Поделиться
У нас в гостях была певица Юта.
Мы говорили с нашей гостьей о её пути к вере, о музыкальном творчестве, о семье, о том, что для неё значит быть христианином, а также о её участии в «Светлом концерте» Радио Вера.
Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева
И. Цуканов
— Добрый вечер, дорогие друзья! «Вечер воскресенья» на радио ВЕРА. Как обычно, в это время в студии — моя коллега Кира Лаврентьева...
К. Лаврентьева
— Добрый вечер!
И. Цуканов
— Я — дьякон Игорь Цуканов. И сегодня у нас в гостях — замечательная гостья, которую мы все знаем как певицу — Юта, а на самом деле — Анна Осипова...
А. Осипова
— Здравствуйте, Игорь, здравствуйте, Кира, здравствуйте, дорогие радиослушатели...
И. Цуканов
— Анна, очень рады Вас видеть у нас в студии...
А. Осипова
— И я рада...
И. Цуканов
— Ну вот у нас передача... Общая тема этой передачи — это христианин в обществе. И мы не так часто, надо сказать (почему-то), здесь вот принимаем музыкантов. Хотя такое случается — но как правило, это какие-то фолк такие коллективы, ну, более или менее, которые себя позиционируют как христианский какой-нибудь коллектив. Вот то есть, они как-то себя так маркируют в этом смысле довольно четко — что они вот православные, они христиане...
Вот про Вас, насколько я понимаю — Вы себя никогда не именовали, ну... православной исполнительницей, или певицей, музыкантом... Но Вы при этом человек верующий, православный. И вот хотелось спросить, какое место вот сейчас занимает христианская вера в Вашем творчестве, в Вашей жизни, и с чего это все началось: у Вас как-то с детства была вера, или Вы, что называется, пришли в процессе?
А. Осипова
— Спасибо, хороший вопрос. По поводу места христианства в моем творчестве — пожалуй, это ключевое место. Потому что чем дольше мы живем, чем дольше мы наблюдаем за тем, что происходит — мы понимаем, что лишь опора на базовые принципы и опора на веру, и опора на наши ценности вечные, которыми живет и жила русская земля — только это приведет нас к спасению.
Мы видим, что происходит сейчас, какое большое количество негатива, злости, гордыни... И мы прекрасно видим, что происходит на западе — в мире, в котором сознательно пошел отказ от этих ценностей — и нам есть с чем сравнить...
Что касается моего прихода к вере — это все произошло не с самого начала, не с моего появления на свет. У меня бабушка и дедушка — они были большими патриотами своей страны. И бабушка говорила, что она в Бога не верит. Но у бабушки всегда стояли иконы. И втихаря я видела, как она к этим иконам подходит, и лицо ее менялось. Я это видела, и у меня возникал вопрос: как же так — Бога нет, а это есть?
Мама с папой — вот это люди, пожалуй, следующего поколения, воспитанные уже в Советском Союзе. Вот мама говорит, что она в Бога не верит. Но — более честного, доброго и порядочного человека, чем моя мама, я не видела в жизни. То есть, она воспитана в таких жестких условиях... Я не имею в виду жестокость в семье; я имею в виду то, что страна жила в достаточно сложном времени. И она сумела пронести сквозь все эти трудности — бесконечные переезды за папой, дефицит, вот это вот непонимание, что происходит, вот это вот поклонение западу — у нас же у всех это было, мы же проходили джинсы, да... И вот она сохранила вот эту доброту и веру в порядочность, которую передала мне — со словами «Бога нет»...
И где-то в 12 лет у меня произошло такое странное событие — я вдруг задала себе вопрос: так, стоп — а как это так? Киевский вокзал построен, и он очень красивый; его же КТО-ТО построил! Он же не мог появиться в процессе эволюции! А я вот смотрю на себя в зеркало — и я себе нравлюсь, и у меня глаза видят, и руки-ноги ходят, и у меня еще и на пианино играть получается! Как это так я появилась — вот так просто что ли? Из рыбки эволюционировала?
И я начала читать. Мне стало интересно! Мне вот по-научному стало интересно разобраться в этом вопросе. И к вере я пришла сама, о чем сообщила маме. Мама сказала: «Ну-ну... Ну, если тебе так хочется — хорошо». Собственно, с этого все и началось...
И. Цуканов
— Ну, за этим «ну-ну» иногда дальше следуют тирады там разной степени гневности по поводу...
А. Осипова
— Вот в том-то и дело... В том-то и ценность моих отношений с мамой...
И. Цуканов
— Что этого не было?
А. Осипова
— Что она приняла мой выбор и сказала: «Ну если ты хочешь верить — верь. Если тебе так нравится — пожалуйста». И никогда не было никаких ни насмешек в мой адрес, ничего... И вот сейчас мы периодически начинаем на эту тему разговаривать, и я говорю: «Мама, ну как же так?», а она говорит: «Ну, может быть, что-то и есть... Но я (говорит) верю в совесть». То есть, ее бог — это ее совесть. Интересная, да, позиция?
И. Цуканов
— Ну, она понятная — потому что человеку в определенном возрасте уже сложно поменять свое мировоззрение так радикально...
А. Осипова
— Некоторым людям да, потому что произошел слом традиции...
И. Цуканов
— Это нельзя требовать от них...
А. Осипова
— Конечно. У нас же как раньше было: младенец появился — и его сразу приводили куда? В храм, крестить. И это была преемственность, это был незыблемый процесс бытия. Исторические события повлияли на это. Но тем не менее, бабушка декларировала, что не верит — но я знаю, что она верила...
И. Цуканов
— Вот Вы с детства росли в атмосфере музыки, как я понимаю. Причем музыки такой классической в том числе, такой настоящей музыки... У меня вот такой вопрос, который я часто задаю как раз музыкантам (вот тем редким, которые к нам приходят). Музыка — это в первую очередь красота, вот опыт какой-то красоты. Это вещь совершенно какая-то неземная, потому что... Ну, это то, что не потрогать руками; оно сейчас есть — а через секунду этого нет... То есть, это некая красота в чистом виде, если можно так сказать...
И вот этот опыт красоты, приобщенность к красоте — как Вы думаете, он может вообще повлиять на то, чтобы человек задумался по крайней мере о Боге? Вот в Вашем случае, как Вы думаете, опыт красоты — он как-то повлиял? Или это скорее действительно были рассуждения такие интеллектуальные — что если мир — такая сложная система, и он как-то возник и не разваливается каждую секунду — то, наверное, кто-то его создал и кто-то его, так сказать, сохраняет в бытии?
А. Осипова
— Это тоже очень хороший, интересный вопрос. У меня музыка звучала в голове всегда. С момента, как я себя помню. Вот она звучит, звучит — и мне красиво, и мне нравится, и я добрая, и меня все устраивает. И я готова этой добротой, этой любовью весь мир объять — и прямо прекрасно! Но соответственно, мы все знаем, что если у тебя внутри покой — то ты это транслируешь вовне, и домашним хорошо...
Что касается вообще роли художника... Понятно, что через художника говорит Бог. И художник — это ретранслятор фактически. Соответственно, он не может быть звездой. Он не может возноситься над другими. Вот прописано же: не сотвори себе кумира. В частности, это и про это (простите за тавтологию)...
И художник должен понимать свою величайшую ответственность за каждое слово, которое он произносит...
И. Цуканов
— Чтобы не исказить...
А. Осипова
— Да. Потому что коли тебе дали этот дар — ну, неси достойно! Следи за собой... Вообще самоконтроль — это великая вещь. Обратите внимание, сейчас на западе — давно уже эта тенденция просматривается — уничтожается культ красоты. То есть, если ты некрасиво нарисовал что-то — то это будет в тренде. Если ты создал уродливую одежду — это будет модно, в тренде. И музыка тоже частенько теперь приобретает такой технологический уклад — то есть, это то, что делается посредством, по сути, почти искусственного интеллекта — души там нет! Поэтому не красота спасет мир, а умение видеть эту красоту, умение пропускать ее через свое сердце.
И, конечно, великая сила искусства — можно сколько угодно на эту тему говорить, да... Но искусство — это что? Это нечто, что заставляет тебя вернуться второй раз, третий раз. То есть, ты послушал там... сюиту Бетховена, например — и если ты к ней возвращаешься второй раз, ты открываешь в ней что-то новое. А третий раз — еще что-то новое. Вот в этом и заключается отличие продукта от искусства...
И. Цуканов
— Да, но с другой стороны, вот этот вот культ безобразного, да, о котором Вы сказали — ну, или некрасивого, анти-эстетика такая... Она тоже по-своему привлекательна бывает. И ну как вот страсть, да — что мы знаем из христианской аскетики, что страсти — в них есть своя темная какая-то притягательность... Очень бывает сладко на кого-то обижаться, например — вот лелеешь ходишь эту обиду, и по-своему она тебя как-то греет; хотя понятно, что это неправильная какая-то вещь...
Вот с той же музыкой, или, ну... какой-нибудь там «Черный квадрат» Малевича — это тоже своего рода... в этом тоже есть своего рода притягательность, в чем-то таком разрушительном... К этому тоже можно возвращаться и находить в этом какую-то эстетику своего рода. И вот бывает сложно, наверное — особенно тому, кто сам этим занимается — сложно бывает определить, а где все-таки... что от Бога, а что не от Бога... или что от Бога, а что ты так искажаешь, что это уже не от Бога... Или это легко? Вам?
А. Осипова
— Ну как... Легко, не легко... Мы так созданы — в нас есть все. В нас есть и великодушие, и страсти, и мудрость, и глупость, и нежность, и жестокость... В нас есть абсолютно все! Вот в этом и глубина замысла — мы можем все! Вопрос в том, что мы выбираем. Нам дана свободная воля выбора. Каждый из нас может совершить этот выбор. Более того, он его совершает каждый день фактически...
И. Цуканов
— Каждую минуту...
А. Осипова
— Каждую минуту... И в глубине души каждый из нас, если умеет слышать себя и слышать Бога — он знает, что прекрасно, а что безобразно. Вот слово «безобразно» само по себе классное — «без образа». Без образа Бога, понимаете, да? Красиво... Вообще в великом русском языке заложено абсолютно все. Надо только уметь видеть...
Поэтому тяжело или не тяжело делать выбор в ту или иную сторону... Да, не всегда просто. Иногда это прямо муки; иногда это дается легко. Но когда ты понимаешь, что правду говорить легко и приятно, когда ты пропускаешь через себя это, то это становится гораздо легче!
А потом — страх, конечно. Огромное количество наших проблем и неправильно принятых решений — исключительно из страха. Страха потерять... А что ты можешь потерять в этом мире? Ну так-то вот, по большому счету? Материальное? Ну, это все прекрасно, но понятно — сегодня это есть, а завтра нет. Жизнь — вот самое дорогое. Ну и живи тогда так, как хочется, как нравится, как приятно...
К. Лаврентьева
— Ну вот это «хочется, нравится, приятно»... Тут есть, конечно, лазейки, да?
А. Осипова
— Есть лазейки, но подлинное счастье вот ни с чем не сравнимое, исключительно подлинное, человек испытывает только тогда, когда приносит пользу людям. То есть, условно, выигранный миллион в лотерее и заработанный миллион — это совершенно разные...
К. Лаврентьева
— Разные деньги...
А. Осипова
— Совершенно разные по уровню радости суммы денег, да — если мы переводим на дензнаки. Но если говорить о каком-то высшем счастье, то когда человек встает на путь служения, он по-настоящему счастлив. Вот это — самое приятное, самое классное, самое радостное.
Есть, конечно, другая радость; но она не сопоставима по уровню с той радостью, которую приносит служение. В любой профессии, абсолютно в любом амплуа — мать ты, водитель ты, хлеб ты печешь для людей, песни сочиняешь — неважно...
К. Лаврентьева
— Ну, Вы — и мать, и песни сочиняете...
А. Осипова
— Да, и водитель иногда тоже...
И. Цуканов
— И, наверное, хлеб печете... (смеются)
А. Осипова
— Хлеб пеку, да... И водителем работаю у своей семьи, да...
К. Лаврентьева
— И жнец, и жрец, и на дуде игрец...
К. Лаврентьева
— «Вечер воскресенья» на радио ВЕРА. Дорогие друзья, у нас в гостях — Анна Осипова, или певица Юта, как мы все ее знаем. У микрофона — диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Вот по поводу служения: в чем Вы видите точку приложения Вашего служения? Вот самую главную, на первом месте что?
А. Осипова
— Мне нужно подарить людям радость и надежду...
К. Лаврентьева
— То есть, все-таки творчество?
А. Осипова
— Да, конечно. Конечно... Когда я выхожу на сцену, я вынуждена отказываться от своего «я», от своих амбиций, от своих желаний каких-то. То есть, иногда у тебя желание, простите, поваляться дома на диване и никуда не выходить из дома; но тебе нужно дать концерт, и ты понимаешь, ради чего. Ты выходишь к людям и даришь им доброту и... все! Доброту!
К. Лаврентьева
— Ну вот кто-то послушает нас сейчас и скажет: ну вот, это же так здорово — когда ты знаменитый человек, когда ты выступаешь на большую аудиторию, тебя все знают, песни твои любят, тебя слушают — ну казалось бы, какой тут труд, какое тут служение? Где тут надрыв души, где тут усилие воли?
А. Осипова
— Вот это интересный момент. Вы говорите как раз о том, что это делается на усилии. Что это далеко не такой лакомый кусочек, как кажется со стороны. У этого есть обратная сторона, обратная тень — в которой очень много труда собственного, усилий, может быть, даже конфликта внутреннего...
Причем кто-то послушает и даже скажет: «Что она несет? О каком добре? Вообще о чем речь идет? Это же все неправда!». Есть и такие люди...
Да, усилия нужны в любой профессии. Вот усилия над собой — через «не могу», через «не хочу». Если есть какая-то цель — овладеть мастерством, ты денно и нощно трудишься на эту цель.
Да, со стороны артист производит впечатление человека, который легко и непринужденно купается в своей стезе и получает от этого удовольствие. И это чистая правда, на самом деле! На самом деле — когда мы выходим на сцену, мы не работаем, мы наслаждаемся. Но для того, чтобы насладиться на сцене, нужно очень долго работать над собственным телом.
Объясню, почему я так говорю. Мы все очень любим петь. И нам нравится петь в душе, в компании, на улице — мы получаем от этого удовольствие. Но как правило, человек, любящий петь и выходящий на большую аудиторию, сталкивается с банальным спазмом от волнения. Перехватывает дыхание, перехватывает связки, и издать звук довольно трудно. Вот для того, чтобы этот спазм преодолеть, нужно долго трудиться. Нужно договориться со своим телом и понять механизм, как это работает.
Для того, чтобы издать красивый звук, который будет приятен людям, надо тоже долго этот звук у себя искать. Ну и вот, и прочие, прочие, прочие тонкости, нюансы... Как ты палец ставишь на гриф, и так далее. Это все здорово...
Есть еще другая сторона — это вот написание музыки, написание песен. Работа с текстом у меня занимает огромное количество времени. То есть, я думала, когда маленькая была, думала, что я одна такая. Потом увидела черновики Пушкина — и успокоилась, думаю, ну, хорошо, значит, так у всех...
И абсолютно любая профессия требует большого самоотречения и большой внутренней работы. Мы, артисты, ничем не отличаемся от других профессий...
И. Цуканов
— Вот мне интересно спросить: песни, которые... У Вас же там больше 140 песен, я так понимаю — Вы когда-то считали...
А. Осипова
— Ну, сейчас уже побольше...
И. Цуканов
— Да, сейчас, наверное, еще больше... Когда исполняешь какую-то песню из далекого далека, давным-давно написанную, очень часто бывает, насколько я понимаю, желание что-то в ней изменить. То есть, понятно, что можно поменять аранжировку, можно вообще в другом стиле ее исполнить, что Вы иногда и делаете; а можно поменять текст немножко — что тоже часто делают исполнители разные...
Вот для Вас песня, написанная давно — она уже живет какой-то своей жизнью, и Вы уже не дерзаете в нее как бы вмешиваться там, в плане текста, например, или это для Вас по-прежнему такой материал, с которым можно работать каждый раз заново?
А. Осипова
— Если я уверена в материале и понимаю, что он сложился, я эту песню пою сквозь десятилетия. А если у меня есть понимание, что вот тут вот как-то криво написано, вот здесь вот слово «от балды» вставлено, потому что рифму не нашла — я ее просто не пою. То есть, такая выбраковка идет временем...
К. Лаврентьева
— Вот я только хотела об этом спросить. Ведь очень важно, чтобы песня была глубокая, чтобы она была пропущена сквозь тебя... Иначе ты чувствуешь себя, будто ты какую-то роль играешь, будто ты такой лицемер на самом деле, если ты поешь песни, которые просто созданы ради рифмы.
Про Ваши песни это сказать точно нельзя. И как написать 150 не пустых песен, будучи матерью троих детей?
А. Осипова
— Ой, если бы я знала механизм — я бы, наверное, какую-нибудь премию получила, денег заработала бы, книжку бы, труд научный выпустила в конце концов, монетизировала бы... НО. Это для меня каждый раз чудо. Каждый раз — как в первый раз, короче. И непонятно, откуда это все... Нет, понятно, откуда все это приходит...
Но сам процесс написания песни — это довольно странное со стороны зрелище. Семья уже знает, что... «Так, у нас мама там что-то, похоже, рожает — маму не трогаем». И вот мама ходит по квартире, садится в какой-нибудь угол, чтоб ее никто не трогал... И вот эта идет постоянная работа по поиску там... Все это довольно забавно со стороны, повторяю, выглядит.
Вот. Что еще на эту тему можно сказать? Даже не знаю...
К. Лаврентьева
— Нет, ну это же забирает некий ресурс...
А. Осипова
— Ну, сколько забирает, столько и дает. Конечно. Я молюсь, когда у меня какой-то затык происходит, и я понимаю, что... Сейчас у меня песня новая — я ее переписывала три раза. То есть, первый раз я ее написала — пошла в студию, записала, и вроде все классно, и прямо я себе говорю: «Молодец, Аня», — но сама чувствую, что что-то не то... Через день я поняла, что «не то», пошла переписывать, вторую версию создали... Но вот только на третий раз она получилась...
К. Лаврентьева
— А что было «не то»?
А. Осипова
— Посыл был в песне неправильный. Был немножко неправильный эмоциональный посыл. Переделала припев — и посыл получился правильный. Скоро услышите...
К. Лаврентьева
— А Вы можете нам что-нибудь сейчас включить, чтобы мы послушали и насладились с нашими радиослушателями? Какую Вы песню могли бы посчитать уместной сейчас?
А. Осипова
— Я думаю, сегодня особенно была бы уместна песня, которая называется «Мужчина-защитник». И это — мое спасибо всем тем, кто охраняет нас. И это — мое спасибо всем тем, благодаря которым мы сейчас вот с вами сидим в этой студии под мирным небом и беседуем...
К. Лаврентьева
— Давайте послушаем...
К. Лаврентьева
— «Вечер воскресенья» на радио ВЕРА, дорогие друзья. У нас в гостях — Анна Осипова, певица Юта. Мы сейчас с удовольствием послушали ее композицию «Мужчина-защитник». И кстати, послушать песни Юты вы можете на нашем «Светлом концерте» в «Крокус Сити Холле» 21 октября в 20.00. Мы будем очень вас ждать — приходите обязательно, дорогие наши друзья. С вами — диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Мы вернемся через несколько секунд.
И. Цуканов
— Добрый вечер еще раз, дорогие друзья. «Вечер воскресенья» на радио ВЕРА. У микрофона — Кира Лаврентьева, диакон Игорь Цуканов, и сегодня у нас в гостях — Анна Осипова, которую вы все прекрасно знаете как певицу Юту... А Юта — это ведь от «Анюта», да?
А. Осипова
— Конечно, конечно!
И. Цуканов
— Ну, потому что есть американский штат Юта, например...
А. Осипова
— Да, но вот грамотеи русского языка говорят, что корень «ют» — это вообще наша древняя часть речи, которая отвечает за уют! Уют...
И. Цуканов
— То есть, у Вас имя однокоренное с уютом...
А. Осипова
— Да...
И. Цуканов
— Скажите, пожалуйста — вот мы начали в прошлом получасе говорить немножко про Ваше такое воцерковление, Ваш приход к вере в Бога. Но обычно вера передается вот из рук в руки, и всегда обычно есть какой-то человек, который повлиял на то, что другой человек начинает ходить в храм, начинает что-то читать — Евангелие начинает читать, в первую очередь... Вот был такой человек в Вашей жизни? Случился такой, или это у Вас скорее был такой интеллектуальный приход к вере?
А. Осипова
— Скорее это был отклик на модное нововеяние. Потому что в тот период, когда я училась в школе, произошел развал Советского Союза — и все прямо «ломанулись», стали вот говорить об этом... И у нас в школе это реально стало модно — носить крестик и ходить в храм...
И. Цуканов
— Это в Екатеринбурге?
А. Осипова
— Нет, это в Москве уже было... И даже возникали вопросы: «А чего ты крестик не носишь?» — «А че, надо?». И вот, собственно — среда повлияла...
И. Цуканов
— Интересно как. Обычно среда в другом как-то направлении влияет...
А. Осипова
— Ну, видимо, мне повезло...
И. Цуканов
— Времена такие были...
А. Осипова
— Видимо, я должна была к этому прийти...
И. Цуканов
— А Вы из Екатеринбурга уехали довольно рано, да, получается?
А. Осипова
— Из Екатеринбурга папа увез семью, когда мне было 4 года, для поиска лучшей жизни. То есть, он искал, где лучше, и у него удалось по работе это реализовать. И через Винницу, через Украину, мы переместились в Москву. И в общем-то, здесь осели...
И. Цуканов
— То есть, Вы — практически москвичка...
А. Осипова
— Ну, можно считать, да. Но очень много времени в детстве проводила в Екатеринбурге (Свердловске еще тогда)...
И. Цуканов
— Ну у Вас ведь очень много знакомых среди музыкантов того Свердловского рок-клуба так называемого — и Шахрин, и Вадим Самойлов...
А. Осипова
— Вы будете смеяться — со всеми ними я познакомилась уже в достаточно взрослом осознанном состоянии, когда у меня уже моя карьера как-то, ну... планомерно развивалась. И с Владимиром Шахриным горячо мной любимым, и с Вадимом Самойловым... И вот... Да, в общем-то, и все. В общем-то, и все!
То есть, я абсолютно не «тусовочный» человек. И меня все время ставит в тупик вопрос: а с кем из музыкантов Вы дружите? Я их очень уважаю и люблю; но дружу я с двумя людьми, которые являются очень близкими моими друзьями уже давно, и это не артисты...
К. Лаврентьева
— А вот когда Вы стали верующим человеком, насколько Вам было трудно (или нетрудно) интегрировать эту веру в свое творчество? Ведь как мы говорили уже сегодня, для Вас написание песни — это же не «я поэт, зову себя я Цветик, от меня вам всем приветик». То есть, это на самом деле иногда просто с болью рождается. Это иногда рождается с сильным таким трудом внутренним, душевным трудом... Иногда это, может быть, духовный труд...
Потому что некоторые песни, они несут такую энергию — я Вам честно скажу, созидательную. Это звучит очень громко, но это прочувствовано лично мной, поэтому я так смело и свободно об этом говорю...
А. Осипова
— Все, Кира, спасибо — Вы ответили на вопрос идеально... Я вот сейчас когда слушала его...
К. Лаврентьева
— (смеется) Сам спросил — сам ответил...
А. Осипова
— Да-да-да... Думаю: как же ответить на этот вопрос так, чтобы было понятно? Я — мать. И я понимаю, что мои песни будут слушать мои дети, а потом их будут слушать мои внуки. И я все-таки должна не ронять лицо перед ними и нести свой авторитет до конца. Поэтому массу всего я себе позволить не могу в текстах — это первое.
Второй момент — есть понятие органичности. Я могу сконструировать сейчас жесткую песню с разрушительной энергетикой... Я могу ее даже красиво аранжировать, надеть кожаные штаны...
К. Лаврентьева
— И все ахнут...
А. Осипова
— Да, и все ахнут... Но это будет настолько неорганично и не созвучно мне, что долго я в этом не продержусь. Более того, мне это не принесет удовольствия. А зачем делать что-то, когда тебе это не приносит удовольствия?
То есть, первый аспект — это все-таки ответственность за свой материал перед собой и перед потомками. Второй аспект — органика. Это должно приносить мне радость и удовольствие. Я здесь как эгоист рассуждаю...
И. Цуканов
— Анна, а вот в Вашей жизни был такой момент — ну, он, наверное, не один был такой — но был очень острый, тяжелый момент, когда Ваш муж Олег умер. Вот Вы остались с детьми одна... Это был, по-моему, как раз тот самый момент, когда Вы, в общем-то, музыкой на какое-то время прекратили заниматься — к тому времени; а вот эта ситуация — она Вас как раз встряхнула, и Вы в каком-то смысле... Музыка Вас, наверное, и спасла, да? От уныния, от депрессии...
Вот насколько... Ну, можно ли действительно сказать, что музыка Вас здесь спасла? И с другой стороны, вот можно себе представить, насколько тяжело было оказаться одной, да, с детьми... И понятно же, что музыка, творчество для Вас — это не только вот такая, ну, самореализация; но это еще и, действительно, труд. Потому что нужно устраивать концерты, нужно договариваться о записи музыки...
А. Осипова
— Целая куча проблем... Куча...
И. Цуканов
— Арендовать студию, и еще много-много всего. То есть, это отчасти такой... ну, не хочется говорить «бизнес», но это, в общем, еще некоторое такое предпринимательское занятие — кроме того, что творчество...
К. Лаврентьева
— Как утром вставать, когда это все на тебя обрушилось?
А. Осипова
— Значит, рассказываю. На самом деле я до определенного момента выпускала по альбому в год, была крайне плодовита, активна и жизнерадостна. Но рождение первого ребенка мне много чего в жизни объяснило, расставило приоритеты и показало: вот смотри, ты в первую очередь — женщина и мать, и поэтому, будь добра...
Причем у меня были такие легкие роды, все это было прямо так замечательно... Вот я даже не знаю (простите ради Бога за откровенность), что такое боль. То есть, прямо повезло. Я получила удовольствие, я подумала: надо еще!
Потом появились еще две девочки разом. То есть, это двойняшки — это не запланировано, это подарок Господа Бога. И я осознала, что у меня их трое...
Ну, я не знаю женщин, которые могли бы совмещать... как бы это сказать... которые могли бы абсолютно одинаковое количество энергии вкладывать и в творчество, и в детей, и в дом, и в мужа. Подчеркиваю — в мужа. Потому что дети-то детьми, но мужу нужно давать огромный заряд энергии...
И я поняла на тот момент, что на музыку у меня не остается. То есть, на музыку профессионально — а профессионально, это когда у тебя только музыка существует, и больше ничего. И я взяла паузу... И эта пауза... Она так хорошо затянулась! И мне стало так хорошо в этой ипостаси — сидеть дома, варить борщи... Что-то там для себя пописывать, какие-то куплеты-припевы, не доводя до конца, не мотаясь по гастролям... Это прекрасная жизнь, ребята! Сидеть дома и купаться, значит, вот в этом райском тепле семьи...
Но подспудно-то я понимала, что я что-то делаю не то. Потому что есть необходимость в самореализации, но ресурса не хватает. И я строила планы — я понимала, что вот сейчас вот, я еще полгода покормлю их, и буду уже выходить, наверное, да... Ну ладно, хорошо — 7-8 месяцев... Ну, потихонечку...
То есть, если бы эта трагедия не случилась в моей жизни, я бы через год родила еще, а потом еще... То есть, у меня это хорошо получается и довольно легко получается — генетика, наверное, хорошая... И неизвестно, в каком виде и когда я бы вернулась на сцену.
Конечно, смерть Олега — это был такой мощнейший «пинок под зад»... Там вариантов уже не было... Причем я не помню, чтобы мне было как-то катастрофически плохо. И я видела, что ему было очень трудно в последние годы жизни. И вот первая мысль, когда я поняла, что его больше нет — он фактически умер у меня на руках — я почувствовала облегчение за него. То есть, у меня первая мысль была: Господи, отмучился!
Да, осознание пришло уже гораздо позже. И я за себя не переживала вообще. Я понимала, что я точно справлюсь. Какие проблемы? У меня бабушка с дедушкой в землянке жили год после войны, на земляном полу. И бабушка была с младенцем. Ну ничего, справились же — и я справлюсь, какие проблемы... Это был такой мой защитный механизм — то есть, я сама, сама, все смогу... Поняла в полной мере, что произошло, я уже гораздо позже.
Но к этому моменту я уже встала на рельсы. И ничем другим, кроме как помощью свыше, все эти произошедшие со мной события после его смерти я объяснить не могу. То есть, там нету другого объяснения. Помощь была колоссальная. Ну вот как-то так...
И. Цуканов
— Может, мы сейчас можем послушать какую-то песню, которая...
А. Осипова
— О, давайте мы сейчас послушаем песню, которая называется «Быть выше». Это мне мама всегда говорила, когда меня в школе обижали, она говорила: «Будь выше»...
К. Лаврентьева
— Да, точно-точно...
А. Осипова
— И смысл этого выражения я поняла уже позже. Быть выше — это не значит лапки свесить и на шею сесть, и печалиться, нет. Это значит взять за себя ответственность, за себя, за своих детей, за мир в своей семье... Ну, как-то так...
К. Лаврентьева
— Да давайте послушаем!
И. Цуканов
— «Вечер воскресенья» на радио ВЕРА, умикрофона — Кира Лаврентьева, я — диакон Игорь Цуканов. Сегодня у нас в гостях — Анна Осипова, которую вы все, дорогие друзья, прекрасно знаете как певицу Юту. И вот как раз сейчас мы слушали одну из недавно написанных... записанных во всяком случае недавно песен — «Быть выше».
Анна, я хотел задать вопрос еще вот о чем. Как все-таки совместить вот такое вот творчество — которое живое по определению всегда бывает, которое сложно распланировать, как-то себя заставить выдать некую песню на тему — вот как это совместить с некоей такой... социальной позицией, ну, с социальным служением даже иногда?
Потому что ну вот Вы же ездили много по разным регионам, ездили в том числе на территории ДНР, ЛНР, выступали... И в Сирии Вы были, кстати, насколько я помню, кстати...
А. Осипова
— И в Карабахе недавно... Мы где только не были...
И. Цуканов
— В Карабахе были... И вот, может быть, Вы понимаете, что люди от Вас ожидают услышать нечто — вот что-то во вполне таком определенном контексте... А вот может быть бывает, что не находится такая песня... Или, наоборот, Вы понимаете, что Вам есть, что сказать — потому что Вы чувствуете их настрой, и с этим настроем совпадает что-то из того, что у Вас уже написано... То есть, вопрос именно о совмещении какого-то творческого начала с тем...
А. Осипова
— И рационального...
И. Цуканов
— Ну да, и рационального — наверное, можно так сказать...
А. Осипова
— Я вам расскажу историю. У нас в конце эфира будет песня «Мама», которая очень хорошо меняет ход любого концерта на незнакомой аудитории. То есть, если я понимаю, что я выступаю не перед своими поклонниками, а перед людьми, которые меня, может быть, впервые в жизни видят...
И. Цуканов
— Да-да, вот об этом речь...
А. Осипова
— То четвертым номером стоит песня «Мама» в концерте. И после этой песни начинается тот самый разворот публики ко мне лицом. То есть, налаживается мостик, и дальше уже все идет на несколько другом градусе — гораздо теплее и более доверительно.
И я настолько привыкла к этому, потому что уже много лет песня «Мама», значит, четвертым треком в концерте делает свое дело... И мы приезжаем к беженцам в Ростовскую область... Это четвертый за этот день концерт, и на этот четвертый концерт приезжают детишки, беженцы...
И. Цуканов
— У которых нет мамы...
А. Осипова
— Из детских домов, прямо оттуда, целый спортзал набивается детишек... Я играю первую песню, вторую песню, третью песню... И вот тут я понимаю, что песню «Мама» им петь нельзя, потому что это очень будет жестоко, просто жестоко. И я меняю программу, и мы прекрасно проводим время...
Когда я пою для военнослужащих — тут тоже надо понимать... Они порой ничего не ждут. Ничего, они просто... Ведь как у человека есть базовые потребности — тепло, сон, еда. А под теплом мы подразумеваем еще и душевное тепло. Работающий человек приходит домой и погружается в тепло семьи — это как бы норма...
Вот у военнослужащих этой возможности нет. У них каждый день похож друг на друга, и семья где-то далеко. И тепла там тоже особо нет, потому что это жесткий мужской коллектив. Но базовые потребности в тепле все равно присутствуют. И артист, как ни странно, приезжающий, военнослужащим несет именно эту функцию — он немножко добра и тепла туда транслирует...
И. Цуканов
— Ну и человечности, я бы сказал...
А. Осипова
— И человечности... Да, потому иногда ребята... Репертуар меняется сходу, потому что... Иногда я прямо беру гитару и пою, значит... «О походах наших, о боях с врагами... Давай закурим...» — и это прям прекрасно, прекрасно воспринимается... Иногда я понимаю, что людям надо потанцевать. Просто потанцевать!
К. Лаврентьева
— Душу отвести...
А. Осипова
— Конечно! И в этом тоже есть...
К. Лаврентьева
— Жизнь...
А. Осипова
— Замечательная просто часть нашего времяпрепровождения... Все очень гибко всегда...
И. Цуканов
— А Вы ездите с какими-то музыкантами? Или Вы просто вот вдвоем с гитарой? Как обычно?
А. Осипова
— Если позволяют условия, я беру с собой музыкантов. Вот последняя моя поездка в ЛНР — там условий не было совершенно, поэтому — вдвоем с гитарой... С микрофоном, без звукорежиссера, вдвоем с директором ездили и работали...
К. Лаврентьева
— Анна, Вы же с флейты все начинали...
А. Осипова
— У-у-у...
К. Лаврентьева
— Творчество-то... С флейты... Потом в 12 лет занялись фортепиано... Потом поступили в Гнесинку... Я сейчас объясню, к чему я веду — я не пытаюсь блеснуть своей блестящей, гениальной подготовкой к интервью, наоборот... Я вот о чем хочу спросить: ведь это определенная доля свободы, которую Вам давали родители — легко менять инструменты... А это еще в советское время! Как это так, как это так? Это что такое, ты, значит, у Светланы Юрьевны столько лет на флейте оттарабанила — это что, зря что ли? Как это так? Фортепиано она захотела... Ну что, давай, посмотрим...
И. Цуканов
— Подозреваю, что флейты без фортепиано не бывает...
К. Лаврентьева
— Да нет — бывает, на самом деле. Бывает — она просто в каком-то таком «лайтовом» режиме может продолжаться довольно долго. Тут главное — ноты знать, нотный стан знать...
И потом, значит, включается фортепиано... И потом у Вас вообще меняется, мне кажется, в какой-то момент мышление в сторону музыки — Вы окончательно туда уходите, поступаете в Гнесинку, и там уже начинается какой-то большой путь...
Но это ведь — глубокое понимание со стороны родителей! Другие бы могли тебе сказать: ну слушай, ну какая артистка, ну какая музыка? Ты давай-ка получи-ка вот ты обычную специальность, а потом вот можешь играть, сколько твоей душе угодно...
Они же Вам этого не сказали... Либо сказали, но так, что Вы смогли этому противостоять. Вот где вот эта грань между родительским чутьем — когда нужно включиться и сказать: «слушай, парень, ну ты давай подожди», или: «дочь, давай послушай меня, а потом делай как хочешь» — и между тем, чтобы давать им свободу, когда ты понимаешь, что человек реально на своем месте, и тебе сейчас вмешиваться не нужно?
А. Осипова
— Отличный вопрос. Мы на эту тему недавно с сыном разговаривали... Я ему сказала, что Господь дает именно тех родителей, которых надо. Мне Господь дал именно тех родителей, которые сделали из меня музыканта. Потому что мама пела, папа играл на саксофоне. И им сразу было понятно, что музыкальные способности ребенку дадены. И ребенка вообще в принципе ничего кроме музыки не интересует...
И они меня даже не думали ломать. Они сразу, с мелкого моего возраста поняли: о, музыкант растет! И им это нравилось — потому что маме нравилось петь, академический вокал, а папе нравилось играть. У нас тут был абсолютный консенсус.
Что касается свободы: свободы у меня в детстве не было вообще. Потому что папа настолько жестко контролировал мои занятия... И спасибо ему большое за то, что он воспитал во мне вот это трудолюбие! То есть, там ни шагу вправо, ни шагу влево. Ни мальчики, ни гулянки, ничего этого не было. Была только музыка, музыка, музыка, музыка, музыка... И больше ничего...
К. Лаврентьева
— А ему никто не говорил: «Ты что, ты сломаешь ее! Ребенку нужно детство»? Ну, как другая крайность...
А. Осипова
— Ну, мама пыталась как-то: «Ну, может ей погулять?»... Но там бесполезно было. Там просто папа взял все в свои руки, и...
К. Лаврентьева
— И был прав...
А. Осипова
— И был прав, да... Папа просто, наверное, понимал, что я по натуре — человек ленивый. Ну, мы все ленивые... И вот эту лень он тщательно из меня «выкуривал» (смеются) — будем так говорить, да... Выкуривал...
К. Лаврентьева
— Что для Вас сейчас — самый ресурсный момент, где Вы черпаете силы, в чем?
А. Осипова
— Ну, конечно... Сыну 15... Он очень меняется. Он говорит много таких мудрых житейских вещей, которые не может говорить ребенок в 15 лет. И я понимаю, что они другие! Этот человек... Вот кстати, интересно! Я с самого детства рассказывала ему про Бога, про храм, про священников, про историю — ребята, ноль реакции! Вообще... Ну то есть, абсолютно ему это... До него это не доходило. Не интересно, не нравится, не хочу...
Вы будете смеяться: в 12 лет он к этому пришел сам! Он посещает храм, носит крестик, и мы с ним ведем на эту тему разговоры... И я понимаю, что у каждого есть своя свобода.
С дочерьми — то же самое. То же самое — когда я им рассказывала об этом, они немножко похихикивали, то есть, они не воспринимали всерьез. Им это было как-то...
И тут, значит, начинается спецоперация... И мы валяемся с ними в кровати — у нас ритуал, мы валяемся перед сном... И дочь Маша мне заявляет: «Мама, ты знаешь, мне кажется, что Бог хранит Россию, потому что Россия нужна для того, чтобы во всем мире был мир». Я говорю: «Маш, ты это прочитала где-то?». Она говорит: «Нет, я это просто знаю».
И вот тут я понимаю, что с детьми нужно разговаривать — чаще, больше... И не надо их «воспитывать». Надо себя воспитывать...
К. Лаврентьева
— Вот хорошо, что мы о материнстве заговорили к концу нашей программы. Давайте мы послушаем песню «Мама», о которой Вы уже сегодня рассказывали, о которой мы уже сегодня слышали, историю этой песни, и то, что она именно четвертой часто звучит в перечне Ваших песен на концертах...
А. Осипова
— И я бесконечно благодарна маме... И у нас у каждого, у каждого есть, за что попросить прощения у мамы. И мы знаем, что мама-то простит...
И. Цуканов
— А мы благодарим, Анна, Вас за вот этот замечательный сегодняшний вечер, который Вы с нами провели, за такую вот искреннюю и какую-то глубокую беседу. Мне кажется, мы с Кирой получили очень большую радость от общения...
К. Лаврентьева
— Абсолютная правда...
И. Цуканов
— Дорогие друзья, напоминаю, у нас сегодня в гостях была Анна Осипова, которую Вы все знаете как певицу Юту. Кстати говоря, Анна-Юта будет участвовать в «Светлом концерте», который состоится 21 октября в «Крокус Сити Холл». В 8 часов вечера концерт, с 7 часов вечера сбор гостей — так что приходите, пожалуйста. Я думаю, что Вы там как раз какие-то новые в том числе песни, конечно же, будете исполнять, да?
А. Осипова
— Конечно...
И. Цуканов
— Спасибо большое еще раз... Кира Лаврентьева сегодня, как всегда в это время, в студии, дьякон Игорь Цуканов — и мы прощаемся с вами до следующего воскресенья, мы надеемся...
К. Лаврентьева
— И слушаем песню «Мама»...
И. Цуканов
— И слушаем песню «Мама»...
Все выпуски программы: Вечер Воскресенья
