«Театр как служение». Никита Астахов, Татьяна Белевич, Наталья Шеховцева

У нас в студии были представители духовного театра «ГЛАС»: художественный руководитель Никита Астахов, директор театра Татьяна Белевич и актриса Наталья Шеховцева.

Мы говорили о театральном искусстве и его духовной составляющей, об истории театра «ГЛАС», а также о новом спектакле по произведению Анны Ахматовой «Поэма без героя». Наши гости рассказали, как подготовка к постановке спектакля помогла им ближе познакомиться с судьбой и творчеством знаменитой поэтессы Серебряного века и что удалось воплотить в театральной постановке.

Ведущий: Алексей Пичугин

---

Алексей Пичугин:

— Дорогие слушатели, здравствуйте. «Светлый вечер» на «Светлом радио». Меня зовут Алексей Пичугин. Я рад вас приветствовать. Сегодня у нас много гостей, я очень люблю, когда много людей собирается в нашей студии, и у нас тема хорошая и замечательные гости. Встречайте. Никита Сергеевич Астахов, художественный руководитель Московского театра «Глас». Добрый вечер.

Никита Астахов:

— Добрый вечер.

Алексей Пичугин:

— Татьяна Георгиевна Белевич, директор театра «Глас». Все верно, да?

Татьяна Белевич:

— Да.

Алексей Пичугин:

— Здравствуйте. Наталья Шеховцева, актриса театра «Глас».

Наталья Шеховцева:

— Здравствуйте.

Алексей Пичугин:

— Здравствуйте, здравствуйте. Мы уже говорили на «Светлом радио» и неоднократно с Никитой Сергеевичем. Татьяна Георгиевна, вы тоже приходили к нам?

Татьяна Белевич:

— Да.

Алексей Пичугин:

— Замечательный повод еще раз нам здесь собраться всем вместе, поговорить — премьера в театре «Глас». Мы о ней поговорим чуть позже, давайте пока сохраним интригу небольшую. А в начале напомним нашим радиослушателем о самом театре. Он существует уже много лет, тридцать три года, да?

Татьяна Белевич:

— Тридцать три, да.

Алексей Пичугин:

— Тридцать три, замечательный срок, замечательный возраст театра, который своими тремя десятками лет совершенно точно подчеркнул, что он состоялся, существует, замечательные спектакли идут. Но давайте по порядку о том, как все начиналось, и как пришло к тридцатитрехлетию.

Никита Астахов:

— Татьяна Георгиевна, скажите, как директор, как заслуженная артистка.

Татьяна Белевич:

— Ну хорошо, повторюсь, начиналось 33 года назад. Знаменательно то, что в этом году 33 года исполнилось ровно на Пасху, 24 апреля. То есть тогда, когда театр показал свою первую постановку «Светлое воскресенье», пасхальную. И год для нас, конечно, знаменательный, потому что ряд событий произошло за это время и много утекло воды, но мы выстояли, мы работаем, делаем премьеры. Переезжаем в очередной раз. Вот мы сейчас переехали, правда, в любимый нами район Москвы, в Замоскворечье тоже.

Алексей Пичугин:

— Вы же и были в Замоскворечье.

Татьяна Белевич:

— Да, мы были, были на Пятницкой, были на Ордынке, откуда, к сожалению, нам пришлось выехать, там было наше помещение, потом переехали на Пятницкую, там пробыли лет тринадцать, наверное.

Алексей Пичугин:

— На Большую Татарскую.

Татьяна Белевич:

— А теперь Большая Татарская, дом 29.

Алексей Пичугин:

— Но это фактически пятачок, на самом деле, для людей, которые хорошо представляют Московскую география и Замоскворечье, оно же очень большое, Замоскворечье, вы переезжаете на сравнительно небольшой территории, причем, исторической части Замоскворечья, которая можно уверенно сказать, что неплохо сохранилась.

Татьяна Белевич:

— Нам очень нравится. Во-первых, старая Москва. А потом — удобно, метро недалеко, можно пешком пройти от Новокузнецкой, от Третьяковки, даже от Павелецкой, немножко дальше. Хороший район и помещение нам нравится. Там сцена не очень большая, но, тем не менее, мы обустроили, обуютили как могли. Приходят, людям нравится. Работаем, премьеры выпускаем. К 800-летию со дня рождения святого благоверного князя Александра Невского выпустили премьеру «Имя России Александр Невский». Это у нас свежая премьера. И сейчас самая ответственная работа началась на выпуске спектакля, который готовит сейчас Никита Сергеевич.

Алексей Пичугин:

— Сейчас вы про спектакль, эта премьера 30 июня.

Татьяна Белевич:

— Июня.

Алексей Пичугин:

— Это я просто июнь-июль, когда лето началось...

Татьяна Белевич:

— Да, да. Солнце, клубника, сирень, все перепуталось. Я о премьере не буду говорить, потому что у нас есть худрук театра, и режиссер, и сценарист, и актриса, которая занята в этом спектакле.

Алексей Пичугин:

— Это мы обязательно сейчас будем подробно на протяжении программы говорить. Просто, так как мы здесь еще на «Светлом радио» делаем цикл программ про советскую Церковь, мы взяли да и охватили период с конца сороковых годов, казалось бы, уже послевоенной истории, до начала 90-х. Понятно, что у нас это отдельный проект. Но вот, 89-й год, понятно, что уже 1000-летие Крещения Руси прошло.

Татьяна Белевич:

— Да.

Алексей Пичугин:

— Что-то в стране поменялось в отношениях с Церковью. Но при этом все равно 89-й год, и театр рождался у вас, наверное, не одномоментно, не то, что 24 апреля 89-го года и поехали. Одно дело, когда мы говорим о Церкви, о богослужениях, о священниках, о людях, которые непосредственно относятся к Церкви как таковой, к административной ее части, а другое дело, когда мы говорим о театре. Театр и другие культурные появления в православной традиции в 89-м году, все равно кажется чем-то достаточно невероятным, по крайней мере, для людей моего поколения, которые тогда были совсем не великими, маленькими, мало что понимали, но при этом как-то помнят.

Татьяна Белевич:

— Время, конечно, сложное, потрясающее время. Я сейчас вспоминаю и думаю, как это Господь дал нам силы столько времени продержаться, во-первых, и вообще это организовать. Начинали с нуля, ну ничего не было, ты да я да мы с тобой. Вот Астахов, Белевич и привлекали. У нас замечательная певица Таня Синицына была в свое время, батюшка помогал, отец Георгий Докукин, другие батюшки. Отец Александр Никулин, он еще не был тогда священником, это был просто режиссер, который ГИТИС закончил у Завадского, стал священником, сейчас на Урале служит, творческий человек, который стихи писал. Конечно, нам очень хотелось отметить 1000-летие своей профессией, своими средствами. Тогда вообще ничего не было, ни пьес, никаких материалов, на базе которых можно сделать сценическое действо, обращались к одному, к другому, к третьему. И все как-то говорили: да, нет, во-первых, время коммунистическое, надо, понимаете ли, чтобы были и овцы целы и волки сыты. Закончилось тем, что мы все на себя взяли. И конечно, готовиться пришлось, это не то, что завтра спектакль, а сегодня мы подготовились. Год как минимум в среднем идет на то, чтобы подготовить новую постановку. Сценарий, конечно, который тяжело дается. В первую постановку вошло — поразительно, тогда это шок был — Евангелие чтение, выбраны места из переписки Гоголя с друзьями, это вообще была запрещенная, мало кто знал интеллигенция. На огромный зал пять человек, кто читал. Иоанн (Кологривов) «Очерки по истории русской святости», это вообще нам батюшка принес в перепечатке на машинке, знаете, раньше не было, печатная машинка с неровными буквами. Потом мы из Германии, когда были там на гастролях, батюшка по фамилии Коляда, как я помню, подарил нам книгу Иоанна (Кологривова) и говорит: подписать я вам не могу по понятным причинам. Причины какие? Через границу нельзя было провозить религиозную литературу тогда. То есть это такое время было, цензура была. Господь миловал, даже люди, которые были тогда в департаменте культуры, называлось Управление культуры, даже коммунисты, но как-то удалось первую афишу выпустить с крестом, который казался совсем незаметным. Но все это продвигать было сложно, что каждый раз думали, идешь и рискуешь, что будет. И билеты невозможно было продавать, негде, ни рекламы, ничего. Была у нас женщина, потрясающая, Ольга Петровна, это чудо какое-то, простая женщина, которая каким-то образом оказалась около нас. Мы ее называли женщина с ведром, потому что она ходила и сама продавала билеты. Идет Крестный ход, вдруг она билеты приносит, ни рекламы ничего нет, она говорит: пойдите-пойдите туда. Мы говорим: давайте, как администратор нам поможете. У нее было пластмассовое ведро, но оно было не круглое, а прямоугольное, ровные стенки. Она говорит, очень удобно носить документы, я, говорит, положу, а в метро никто не мнет, толкаются, а документы целы. Такие своеобразные люди. И она привезла своего брата из Харькова, потому что, говорит, он ученый у меня, в институте, но неверующий. Она умудрилась его привезти, потом притащить к нам на спектакль, и он заинтересовался, стал Евангелие читать. В общем, такие чудеса были. И много другого. Время было такое, не понятное теперешним молодым людям. У нас одна из ведущих актрис, Аня Хапкина, ей 33 года. Мы говорим, ровесница театру. Приходят люди, моложе, чем наш театр.

Алексей Пичугин:

— Главное, так удивительно, 33 года, это уже возраст определенный, это уже определенный путь. Сейчас экономически, как любят говорить, активными становятся люди 21-22 лет, родившиеся уже в 21 веке. А у вас ровесница театру, 89-го года.

Татьяна Белевич:

— Да, несколько и другое воспитание уже идет. Нацеленность была несколько другая, сейчас такая коммерциализация, и культура и театр поставлены в условия, как называют, когда все продают-то?

Алексей Пичугин:

— Коммерциализация.

Татьяна Белевич:

— Сфера услуг, как услуга. Как нельзя, конечно, допущено это, а это надо убирать. Это не услуга. Если услуга — она подстраивается под покупателя. А если уровень культуры, образования упал, то и требования у тех, кто покупает, несколько другие. А театр, культура должны вести наоборот вперед, выше. Это очень серьезный момент, об этом можно отдельно говорить. При всем при этом, как-то какое-то Господь дал чудо нам выжить и оказаться сегодня на Большой Татарской, 29.

Алексей Пичугин:

— Я напомню, друзья, что в гостях у «Светлого радио» сегодня Никита Астахов, художественный руководитель театра «Глас», Татьяна Белевич, директор театра «Глас» и актриса театра Наталья Шеховцева. Интересно, сейчас перед этой небольшой отбивкой вы говорили о том, что театр не может стать сферой услуг. Действительно, я так подумал, а что в нашей культуре может быть сферой услуг? Только продажа билетов, наверное.

Татьяна Белевич:

— Это тогда и получается, что сам театр является сферой услуг. Услуга это прачечная, кафе, сапожная мастерская.

Никита Астахов:

— Еще дома всякие есть с услугой.

Алексей Пичугин:

— А, ну дома с услугой, ну хорошо. Приходят к нам в студию на программы из разных театров люди, художественные руководители, актеры, мы говорим, примерно так же рассуждают, как и вы. Но при этом, я не знаю ценовой политики театра «Глас», но при этом я открываю, в интернете смотрю, сколько стоят билеты, и понимаю, что они очень дорогие. Юрий Грымов, художественный руководитель театра «Модерн», помню, рассуждал так: да, но ведь это же элитарная часть искусства, а элитарная часть искусства не может быть дешевой. Позволить театр себе может каждый, поход в театр, но пускай это будут отложенные деньги, пускай это будет мероприятие, к которому человек готовился. В кино тоже не очень дешевые билеты, но в кино пошел купил билетик сразу перед сеансом, сел на кресло, взял поп-корн, сидишь ешь. А театр это другое. Человек может приехать в другой город ради театра. Нам просто жителям Москвы, потому что сюда все едут в театр. Но у меня есть несколько знакомых людей москвичей, которые ездят на премьеры. Они выбрали себе, путешествуя по стране специально в поисках интересных спектаклей, интересных театров, несколько провинциальных театров и ездят туда раз в год, несколько раз в год на премьеры, просто на спектакли. Для них это целое путешествие, как для людей, которые в Москву так приезжают.

Татьяна Белевич:

— Это есть, но это все-таки единицы. Я сейчас вспомнила о том, что Александр Николаевич Островский, которого мы все любим и у которого пьес больше, чем у Шекспира, о нем сказали так: теперь у нас есть действительно народный театр, его можно назвать именем Островского. Что такое элита и что такое избранность? Сейчас такое время, как мне кажется, говорит, вот востребованный театр, у него дорогие билеты, поэтому он востребован, или масса зрителей идет, толпа. Во-первых, про толпу мы знаем, толпа революцию делали.

Алексей Пичугин:

— Толпа куда угодно может идти.

Татьяна Белевич:

— Мы знаем, и какие санкции сейчас толпой организовывают. Это же не показатель того, что это должно быть и это то, что нужно. Сейчас такое время, что этих людей организовать, и привить хороший вкус, хорошую культуру. Я не уверена, что туда пойдут те, кто дорогие билеты покупает. У нас дешевые билеты, мне жалко зрителей. Я вижу, они хотят, даже дешевые билеты многим тяжело купить, они хотят прийти, бесплатно с радостью, потому что они хотят глоток чистого воздуха получить, но финансовые возможности не позволяют. И время сложное, то пандемия, то еще... Конечно, не буду спорить с другим худруком, у него свое мнение, всем бы хотелось и зарабатывать хорошо и считаться элитным. Я не знаю, мне хотелось бы, чтобы вообще народ был элитным у нас в России, в хорошем смысле слова, образованным, культурным и стремящимся посмотреть театры, не только кино, хорошую музыку послушать. Для этого людей надо приучать, может быть, сначала и бесплатно пригласить, чтобы им это понравилось, а потом они пойдут. Какое-то такое время, должен быть момент воспитания. Тем более мы говорим о том, что сейчас...

Алексей Пичугин:

— А к вам кто-то может прийти бесплатно?

Татьяна Белевич:

— Могут прийти, к сожалению, могут, мы не можем не пустить, допустим, друзей актеров тех же или родителей, которые работают. Мы, может быть, неправы по-своему, и в других театрах этого не делают. Я знаю, что даже ведущие актеры приходят, мне тут рассказали, что идет, нет, говорят, иди за 12 тысяч билет покупай. Мы как-то до этого не созрели, у нас как-то не хватает на это понимания или возможностей. Мы еще и не были в таком элитном помещении, где могло бы быть все предоставлено. Пришел, тебе и то, и это, и пятое-десятое.

Алексей Пичугин:

— А кстати, элитное помещение — это совсем не признак. Как в одну сторону, так и в другую. Я, помню, был на спектакле одного театрального проекта, который просто кочевал по Москве в отсутствии собственного помещения. Причем, это достаточно популярные представления были, и спектакли, которые они ставили, были известными, хорошими. Я уж не буду говорить, кто, но они то в актовом зале школы выступят, то в каком-то подвале. Это не потому, что какой-то замысел красивый, художественный.

Татьяна Белевич:

— Потому что вынуждены.

Алексей Пичугин:

— Вынуждены, где-то надо было, куда можно людей позвать, пригласить, они туда и шли.

Татьяна Белевич:

— Мы тоже поскитались, много поездили.

Алексей Пичугин:

— Я знаю.

Никита Астахов:

— Интересно, сказали по поводу организации и воспитания нового зрителя театрального, который ездит даже по другим городам и смотрит спектакли.

Алексей Пичугин:

— Я просто сталкивался с такими людьми.

Никита Астахов:

— Это не новое явление, я помню, мы ездили в Ленинград, будучи молодыми, смотрели Смоктуновского в роли князя Мышкина. На ночь приезжаешь, смотришь, восхищаешься спектаклем, игрою актеров, приезжаешь и берешь это на вооружение, учишься, школа такая. Что касается элиты, в каждом обществе разные элиты. Элиты ведь тоже воспитываются. Не та элита, как говорят в Израиле, которые наверху живут, а элита, которая воспитывается, каждое общество выпускает вперед свою элиту, она тоже воспитывается. Сегодня она такая, будем говорить, живущая наверху, а завтра она может из глубины народной выйти.

Алексей Пичугин:

— А я даже не знаю, что такое элита, если мы говорим про элиту применимо к людям. А то, о чем говорил Грымов, он скорее говорил про элитарность искусства. Я не могу сказать, что я с ним согласен или не согласен, поскольку, если разбирать его мысль досконально, наверное, можно найти и «за» и «против». А что касается театра, тут всегда такое широкое поле для трактования понятия элитарного искусства, как, наверное, ни в одной другой области.

Никита Астахов:

— Вы знаете, Федор Михайлович очень просто эту элитарность определил. Он сказал, что если художественное произведение не обладает народностью, он обречено на быстрое окончание. Поэтому работать маленькими шажками для определенного круга людей, которые, может быть, считают себя или их считают элитарным кругом, это сегодня-завтра, а послезавтра этого нет.

Алексей Пичугин:

— На потребу дня, получается.

Никита Астахов:

— На потребу дня, а я бы даже сказал, на потребу денег.

Алексей Пичугин:

— А тут одно без другого не работает.

Никита Астахов:

— Оно все вместе, задачи надо другие ставить. Надо ближе к Федору Михайловичу ставить, думать об этом, на народные интонации в спектакле.

Алексей Пичугин:

— Вы говорите, ездили в Ленинград на Смоктуновского. А я недавно где-то видел, ох, я не помню, что это был за фильм, но там был потрясающий актер, мне запомнившийся, отнюдь не главную роль игравший, но почему-то запомнившийся тем, как он играл. Я нигде не мог найти про него никакой информации, нашел едва-едва, что это актер постоянный в труппе какого-то небольшого театра где-то в глубинке. Я понимаю, что я тоже при возможности, при случае с удовольствием так бы съездил куда-то, может быть, не специально в провинциальный театр, но будучи в каком-то городе, где есть свой театр, я бы с большим удовольствием сходил на спектакль. Мы с супругой были в Рыбинске года полтора назад, который чудесно сделали совершенно. Я говорю, а пойдем посмотрим, давай сходим на спектакль. Посмотрели, билетов не было, к сожалению. Это тоже показывает, что люди ходят, я думаю, не только туристы, приезжающие в Рыбинск, а жители города. Значит, есть, куда прийти, значит, есть что посмотреть, значит, есть такие замечательные чудесные актеры, как тот — не помню ни имени, ни фамилии, ни фильма — только запомнилась вот эта игра и то, что я искал.

Никита Астахов:

— Очень интересно вы говорите, потому что формирование, движение и развитие театра именно основано на этих бриллиантах, которые рассеяны по всей России. Не обязательно это академические театры, эти актеры блистательные, которых не превращают в киношных звезд, существуют в каждом городе, их надо беречь, оберегать, создавать им определенные условия. Потому что в принципе, это та почва, на которой происходит развитие русского репертуарного театра. Это те звезды, они по единицам, а на них ориентируются актеры из окружения, они учатся на них. В каждом театре есть лидер, актер ли актриса лидер, это определенная нагрузка, это внутреннее дело театра, но весь коллектив строится в этой пирамиде. Они понимают, вот она высота актерского мастерства, и надо к ней приближаться. Это ежедневная школа с ориентацией на этих единиц, на удивительных актеров, которые есть. Россия это вообще артистическая страна, у нас все играют, начиная от политиков и кончая простым актером.

Татьяна Белевич:

— А вообще интересно, что тенденция сегодня такая, и на театральной сцене, когда идет стремление привлечения кинозвезд, как теперь говорят, медийные лица.

Алексей Пичугин:

— Люди не из театра идут в кино сниматься, а из кино идут в театр.

Татьяна Белевич:

— Да, берут, в сериале человек снялся...

Никита Астахов:

— И весь бюджет направляют на них.

Татьяна Белевич:

— Как в свое время, мы заканчивали Щепкинское, были с Виктором Ивановичем Коршуновым, директором Малого театра, народный артист, он говорит (еще когда!): великий актер и популярный, это две огромные разницы, это не одно и то же. А вот эта популярность, сериальные, может, и хорошие люди, но не великие, далеко не великие. А в таких театрах, о которых вы говорите, есть великие актеры, они еще не известны.

Алексей Пичугин:

— И не будут. Тот человек, о котором я говорил, ему к 80-ти, он прекрасный актер, но вряд ли он, снявшись в этом фильме, еще снимется в десятке. Он, я думаю, прекрасно себя чувствует на сцене своего театра, которому он отдал 50 лет.

Татьяна Белевич:

— Видите, есть такое служение все-таки.

Алексей Пичугин:

— Да, именно служение.

Татьяна Белевич:

— Любовь к театру, любовь к культуре. Островский писал: «Любовь моя театр». Это тоже здорово. Поэтому мы с Никитой Сергеевичем, когда организовывали театр, у нас была установка, не приглашать звезд, а делать своих, и это трудно. Легко звезду позвать и все будут, как она выглядит на сцене.

Алексей Пичугин:

— Вот у нас Наталья Шеховцева.

Татьяна Белевич:

— Замечательная актриса, давайте ей дадим слово.

Алексей Пичугин:

— Сейчас мы прервемся на минуту, небольшая пауза. И вернемся в нашу студию, где сегодня Никита Астахов, Татьяна Белевич, художественный руководитель и директор театра «Глас». Актриса театра «Глас» Наталья Шеховцева, я, Алексей Пичугин. Через минуту мы все вместе снова в этой студии.

Алексей Пичугин:

— Возвращаемся в студию «Светлого радио», друзья. Напомню, мы сегодня говорим с руководителями театра «Глас» Никитой Астаховым и Татьяной Белевич, актрисой театра «Глас» Натальей Шеховцевой. Я Алексей Пичугин. Перед тем, как мы перейдем к главной теме, долго до нее добираемся, интересно говорить про театр, но последнее, что я хочу спросить помимо основной темы. Никита Сергеевич, вы сейчас сказали, что одна из основ, это когда театрального актера не тащат в звезды кино, сериалов. А я помню, что много достаточно лет я работал с людьми на разных музыкальных радиостанциях, которые параллельно служили в разных театрах. Притом, радио и небольшие роли в сериалах и фильмах от массовки до каких-то второстепенных ролей, редко, когда это была главная, помогали им жить. Их служба в театре не позволяла им прожить так, как им могла позволить работа дополнительно на радио ведущими, диджеями, новостниками и съемки в небольших сериалах и фильмах. Но ведь это же тоже, получается, необходимость жизненная.

Татьяна Белевич:

— Это и сейчас происходит. Это нормально.

Алексей Пичугин:

— Сейчас, естественно, это было-то не так давно.

Никита Астахов:

— Деньги деньгами, это все понятно, а служение это совершенно отдельное дело. Это государственное дело, на этом служении растут поколения, это все серьезно. А деньги это сегодня есть, завтра нет, это обыкновенная эксплуатация актерского мастерства, когда его начинают таскать, этого несчастного талантливого актера по всем фильмам. Он уже надоедает, потому что зрителю нужны новые и новые лица, а его, как говорится, выдаивают до конца, чтобы зритель ходил, деньги платил на определенную звезду. К серьезному вопросу служения театру и отношения к театру как к храму, это для вашей и нашей общей передачи на Радио ВЕРА, как Щепкин Михаил Семенович сказал, театр это храм для актера, священнодействуй, не думай о деньгах, значит.

Татьяна Белевич:

— Или убирайся вон.

Никита Астахов:

— Или убирайся вон, очень четко сказано, это серьезно. А русский театр это явление крайне серьезное.

Алексей Пичугин:

— Безусловно.

Никита Астахов:

— Есть советский театр, был такой. Люди понимали. Возьмите серьезные поколения актерские, что деньги деньгами, как говорится котлеты отдельно. А потом наступает время, когда человек понимает, для чего я живу. И если я нахожусь на поприще театральном, то здесь уже серьезный начинается разговор, а не то что, как мне диван купить и так далее.

Татьяна Белевич:

— Я бы здесь добавила, что Никита Сергеевич любит свое дело, очень предан, но, тем не менее, все-таки мы даем возможность людям сниматься, если это не нарушает репертуар театра, не подводит. Потому что действительно зарплаты небольшие у актеров, им нужно тоже жить, семью кормить. Здесь в этом смысле плохого-то ничего нет, если нет там ничего скверного.

Алексей Пичугин:

— Давайте теперь про спектакль. 30 июня премьера, «Поэма без героя» Ахматовой. Когда говорят про Анну Андреевну Ахматову, кто-то, наверное, вспомнит ее ранние стихи, не знаю, из тех людей, которые вспомнят. Вот подойди на улице к человеку, спроси, что вы знаете про Ахматову, а можете ли что-то прочитать. Наверное, в первую очередь прочитают что-то из ранних стихов, вспомнят «Реквием» и «Поэму без героя». И та же «Поэма без героя», как и все творчество Ахматовой, прошла путь ее жизни, разделенной на несколько частей. То, что в ней говорится о ранней истории, потом военная история 40-х, и уже поздняя. «Поэма без героя» дописана в 62-м году.

Наталья Шеховцева:

— В 65-м.

Алексей Пичугин:

— В 65-м даже, то есть буквально незадолго до кончины.

Наталья Шеховцева:

— А начала она ее писать в 1940-м.

Алексей Пичугин:

— Сороковом. И, наверное, несколько разная Ахматова писала этот текст, монолитный, который очень един, мне, по крайней мере, так кажется. Но там разная Ахматова.

Наталья Шеховцева:

— Да, совершенно верно. По тексту это очень видно, потому что она много переделывала, переставляла разные куски. В принципе написание поэмы остановила ее смерть, так бы она писала ее и писала, мне кажется, до конца. Это, конечно, как нам кажется, исповедь ее жизни, исповедь, раскаяние, покаяние, и эта исповедь прилюдна. То есть она решается открыть какие-то такие сокровенные вещи всему миру, всем людям и следующим поколениям, и это очень смело.

Алексей Пичугин:

— А вы в спектакле играете? Как сценически это можно описать?

Наталья Шеховцева:

— Не знаю, можно ли говорить про решение, наверное.

Алексей Пичугин:

— Ну это еще можно.

Наталья Шеховцева:

— Но в спектакле участвуют три актрисы разных возрастов.

Алексей Пичугин:

— Три Анны Андреевны.

Наталья Шеховцева:

— Это три Ахматовой, да три Анны Андреевны, как о том, что вы говорили. Она молодая, она, осознавшая все, и она, находящаяся в протесте, когда запретили ее печатать, 12 лет ее вообще не издавали. И этот момент, конечно, для такого человека, для такой глыбы пережить это. Конечно, это было время ее протеста. Но она все равно писала и даже просила Чуковскую...

Алексей Пичугин:

— Лидию Корнеевну.

Наталья Шеховцева:

— Да, чтобы она запоминала, чтобы стихи не были написаны на бумаге. И она запоминала на память их.

Алексей Пичугин:

— У меня почему-то Лидия Корнеевна и Анна Андреевна где-то очень рядом, потому что у Анны Андреевны «Реквием», у Лидии Чуковской «Софья Петровна» это два произведения, которые очень рядом стоят, очень рядом по времени написания. Как-то обе эти женщины сумели мясорубку, которую описывали, пережить, переосмыслить. Лидия Корнеевна вообще прожила очень долгую жизнь, ее не стало-то относительно недавно. Почему именно «Поэма без героя»? Даже не знаю, насколько она возможна в театральной интерпретации, хотя я тут абсолютно не специалист, не профессионал. Я читаю «Поэму без героя», и мне... Расскажите, пожалуйста, Никита Сергеевич, как, почему?

Никита Астахов:

— Очень интересно Анна Андреевна сама определяла жанр этого произведения, «Поэмы без героя». Она говорила: как решите, так и,.. кто как воспринимает, такой и жанр предположительный может быть, хотите, это чтение просто поэмы, хотите фильм снимите, хотите спектакль поставьте, хотите балет, меня это не очень и волнует, и я не переживаю по этому поводу, главное донести смысл произведения, а жанр выбирает. И мы здесь, действительно, много интересной формы неожиданной, которой мы идем, жанр выбирает данный театр. Например, Алла Демидова прекрасно читает эту поэму, но это не спектакль, это чтение умной женщины, талантливой актрисы. А мы делаем спектакль, и я бы даже сказал, по жанру, может быть даже, спектакль-балет. Если не балет, то, по крайней мере, какой-то пластический музыкальный спектакль. Тоже определенное решение есть, и в этом принимает участие Георгий Отарович Бердзенишвили, который выстраивает пластический рисунок спектакля, подбирается специальная музыка, мировая классика, которая сопровождает все это произведение. Очень интересно высказывание Анны Андреевны по поводу стихосложения. Она говорила, что в принципе стихи писать легко, сложно придумать музыку, которая подскажет рифму. А когда эта музыка приходит каким-то образом к художнику, то тогда слова очень легко укладываются. Музыкальность этой поэмы настолько совершенна, что она пронизывает всю поэму, идет сплошной музыкальный поток. Это крайне интересно. По поводу того, почему театр взял это произведение. Во-первых, оно сегодня — может быть, так нехорошо говорить — но все-таки оно модное. Много коллективов хотят сегодня разгадать, и ахматоведы есть прекрасные, цикл книг, который называется «Православный Пушкин», «Православный Чехов», «Православный Лермонтов», есть и «Православная Ахматова».

Алексей Пичугин:

— Наверное, только, может быть, зря приставка-то. Человек многообразен в своем творчестве.

Никита Астахов:

— Может быть. Я просто говорю, что есть мышление православного человека, и оно отличается от разнообразия светского мышления, я про это говорю. В свое время не публиковали людей православного мышления по многим причинам. И сейчас мы как раз имеем очень богатый материал, на который мы опираемся и изучаем это время. Я прочитал и актеры первый раз поэму и ничего не понял, совершенно я не понял. Я вижу закодировано, а что именно, не понимаю. Я второй раз читаю, опять ничего не понимаю. А потом я стал изучать материалы. Изучать материалы, круг людей ее. Это салон поэтический известный «Бродячая собака», мужей ее, с кем она была, в кого она была влюблена, кто в нее был влюблен. Там много трагизма, между прочим, если разобраться, это касается не только одной Судейкиной Ольги Афанасьевны, ее подруги близкой и красавицы Петербурга того времени, но это касается и таинственных отношений, диалогов, которые были на этой почве. Например, Шилейко, один из мужей Анны Андреевны, когда посетил салон «Бродячая собака», сказал: более омерзительного места я не видел. Но там все говорили стихами. Представляете, что это за общество? Когда не читают стихи, а говорят стихами. Что это за грандиозность этих талантов поэтических, которые говорили. И добавлял очень сильно, но надо добавить, что при всем этом все стремились к красоте.

Алексей Пичугин:

— Это отличало Серебряный век, это отличало наследие Серебряного века, которое многие из них переосмысливали. Как можно сравнить Ахматову 62-го года с Ахматовой 16-го года. Я думаю, что это две разных женщины, два разных человека.

Никита Астахов:

— Конечно. Юная девушка...

Алексей Пичугин:

— Но стремление к красоте было и в Ахматовой 16-го года, и в Ахматовой 62-го года.

Никита Астахов:

— Стремление к красоте и своеобразие было. Например, когда она знакомилась с кем-то, сразу начинала читать свои стихи, сразу, потому что не могла жить без этого и потом демонстрировала, как она пролезает под стулом, не касаясь пола, какая гибкость у нее была. Вот она молодая, она молодая такая была. И Кутузов, и Федоров, и мальчик Миша Линдеберг, страшная судьба постигла, как и Князева, там много всего такого. И к чему она пришла в 65-м году. Это поэтесса, которую отпели в храме, отпели ее.

Алексей Пичугин:

— Почему бы и нет?

Никита Астахов:

— Время-то какое было.

Алексей Пичугин:

— Время, они вон ходили, когда в Москве Ахматова жила, она все время ходила на Большую Ордынку в храм Всех Скорбящих радость.

Наталья Шеховцева:

— Кстати, она сама делала эскиз креста, который просила, чтобы поставили у нее на могиле, и в Комарово стоит этот крест по ее эскизу.

Алексей Пичугин:

— Я напомню, друзья, что в гостях у «Светлого радио» сегодня руководители московского театра «Глас». Никита Астахов, художественный руководитель, Татьяна Белевич, директор театра «Глас», Наталья Шеховцева, актриса театра «Глас». Наталья, а вы, готовясь к спектаклю, как-то для себя по-новому Ахматову открывали, нет? Часто мы себе рисуем образ того или иного поэта, писателя, даже если долго и часто к нему обращаемся, у нас есть монолитный образ. Но, мне кажется, если актер, актриса готовится к роли, то там присутствует какая-то тайна открытия.

Наталья Шеховцева:

— Я Ахматову люблю с детства. Открываю свои детские тетради, 15, 14 лет, у меня переписаны ее стихи. Это, конечно, все про любовь, это «Двадцать первое. Ночь. Понедельник».

Алексей Пичугин:

— Только хотел, с языка сняли.

Наталья Шеховцева:

— «Сочинил же какой-то бездельник, Что бывает любовь на земле». Когда я училась в институте, нам педагог по речи говорил: у тебя с этим поэтом совпадают вибрации, у тебя нет, не совпадают. У меня с Ахматовой совпадают, я ее чувствую внутри. Я что-то, может быть, даже не понимаю, о чем она написала, но чувствую, проживаю это внутри. И, конечно, когда мы взялись за «Поэму без героя», я тоже прочитала, что это? Это невозможно.

Алексей Пичугин:

— Невозможно сам текст или невозможно его сыграть?

Наталья Шеховцева:

— Невозможно понять. Такое ощущение, что она просто издевается. Сюжет перескакивает с одного на другое, то любовь, то война, то мальчик, то девочка. А потом мы уже начали читать очень много информации, как раз была пандемия, мы работали в зуме, и мы читали-читали-читали, перекидывали статьи разные, интересные. Очень много изучили, все, что связано с Анной Андреевной. Сказать, что я открыла что-то новое, я не открыла, потому что она всегда со мной находится.

Алексей Пичугин:

— Вы говорите, перескакивает. Ахматова тот человек, который всегда обращалась к своей молодости. Квинтэссенция для меня это «Летний сад», когда «лебедь, как прежде, плывет сквозь века, Любуясь красой своего двойника. И замертво спят сотни тысяч шагов Врагов и друзей, друзей и врагов». Это она уже в преклонном возрасте в Летнем саду.

Наталья Шеховцева:

— И здесь в поэме есть лирические отступления, они даже написаны курсивом, то есть другим шрифтом. Там, да, есть «А теперь бы домой скорее, Камероновой Галереей, В ледяной таинственный сад», это возвращение в юность, в начало. И в нашем спектакле идет именно разговор молодости, то есть прошлого с будущим и будущего с прошлым. В этом и состоит драматургия.

Алексей Пичугин:

— Если уж мы вспомнили об Ахматовой... Почему-то молодой Бродский в периоды своего общения с Анной Андреевной тоже очень много писал о каком-то мнимом на тот момент возвращении, как будто чувствуя свой отъезд, свое прощание с родиной, свою невозможность вернуться, потом нежелание приезжать, невозможность найти тот Ленинград. Как у Ахматовой поиск того Петербурга-Петрограда. Но Ахматовой было проще, она могла прийти в Летний сад, я почему-то чувствую эту боль, когда она смотрит на эти стены, фасады, эти кирпичи, которые сохраняют следы рук тех людей из ее молодости. Их всех нет, а она есть, она жива. Почему-то не знаю, помимо того, что у меня это перекликается с «Летним садом» Ахматовой, у меня еще очень сильно это перекликается с Бродским, который в то время на эти темы писал.

Татьяна Белевич:

— Она его очень любила кстати, он часто был у нее в Комарово, и она его за водочкой посылала.

Алексей Пичугин:

— Ну, это же знаменитый Ахматовский кружок, конечно. Никита Сергеевич, вы долго готовились к «Поэме без героя»? Сколько заняла подготовка?

Никита Астахов:

— Долго, очень долго. Во-первых, я сам должен был приблизиться. У меня в репертуаре, я на эстраде работал, очень много стихов разных поэтов. А Ахматовой, мы знаем, «Что ныне лежит на весах», совершенно известные вещи, а подробных произведений у меня не было, поэтому мне надо было подготовиться и понять, насколько мы можем эту поэзию поднять сегодня на театральной сцене, какими путями мы это будем делать. А самое главное, у меня это и без Ахматовой было, но по названию «Поэмы без героя», меня тема героя в художественном произведении последние годы очень беспокоит и волнует. Потому что советское время закончилось тем, что пропали герои советские, Павки Корчагины, Павел Власов, Чапаев. Когда брался литературный герой для того, чтобы на него люди ориентировались и были такими.

Алексей Пичугин:

— Попытка создать новых святых.

Никита Астахов:

— Да, да...

Алексей Пичугин:

— Пантеон.

Никита Астахов:

— Конечно. И вдруг она пишет «Поэма без героя». Это вызов. Что она этим хочет сказать? И знаете, я пришел к такой очень серьезной мысли. Какой герой нашего времени должен быть? По Лермонтову... Какой нашего сегодняшнего дня должен быть герой? Вдруг я слышу: наступило время воцерковления, может быть, священник должен быть героем, на которого... Такие разговоры пошли.

Алексей Пичугин:

— А мне почему-то кажется, простите, что я со своим мнением, что это всегда натяжка. У Лермонтова «Герой нашего времени», но там очень своеобразная история героя. И если мы к каждому времени будем подверстывать, ранние революционные годы Павка Корчагин, Павлик Морозов чуть позднее — это все пантеон, который создала новая власть для своего утверждения, он искусственный. А если мы посмотрим, то настоящих героев, на которых можно сказать, это герой того времени, это герой этого времени, наверное, не найдем. Тут мудрость Ахматовой в том, что она через десятилетия идет, «Поэма без героя», а это действительно поэма без героя.

Никита Астахов:

— Тут много всяких расшифровок и предложений по этому поводу — герои, без героя. Я пришел к такой мысли, что она предлагает иной путь совершенно. Она не выдвигает человека, на которого надо ориентироваться в воспитании, а делает совершенно другой акцент, который заключается в следующем. Мы знаем, что муж ее, Гумилев, расстрелян был, сын ее, Лев Николаевич, тоже сидел в тюрьме, да, мы это знаем. И давайте вспомнит строки, на которые я стал ориентироваться, что она написала. Это касается очень тонко героя времени. Она говорит: «Муж в могиле»...

Алексей Пичугин:

— Сын в тюрьме...

Никита Астахов:

— «Сын в тюрьме». И дальше?

Алексей Пичугин:

— Помолитесь обо мне.

Никита Астахов:

— Помолитесь — и вдруг — обо мне. Не о них, а обо мне. Это женщина без мужа, это женщина вы понимаете, какая болевая точка?

Алексей Пичугин:

— С сыном у нее очень тяжелые были отношения, надо сказать.

Никита Астахов:

— Очень серьезно. Я не касаюсь этого. Но она выдвигает, может быть, не тот, который ярко стоит на первом плане, герой, а который страдает рядом с ним.

Алексей Пичугин:

— И в ней страдает самой.

Никита Астахов:

— Смотрите, как неправильно мы ударение делаем. Пушкин «И в свой жестокий век восславил я СВОБОДУ», выделяем это. Бла-бла-бла. А у Пушкина, смотрите, как написано: «И в свой жестокий век восславил я свободу, и... милость...». Восславил милость к падшим призывал, он не отрывает слово свобода от милости, а это совершенно разные понятия. Этот вопрос, какой герой и что это такое. Может это у креста Богоматерь, что Она переживала. Она главный акцент смещает с Креста страдания Спасителя на Мать, Которая это видит.

Наталья Шеховцева:

— «А туда, где молча Мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел», — она написала.

Татьяна Белевич:

— Она написала, «Разве не я тогда у креста, Разве не я тонула в море, Разве забыли мои уста Вкус твой, горе!»

Никита Астахов:

— Второе, что касается героя, это меня волнует, потому что театр должен развиваться и художественная литература, хотя словесность это не хуже слова, именно в эту сторону, какой будет герой. А может быть, это человек, который рядом с героем. Очень интересная мысль, над ней надо очень серьезно задуматься. Главное меня спрашивают, и я, может быть, Алексей, поделюсь с вами этим. Зачем духовный театр взял это произведение, ну зачем? Там ведь такие высказывания есть, что, к поэту грехи не прилипают, вот начало ее мышления. И чем она заканчивает? Все эти ряженые-переряженые, то есть религиозное развитие очень сильно. Зачем? Почему наш духовный, единственный, на Большой Татарской существующий театр напротив мечети, взял это произведение, на каком основании? Вспомним простое выражение, что задача православного искусства это сретение — встреча с Богом.

Алексей Пичугин:

— Бродский недаром стихотворение одно из самых известных ранних «Сретенье» Анне Андреевне посвятил.

Никита Астахов:

— Правильно. А если вспомнить Мандельштама, тоже неплохо, она же была лидером акмеизма, а Мандельштам сказал: акмеизм это тоска по мировой культуре. Вы внимательно прочитаете когда «Поэму без героя», то увидите, что она берет стихосложение не только российских замечательных поэтов, и себя тоже, но она берет и Байрона и Шелли и Шекспир и Софокл, и все это объединение мирового мировоззрения. Это поэтесса мирового порядка, она обладала таким интеллектом и такой силой поэтической, что она имела право идти таким образом. По поводу, почему мы взяли именно эту поэму, я хочу напомнить вам стихи известного поэта Александра Александровича Блока, концовку, которого безумно любила Ахматова. Она рыдала два раза в жизни. Первый раз на могиле Блока.

Алексей Пичугин:

— Которой нет, кстати, уже, могилы Блока.

Никита Астахов:

— Да, да, когда переносили. Второй раз, когда Гаршин — она мечтала выйти за Гаршина замуж, даже всем объявила, что меняет фамилию.

Алексей Пичугин:

— Ахматова?

Никита Астахов:

— Она, Ахматова, вдруг на Гаршину меняет. Представляете, из Ташкента приезжает в Ленинград в надежде, что произойдет этот брак, нашла. И он отказался от этого, это второй обморок в жизни. Это реакция. Я почему вспомнил Блока, это встреча с Богом. Заканчивает он поэму «Двенадцать» следующими строчками. Идут двенадцать, «Позади — голодный пес. Впереди — с кровавым флагом, И за вьюгой невидим, И от пули невредим, Нежной поступью надвьюжной, Снежной россыпью жемчужной, В белом венчике из роз — Впереди — Исус Христос». Обозначение, разговор об этом. И чем заканчивает она «Поэму без героя», чтобы было все понятно, смотрите. «И открылась мне та дорога, По которой ушло так много, По которой сына везли, И был долог путь погребальный Средь торжественной и хрустальной Тишины Сибирской Земли. От того, что сделалась прахом, Обуянная смертным страхом, И отмщения зная срок, Опустивши глаза сухие И ломая руки, Россия Предо мною шла на восток». Православные художники должны свидетельствовать о свете, и она дает в конце поэмы этот свет. Этот путь не на запад, обратите внимание, а на восток, откуда восходит солнце. Вот чем заканчивается поэма, вот религиозный смысл этой поэмы. И почему русский духовный театр «Глас» взял именно это произведение Анны Андреевны.

Алексей Пичугин:

— Друзья, а вы можете сами убедиться, сами посмотреть, сами прочувствовать, придя в театр «Глас» на «Поэму без героя», премьера 30 июня. А потом следующий спектакль вы можете посмотреть в афише театра, билеты в театральных кассах города. Все правильно?

Татьяна Белевич:

— На сайте театра можно, телефон есть, по телефону можно заказать.

Алексей Пичугин:

— Заходите на сайт театра «Глас», и там все найдете. Никита Астахов, художественный руководитель театра «Глас», Татьяна Белевич, директор театра «Глас», Наталья Шеховцева, актриса театра «Глас» были с нами в программе «Светлый вечер» на «Светлом радио». Я Алексей Пичугин. Мы прощаемся с вами, до новых встреч, будьте здоровы, до свиданья.

Наталья Шеховцева:

— До свиданья.

Никита Астахов:

— Спасибо.

Татьяна Белевич:

— Спасибо.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Деревянные церковные сокровища в собраниях ГИМа». Наталья Углева
• «Чтение художественной литературы — христианский взгляд». Иеромонах Геннадий (Войтишко)
• «Покровский собор — храм Василия Блаженного». Татьяна Сарачева