«Театр, меняющий души и судьбы». Светлый вечер с Вячеславом Спесивцевым

У нас в гостях был актер, режиссер, художественный руководитель Московского молодежного театра, Народный артист России Вячеслав Спесивцев.

Мы говорили о христианских и библейских темах в постановках светского театра, а также о всероссийском фестивале искусств воспитательных колоний для несовершеннолетних «Амнистия души», как этот фестиваль помогает молодым людям меняться и почему он так важен для нашего гостя.

---

Л. Горская

— Здравствуйте в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер», её для вас ведёт Лиза Горская. И у нас в студии Вячеслав Спесивцев. Я думаю, Вячеслав Семёнович не нуждается в представлении.

В. Спесивцев

— Нет, вы уж представьте! Всё-таки я не зря стал профессором и народным артистом!

Л. Горская

— И режиссёром. Художественный руководитель Московского молодёжного экспериментального театра под руководством... Вячеслава Спесивцева. И мы будем говорить обо всём: о театре, о творчестве, о молодёжи. Вячеслав Семёнович очень интересно сформулировал перед программой: я спросила, что мы будем анонсировать. И Вячеслав Семёнович ответил: «Как что? Для меня жизнь — сплошной анонс, ведь молодёжь и есть анонс будущего».

В. Спесивцев

— Да, настоящего, прошлого и будущего. Потому что без того, и первого, и второго, не существует вообще ничего. Вообще, мы встретились с вами совершенно случайно. И случай ли это? Я не знаю, когда меня спросил однажды человек, который имеет отношение к вам на самом вверху, он говорит: «Как же так? Я не знал, что у вас 8 спектаклей на тему Библии для детей». Я говорю: «А как же без этого жить-то? Мы же не очень грамотные люди, получается. Если в семье мама говорит папе: «Ты у меня мудрый, как Соломон», — а папа не знает, кто такой Соломон. Поэтому мы сделали восемь спектаклей, начиная от рождения, от Рождества Христова и заканчивая Апокалипсисом — вот для детей. Апокалипсис — для детей, всё для детей, потому что там наконец-то мы поняли, когда спустился Христос туда, куда надо было, и освободил, выпустил на волю людей, мы поняли, что мы бессмертны. Ведь чего боятся наши дети? Вот говорят, что они такие бесстрашные, они летают на лыжах, на аэропланах и так далее — они боятся смерти, поверьте. Все боятся смерти.

Л. Горская

— Смерти чужой, в частности, смерти родителей очень боятся дети...

В. Спесивцев

— Они уже теперь боятся и своей смерти. А так как наконец-то я им рассказываю, когда они приходят в театр к нам и смотрят... и некоторые уходят и говорят: «Так мы что — действительно бессмертны?» Да, конечно, нам это и открывают мои восемь спектаклей — именно об этом, именно на этом и построена вся наша с вами жизнь сегодня здесь, чтобы там не боятся и здесь.

Л. Горская

— Это очень сложная тема. Как удалось её для детей адаптировать?

В. Спесивцев

— Очень сложно, в то же время дети просты и наивны. Помните, когда говорил Христос «будьте наивны, как дети»? Они остались такими же, если что-то и изменилось в течение двух тысяч лет, то это то, что ничего не изменилось в плане детей: они остались теми же, и с ними можно разговаривать на любых языках, и даже двух тысячи лет тому назад — то, о чём сказал Христос: «Посмотрите, как живут... как действуют дети». «Действуют» — это сказал Станиславский, но Христос так бы сказал, если бы видел, как они работают.

Л. Горская

— Кстати, я сейчас подумала о том, что дети в своей простоте иногда задают нам такие вопросы о мироздании, о смысле жизни, что мы затрудняемся ответить и приходится уходить от темы, что-то выдумывать. Вопросы гораздо мощнее тех смыслов и терминов, которыми мы привыкли повседневно оперировать, если так можно сказать.

В. Спесивцев

— Потому что они не зацикливаются на том, что можно спросить, а что нельзя, для них нет этих тем, информационных полей вообще не существует. У меня, например, в театре восемь студий, и демократия полная. Я иду на это, чтобы понять их, иначе как только запретишь что-то тебя сразу е обвиняют они в том, что нельзя так с ними быть. Я иду и говорю: «Здорово, Иванова!» — а ей семь лет всего или шесть. Она говорит: «Здорово, Спесивцев!» И идём в следующий раз, я ей говорю: «Здорово, Иванова!» Она говорит: «Здравствуйте, Вячеслав Семёнович!» Я говорю: «Что такое? Так хорошо всё начиналось. Что случилось?» Она говорит: «Да вот мама сидела там сзади и говорит мне: «Какой он тебе Спесивцев? Он профессор вообще — как ты с ним разговариваешь?» Вот когда им разрешаешь, и они разговаривают с тобой как не с профессором — которому можно задать вопрос. А потом мама вот так услышит, и всё — нам шлагбаум ставит на наших взаимоотношениях.

Л. Горская

— Но всё-таки должна же быть какая-то субординация.

В. Спесивцев

— Должна, должна быть. То есть субординация должна быть, чтобы никакой субординации — никакой вообще.

Л. Горская

— Это внутри студии?

В. Спесивцев

— Внутри театра, внутри студии, внутри моих семи внуков и внучек.

Л. Горская

— А уважение — это то, что идёт от сердца?

В. Спесивцев

— Уважение нельзя заслужить, его нельзя...

Л. Горская

— Насадить.

В. Спесивцев

— Да. Это как вера: или ты веришь, или нет — уж выбирай чего-то.

Л. Горская

— Интересно. Тут, конечно, можно было бы поговорить о том, что бывает такое, что человек не верил, не верит, но хотел бы. И он просит это...

В. Спесивцев

— Понимаете, я считаю, что вера состоит из каких-то случаев, случайностей, совпадений — таких вещей, которые объяснить нельзя. Потому что когда я стал поступать в Щепкинское училище, чтобы стать артистом, мне тётенька сказала: «Мальчик, не ходи туда, иди в инженеры!» Она меня убила, и я пошёл с горя в цирковое училище на клоуна.

Л. Горская

— Прошу прощения, тётенька в приёмной комиссии?

В. Спесивцев

— Да, она слушала всех. Это был даже не тур, это был консультационный момент. Она меня не пропустила даже на консультацию! И я, как говорится, разбитый в своих мечтах, пошёл в цирковое училище к Никулину на клоуна, поступил и стал колуном.

Л. Горская

— А туда же тоже неимоверно сложно было поступить?

В. Спесивцев

— Да ужас, ужас — там надо быть смешным. И я его всегда спрашивал: «Да я же не смешной?» — «Нет, ты смешной, ты очень смешной», — говорил он. В чём он это нашёл — непонятно. Но дело в том, что ваш коллега — Витя Татарский такой есть — он ко мне через три года пришёл и сказал: «Слушай, мы закопались. У нас этюд „Цирк“ в „Щепке“, куда я поступил сейчас, куда ты не поступил, приди — нам помоги». Я стал помогать, я стал с ними репетировать этюд «Цирк». И Ильинский, который был худрук курса, говорит: «Спесивцев, — он всех называл по фамилии, — беру тебя без экзаменов ко мне на курс!» Без экзаменов! — это тётенька мне сказала, что не надо мне идти в артисты. И я с этих пор беру к себе в студию всех. Почему? — вы скажите. А вдруг я ошибусь, а вдруг я наступлю на горло их песне? Приходите все — а жизнь уж покажет, кому это надо, а кому это и не нужно совсем. Всех беру, всех! И не только всех, а бесплатно! Вообще, искусством надо заниматься бесплатно. Я думаю, что особенно Рублёв и не получал деньги, когда шёл в Кремль расписывать Троицу. Это невозможно за деньги.

Л. Горская

— Вообще?

В. Спесивцев

— Вообще. Иначе мы сломаем вот то, о чём мы говорим — или это любовь, или это подсказка.

Л. Горская

— Извините, на что кушать художнику, человек искусства?

В. Спесивцев

— На что кушать? Тут есть одна такая знаменитая наша певица, не буду называть её. Она мне задала тот же самый вопрос, говорит: «А я похожа? Уровень у меня, как у Эдит Пиаф?» Я говорю: «Понимаешь в чём дело? А ты могла бы так закончить жизнь и так жить, как она?» — «Не-ет, это невозможно!» А она закончила трагически — значит, ты и не можешь быть Эдит Пиаф. Не можешь написать без глаз человека, значит, и не надо, не дано тебе это — и не надо, и живи прекрасно, и живи чудно, но не трогай ты бессмертие и веру в ту... ну, не получилось. А не получается — вот только хотели, чтобы у меня не получилось в театре, а раз — и вывел Витя Татарский, раз — и мне позвонил. А потом дальше — а дальше по жизни колоссальное количество этих вот несовместимостей, неслучайностей, я бы сказал. Вот меня, да и не только меня, а людей нашего возраста спрашивают: «Как вы прожили? А советское время? А что такое советское время? А что такое вот для вас эта история?» Что я могу ответить? Я — лауреат премии ленинского комсомола. А дедушку, деда Сидора — хорошее у него было имя — его сослали и всю семью в Ханты-Мансийск туда, в Сибирь, за то, что жена его, моя бабушка, верила в Бога, а он был коммунист абсолютный, революционер, коммунист. И когда донесли, что бабушка верит в Бога, что крестится всё время, ему сказали, как члену партии: «Или бабушка и Бог, или партия, революция...» — и так далее. И он сказал: «Бабушка!» Вот отлучить себя от партии в то время, когда была революция и в это верили, шли на смерть и так далее — это странность. Но Бог есть любовь и там произросла любовь бабушки и дедушки, и она победила. Правда, когда их везли в тюремном вагоне в Сибирь, она заболела тифом и её выбросили из вагона прямо там, в Сибири, полуживую. И она, когда её выбрасывали, она кричала «слава Богу!» — славила Бога. Понимаете, нету случайностей, всё закономерно абсолютно, не поддаётся только описанию само понятие «любовь». Любовь есть Бог. Недаром же Толстого отлучили за то, что он взял и переставил два этих слова — это нельзя переставлять.

Л. Горская

— Хотела я другой вопрос задать, но сначала спрошу: что в вашем представлении порядочность?

В. Спесивцев

— У меня был друг — Александр Штейн, знаменитый советский драматург, он был капитаном первого ранга, военный, подтянутый такой красавец. Все фильмы про Ушакова — это его сценарий. И тогда было странное отношение к евреям. Было много анекдотов про евреев, было много шуток еврейских, и когда чуть-чуть это переходило меру... он мне однажды сказал: «Слава, есть две национальности, — то есть то, что вы сказали, задав мне вопрос, — порядочный и непорядочный человек. Больше не существует никаких национальностей, есть только понятие, как говорится, ты каков — на жизнь смотришь какими глазами: порядочными или непорядочными, готов ты сделать что-нибудь гадкое или нет.

Л. Горская

— Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». У нас в гостях Вячеслав Семёнович Спесивцев — художественный руководитель Московского молодёжного экспериментального театра под руководством Вячеслава Семёновича Спесивцева.

В. Спесивцев

— Можно «экспериментальный» опустить, потому что театр всегда экспериментальный.

Л. Горская

— Но это же прекрасно, в отличие от экспериментальной кухни, например.

В. Спесивцев

— Он даже ещё и молодёжный.

Л. Горская

— Целых восемь студий. Давайте подробнее поговорим, вот я знаю, что недавно прошёл фестиваль «Амнистия души», который для вас очень важен. Расскажите, пожалуйста!

В. Спесивцев

— Дорогие друзья, люди живут, люди умирают, люди живут по-всякому, а иногда их судьба вдруг куда-то забрасывает туда, куда они и не хотели, может быть, но они уже заброшены. Не надо на них смотреть, как на заброшенных. Есть не тюрьмы, а колонии, где дети от 14 до 18 лет сидят за преступления, причём преступления очень серьёзные: убийство, грабёж. Но если мы от них отвернёмся и поставим на них крест, то они могут дальше с этим крестом шагать и в повтор этих преступлений. А если они вдруг почувствуют, что к ним протянули руку и из этой тьмы, из этого случая есть рука, которая поможет им выбраться — а выбраться очень тяжело оттуда, единственная помощь — это заниматься чем-то прекрасным там, для меня в данном случае — искусством. Вот я езжу по колониям, мы ездили с Кобзоном, сейчас его уже нет, Царство ему Небесное, сейчас с Юрием Куклачёвым — он с кошками, я со студийцами, с артистами. Мы показываем там спектакли, смотрим, какие они делают спектакли — спектакли потрясающие совершенно иногда, потому что они не делают для того, чтобы показать, конъюнктуру какую-то соблюсти. Они делают это от души, они делают это бесповоротно в своё будущее, а будущее иногда страшное и неприглядное. Но от того, как мы им поможем, мы можем сказать о своём будущем: зайдём ли мы в подъезд, не боясь, или будем бояться и страх нас будет вести по всей жизни — встретить этих детей, которые стали в номинациях этого фестиваля «Амнистия души» — 10 номинаций, вот в одной из номинаций, — занимаясь прекрасным чем-то, они становятся лауреатами. И какой-то огонёк хороший, что-то впереди они видят. Раньше мы прям со сцены... мы и сейчас — вот был фестиваль — мы со сцены отпускаем их на свободу, но не так просто, обходя закон, нет. Ну, там УДО, они хорошо себя ведут, стараются заниматься искусством и учебным процессом. Потому что колонии несколько другие, чем мы представляем: у них есть батюшка, они молятся по утрам и по вечерам; они сажают огороды. Допустим, огород — прям написано «морковка Иванова»! (Смеётся.)

Л. Горская

— «Капуста Петрова».

В. Спесивцев

— «Капуста Петрова» — значит, вот этот Петров, который там сидит, посадил эту делянку и ждёт, пока капусту можно будет шинковать, солить и кушать, и слава Богу.

Л. Горская

— Это подростковая колония? И как она правильно называется?

В. Спесивцев

— Воспитательная колония, они потом, после 18-и, идут в тюрьму — такой, так сказать, вариант профессиональный. Но тоже ведь они совершили большие проступки — это большие преступники, несмотря на возраст, — это убийства... Я, например, одну девочку спрашивал: «А ты зачем маму-то убила?» — «Достала она меня!» Вот этот вот «достала» и это понимание, что она убила, и она поёт песню про маму — вот это собралось в единое и я её взял на курс к себе в ГИТИС. Кобзон взял к себе в Гнесинку — тогда он там преподавал.

Л. Горская

— Извините, а она вышла, да?

В. Спесивцев

— Да, вышла, родила, не пошла по нашим делам, которые мы ей предлагали. На вдруг сказала: «У вас в театре сложнее, чем в колонии, тяжелее», — потому что искусством заниматься — эт очень сложная штука. Она пошла в жизнь, родила, слава Богу, и счастлива, и чудно.

Л. Горская

— А чем зарабатывает на жизнь?

В. Спесивцев

— Она как помощница а-ля конструктора-художника, вот они строители — рисуют, возводят, с мужем.

Л. Горская

— Ну, слава Богу. Невозможно представить, не дай Бог никому, вообще как жить с тем, чем она живёт. Мне кажется, я вам про это рассказывала в нашу прошлую встречу, либо у меня сейчас, как говорят, дежавю. Много лет назад в рамках фестиваля «Золотая маска», по-моему немцы, в Икшанской колонии молодёжи ставили «Убить дракона».

В. Спесивцев

— Да, немцы. Сейчас уже Икшанской колонии нет, она закрыта, перепрофилирована, но там именно началась история с фестивалем «Амнистия души» — именно в Икшанской колонии.

Л. Горская

— Я была на этом спектакле.

В. Спесивцев

— Да?

Л. Горская

— Да. Я и сейчас-то мало соображаю, тогда — вообще ничего. У меня впечатление самое яркое: насколько разные глаза были у этих ребят. И видно было, что кого-то действительно до глубины сердца тронуло то, что они соприкоснулись с искусством, что они уже не будут прежними — вот это меня поразило.

В. Спесивцев

— Вот я уверен, что если бы наш Достоевский не пережил бы вот этих восемь лет — он был осуждён ведь, помните? И если бы он это не пережил, а был ли бы Достоевский? То есть в зачине был бы, конечно, но «Униженные и оскорблённые» так отличаются от последующего, что я не знаю, был ли бы, стоило бы вот переживать такое. Но для него это была та самая случайность, которая ведёт нас, собственно, к тому, что... и в данном случае и Куклачёв, и мои дети, Сёма с Васей, которые уже закончили «Щепку», ГИТИС и со мной занимаются студиями — они уже не могут не заниматься этим делом, которое, если будем говорить честно, оно прекрасно, оно делает из них... У них есть о чём ставить, у них есть о чём заниматься. Просто так сегодня стать Модильяни невозможно, иначе глаза наполнятся, а душа исчезнет.

Л. Горская

— Вот вы говорите, что тогда в Икше родился фестиваль «Амнистия души». Это идея у вас возникла или?..

В. Спесивцев

— Случайность абсолютно! Мне позвонил... Паша Гусев, по-моему, и говорит, что он был в Икшанской колонии, что они там делают театральные какие-то опыты, и они просят профессионала: «Ты мой друг и профессионал, ну, съезди в Икшу». И я поехал, посмотрел — очень интересные человеческие и художественные какие-то экзерсисы. Ну а когда посмотрел, меня вызвал Калинин — такой был, он и сейчас жив, слава Богу, — он сам министр юстиции, а тогда он ФСИНом руководил. Он говорит: «Слушайте, Вячеслав Семёнович, не бросайте нас — поезжайте ещё раз, они очень хотят». Ну я поехал. А потом он меня наградил золотой медалью ФСИН — это подкуп, наверное, сейчас это уже преследуется.

Л. Горская

— Но почему подкуп? Вы же делали реальное дело.

В. Спесивцев

— Реальное абсолютно! Это я говорю на всякий случай...

Л. Горская

— Реальные заслуги.

В. Спесивцев

— Да, заслуги, да. А когда лапа, как говорится, увязла, то тут давай всю лапку до конца — я поехал в другую колонию, я поехал по колониям. Судьба меня погнала и сердечный мой восторг, который продолжал во всём этом быть, продолжал развиваться и дошёл до фестиваля. Хотя некоторые мои коллеги говорят, что вот их страна посадила, пусть она и отвечает. Страна-то посадила, но мы-то тоже должны быть соответственно не стране, а душе своей.

Л. Горская

— А вас попросили с ребятами заниматься уже после «Золотой маски» той?

В. Спесивцев

— Да, это было рядом — прямо год в год.

Л. Горская

— Это потрясающе, потому что я помню глаза ребят после спектакля, как я вам сказала. И я ужас свой помню, думаю: «Господи, что же будет, если их бросят, если их соприкосновение с театром, соприкосновение с искусством не продолжится?» Потому что у кого-то такая надежда проснулась — это ни с чем не сравнится по силе этой эмоции.

В. Спесивцев

— Да, это однозначно. А вот наша встреча сегодня — разве это не случайность? Вдруг «Вера»? Я покупал машину...

Л. Горская

— Это хорошо!

В. Спесивцев

— Вот покупал машину, и там надо всё настраивать, всё делать, пятое-десятое. Я говорю: «Вы профессионалы, ну сделайте, помогите мне», — там, в этом автосалоне. Вот я её уже приобрёл, выезжаю, включаю приёмник и там говорят, что это радиостанция «Вера». А так как я не умею ничего делать и переключать чего-то...

Л. Горская

— Вы стали нашим постоянным слушателем!

В. Спесивцев

— Да! Я ездил и не мог никак переключиться! Поэтому я слушал год радио «Вера».

Л. Горская

— Пользуясь случаем, хочу передать благодарность сотрудникам неизвестного мне автосалона! Спасибо, что слушаете нас! Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». Её для вас ведёт Лиза Горская. У нас в гостях Вячеслав Семёнович Спесивцев. Оставайтесь, мы вернёмся через минуту.

Л. Горская

— Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». У нас в гостях Вячеслав Семёнович Спесивцев — художественный руководитель Московского молодёжного экспериментального театра под руководством Вячеслава Семёновича Спесивцева.

В. Спесивцев

— А я вообще честно говорю, это действительно так, мне уже нечего особенно где-то юлить, потому что мне возраст уже не позволяет. Я стал говорить всё время правду — и мне так хорошо стало.

Л. Горская

— Расскажите об этом подробнее!

В. Спесивцев

— Пожалуйста, я могу даже не только тебе в данном случае рассказывать. Если Бог даст и я буду хоть какую-то помощь через радио... если ты будешь меня, допустим, спрашивать, а я буду отвечать и всё впопад, надеюсь, и попадём так, чтобы радио «Вера» помогало людям, которые оступились, которым сказали, что не надо быть артистом, идите в инженеры, а мы им поможем, то это прекрасно, это чудесно! А они имеют на это возможность, потому что сейчас дети совершенно стали другими. И если ты мне скажешь, если у тебя есть дети, что ты их не понимаешь или не совсем понимаешь, я этому поверю, потому что они стали другими. Потому что когда-то было время, когда мы хотели быть все космонавтами, к жизни подходили с точки зрения техники: Н2О — это значит «вода». И вот мы все это должны были это знать. А сейчас они совершенно другие, они сейчас заглючены на совершенно другое понимание мира, потому что они... Вот вряд ли кто из нашего возраста понимает, что такое сегодняшний поток... они живут в потоке чувственном, а мы жили в потоке научном — вот чем они отличаются. Чувственный поток — это клиповое сознание. Что такое «клип»? Это невероятное наслоение друг на друга образов, смыслов, чувств, самое главное. Ведь Станиславский, великий Станиславский, в конце жизни вдруг открыл вещь, которую не должен был открыть, и вообще взял себя и перевернул с ног на голову. Система Станиславского заключается в том, чтобы не играть чувств — запрещено было играть чувства, только действия: действия, действия, действия... И вдруг в конце жизни, в шестом томе — я прочёл случайно, — он вдруг сказал, что будущее театра и вообще искусства, а театра обязательно, это когда по линии действия поедет, помчится паровоз чувств. «Паровоз чувств» — когда он говорил, что нельзя играть чувства. Вот в этом паровозе чувств, в этом чувственном потоке живут сейчас дети от пяти до семи лет — вот мои студийцы. Они совершенно по-другому смотрят на мир, у них клиповое сознание. Клиповое сознание, понятно, что какой-нибудь...

Л. Горская

— Как вы «Лунную походку» изобразили! Или что это было?

В. Спесивцев

— Это я изобразил, как идёт этот знаменитый певец американский...

Л. Горская

— Майкл Джексон.

В. Спесивцев

— Да, Джексон. Вот он идёт, идёт, идёт, потом идёт и вдруг какая-то стена, и вдруг идут люди какие-то поющие, потом какое-то озеро, и в это озера капает... от них от всех какая-то капля — бух, и оттуда появляется лев. Изо льва вдруг появляется опять ветер, опять идут, идут, идут они — вот клип.

Л. Горская

— Очень динамично!

В. Спесивцев

— Это можно понять? Невозможно! А они понимают, они живут в этом. И вот в этом вся штука. И если не понять людям... моим родителям своих детей — они в ужасном состоянии.

Л. Горская

— А вот опять же, извините: а что считать пониманием? Понять, в смысле разложить по полочкам, или понять, в смысле прожить и сделать частью своего опыта?

В. Спесивцев

— Войти в этот чувственный поток, стать... мы всё время ныряем в озеро и думаем, что мы плывём с детьми в одном потоке — ничего подобного: мы, наоборот, плывём от них и дальше, дальше. А вот попасть в этот поток и с ними войти в этот поток и плыть с ними — это очень тяжело. Это, если хотите, даже поставить на своей жизни вопрос: а так ли ты жил?

Л. Горская

— А вот интересно: я слышала точку зрения, что не надо с ними плыть, а нужно их из этого потока вытаскивать каким-то образом.

В. Спесивцев

— Это нужно по-разному. Если они попали в поток, который требует вытащить их из колонии, то надо вытаскивать. А если попал в поток прекрасного, чудного состояния лета, солнца, тепла — чудно совершенно — на спинку и греби вместе с ними, пригребёшь в то место, которое называется счастьем.

Л. Горская

— И возвращаясь, опять же, к фестивалю «Амнистия души» — сколько лет ему?

В. Спесивцев

— Это уже у нас был, по-моему, двенадцатый фестиваль. А я к вам пришёл не просто так — вы от меня не отвертитесь! Я вас очень прошу: скажите, что есть я, есть мои дети, есть мои студии, есть мои ребята, есть мои артисты, которые готовы плыть вместе с ними и вытаскивать, если понадобится ещё создать несколько фестивалей и ещё поездить, и помогать, и протягивать руки. Скажите, что существует такое метро «Бутырская» — выходишь из метро и прямо перед вами, не надо никуда бежать, никакой троллейбус не нужен, а прямо входите в театр — Московский молодёжный театр. Входите и говорите: «Я хочу здесь заниматься», — всё.

Л. Горская

— И всех берут?

В. Спесивцев

— Да, записываем и всех берём абсолютно. Приходите, каждое воскресенье в 10 утра вас ждёт кворум человеческий — не тех тётенек, которые говорят, что не надо тебе быть артистом, иди в инженеры, — а наоборот, которые заинтересованы в том, чтобы ты стал тем, кем хочешь.

Л. Горская

— Сколько же у вас подопечных?

В. Спесивцев

— Ну, если объединить три младших в одну, значит, триста. Если средних объединить — это так 150, условно. Если старших... почему так всё меньше и меньше? Потому что вот они в старших студиях уже точно знают, что они хотят идти в эту профессию — их там, допустим, 60. А младшие студии — их ещё пока приводят мамы и папы, мамы, может быть, хотят, чтобы они стали артистами, а они — не очень. И слава Богу! Мы учим танцевать, петь, декламировать, радоваться — жизни надо радоваться. Если с самого начала начать не радоваться, то может, конечно, вырасти Достоевский, но...

Л. Горская

— Но может не успеть написать!

В. Спесивцев

— Даже если не родится Достоевский, а родится радующийся — ну и слава Богу. Ну, хватит нам одного «Преступления и наказания» — уже достаточно.

Л. Горская

— Мне, кстати, кажется, что вы сейчас какую-то ужасно важную вещь затронули, потому что действительно, может быть, несознательно, но часто родители занимаются тем, что отучают ребёнка радоваться.

В. Спесивцев

— Конечно. Не только радоваться — они иногда своих детей окунают в тот поток, в котором сами не произошли... в котором, к сожалению, что-то не произошло, не стыковалось... они — не будем «несчастными» говорить, но не очень счастливыми были — мол, давайте вы это тоже хлебните. Зачем? Не надо, пусть они плывут своим потоком чувственным, пусть они радуются каждой секунде, потому что он, как и у вас, дорогие родители, тоже не повторится.

Л. Горская

— Вот это важно! И привычно такую вещь слышать от психологов обычно. А вы, наверное, и психолог тоже — ведь режиссёр же не может быть психологом.

В. Спесивцев

— А как мы без этого станем руководить театром? Если человек говорит, что он руководит театром для того, чтобы сделать хороший спектакль — это половина дела, поймите. Сейчас театр, следуя Станиславскому, этому потоку и так далее, состоит из двух частей, причём очень чётко: зрители и те, кто на сцене. И пора этим двум потокам соединиться, пора зрительному залу стать сценой для тех, кто сидит в зале — пусть они там творят и пусть они там рассказывают о своём счастье, секунде счастья, которую они испытали, сидя в зале. Это надо объединять, приходите к нам — будем объединяться, будем становится счастливыми. Я надеюсь, что вы нам тоже позволите хоть капельку вашего счастья заесть!

Л. Горская

— Заесть! (Смеётся.) К вам прям круглый год можно приходить?

В. Спесивцев

— Круглый год, каждое воскресенье в 10 утра.

Л. Горская

— Руставели, 19. Какой у вас репертуар, помимо тех восьми спектаклей?

В. Спесивцев

— Начиная от «Библии для детей», детских сказок — у нас есть проект, который называется «Сказки народов мира». Это, значит, сказки — ну все абсолютно, начиная, австралийскими, заканчивая китайскими. Мы были в Китае, в Пекине с нашим другим проектом, правда, — это проект, который называется «Классика в классе». Мы играем от «Горе от ума» до Фонвизина «Недоросль», мы играем школьный репертуар, но стараемся, чтобы в нём участвовал зритель — те школьники, которым это преподают. Чтобы они не слышали, как преподают: хорошо или плохо, — потому что сейчас образование — суперглавное для нашего общества, — а так, как они хотят и видят это. И пусть они это дело сделают сами на сцене нашей. И они сами придумывают своего Грибоедова, своего Толстого, своего, на их взгляд сегодняшнего, обязательно (классика — это которая сегодня), сегодняшнего Есенина, сегодняшнего, если хотите, Мольера. У нас классика прям идёт по классическим этим делам. Мы только что вернулись из Парижа, мы там играли «Плутни Скапена» для французов, которые сами вместе с нами участвовали в этом создании своего Мольера. Они нас потом хватали по Парижу и говорили: «Вы нам вернули жизнь!» — по-французски.

Л. Горская

— Почему?

В. Спесивцев

— А потому что мы как-то по-другому, нетрадиционно сыграли «Скапена». А почему нетрадиционно? Потому что они сами в этом участвовали. Они весь музыкальный ряд прохлопали, ритмизировали наш спектакль «Скапен». Допустим (Хлопает в ладоши.) — это первая часть дела нашего зала. А вторая: (Хлопает в ладоши в другом ритме.) — и они соревнуются в этом выхлопковании ритма музыкального и мольеровского текста и музыки.

Л. Горская

— И участвуют?

В. Спесивцев

— И участвуют. В восторге подошла ко мне женщина. Я говорю: «Ну, понравился спектакль?» — я немножко знаю по-французски, а она немножко знает русский. Она показала мне свои руки и говорит: «Посмотрите на мои руки — я отбила все свои руки!»

Л. Горская

— Розовые?

В. Спесивцев

— Да. (Смеётся.)

Л. Горская

— Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». У нас в гостях Вячеслав Спесивцев — режиссёр, профессор...

В. Спесивцев

— Да, это уж вы будьте любезны!

Л. Горская

— Профессор, художественный руководитель Московского молодёжного театра. Я вот даже не знаю, как спросить вас, как корректно его задать, чтобы вам пришлось ответить: на что вы вообще живёте, ваши восемь студий.

В. Спесивцев

— Слава Богу, что в нашей жизни не только можно иронизировать над руководством или нашими начальниками. Вы знаете, что сказано в Библии, кстати?

Л. Горская

— Ну, не всё.

В. Спесивцев

— В Библии сказано: «Любите начальство», — перевод такой. Почему надо любить начальство? Потому что оно иногда попадается такое, какое помогает нам жить и ответить на вопрос: на что вы живёте?

Л. Горская

— Просто вы сказали, что у вас обучение бесплатное для детей. Вопрос сам собой встал.

В. Спесивцев

— Да, Департамент наш удивительный, руководитель нашей культуры — Московский Департамент культуры, Кибовский наш — обожаем его и любим. Я вам скажу, что такое начальство мы любим — оно нам помогает и с помещением, и с текстами, и с финансами, и со всеми теми, с кем мы должны, якобы случайно, встретиться. Не случайно — это не случай. Когда я шёл сюда, вышел на порог батюшка — прямо такой батюшка батюшка. И я ему сказал: «Благословите, батюшка!» Он меня погладил... Это всё, якобы, случай — это не случай, там всё рассчитано, там всё сделается так, чтобы человечество в эту часть жизни тоже было счастливо.

Л. Горская

— Я тогда снова вернусь к фестивалю «Амнистия души» и к средствам на него. С ними же наверняка вам кто-то помогает?

В. Спесивцев

— ФСИН — Федеральная служба исполнения наказаний. Помогает наш Департамент по культуре, у нас есть прекрасное Министерство по делам молодёжи. То есть с миру по нитке, как говорится, с разных организаций понемножку оно и собирается.

Л. Горская

— Я вам объясню, почему я вновь и вновь возвращаюсь к этой теме, почему она важна для меня. У меня есть семейная история: мой дедушка был редактором одного из московских изданий и он в начале 30-х по доносу сел...

В. Спесивцев

— Как мой дедушка тоже.

Л. Горская

— Там был какой-то исключительный случай — это было всё-таки начало самое 30-х, и он был очень хорошим человеком и, видимо, очень хорошим начальником, потому что люди начали писать бесконечные письма. А донос был, что он растрачивает средства — его посадили за растрату. Начали писать письма, объяснять, что растраты не было, что это ложный донос и так далее. Писали, писали и, в общем, его освободили — через пару лет, но его освободили. И, как оказалось, тот, кто написал донос, скорее всего, спас дедушке жизнь. Потому что пока он сидел по этому ложному навету, всю редакцию, весь этот куст их, там начались уже более жёсткие репрессии — их репрессировали за какую-то, якобы, измену. Как были дела, когда прям целыми предприятиями людей репрессировали — вот они как раз попали. И дедушка вышел... В общем, я с детства знаю, во-первых, тот, кто сидит, не обязательно преступник.

В. Спесивцев

— Ну наконец-то вы повелись на это! И это прекрасно, это чудно!

Л. Горская

— Да, то есть это не очевидно, потому что, если не вникать, не сталкиваться, и слава Богу, что люди не сталкиваются с этим — ну в тюрьме, значит, всё, значит, преступник. Во-первых, тот, кто сидит, не обязательно преступник, к сожалению или к счастью.

В. Спесивцев

— 40% людей сидят по наветам, по делам, к которым они не имели отношения.

Л. Горская

— Подставились, не разобрались.

В. Спесивцев

— Конечно. Испугались раз — закрыли. Мой дедушка Алексей был бухгалтером, причём большим финансистом — его посадили. Он мне говорил: «Слава Богу, что меня посадили — я пересидел свою невиновность. И когда я уже вышел, некуда было возвращаться.

Л. Горская

— Да, такая же ситуация.

В. Спесивцев

— Вот такая история. Но потом, когда тётенька, которая была его заместителем, которая написала на него всякую гадость — он был исключительно честным человеком, он был из интеллигентной семьи, он не мог просто ничего себе позволить такого, он боялся всегда закона — закон надо не только исполнять, но и боятся его. Поэтому, когда он вернулся, там разобрались — эту тётеньку посадили. Не хочу сказать, чтобы там ей было плохо в то время и так далее — то время давно уже прошло. Всё равно любить надо всех, кто под этим небом живёт, и каждая десятая наша заповедь об этом, слава Богу. И дедушку выпустили, и он дальше жил и дожил до светлого дня, и слава Богу. И мы, когда делали фестиваль наш «Амнистия души», думали именно об этом — что не все те, которые там сидят... а есть те, которые не только выращивают там морковку Иванова, но которые готовы, придя сюда, выращивать её и с другими, такими же случайно попавшими или, к сожалению, совершившими преступления, но хотят света в конце туннеля. Хотят обязательно, человек — это светлое существо.

Л. Горская

— Это важно, да. И даже если человек ошибся...

В. Спесивцев

— «Светлый вечер» ведь у нас?

Л. Горская

— Да. У нас светлое радио, более того!

В. Спесивцев

— Светлое радио, светлый человек. Дай Бог всем света.

Л. Горская

— Из тех, кто ошибся, люди каются, люди исправляются.

В. Спесивцев

— Конечно! А зачем же нам покаяние-то дано?

Л. Горская

— У вас действительно бывает такое, что молодые люди выходят из колонии, начинают заниматься?

В. Спесивцев

— Те, которых мы выпускаем со сцены, практически стопроцентно больше не возвращаются. Потому что, если это возвращение, тогда это рецидив. А самое страшное в жизни нашей и нашего будущего общества — это рецидивные дела. Не дай Бог они повторятся! Пусть они повернутся и пойдут навстречу тому свету, о котором мы сейчас говорили.

Л. Горская

— У нас всего две минуты осталось. И когда мы говорим с гостями о таких важных и светлых делах, я обычно стараюсь успеть спросить о том, какая помощь нужна им. Потому что, слава Богу, есть люди, и в этой студии они часто бывают, которые занимаются чем-то очень важным: социально важным, духовно важным, и помогают так или иначе другим. А какая помощь нужна вам?

В. Спесивцев

— Любите нас!

Л. Горская

— Мы вас любим!

В. Спесивцев

— Вот и всё — больше ничего не надо. Начиная от Патриарха Кирилла и заканчивая теми людьми, которые нуждаются в нас и сидят в колониях, и те, которые приходят заниматься после колоний — единственное, чего я прошу: любите! На этом свете мы нуждаемся только в любви.

Л. Горская

— И дети.

В. Спесивцев

— Детей у меня, слава Богу, много, хорошие — и всё мужики.

Л. Горская

— А вот почему?

В. Спесивцев

— Не знаю, так получается.

Л. Горская

— Вы сейчас в число своих детей включили ваших подопечных или нет?

В. Спесивцев

— Внуков или внучек, или?.. Ещё и внучки стали появляться, но вообще этим делом, которым я занимаюсь, занимаются и мои дети. В основном это ребята: это мой Сёма, Вася — это мои сыновья.

Л. Горская

— Слава Богу!

В. Спесивцев

— Слава Богу, да. Бог с теми, кто нас слушает.

Л. Горская

— Московский молодёжный театр под руководством Вячеслава Спесивцева. Метро «Бутырская», улица Руставели, 19. Каждое воскресенье?

В. Спесивцев

— Каждое воскресенье ждём от вас любви в 10.00!

Л. Горская

— Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» была программа «Светлый вечер». Её для вас провела Лиза Горская. В нашей студии — Вячеслав Семёнович Спесивцев, режиссёр, профессор...

В. Спесивцев

— Народный артист России, между прочим!

Л. Горская

— Народный артист России, о чём мы сказали.

В. Спесивцев

— В самом начале — да.

Л. Горская

— И художественный руководитель Московского молодёжного театра. Всего доброго!

В. Спесивцев

— До свидания!