Светлый вечер с протоиереем Константином Островским (19.07.2015)

У нас в гостях был настоятель Успенского храма в Красногорске протоиерей Константин Островский.
Главной темой беседы стало воспитание детей. Отец Константин поделился своим опытом как отца четверых детей и как священника, который общается со многими родителями, воспитывающими детей.

Ведущие: Тутта Ларсен, Алексей Пичугин

Т.Ларсен

— Здравствуйте, друзья. Это программа «Светлый вечер» в студии Тутта Ларсен.

А.Пичугин

— Алексей Пичугин.

Т.Ларсен

— И наш сегодняшний гость – настоятель Успенского храма в Красногорске, благочинный церквей Красногорского округа, протоиерей Константин Островский, здравствуйте!

К.Островский

— Здравствуйте!

Наше досье:

Протоиерей Константин Островский родился в 1951 году в Москве. Окончил Московский институт электронного машиностроения, работал программистом, в 1978 году принял крещение, работал алтарником в храме Рождества Иоанна Предтечи на Пресне. Стал священником в 1987 году, 2,5 года служил на Дальнем Востоке. С 1990 года настоятель Успенского храма в Красногорске, благочинный церквей Красногорского округа, председатель епархиального отдела по реставрации и строительству. Женат, имеет четверых сыновей. Один из них епископ, двое священники.

А.Пичугин

— Ну, первым делом, мы бы, наверное, прежде чем перейти к беседе, перейти к нашему непосредственному «Светлому вечеру», хотели бы Татьяну поздравить, буквально на днях она вновь стала мамой, в третий раз, да?

Т.Ларсен

— Да.

А.Пичугин

— От всей души мы поздравляем тебя!

Т.Ларсен

— Спасибо большое!

А.Пичугин

— Дай Бог, чтобы рос здоровым, радостным, ну и в общем тебя и папу супруга, как-то и радовал, и веселил, и все было хорошо!

Т.Ларсен

— Ну вот, да, спасибо тебе огромное, конечно невероятное счастье – новый человек в семье и действительно мы все думаем о том, чтобы он рос здоровым и радостным, но мне кажется, что для мамы православной, которая думает еще и о духовном здоровье чада, очень важно, чтобы ребенок рос в какой-то правильной атмосфере.

А.Пичугин

— В любви, как у нас говорят обычно.

Т.Ларсен

— Не, в любви у всех дети… у всех нормальных родителей дети растут в любви, как мне кажется, а вот, я не знаю, сейчас как-то так получилось, что и в ожидании ребенка, и как только он родился, я снова обратилась к каким-то сугубо материнским молитвам, ну, как-то со старшими детьми уже не так в это погружаешься, есть там какие-то коротенькие. А есть такая длинная молитва Воздыхание матери о своих детях, где очень большое внимание уделяется именно тому, чтобы дети росли в благочестии, в вере, чтобы Господь открыл им глаза на истину, не попустил им общения, там я не знаю, с дурными людьми, с неправильными вещами, и вот тут, конечно, как у всякой мамы у меня снова и снова возникают вопросы, как мне, не будучи таким уж совсем глубоко правильным православным человеком, все-таки воспитывать ребенка в вере, чтобы он был в храме, и чтобы как-то это все при нем осталось на всю его жизнь.

А.Пичугин

— А вот мы так незаметно и к теме программы подошли, сегодня с отцом Константином Островским мы как раз поговорим о воспитании детей, потому что у отца Константина четверо сыновей, трое из них священнослужители, и один из них к тому же еще и епископ. Вот как у отца Константина получилось так воспитать своих детей, мы, наверное, в течение программы узнаем.

К.Островский

— Как получилось воспитать, это мы очевидно узнаем на Страшном суде. Потому что, я думаю, все родители, я думаю вообще все, кроме исключительных преступников, хотят детей воспитывать хорошо и в этом смысле мы не исключение. В особенности, может быть, было то, что как раз нас, меня и супругу Бог призвал к вере как раз почти одновременно с рождением детей, то есть, мы пришли в церковь как раз, когда старшему – нынешнему епископу, был год.

А.Пичугин

— Это какие годы?

К.Островский

— Это 1978 год. Причем все произошло очень стремительно, были какие-то духовные поиски, сейчас  думаю, нет смысла говорить и потом я оказался алтарником на Пресне и еще будучи невоцерковленным человеком, но очень быстро…

А.Пичугин

— То есть, Вы стали алтарником еще до воцерковления?

К.Островский

— Да.

А.Пичугин

— Интересно.

К.Островский

— Это интересно?

А.Пичугин

— Да, конечно.

Т.Ларсен

— Наверное, была такая нехватка кадров острая.

К.Островский

— Алтарник – это такая должность, когда и места не найдешь, и человека не найдешь. Но там была такая ситуация, что я находился в духовных поисках, среди этих духовных поисков крестился летом 1978 года, поиски продолжались и тут мне знакомый, как раз мой крестный сказал, что есть место алтарника, как раз алтарник в семинарию поступил. Ну и я решил уйти на такую непыльную работу, с совершенно неопределенными материальными средствами, потому что оплату обещали 70 рублей, это примерно как, то же самое, что сейчас 730 было бы.

А.Пичугин

— А зарплата 120 минимальная, да, ну не минимальная, а такая средняя.

К.Островский

— Ну, была 150, когда я уходил, ну, в общем, как-то так занесло, я был очень… несмотря на солидный возраст, мне было 27 лет, я просто был такой юный…

Т.Ларсен

— Романтический.

К.Островский

— Не романтический, я очень порывистый и легкий на подъем.

А.Пичугин

— Вы закончили технический ВУЗ, то есть, такая техническая московская интеллигенция, ведь ее старались не допускать к церковной ограде.

К.Островский

— Никто и не допускал, я закончил МИЭМ прикладную математику, никто и не допускал, я когда пришел, меня и не взяли бы, но мне подсказали, я, простите, соврал и написал, что был не программистом, а оператором ЭВМ – это уже рангом ниже, не требовало высшего образования, поэтому меня взяли на работу и я был алтарником. И тогда как раз появились дети, вместе с нашим воцерковлением, ну и жена, ныне матушка Александра, тоже чуть позже меня, но тоже быстро воцерковилась. И нам было ясно, что дети нам даны для того, чтобы мы их воспитывали для Царствия небесного. Это было некоей очевидностью.

А.Пичугин

— Мы сейчас перейдем к детям, но только у меня еще один уточняющий вопрос, Вас же рукополагал архиерей, который известен тем, что владыка Хризостом, который известен тем, что он в те годы, чуть ли не единственным из архиереев рукополагал интеллигенцию из Москвы, с кандидатскими степенями, с высшим образованием.

К.Островский

— Он не этим был оригинален, он оригинален был тем, что он сначала рукополагал, а потом подавал документы уполномоченному.

А.Пичугин

— Да. я читал отчеты того времени.

К.Островский

— Вот в чем дело. И таким образом он рукоположил нынешнего владыку Иннокентия Литовского, которого уполномоченный зарубил, но у него оставался на должности секретаря какое-то время, не помню точно, прошло время и простили и ему дали просто служить. И меня тоже так рукоположил но меня уполномоченный все равно простил через два месяца уже дали регистрацию даже, храню на память, такой скромный листочек, просто написано.

А.Пичугин

— В Иркутске?

К.Островский

— Епархия была Иркутская, уполномоченный тоже был в Иркутске, а служил я в Хабаровске.

Т.Ларсен

— Ничего себе, то есть, Вам из Москвы пришлось уехать на другой конец страны?

К.Островский

— Да, но это благодаря такой доброй супруге, которая ради, видя мое стремление к священству, была готова со мной поехать, и поехала. Ну мы не бедствовали, был церковный дом, там мы жили, больших бытовых трудностей не было.

Т.Ларсен

— Вы говорите о том, что именно когда дети появились в семье, стало понятно, что путь Ваш лежит исключительно в православии и вере, и дети даны для того, чтобы воспитать их для Царствия небесного. Это очень ответственно звучит для меня, например, как для родителя – это просто до мурашек серьезная тема, потому что это же надо каким быть самому, чтобы детей с такой целью воспитывать?

К.Островский

— Какие бы мы ни были… понимаете, вот скажем, Вы мама, если говорить сейчас о земных целях, ваши заботы и обязанности заботиться о здоровье дочери, или там сына, то как бы, может быть вы ничего и не знаете, но заботитесь, все, что можете, то и делает. Поэтому не ставили такую задачу, потому что мы такие святые и великие, поэтому мы свои духовные богатства изольем на наших крошек. Таких, слава Богу, помыслов не было, мы, конечно, люди гордые, но не до такого безумия.

Т.Ларсен

— Получается, что если бы не дети, то вы возможно не стали бы священником?

К.Островский

— Почему? А какая связь?

Т.Ларсен

— Ну, Вы говорите о том, что именно когда появился ребенок, тогда такая мощная потребность в воцерковлении, а дальше уже и в продолжении этого пути.

К.Островский

— Нет, я неудачно выразился, нет, это было параллельно, дети рождались само собой, а воцерковление шло само собой. Просто одновременно, было одновременно, поэтому как раз они когда… старшему был год, остальные потом уже рождались в церкви, и как раз период неофитства такого, как вы наверное знаете, не все в нем было хорошо, у всех людей, в том числе и у нас. И поэтому они уже воспитывались в церковной среде, причем в семье таких горячих неофитов.

А.Пичугин

— А в чем это проявлялось?

Т.Ларсен

— Чуковского не читали детям.

К.Островский

— Да, дело в том, что была такая идея, что дети должны получать только все самое хорошее, а ничего сомнительного получать не должны. И поэтому, дейсвительно, была идея, что не надо им читать сказки, детские книжки, а все только святое.

А.Пичугин

— Учиться читать по Псалтырю.

К.Островский

— Да, и знаете, я вот на этом примере вижу насколько Бог милостив, как Он из нашего плохого делает все хорошее, потому что, поскольку старшему уже где-то исполнилось пять лет и он учился, ну не по Псалтырю, скажем, но тоже как-то он научился у нас читать, забыл как. И ясно, что надо читать, а читать нечего – все только Баба-Яга или что-то коммунистическое, я тогда решил для него написать жития святых, сократил. Эта книга, вроде как раритет, я от руки переписал сокращенно жития святых.

А.Пичугин

— Самиздат, фактически.

К.Островский

— Да, Самиздат, Дмитрия Ростовского.

А.Пичугин

— Это же колоссальная работа, Дмитрия Ростовского столько томов.

К.Островский

— Нет, ну я прочитал, я же их не переписал все, я же их сократил, но потом книжка была издана, когда уже коммунизм кончился, она была издана, потом еще несколько раз была переиздана. То есть, так то я вроде бы не собирался, но поскольку ребенку надо что-то дать, а дать нечего, это была ошибка. И потом, помню, когда наш духовный отец узнал о такой установке, то сказал, что это неправильно, что это если действительно человек такой избранник Божий, ну там, Сергий Радонежский, Серафим Саровский, то есть благодатный с младенчества и Сам Бог ведет, не надо вмешиваться. Но большинство детей, даже будущих, может быть святых, простых священников, вообще христиан, большинство нуждается в душевной пище тоже. Здоровая душевная пища и кстати совершенно тогда сказал, потому что иначе они потом с миром столкнутся без всякой прививки, не подготовленные, будут чувствовать себя ущербными и могут из-за этой ущербности и церковь оттолкнуть, потому что она оказывается причиной бед. Тогда подарил нам книгу Пушкина «Сказки о царе Салтане» и мы начали. Нам, конечно, очень, выручило то, что мы очень старались слушаться нашего духовного отца, отец Георгий Бреев, он сейчас настоятель в Крылатском, и он трезвый и опытный, и духовно опытный священник и поэтому он наши многие порывы отрезал. Была идея, что не надо обращаться к врачам, потому что на все Божья воля.

Т.Ларсен

— Образование, наверное, тоже смущало светское.

К.Островский

— Образование светское смущало, до смерти дело не дошло, поэтому все-таки стали к врачам обращаться. И тем более, что в Священном писании сказано, врач от Бога, у Василия Великого был личный врач. Образование, ну ясно было, конечно, что в школу отдавать надо, но мы не очень этого боялись, потому что, в отличие от секс-просвещения, тогда об этом речи не было, на коммунистическую ложь можно было вполне ответить и ложные идеалы развенчать, проблемы не было.

Т.Ларсен

— То есть, раньше вызовов меньше было перед родителями, получается?

К.Островский

— Меньше, понимаете, потому что если ребенку сказали, что Ленин и Сталин, тогда Сталин нет, но Ленин, скажем – это некий великий человек, а коммунизм – это очень важно и нужно, мы дома могли сказать, что это все ошибка, объяснить почему. А если ребенку показали порнографический фильм, я могу говорить совершенно все, что угодно, а эти впечатления уже вошли, уже отравили душу. Поэтому, в этом смысле коммунизм не такой вредный, как секс-просвещение так называемое.

 

А.Пичугин

— Друзья, протоиерей Константин Островский – настоятель Успенского храма города Красногорска Московской области и благочинный церквей Красногорского округа сегодня вместе с нами проводит этот «Светлый вечер».

Т.Ларсен

— Мне кажется, что все-таки, когда дети растут в семье священника, то это все равно какие-то немножко другие дети, которые живут немножко по другим правилам, чем, даже, дети прихожан, да, хотя, казалось бы, мы все вроде бы в одном календаре, в одних постах, в одной литургии участвуем, но все-таки, у сына священника, наверное, больше какой-то строгости, ответственности в жизни, или нет?

К.Островский

— Действительно, проблема не столько у детей священников, сколько у самого духовенства, потому что, скажем, мы жили долгое время во дворе храма, поэтому все наши безобразия были на глазах прихожан. Представляете, одно дело, просто дети дерутся во дворе своего дома, да и пожалуйста, кто что ожидает, а два сына батюшки между собой дерутся во дворе храма – совсем другое дело.

А.Пичугин

— Но все же, наверное, понимают, что дети. Дети и есть дети.

Т.Ларсен

— Не все, конечно.

К.Островский

— Не все, я сам этого не понимал, я сам, моя была ошибка, я очень много ошибок возлагал на…

Т.Ларсен

— Сознательность.

К.Островский

— На само воспитание.

А.Пичугин

— То есть, когда трех-четырехлетние карапузы дубасят друг друга от души во дворе храма…

К.Островский

— А если 12-13-летние?

А.Пичугин

— Все равно дети.

К.Островский

— Я тоже так думаю, но раньше я думал не так. Я раньше, я говорю, излишне возлагал надежды на воспитание, я думал, что если мы будем воспитывать их правильно, если мы их избавим от вредных впечатлений, будем их вводить в церковную жизнь, будем их приучать к молитве, молиться вместе с ними, будем причащать Святых Христовых тайн, то в общем-то, они должны вырасти достойными христианами. Но, конечно, этого недостаточно. Почему я тогда этого не понимал, я не знаю, есть два важнейших фактора – это, во-первых, промысел Божий и свободная воля самого человека. Остальное все, в том числе и воспитание на третьем, четвертом и так далее местах, конечно, стараться воспитывать нужно, как можно лучше, просто потому, что это мой долг. А что получится… вот эти два фактора, ничем их… ни с чем не сравнишь. Приведу простой пример – Мария Египетская, в 27 лет она перешла Иордан, стала великой подвижницей и величайшей святой, кто мог ее остановить до 27 лет, если промысел Божий такой, чтобы она так безобразничала.

Т.Ларсен

— Вы сказали сейчас достаточно крамольную вещь для очень многих родителей – свободная воля самого человека. Потому что большинство родителей не считают своих детей в праве пользоваться их свободной воле с младых ногтей. Пока ты со мной живешь – ты мое чадо, так будет, как я сказал, ты будешь вести себя, как я сказал, вот по нашим правилам все происходит. А твоя свободная воля, будешь ее проявлять, когда тебе 18 исполнится и ты из дома уйдешь.

К.Островский

— Вообще-то я не это совсем имел в виду, свободная воля о которой я говорил – это составляющая образа Божия, которая никуда деться вообще не может, это могут быть какие-то правила, что можно, а что нельзя, ну они конечно есть, безумие, когда ребенку все разрешают. Тоже, надо сказать, почти такое безумие, как когда ребенку все запрещают.

А.Пичугин

— А Вы можете сейчас сказать, когда Вы осознаете свои первые неофитские порывы того времени, когда они прошли, вы были строгими родителями, или нет?

К.Островский

— Мы вообще были очень строгими родителями, то есть, вот единственное, что – эта строгость, она, слава Богу, компенсировалась тем, что мы их любили и не убегали, то есть, мы их никуда не сбрасывали, нам нравилось с ними быть, нам было, конечно тяжело, особенно матушке, но мы с ними жили и отпуска с ними вместе проводили.

Т.Ларсен

— То есть, на нянек не сбрасывали?

К.Островский

— Мы их никуда не сбрасывали и такого желания нам никогда в голову не приходило, никогда этого и не хотелось. Хотя мы, конечно уставали, особенно, я говорю, мама, все-таки четверо мальчишек, понятно, что это было нелегко.

Т.Ларсен

— Пороли детей?

К.Островский

— Да, сейчас, конечно это ужасно даже сказать, не знаю, могут взять штурмом вашу радиостанцию, на самом деле, дело в том, что важна была польза, если, скажем, ребенок болеет и нужно сделать ему укол, мать должна сделать ему укол – отвести к врачу и сделать укол, а что делать? Что касается телесных наказаний, вред не от самих телесных наказаний, вред от злобы и жестокости, вот в этом надо каяться, если я наказываю со злобой.

Т.Ларсен

— В сердцах.

К.Островский

— Вот эта злоба – это предмет для покаяния, а само по себе наказание, всего лишь только наказание, причем дети уже выросли и не в обиде остались от самого по себе наказания. И, кроме того, как-то же наказывать надо, если ребенка отшлепали, ну, конечно, надо шлепать так, чтобы не было вреда для здоровья, разумеется, но для этого тоже не без головы же, ремень брали широкий, он более устрашающий, но им ничего и не сделаешь, и не очень-то больно, но грозно. Зато это коротко, ведь на самом деле наказание – отшлепал, по головке погладил, дальше живем. А как наказать… я всегда был противник каких-то наказаний, чтобы, не взять, скажем в зоопарк. Давно уже нашалил, уже исправился, прощения попросил и вдруг еще…

Т.Ларсен

— Такое отложенное, да.

К.Островский

— На полдня его… зачем это. Я помню, был случай, что-то я там на маленького Илюшу, который нынче архиерей, на него рассердился и вот я не буду с тобой разговаривать, я с ним не разговаривал. Мне супруга говорит: «Ты с ним не разговариваешь, а он с тобой разговаривает». То есть, он забыл всю эту… дети все-таки, это же большая редкость, когда дети совершают какие-то удивительные преступления, у нас такого не было, обычные шалости, быстро наказать и жить дальше. Ну и в угол тоже ставить, ну что вот, ставить в угол, и что он там стоит, что в этом хорошего?

Т.Ларсен

— Проще сразу ремня дать и отпустить.

К.Островский

— Да, но вот здесь, конечно, мы не были такими святыми, сказать, что я всегда с любовью наказывал, конечно, это было не всегда. Но предметом покаяния является не то, что наказывал, а то что это было со злобой. В идеале были такие случаи, когда так себя повел, сейчас я тебя накажу, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь. Как раз три раза и пошел. Еще была методика, если не будешь плакать, то шесть раз, а если будешь, то 12, осушало слезы.

Т.Ларсен

— Слушайте, наверняка ведь Ваши дети ссорились еще и из-за ревности, было такое в семье? Потому что это вопрос очень для многих актуальный родителей, как с этим бороться.

А.Пичугин

— Ревность к родительской любви?

Т.Ларсен

— Конечно.

К.Островский

— Абсолютно не замечалось, у нас, в общем-то, этого совершенно не было, но я думаю, что, вы знаете, ревность видимо бывает, когда кого-то выделяют. Но у нас, мы об этом, вообще-то, не думали, но само собой было, что ребенок, новый ребенок рождался в семье, то есть, у нас рождается новый ребенок. То есть, нас было трое…

Т.Ларсен

— У всех нас, да?

К.Островский

— У нас, да.

Т.Ларсен

— И у наших детей тоже?

К.Островский

— Вот папа, мама и Илюша, у нас родился новый Ваня, мы пошли за Ваней, то есть, я с Илюшей пошел встречать маму и Ваню в роддом. А дальше мы втроем Ваню этого воспитываем, а Илюша еще помогает, ему было два года, Ваня родился, Илюша катал его в кроватке.

Т.Ларсен

— Это вам хорошо, а у нас когда Марфа родилась, Лука старший сказал: «Вы зачем второго ребенка родили, вам что одного мало было что ли?», - и очень переживал на эту тему и довольно сложно было его привлечь.

А.Пичугин

— А какая разница в возрасте?

Т.Ларсен

— Пять, видимо, действительно, разница большая?

К.Островский

— Может быть, тут еще может быть момент полового воспитания, конечно, это правда для больших детей, мы всегда сами так думали и объясняли, что вообще-то Бог посылает детей, что это не мы с мамой придумали родить ребенка, можно сказать и не придумали, действительно, Бог послал, мы теперь вместе его любим.

Т.Ларсен

— Вот это очень хороший, кстати, аргумент.

К.Островский

— Нет, у нас этого не было, они между собой много дрались, это все было, конечно, по возрасту, вовсе не были какими-то идеальными младенцами и отроками, но отношения были хорошие и момента ревности не было вовсе.

Т.Ларсен

— А вот Вы говорите о том, что было ошибкой предоставить их слишком сильно самим себе, но ведь, наверняка, в этом были и плюсы. Все-таки, четыре брата, с достаточно небольшой разницей в полтора-два года – это, можно сказать, команда, то есть, это уже какой-то коллектив, который как-то сам организуется сам в себе и, наверное, выковывает некие правильные качества в детях.

К.Островский

— Ну, конечно, момент коллектива был, это, кстати было действительно очень удачно, потому что одной из наших то ли ошибок, то ли не ошибок было то, что мы их не пускали во двор. Не то что бы совсем не пускали, но не приветствовалось, старались, чтобы они не заражались двором.

Т.Ларсен

— Чтобы они общались только друг с другом?

К.Островский

— В хорошей среде.

А.Пичугин

— Но ведь в школе они общались со всеми своими сверстниками?

К.Островский

— Вы знаете, в школе они, конечно, общались со всеми своими сверстниками, у них не было никаких проблем с общением, что касается двора – обошлось.

А.Пичугин

— А Вам сейчас кажется, что это правильно?

К.Островский

— Мне сейчас кажется, что обошлось, потому что, есть и хорошее, есть и плохое. Ну конечно, они очень много чему плохому учатся, я сам, когда был один в семье, был во всяких пионерских лагерях, спортивных лагерях, именно там я узнавал все плохое и учился всему плохому.

А.Пичугин

— Но, может быть ребенку, конечно, я не говорю про погружение, полное погружение во все глубины, но через какие-то элементы этого самого двора пройти надо, чтобы дальше себя чувствовать как-то комфортно в мире?

К.Островский

— Ну, я и говорю, что обошлось, кроме того, элементы двора, конечно, были везде. Во-первых, они просто учились в обычной школе, и там все эти элементы двора были. То, что… почему мы могли себе позволить себе такую роскошь не пускать их во двор, потому что их было четверо и с маленьким интервалом, то есть, они… у них и так была дворовая команда.

Т.Ларсен

— Им друг с другом было интересно?

К.Островский

— Они не скучали, одного ребенка так невозможно было бы, конечно, воспитывать. Поэтому, конечно, есть свои минусы и двора, но в нашей ситуации было возможно и как-то обошлось, они… я не могу сказать, что это метод, потому что в какой-то ситуации это может быть просто катастрофично, то есть, ребенок, особенно, если он один в семье, или в семье нет близких отношений между братьями и сестрами, и вот он только с мамой и папой. А в наше время, уж простите, только с компьютером, сейчас вообще о дворе речи нет, насколько я понимаю.

А.Пичугин

— А внуки, внуки уже с компьютером?

К.Островский

— Внуки…

А.Пичугин

— А сколько внуков, кстати?

К.Островский

— Внуков шесть, седьмого ожидаем. Внуки по-разному, ну это все большая история, потому что внуков воспитывают наполовину наши дети, наполовину наши невестки – это совсем уже другие семьи. Насчет компьютера, у нас такой проблемы вообще не было, потому что тогда еще не было компьютеров, когда дети были маленькие. Но я в вашем же, кажется, журнале, в «Фоме» прочитал мудрую мысль, что есть выход если… ну как, без компьютера невозможно, все с компьютерами, тогда значит, с ребенком играть в компьютерные игры.

Т.Ларсен

— Вместе.

К.Островский

— Быть вместе тогда. Это совсем другое. Ведь беда то не в компьютере, беда в том, что человек зацикливается в компьютер, поэтому…

Т.Ларсен

— Я вам кстати говорю, что, просто нельзя ребенка один на один оставлять, ни с компьютером, ни с гаджетом, ни с телевизором, если ты сам контролируешь во что он играет, или играешь с ним в этом, то это немножко другие условия.

К.Островский

— Не немножко, совсем другая ситуация.

Т.Ларсен

— Мне хотелось вернуться к теме двора, вы говорили о том, что… я тоже всю жизнь по пионерским лагерям и конечно все там нюансы, откуда дети берутся, как курить сигареты и прочее-прочее, мы все это узнали, увы, в пионерском лагере. Но, мне кажется, если бы мне мама рассказала до пионерского лагеря, хоть что-нибудь, как-нибудь аккуратненько, то может быть для меня эти знания не были бы: а) такими желанными, б) такими травматичными. Потому что, это конечно шок, когда ты в девять лет от своего ровесника, или в восемь узнаешь, как все происходит в его какой-то интерпретации.

А.Пичугин

— Среде общения.

Т.Ларсен

— Ну, я думаю, что в семье, даже в такой семье, как священников все равно эти темы не обходятся без обсуждения, стороной же нельзя их обойти.

К.Островский

— Вы знаете, мне кажется, очень глубокий вопрос, даже глубже, чем мы думаем.

Т.Ларсен

— Ну, когда ребенок спрашивает: «Откуда я взялся?», «Как я родился?», «Почему именно у вас?»

К.Островский

— Во-первых, эти вопросы задавались, мы сами не нажимали на них, то мы правильно объясняли детям, что дети рождаются по воле Божьей. Бог посылает ребенка. Ну если доходило до какой-то конкретики, все же видели дети, что ребенок появляется из живота матери, что да, действительно, есть некое отверстие в теле матери, через которое он рождается. Был вопрос, что за отверстие – прямо объяснялось, что это смотреть и знать не полезно. Этого достаточно было. Дело в том, что я вообще старался всегда с детьми общаться по-человечески, я один раз попробовал в воскресной школе провести нравственную беседу, думаю, баптисты проводят и я попробую. И один мальчик сказал потом, не мне, мне постеснялся, а учительнице сказал Надежде Валентиновне: «Скажите батюшке, чтобы он больше с нами так никогда не разговаривал».

Т.Ларсен

— Почему?

К.Островский

— Потому что это фальшь, потому что… поэтому мы общались естественно, вот наша семья, мы между собой естественно общались. Я вообще, честно говоря, стараюсь, насколько вообще хватает, насколько вообще для меня возможна некая простота, вот так попросту общаться, как с вами сейчас разговариваю. Так и общались, и вот, что касается подробностей…

А.Пичугин

— То давайте мы к ним буквально через несколько мгновений вернемся, небольшой перерыв.

Т.Ларсен

— Заинтригуем наших слушателей.

А.Пичугин

— Протоиерей Константин Островский – настоятель Успенского храма в Красногорске, благочинный церквей Красногорского округа вместе с нами. Здесь также Тутта Ларсен.

Т.Ларсен

— И Алексей Пичугин.

А.Пичугин

— Через несколько мгновений вновь с вами.

 

Т.Ларсен

— Вы слушаете программу «Светлый вечер», сегодня у нас в гостях протоиерей Константин Островский. Говорим о воспитании детей, у отца Константина четверо сыновей, трое из них стали священниками, один даже епископом и, конечно, интересно, как вообще удалось воспитать таких детей правильных, не побоюсь этого слова. Да и просто интересно, как в семье священника дети растут и как это можно перенести на опыт каждого из нас. Вы говорили о подробностях, рано или поздно ведь все равно ребенок начинает задавать эти неудобные вопросы – откуда дети берутся.

К.Островский

— Эти вопросы задавались, на них попросту так и отвечалось, а что касается того, вот этих подробностей, так называемых, еще неизвестно, хорошо ли, чтобы дочка именно от мамы узнала об этих подробностях, уж лучше, пускай в подворотне.

Т.Ларсен

— Правда?

К.Островский

— О нечистом, поскольку есть нечистое, пускай от нечистого… а само по себе рождение детей – это не нечистое и здесь, я даже думаю, что это просто каждый раз конкретно в каждой семье решается, специально заниматься этим просвещением никакой нет нужды, потому что между прочим люди многими тысячелетиями женились, рождались…

Т.Ларсен

— Без обсуждения деталей.

К.Островский

— Без обсуждения, я так понимаю, что эти детали обсуждались непосредственно накануне свадьбы, мать как раз, если была, она своей дочери объясняла, что ей надо сделать и соответственно отец сыну, довольно чисто. Что касается положительных детей, поскольку я человек в Красногорске известный, мои дети тоже известные, то, конечно люди будут смеяться надо мной, если я буду говорить что они выросли положительные. Они нормальные были дети, и, среди них, в общем-то, более, или менее положительным был старший, как раз.

А.Пичугин

— Нынешний епископ?

К.Островский

— Епископ, да. Он, не то что он там совершенный святой, но по крайней мере без грубых завалов, он так ровненько, действительно, был с детства… с детства выбрал такой христианский путь еще до наступления переходного возраста и поэтому, довольно ровно шел и сейчас продолжает бороться со своими страстями, как и все христиане. Остальные ребята, конечно, с большими загибами, это, знаете, есть такой вид спорта – биатлон?

Т.Ларсен

— Конечно.

К.Островский

— И вот там, если выстрелил и попал в мишень, то прямо едешь, а если промахнулся, то штрафные круги. Так вот эти штрафные круги делают подавляющее большинство наших детей, христианских, которые не христианские, они не стреляют, там речь не о кругах, там как-то человек идет. А которые дети в христианских семьях, я знаю очень много, потому что у нас еще огромная воскресная школа, там где-то больше 300 человек занимается, поэтому мимо меня прошли многие десятки, я их исповедовал, я знал их маленькими, знал их подростками и знаю их уже взрослыми. И подавляющее большинство детей хороших, из верующих семей, искренне верующих, делают эти биатлонные круги.

А.Пичугин

— Ведь смотрите, один самых известных русских религиозных философов отец Сергий Булгаков, для того, чтобы стать хорошим священником, стать тем, кем он стал в итоге, он закончил семинарию, ему для этого пришлось уйти из церкви, пройти через все марксистские кружки, чтобы потом уже вернуться туда и стать отцом Сергием Булгаковым.

К.Островский

— И вот бывает и так, да.

А.Пичугин

— Вот вам штрафные круги.

К.Островский

— Да, и вот мои сыновья, которыми я в общем, не только их люблю, и так они в общем меня радуют, но были очень большие штрафные круги. Меня вызывают в школу, ребенок учился в 11 классе, или в 10, наверное, в 10 классе. Меня все знают: «Отец Константин, простите, что мы беспокоим, но давайте мы оставим Пашу на второй год».

Т.Ларсен

— За что?

К.Островский

— Потому что Паша лежал на диване и ничего не делал, но услыхав, что оставляют на второй год, я ему это сказал, он также лежа на диване открыл учебник химии, прочитал его и получил свою тройку. И перешел в следующий класс. И это еще малая часть его подвигов. Поэтому, здесь подростковый возраст, он самый, конечно ужасный.

Т.Ларсен

— Никто не избежит… никого не минет чаша сия, да?

К.Островский

— Никого, знаете, про это есть несколько страниц у святителя Феофана Затворника в книге «Путь к спасению», посвященной воспитанию детей. И там мудрые слова, я больше нигде не читал, на своей шкуре испытал, пишет про переходный возраст, что все дети, входя в этот переходный возраст, поднимаются, как он пишет по старинному, подчревные порывы, они ударяют в голову и бороться с этим может только тот человек, который еще до наступления переходного возраста уже лично избрал церковный путь. Потому что мы ведь наших детей водим в церковь, я их… они растут в церковной среде, я их, когда они были маленькие причащал в среднем два-три раза в неделю, с ними ходил, всегда, когда был выходной я водил их в церковь и они… у нас читалось молитвенное правило, и у нас была действительно дружная семья, и это все так было, сейчас они выросли и можно спокойно говорить. Но, вот это промысел Божий, когда Бог человеку придет лично, не родители приведут в церковь, а когда человек лично откликнулся на Божий призыв. Вот старший откликнулся до наступления переходного возраста, поэтому он мог бороться, понятно, что не без трудностей, но мог. А младшие были, как и все остальные раздавлены.

Т.Ларсен

— Слушайте, ну а есть хоть какая-то гарантия у христианина, который воспитывает своего ребенка в церкви, что даже если ребенок пойдет вот этими кругами, какой-то стерженек в нем все равно с детства заложен?

К.Островский

— Конечно, надежда большая. Я не договорил на тему общения с детьми, вообще с детьми, не только в своей семье, очень многие возвращаются. Бывает, вот где-то в эти самые 13-14-15 лет начинают выносить эти мутные пути, ко всяким этим сладко-ядовитым источникам, образно говоря. Но потом нахлебавшись и когда, простите уж, вырвало тебя, чего нахлебался, многие возвращаются, возвращаются в церковь. Вот недавно, не буду, конечно, называть, очень был рад вернуться в церковь один из наших видных таких учеников, который совершенно перестал потом в храм ходить и причащаться, но вот недавно он вернулся и это не редкость, это все не зря. Знаете, есть такой образ у святых отцов, там правда речь о монашестве, но это все равно, что если, перейдем на вообще общечеловеческий язык, что если пал человек, который не подвизался раньше, ну пал и лежит, если человек раньше подвизался, жил раньше христианской жизнью и здание это разрушилось, он впал в тяжкие грехи, то остались стройматериалы из которых он потом может легче восстать. Есть привычки, которые, сами по себе привычки добрые, все это рухнуло, потому что тяжкие смертные грехи все это, конечно, аннулируют, но не до конца поэтому стержень у многих остается.

А.Пичугин

— Но образ хороший, да, про стройматериалы. Я хотел спросить, одно дело остаться добрым христианином, другое дело, все-таки, священство. У нас как-то в последние годы принято относиться к священническим династиям, ну, вроде бы священство по наследству не передается, это определенный набор качеств, который каждому человеку присущ по своему. И вот здесь как раз интересно, вы как-то подталкивали своих детей к принятию этого выбора? Или все шло логично, своим чередом, они может быть за Вам наблюдали, просто росли в церкви и в итоге просто логично пришли к тому, что сами стали священниками? Ведь у нас же до революции у детей священнослужителей был практически один путь – сын дьякона становился дьяконом, не факт, что он стал бы священником. Сын священника, явно становился… его после дьяконства обязательно рукополагали в священника и он наследовал приход отца, например. Потом, советская власть, а сейчас действительно у нас формируются новые священнические династии.

К.Островский

— Я думаю, что здесь речь должна идти не о человеческих качествах, а он Божьем призвании. Бог призывает каждого человека лично, я думаю, что у нас до революции, я имею в виду вообще все эти века церкви, не так было плохо, сословное священство, потому что это была такая форма призвания, Бог же все знает, и Бог призывал детей священников, призывал их к священству. Там, кстати, сан не имел значения, дети пономарей могли стать священниками и дети священников могли быть пономарями.

А.Пичугин

— Были периоды разные.

К.Островский

— Ну, духовенство.

А.Пичугин

— Ну, сословия разные.

К.Островский

— Я думаю, что просто так Божья воля проявлялась. Сейчас этого, я думаю, вообще ничего нет, есть личное призвание, я всегда это понимал, и конечно, мне приятно, что трое из моих сыновей избрали путь священнослужения, подталкивать, это… ну невольно, как сказать подталкивать, конечно всем было понятно, и детям было понятно, что папа очень рад, разумеется. Действительно, у меня был момент, когда четверо сыновей одновременно учились в Московской духовной семинарии, тогда академии, все это…

А.Пичугин

— А у Вас четверо и тот сын, который священником не стал, тоже духовное образование имееет?

К.Островский

— Начинал, не окончил.

А.Пичугин

— У меня просто был пример перед глазами, когда у одного священника знакомого несколько детей и вот поочередно каждый из них готовился, то есть было понятно, что один из них должен стать священником, это уже было определено, они только никак не могли определиться с выбором, кто конкретно. Потому что готовили одного, он не пошел, готовили второго, он собирался, но не получилось, и в итоге так никто и не стал.

К.Островский

— Нет, подталкивать, я не хочу никого осуждать, но я считаю, что это безумие.

А.Пичугин

— А дети приходили к Вам говорили, вот папа, хочу в семинарию поступать, или это все происходило как-то логично, Вы не пытались их как-то отговорить от этого, например?

К.Островский

— Нет, ну отговаривать, зачем же я стал бы отговаривать, я не видел каких-то оснований, если бы они были какие-то жулики, или блудники такие, я радовался, что они хотели поступать в семинарию, они и поступали.

Т.Ларсен

— А кстати, Вы для них были всегда исключительно фигурой отца, или они как-то разделяли, вот здесь папа, как папа, глава семьи, наш прародитель, а здесь папа, как священник, как духовник, как тот человек, которому исповедуемся?

К.Островский

— Ну, это было довольно естественно, тем более, что так и должно быть, потому что если всегда я буду дома в рясе и с крестом, и они будут благоговейно с таким трепетом мимо меня потихоньку проходить – это будет какой-то кошмар.

Т.Ларсен

— Нет, я как раз, меня вот больше, как раз даже волнует именно история, которая происходит в пространстве церкви, в литургическом. Потому что у меня есть две знакомые семьи, которые возглавляет отец священник, значит, в одной семье сыновья взрослые никогда не ходят к отцу на исповедь, вот принципиально и жена не ходит тоже. А в другой семье, все дети и семья ходят к папе и я даже так удивилась и матушку спрашиваю, а как ты разделяешь, здесь он твой муж и отец твоих детей, а здесь он твой духовный пастырь – это же очень сложно.

К.Островский

— Разделить можно, у нас так получалось, что касается разделения – это очень просто, служба есть служба, на службе никаких детей, если он поет на клире, значит он певчий, если он в алтаре, значит он пономарь, давай кадило и иди со свечой, тут проблемы нет. Что касается исповеди, у нас была свобода, они действительно у меня исповедовались, заботой матушки было постоянно им объяснять, что это совсем не обязательно и что папа нисколько не будет обижен, и вообще даже внимания не обратит, будешь у других батюшек исповедоваться. Ну так получилось они исповедуются. В этом есть, конечно, огромная опасность, мне с одной стороны, как-то не хотелось препятствовать, ну что, действительно, если они хотят у меня исповедоваться, что же я их буду прогонять, но специально мы с матушкой об этом говорили, что нужно, чтобы они чувствовали свободу, что это… если свободы не будет, то будет лицемерие, потому что пойду к папе, иначе папа обидится. А тогда лишается вообще всякой возможности даже духовного окормления. Еще опаснее, когда жена у мужа исповедуется, я не говорю, что это недопустимо, в некоторых ситуациях другой возможности даже и нет, но по крайней мере, обязательно должно быть, как нечто очевидное, принятое и необсуждаемое, что матушка может в любое время пойти к другому батюшке. Может быть, даже лучше, раз в год, или раз в квартал, куда-нибудь нарочно уходить. Приведу ужасный пример, но поскольку история уже закончилась, имен, конечно не буду называть. Закончилась печально, потому что вот так вот знакомый священник у которого супруга исповедовалась, потом она влюбилась и она ему это исповедовала, а он не понес, стал возмущаться, ругаться, тогда семья развалилась, а у них было четверо детей. И вот семья так развалилась, она вышла замуж и теперь несет свой крест с этим возлюбленным, который… А батюшка тоже не устоял и теперь уже лишен сана.

Т.Ларсен

— Ничего себе.

К.Островский

— Ну, конечно, на все Божья воля, но вот эта исповедь жены у мужа, она несет в себе большие опасности, и это… я так бы сказал, что это едва допустимо. Вот допустимо, тоже, если мало ли, действительно, жена настолько мужу своему доверяет и так расположена, но тоже должна она иметь все-таки мозги, потому что одно дело, когда жена исповедуется, что там она пост нарушила, или даже, что…

Т.Ларсен

— Обиделась.

К.Островский

— Да, обиделась на мужа, это еще он понесет, тем более, если уже помирились. А если жена исповедуется, что у нее блудные помыслы, один раз может и понесет, а если два и три, может и не понести. Поэтому есть особая связь между женой и мужем, это же не что-то постороннее, поэтому здесь должна быть огромная осторожность.

 

А.Пичугин

— Напомню, что протоиерей Константин Островский – настоятель Успенского храма в городе подмосковном Красногорске и благочинный церквей Красногорского округа сегодня у нас в студии.

Т.Ларсен

— Мы с вами коснулись вскользь тех вызовов, которые сегодня стоят перед родителями и Вы сказали о том, что, наверное, в советское время детей было воспитывать легче, потому что был коммунизм, Ленин, партия, комсомол, но просто было детям объяснить, что это не совсем то, за что его выдают, сегодня такое количество информации обрушивается на наших детей, что какие бы ты фильтры не ставил, как бы ты детей во двор не выпускал, предотвратить это невозможно. Как с Вашей точки зрения сегодня можно  помочь ребенку остаться в этой какой-то детской чистоте, хотя бы до определенного возраста вот эти все грязные информационные потоки к нему не подпускать?

К.Островский

— Ну, я думаю, что информационные потоки уж как получится, понятно, мы должны насколько от нас зависит их сокращать эти потоки, но надежда небольшая. Я считаю, что на первом месте должно быть то, что надо детей любить, с ними быть, и с ними дружить.  И тогда, ну как бы, будет естественная общность семейная.

Т.Ларсен

— Доверие.

К.Островский

— К этому надо стремиться и едва ли не любой ценой, конечно у всех ситуации разные, у нас в этом смысле была очень благоприятная ситуация, потому что, в общем-то, дети нас терпели, скажем так, и при таком строгом воспитании, как я описал, все-таки сохранялись такие добрые искренние отношения. Могут быть, конечно, очень сложные ситуации, например, когда ребенка не наказывают, что он безобразничает, наказываешь – злится, сильно наказываешь - сильно злится, из дома убегает. Не знаю, как в таких случаях себя вести, у нас не было таких больших трудностей. Но, едва ли не любой ценой надо сохранять личные отношения, по возможности дружеские, несравненно важнее, чтобы ребенок мог родителям – маме, папе, еще лучше обоим, все рассказать. Приходится говорить на исповеди женщинам, которые сетуют, что дочка в 12 лет маме грубит и допоздна гуляет, объяснять, что всякое может быть, важно, что, когда она забеременеет в 14 лет, чтобы она к маме пришла об этом рассказала, а не с подругами думали, где им делать под забором аборт.

А.Пичугин

— Скажите, а вот когда Ваш сын Вам сообщил, что он собирается уходить в монашество, у Вас были какие-то определенные чувства? Не хотелось его все-таки на какой-то семейный путь направить?

К.Островский

— У меня всегда было такое чувство, что важно, чтобы совершалась Божья воля.

А.Пичугин

— А вот когда он епископом его избрали, какие у Вас тогда были чувства – гордости, радости?

К.Островский

— Ну, гордость, у нас без гордости вообще ничего не бывает, так что мы это оставим за скобками. Но, понятно, как христианин, и всякий на моем месте, конечно бы радовался, потому что великая благодать, великое, действительно служение. Тем более, что я знаю, что это все было чисто и что ничего… было именно Божье призвание. Но, конечно, как человек с маломальским духовным опытом, конечно я понимал, что чем больше… чем выше служение, чем выше сан, тем больше искушений и чем выше человек поднимается, тем больнее падать и конечно, этот трепет, он был, и он остается и я рад, что владыка Константин не только архиерей, но и верующий человек, и со своими страстями, как и всякий христианин.

А.Пичугин

— Вот мне еще очень интересно, я смотрю, что Вы служите вместе с одним из своих сыновей в одном храме, отец Иоанн Островский

К.Островский

— Уже отпустили.

А.Пичугин

— Уже отпустили, да? А как выстраивались ваши отношения, когда вы служили в одном храме, я понимаю, как отца и сына, а как начальника и подчиненного? Вы – настоятель храма, он – штатный священник, какие-то поблажки были?

Т.Ларсен

— Наоборот.

К.Островский

— Дело в том, что ко всем надо относиться хорошо, в том числе и к своим детям. Поэтому, какие поблажки, есть расписание – служи, а если какие-то проблемы – обращайся. Нет, дело в том, что… я понимаю о чем Вы спрашиваете, слава Богу, в этом смысле меня дети не подводили. Единственное, были трудности с младшим, как раз не с отцом Иоанном, а с младшим, тоже в нашем храме служил – отец Павел, у него действительно очень плохое здоровье и получалось, поскольку приход многоштатный, то была возможность, если он плохо себя чувствовал, была возможность ему не прийти. Были основания, сейчас он уже настоятель прихода, поэтому он болеет на ногах, а так, конечно, была проблема, неудобно перед братией, потому что все время приходится отца Павла заменять, какие-то льготы в расписании ему давать, ну, отцы на это смотрели добродушно, но это было не потому, что я папа, а потому что у действительно были постоянные болезни, не буду перечислять. А болезни сейчас остались, но поскольку он настоятель, больше никого нет, менять не кем, поэтому он болеет на ногах.

А.Пичугин

— Я смотрю, даже настоятель двух храм.

К.Островский

— Ну, там фактически одного, там один, там собрались стоить храм, потом спонсоры исчезли. Реально одного.

А.Пичугин

— Реалии нашей жизни.

К.Островский

— Второго просто приход существует формально пока…

Т.Ларсен

— Я хочу вернуться к сегодняшнему дню и также вспомнить, что Вы в своем начальном воцерковлении были очень строги в каких-то светских развлечениях для детей, но, опять же, когда росли Ваши дети, и мы с Лешей, то у нас, что у нас было – мультики по телевизору раз в неделю, в «Гостях у сказки» и книжек море, ну и общение со сверстниками. Сейчас чего только у детей нет – и компьютерные игры, и кино, и мультфильмы, и какие-то парки развлечений, какие-то бесконечные развивашки, и какие-то поездки, и прочее-прочее, как здесь тоже родителям поступать умно, чтобы не передозировать что ли, не заслонять какие-то истинные смыслы всем этим изобилием, желанием сделать жизнь ребенка максимально насыщенной?

К.Островский

— Во-первых, непонятно, что ее делать максимально насыщенной, должна быть посильно насыщенной.

Т.Ларсен

— Не поверите, я вот сижу в социальных сетях в двух мамских группах, там женщины очень серьезно обсуждают вопросы раннего языкового образования годовалых, двухлетних детей, то есть, всем кажется, что надо как можно раньше начинать их развивать, обучать, показывать им большой прекрасный мир, чтобы дети не были зашорены, чтобы они становились гражданами мира, могли общаться на разных языках и так далее. При этом, конечно, вопрос именно духовного воспитания, он очень далеко стоит в этом списке, что важно здоровье, развитие, благополучие, счастье, а вот вера, она как-то в стороне.

К.Островский

— Вы знаете, тут есть мало кем замечаемая разница в формулировках. Хочу я, чтобы ребенку было хорошо, или хочу я, чтобы ребенок был хорошим. И близкое по смыслу, хочу ли я, чтобы ребенок очень много знал, или хочу ли я, чтобы ребенок в этом отношении был ко многому способен. Вот при том давлении, которое мои дети испытывали, действительно испытывали давление и всяких ограничениях, знаете, очень хорошо запомнил, поразительно, когда старший учился в школе, не помню уже, какой это был класс, ну в общем коснулось… наверное историю древнего мира проходили и учительница упомянула про «Илиаду» Гомера и он сказал: «А я читал». Потому что он читал, и его не заставляли, я сам очень давно читал, он не с нами читал, он просто на полке взял и прочитал. Они прочитали с братом Васей всего Достоевского и всего Диккенса, потом перестали читать, кстати сказать, а подростками прочитали, когда были маленькими еще, вот в чем дело, поэтому я не думаю, совершенно не  очевидно, что это обязательно им полезно, чтобы все в них напихали. Общие для всех рекомендации давать даже вообще невозможно, да и не нужно, люди все разные. На мой взгляд важно, чтобы родители с ними жили, и чтобы они вместе, насколько это возможно, делали общее дело. Если папа шофер, и очень хорошо, пусть они вообще книжек не читают, пусть они только машину чинят и вместе ездят. Если мама малограмотная домохозяйка, пусть с дочкой она готовит, с дочкой стирает, пусть потерпит, что что-то она расплескает, пусть вместе они убирают, вот я мою, а ты Машенька тарелочку…

Т.Ларсен

— А если мама радиоведущая, она берет с собой детей и они смотрят на нее из окошка.

К.Островский

— И в этом есть своя правда, может быть и хорошо, конечно, сейчас Ваша малышка, отлично, что она там с дедушкой гуляет на свежем воздухе, во-первых, люди не должны плохими делами заниматься, если они занимаются делами хорошими, и хорошо.

Т.Ларсен

— Своим делом, если люди занимаются.

А.Пичугин

— Да, Но все-таки у меня сразу такое возражение вдруг возникает, а как же такой средний культурный уровень про который мы всегда говорим, что безусловно должен к такому-то возрасту прочитать «Войну и мир», «Преступление и наказание», «Москву – Петушки» и так далее, и так далее.

Т.Ларсен

— Кому ты это должен?

К.Островский

— Этим должна заниматься общеобразовательная школа и правильно, без всякого юмора говорю, там есть программа и детей должны всем этим напичкать. Тут есть свой парадокс, я помню, я кстати в прекрасной школе учился, может слышали, Вторая школа, и сейчас этот лицей существует и там была очень сильная литература, я помню, что настолько у меня эта литература отбила охоту читать, что я «Евгения Онегина» прочитал только через год после окончания школы. Ну, прочитал, вот в чем дело.

Т.Ларсен

— Я о нем в школе слышал, хотя бы.

К.Островский

— Вот именно, хотя бы нам сказали, что это есть, а потом я прочитал. Ну в школе понятно, что-то мы читали, конечно. Так что это все было неплохо, отвлекся от вопроса…

Т.Ларсен

— Леша заговорил о среднем культурном уровне, который вроде бы как бы необходим.

К.Островский

— Поэтому средний культурный уровень, если родители имеют этот уровень, то он само собой… я сказал про малограмотных пап и мам, а если они очень грамотные, если папа, скажем, журналист, и очень хорошо, если ребенок будет вместе с ним заниматься журналистикой, в любом возрасте.

Т.Ларсен

— Вы сказали очень важное такое словосочетание, как сделать, чтобы ребенку было хорошо, как?

К.Островский

— Надо сделать, чтобы ребенок было хорошим. Вот у нас была установка, чтобы они были хорошие, а хорошо – это на втором месте. А у нас сейчас по всему миру, ну, судя по газетам, конечно, и у нас, чтобы ребенку было комфортно, вот это ужасное слово комфортно. Что же хорошего, что ему будет комфортно.

Т.Ларсен

— А разве бывают плохие дети?

К.Островский

— Ну это Бог судья, понятно, что раз кто-то погибнет… Не, потом хорошим… установка – Царствие небесное, в этом смысле все мы к нему недостойны, не готовы и наши дети тоже рождаются с семенем греха, как и с семенем Образа Божьего. Читал я про наших сестер милосердия XIX века, были такие сестричества, они ухаживали за ранеными во время всех этих войн XIX века, в частности в Крымской войне. Читаешь, что эти раненые лежали там неделями под открытым небом без всякой помощи, потому что их обворовывали, а сестры милосердия мешали их обворовывать. Думаешь, каковы же были эти мужики солдаты, которые неделями могли терпеть, какое в людях их тяжелая жизнь воспитывала терпение, какие нравственные качества. Тут оно, что… понятно, что каждый должен своим и подчиненным и детям стараться, конечно, чтобы им было и комфортно, хотя я слово это и похулил, но не это на первом месте… Здесь есть действительно противоречие, что человеку для его развития полезны…

Т.Ларсен

— Страдания.

К.Островский

— Полезны настоящие трудности и страдания. Мы не должны здесь подменять Бога, Бог на себя вообще-то это берет, страдания и трудности Бог посылает, но не надо особенно уклоняться и не надо особенно их бояться, вот что я хотел сказать.

Т.Ларсен

— Это я так думаю, что в конце отец Константин все-таки всем нам молодым родителям такой привет послал – не надо бояться этих трудностей, бессонных ночей, прихода молока, детских болячек и прочих-прочих дел, все-таки, слава Богу, что дети есть, действительно. А самое главное, спасибо большое за этот прекраснейший тезис о том, что дети Богом посылаются, а откуда они берутся это лучше объяснение для старших детей, мне кажется.

А.Пичугин

— Тутта Ларсен.

Т.Ларсен

— И Алексей Пичугин.

А.Пичугин

— В гостях у нас сегодня был протоиерей Константин Островский – настоятель Успенского храма в городе Красногорск, благочинный церквей Красногорского округа. Спасибо, отец Константин!

Т.Ларсен

— Спасибо!

К.Островский

— Спасибо!

А.Пичугин

— И всего доброго, будьте здоровы!

Т.Ларсен

— Удачи!

К.Островский

— До свидания!