«Святые подвижники эпохи Петра I». Светлый вечер с Алексеем Крыловым (18.10.2018) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Святые подвижники эпохи Петра I». Светлый вечер с Алексеем Крыловым (18.10.2018)

* Поделиться

Романтизированный портрет Петра I

У нас в гостях был кандидат исторических наук, доцент кафедры истории МГТУ имени Баумана Алексей Крылов.

Мы говорили с нашим гостем о жизни русской церкви в эпоху Петра Первого и о святых подвижниках этого времени.


А. Пичугин

— «Светлый вечер» на светлом радио. Дорогие слушатели, здравствуйте. В нашей студии Лиза Горская —

Л. Горская

— Алексей Пичугин.

А. Пичугин

— И сегодня вместе с нами и с вами эту часть «Светлого вечера» проведёт Алексей Крылов — кандидат исторических наук, сотрудник Центра истории богословия и богословского образования Свято-Тихоновского гуманитарного университета, доцент кафедры истории Московского государственного технического университета имени Баумана. Здравствуйте.

А. Крылов

— Здравствуйте.

А. Пичугин

— В прошлый раз, когда мы с вами встречались в этой студии несколько месяцев назад, говорили про Димитрия Ростовского — очень яркого человека своей эпохи. Мы его в основном знаем как создателя корпуса житийной литературы — «Жития святых» Димитрия Ростовского. Мне кажется, что даже люди, довольно далёкие от Церкви, от Православия про эту книгу могли слышать, потому что она входит в памятники литературы Древней Руси, если не ошибаюсь, по крайней мере упоминается во многих учебниках высшей школы у людей, которые получали гуманитарное образование. Но выяснили мы, что Дмитрий Ростовский знаменит не только составлением житий, но ещё и огромным количеством разных просветительских, как бы мы сейчас сказали, проектов, которыми он занимался почти всю жизнь, а в Ростов вообще приехал уже под конец её. Ну а сегодня мы поговорим вообще о церковной жизни, о святых и о людях Церкви эпохи Петра Первого. Это же переломное, в общем, время такое, когда Патриаршество сменяется Синодальным периодом, когда проходит реформа Патриарха Никона, но они уже прошли лет за 20 до начала эпохи Петра. Но вот это довольно-таки непростое время для Церкви. Казалось бы, что... как в учебниках написано, что идёт такое обмирщение Церкви. Ну а на самом деле как всё происходило?

А. Крылов

— На самом деле всё было не так просто и однозначно, как пишут в учебниках. Чаще всего, когда в учебниках повествуют о церковной жизни эпохи Петра, повествуют о церковно-государственных отношениях. И создаётся такое впечатление, что единственное, что происходило в Церкви — это противостояние Церкви и государства. Но на самом деле это далеко не так. Действительно, когда мы читаем о Древней Руси, мы читаем — там четырнадцатый век — жития подвижников, их подвиги, собеседования с князьями, какие-то деяния. Но там тоже были церковно-государственные отношения, часто очень сложные. Если вы что-то знаете об эпохе преподобного Сергия, вы знаете, что там были очень большие сложности — с поставлением митрополитов и так далее. Мы обычно не акцентируем на этом внимание, обращаем внимание на то, что это эпоха такого взлёта подвижничества. Но во времена Петра Первого также было много святых, которые по-разному подвизались в разных местах, в разных странах. И святость продолжала существовать в Церкви, и Церковь жила своей жизнью, которая далеко не сводилась к каким-то проблемам, взаимоотношениям личности и институтов и так далее. Даже и при Патриаршестве, и когда не было Патриаршества, было местоблюстительство, и при Синоде, всё равно Церковь жила, в Церкви были святые люди, были молитвенники, были проповедники, были авторы-писатели. И вот о некоторых из них я хотел рассказать. О некоторых из них известно — они очень почитаемые святые. А о других мало известно, хотя это тоже были выдающиеся подвижники.

А. Пичугин

— Например, назовите кого-нибудь.
А. Крылов

— Например, можно будет поговорить о святителе Питириме Тамбовском и святителе Митрофане Воронежском, но о них достаточно хорошо известно. По крайней мере, люди православные слышали эти имена, они где-то поминаются и так далее. А вот, например, о святителе Иларионе Суздальском, я думаю, мало кто слышал. И кто услышит сейчас, тот задумается: а кто это такой? А между прочим, это тоже такой значимый подвижник. Слушатель задастся вопросом: когда он жил и что он сделал? Он происходил из семьи священника, близкого ревнителям благочестия, тем самым, из среды которых происходили, с одной стороны — будущие идеологи старообрядчества, с другой стороны — Патриарх Никон. Он ушёл в монашество в середине семнадцатого века и пришёл к подвижнику, который основывал Флорищеву пустынь — такой монастырь. Сейчас он не очень известен, а во второй половине семнадцатого века это был один из известнейших монастырей.

А. Пичугин

— Я знаю, что у меня друг участвовал в его воссоздании, поэтому я о нём знаю — иначе бы и не знал.

А. Крылов

— Да, вот видите! Он был построен тогда почему? Вот первый его основатель скончался во время чумы — была великая чума в середине семнадцатого века. И будущий святитель Иларион стал главой этого монашеского общежития, этой пустыни, и благодаря ему она была выстроена. Флорищева пустынь находится под Нижним Новгородом — это крупный центр был в своё время, культурный, архитектурный. Он таким стал благодаря деятельности вот как раз святителя Илариона. Пустынь находится в лесах, и там не раз на неё нападали разбойники, и они сжигали её, разоряли, тем не менее он её восстанавливал. Но таким рубежом в истории стало паломничество туда царя Фёдора, который там беседовал с Иларионом, будущим святителем, и он решил его поставить в архиереи Суздальские, и даже дал ему сан митрополита — что было новшеством. Патриарх был сперва против, а потом согласился. И вот он таким образом стал Суздальским архиереем и тоже много трудился над развитием этой епархии. Что ещё интересно: он был двоюродным братом иконописца Симона Ушакова — известного нам. И таким образом он подвизался до 1700-х годов, когда он потерял зрение, его пытались интригами сместить, но он всё равно сохранял... И потом, уже после его смерти, он заботился и о Флорищевой пустыне, и о своей епархии. И интересно, если сказать про Флорищеву пустынь, то там — вот к вопросу о петровской эпохе — в 1714 году, по-моему, туда пришёл монах, который принял постриг — это был Борис Алексеевич Голицын, который стал иноком Боголепом. Борис Алексеевич Голицын — это один из приближённых Петра, про которого рассказывали, что он ввёл его в Немецкую слободу, то есть собственно познакомил, то есть один из таких даже не «птенцов гнезда Петрова», а один из старших сподвижников Петра. А потом он принимает монашеский постриг и уходит в монастырь — это вот одна из черт времени такая.

А. Пичугин

— А он добровольно ушёл в монастырь — Голицын?

А. Крылов

— Да. Вот мы иногда думаем, что петровское время — это эпоха резкой такой секуляризации. То есть была такая Древняя Русь Московская, там такие длинные бороды, кафтаны, благочестие, а потом раз, как включили рубильник, и сразу же бород нет, парики, и все начали плясать и говорить иностранные слова.

А. Пичугин

— На самом деле нет, если изучать историю семнадцатого века, становится понятно, что постепенная европеизация начинается даже не при Алексее Михайловиче, а несколько ранее.

А. Крылов

— Да, совершенно верно.

А. Пичугин

— Возникают, во-первых, иконы, фрески, которые становятся более светскими — с Симона Ушакова это начинается. Во-вторых, музыка барочная приходит, в том числе и церковная. И постепенно, постепенно, постепенно всё это логично довольно приходит, просто при Петре прорыв случился сильный.

А. Крылов

— Да, вы правы. То есть такие процессы проникновения новых культурных веяний происходили до этого. Но, с другой стороны, люди, о которых мы говорим, включая самого Петра, они были во многом людьми семнадцатого века. Вот если вы представите Петра Первого — он бороды не носил, но представьте его с бородой — он же будет похож на своего отца и, пожалуйста, будет вам человек семнадцатого века. Вот Борис Алексеевич Голицын подвизался, подвизался, ходил, а потом ушёл в монастырь. Или Борис Петрович Шереметьев — тоже известный сподвижник Петра — ведь в конце жизни он хотел уйти в Киево-Печерскую лавру. Он очень упрашивал Петра, но Пётр его не отпустил, говорит: «Не хочу терять такого человека», — а он хотел. Так что петровская эпоха, в ней отчасти, конечно, много нового, но с другой стороны, там ещё очень много вот этого старого — это люди, которые ещё такой старой закваски, и они её сохраняют, и они во многом ещё мыслят по-другому. Вот так вот. Если мы говорим о Петре, вот ещё один святой этого времени, он более известный, благодаря своей драматической судьбе, — это святой Иов Анзерский. Вот что мы знаем о его жизни — что он был приходским священником в Москве, потом он был приближен к царю Петру в его уже молодые годы, но потом произошёл какой-то конфликт: то ли преподобного Иова оклеветали, то ли что-то сообщили — Пётр посчитал, что он духовником быть недостоин и повелел, чтобы его сослали в Соловецкий монастырь. Там вскоре определили, что он не является виновным, освободили от послушаний, Пётр тоже вскоре убедился в том, что это была клевета, пытался вернуть своего старца, но тот сказал, что больше не вернётся в Москву, духовником не будет. И он остался там, на Соловках, подвизался, потом принял схиму с именем Иисус и там до 1720 года жил. То есть вот ещё один такой пример человека, который из столицы, из Москвы отправился на Соловки, подвизался там. А Москва в это время была крупной столицей, это был крупнейший город по тем временам — там до 250 тысяч жителей, по-моему, было.

А. Пичугин

— Только с Прагой его сравнивали. Насколько я знаю, в то время два крупнейших города Европы были: Москва и Прага — ну Прага побольше чуть-чуть.

А. Крылов

— Да. Ну тогда был всё-таки, я уж не знаю, может быть, Лондон-то и побольше.

А. Пичугин

— Но это данные не по петровскому времени, а чуть раньше — по первой половине семнадцатого века.

А. Крылов

— Ну, может быть. Но Москва была очень крупным городом, особенно в сравнении с другими городами России. Потому что Москва была очень крупной, а, например, в Ярославле было десять тысяч жителей, то есть здесь был большой перепад. Но это, конечно, не какие-нибудь южные города, типа Константинополя, где были сотни тысяч населения.

А. Пичугин

— Конечно. Но зато в Москве в то время жило достаточное количество ярославских гостей, например, купцов из Ярославля, которые числились, приписаны были к ярославскому купечеству, но уже и сами они, и их дети давным-давно в Ярославле не бывали, а жили в Москве.

А. Крылов

— Да, она становится таким центром государства, очень большим.

А. Пичугин

— А храмы строили где-нибудь под Владимиром, к тому же.

А. Крылов

— Но если преподобного Иова достаточно хорошо знают, а вот святителя Илариона знают мало. Но вот в это время есть много очень святых, больше всего, кстати, святителей — вот о святителях можно поговорить. Тут можно выбрать, куда мы будем путешествовать. Можно отправиться на юг нашего государства, можно отправиться в Сибирь, где тоже было много славных святителей, а можно отправиться за пределы России: можно отправиться в южные края, в современную Румынию, как тогда говорили Молдо-Валахию. Можно отправиться ещё южнее. Вот как вы считаете: куда мы пойдём, разговаривая о святых в этом путешествии таком?

Л. Горская

— В студии радио «Вера» историк Алексей Крылов. Программу «Светлый вечер» для вас проводят Лиза Горская и Алексей Пичугин. И мы говорим о святых эпохи Петра Первого, и я предлагаю отправиться в Западную Сибирь.

А. Пичугин

— А потом в Румынию ещё съездим — про Румынию тоже интересно.

Л. Горская

— Алексей, что ты хотел уточнить?

А. Пичугин

— Перед тем, как мы отправимся в Сибирь, я бы хотел ещё вас спросить: буквально в двух словах расскажите, как отмена Патриаршества (напомню, что при Петре именно она произошла) повлияла на простую приходскую жизнь, как она повлияла на монастыри, как она повлияла на маленькие приходы, на городские храмы — вот не на церковную верхушку, управленцев церковных, архиереев, а именно на простых священников и монахов.

А. Крылов

— Во-первых, надо сказать, что влияла не только отмена Патриаршества, но влиял целый ряд других реформ, потому как что в себе заключала эта реформа? Сперва Пётр, надо сказать, Патриаршество не отменил. Что он сделал? Он наложил, так сказать, временный мораторий на избрание нового Патриарха. Имуществом Церкви занималось теперь государственное учреждение — Монастырский приказ. А духовные функции Патриарха исполнял митрополит Рязанский Стефан Яворский. И такая ситуация продолжалась фактически 20 лет. Если раньше был Патриарх, у него был целый управленческий аппарат, судебный, то есть у Церкви была централизованная власть. А Патриархи, до этого существовавшие, например, Патриарх Иоаким, очень много усилий прилагали к тому, чтобы власть централизовать. Вот, например, я до этого сказал, что Патриарх Иоаким не очень одобрительно смотрел на то, чтобы даровать сан митрополита святителю Илариону. И в других тоже случаях он почему так поступал? Он стремился Церковь очень централизовать и сделать её очень сильной, чтобы власть Патриарха ощущалась. Потому что в это время идёт рос населения, рост территорий. И если в Средние века Русь была небольшой, скажем, митрополит мог больше контролировать эти территории, то в это время этот размер ощущается больше. И в семнадцатом веке задача патриархов во многом — это реально как-то пытаться подчинить себе церковную жизнь. Это, кстати, одна из причин вот этих реформ Патриарха Никона и раскола.

Л. Горская

— Простите, немножко перебью: давайте, может быть, поясним, в чём заключается этот контроль. Потому что так вот — «митрополит должен контролировать церковную жизнь...» — что контролировать?

А. Крылов

— Например... что вообще происходит у него в епархии. Вот такой характерный пример с книгопечатанием. Например, во времена Патриарха Иоакима была большая проблема, что в Москве существовала центральная типография, и существовали другие типографии, как говорили «в Малороссии»: в Киеве, в Чернигове. И вот проблема, что... ну как у нас недавно возникла проблема, нам знакомая: что книги все должны быть ободрены — вот у нас есть гриф, который ставится, что одобрено соответствующей комиссией. А тогда могли издаваться книги в Киеве, и стал вопрос, что они издавались только по киевскому совету, то есть в Киеве издали какую-то книгу. И Патриарх очень на это реагировал негативно: он считал, что книги должны издаваться только те, которые одобрены Патриархом. Почему? Могут быть разночтения, вообще, сама идея — это общеевропейская такая тенденция, с тем, чтобы установить какое-то единообразие. Мы сейчас всё-таки живём в эпоху, когда у нас есть не только развитое книгопечатание, интернет — можно как-то поддерживать; а тогда — другие расстояния, другие возможности. Что сейчас происходит в Нижегородской епархии, как там вообще люди живут. А епископ того времени — это правитель, это человек, у которого есть в своём подчинении... Например, мы говорили про святителя Дмитрия Ростовского — у него были свои дворяне в подчинении, у него были свои финансы очень большие...

Л. Горская

— В чём это подчинение выражалось?

А. Крылов

— Это просто у него в подчинении есть люди — вот дворяне. Есть дворяне, которые служат царю, это дворяне, которые служат митрополиту. У митрополита есть собственное имение, у него есть собственный аппарат. То есть архиерей семнадцатого-восемнадцатого века — это человек с очень большими полномочиями. А если понять, что епархия была большой, то это такой — очень... правитель.

А. Пичугин

— Можно себе представить размеры епархий только по титулам. Вот вы говорили про Суздальского и Юрьевского Илариона, а был епископ Суздальский и Тарусский. Вот представьте себе: Суздаль — это Владимирская область; а Таруса — это граница Тульской и Калужской, в Калужской. Мне кажется, что они даже были как-то разрознены...

Л. Горская

— Суздальский и Юрьевский — это скромно.

А. Пичугин

— Это скромно. Но смотря какой Юрьев — Юрьевов и Юрьевцов было несколько, если это какой-нибудь Юрьевец Повольский, то это довольно высоко там, на Волге, если это Юрьев-Польской, то это 50 километров.

А. Крылов

— А существовала епархия, размеры которой поражали всех — это была самая большая епархия в мире, и это была Тобольская епархия, о которой мы поговорим. Размеры этой епархии были необозримы, границ её не знал никто. В неё были записаны все сибирские владения России в то время, которые расширялись в течение семнадцатого столетия и расширялись во время восемнадцатого столетия. Она от Урала до Камчатки и до Амура. И в семнадцатом веке архиереи, которые правили Сибирью, не один из них её даже не объехал. То есть никакой миссионерской деятельности систематической в семнадцатом веке там не велось.

А. Пичугин

— Простите, а где был самый дальний приход, именно приход — не миссионерские поездки, а именно настоящий храм.

Л. Горская

— Мне кажется, применительно к тому времени, рано говорить о каких-то постоянных приходах.

А. Пичугин

— Но всё равно в епархии же были постоянные приходы, храмы.

А. Крылов

— Вот есть, например, Албазинский острог, который был построен на Амуре. Вот там есть храм.

Л. Горская

— Давайте поговорим немножко о том, как в то время была устроена жизнь в Сибири вообще: что там за казаки, что там за остроги, почему первые храмы именно на территориях острогов появились — это же важно.

А. Крылов

— Жизнь в Сибири была устроена по-разному, в зависимости от региона, но в целом Сибирь, конечно, отличалась от той, которую мы знаем сейчас. Не было систематической колонизации Сибири, большая часть Сибири не была заселена, она была заселена местными народами, которые признавали, как они говорили, «белого царя» и платили ясак, то есть ежегодную дань мехами. Существовали опорные пункты-остроги, которые находились вдоль рек, в ключевых пунктах, там жили казаки — служилые люди. Там были крупнейшие узловые города, например, Тобольск или Братск, Якутск, конечно, который тогда Ленский острог назывался.

Л. Горская

— В Братске, кстати, радио «Вера» есть.

А. Крылов

— И вот такие существовали узловые точки, но их население было очень небольшое. При этом граница постоянно сдвигалась, потому что землепроходцы шли, как говорят, «встреч Солнцу» за соболем. Главной такой движущей силой при освоении Сибири были меха. Но соболь было выгодно добывать, когда у него очень большая популяция, то есть люди приходили — леса полны соболями, их добывают ловушками. Люди приезжали, как сейчас бы сказали, вахтовым методом, зарабатывают, сдают его — была монополия государственная на это. Но где-то через 10-15 лет популяция соболя снижается, он не исчезает, но его становится невыгодно добывать. Значит, люди идут и ищут новые соболиные реки на Востоке. Так уже где-то к середине семнадцатого века землепроходцы дошли до океана. И освоение Сибири, самая такая финальная точка — это рубеж семнадцатого-восемнадцатого века — это Камчатка. И вот на этой громадной территории существуют такие бисеринки острогов, в которые местные жители свозят ясак, в котором живут люди. И там должны бы стоять храмы. Местные жители не принимают Православия, более того — власти не убеждают принять их Православие, потому что существует закон, по которому ясак платят только язычники, христиане ясак не платят. Поэтому с экономической точки зрения язычники вроде как, получается, выгодней. И вот только во времена Петра Первого государственная политика изменяется, как, кстати, благодаря позиции самого Петра Первого, который считал, что следует распространять Христианство среди всех народов его государства — он в этом плане был такой миссионерский правитель, кстати, — так и благодаря позиции тех архиереев, которые туда были посланы в это время. И вот первый архиерей, который занялся в Сибири миссионерством, его называют даже «апостолом Сибири», это святитель Филофей Тобольский, по фамилии Лещинский — Филофей (Лещинский). Вот, собственно говоря, первым архиереем, который должен был туда отправиться с таким целями, должен был стать святитель Дмитрий Ростовский. Но он туда не поехал, потому что он заболел, и, скорее всего, если бы он туда отправился, он бы там долго не прожил, потому что у него было здоровье не очень сильное, а жить в Сибири тяжело. Туда отправился его ровесник и друг святитель Филофей (Лещинский), он тоже учился в Киево-Могилянской академии, потом подвизался в Киево-Печерской лавре, даже был её экономом, был долгое время настоятелем Свенского монастыря. Это такой интересный монастырь, находящийся в современной Брянской области, он был основан монахами из Великороссии, но потом, в конце восемнадцатого века, его передали киево-печерским монахам, потому что они боялись в это время, что могут прийти турки и могут захватить Киев. И это была как бы такая запасная площадка создана для Киево-Печерской лавры и существовала.

Л. Горская

— А Свенский монастырь, по-моему, и сейчас существует.

А. Крылов

— Да, он существует сейчас. Но знаете историю с его названием? Вообще-то, он не Свенский на самом деле.

Л. Горская

— Расскажите!

А. Крылов

— Там река Свинь, по-моему, протекает и стоит Свенский монастырь. Но дело в том, что исторически река называется Свинь, а Свенским он был переименован... Там рядом с ним находилась очень крупная ярмарка, на которую, с одной стороны, прибывали малороссийские купцы, а с другой стороны, великорусские, то есть это такая посредническая ярмарка была. И монастырь и река были переименованы, если не ошибаюсь, во времена Екатерины Второй из-за неблагозвучия, потому что Свинский монастырь — это звучит плохо. Поэтому он стал Свенским монастырём, чтобы он такой благозвучный.

А. Пичугин

— Мы вернёмся к нашей беседе через минуту, сейчас небольшой перерыв. Напомним, что историк Алексей Крылов, кандидат наук, доцент кафедры истории Московского государственного технического университета имени Баумана, в гостях у светлого радио. Лиза Горская, я — Алексей Пичугин. Через минуту мы снова в этой студии.

Л. Горская

— «Светлый вечер» в эфире радио «Вера» в студии Лиза Горская и Алексей Пичугин. У нас в гостях историк Алексей Крылов. Мы говорим про святых эпохи Петра Первого, и вот нас занесло в Сибирь. Передаём привет нашим слушателям в Иркутске, Братске и других городах. Первые храмы в Сибири появились... например, Спасская церковь в Иркутске на территории, опять же, острога появилась, по-моему в 1670 году. Но эти первые церкви появились как бы не для местного населения, а для казаков, которые жили на территории острога — получается так.

А. Крылов

— Совершенно верно — для местных служивых людей. А вот первым массово обращать, как тогда говорили «инородцев», стал святитель Филофей. Он был очень необычным человеком, достаточно просто рассказать его биографию. В 1702 году он прибывает в Тобольск...

А. Пичугин

— Откуда?

А. Крылов

— Он из Москвы, а до этого, как мы говорили,он был настоятелем Свенского монастыря. Он основывает там школу, причём славяно-латинскую, то есть какую, как святитель Дмитрий основал в Ростове, примерно такую же он основывает в Тобольске. Он строит там каменные здания — спрашивает специальное разрешение Петра на строительство каменных зданий в Тобольске. Он основывает там театр для школы — первый сибирский театр, хор создаёт. Он начинает первые миссии: при нём первая миссия на Камчатку отправляется и в другие места. Дальше он принимает решение принять схиму — в 1711 году он принимает схиму и посвящает себя миссионерским трудам: он лично отправляется проповедовать Христианство окрестным племенам. В это время, в 1711-15 году, в Сибирь приезжает другой святитель — святитель Иоанн Тобольский, он только три года там проправил, ему было тяжело там, тяжёлый климат, он скончался. Должны были прислать приемника, но в это время... Понимаете, как влияла отмена Патриаршества? В Церкви возникло много неурядиц и проблем, одна из которых была, например, задержки с постановкой архиереев. Вот в Сибирь нового архиерея не прислали, некоторые другие епархии тоже долго были вдовствующие, то есть до этого был действующий механизм, а сейчас возникли проблемы. Поэтому в Сибири возникла проблема: архиерей скончался — нового нет. Что делать? Схимник Филофей вынужден выйти из схимы и стать схимитрополитом — такое вот как бы...

А. Пичугин

— Ну есть такое, правда, считается, что схимитрополит не может занимать кафедру.

А. Крылов

— Да, а ему пришлось занять, потому что... нельзя. И вот на протяжении пяти лет он был схимитрополитом, продолжая тоже проповедовать, заниматься делами. Наконец, в 1720 году, несмотря на возражения Петра Первого, он уходит на покой. Но какой покой? Он уходит на покой — начинает путешествовать по Сибири, проповедуя местным племенам. Он был вообще первым митрополитом, который объехал не только Западную Сибирь, но и Восточную Сибирь. Причём это путешествие начала восемнадцатого века — это возки, это, понимаете, какие дороги — никаких, собственно, дорог нет.

Л. Горская

— Их и сейчас там не особо...

А. Крылов

— Ну, понимаете, да? При нём в три раза увеличилось число церквей в Сибири, он построил первый каменный монастырь Троицкий в Тюмени. Если вы почитаете его житие, то там такие эпизоды: например, он как-то приплыл по реке к племени, которое переселилось за Урал ещё во времена, знаете, такой святой был Стефан Пермский — ещё в четырнадцатом веке проповедовал. Вот часть коми-пермяков, которым он проповедовал, приняла Христианство, а некоторые упорные ушли за Урал. И вот к ним, к их потомкам, на этот раз прибыл святитель Филофей, он им проповедовал. Он, даже не помню, в этот случай или в другой, встретился с тем, что там агрессивно люди его встречали, в него стреляли, даже прострелили ему рясу. А он молился за них и таким образом обратил многих людей. То есть он положил начало тому, что местные народы переходили в Христианство. Похоронен он был, кстати, напротив входа в собор, «дабы входящие попирали его прах ногами» — вот такой смиренный человек.

Л. Горская

— Кстати, это тоже достаточно распространённая вещь: что святые просили их похоронить именно у входа в храм, чтобы их прах попирали. К сожалению, я сейчас по памяти не могу прецеденты привести, но вот они достаточно часто встречаются. Какой результат? Выдающийся абсолютно, самоотверженный человек, очень масштабная деятельность. Чем Сибирь, допустим, с середины восемнадцатого века отличается от Сибири начала восемнадцатого века — в плане вероисповедания, в плане культурном?

А. Крылов

— Как я уже сказал, в три раза больше церквей, то есть это уже говорит о многом. Но у святителя Филофея были приемники, если вы посмотрите сибирских митрополитов восемнадцатого века, большая часть из них — это канонизированные святые. То есть Сибирь была таким полем подвижничества. То есть, по-моему, из их числа, их было человек шесть, из них, по-моему, двое не канонизированы. То есть когда человека туда посылали, если он честно подходил к делу, то это было такое поприще для обретения святости. То есть к концу столетия там было уже достаточное число христиан, там было достаточное число церквей, то есть из такой языческой страны с бисеринками храмов это уже стало каким-то подобием некой, по крайней мере, обращающейся в Христианство страны, хотя, как вы знаете, это будет продолжаться и весь девятнадцатый век, да, собственно говоря, и сейчас тоже она продолжает обращаться — часть.

А. Пичугин

— Давайте отправимся на юг, потому что время нашей программы идёт, а то, о чём мы с вами говорили перед началом передачи — какие-то совершенно удивительные события происходили на территории современной Румынии — это и почему-то живший там иерусалимский Патриарх, это и ещё какие-то тоже непривычные для нашего современного церковного взгляда вещи. Давайте по порядку.

А. Крылов

— Тема «Православие в Румынии» вообще очень интересна. Я думаю, что в ней интересно то, что о ней, я думаю, мало кто знает, за исключением каких-то упоминаний. Вот эти времена — семнадцатый и начало восемнадцатого века — это такие славные века для Румынской Церкви, но и века суровые. Почему? Единого государства Румыния тогда не существовало, оно возникло только в середине девятнадцатого века, когда были объединены две части румынских земель, а третья присоединилась только вообще в начале двадцатого века — это княжества Молдавия (Северная), Валахия (Южная) и земли Трансильвании — это такое венгерское княжество, в котором очень много румынского православного населения. И вот судьбы этих трёх земель складывались — Молдавии и Валахии, может быть, схоже, а Трансильвании немного по-другому. Они находились в общем культурном пространстве, с одной стороны, как бы на перекрёстке разных миров: с юга это Османская империя, с её христианами, греками, болгарами, с её древней культурой; с севера это русский мир, с киевскими школами, с Москвой, с Московским Патриархом; а с запада это Венгрия, Австрия и вот это влияние. И на этом перекрёстке возникало очень много коллизий, которые очень могут быть интересны. Например, языком образованных людей в это время в Молдавии и Валахии был церковно-славянский язык — на нём писали, на нём говорили, и это было ещё со Средних веков, то есть вот как в Средние века в Европе — латынь, а в Молдавии и Валахии — это церковно-славянский. И в это время также возникает такой феномен, который румынский историк Йорга назвал «Византией после Византии». Почему? С одной стороны, эти территории входили в культурное пространство Средиземноморское, православное. С другой стороны, они не были непосредственно подчинены османским правителям, Османской империи. И там была относительная свобода, там были свои правители — «господари» Молдавии и Валахии.

И там возникала возможность создать какое-то православное государство. И в это время, в семнадцатом веке, там строятся соборы, там развивается культура. Эти господари пытаются подражать византийским императорам. И там приобретают владения иерархи православных церквей Востока. И очень часто бывало так, что, например, слышим мы «Иерусалимский Патриарх Досифей Второй (Нотара)» — славный деятель этого времени, помогал русскому государству, был главным советником по восточным делам, защищал всех православных, очень важный человек. Думаем, что вот Иерусалимский Патриарх, что сидит он в Иерусалиме у Гроба Господня и оттуда помогает — нет, жил он в Молдавии. Почему? Потому что там были земельные владения, пожалованные как раз господарями Иерусалимскому Патриарху, там была относительная свобода, и там он жил и мог заниматься православным просвещением, он мог способствовать печати, например, развитию книгоиздания и так далее.

А. Пичугин

— А как он, простите, управлял своей Церковью, находясь там?

А. Крылов

— А Церковь у него была не очень большая, поэтому у него был какой-то наместник, с которым он сносился, мог навещать. Но поскольку Иерусалимская Церковь в это время достаточно скромная по своему объёму, то есть она сводится к нескольким общинам, то он мог туда прибывать с пастырским визитом и убывать в Молдавию. Это было достаточно распространено, например, так же Александрийский Патриарх — это вовсе не значит, что он постоянно находится в Александрии, он может в это время жить в Константинополе или в Молдавии.

А. Пичугин

— А в Константинополе они все периодически жили.

А. Крылов

— Ну да. Это вообще время очень бурной жизни для Восточных Церквей особенно, для Константинополя. Но это тема для отдельного разговора.

Л. Горская

— Это как-то связано с Прутским походом, с тем, что все бежали в Россию?

А. Крылов

— Естественно. Эти земли очень близко находились рядом с русскими землям. Давайте по персоналиям, чтобы было понятно. Если мы познакомимся с этими людьми, мы можем понять, как они жили. Например, Савва (Бранкович) — митрополит Трансильванский, священномученик. Он из древнего сербского рода, осевшего в пределах Венгрии. Он получил образование, странствовал по Венгрии, по Балканам, но остался в Валахии, где стал священником-монахом. Потом он принял монашество, стал митрополитом Трансильвании — там есть такой город Алба-Юлия, вот он стал там митрополитом. Он поддерживал Православие, выступал против кальвинизма (а правители Трансильванского княжества были кальвинистами, то есть протестантами) и против османского владычества тоже выступал. Князю Трансильвании это не нравилось, он его даже смещал на год, и вот этот святой Савва (Бранкович) ездил в Россию за помощью, за поддержкой, потом возвращался. Он укреплял, благодаря этому, у себя православную жизнь. Вот, может быть, кто-то из вас, из слушателей, знает, что такое Марамуреш?

Л. Горская

— Может быть, кто-то из ведущих знает?

А. Пичугин

— Лиза, наверное.

Л. Горская

— Нет! Знала, но забыла...

А. Крылов

— А место интересное. Вот в Румынии есть такие красивые, необычные храмы — высокие и деревянные.

А. Пичугин

— Не только в Румынии, кстати, — в Словакии есть.

А. Крылов

— Да-да. Вот эта местность — Марамуреш — разделена между Словакией, Румынией и Закарпатьем. Раньше она входила в состав вот этой самой Трансильвании. Так вот, эти храмы православные и они деревянные. Почему? Потому что трансильванские правители, а позднее австрийские, запрещали православным строить каменные храмы. Они тогда стали строить красивые деревянные храмы, именно в это время — в конце семнадцатого века. То есть вот эта вся красота — это такие готические храмы, но они православные.

Л. Горская

— Я, кстати, там была в своё время, даже не знала, что они православные, обходила их большими кругами. И потом уже, приехав в Киев, прочитала про них и поняла, что это были православные храмы — можно было в них заходить. Удивительно!

А. Крылов

— Да. Мы часто не представляем всё разнообразие Православия в мире. То есть, казалось бы, Трансильвания там какая-то, Закарпатье — а там своя православная культура, причём это люди, которые сопротивлялись давлению, и они выстояли.

А. Пичугин

— Там в православных сёлах Закарпатья — то, что я видел, по крайней мере, — там часто бывает по четыре храма.

Л. Горская

— Ты про русинов сейчас говоришь.

А. Пичугин

— Нет, это не только у русинов, это в разных частях Закарпатья. Там православные храмы, католические отдельно, греко-католические — три, как минимум.

Л. Горская

— А, в этом смысле!

А. Крылов

— Это уже переходит из того, что мы знаем как Западная Украина, в то, что сейчас Румыния, хотя исторически это такой регион Марамуреш. И вот святитель Савва (Бранкович) почему священноисповедник? Потому что в конце концов его деятельность не понравилась правителям Трансильвании, они его оклеветали, посадили в тюрьму. Сидел он там три года, а когда обстановка изменилась из-за поражения турок под Веной, его выпустили, но он был уже измучен и скончался.

Л. Горская

— Это какой год?

А. Крылов

— Это 1683 год. Или, например, известный в Молдавии человек — это святитель Досифей (Барилэ), известный там как митрополит Дософтей, в честь него улиц называют. Он учился во Львовской школе, вообще был тесно связан с Киевской митрополией, прибыл к себе в Молдавию, возобновил там культур книгопечатания, для чего получил оборудование и бумагу из России, то есть пользовался всяческой поддержкой Москвы. Москва, вообще, всех поддерживала в это время, то есть все восточные иерархи, начиная от Киева и заканчивая Иерусалимом, все едут в Москву, все просят помочь им — Москва всем помогает. Он поддерживал связи, выступал, кстати, за вхождение Молдавии в состав России, понятно, почему. Издавал многочисленные издания, переводы на молдоважском языке, но был вынужден уехать в украинские земли, которые тогда находились под властью Польши. После него был другой святитель — священномученик Феодосий Бразский, тоже монах, тоже стал митрополитом. Но он выступил против господаря Думитрашку Кантакузино, который окружил себя наёмными татарами и с их помощью собирал налоги. Господарю это не понравилось и он отправил Феодосия в монастырь, заточил. Вот когда, упоминавшийся до этого, митрополит Досифей приезжал обратно в Молдавию, он его вызволил. И стал святой Феодосий настоятелем Бразского монастыря — ещё одного молдавского монастыря. Он был настоятелем, пока татары не совершили набег, не разорили монастырь, а его не замучили. Вот такие истории, кстати, в других местах очень характерные, что живут-живут люди, а потом приходят какие-нибудь бандиты или люди, которые живут тем, что совершают набеги — взяли разорили монастырь, умучили и убили.

Л. Горская

— Мне кажется, это, к сожалению обычная история для таких регионов узловых, как тот, о котором мы говорим, где бесконечно пересматриваются границы, идёт передел земель, плюс на это Османская империя ещё влияет, куча больших геополитических интересов здесь задействовано. А в итоге люди, до сих пор живя в этих землях... Я столкнулась там с тем, например, что ты приходишь, хочешь спросить, как куда-то пройти, в какую-то деревню, а тебе на всякий случай не отвечают.

А. Пичугин

— Может быть, игнорируют?

Л. Горская

— Уходят от вопроса: начинают измерять время расстоянием, расстояние временем и как-то переходить на абстракции. Но на всякий случай они не говорят, потому что вот эти крестьяне, жители деревень, за много столетий привыкли к тому, что, если пришёл чужестранец к тебе, то неизвестно, зачем он пришёл, возможно, он пришёл тебя захватывать.

А. Пичугин

— Мне у русинов тоже не ответили — поигрывали вилами, смотрели странно и молчали.

Л. Горская

— Вот-вот!

А. Пичугин

— Напомним, что историк Алексей Крылов, кандидат наук, доцент кафедры истории Московского государственного технического университета в гостях у светлого радио. А что случилось с этой Малой Византией в итоге? Ведь сейчас-то её нет.

А. Крылов

— Определённые потрясения она испытала после Прутского похода. Вообще, знаменитый Прутский поход Петра Первого основывался на том, что Пётр Первый решил не ждать, когда османы придут. Он решил совершить контрнаступление, опираясь на предполагаемую поддержку этих господарей и ожидая, что они ему помогут. Но помощи той, на которую он надеялся, не получил, а встретил там определённые проблемы, в результате войско его было окружено на Пруте, и он был вынужден подписать мир и отказаться от своих амбиций в этом направлении на долгое время, что весьма разочаровало на Востоке людей, которые долго ждали этого.

Л. Горская

— Это 1711 год?

А. Крылов

— Да, 1711 год. Но такой расцвет, может быть, несколько закончился... кстати, раз уж помянули Прутский поход. Вот там был Дмитрий Бессараб, по-моему, — это господарь, который как раз должен был поддержать Петра во время Прутского похода, но он открыто не решился, потому что он боялся, что его османы просто раздавят в случае неудачи. Но он святой Православной Церкви, потому что он всю жизнь лавировал, лавировал, а в 1716 году османы всё-таки его на всякий случай арестовали и предложили выбор ему и сыновьям: либо переходишь в ислам, либо тебя жестоко казнят. Он выбрал сохранить православную веру — его жестоко казнили, вот так умучили. Когда окончилась «Византия после Византии»? Ещё в восемнадцатом веке она сохранялась, хотя нет такого процветания, а перелом происходит в девятнадцатом веке, когда греческие правители этих княжеств — в восемнадцатом веке там правят, если до этого более-менее местные фамилии, то в восемнадцатом веке это правление греков-фанариотов, выходцев из Константинополя, которых туда сажают османские султаны. А потом происходит Греческое восстание 1821 года.

А. Пичугин

— Это вы всё-таки напомните, где оно происходит.

А. Крылов

— В 1821 году происходит греческое восстание, греческая, так сказать, революция, и греки пытаются освободиться от власти турок. Если до этого греки были подчинённые, но всё-таки частью Османской империи, и османы их терпели, они даже занимали ряд высоких постов, не самых высоких, но высоких, существовала некая договорённость. А тут она была нарушена: греки попытались от власти турок, и турки на это ответили жесточайшим террором, который пришёлся в том числе по этим фанариотам. В частности, они были лишены, конечно, права занимать посты вот этих господарей в Молдавии и в Валахии. И там вот это их процветание уже уходит, и девятнадцатый век там — это уже начало румынского национализма, там уже нет вот этих попыток возродить маленькую Византию в румынских княжествах, которые существовали до этого. Но это такая отдельная трагическая история Греческого восстания, хотя оно и было такое, с одной стороны, успешным, с другой стороны оно завершилось созданием очень небольшого греческого государства — значительная часть земель осталась под турецкой властью, но прежней, достаточно широкой, терпимости турок уже не было, но это уже девятнадцатый век — это уже другое время.

А. Пичугин

— Румынская Церковь до начала двадцатого века находилась под управлением Константинопольского патриархата, если я правильно помню историю. Независимость она получила, Патриархат сам учреждён только в начале 20-х годов уже двадцатого века, а автокефалию она, кажется, получила чуть-чуть раньше.

А. Крылов

— История Румынской Церкви в девятнадцатом веке — это отдельная история, она связана с процессом возникновения вообще Румынии как государства. Вот мы сейчас говорим «румынский», «Румыния» и так далее, но понятие «Румыния» — целостное — появилось только в девятнадцатом веке...

А. Пичугин

— В 1885 году автокефалию получила...

А. Крылов

— Да, когда объединили в государство и возникла идея вообще национального строительства. Там были очень серьёзные идеи реформы церковно-государственной, очень страдали православные от этого, что им навязывались такие государственные реформы очень большие, которые даже в протестантском духе, но это совсем уже другая эпоха, связанная с другими событиями, потому что в девятнадцатом веке там, с одной стороны, будет влияние России очень большое, с другой стороны, влияние Австрии, Франции, то есть там она уже будет на перекрёстке других влияний и Румынская Церковь будет вот в этом уже водовороте находиться. А в то время, которое мы рассматриваем, она тоже находится на перекрёстке влияний, но это другая эпоха и там, в общем-то, другое время. Сейчас мы говорим о святых, вот ещё интересный такой святой есть, он почитается и Румынской Церковью и Болгарской — это Димитрий Басарбовский. Он жил в селе Басарбов на реке Русенски-Лом — это в Болгарии. В эти смутные времена он жил в селе и жил отшельником на берегу реки.

Л. Горская

— Это преподобный?

А. Крылов

— Да. По одной версии — жил отшельником; по другой версии — он ушёл в скальный монастырь Басарбовский и там жил. Есть три версии его жития, разными людьми сообщающиеся. Одна из них очень народная, поэтичная — что он был пастухом и так любил животных, что он даже когда подвизался, что он однажды случайно разорил птичье гнездо и так по этому поводу переживал, что потом три года ходил по камням голыми ногами, чтобы понести наказание за то, что он птичье гнездо разорил случайно. Неизвестно, насколько это правда, но чтобы подчеркнуть такую вот сострадательность этого человека. Вот он смог уйти в пещеру и прожить там спокойную жизнь в отшельничестве. Вот ещё есть такой сербский святой Стефан Пиперский. Вот у него была какая жизнь? Он родился в Сербии, хотел жить в монастыре, но у него не получалось жить — его всё время турки преследовали, тогда он ушёл в Черногорию. Черногория — это была такая территория...

А. Пичугин

— Вечной свободы...

А. Крылов

— Да, вечной свободы. Она была никому не подвластна и там жили вне зависимости от турок. Он пришёл на территорию такого племени пиперов. Черногорские племена — это такие объединения, это не племена, в смысле, что с древности остались, но это такие объединения родственные. И вот он там основал пещерный монастырь во имя Рождества Божией Матери и там уже спокойно подвизался, потому что турки к черногорцам часто, по крайней мере, не приходили. И вот он там подвизался, скончался в 1697 году. И его нетленные мощи почитаются как одна из святынь этой страны. Так что были люди, которые могли и вот так жизнь прожить — спокойно. Хотя если человек ушёл в пустыню, это тоже тогда не гарантировало, что у него будет жизнь спокойная. Вот если мы, например, переместимся тоже на юг, но на Кавказ, то мы увидим там такой известный Давид Гареджийский монастырь в Грузии. И он очень известный, основан в Средние века, там тоже есть святые, которые в это время пострадали.

А. Пичугин

— Пещерный монастырь, кстати.

А. Крылов

— Да, пещерный, древний, славный, находится он в горах.

А. Пичугин

— Там прямо по монастырю проходит граница Грузии и Азербайджана сейчас.

А. Крылов

— Да-да, он такой очень славный монастырь — из славных монастырей кавказского Православия. И вот там жили иноки, жили спокойно в пустыне. И вот как-то они ушли обедать, а тут налетела банда лезгинов — ограбить монастырь. Монастырь богатый — что-то можно там найти. И вот иноки пострадали — они их стали мучить, убивать, требовать, чтобы сказали, где богатства. И там пострадали преподобные мученики Шио Новый, Давид, Гавриил и Павел — вот мученики того времени, которые пострадали. Наконец, есть ещё один святой, который связывает Кавказ православный и Румынию православную — чтобы завершить. Это святитель Анфим Иверский — священномученик. У него история, достойная художественного фильма, и про него снят в Грузии художественный фильм в начале 2000-х годов, потому что это крайне необычный человек. Это молодой человек, который был такой очень образованный, молодой, отправился вместе с грузинским посольством в Москву. Но на обратном пути на них напали дагестанские бандиты и обратили его в рабство, потом продали в Константинополь, где его встретил как раз тот самый упоминавшийся Иерусалимский Патриарх Досифей (Нотара). Он его выкупил и увёз в Молдавию, где он стал его сотрудником. Он ему потом помогал всячески и потом он его рукоположил в молдавские митрополиты. И вот в начале восемнадцатого века он стал одним из просветителей в Молдо-Валахии. Он занимался книгопечатанием, проповедью, изданием текстов различных. И он бы этим долго, конечно, занимался, но его обвинили, по-моему, в том, что он... там как раз началась очередная война турок с австрийцами, поэтому его обвинили в том, что он агент Австрии, пытается перевести эту страну под власть Австрии, поэтому его оклеветали, ослепили и отправили в ссылку. Но до ссылки он просто не дошёл, потому что охрана его просто убила и утопила. Вот такая судьба — этот священномученик почитается в Грузинской Церкви.

Л. Горская

— А только у меня возник вопрос: почему его не отпустили домой, когда выкупили?

А. Крылов

— А зачем ему домой, собственно говоря? Его же кто выкупил? Его выкупил Патриарх Иерусалимский Досифей, он говорит: «Давай я тебя выкуплю, а ты мне будешь помогать?» Он говорит? «Давай».

А. Пичугин

— Да ещё и в Константинополь поедет — все мечтали.

А. Крылов

— Да, в Константинополе был, в Иверии, при деле, при хорошем человеке. Судьба у человека может быть очень разной. Вот он домой приезжает — а есть ли там дома кто-то? Сколько он лет не был дома? — 20 лет. А ему говорят, что "езжай со мной, у тебя будет стол, дом, дело, работа. И чем ещё отличаются церковные истории этого времени? Вот мы сейчас говорим о святых — у многих судьбы разнообразные, они очень много путешествуют, ездят, в разные коллизии попадают. Время было очень бурное, интересное, и у святых этого времени тоже судьбы бурные и очень интересные. То есть, видите, люди путешествуют, встречаются, с кем-то сталкиваются, но при этом достигают святости.

А. Пичугин

— Вот так мы немного необычно взглянули на историю восемнадцатого века, в том числе на историю близких к нам земель или наших земель. Спасибо большое Алексею Крылову, который был с нами, он историк, кандидат наук, сотрудник Центра истории богословия и богословского образования Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета и доцент кафедры истории Московского государственного технического университета имени Баумана. Лиза Горская —

Л. Горская

— Алексей Пичугин —

А. Пичугин

— Спасибо, всего хорошего.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем