Светлый вечер с Андреем Микитой (эфир от 23.03.2015)

У нас в гостях был композитор Андрей Микита.
Разговор шел о музыке вообще и о духовной музыке в частности. Наш гость рассказал о том, как стал композитором, как музыка привела его к вере, какие современные духовные музыкальные произведения исполняется сегодня в храмах, а также о написании музыки для хора и симфонического оркестра на известные тексты Бориса Гребенщикова.

Ведущие: Алла Митрофанова, Алексей Пичугин

А. Пичугин

— Здравствуйте, добрый вечер, дорогие друзья! Здесь, на радио «Вера», Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Добрый светлый вечер!

А. Пичугин

— ...и Алексей Пичугин. А в гостях у нас Андрей Микита, композитор. Здравствуйте!

А. Микита

— Здравствуйте.

Наше досье:

Андрей Микита. Родился в Ленинграде в 1959 году, вырос в Костроме. Учился и в Ленинградской, и в Московской консерваториях. С конца 80-х пишет духовную музыку. Один из основателей творческой группы «МОСТ» («Музыкальное объединение «Современная традиция») которая объединяет композиторов гуманистического и этнического направлений. В 2012-м году Андрей Микита создал ораторию «Семь песен о Боге». В нее вошли произведения известного музыканта Бориса Гребенщикова, переложенные для исполнения симфоническим оркестром, солистами и несколькими хорами.

А. Митрофанова

— Добрый вечер! Спасибо, что пришли! У нас сегодня традиционно эфир будет проходить, перемежаться беседой и музыкальной композицией, мы очень это любим. Такой действительно светлый вечер.

А. Пичугин

— В одном из Ваших интервью Вы очень интересно рассказывали о том, как начали заниматься музыкой. Сразу вырисовывалась такая картинка красивая русской природы, Владимира Ильича Ленина, на секундочку, тоже. Вот расскажите, пожалуйста, эту историю, потому что, думаю, что это интервью далеко не все читали.

А. Митрофанова

— Неожиданная такая, да.

А. Микита

— Да, Вы знаете, ну, история, факты такие, что я родился в городе Ленинграде, но моего отца распределили после окончания Гнесинского института, как тогда он назывался, в город Кострому, и там прошло мое детство — на реке Волге. И, соответственно, я там по Волге катался на пароходах. И во времена моего детства еще ходили такие дореволюционные колесные пароходы, которые лопастями шлепали по воде. И вот, катаясь на пароходе, я уловил какой-то такой ритм и какие-то звуки. Мне казалось, что они, эти лопасти корабля, говорят слово «Ильич». А поскольку довольно мы жили в обществе таком, полном пропаганды...

А. Митрофанова

— Это начало 60-х, да?

А. Микита

— Да, 1962-й или 1963-й год... то Ильич у меня сразу сассоциировался с Владимиром Ильичем Лениным, и я написал первое свое произведение — песню, которая называлась... сейчас не помню, называлась ли она, но стихи мои — «Ильич, Ильич, Ильич», — стучат колеса корабля, «Ильич, Ильич, Ильич», — шумят знамена Октября».

А. Митрофанова

— (Смеется.) Так! И что было дальше с этим дивным творением?

А. Пичугин

— А Вы же сами положили его на музыку, да?

А. Микита

— Да, да, тут стихи и музыка были мои. (Смеется.)

А. Пичугин

— То есть Вы уже в три-четыре года что-то могли, что-то знали?

А. Микита

— Ну, конечно, насколько я понимаю, мне мама помогала, которая... у нее было семь классов музыкальной школы, и она... То есть записывать я точно не мог, записывала мама. Но мой какой-то творческий посыл был, безусловно. Так бы она не стала за меня сочинять. А потом она этот опус и еще несколько каких-то послала Кабалевскому в Москву. Кабалевский тогда был, в общем, по детской музыке и детскому музыкальному образованию самый главный человек. И он, несмотря на занятость, он ответил. Он ответил и сказал, что «да, это талантливые пьесы, и мальчику надо заниматься музыкой». И, таким образом, собственно, вот, можно сказать, Кабалевский определил...

А. Пичугин

— Дал путевку в жизнь!

А. Микита

— Да, да, да.

А. Митрофанова

— Так все началось — с Ильича, парадоксальным образом. А теперь Вы пишете музыку духовную, и ее исполняют разные хоровые коллективы, которые поют именно в этом направлении, поют на клиросе и так далее.

А. Микита

— Ну, да. Ну, я должен сразу сказать, что. Во-первых, духовную музыку я пишу, действительно, очень давно. И начал это я еще до того, как стало это модно. Был период моды, связанный с Тысячелетием празднования... Тысячелетием Крещения Руси, когда многие просто, и я... ну, нет, я — чуть пораньше, но многие обратили внимание на то, что вот есть православие, тысячелетняя история и так далее, многие композиторы.

А. Митрофанова

— Есть такая тема, условно говоря.

А. Микита

— Да, да. И буквально десятки советских тогда композиторов к этой теме обратились. Ну, к тексту относились примерно как к стихам любого поэта, то есть очень свободно, и не вникая в суть, и совершенно не имея представления о богослужебной функции этих текстов. Поэтому очень смешные там были...

А. Митрофанова

— А Вы тоже так начинали?

А. Микита

— Нет, Вы знаете... Я вот... Сейчас я расскажу, как я начинал. Просто я сейчас вспомнил одну херувимскую в ритме танго.

(Смеются.)

А. Митрофанова

— Слушайте, это, практически, фокстрот «Аллилуйя», прошу прощения!

А. Пичугин

— Услышать где-то можно?

А. Митрофанова

— Вообще, интересно, да. Но как-то... Не знаю...

А. Микита

— Нет, Вы знаете, я довольно уже долгое время занимаюсь организацией разных концертов, в том числе хоровых и духовной музыки, и этого автора... В принципе, у него не только такое — у него была и хорошая музыка, которую можно было исполнить и без... на полном серьезе. Но просто он не отдавал отчета, что хорошо, что плохо, что можно, что нельзя. Это вот такое было, в принципе, девственное мировоззрение в советское время...

А. Пичугин

— Но это эксперимент? Может быть...

А. Микита

— Нет, это не эксперимент. Просто он... ну, просто не понимал.

А. Пичугин

— Сейчас бы мы назвали это экспериментом.

А. Микита

— Сейчас, возможно, да. Но он тогда писал совершенно искренне.

А. Пичугин

— Может быть, не в церкви, а, может быть, на каком-то концерте духовной музыки это было бы интересно услышать?

А. Микита

— Ну, я не знаю. Дело в том, что когда мне попали эти ноты — я делал отбор, вот эту, в фокстроте, я не рекомендовал к исполнению. А он профессор Консерватории был, ну, то есть известный, известный композитор. Сидельников, вот, (нрзб.). Николай Сидельников.

А. Пичугин

— А-а! Да-да-да.

А. Митрофанова

— Расскажите, как у Вас начался путь в направлении духовной музыки. 1987-й год — ну это действительно раньше, чем такой тренд.

А. Микита

— Да. Но в 1987-м — это первое сочинение, а само как бы обращение произошло в 1986-м. И тут — я это тоже часто рассказываю, потому что, занимаясь музыкой духовной, я своим примером иллюстрирую ее миссионерское значение. Я в 1986-м году услышал Всенощную Рахманинова в концерте — это был Малый зал Филармонии в Ленинграде. Пел хор, Камерный хор под управлением Минина. Причем, в афише слово «Всенощная» не фигурировало тогда, а писалось просто «опус 37», «Рахманинов, опус 37». Я даже не знал, что это такое, просто пришел на концерт. И вот когда я услышал эту музыку, просто вот у меня душа перевернулась, я разрыдался прямо в зале...

А. Митрофанова

— То есть она принципиально отличалась от всего другого, что Вы слышали?..

А. Микита

— Ну, да, конечно. Отличалась и музыкой самой, интонацией, и текстом.

А. Пичугин

— Это в Москве было, да?

А. Митрофанова

— Нет, это было в Ленинграде.

А. Микита

— Нет, Ленинград, Малый зал Филармонии, 1986-й год.

А. Пичугин

— А, это в Ленинграде. Говорят, что вся музыкальная Москва собиралась в храме Всех Скорбящих Радости на Ордынке, где был настоятелем архиепископ Киприан Зернов. Он ввел эту традицию — по-моему, до сих пор она существует: «Всенощная» Рахманинова и «Литургия» Чайковского... Вот вся совершенно неверующая, но образованная музыкальная Москва, такая классическая Москва собиралась в этом храме слушать...

А. Микита

— Ну, я об этом не знал, хотя я учился в Московской консерватории до 1984 года, потом два года в армии был, и с 1986-го — в аспирантуре, ну, и потом уже, в общем-то, в Москве. Я узнал об этом уже позже. И до 1986 года я был обычный советский студент, и...

А. Митрофанова

— То есть это водораздел — встреча с музыкой Рахманинова, опусом 37, получается?

А. Микита

— Это водораздел, да. Да, да, да.

А. Митрофанова

— Неужели это настолько серьезный был переворот в сознании?

А. Микита

— Ну, Вы знаете, я так думаю, что я был как-то готов к этому. То есть это... Безусловно, в принципе, любой композитор, искренне этим занимающийся, он как-то думает, о смысле жизни. Если вопросы жизни и смерти, они от творчества неотделимы настоящего. И, конечно, я тоже на эту тему думал. И та литература, которая мне попадалась (там обычно она была... буддистской тогда она была)... То есть я как-то искал, но не находил. И вот... Но я был готов, готов принять. И когда вот это я услышал, она просто упала на почву, которая была готова.

А. Митрофанова

— И что было дальше? Какие Вы шаги предприняли?

А. Микита

— Ну, я вот стал пытаться искать записи, ноты... Стал сам, естественно... Вот первое мое сочинение — очень подражательное Рахманинову. Потом, изучая, допустим, Московскую Синодальную школу, Кастальский, Чесноков — тоже как-то я стал погружаться. Ну, первая музыка — она такая подражательная, там можно и Бортнянского услышать партесное пение. То есть вот как бы... так я искал. Ну, потом я крестился, воцерковился.

А. Митрофанова

— Это было логичным продолжением того, чем Вы начали заниматься, или это было как-то вот?..

А. Микита

— Ну, это все вместе. То есть я понял, что есть Бог, есть Бог христианский, что есть православие...

А. Митрофанова

— Через музыку.

А. Микита

— Ну, первый толчок был — музыка, да. И кончилось тем, что я стал петь в церковном хоре тем голосом, который у меня есть. Но поскольку в то время — это еще, в принципе, был конец советского времени — музыкально образованных людей в церкви было, в общем-то, мало (это сейчас практически все поют, церковные хоры, да)...

А. Митрофанова

— Ну, так или иначе, да. Народный хор привлекают.

А. Микита

— А тогда вот это меня взяли, я пел, и через это я изучил как бы изнутри церковное пение. И что я считаю для композитора, пишущего духовную музыку, очень необходимым даже.

А. Пичугин

— А давайте послушаем.

А. Микита

— Предлагаю послушать как раз вот связанное с этим периодом песнопение «Богородице, Дево, Радуйся!» на основе греческого распева. Но там есть очень такой хитрый композиторский прием: в то время как звучит у солиста греческий распев в неизменном виде, мужской хор этот текст пропевает два раза. Это уже моя авторская музыка. Имелась в виду такая моя, может быть, умозрительная идея, что это песнопение в какие-то периоды богослужения три раза должно исполняться. Вот чтобы оно не три раза исполнялось...

А. Митрофанова

— ...а один раз...

А. Микита

— ...а за один раз проходил три раза.

А. Пичугин

— Интересно, интересно, да.

(Звучит «Богородице, Дево, Радуйся!»)

А. Пичугин

— Напомню, композитор Андрей Микита в гостях у радио «Вера». Андрей, скажите, пожалуйста, а как Вы думаете, насколько авторские произведения церковной музыки ныне возможны, употребимы за богослужением, или большинство из них все-таки пишется для исполнения в каких-то концертных мероприятиях?

А. Микита

— Ну, я могу сказать, что, конечно, чтобы за богослужением музыка исполнялась, автор действительно должен представлять место авторской музыки в богослужении, то есть конкретное место службы и примерное время, сколько это может занимать. Я в 2009-м году познакомился с митрополитом Илларионом Алфеевым (он тогда не был еще митрополитом), и, по его предложению, под его руководством, был создан такой сайт — «Церковный композитор», и там, в общем, современная музыка духовная, и богослужебная, и концертная — там ее можно послушать. Но вот митрополит мне рассказывал, что он написал литургию именно под то, как он служит, под свой темп служения. Это, конечно, идеал для богослужебной музыки — когда человек четко знает.

А. Пичугин

— А он сам ее служил, интересно?

А. Микита

— Да, он под свою музыку очень часто служит.

(Смеются.)

А. Митрофанова

— Интересно. А много вообще композиторов, которые занимаются духовной музыкой? Вот на Вашем сайте много ли людей представлено?

А. Микита

— Ну, Вы знаете что... В принципе, композиторы сейчас — они... Ну, не уверен, что так уж четко разделяются, просто есть композиторы действительно образованные, потому что знают богослужения и пишут музыку вообще... То есть без конкретной привязки. Мне кажется, это высший пилотаж — когда ты не разделяешься, а именно вот... И я могу... Ну, моя музыка довольно часто звучит в храмах, но я могу назвать, допустим, композитора Владимира Файна, у которого музыка только звучит в храмах, но он целый открыл... В Харькове он живет, работает только в этом жанре, и он такую русскую полифонию делает.

А. Митрофанова

— Это что такое?

А. Микита

— Это значит, он... Есть «Херувимская» в виде фуги.

А. Митрофанова

— Интересно.

А. Микита

— Да, интересно. И при этом это очень красивая музыка. Кому она попадает, все хоры ее с удовольствием поют. Единственное, поскольку полифония, не так легко это петь. Но...

А. Митрофанова

— Хор должен быть высокопрофессиональным для этого?

А. Микита

— Да, да. Но у него «Херувимских» штук 25, например. То есть человек исключительно здесь работает. Я могу назвать такого композитора, который как бы нацелен на богослужебную. А есть масса других, которые пишут музыку концертную, но, мне кажется, она тоже важна — именно вот с такой миссионерской точки зрения, о которой я Вам рассказал в самом начале.

А. Митрофанова

— Да, это такой важный момент.

А. Пичугин

— Но Вы можете представить себе, что вот это Ваше произведение — ну вряд ли его будут исполнять в храме с богослужением, это, скорее, для каких-то концертных мероприятий?

А. Микита

— Ну, Вы знаете, мне кажется, сейчас ведь вот это разделение — оно наследие, по-моему, советского времени, когда людей, ходящих в храм, было очень мало, и, в общем-то, эстетически образованных людей тоже было мало, только какие-то избранные храмы в Москве и Петербурге (Ленинграде). А сейчас, еще с развитием средств массовой информации, все люди очень, мне кажется, много чего слышали, их...

А. Митрофанова

— ...ничем не удивишь! (Смеется.)

А. Микита

— Не удивишь, да! Например, для меня очень ценно, что Патриарший хор Храма Христа Спасителя на тех богослужениях, которые транслируются на всю страну (Рождественское и Пасхальное), — ну, в Рождественском, в данном случае, поют песнопение «Странное Рождество» Свиридова. Это, в общем, такой мировой шедевр хоровой. Но Свиридов, конечно, не писал это для Церкви, он писал просто, что называется, для себя.

А. Митрофанова

— Такая черта времени тоже, да, интересная.

А. Микита

— Так что современная музыка вполне может звучать в храме.

И я еще должен вот, наверное, такую мысль провести в Вашей передаче, что хорошая и искренняя современная духовная музыка — она глубже, я бы сказал, истовей, чем музыка композиторов XIX века. Почему? Потому что в XIX веке православие было государственной религией, и, в принципе, все было так... благостно. Поэтому музыка, там, Никольского или, там, Архангельского — она очень красивая, замечательная, но она... она благостная.

А. Митрофанова

— А сейчас?

А. Микита

— Вот мы — мы знаем период мученичества, новомучеников. Эти люди очень близко к нам, я знаю прямых потомков их.

А. Митрофанова

— Да, да. Наши современники.

А. Микита

— А в те времена мученики были где-то в Римской империи, тысячу лет назад, и, в общем, далеко. А вот те, кто это действительно значит о новомучениках и это переживает, естественно, это отражается. Поэтому я всячески пропагандирую современную... (Смеется.)

А. Пичугин

— То есть в ХХ веке был такой водораздел?

А. Микита

— Да.

А. Митрофанова

— Сейчас, получается, нерва больше, да, в музыке? Больше какого-то личного, как это сказать...

А. Микита

— Личного, безусловно, больше... Ну, в музыке без личного невозможно.

А. Митрофанова

— ...выстраданности. Выстраданности, да?

А. Микита

— Да, пережитости, да. Именно личной пережитости. А музыка без личностного — она не может быть. Ее, как бы ты ни хотел бы объективным, в музыке, ну, как, в общем-то, и везде, ты не можешь. Поэтому личность композитора — она всегда, в любой ноте.

А. Пичугин

— Скажите, а вот люди, которые стоят в храме и молятся, они всегда могут это осознать и понять?

А. Микита

— Нет, музыка действует, прежде всего, на подсознание. И в этом плане это, конечно, очень мощное средство становления личности. Потому что — ну, это все замечали, — военная музыка поднимает дух, и люди идут на бой. То же самое музыка богослужебная — она за счет именно интонаций... Даже текста — в меньшей степени, текст — он как бы оформляет это логически. А самое главное — это интонация, которая в нас проникает на подсознании. И, собственно, интонации — они и формируют нашу личность. Почему, допустим, мир кажется более агрессивен? За счет как раз вот массовой музыки, очень интонационно агрессивной или примитивной — там, возьмем вот рэп, да? Это все не безвредно. Это не эсте... Вот в Интернете музыка большей частью находится в разделе «Развлечения» — «Entertainment». Но это не развлечение. На самом деле это средство воспитания. Не то, что средство, а... То есть когда ты слушаешь музыку, ты от нее никуда не можешь убежать — она тебя формирует. И поэтому многие поколения, и в чем, собственно, одно из проявлений глобализации — это не компьютеры и мобильные телефоны, — это массовое воздействие однотипной музыки, практически на всех, от племен Африки до кого там... каких-то интеллектуалов в Сорбонне.

А. Пичугин

— А Вы сами работаете в подобных жанрах, в современной музыке?

А. Микита

— Ну, вот, наверное, Вы имеете в виду громкое исполнение моей оратории «Семь песен о Боге» по мотивам песен?..

А. Пичугин

— Нет, не с БГ, не про БГ как раз, мы про БГ еще поговорим.

А. Митрофанова

— Мы поговорим обязательно, да.

А. Пичугин

— Я, скорее, про именно Ваши работы в каких-то современных, не классических жанрах.

А. Микита

— Ну, Вы знаете что, вот когда я обратился к православию, у меня был момент такой шизофрении лет десять — то есть я писал музыку церковную и музыку обычную, которую я привык писать, и чему меня учили в консерватории. И постепенно эти две сферы стали сближаться, и вот уже где-то в XXI веке это, в общем-то, сблизилось, и я могу сказать, что сейчас я пишу религиозную музыку, в целом. Она может быть на богослужебные тексты, она может быть инструментальной, без всякого текста, она может быть интонационно связана с богослужением. Например, у меня есть для фортепиано произведение «Утешение», там в основе лежит мелодия Воскресного Тропаря обиходного. Такой отсыл интонационный. Но есть музыка...

А. Митрофанова

— «Обиходный Тропарь» — это надо пояснить. Имеется в виду распев, который...

А. Микита

— Распев, который поется по воскресеньям. Их существует восемь, восемь гласов. Они пришли к нам, в общем-то, из Знаменного распева. Они зафиксированы нотно, то есть в сборниках богослужебного пения они присутствуют. Вот один из этих мотивов я положил в основу — ну, там, развивал его, в общем-то, обращался как с темой для музыкальных вариаций, скажем так, да?

А. Пичугин

— А сами слушаете вообще такую музыку? Ну, какую-то другую — современный джаз, рок? Ходите на концерты? Может быть, в машине где-то?

А. Митрофанова

— Вы вот доцент, я смотрю, кафедры компьютерной музыки, как о Вас сообщает справка биографическая в Интернете. И было бы интересно тоже, чтобы Вы об этом рассказали — что такое компьютерная музыка?

А. Микита

— Ну, Вы знаете, сейчас я работаю на другой кафедре — на кафедре композиции.

А. Митрофанова

— Имеется в виду, Академии Гнесиных?

А. Микита

— Гнесиных, да. Но дело в том, что — был такой тоже период в моей жизни, и очень полезный для меня, — что, во-первых, я изучил программы, которые связаны... Ну, сейчас я пользуюсь программами нотного набора, то есть каждый — сам себе издатель. Сейчас уже... Также музыка там для театра и кино — в основном она делается на компьютере, живых музыкантов редко кто может себе позволить. Эти все технологии я изучил, частично использовал, частично обучал этому студентов. И, в общем, я, несмотря на свой уже возраст за 50 лет, достаточно могу говорить на одном языке с молодыми в этой области, потому что на самом деле разрыв-то очень большой. Технологический прогресс ставит очень большие границы между поколениями, и многие коллеги моего возраста — они просто очень мало что понимают, а вот...

А. Митрофанова

— Вы от этого не дистанцировались?

А. Микита

— Я не дистанцируюсь, потому что это... ну, это полезная вещь для композитора.

А. Митрофанова

— Как-то обогащает, Вы хотите сказать, да, компьютеризация?

А. Микита

— Меняет, да. Потому что...

А. Митрофанова

— Точно?

А. Микита

— Ну, прежде всего, та музыка в компьютере существует в очень таком изощренном графическом виде, и ты какие-то можешь вывести закономерности, грубо говоря, через глаза, это иногда помогает.

А. Пичугин

— Давайте слушать музыку.

А. Микита

— Давайте. Ну, я тогда, знаете что, вот, может быть, фрагмент фортепианной пьесы под названием «Утешение» на основе Воскресного Тропаря. Играет профессор Московской консерватории Михаил Петухов.

(Звучит фортепианная пьеса «Утешение».)

А. Митрофанова

— Добрый вечер еще раз! Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова, в программе «Светлый вечер» на радио «Вера».

А. Пичугин

— Здравствуйте.

А. Митрофанова

— И Андрей Микита, композитор, автор многочисленных произведений в области духовной музыки, сегодня у нас в эфире, и мы продолжаем разговор о Вашем творчестве. Вы уже упомянули в первой части программы Бориса Гребенщикова, и Ваш опыт работы с этим музыкантом, исполнителем и автором — «Семь песен о Боге», так называется Ваша с ним, как я понимаю, совместная...

А. Микита

— ...оратория.

А. Митрофанова

— Да, расскажите об этом.

А. Пичугин

— Это была совместная работа? Или просто Вы взяли несколько произведений Гребенщикова и уже дальше сами с ними работали?

А. Микита

— Нет, это, конечно, нельзя назвать совместной работой. Был 2012-й год, праздновалось довольно широко 40-летие группы «Аквариум», которой Гребенщиков много лет руководит. И одной журналистке, которая была большой поклонницей Гребенщикова, как-то пришла в голову идея, что — вот есть такой термин «кавер-версия», то есть перепевание песен в разных других форматах, — в том числе, сделать это для хора. Она обратилась в Синодальному хору и его руководителю Алексею Пузакову, с которым я дружу много лет. Ну, вот он как-то заинтересовался, предложил мне. Но самым толчком было то, что Михаил Плетнев дал для этой записи свой оркестр — Российский национальный оркестр.

А. Митрофанова

— Как все с энтузиазмом отнеслись! (Смеется.)

А. Пичугин

— Как все любят Гребенщикова!

А. Митрофанова

— Кстати, здорово, хорошо!

А. Микита

— Нет, я даже не знаю, в чем были его мотивы, но оркестр — один из лучших в стране...

А. Митрофанова

— Безусловно! И в мире!

А. Микита

— Да. И, конечно, это был такой толчок, что я могу написать для хора и оркестра, и это сыграют такие мастера, что мне, в общем-то, было все равно, честно говоря, что писать в тот момент.

А. Митрофанова

— А Гребенщиков как отнесся к этой идее?

А. Микита

— Нет, ну, слушайте, слушайте. Тогда он был карт-бланш, то есть делать с его песнями кавер. Это тоже называлось «кавер-версия». Вот я ее написал и выбрал песню «Сокол». И вот ее записали, и в рамках этого проекта она была выложена в Интернет.

А. Митрофанова

— «Если долго плакать...» — вот, по-моему, эта, да?

А. Микита

— Да, да. И вдруг она вызвала шквал просто откликов, и выяснилось, что гигантское количество людей вообще никогда не слышали хор и оркестр. Вообще. Они стали писать в Интернете. И буквально встречались тысячами отклики, тысячами: «Как это прекрасно — хор и оркестр!» (Смеется.)

А. Митрофанова

— В смысле, вместе — когда хор и оркестр вместе исполняют?..

А. Микита

— Да, да. Исполняют музыку, которая им знакома, то есть текст и мелодию. И тут пришла идея, что раз такой отклик, и, имея в виду действительно мою миссионерскую идею сделать что-то более крупное, и вот тогда действительно я обратился к Гребенщикову, сказал, что такая идея. Он дал мне разрешение на выбор любых песен, но песни были выбраны именно религиозного содержания. Ну, у Гребенщикова там разные метания по разным как бы религиям, но тексты, которые я отобрал, они, я бы сказал, есть и с евангельскими цитатами, а есть, в общем-то, универсальные, о которых нельзя сказать, что они антиправославные и так далее, это просто тексты. И я с ними обращался, как, ну, там, с текстом Пушкина, то есть вот какое-то...

А. Митрофанова

— Какое хорошее сравнение!

А. Микита

— Нет, я к чему? Что потом меня многие винили: «Как Вы посмели взять тексты Гребенщикова? Он такой-сякой, пятый-десятый!», да? Вот Пушкин тоже был «такой-сякой, пятый-десятый», да?

А. Пичугин

— Обычно у нас, как и Пушкин, в определенном направлении творчества Борис Борисович — тоже личность неприкасаемая. Ну, не важно. Я хочу сказать, что в области текста — там, если непредвзято, те тексты, которые я взял, там ничего антихристианского, антиправославного нет — наоборот, они символически на эту тему говорят.

А. Митрофанова

— Собственно, песня «Сокол» — тоже, она же потрясающе глубокая. Это такая метафора...

А. Микита

— Метафора — да, в принципе, да. И, конечно, мы обсуждали это с руководителем Синодального хора, который еще более, что называется, «в теме», чем я. И, в конечном счете, это мероприятие благословил митрополит Илларион. То есть все, в общем-то, как бы... И, хотя сперва были противники, и были активные выступления — там даже мы боялись, что премьера будет сорвана, потому что там были такие фанатичные люди...

А. Митрофанова

— Ничего себе!

А. Микита

— ...которые, возможно, хотели сорвать это...

А. Митрофанова

— Ну, 2012-й год — он вообще таким острым был на события, да.

А. Микита

— Да. А с той поры, хотя это очень дорогостоящее мероприятие — там, кроме хора академического, еще византийский ансамбль должен поучаствовать, который выполняет роль «над...», ну, вневременной музыки. Они поют текст Гребенщикова, переведенный на греческий, — ну, естественно, в византийской манере.

А. Митрофанова

— Ого!

А. Микита

— У нас мало кто поет, поэтому первые хоры из Греции приезжали, из Румынии ансамбль. То есть я к чему? Что это, чтобы исполнить, очень много денег надо — нрзб, два оркестра, два хора, причем, один заграничный. Но, тем не менее, это уже исполнялось пять раз, в разных городах России, и в общем, с неизменным успехом и с результатом духовным, я бы сказал.

А. Митрофанова

— А каким духовным результатом?

А. Микита

— А тем, что чисто эстетически действительно многие люди впервые приходят послушать хор и оркестр. И потом понимают, что это действительно прекрасно, и, в общем, начинают ходить на другие концерты.

А. Митрофанова

— То есть начинается интерес, Вы хотите сказать, к духовной музыке и через это — к духовной жизни?

А. Микита

— К духовной, классической и вообще к филармонической музыке.

И второй момент — поскольку там действительно, в оратории, подборка и, собственно, сюжет, заканчивающийся песней «День радости», то, в принципе, я думаю, что многие люди, и действительно, я знаю, задумались сейчас... А кстати, на первых концертах было около 100 священнослужителей на премьере, которые пришли к своему священнослужению через песни Гребенщикова, это они мне сами говорили.

А. Митрофанова

— Как интересно.

А. Микита

— Так что это...

А. Пичугин

— Сам-то он знает?

А. Микита

— На премьере был, да.

А. Митрофанова

— Что сказал?

А. Микита

— Был на премьере в Москве и на премьере в Петербурге, два раза.

А. Митрофанова

— Что сказал, какая реакция?

А. Микита

— Он сказал, что... Он благодарил, сказал, что ему очень лестно, и, в общем... Ну, в общем, сотрудничества, как такового, не было — было просто официальное разрешение на использование.

А. Пичугин

— Давайте послушаем!

А. Микита

— Я предлагаю послушать один из наиболее, скажем так, красивых номеров из этой оратории, и текст — там есть цитата из евангельского текста «Серебро Господа Моего».

(Звучит фрагмент оратории «Семь песен о Боге».)

А. Пичугин

— Итак, друзья, напомню, что композитор Андрей Микита сегодня на радио «Вера», он вместе с нами проводит этот «Светлый вечер».

Андрей, такой вопрос хотел Вам задать. Творческое объединение «МОСТ» (Музыкальное объединение «Современная традиция») Союза московских композиторов... Вот что такое «современная традиция» сейчас в музыке?

А. Микита

— Ну, Вы знаете что, вот как раз исходя из того, что музыка, когда я это осознал — что она воздействует очень сильно на подсознание, и вот эти средства воздействия — они не кем-то ведь придуманы, а они рождались во времени путем, что называется, естественного отбора. И вот, скажем, интонации, которые несут, ну, назову так — «национальный код», они связаны с русской речью. Как мы интонируем нашу речь, вот эти интонации, если их от слов отрешить и как-то очистить, то это, собственно, интонация русского человека. И, собственно, когда звучат эти интонации, то человек получает вот это вот свое национальное, скажем так, самосознание.

А. Митрофанова

— У русских — одно, у итальянцев — другое, да?

А. Микита

— Да, да. Вы знаете, я вот...

А. Митрофанова

— Причем, абсолютно итальянское!

А. Микита

— Очень распространено в таких музыковедческих вообще и консерваторских кругах такое математическое отношение к музыке. Вот один человек сказал: «Терция — она и в Африке терция». Терция, значит, это интервал, я думаю, все понимают. И вот я Вам скажу: терция в Африке совершенно другая, чем в России, принципиально другая, и в Италии, в том числе. Потому что она наполняется другой интонацией, другим смыслом и действует на нас по-другому. Так вот, возвращаясь к традиции: вот традиция выстраивает этот интонационный комплекс веками. Да, в нашей традиции — вот от Знаменного распева, может быть, и плюс народная песня, плюс Чайковский и так далее — вот весь комплекс выстраивается в традицию. Была попытка слома этой традиции — так сказать, музыка авангардистов, пришедшая сперва на Западе, начиная от Шенберга, там, Булез, Штокхаузен — называют такие фамилии... Ну, и на Руси тоже последователи, которые как бы музыку стали «математизировать», «алгоритмизировать» и так далее, и она потеряла, собственно, вот это предназначение, стала, в общем-то, такой игрой ума. Ну, прямо такой яркий пример, для меня совершенно чудовищный — один композитор написал музыку для четырех дрелей с оркестром. Когда дрели с разной скоростью вращаются, они разные звуки издают, из них можно строить аккорды.

А. Митрофанова

— Ха-ха-ха!

А. Микита

— То есть идея сама забавная.

А. Пичугин

— В качестве эксперимента почему бы не попробовать?

А. Микита

— Все да... Но вот, представляете, человек, любящий классическую музыку, работал строителем, весь день с дрелью имел дело, приехал в консерваторию, хотел услышать музыку...

А. Митрофанова

— Неожиданно! (Смеется.)

А. Микита

— ...и услышал опять эту дрель! Ну, это смешной такой пример, но я к тому, что все-таки у музыки есть границы. Вот где-то это музыка... То есть эксперимент — экспериментом, да, но...

А. Митрофанова

— Ну вот игра на пиле — это музыка?

А. Микита

— Смотря какая игра. Если ты мелодии там способен издать, то почему бы и нет? На самом деле, очень важно, что после этого происходит. Вот человек услышал эту музыку — что с ним дальше? Если он стал добрее, лучше, чище — а это, безусловно, то есть его состояние, его личность изменяются после музыки. Если музыка направлена на эту сторону, это хорошая музыка. (Смеется.)

А. Митрофанова

— Какой универсальный критерий!

А. Микита

— А если на другую — на агрессию, на злобу, на уныние, на депрессию... Депрессивной музыки масса сейчас издается, от которой ты выходишь с еще большими, грубо говоря, проблемами, чем пришел.

А. Митрофанова

— Но одна и та же музыка может на разных людей действовать по-разному. Кому-то, к примеру, нравятся рок-концерты, и люди себя после этого чувствуют хорошо и легко, они испытывают катарсис. Для кого-то это весьма удручающее такое...

А. Микита

— Ну, я не уверен, что, может быть, катарсис. Прилив энергии, а энергия тоже разная бывает.

А. Пичугин

— Ну, рок-концерт рок-концерту рознь.

А. Микита

— Да.

А. Пичугин

— Совершенно разная рок-музыка бывает, джаз, соул...

А. Митрофанова

— Опять же, да.

А. Микита

— Но я хочу сказать, что есть культурная аура, и, как бы мы ни хотели, пока мы говорим на русском языке (а мы еще все-таки на 80% говорим на русском, несмотря на англицизмы, которых очень много), то есть русская интонация. И там, где она присутствует, это нам близко, и вот этим мы едины.

А. Митрофанова

— Поэтому базируется традиция, да?

А. Микита

— Традиция — да. То есть мы это делаем сознательно. И одним из условий... То есть люди, которые... Это объединение добровольное. Кто-то приходит, потом, может быть, надоедает, или что-то его заинтересовало. Вот они думают о последствиях своей музыки. Вот самое главное.

А. Пичугин

— Вас можно встретить на концерте? На джазовом, концерте блюзовой музыки?

А. Микита

— Да. Вы знаете — вот, я не знаю, случайно или неслучайно Вы задали этот вопрос...

А. Пичугин

— Случайно абсолютно. Я его хотел еще полчаса назад задать, но...

А. Микита

— В последний год я активно сотрудничаю с такими известным джазовыми музыкантами, как братья Ивановы, Михаил и Андрей, которые как-то в своем творчестве (они оба и исполнители, и композиторы) хотят внести в джазовую среду какую-то русскую интонационность.

А. Митрофанова

— Дерзкий замысел такой!

А. Микита

— Мы познакомились случайно, но нашли действительно общие интересы. И мы сделали несколько проектов, где в джазовой форме (вот я почему говорю об интонации)... в джазовой форме проходит русская интонация. И у нас сейчас на самом деле очень большой проект, связанный с Тысячелетием преставления князя Владимира. будут достаточно большие мероприятия на Валааме проходить. И вот там мы с ними делаем совместный проект, связанный как бы с такой подачей энергетической джаза, при этом с заложенной русской интонацией и с русским текстом, специально написанным, и так далее.

Вот, к примеру, недавно, 7 марта, состоялся концерт в Зале Чайковского — концерт джазовой музыки, в целом джазовой. Но там была исполнена моя пьеса под названием «Тюильри». Это один номер из известной музыки «Картинки с выставки» Мусоргского, который сделан для джазового квартета с оркестром.

А. Митрофанова

— Как интересно!

А. Микита

— То есть это — там интонации Мусоргского, очень русские... Ну, там есть примесь французского, поскольку пьеса — «Тюильрийский сад», «Тюильри». Плюс, это развитие джазовой энергетики — с импровизациями и так далее. Ну, вот Ивановы — мастера, они могут импровизировать не вообще по-джазовому, что многие умеют, а именно в их импровизации прослушивался этот тематизм Мусоргского, что очень ценно. Так что вот такое мое сотрудничество. И наша с ними как бы идея — что в эту среду джазовую нести русскую традицию, скажем.

А. Пичугин

— А как Вы смотрите на то, когда, казалось бы, традиционные какие-то русские инструменты — балалайка, например — приобретают совсем не традиционное для России звучание? Вот Архиповского эксперименты?

А. Микита

— Ну, мне кажется, что... Дело в том, что для меня точно, и, думаю, я не такое исключение, тембр балалайки сразу дает какой-то вот такой национальный колорит, когда ты его слышишь уже. И то, что балалайка становится за счет Архиповского популярной для тех людей, которые так бы балалайку не пошли бы слушать, мне кажется, это тоже как бы становление национального единства, национальной культуры, я бы так сказал. То есть я отношусь к этому очень положительно и сам участвую в экспериментах. Еще упомяну тоже свою работу — такая... называется «Половецкая рапсодия», тоже с братьями Ивановыми сделана. Там смешанная тема Бородина из «Князя Игоря» («Улетай на крыльях ветра»), «Take five» Дезмонда, и есть еще «Рондо в турецком стиле» Брубека. Эти все три темы там переплетаются очень хитро. И версия есть для народного оркестра. И она, вот я думаю, получилась очень такой креативной, назовем. (Смеется.) Думаю, Вы ее услышите в ближайшее время.

А. Пичугин

— А она не издана пока еще?

А. Микита

— Ну, издавать не имеет смысла, потому что это, в общем-то, партитуры уникальные, под конкретных исполнителей.

А. Пичугин

— Так запись (нрзб.)?

А. Микита

— Это на бумаге. А в аудио — ну, пока нет. Пока нет. Пока это имеет концертную жизнь.

А. Пичугин

— И ничего из Ваших совместных работ с братьями Ивановыми пока тоже в виде записей не издано?

А. Микита

— В виде записей — нет. Но я могу сказать, что на сайте Московской филармонии есть архивный раздел, где, в принципе, все концерты, по-моему, за несколько последних лет. И, при желании, можно найти эти концерты. Вот в этом сезоне, во всяком случае, их было три, и там вот плоды вот такого нашего сотрудничества...

А. Митрофанова

— Исканий творческих!

А. Микита

— Да, да.

А. Митрофанова

— Экспериментов!

А. Микита

— Ну, я хочу сказать, что эта «Половецкая рапсодия» была принята залом — чуть ли не встали люди, так им все это понравилось. То есть это был фурор для публики.

А. Митрофанова

— Я бы тоже с удовольствием послушала.

А. Микита

— Вы знаете что, есть такая тенденция, которую, кстати, ввел митрополит Илларион, у которого есть музыка богослужебная с органом... И, в общем, я должен сказать, что общение с ним на меня большое воздействие произвело, и я тоже написал музыку. Ну, она, конечно, не богослужебная — концертная. Но вот мы начали наше прослушивание с песнопения «Богородице, Дево!», и этим же я бы хотел закончить, но это уже музыка концертная — на тот же текст, но с органом. И она исполнялась в Большом зале Московской консерватории — Синодальный хор и очень хорошие солисты. Они потом разъехались по европейским театрам. (Смеется.) Так что... Запись, главное, очень ценная такая. Вот предлагаю ее послушать.

А. Пичугин

— Спасибо!

А. Микита

— «Богородице, Дево!» для хора с органом.

А. Пичугин

— Спасибо большое! Андрей Микита, композитор, напомню, был сегодня у нас в гостях. Алла Митрофанова и я, Алексей Пичугин.

А. Митрофанова

— До встречи в эфире! И спасибо за Вашу музыку!

А. Микита

— Спасибо! Всего доброго!

(Звучит песнопение «Богородице, Дево!»