Поделиться
Гонения на верующих во Христа, волнами проходившие по Римской империи, на время прекратились в 260 году, при императоре Галлиене. Правитель объявил христиан свободными, возвратил им молитвенные дома и конфискованное имущество. Период затишья длился сорок лет, за это время выросло поколение, только по рассказам знавшее о муках, принимаемых во имя Христово. Один из таких молодых христиан, финикийский священник Анания, часто задумывался о том, как бы он сам повел себя в минуту смертельной опасности. Претерпевая сомнения в собственной стойкости, он горячо обращался к Богу.
— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий! Перед тем, как добровольно взойти на Крест, Ты в кровавом поту молился Отцу о том, что если возможно — да минет Тебя чаша сия. О том и я прошу Тебя, Спаситель мой. Не дай мне стать предателем Твоим, избавь меня от испытаний, которых я не смогу перенести. А если есть воля Твоя на то, чтобы я принял мучение — укрепи меня, позволь прославить Имя Твоё святое!
Правление императора Диоклетиана не предвещало новых гонений. В течение двадцати лет он не ущемлял права христиан, было известно, что его жена и дочь сочувствовали Церкви. Но в 303 году правитель выпускает несколько указов, предписывающих христианские собрания запретить, храмы разрушить, священные книги повсеместно изъять и сжечь. Через год Диоклетиан подписывает еще один эдикт, по своей жестокости превосходящий все антихристианские законы, издаваемые ранее. Император повелел подвергать всех верующих мучениям, заставляя отречься от Христа. Настало время гонения, которое историки позднее назовут Великим.
Спасаясь от властей, финикийские христиане бежали в горы, устраивали в скалах целые города с пещерными храмами. Анания, помолившись, принял решение остаться в своем доме. Он осознавал, что, вероятнее всего, не избежит ареста, но полностью вверил свою жизнь в руки Божии. И вскоре в его дверь постучали три легионера. Священника провели через весь арсенал пыток, чтобы принудить к вероотступничеству. После суток истязаний отец Анания очнулся в одиночной камере. Первое, что он произнёс запёкшимися губами, были слова молитвы.
— Господи, Иисусе Христе, благодарю Тебя, что не оставил меня сегодня!
Священник с трудом смог подняться и, стоя на коленях, молился Спасителю, явственно ощущая Его присутствие рядом. Силы постепенно возвращались к мученику, и необъяснимая радость наполняла сердце. Молитву неожиданно прервал лязг дверного засова.
— Кто позволил тебе жечь огонь в темнице?
Темничный страж Пётр сердито и в то же время растерянно смотрел на узника.
— Я ничего не жёг, добрый человек! Если бы я и захотел разогнать тюремный сумрак и сырость, мне нечем запалить огонь.
— И правда, кроме лохмотьев, у тебя ничего нет. Но я явственно видел свет через дверную решетку! И не только я, ещё семь охранников были свидетелями сияния. Оно было таким ярким, что я испугался, что ты сожжёшь тюрьму! А с кем это ты разговаривал, когда я вошёл?
Анания правдиво отвечал на вопросы стражника. Тот стоял, опершись на копье, и слушал рассказ мученика о Христе и христианах, о молитвенных собраниях, на которых в Преломлении хлеба людям даруется Причастие вечной жизни, о радости, которую у верующего не может отнять никто. Постепенно лицо старого воина меняло выражение. В нем проступала сердечность, которую Петр привык прятать под маской суровости. Когда Анания замолчал, стражник смущённо спросил.
— А если я обращусь ко Христу, неужели и меня он услышит?
Анания предложил помолиться вместе. Он возобновил прерванные славословия. И Пётр вновь увидел, как темничная камера наполнилась необычайным светом, и пахло в ней теперь не сыростью, а цветами, орошёнными дождем в летний полдень. Он шевелил губами, повторяя за священником слова молитв, и думал, что до сих пор не знал, что такое настоящая жизнь. А в дверной проем на этот странный молебен с изумлением смотрели семь воинов.
На следующий день, приведя Ананию к палачу, Пётр и семеро его сослуживцев объявили себя христианами. Их вера была испытана в горниле пыток. Все девять мучеников не отреклись от Христа и были утоплены. Последнее погружение в море стало крещальной купелью для воинов, вдохновлённых на подвиг примером христианского священника.
