел — это, знаете, как птица, по выражению одного христианского писателя, как птица, которая над головой пролетела. Нельзя сделать так, чтобы птицы не летали. Но ни один разумный человек не даст птице свить гнездо у себя в голове, в волосах. Ты не сможешь тогда жить нормально. И вот так же и здесь, пока пришёл этот помысел, то в этом ещё нет греха, в этом нет ничего предосудительного. А дальше всё зависит от тебя. Ты этому помыслу обрадовался, с удовольствием его принял, дал ему пустить в себе корни, и вот то самое гнездо у тебя теперь уже в голове свита, где этот помысел живёт и другие помыслы порождает. Или ты этот помысел отринул. Вот в аскетике есть такой термин «борьба с помыслами», «отсечение помыслов». И святые отцы, особенно монахи, подвижники, они очень тонко и внимательно исследовали, как это происходит. Помысел сначала приходит, в этом еще нет греха, потом ты начинаешь собеседовать с этим помыслом, происходит сосложение, то есть он в тебя входит. И так постепенно, постепенно можно дойти и до греховного поступка какого-то. В данном случае, мне кажется, что это как раз была искусительная мысль о том, что в Чаше не святые дары, что это обычные хлеб и вино, и думаю, что это было от каких-то тёмных духов, которые не хотели, чтобы эта женщина подошла к Святыне, чтобы она причастилась к Святых Христовых Тайн. Тёмные духи всегда этого не хотят. И очень многие люди отмечают, что именно когда ты в воскресенье собираешься в храм или на праздник, вот обязательно что-то случится, обязательно какие-то особые неприятности, особенно если у тебя нет навыка, а это вот какой-то такой порыв твой. Если ты хочешь каждое воскресенье, то уже отступают эти тёмные духи, они уже бессильны. Но если человек, который впервые за долгое время собрался, вот обязательно что-нибудь такое будет происходить, какие-то искусительные моменты, чтобы не дать ему причаститься. И эти мысли — это тоже из этой же серии, вот этих искусительных моментов, чтобы не дать причаститься. Нет, надо перекреститься, отринуть этот помысел, как и любой другой греховный помысел, отсечь, отринуть, побороться с ним.

И сказать, я, Господи, верую, что потом я, может быть, после службы поразмышляю на эту тему, постараюсь разобраться, что именно меня смутило, но сейчас моё сердце просит подойти к Чаше и причаститься Святых Христовых Тайн, и никакая лукавая, вот такая смутительная мысль не помешает мне это сделать. Мне кажется, христианское отношение должно быть такое.

Есть много священников, которые рекомендуют новоначальным относиться к тому, что написано в Священном Писании буквально, дословно. Вот не мудрствовать лукаво, а читать и видеть тот самый текст, который они читают, который расположен на странице книги. А есть много других священников, которые рекомендуют, берясь за Священное Писание, открывать непременно толкования, комментарии, стараться дойти до глубинной сути того, что там написано. И вот два этих подхода иногда соседствуют, а иногда вступают в некоторые противоречия. И когда человек, изначально привыкший воспринимать писание дословно-буквально, начинает читать святоотеческие толкования, у него иногда начинается период очень больших сомнений, потому что он видит, что разные святые отцы по-разному могут толковать один и тот же отрывок Евангелия. И тут вопрос, стоит ли, надо ли так глубоко вникать. Полезно одно и другое вместе, но это невозможно сочетать. И человек начинает мучиться сомнениями на каждом шагу, потому что, с одной стороны, ему рекомендуют следовать святоотеческому учению, а с другой стороны, перед его глазами Библия, он её читает, и у него не сопрягается в голове толкование многообразных святых отцов с тем, что он читает на стране.

О. Григорий

— Да. Вы знаете, мне кажется, важно для нас не впадать ни в какую крайность. И не все строки Священного Писания можно прочитать совершенно буквально. Когда человек слишком увлечён буквальным прочтением, то тут могут быть тоже свои искушения и сложности. Ну, очень простой пример. Господь говорит, если твоя правая рука тебя соблазняет, отсеки ее. Лучше тебе войти в жизнь вечную с одной рукой, чем грешным человеком погибнуть с двумя руками. Если твой глаз тебя соблазняет, вырви его, как мы это прочтем, совершенно буквально? И будем себя калечить, отрывать себе руки, отрезать, ослеплять самих себя? В истории были такие попытки. Был такой вот очень известный церковный деятель раннехристианской эпохи, Ориген, который вот занимался неким членовредительством, и он был осужден в том числе за это. Церковь не приняла такого буквального прочтения. То есть мы должны это понимать, как некоторую аллегорию, что мы должны бороться с грехом, с соблазнами, которые во мне живут и ко мне приходят, с некоторой абсолютной бескомпромиссностью. Но всё-таки не заниматься членовредительством, не надо это читать совершенно буквально.

Есть и какие-то другие такие места в Библии. Библия большая, целый сборник книг, целая библиотека. Конечно, там есть многое то, что мы не можем прочесть совершенно буквально. Но можно и в другую крайность впасть. Всё понять совершенно аллегорически. Не было никаких исторических событий. Вся священная история, которая говорится в Библии, это всего лишь какая-то аллегория, притча. Это тоже совершенно неправильно. Поэтому давайте без крайности. Вот есть средний путь, иногда говорят царский путь, когда какие-то вещи мы читаем и понимаем, что это совершенно буквально, а иногда мы чувствуем, понимаем и действительно видим у святых отцов, что за ним стоит что-то больше, чем буквальность. И это очень многие эпизоды Библии. Ну, можно огромное количество примеров приводить. Скажем, недавно я перечитывал Ветхий Завет, первую книгу, Бытие, где рассказывается такой страшнейший эпизод, как Авраам приносил в жертву своего сына Исаака по велению Божьему, но не принёс, Господь его остановил.

Это буквально было так, я верю, что да, действительно жил на земле человек по имени Авраам, что это историческая личность, и что действительно он восходил на гору Мориа, которая сейчас называется Храмовая гора, и связал своего сына Исаака, занёс над ним нож. Я думаю, что это исторически так и было. Но это не сводится к тому, что это некоторый эпизод истории, который мы должны припомнить, потому что, конечно же, для нас, для христиан, это прообраз крестной смерти Спасителя. Авраам явил такую вот готовность любимого сына, обетованного сына принести Богу в жертву по Божьему повелению. Господь его остановил. И это прообраз того, что через столетия сам Бог послал своего любимого Сына, возлюбленного Сына в мир, для того, чтобы этот мир взошёл на крест. Исаак, который нёс на гору дрова на своей спине для того, чтобы быть принесённым в жертву, это икона Иисуса Христа. Но это не отменяет и буквального прочтения. Поэтому часто есть и то, и другое. Вот не будем уклоняться в крайности и обращаться к святым отцам, для тех людей, у которых есть такой интеллектуальный ресурс, мне кажется, это замечательно, это ни для кого не лишнее. Святые отцы действительно дают разные очень глубокие толкования, которые чаще всего не противоречат, а дополняют одно другое. Мы можем и это увидеть, и это увидеть, и еще и вот это увидеть в Слове Божьем, данном нам в Священном Писании.

Марина Борисова

Напоминаю нашим радиослушателям, священник Григорий Геронимус, настоятель Храма Всемилостивого Спаса в Митино проводит с нами сегодня этот Светлый вечер. Мы говорим о сомнениях и вере. У нас, конечно, помимо Писания, достаточно поводов посомневаться. У нас сама наша жизнь сплошной повод для сомнений, потому что она настолько далека от евангельского идеала, причём трудно найти пример человека, смотря на которого можно сказать, вот я хочу прожить жизнь так, как он. Но большинство из нас всё-таки люди грешные, и мы постоянно ввергаем в сомнения друг друга, поскольку, общаясь внутри церковной общины, мы так или иначе пытаемся поделиться собственными сомнениями друг с другом, и иногда это бывает очень заразительно, как насморк или грипп. И тут, с одной стороны, от этого невозможно уклониться, а с другой стороны, иногда не поймёшь, это твоё сомнение или привнесённое извне. То есть ты должен найти корень неправды внутри себя, или ты просто должен найти способ убрать это из поля своего зрения на какое-то время, и тогда это само собой забудется.

О. Григорий

— Ну, действительно, мы должны быть очень бережны друг к другу. И если Господь находит в нас достаточно силы, достаточно веры для того, чтобы поставить нас перед лицом какого-то сложного вопроса, скажем, я обнаружил какую-то неприглядную сторону земной жизни церковной организации. Столкнулся с тем, что какой-то батюшка там что-то не то делает. И у меня возникло сомнение. И вот надо сто раз подумать, должен ли я с этим делиться с другими людьми, которые могут оказаться слабее, чем я, для которых это может оказаться таким сомнением, которое нарушит их веру. Вот мне Господь это открыл, значит, это для меня нужный зачем-то опыт. Я должен это как-то пережить и через это к чему-то большему приступить. А вот нужно ли это распространять? Нужно ли этим делиться? Нужно ли свои сомнения, которые тебе Господь дал, изливать на всех остальных? Это надо внимательно подумать. Мы должны быть действительно очень бережны друг другу. И апостол Павел говорит, что если я могу есть такую-то пищу или не есть такую-то пищу, это меня не спасает, не губит. Но если я пойму, что это соблазняет моего брата, то вовек не вкушу этой пищи. И вот здесь примерно так же, если я пойму, что это соблазняет моего брата, то лучше не буду я это распространять, не буду я этим делиться, вовек этого не сделаю для того, чтобы только не соблазнить брата или сестру. Поэтому, разнообразные сомнения мы должны проживать, продумывать через молитву, через размышления, через советы с духовником. А вот нужно ли делиться с другими людьми этим сомнением? Чаще всего нет, не нужно. Каждому своё.

Марина Борисова

— Но, с другой же стороны, тот же апостол Павел говорит, что разномыслие должно быть, если это не касается главного.

О. Григорий

— Да. Есть такой древний христианский принцип — пусть у вас в главном будет единство, во второстепенном разнообразие и во всём любовь. И есть какие-то очень важные вещи, с которыми мы все православные христиане согласны. В этом у нас единство. Мы верим, что Бог — это Троица, что Господь Иисус Христос — это Сын Божий, пришедший на землю, и в Нём вся полнота Божественной человеческой природы. Одним словом, мы верим одинаково во всё то, о чём говорится в «Символе веры». Может быть, немножко разных взглядов, или сильно разных, множко разных взглядов, стоят вместе в храме и поют «Символ веры». Во второстепенном, в каких-то не таких важных вещах, у нас может быть разнообразие. Один считает, что правильно вот так устроить монастырскую жизнь, как великие преподобные, русские, которые спорили между собой как Иосиф Волоцкий и Нил Сорский. А другой считает, что правильно вот так устроить монастырскую жизнь. А на самом деле может быть и так, и так. Между собой они не могли согласиться, но это не самая важная вещь, и между ними был спор. Ну, вот в этих второстепенных вещах возможно различия. Возможно и такое устройство монастырской жизни, и такое. А во всём должна быть любовь, в главном —единство, в второстепенном — разнообразие, и во всём — любовь. И вот этот принцип любви, он очень важный.

Марина Борисова

— Но есть, к несчастью, сомнения, которые приводят при том, что в главном остаётся вроде бы единство, но приводит к трагическим историям, таким как раскол старообрядчества. Ведь, в принципе, до сих пор эта трагедия не разрешилась, а, по сути, на уровне догматики там же нет таких споров, как с теми же католиками или протестантами.

О. Григорий

— Да, это одна из самых главных трагедий русской истории, такая очень серьёзная рана на теле нашего Отечества, на теле Церкви, которая, увы, до сих пор не до конца уврачёвана, хотя у нас сейчас есть так называемые единоверческие приходы, которые находятся в полном единстве с Церковью, включены в каноническую структуру Русской Православной Церкви, при этом совершают своё богослужение по старым обрядам.

В этой истории не было вообще никаких догматических серьезных споров. Были споры о том, насколько необходимо придерживаться того или иного обряда. А обряд — это и есть то второстепенное, в чём могут быть различия. Можно использовать богослужебные книги, изданные в одну эпоху, можно использовать богослужебные книги, которые использовали в другую эпоху. В Церкви всегда существовало некоторое обрядовое разнообразие. Это нормально, потому что обряд — это некоторая внешняя форма, в которой может быть передано одно и то же содержание, как вот чашка для чая. Она может быть побольше, поменьше, она может быть пластмассовой и очень красивым фарфором. Чашка может быть разной формы, но чай в ней один и тот же. Также и обряд в разумных пределах. Если чашка — это уже не чашка, а блюдце, то это уже другой предмет. Но если обряд в каких-то рамках несколько отличается, но несёт в себе то же содержание, то это может никак не мешать единству в исповедании православной веры.

Марина Борисова

— К сожалению, до сих пор бывают ситуации, когда человек начинает сомневаться именно в этих вопросах. И это колебание между Русской православной церковью и старообрядческой церковью приводит к тому, что до сих пор некоторые православные люди уходят к старообрядцам. Казалось бы, зачем, почему? Но для человека это важно, он сомневается, и он ищет какой-то другой источник. Но вот в такой ситуации можно ли сказать, что это его грех, и ему надо каким-то образом его искоренять? Или это естественный поиск, который должен быть у человека, если он ищет путь к Богу свой?

И вообще, бывает ли свой путь к Богу?

О. Григорий

— Путь у каждого человека может быть разный. Путь веры каждого человека неповторим, уникален. Почему? Потому что каждый человек неповторим и уникален.

Как нет двух одинаковых листочков на дереве, также среди нас нет двух совершенно одинаковых клонов друг друга. Даже близнецы — это разные люди с разным внутренним миром. Каждый из них является такой уникальной, неповторимой, непохожей ни на кого другого личностью. И путь этой личности в её отношениях с Богом, он тоже всегда неповторим. И иногда этот путь бывает непростой, тернистый. И у святых такое бывало, и многие великие христианские мыслители проходили, искали истину и там, и сям, и в одной философской школе, и в другой философской школе, и в таком религиозном сообществе, и в секом религиозном сообществе. Но вот самое главное, чтобы в конце концов этот путь привёл туда, где Христос, который и есть подлинный путь, и истина, и жизнь. В чем застану, в том и сужу. Поэтому важен итог. Куда мы, в конце концов, пришли? Встретились ли мы со Христом? Имеем ли мы церковное общение в церковных таинствах? Причащаемся ли мы Тело и Крови Христовых? Вот это и есть, как бы, конечный результат. Заблудились мы вот в этих своих метаниях? Или всё-таки мы пришли куда надо?

В Православной Церкви есть вся полнота вот этой истины, благодати, возможности жить во Христе подлинно, поэтому, конечно, хочется пожелать всем, кто ищет, пытается нащупать этот путь к истине, прийти туда, где эта истина есть.

Марина Борисова

— Священник Григорий Геронимус, настоятель Храма Всемилостивого Спаса в Митино проводит с нами сегодня этот Светлый вечер в студии Марины Борисовой. Мы ненадолго прервемся, вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь. Светлый вечер. На Радио ВЕРА.

Марина Борисова

— Светлый вечер на Радио ВЕРА. Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино. И мы говорим о сомнении в нашей жизни. Насколько оно обосновано, насколько оно греховно или не греховно. Самая традиционная тема, которая связана с размышлением о сомнении — это наши дети. Многие обсуждают, что делать с детьми, выросшими в церковных семьях, которые, войдя в подростковый возраст, начинают сомневаться. Причем сомневаться абсолютно во всем и уже не слушают родителей, которые на этот период перестают быть для них абсолютным авторитетом. Вот сомнения подрастающего поколения. Как необходимый этап или опасный этап? Что это?

О. Григорий

— И то, и другое. Это необходимый этап, и это, конечно, опасный этап. Мне кажется, что верующие родители, они должны знать, что их детки подрастут, станут подростками, и этот этап наступит. И очень много зависит от того, что в раннем детстве было ребенку дано. Если в верующей семье церковность, знаете, превратилась в такую палку для битья, страшилку. Веди себя хорошо, слушайся папу и маму, а не то Бог тебя накажет, будешь гореть в аду. Всё с тобой будет плохо. Сейчас пойдём со мной на службу, и ты себя плохо вёл, и будешь там стоять по стойке смирно шесть часов, пока идёт монастырское богослужение, потому что мы поедем ещё в далёкий монастырь.

В конечном итоге, в отрочестве, в подростковом действительно возрасте, когда человек делает некий шаг в сторону уже самостоятельной жизни, взрослеет, ему захочется всё это с себя сбросить. Вот меня заставляли, меня заставляли определенным образом одеваться, меня всё время пугали, меня всё время стращали, я хочу от этого избавиться. И тогда последствия могут быть очень тяжелые для будущей церковности этого человека.

Но бывает по-другому. Бывает, что верующие родители преподносят ребенку веру как праздник. Царствие Небесное подобно брачному пиру, подобно радости, подобно встрече с любовью. И бывают такие семьи, когда дети просят, возьмите меня на службу, мы давно уже не были, уже целую неделю, я так соскучился с прошлого воскресенья, когда же мы наконец пойдём в храм, там, где мои друзья, там где воскресная школа, там где я смогу причаститься вместе с остальными. Таких примеров по счастью тоже очень много. Эти дети, когда они немножко подрастут, они тоже будут проходить переходный возраст. И в какой-то момент они тоже могут сказать, да, я вот сейчас вырос, в детстве мне родители давали веру, но сейчас вот я как-то чувствую, что это не моё, но пройдет ещё несколько лет. Они подрастут, закончат вузы какие-то, создадут свои семьи, родятся уже их детки, и они будут искать фундамент. А на чём же мне строить теперь мою собственную взрослую жизнь? А что в моей жизни было самого светлого, хорошего? А так вот, когда меня в храм вводили, как мне было хорошо? И очень многие из этих людей, они откроют Евангелие, они откроют молитвослов, столкнувшись с какими-то жизненными трудностями. Они будут искать опоры в вере, и они вновь вернутся и станут православными христианами. Поэтому вот такой подростковый кризис, он подстерегает каждого. А дальше, вернётся человек в Церковь или не вернётся, тут очень много зависит от каких-то уникальных, неповторимых, да таинственных отношений души этого человека и Бога, но на более внешнем уровне, и от того, как воспитывали, как давали православие в детстве. Нам всем очень важно помнить, чтобы православие не становилось такой страшилкой, пугалкой, ремнём в руках родителей, а чтобы это было радостью и откровением Царства Божьего.

Марина Борисова

— Но ведь это не только радость, это ещё и труд. Труд не всегда уж так привлекателен, в особенности, когда человеку нет и 20 лет, и у него столько всевозможных занятий: и туда надо успеть, и сюда надо успеть, и с друзьями, и ещё чего-нибудь. А тут пристают родители, ну, каждую субботу, воскресенье.

О. Григорий

— Ну, чем старше ребёнок, тем меньше надо к нему приставать. Действительно, бывает такой период, когда невозможно, чтобы ребёнок ходил каждую субботу на всенощную. Объективно у него на это может сил не хватить. И тут нужна такая деликатность, потому что это уже не совсем ребёнок, да, это уже такой подросток, чтобы сказать, «мне так важно, чтобы ты побывал на службе, ты не причащался уже две недели», «я так этого жду, так хочу». Ну, посмотри сам. В какой-то момент надо отступить и дать ребёнку эту свободу. Когда я всё это говорю, я вспоминаю как бы свою собственную жизнь. Мне повезло родиться в семье. Папа был у меня священник. И Церковь была в центре всего. Но Церковь и всё, что связано с Церковью, всегда переживалась как радость. Вот мы готовимся к такому-то празднику. Ты живёшь неделю, ожидая, когда ты в церкви встретишься наконец с самыми дорогими тебе людьми, когда вот будет это ощущение, что ты ждешь причащения, потом это случилось, ты причастился, это все время воспринималось как особая радость.

Когда я вырос, тоже вошёл в подростковый возраст, у меня тоже были... Я не уходил никогда из Церкви, но какой-то шаг в сторону сделал. Тоже был момент, когда мне было очень важно ощутить, что вера стала моим собственным выбором, моим собственным решением, что это уже не то, что кто-то меня привёл, и я вот по такой качусь колее, которую не я придумал и не я для себя выбрал, а вот всё как такой вот маменькин или папенькин сынок придерживаюсь того, чему меня учили в детстве. И вот у меня был совершенно определенный момент, когда я понял, что да, это моё, да, я тоже хочу идти этим путем, да, я тоже ощутил, что этот путь самый правдивый, самый красивый и самый высокий из всего, что вообще есть в мироздании.

Да, я христианин, не потому что меня родители так научили, а потому что я ощутил, что в этом высочайшая правда. Вот у меня тоже был такой момент, и думаю, что то, как меня воспитывали в детстве, именно вот в такой свободе и в ощущении радости церковной жизни, это очень повлияло на то, как потом уже я сам для себя это тоже ощутил и воспринял, и пережил.

Марина Борисова

— Те люди, которые профессионально занимаются наукой, часто подчёркивают, что главный двигатель науки — это сомнения. Как только сделано какое-то открытие, учёные начинают в нём сомневаться, тогда начинается работа мысли, которая ведёт науку дальше. Можно ли сказать, что это перекликается с тем, что переживает верующий человек? Должно ли быть сомнение у верующего для того, чтобы переходить со ступени на ступень? Или, наоборот, по мере его духовного роста сомнение должно в нём угасать?

О. Григорий

Вы знаете, в научной деятельности, как я это понимаю, да, конечно, есть сомнения, есть всё время попытка, «а как ещё можно, а вот давайте так попробуем, а давайте это попробуем», но вместе с этим есть и очень много веры, в том числе и в науке, потому что вот на самых ранних порах, когда приходит молодой человек к учителю сначала в школу заниматься каким-то предметом. Обязательно должно быть доверие к учителю. Должно быть открытость к тому, что то, что мне даст учитель, это некая правда, на которую я должен опереться. Должно быть доверие к учебнику, когда он чуть подрастет и будет самостоятельно уже читать там свой вузовский учебник. Должно быть доверие к коллегам. Да, доверяй, но проверяй. Да, где-то сомневайся. Но если не будет этого доверия, то и рост научного знания тоже никакой невозможен. Если не будет некой верности истине, поиску истины, что я хочу не факты подогнать под мою теорию, а я хочу истину найти, тоже невозможно никакой научной деятельности.

Вера — это и доверие, и верность, и уверенность в чём-то. И вот это всё, оно нужно в том числе и для учёного. И да, где-то там сомнения тоже нужны. И, наверное, то же самое и в жизни религиозный, без веры невозможна эта жизнь. Это вот такая самая основа, мы спрашиваем, даже вот хотим узнать про кого-то, мы же не говорим, он христианин или не христианин, мы говорим, верующий или не верующий человек, вот это как бы с этого всё начинается.

Вера — это такая сила души, такая мощь, которая нам вообще позволяет как-то совершенно по-другому проживать свою жизнь. Но для качества этой веры, для того, чтобы эта вера возрастала, для того, чтобы она не превращалась в суеверие, для того, чтобы мы какую-то особую глубину имели, да, на некоторых этапах нам необходимы и сомнения в чём-то, в каких-то вещах. Эти сомнения, они дают нам такую заправку, чтобы размышлять, думать, расти. И без этого невозможно.

Светлый вечер. На Радио ВЕРА.

Марина Борисова

— Священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино проводит с нами сегодня этот Светлый вечер. Мы говорим о роли сомнений в нашей христианской жизни. Отец Григорий, а это не опасно? Вот так вот послушаешь, подумаешь, ну это как ковид. Неизвестно, какие будут потом осложнения. То есть выздороветь-то от сомнений, может быть, и удастся с Божьей помощью, а что потом будет с твоим духовным организмом, совершенно непонятно.

О. Григорий

— «Братья, блюдите как опасно ходите». Опасно. Жить вообще опасно и в отношении нашей такой телесной физической жизни нас много разных опасности подстерегает и в отношении душевной жизни, в отношении духовной жизни. Ну что ж, мы должны как-то смело и с молитвой, с постоянным чтением Священного Писания, с участием в Таинствах, с советом с духовником в идеале. Тем не менее, этой жизнью идти, расти в ней, и, невзирая на эти опасности, переступая через них, как-то вот всё-таки расти и развиваться.

Марина Борисов:

— Но когда возникают вопросы, а к этим вопросам возникают ещё вопросы, есть ли необходимость каждый раз докапываться и искать ответ, или же есть вопросы, которые, в принципе, можно подвесить, как говорится? То есть оставить их без ответа, потому что всё-таки область веры она на то и область веры, что есть граница, за которой бессмысленно ставить вопросы, потому что есть таинственная часть мироздания, и мы никогда тайну Божию никакими вопросами не сможем привести в состояние полной открытости нам.

Поэтому, где та граница, где сомнения, которые нужно просто пресекать? Безусловно, в нашей жизни есть очень много таких вещей, которые невозможно до конца рационализировать, невозможно до конца разложить по полочкам. Даже какие-то более простые вещи. Что такое любовь?

Ну расскажите мне до конца, полностью и точно. Никто не даст такого исчерпывающего определения. Поэты пытаются какими-то поэтическими средствами это изложить, художники — художественными средствами, но такого рационального определения дать до конца невозможно. И тем более в религиозной жизни очень много такого, что невозможно до конца определить, рационализировать. Это и есть тайна, по-гречески, мистика. Вот есть такое область в нашей жизни, где ум как бы умолкает, бессилен. Это очень важная составляющая нашей природы — разум. Но есть вот те области, где разум должен умолкнуть и преклониться перед непостижимостью Божией.

Марина Борисова

— Но как внутри себя понять, когда красная кнопка должна загореться? Мы помним, многие, я думаю, помнят творчество Фёдора Михайловича Достоевского и вот эти проклятые вопросы, которые в «Братьях Карамазовых» сконцентрированы в монологах брата Ивана. Это ведь может любого человека завести в такой лабиринт тупиков, из которого и выбраться-то проблематично при этой жизни.

О. Григорий

— Мы все разные, и одним людям свойственно стремление к такой вот очень бурной интеллектуальной жизни читать, размышлять. То, что тебе кажется истиной на каком-то одном этапе твоей жизни, на следующем этапе может оказаться лишь каким-то блековым приближением к этой истине. Ты можешь обнаружить какую-то новую глубину, которую ты раньше не чувствовал. Есть люди, у которых не так развита именно интеллектуальная сфера, которые не склонны к чтению, скажем, философской, богословской литературы, но они также цены перед Богом.

У каждого из нас какой-то свой путь, и каждому совесть подсказывает, что здесь я должен остановиться. Нет, здесь я не могу, наоборот, остановиться. Мне важно это продумать до конца. Здесь мне это опасно. Я вот какую-то черту перехожу, где я как-то перестаю твёрдо на земле стоять двумя ногами, и вот в какую-то вхожу область, где неуверенно себя чувствую. Каждый человек, советуюсь с голосом своей совести, должен это определить, но очень важно ещё, чтобы не ошибиться, советоваться с духовником, исповедоваться, прислушиваться к словам священника. Замечательно, если есть духовник,

Если есть тот священник, которому ты подлинно доверяешь, то тогда у тебя гораздо больше шансов не в ту сторону уйти, и вовремя остановиться в каких-то опасных размышлениях.

Марина Борисова

— А допустимо ли спорить с духовником? Не на исповеди, а вот в духовной беседе.

О. Григорий

— Ну, какой-то диалог допустим, задавать вопросы духовнику допустимо. Если этот спор переходит в какое-то такое несогласие, то дальше возникает вопрос, насколько ты этому человеку вообще доверяешь как своему духовнику, может ли он точно быть твоим духовником. Можно, только осторожно, я бы так сказал.

Марина Борисова

— Понятно.

О. Григорий

— Но в христианской аскетике есть такое понятие, как «сведение ума в сердце». Мы всё время говорим о попытке рационально ответить на возникающие вопросы, касающиеся таких предметов, которые не всегда вообще-то поддаются рациональному объяснению. Так вот, в преломлении не к высокой аскетике, а к нам грешным, можно как-то объяснить, что такое сведение ума в сердце, и насколько нам может быть полезен хотя бы образ этого аскетического упражнения?

О. Григорий

— Да, это очень высокие вещи, о которых вы сейчас говорите. Сердце — это очень важное слово для православной традиции. И имеется в виду, прежде всего, не наш телесный орган, который бьётся и позволяет осуществляться кровообращению в организме, а имеется в виду сердцевина. Сердце — сердцевина моей сущности. И есть люди такие очень рациональные, которые все стараются продумать, прочитать на пять шагов вперёд. Всё представляется какими-то шахматами, где я должен все правильно сообразить. И таким людям очень важно помнить, что разум — это ещё не всё, что сердцевина нашей личности, она не совпадает с мозгом. И в молитве, в предстоянии к Богу, всё наше существо должно быть задействовано, и наши размышления, слова, которые мы говорим, они должны быть синхронизированы, гармонизированы с тем, что говорит самая суть, самое сердце, самая сердцевина моего я. Вот это очень важно помнить, и действительно вот в аскетике есть такое понятие, о котором вы говорите. Умно-сердечная молитва, сведение ума в сердце, когда вот уже не просто умом я молюсь, не просто устами, не просто внимательно к этим словам, а когда я молюсь всем своим существом, вот из глубины воззвах, из сердца, из моей сердцевины. Я обращаюсь к тебе, Господи.

Марина Борисова

— Когда говорят о сомнениях, применительно к человеку верующему, как правило, вспоминают историю апостолов Фомы.

Но я тут в одном толковании прочитала мысль, которая раньше мне не приходила в голову, когда сомнение было истолковано так, что, удостоверившись, вложив пальцы в раны Спасителя, Фома исповедовал его Господом и Богом. То есть он как бы исповедовал две ипостаси — человеческую и божественную. И толкователь говорит о том, что сомнение в данном случае привело к богословию. Вот насколько это полезный для нас пример или лучше на такие высоты не замахиваться?

О. Григорий

— Но если бы это не был нужный и полезный для нас пример, наверное, Евангелист Иоанн не передал бы нам эту историю. Она нам, конечно, очень нужна, и она для нас очень важна. Апостол Фома был здравомыслящим человеком. И когда другие апостолы сказали ему, что и женщины приходили, говорили, что Христос воскрес, и Он к нам приходил сквозь запертые двери,

Фома сказал, я не могу в это поверить. Этого не бывает, чтобы мертвец, которого похоронили, завернули в плащаницу, поместили во гроб, чтобы он был жив и приходил бы к вам. Может быть, это был призрак, дух, галлюцинация, все что угодно. Может быть, вы так загорелись этой идеей, что друг друга этим заразили. Я же знаю, что такого не бывает. Пока я своими глазами это не увижу, пока я руки свои не вложу в его раны, я не поверю. И когда в следующий раз Господь явился, то как сердцеведец, зная это настроение Фомы, он обратился к нему, «Фома, иди вложи свои руки в мою язвы, не будь неверен, но верен». Этого уже не понадобилось, потому что Фома убедился, что да, Христос воскрес. И это как раз вот такой пример, как сомнения могут быть преодолены и привести к еще большей вере. «Господь мой и Бог мой», сказал апостол Фома, поклонившись воскресшему Христу.

Марина Борисова

— Только очень страшно, потому что если апостолу Фоме было дано самим Спасителем, то как-то держать на такие сомнения нам, грешным, как-то очень боязно.

О. Григорий

— «Не бойся, токмо веруй» — сказано в Священном Писании. И вот это слово «не бойся», оно, кстати, повторяется очень много раз. Не бойся, не страшись, не устрашайся. Знаете, сколько? Триста шестьдесят пять раз в Священном Писании Бог обращает ко всем нам такой призыв. Меньше надо бояться и знать, что если мы с Богом, если мы Ему верны, то ничего такого особенного с нами не может произойти. Всё, что произойдёт, — это мелочи по сравнению с вот этой верностью, с этими отношениями, которые есть у верующего человека с Богом.

Марина Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. Сегодня этот час Светлого вечера с нами провёл священник Григорий Геронимус, наставитель храма Всемилостивого Спаса в Митино. С вами была Марина Борисова. До свидания, до новых встреч.

О. Григорий

Спасибо. До свидания. Храни Господь!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Христианские мотивы в фильме «Иваново детство». Августина До-Егито
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Журнал от 09.05.2025». Алексей Соколов, Арсений Федоров

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов