Светлый вечер с пианистом Борисом Березовским (08.06.2016)

— Это «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие слушатели! В этой студии Алла Митрофанова.

А.Митрофанова

— Алексей Пичугин.

А.Пичугин

— У нас сегодня в гостях известный пианист Борис Березовский. Здравствуйте!

Б.Березовский

— Добрый вечер!

Наше досье

Борис Березовский родился в 1969 году в Москве. Окончил музыкальную школу имени Гнесиных и Московскую консерваторию по классу фортепиано. В 1990 году завоевал первую премию на IX Международном конкурсе имени Чайковского. В 1991 году уехал за границу. Долгое время жил в Лондоне, затем в Брюсселе. Несколько лет назад вернулся в Москву. Инициатор, учредитель и художественный руководитель Международного фестиваля Николая Метнера, один из наиболее известных и востребованных исполнителей. Играл с лучшими оркестрами мира, обладатель многочисленных музыкальных премий, о нем снято несколько документальных фильмов.

А.Пичугин

— Прежде всего, прежде чем мы будем говорить о каких-то таких важных вещах, о музыке, о Вас, вот перед эфиром, буквально за две минуты до его начала, Вы сказали парадоксальную, наверное, для многих слушателей вещь, которая мне казалась естественной просто потому, что у меня лично… Меня – все знают, по-моему, слушатели, что выгнали из первого класса музыкальной школы за полное отсутствие таланта.

А.Митрофанова

— И те, кто не знали…

А.Пичугин

— Теперь точно узнают. Вы сказали, что ни один профессионал по-настоящему не может отличить исполнителей, то есть неважно, исполнял ли это Рихтер или исполняете это Вы, или за пультом стоит величайший прославленный дирижер – никто никогда не отличит, что это именно он стоит за пультом, или именно он в данный момент исполняет вот эту вещь.

Б.Березовский

— Да, это абсолютно так, и даже в консерватории были такие эксперименты страшные, когда ставили запись Рихтера и говорили, что это играет студент, и все студенты консерватории тут же начинали это критиковать и говорить, что это ужасно, что у него такое количество недостатков, и это продолжалось очень долго, потому что у нас в классической музыке очень любят критиковать. Это наше любимое занятие.

А.Пичугин

— Это известный эксперимент, и не только в музыке, в литературе…

Б.Березовский

— И наоборот: ставили запись студента и говорили, что это Рихтер, и тут же выяснялось, что это потрясающе, что это масштабно, что это…

А.Пичугин

— Это психология.

Б.Березовский

— Да, это психология. И я, когда часто ездил в машине, слушал радио – по радио это самый замечательный тест, если кто-то играет, то пытаешься угадать: а кто это? Я для себя, как профессионал, я могу сказать: мне это нравится или нет, то есть по моим критериям это хорошо или плохо.

А.Пичугин

— И неважно, кто конкретно, какая фамилия скрывается?

Б.Березовский

— В принципе, нет. Я очень редко отгадывал. Но есть запись шипит – то это старая значит, - можно догадаться, что это там с 1940-1950-х годов запись. Чем дальше, тем она становилась совершеннее, но это все мифы, все эти легендарные личности, и все прочее – это безусловно миф, а музыка сама по себе прекрасная, это никто не отрицает, но создавать из музыканта какие-то иконы – это, по-моему, абсолютно неверно, потому что 99,9% людей, даже музыкальных, с музыкальным образованием, никогда с закрытыми глазами не отличат кто играет.

А.Пичугин

— Я тоже очень люблю пример из литературы: поздние уже годы жизни Паустовский и Шкловский – два знаменитых, один – знаменитый писатель, другой – знаменитый критик, жили в одном доме, на одной лестничной клетке, в доме на Котельнической набережной. А у них были поздние дети, и дети ходили в один класс одной школы. Им задали написать сочинение на дом, и Паустовский написал за своего, а Шкловский – за своего. Паустовский получил «тройку», Шкловский – «двойку».

А.Митрофанова

— Прекрасная история. Но вместе с тем мы с вами тоже и перед началом эфира говорили, сейчас у меня снова в голове стучит эта мысль: а как же быть, например, с Паганини, а как же Гленн Гульд, а как же те исполнители, у которых есть своя особая манера, и я, не будучи специалистом вообще, у меня, в отличие от Леши, нет даже одного класса музыкальной школы, но когда я слышу Гленна Гульда…

А.Пичугин

— Правда? Я думал, ты его закончила?

А.Митрофанова

— Все почему-то так думают. Не знаю, мифы рождаются на глазах, но не суть. Мне кажется, что его можно отличить.

Б.Березовский

— Его безусловно можно отличить. Он был первый пианист, который играл совершенно в другом стиле на рояле. Другое дело, что его последователи, а их очень много, естественно, когда рождается великая личность, то потом начинается копирование. Так и в живописи, и во всем. Направление, стиль. Так как он первый, то естественно, его легко отличить. Кстати, у него репертуар очень специфический: то, что он играет, в основном, Баха. Конечно, он ассоциируется с музыкой Баха, это все понятно, и он действительно величайший совершенно пианист и новатор даже, можно сказать, в нашем исполнительском деле, но последователей уже сложнее, потому что как-то тоже по радио играли в стиле Гленна Гульда, когда он стал уже безумно популярным и знаменитым, то тут уже тоже начинаются какие-то проблемы. Если очень хороший студент – но это, как копию, как в живописи…

А.Митрофанова

— Как копия в живописи, действительно.

А.Пичугин

— Продают же подделки с успехом на аукционах.

Б.Березовский

— Вот знаменитая история, когда одного человека осудили в Голландии за то, что он продал национальное достояние Голландии: Вермеера. Потом он долго доказывал, что он просто сделал подделку, а все эксперты согласились, что это Вермеер, а среди художников считается, что это самый сложный художник для подделывания, для фальшивок. И вот, как-то так.

А.Митрофанова

— И возникает тогда вопрос: насколько ценен оригинал, если есть копия, которую фактически не отличить? И зачем тогда быть великим музыкантом, если можно быть студентом консерватории, и твою игру не отличат от игры великого исполнителя, который уже получил мировое призвание? Зачем?

Б.Березовский

— Чтобы получать от музыки удовольствие – для этого нужно играть. Нужны живые концерты, нужны пианисты, которые играют в залах. Безусловно, я так рад за живое исполнение и сама атмосфера мне нравится, но просто создавать из этого истерию, что вот там приезжает какой-то гениальный пианист, супергениальный – это абсолютно неправильно, это все разбивается о жизнь. В принципе, музыка от этого не пострадает, пострадают только исполнители.

А.Пичугин

— У меня сразу параллель с театром проходит. Есть, например, условно «Мастер и Маргарита» Театра на Таганке. Театр на Таганке играет «Мастера и Маргариту» уже тридцать лет. Здесь можно провести параллель, что вот пьеса Булгакова, сценарий кто-то написал, Любимов поставил, а вот эта труппа ее тридцать лет играет, и то же самое исполнитель. И тогда получается, неважно, кто конкретно играет Воланда, или кто конкретно играет Мастера.

Б.Березовский

— В принципе, неважно, если это хороший уровень, если это хороший актер.

А.Пичугин

— А все же ходят не просто на «Мастер и Маргариту», все же ходят на конкретно… Ну, часто не все, часто ходят на конкретного актера, так и здесь. Нет?

Б.Березовский

— В случае Таганки, там был, по-моему, только единственный, самый выдающийся Высоцкий, но его знали не как все-таки, как актера, в основном, а как автора песен.

А.Пичугин

— Ну, это исключительный пример. Это можно взять любой театр.

Б.Березовский

— Да. Но это схожие вещи. Мы тоже как бы актеры в музыке, мы перевоплощаемся то в Листа, то в Баха, надеваем разные парики, разные эпохи, и здесь много общего.

А.Пичугин

— Ну, хорошо. Сегодня играет Дмитрий Певцов, а завтра вместо него второй состав – и все же идут на Певцова все равно.

Б.Березовский

— Видимо, он чем-то популярнее. Извините, я просто не знаю.

А.Пичугин

— Нет. Это опять, это же примеры-примеры-примеры.

А.Митрофанова

— Я, кстати говоря, когда думала о предстоящем разговоре, нам с Вами сегодня, подумала вот о чем. Ведь действительно исполнитель, в том числе и пианист, это профессия так же, как и актерская, наверное, профессия зависимая. Вы зависите от композиторов, Вы зависите от тех людей, чью музыку Вы исполняете. Может быть, в каком-то смысле даже, Ваша профессия по отношению к ним, простите, за это слово, вторична?

Б.Березовский

— Безусловно. Да.

А.Митрофанова

— А Вам не обидно, что это так?

Б.Березовский

— Мне абсолютно не обидно, потому что муки творчества такие композиторские, и очень честно сказать, сложные и трагические судьбы – мне гораздо легче быть исполнителем, прекрасно жить и не думать.

А.Пичугин

— Но Вы же, наверняка, пробовали писать?

Б.Березовский

— Нет.

А.Пичугин

— Нет?

Б.Березовский

— Нет, никогда. У меня абсолютно нет никакого таланта. Но коль я уж попал на религиозную станцию, то скажу, с чего у меня начался первый урок с Александром Игоревичем Сацем, моим любимым профессором. Когда я к нему пришел, он говорит: «Борь, ты понимаешь разницу между исполнителем и композитором? Какая огромная разница?». Я говорю: «Ну да, конечно. Условно говоря, как в буфете: вас много, а я одна», - как это в советское время говорили. Говорит: «А теперь представь себе разницу между композитором и Богом». То есть он считал, что она еще как бы еще больше эта дистанция. Это было главное его такое, когда он начинал меня учить, он говорит: «Ты должен сначала представить себе вот эти пропорции и масштабы всего, что происходит в этом мире».

А.Митрофанова

— И Вы представили себе, какового это?

Б.Березовский

— Конечно, представил.

А.Митрофанова

— А в чем это выражается? Вот есть Господь Бог, есть разные композиторы, которые так или иначе настраиваются на волну, ловят ее, воплощают это в нотах, а потом Вы, как исполнители, уже тиражируете то, что написали композиторы или как это происходит?

Б.Березовский

— Видите ли, мир настолько разнообразен и многолик, что, конечно, актерствовать без актерства здесь исполнительство просто не обойтись, потому что хочется представить себя в разных лицах, в разных ролях, исполнить разных композиторов, и естественно, это желание очень сильное, и нам очень везет в этом смысле, что мы не играем, как скажем, поп-музыканты, одну и ту же песню сто раз, а у нас есть такая возможность все время перевоплощаться. Это, с одной стороны, уход от самого себя, то есть ты становишься кем-то другим, ну как актер, и как исполнитель – это такая штука.

А.Митрофанова

— А эта связь с Господом Богом, простите уже, что уж так напрямую, Вы ее чувствуете? Если композитор ее, наверное, каким-то образом ощущает, а Вы исполняете то, что он написал.

Б.Березовский

— Смотря какая музыка. Музыка тоже разная, она же как литература: есть религиозная литература, связанная с религией, есть совершенно светская, есть антирелигиозная, все аспекты там присутствуют. Если играешь, скажем Баха, то без этого точно никак не обойтись.

А.Митрофанова

— А Вы любите Баха играть?

Б.Березовский

— Я не очень люблю Баха, я больше народник, я люблю фольклор. Мой фестиваль посвящен больше фольклорной музыке.

А.Пичугин

— Мы поговорим, да.

Б.Березовский

— Понимаете, если говорить немножко так быстро о Бахе, то у Набокова есть замечательное определение «многопудовый звук органа», то есть он давит. Это вот такой огромный совершенно кафедральный собор, который производит невероятное впечатление: мощное, красивое, но я везде чувствую вот эти шестеренки, как это все делается. Это гениально сделано, это безумно красиво, все потрясающе.

А.Пичугин

— Но тяжелая конструкция.

Б.Березовский

— Но потом выходишь на природу, и вздыхаешь с облегчением – вот почему опять же фольклор, потому что тут ты чувствуешь: эта же гениальность, может быть, с точки зрения Создателя, сделать природу, наверное, тяжелее, чем собор.

А.Пичугин

— У меня дилетантский вопрос, как к исполнителю, все-таки, мне действительно очень интересно. Вы выступали с огромным количеством самых знаменитых оркестров мира: лондонский, нью-йоркский, филадельфийский, какие угодно. И что получается, что Вам все равно с кем играть: будь то нью-йоркский оркестр или будь то какой-то профессиональный небольшой оркестрик студентов, который просто подошел…

Б.Березовский

— Тут сравнение с хоккейной национальной лигой. Оркестры в каждом городе привязаны точно так же, как хоккейная команда Нью-Йорка того же самого. Это все профессионалы. Конечно, у них больше денег и они набирают лучших музыкантов – чем они отличаются от городов, скажем…

А.Пичугин

— Приедет «Спартак» играть…

Б.Березовский

— Да. И разные сезоны: когда-то Нью-Йоркская филармония лучше играет, потом что-то там происходит – другой начинает. Но это такой очень высокий уровень.

А.Пичугин

— Если они профессионалы, ведь опять же, Вы сами говорите, что никто из слушателей не определит нью-йоркский это сейчас выступает оркестр или филадельфийский.

Б.Березовский

— Ну если Вы переоденете хоккейную команду – Вы узнаете, кто там будет играть?

А.Митрофанова

— Да. У одного один наклон к корпусу, у другого – другое. Один промазывает, другой забивает.

А.Пичугин

— Я же могу отличить «Барселону» от «Реала» в принципе. Переодеть их – все равно это будет совершенно другой состав, подбор. Простите, я конечно….

Б.Березовский

— Давайте не углубляться в эти…

А.Митрофанова

— Я думаю, что Борису в этом смысле виднее, что действительно, наше обычное ухо не вот эти самые ноль целых ноль-ноль-ноль там тысячных процента, которые настолько глубоко в этой теме, что могут по каким-то тончайшим чертам определить, какой оркестр сейчас исполняет ту или иную композицию. В общем-то, большинству из нас действительно главное, чтобы это было какое-то очень просто качественное звучание.

Б.Березовский

— Да. Вот я об этом говорю, что есть понятие действительно качественно – это всем понятно, что оркестр играет, условно говоря, вместе, чисто, красивый звук, но в зависимости от репертуара не обязательно играть красивым звуком, но, в принципе, такие основополагающие – это так же, как пианист. Пианист должен уметь играть чисто, быстро, хорошо передавать образ произведения – что это значит, можно спорить до бесконечности – и что он еще должен делать? Что-то в таком духе.

А.Митрофанова

— Вот в этом самом «передать образ произведения», по-моему, и скрыта главная тайна.

А.Пичугин

— Известный российский пианист Борис Березовский сегодня у нас в гостях, здесь на радио «Вера» в программе «Светлый вечер». Кстати, вот в Википедии написано, что не только российский, но и британский, и бельгийский, хотя Вы уже довольно много лет назад вернулись.

Б.Березовский

— Да. Три года назад.

А.Митрофанова

— Просто я думаю, что Бориса там все помнят.

Б.Березовский

— Да.

А.Митрофанова

— Такое не забывается.

Б.Березовский

— Сделайте там, введите новую. Последний раз редактировалась сегодня.

А.Митрофанова

— Вы знаете, что я с Вами отчасти согласна, конечно, по поводу того, как наше обычное ухо воспринимает игру тех или иных исполнителей, но вместе с тем, Вы знаете, когда я смотрю на то, как играете Вы – а я села прям перед нашей с Вами встречей, посмотрела, как у Вас это происходит. Я Вам должна сказать, что я не перепутаю Вас с другими теперь. Я, когда вижу, как плавают, как живут вместе с клавишами Ваши руки, я понимаю, что эти клавиши – это продолжение Вас. Я не знаю, как это работает. Может быть, это и есть та самая манера исполнения, о которой Вы говорите, передача характера музыки или что там, - я не знаю, у меня нет музыкального образования, и я не могу это в правильных терминах описать. Но я, как слушатель и зритель, когда наблюдаю этот фактически, я не знаю, какой-то волшебный процесс, я понимаю, что в данном случае инструмент – это продолжение Вас, а Вы – продолжение инструмента. И это бывает далеко не всегда, могу я Вам сказать, как слушатель. Конечно, как слушатель дилетант.

Б.Березовский

— Спасибо, конечно. Очень приятно это слышать.

А.Митрофанова

— А Вы могли бы рассказать, в чем здесь эта особая тайна. Вы погружаетесь в ноты, Вы погружаетесь в композитора в этот момент? Что это такое? Что это за взаимодействие?

Б.Березовский

— Ну, в принципе, я считаю, что нужно играть, я недавно понял, что нужно играть чувством. Техника техникой – это отдельное, но когда возникает какое-то ощущение, чувство в душе, то его передавать посредством музыки. Вот это самые лучшие концерты, когда такое происходит, потому что иногда бывает, что ты неважно себя чувствуешь или пятое-десятое что-то такое – тогда ты просто играешь на автопилоте. Это менее интересно, но все равно для обыкновенных слушателей и это все равно производит впечатление, но я просто по себе знаю, что самое лучшее – когда ты отключаешься от техники, когда ты не думаешь ни о нотах, ни о чем, а просто начинаешь играть с чувством.

А.Митрофанова

— А Вы много раз в интервью говорили о том, что главное в игре – это получать удовольствие.

Б.Березовский

— Да.

А.Митрофанова

— Но это же не про гедонизм, это про что-то другое. Расскажите, что это за удовольствие, которое получает исполнитель Вашего уровня от того, что сидит…

Б.Березовский

— Сидит на сцене и играет? Прежде всего – удовольствие от музыки, безусловно. Я вообще очень люблю – в очередной раз возвращаясь к этому фольклору, потому что фольклор – это самое лучшее выражение радости. Радости через музыку, когда они поют – это самое древнее, то, что изначально было, это связано с урожаем, с обрядами или просто с какими-то праздниками, или просто, собираясь, пели, и вот на фестиваль приехал ансамбль «Казачья воля» - они даже в Москве ни разу не были. Вы знаете, какое это было чудо? Пятнадцать минут они пели, выступали, и просто весь зал завелся – это было очень здорово.

А.Митрофанова

— На Вашем фестивале?

Б.Березовский

— Да. Это Всероссийский фестиваль-конкурс, где я пытаюсь связать… То есть не пытаюсь, я связываю фольклор и классику, так как в классике очень большая часть классики питалось фольклором, и в том числе Стравинский «Весна священная», которая перевернула, считается так, ход музыки, и это все, и я думал, что он придумал это Стравинский, когда учился. А когда узнал фольклор по большому счету, я понял, что он просто взял и сделал его современным.

А.Митрофанова

— Осмыслил по-своему как-то.

Б.Березовский

— Даже не столько осмыслил, просто сделал очень хорошую инструментовку. Он был великолепный совершенно. Вот начало – это типичный звук рожечников, вот когда эта «Весна священная» начинается. Все ритмы, все ритмы Бартока, который тоже на фольклоре, и Стравинского, которые считаются современными, придуманными – четыре четверти Бетховена там и Моцарта – это все фольклор, потому что у них не было размера. У них вообще тактов не было. Они никогда, и когда классический композитор Мусоргский или Римский-Корсаков записывали или делали стилистику фольклора, им приходилось пользоваться пять четвертей, семь четвертей, девять, чтобы это как-то вписать в эту классическую модель. Но у них нет этого понятия. Я сидел на всем фестивале, пытался понять, когда они знают, когда им вступать? Дирижера нет. Румынские скрипачи играют там постоянный сбив темпа. Понять невозможно даже для профессионалов. Это происходит на таком быстром… Это совсем не примитивная, это сложнейшая музыка, и естественно, и тогда я понял, почему великие композиторы очень часто обращались к фольклору. Это не дань уважения, грубо говоря, хотя можно так это представить: да, это мы уважаем наших предков и все такое. Это просто любовь, потому что это уникальная музыка.

А.Пичугин

— Давайте напомним, что речь идет сейчас не только о великой фольклорной музыке, но и о фестивале Николая Метнера – мы это еще не упомянули, который Вы организовываете уже много лет, с 2006 года, если я не ошибаюсь. Причем, вот буквально в самое ближайшее время будет часть этого фестивали проходить у нас здесь.

А.Митрофанова

— Расскажите об этом фестивале? Почему именно Метнера – это далеко не самый известный композитор? Но я знаю, что Вы его любите.

Б.Березовский

— Я действительно очень люблю Метнера, он был другом Рахманинова. Единственная есть фотография, где Рахманинов улыбается – это когда они с Метнером сидят вместе. Они были очень разные, потому что Рахманинов – это совершенно я никогда не понимаю, когда говорят о Рахманинове, как о романтическом композиторе. Рахманинов – это религиозный композитор. Все его творчество – это колокола и церковные хоры, распевы. И связь между этим – это Рахманинов. Метнер – совершенно другой язык, но тем не менее, они друг друга любили, уважали.

А.Митрофанова

— Чем лично Вам он близок настолько, чтобы Вы даже своей фестиваль именно ему посвятили? Что это такое? Что для Вас в нем принципиально важно. Про Рахманинова вот Вы сейчас сказали, что там у него действительно, это музыка, связанная с религиозными размышлениями, поиском, и так далее. А у Метнера что? Чем она характеризуется, эта музыка?

Б.Березовский

— Если коротко, то это был немец. Это третье поколение немцев, которые жили в России. У него было два языка: немецкий и русский. Это, скажем так, уникальный случай немецкой техники письма с русской душой. Вот такое сочетание очень интересное. Его нигде как-то не воспринимали: в Германии ему говорили, что он русский, в России ему говорили, что он немец.

А.Митрофанова

— Свой среди чужих.

Б.Березовский

— Да. И он очень переживал и даже какую-то такую трогательную где-то написал записку: «Прошу считать себя русским композитором».

А.Пичугин

— Когда он эмигрировал в Германию в 1920-е годы, он не передумал, интересно?

Б.Березовский

— Нет. Ему там было очень плохо, и в результате он обосновался в Лондоне, где и умер.

А.Митрофанова

— Он в Вашем лице нашел своего апологета.

Б.Березовский

— Ну, не только в моем, у него очень много поклонников и среди профессионалов.

А.Пичугин

— Много последователей. Немного о фестивале расскажите, пожалуйста. Почему вообще пришла идея в голову создать фестиваль?

Б.Березовский

— Какой? Метнеровский?

А.Пичугин

— Да.

Б.Березовский

— Просто нам нравилась его музыка, очень многим моим коллегам, и мы решили сделать такой реверанс в сторону Николая Карловича, сделать ему приятное.

А.Пичугин

— Но вот именно, я не знаю, можем ли мы приглашать слушателе – я так понимаю, то, что будет 12 июня, то есть в ближайшее воскресенье – это отдельная история.

Б.Березовский

— Это не Метнеровский фестиваль.

А.Пичугин

— Это отдельная история, но очень камерная.

Б.Березовский

— Да. В Архангельском будет проходить открытие II Всероссийского конкурса «Музыка Земли» - это название, которое я придумал. Мне оно очень нравится, и да.

А.Пичугин

— «Музыка земли» - это как раз отражает фольклорную сторону, да?

Б.Березовский

— Да. Это фольклор, это бесспорно то, что мы едим, потому что можно иметь очень разные взгляды, но в принципе, всех людей объединяет одно – то, что нам необходимо кушать. И вот этот фольклор, это то, на чем, собственно говоря, мы все выжили, и я никогда не забываю, что во время блокады люди продавали произведения искусства уникальнейшие за кусок хлеба.

А.Митрофанова

— Это еще и по-другому работает. Знаете, как: я однажды была на встрече блокадников здесь в Москве, как журналист, у меня была там своя задача, и услышала историю, которая запомнилась мне, я надеюсь, что на всю жизнь. Два детских дома в блокадном Ленинграде: один – обычный, а другой – где деткам помимо прочего, дают музыкальное образование и у них есть свой оркестр. Они в одинаковых условиях – это блокадный Ленинград – что об этом рассказывать, мы все прекрасно понимаем, что там было. И детки, которые в детском доме с музыкальным уклоном, практически все выживают, а детский дом, который напротив – вот почему-то нет. Почему-то там совершенно иначе все это происходит, и начинают когда думать и анализировать, что это за феномен такой, понимают: музыка давала детям какую-то очень важную работу, которая их держала в тот момент, когда не было еды. Непонятно как, почему это так, но это факт. Вот это было.

Б.Березовский

— Мистика.

А.Митрофанова

— Я не знаю, мистика это или что, или так работает просто наш человеческий какой-то аппарат, которому важно на что-то опереться в критические минуты и важно, чтобы эта подпорка была, то есть когда люди играют – они почему-то более жизнеустойчивы что ли, я не знаю.

Б.Березовский

— Интересно.

А.Пичугин

— И у нас сейчас самое время, я думаю, послушать музыку. Раз уж мы заговорили о Рахманинове, то Прелюдия Рахманинова соль-диез минор в исполнении Бориса Березовского, нашего сегодняшнего гостя. Давайте послушаем.

А.Митрофанова

— Напомним, друзья, это «Светлый вечер» на радио «Вера». Алексей Пичугин, я – Алла Митрофанова, в нашей студии замечательный пианист Борис Березовский. Мы вернемся буквально через минуту и продолжим этот разговор о том, что это за уникальная субстанция такая в музыке, которая и радость приносит, и при этом дает какое-то еще важное понимание про себя, про мир, ну и вообще о том поговорим, как у Бориса складывалась жизнь в Великобритании, и почему Вы вернулись сюда.

А.Пичугин

— Возвращаемся в нашу студию, студию светлого радио, где сегодня в программе «Светлый вечер» говорим с известным российским пианистом Борисом Березовским.

А.Митрофанова

— Вы сказали нам, что главное – это получать от музыки удовольствие, а удовольствие Вы понимаете как радость. Вы знаете, что есть же такое евангельское измерение этого понятия, сказано у апостола Павла: «Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите». Вы как-то связываете для себя эту фактически заповедь о том, чтобы всегда радоваться, с тем, что Вы делаете в профессии, в музыке, в творчестве?

Б.Березовский

— Практически да.

А.Митрофанова

— Радость – благодарность. Вот это как-то связано?

Б.Березовский

— Да, безусловно.

А.Митрофанова

— А как? Что это такое? Что это такое в Вашей профессии, в профессии пианиста?

Б.Березовский

— Условно говоря, большой до-мажорный аккорд.

А.Митрофанова

— Объяснили.

Б.Березовский

— Да.

А.Митрофанова

— Хорошо. То есть это состояние определенное?

Б.Березовский

— Да. Состояние, но в классической музыке очень много грусти какой-то, но в принципе, и в любой музыке это тоже абсолютно нормально, но тут контраст плюс-минус, и радость. Во всей музыке, и даже в поп-музыке есть, но это абсолютно базовый принцип, на котором все держится, плюс-минус. Вот так как-то.

А.Пичугин

— Мне про историю интересно. Ваше становление, как исполнителя, оно как раз пришлось на годы перестройки, и активные гастроли, поездки – это вот первые годы новой России. А как вообще себя ощущала в то время классическая музыка? Много ли было слушателей и зрителей, ведь все – занавес упал – и люди пошли совершенно за другим. Классическая музыка была в Советском Союзе, ее было много, и от этого, наверное, многим казалось тогда, в начале 1990-х, что сейчас нам нужно что-то другое, сейчас нужно попробовать что-то новое. А вот Вы – классический исполнитель, и как Вы себя чувствовали?

Б.Березовский

— Я в то время уехал, поэтому я ничего не могу сказать.

А.Пичугин

— А Вы уехали в каком году?

Б.Березовский

— Сразу в 1991 году я уехал и десять лет жил в Лондоне.

А.Пичугин

— А не был ли этот Ваш отъезд как раз причиной такого состояния здесь, в Союзе?

Б.Березовский

— Не совсем. У меня просто первая жена она англофилка, обожала и обожает Англию, и в общем, она сказала: «Давай, поедем, там поживем», и я сказал: «Ну, поехали».

А.Пичугин

— Просто возможность появилась?

Б.Березовский

— Да. Хотя дочка в Москве родилась и поэтому ей сейчас трудно приехать, ей не дают визы в английском посольстве, потому что нужно иметь двойное гражданство, то есть ей нужен паспорт, а она никак не может собрать документы, никак не может приехать.

А.Митрофанова

— А Вам в Лондоне комфортнее было?

Б.Березовский

— Мне очень комфортно. Да, Лондон вообще потрясающий город.

А.Митрофанова

— Мы знаем, что Вы там приняли крещение.

Б.Березовский

— Да.

А.Митрофанова

— А почему?

Б.Березовский

— Это настояние моей мамы. Я, честно говоря, в то время был далек от всего этого, но просто из уважения к маме. Вот она сказала: «Боря, я буду переживать, если ты этого не сделаешь». Ну почему – собственно, какие проблемы – пошли и будем там... Вот так это произошло.

А.Пичугин

— Это в православном храме было?

Б.Березовский

— Да, в православном.

А.Митрофанова

— А что касается вообще разности восприятия что ли, разности игры – Вы приехали из, фактически Советского Союза, в мир, где совершенно иначе у людей работают мозги, работает все по-другому. Это как-то касалось той музыки, которую Вы исполняли? Это как-то повлияло на Вас, такие перемены? Или в принципе, это просто как новый творческий вызов определенный, с которым Вы столкнулись?

Б.Березовский

— Я выучил там английский. Прекрасно на нем говорю, я очень много ходил в английские театры, видел много пьес, очень любил эти шоу всякие, на BBC особенно, у них же замечательный юмор английский – все это я смотрел, но это какая-то другая сторона личности, которая… Я всегда с огромным удовольствием вспоминаю все годы, которые я прожил в Лондоне, это было очень интересно.

А.Митрофанова

— Вы однажды про себя сказали в интервью, что Вам задали вопрос: счастливы ли Вы – Вы сказали: нет. И объяснили, что слишком ненасытна Ваша натура: всегда хотелось бы больше результатов и так далее, и так далее. А почему это так? И насколько вообще это правильно с Вашей точки зрения, всегда быть ненасытным, что ли, всегда хотеть каких-то новых горизонтов, новых свершений, и так далее?

Б.Березовский

— Это творческий процесс, он не остановим, как ядерная реакция.

А.Митрофанова

— Хорошее сравнение. Вы как-то считаете, что Вы что-то дарите миру?

Б.Березовский

— Нет, абсолютно. Мир мне все дарит.

А.Пичугин

— И музыку в том числе.

Б.Березовский

— Да, конечно.

А.Митрофанова

— А неужели вот исполнитель Вашего уровня, когда, я не знаю, но Вы же, Вы где только не выступали – Вам аплодировали такие залы и продолжают это делать, и Вы один из лучших в мире профессионалов игры на рояле, пианистов. Я не знаю, и Вы говорите при этом, что Вы миру ничего не даете, что это наоборот, мир Вам что-то… Неужели Вы вообще не цените свою игру?

А.Пичугин

— Хотя бы проводником Вы себя считаете?

Б.Березовский

— Я очень ценю свою игру, я считаю, что я действительно один из лучших пианистов мира, но это не меняет моего отношения к тому, как я воспринимаю мир. Я считаю, что это действительно подарок, что им нужно наслаждаться. Если ты им не наслаждаешься, то и жить-то незачем.

А.Митрофанова

— А благодарить за подарок?

Б.Березовский

— Есть разные способы. Нет, я считаю, что самая большая благодарность для меня – это просто получать удовольствие, потому что от подарков, таких подарков, как жизнь, нужно, конечно, просто получать огромное удовольствие.

А.Пичугин

— А Вы каждый раз получаете удовольствие от своей игры или иногда это становится частью какого-то необходимого контракта?

Б.Березовский

— Скорее всего, всегда, но за редким исключением, когда что-то не идет, когда я себя не очень хорошо на сцене и прочее. Но, в принципе, все равно, я на таком уровне профессионализма, что даже в таких случаях эта моя игра всегда производит впечатление.

А.Пичугин

— Мне всегда было интересно: вот человек Вашего уровня, он, приезжая… Вам обязательно нужны какие-то определенные условия, которые есть, скажем, в России только в Москве и Петербурге, может быть Екатеринбурге и нескольких крупных городах? Или Вы можете приехать с гастролями куда-то в совершенно небольшой город и выступить для местной публики, скажем, в каком-нибудь сельском провинциальном ДК.

А.Митрофанова

— Сыграть ноктюрн на флейте водосточных труб.

А.Пичугин

— Такое случается?

Б.Березовский

— Нет. Честно говоря, не случается, потому что я живу в этих гастрольных рамках, и я очень редко попадаю, к сожалению.

А.Пичугин

— Куда-то за пределы?

Б.Березовский

— Да. К сожалению.

А.Митрофанова

— Расскажите тогда, пожалуйста, зачем Вы однажды решили научиться играть на гитаре? Ведь Вы же взяли в руки новый инструмент?

Б.Березовский

— На балалайке.

А.Митрофанова

— На балалайке?

Б.Березовский

— Да.

А.Митрофанова

— Прошу прощения.

Б.Березовский

— Я выучился играть на балалайке.

А.Митрофанова

— Зачем? Вот объясните, зачем пианисту мирового уровня?

Б.Березовский

— Ну, когда я начал увлекаться фольклором, естественно, мне стало это интересно. Балалайка – это не такой уж древний инструмент. Домра она более древняя и гусли, кстати, замечательные, я оценил, какой очень красивый звук, просто безумно красивый звук. Гусли – другое дело, что они бедные, сейчас переживают такой кризис и на них жалко смотреть, что они в Суздале там для туристов, там такой псевдо…

А.Пичугин

— Ну, это для туристов. А есть Алексей Архиповский, например.

Б.Березовский

— Гениальный совершенно. Абсолютно гениальный.

А.Пичугин

— Вот. Он, конечно, не для туристов.

Б.Березовский

— Да. Но вот такой инструмент, как гусли, они просто на Золотом кольце зарабатывают там просто как… Это ужасно, и на этом фестивале, и на новом моем фестивале я специально заказал произведения одному из самых талантливых композиторов сейчас в России – Кузьме Бодрову, я заказал концерт для гуслей и камерного оркестра. То есть я действительно хочу, чтобы это как-то вывести на какой-то новый уровень, чтобы они, грубо говоря, не спивались.

А.Пичугин

— Сергей Старостин к нам приходит периодически.

А.Митрофанова

— Сергей Старостин, да. Совершенно верно.

Б.Березовский

— Кстати, он и будет исполнять.

А.Митрофанова

— Сейчас мы поговорим о Вашем фестивале. Вы расскажите все-таки зачем Вам нужно было взять в руки балалайку, новый инструмент, когда у Вас уже мировой уровень исполнения и Вы, в принципе…

Б.Березовский

— Я хотел просто попробовать, как любопытство, как ребенок берет новую игрушку, хочет поиграться. У меня не было задачи выйти на сцену и играть правильно, ну, просто для себя понять, как это работает.

А.Митрофанова

— И что, как? С какими результатами Вы оказались, когда прошло некоторое время, и Вы научились?

Б.Березовский

— Ничего. Я выучил три песни, успокоился, вот она сейчас лежит.

А.Митрофанова

— А, все? То есть хорошо, файл закрылся.

Б.Березовский

— Да.

А.Митрофанова

— Ладно.

А.Пичугин

— Менее гениальным инструментом от этого балалайка не стала.

Б.Березовский

— Нет.

А.Митрофанова

— Безусловно.

Б.Березовский

— Точно.

А.Митрофанова

— Просто каждому свое. Алексей Архиповский с балалайкой в руках – это такое мастерство, что, в общем, захватывает дух просто.

Б.Березовский

— Архиповский действительно выдающийся музыкант.

А.Митрофанова

— Также, как и Сергей Старостин и целый ряд других исполнителей. Расскажите, пожалуйста, теперь подробно о Вашем фестивале. Какие все-таки у Вас цели, задачи? Что Вы хотите, когда, к примеру, заказываете отдельное специальное произведение для гуслей с оркестром?

Б.Березовский

— Что я хочу? Изначально то, что я говорил уже неоднократно – это всем уже, наверное, из ушей лезет, что я очень люблю эту музыку – фольклор. Вторая – это то, что мне не хватает у нас в стране национального колорита – в архитектуре, в дизайне, - это все музеи. Это музеи и заброшено, а мне кажется, что это нужно развивать, это нужно доводить до нового уровня, то есть современного уровня, и поэтому я заказываю современному композитору то, что написано под влиянием наших основ, и это все нужно, хотелось бы, чтобы это все шло именно в этом направлении, чтобы это было современно, но обязательно с элементами… Вот для меня – мне очень нравится, мне нравится народная одежда. Она яркая, красивая, жизнерадостная. Мне нравится практически все, что связано с этой энергетикой.

А.Пичугин

— Это актуально или это историческая реконструкция в современном мире?

Б.Березовский

— Это на данный момент – это музей.

А.Митрофанова

— Этнографический музей. Это лубок, если угодно, когда видишь людей в такой одежде.

Б.Березовский

— Это хороший музей, но мне бы хотелось, чтобы это приобрело новую жизнь, но уже, естественно, в современном варианте.

А.Пичугин

— Между исторической реконструкцией и музеем есть две большие разницы: в музее – все настоящее и подлинное, и в музее, как раз лубка нет, а историческая реконструкция, зачастую, это плохой лубок. Нет, есть конечно, какая-то хорошая, на хорошем уровне, а вообще – это плохой лубок, и вообще здесь как раз вопрос в этом. Вот все, что облекается в эти рамки: народная музыка, народные костюмы – это должно быть на уровне музее или на уровне реконструкции?

А.Митрофанова

— Или на уровне жизни, скажем так?

Б.Березовский

— Вернуться туда, естественно, это невозможно. Я был в Белгороде, но там действительно есть люди, которые поют в деревнях – это живо, но в средствах массовой информации они не живут. Они абсолютно игнорируются. Это все живо, они приезжают, поют и имеют успех, потом уезжают и все, на этом все заканчивается.

А.Митрофанова

— А помните, кстати, «Бурановские бабушки» у нас такие были? Какое-то время назад, несколько лет назад они участвовали тоже в одном из шоу на федеральных каналах.

Б.Березовский

— Это все настоящее, это живет. Это все есть, но это, я не знаю, сколько это еще будет продолжаться, но это не может долго продолжаться в современно мире. Мне бы хотелось, чтобы это развивалось именно в сторону современности, и чтобы это присутствовало…

А.Митрофанова

— Чтобы это стало частью жизни, органичной частью жизни.

Б.Березовский

— Да. Но не возвращение туда, а вот как Стравинский в свое время сделал, современное, как Барток переделал румынский фольклор, потом Лигети – ультрасовременное – там уже просто заоблачное какая-то, но все равно сохраняется какой-то элемент этого. Вернуться к этому невозможно, я это прекрасно понимаю, но, чтобы это развивалось и сохраняло вот тот момент, с чего мы все начинали. Римский-Корсаков тоже как бы это все… В свое время это же было современно, а потом у нас какой-то наступил период, когда мы начали строить новое, все новое. Разрушить старое и построить новое.

А.Митрофанова

— До основания, а затем… Проблема в том, что не всегда получается.

Б.Березовский

— Да. Что из этого получилось – большой вопрос.

А.Пичугин

— Есть композиторы, современные композиторы, которые занимаются вот этой реставрацией на высоком уровне.

Б.Березовский

— Наверное, есть. Мои друзья, во всяком случае, этим точно занимаются, которым я заказываю эти произведения, но они полистилисты, то есть для них это не как основное направление, но даже если это так, то это прекрасно, естественно, невозможно, чтобы в современном мире человек увлекался только вот этой частью. Но чтобы эта часть была, чтобы она просто присутствовала. Это было бы очень здорово: и в одежде, и в архитектуре, и вообще во всем.

А.Пичугин

— А много людей собирают такие вот мероприятия, как фестивали – тут не хочется говорить этнической, скорее, этнографической направленности?

Б.Березовский

— Очень популярно. В действительности это безумно популярно. Я вижу реакцию публики. А как это может быть непопулярно? Это на самом деле просто и гениально. Это просто гениально, как природа.

А.Пичугин

— Но модно написать в «Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)», что мы вчера ходили на «Усадьбу Jazz» в Архангельское. А модно ли написать… Ну нет. И все это видят, и все понимают, что вот, они ходили в Архангельское на «Усадьбу Jazz», а когда люди говорят, что они были на каком-то этнографическом или этническом фестивале, если еще к тому же тут прибавляется, что это русская музыка – ну, у всех какая-то такая снисходительная усмешка.

Б.Березовский

— Есть такой момент.

А.Митрофанова

— Какое-то стыдливое отношение к собственной культуре? А почему так, кстати?

Б.Березовский

— Для меня это большая загадка. Я не понимаю, притом, что это самая лучшая музыка, самая лучшая.

А.Пичугин

— Все у нас в России, махнув полтинник, поют «Черный ворон» или «Ой, то не вечер».

А.Митрофанова

— Да это даже не суть, что там поется. Мне просто важно, что эти вещи говорит наш сегодняшний гость.

А.Пичугин

— Да, это правда.

А.Митрофанова

— Один из лучших в мире пианистов Борис Березовский, который… У Вас-то была возможность ездить по всему миру, сравнивать и слушать.

Б.Березовский

— Но это проблема во всем мире, кроме, пожалуй, одной страны – Японии. Вот в Японии, они как-то современность и традиции сохранили. Это единственная страна, но они огромные усилия к этому прикладывали, и это все очень красиво, когда приезжаешь и видишь уникальность этой страны, этой культуры. Любая культура народная она прекрасна, красива: любая одежда, любая музыка. Я с этим уже углубился, и я это вижу, насколько это красиво и лучше. Скажем, индийские ударники намного лучше джазовых ударников.

А.Митрофанова

— Почему? Потому что для них это естественно?

Б.Березовский

— У них это традиция. Они никогда не повторяют ритм. То есть они в течение часа играют – это потрясающе совершенно, но это непопулярно. Это непопулярно, потому что популярно очень часто то, что навязывается средствами массовой информации. То ли они просто не понимают ничего в этом деле, то ли как-то им легче, но я отвечаю за свои слова: я знаю, что… Я вот со многими ударниками разговаривал: и с японскими, и с иранскими, и с любыми – и они все говорили, что это действительно что-то феноменальное. Вот сидят два человека в позе лотоса и играют на этих барабанах – потрясающе.

А.Митрофанова

— Пианист Борис Березовский в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня. А Вы знаете, я слушаю Вас, и Вы рассуждаете про то, что действительно фольклор сейчас не так уж и популярен и это не только российское явление – вот такое стыдливое отношение к собственной культуре характерно для многих. Мне на ум приходит, знаете, есть такое явление – какое-то время это было такое просто народное чудо города Страсбурга: Люк Арбогаст, менестрель. Огромного размера такой, но при этом довольно-таки подтянутый мужчина, весь в тату, лысый, одетый на манер…

Б.Березовский

— Джигурда переодетый?

А.Митрофанова

— Нет. Совсем нет. Одетый на манер менестрелей средневековых, который поет при этом на старофранцузском языке, восстанавливает музыку средневековую вот этих самых французских менестрелей. У него какой-то невероятный диапазон голоса от очень высоких нот, чуть ли не фальцетом, до глубоких таких, что-то вроде тенора даже. И производит все это вместе некое магическое действие, и я понимаю, что, созерцая вот такого человека, а он сейчас чуть ли не один из победителей французской версии шоу «Голос». Он уже вышел на такой очень серьезный, признанный уровень. Я смотрю и понимаю, что это тот случай, когда личная человеческая харизма – вот сколько всего там в нем понамешано: и обаяние, и какое-то профессиональное начало, дает для продвижения вот этой самой фольклорной культуры очень многое. И он своей этой личной харизмой пробивает стену неприятия и люди начинают думать: «О! А у нас же на самом деле классные песни». И начинают вспоминать о том, а какими они были, эти песни. То есть эта вот такая, в хорошем смысле слова, реконструкция. Возможно ли это у нас, как Вы думаете?

Б.Березовский

— Я не верю. Я верю в то, что Вы говорите, что это абсолютно гениально, что площадь занимать.

А.Митрофанова

— Нет. Это не то, что абсолютно гениально, но…

Б.Березовский

— В нашем современном обществе без СМИ вообще ничего невозможно.

А.Пичугин

— СМИ никто не вычеркивает из этой…

Б.Березовский

— Я говорю, что есть личности, но если это не подхватывается такой вот глобальной машиной, то они живут абсолютно в своей маленькой комнатке и никто о них… Прошло и прошло. Вы же понимаете, как сейчас мир действует: только все на средствах массовой информации все.

А.Митрофанова

— А Вы однажды сказали, что классическая музыка – это тоже шоу-бизнес. А что Вы имели в виду?

Б.Березовский

— Определенная часть классической музыки – это безусловно шоу-бизнес: оперетта.

А.Митрофанова

— А, ну в этом смысле.

Б.Березовский

— Ну, и часть есть абсолютно светская музыка из Дебюсси.

А.Пичугин

— Я думаю, что любая классическая музыка может быть частью шоу-бизнеса, просто более элитарного и заточенного под более элитарную публику.

А.Митрофанова

— А Вы себя чувствуете частью шоу-бизнеса?

Б.Березовский

— Наверное, да все-таки.

А.Пичугин

— Но ведь это же не обязательно плохо? В словосочетании шоу-бизнес ничего плохого нет.

А.Митрофанова

— Я согласна, кстати. А Вы как считаете? Хорошо это, плохо?

Б.Березовский

— Я считаю, что замечательно.

А.Митрофанова

— То есть шоу-бизнес – это же мейнстрим некий.

Б.Березовский

— Шоу-бизнес, как и все в этой жизни, бывает замечательный, бывает плохой. Тут нельзя сказать: «Шоу-бизнес такой…». Как мюзикл: бывает изумительный мюзикл, бывает отвратительный мюзикл. Как классический концерт бывает хороший – вот почему люди считают, что классический концерт обязательно будет хорошо. Плохо бывает, ужасно плохо. Это ничего не значит, что человек, если он играет на рояле, что он играет хорошо. Или на скрипке. Он может очень плохо играть. То же самое в шоу-бизнесе.

А.Пичугин

— И, кстати, большинство людей, сидящих в зале далеко не всегда это понимают, и какая-нибудь бабушка, держа за руку своего внука, которого она с трудом туда притащила девятилетнего: «Слушай Васенька, слушай».

Б.Березовский

— Да.

А.Митрофанова

— А он слушает и ему не нравится.

А.Пичугин

— И играют плохо.

Б.Березовский

— Свободу Деточкину. Пускай идет, гуляет.

А.Митрофанова

— Я, честно говоря, про другое. Я другое немножко имела в виду. Я имела в виду, что ведь шоу-бизнес – он обеспечивает определенный поток что ли. Вот можно ли классическую музыку считать частью потока? Честью мейнстрима, частью того, что понятно многим людям, а не узкой прослойке каких-то там элит, для которых Вы играете, которые за большие деньги могут позволить себе…

Б.Березовский

— Это можно. Это все зависит от количества повторений. Вот, скажем, классическая музыка очень часто становилась популярной после каких-то голливудских фильмов. Второй концерт Рахманинова с Мэрилин Монро, еще какие-то были передачи по телевидению.

А.Митрофанова

— А кстати говоря, да.

А.Пичугин

— У нас есть очень хороший показатель, между прочим, в наше время – это ни в коем случае не будет рекламой, потому что очень многие сейчас высчитывают по iTunes и по количеству скачиваний в iTunes музыки. И там любая классическая музыка будет стоять, я Вас уверяю, на уровне любой популярной современной.

Б.Березовский

— Конечно. Потому что как имя, Рахманинов соберет гораздо больше, чем по отдельности сколько исполнителей-пианистов играют Рахманинова. А все вместе – это даст огромные цифры. Я не могу сказать, что дела плохи, но популярность кино, передача какая-то на телевидение. Вот во Франции была одна передача, как на их Первом канале, там был отрывок из «Трио» Шуберта, и после этого пятнадцать лет вся страна просто захлебывалась от этого «Трио» Шуберта. Все ходили слушать – потому что привыкаешь. Телевидение, СМИ – это то, что на нас влияет.

А.Пичугин

— Но мы живем просто сейчас быстрее уже на пятнадцать лет не хватит. Дай Бог, чтобы хватило на месяц. Нам пора заканчивать и слушать музыку… Собственно Метнера. «Посвящение Золушки Ивану Дурачку».

А.Митрофанова

— Вы знаете, в конце нашей программы хотелось бы еще послушать Ваше исполнение, и поскольку Вы нам сегодня рассказывали о Метнере.

А.Пичугин

— И фестиваль Метнера.

А.Митрофанова

— И фестивале Метнера. А Метнера у нас практически никто не знает – давайте мы будем тем самым СМИ, благодаря которому о Метнере станет известно чуть большее широкому кругу людей. Есть удивительная музыка о Золушке, которую Вы исполняете. Могли бы Вы рассказать немного о том, что это за вещь.

Б.Березовский

— Это сказка, написанная, кстати, в стилистике русского фольклора, посвящается Иванушке Дурачку и Золушке. Такое странное посвящение.

А.Митрофанова

— Необычное посвящение.

Б.Березовский

— Очень необычное.

А.Митрофанова

— Почему они там вдвоем?

Б.Березовский

— Потому что в начале там Иван Дурак скачет, а потом где-то там Золушка в замке сидит в середине. А чем это кончается, я так до сих пор и не понял.

А.Митрофанова

— Постмодернистский.

А.Пичугин

— Это Николай Карлович Метнер написал, а исполнит Борис Березовский, знаменитый российский пианист, который был сегодня у нас в программе «Светлый вечер». Спасибо большое!

Б.Березовский

— Вам спасибо огромное!

А.Пичугин

— Алла Митрофанова и я, Алексей Пичугин. Всего доброго и всего самого Вам наилучшего, успехов.