В этом выпуске ведущие радио ВЕРА Александр Ананьев, Константин Мацан, Алексей Пичугин, а также наш гость — настоятель храма Архангела Михаила в селе Поджигородово Клинского округа Московской области протоиерей Владимир Калуцкий — делились светлыми воспоминаниями, связанными с явным ощущением присутствия Бога и Его помощи в жизни людей, с осознанием, что Он есть.
Ведущий: Александр Ананьев
А.Ананьев:
— «Светлые истории» — это уникальный проект. Это программа, фактически, без какой-то глубокой темы, без каких-то изысканий, или, там, долгих рассуждений — это просто встреча дорогих друг другу людей, которые собрались в светлой студии радио «Вера», и рассказывают истории — истории из своей жизни, или не из своей жизни, но, обычно, те истории, которые мы рассказываем друг другу в дороге, или за чашкой чая, истории, которые интересно слушать, а потом обязательно хочется пересказать кому-нибудь ещё.
Что касается темы сегодняшней программы. Однажды, мне замечательный священник отец Александр Сатомский сказал, что, вот, ещё начиная с самого Дионисия Ареопагита, известна мысль: «Сказать, что Бог есть — есть величайшее богохульство, потому, что Бог — выше наших представлений о том, что есть, чего нет... Он...» — и на этом я как бы и закончу, потому, что я не смогу более детально оценить эту мысль. Но зато в студии собрались люди, которые — могут, в отличие от меня.
Во-первых, хочу представить вам нашего дорогого гостя — протоиерея Владимира Калуцкого, настоятеля храма архангела Михаила села Поджигородово Клинского района...
Добрый вечер, отец Владимир!
О.Владимир:
— Добрый вечер!
А.Ананьев:
— Также, с радостью представляю моих коллег — Константина Мацана...
К.Мацан:
— Добрый вечер!
А.Ананьев:
— ... и Алексея Пичугина.
А.Пичугин:
— Добрый вечер! Судя по составу нашему — здесь, в студии светлого радио — можно ещё переименовать нашу программу сегодняшнюю в «О чём говорят мужчины».
А.Ананьев:
— Ну, да...
А.Пичугин:
— Ни Киры Лаврентьевой, ни Аллы Митрофановой...
А.Ананьев:
— Да...
К.Мацан:
— Ни Ани Леонтьевой...
А.Пичугин:
— Ни Ани Леонтьевой — да, да, да...
А.Ананьев:
— Хотя, говорить мы сегодня будем немножко о другом.
Тема, когда я её узнал, когда мне её прислал наш дорогой продюсер — она меня несколько обескуражила: «Первое, или яркое, осознание, что Бог — есть. История о ярком впечатлении существования Бога».
И я ещё тогда повозмущался, и говорю: «Что значит «осознание, что Бог есть»? Я, вот, сел в машину, доехал до радио «Вера», до нашего Андреевского монастыря, и не попал в аварию — разве это не есть убедительнейшее доказательство того, что Бог есть. Вот оно тебе — впечатление. Другой момент, можешь ли ты... там... раскрыть глаза и сказать: «Ну, конечно же, вот!»... или скажешь: «Да, нет, нормально — я сам доехал, я молодец, и всё».
В каждом мгновении есть вот это вот убедительное доказательство бытия Божьего и Его заботы о нас.
Однако, тем не менее, наверняка есть история, которой хочется поделиться в этой связи. И я, наверное, в первую очередь, обращусь к Вам, дорогой отец Владимир. Я даже не знаю, на чём настаивать — на самом первом впечатлении, когда Вы вдруг открыли глаза, восхищённо выдохнули, и сказали: «Какое же счастье — я чувствую... я увидел, я почувствовал, что Бог есть!»... или же — самое яркое... хотя, кто его знает... может быть, самое первое и было самым ярким?
О.Владимир:
— Вы знаете, мне бы, всё-таки, хотелось рассказать о том, что Бог есть... всё-таки, на примере чуть-чуть другого человека, хотя очень мне близкого, дорогого и любимого — на примере обращения моей дорогой и любимой тёщи.
Вот, слово «тёща» в русском языке — оно немножко... такое... какое-то грубоватое, да? Там, есть выражение «к тёще на блины»...
К.Мацан:
— Жестковатое...
О.Владимир:
— Жестковатое, да. Хотя, в Евангелии это слово — есть. У апостола Петра была тёща, она была «огнём жегома» — то есть, была в горячке, в болезни, и Спасителя просили прикоснуться ей. И, когда Спаситель прикоснулся, то тотчас горячка оставила её, она встала и служила гостям — то есть, приготовила пищу, угощение, что показывает, что её не просто оставила горячка, но силы её полностью восстановились.
Вы знаете, вот... почему это — яркое впечатление? Сейчас очень много в Церкви говорится, и ведётся бесед, и речь идёт о миссионерстве. Хотя, некий старец... сейчас, к сожалению, забыл его имя... сказал, что самые истинные миссионеры в Церкви — это подвижники. То есть, те, которые не словом своим больше... каким-то отвлечённым, а именно жизнью... или даже — духом... или — близостью к Богу... то есть, именно, своей близостью к Богу проводят людей по этой дороге, по которой они сами прошли.
И, вот, обращение моей тёщи — оно является примером истинного миссионерства. Это пример катехизической беседы, на которой не было произнесено ни одного слова, ни одного. Катехизическая беседа, на которой не было сказано ни одного слова.
К.Мацан:
— Так...
О.Владимир:
— История такая. У моей тёщи была мама — бабушка — она, кстати, прожила 101 год. Она уже очень болела сильно, и умерла, фактически. Мы приехали с моей супругой, с матушкой — попрощаться, проводить в последний путь. И, вот, оказалось, что... сейчас... чтобы наши слушатели не запутались... мама моей жены — то есть, моя тёща — она ухаживала за своей мамой, то есть — за бабушкой моей жены... и, вот, этот уход был, конечно, очень сложным. Были очень тяжёлые, жуткие раны от болезни, которые надо было промывать, перевязывать... и, вот, получился какой-то надрыв — то ли духовный, то ли физический — но ровно за день до смерти бабушки, тёща слегла в болезни. Причём, совершенно какой-то непонятной. Она не смогла даже по-хорошему проводить бабушку, свою маму, в последний путь.
Она теряла силы с каждым днём. Она перестала, фактически, есть. Её положили в больницу. Врачи её обследовали — ничего не могли найти, и не знали, от чего её лечить. А, в то же время, человек просто умирал — на наших глазах. И был такой риск, что вслед за бабушкой, упаси Бог, мы похороним и тёщу.
И, вот, интересно, что Бог — Он говорит, да, через кого хочет, и когда хочет, и, идеже хочет, побеждается естества чин, и мы знаем, что, в Библии, Бог глаголал устами Валаамовой ослицы. И, вот, врач, которая лечила тёщу — она была атеисткой, причём, убеждённой атеисткой. И эта атеистка, вдруг, произнесла такое пророчество: «Вы знаете, — сказала она тёще, — мы не можем Вас вылечить. Ну, сходите Вы, что ли, в Церковь... может, там Вам помогут».
И, вот, умирающая тёща пошла в храм. Да... я забыл сказать, что она была некрещёной. Я ещё, буквально, пару слов скажу в предыстории... Моя тёща — практически, святой человек. Воспитанник коммунистической эпохи. Коммунизм — это, такой, «рай без Бога», а моральный кодекс строителей коммунизма — это Заповеди Блаженства без Евангелия, так скажем, и Евангелие — без Христа. Недаром, в те времена, был такой отдел, который помогал населению, и он назывался «райсобес», и все шутили тогда, что это — рай со бесами. Вот, вроде бы, как, рай обещали, но без Бога. А там, где нет Бога, там, соответственно, занимает другая духовная сущность это место.
Вот... но тёща, действительно, была... и есть, слава Богу... уникальным человеком. Когда она приезжала к нам и смотрела, как я вяло восстанавливаю храм, она мне говорила: «Если бы я была на твоём месте, я его уже б давно восстановила!» Действительно, она с утра подымалась — меня гнала, чтобы... там... давай... надо заниматься делом... при этом, она была некрещёной. И, честно говоря, к вере относилась сама настороженно, если не сказать — в штыки.
Вот, теперь представьте — ей говорят: «Ну, сходи ты, что ли, в храм...» — и это произошло, спустя больше, чем двадцать лет нашей совместной жизни с моей супругой. То есть, она, глядя на нас, и на то, что я — священник, никак не вдохновлялась, никакие слова на неё не действовали!
И, вот, она идёт в храм — умирающая, теряющая вес, и страдающая от неизвестной болезни. Приходит в храм — в храме никого. Ну... там... где-то служительница осталась, которая продаёт свечки.
Она входит в храм — в пустой храм — становится перед иконостасом, и из её глаз начинают течь слёзы. И она стояла, рыдала... ну... как мне показалось из её рассказа, где-то час. Просто рыдала. При этом, ей не было сказано ни одного слова. С ней провели катехизаторскую беседу Ангелы.
После этого стояния со слезами она идёт домой, вытирает слёзы — и возвращается обратно в этот же храм. И спрашивает у этой служительницы за свечным ящиком: «А когда батюшка... как Креститься здесь?» Та ей рассказывает, как Креститься. Она, соответственно, обращается к священнику, готовится, и принимает Святое Крещение.
Ровно с этого момента — болезнь её проходит. Вообще. То есть, она начинает кушать, вес возвращается, и вот этой странной болезни — её нет. И самое главное — она начинает ходить в храм. Вот, не просто, там... человек исцелился — и бросил... она ходит каждое Воскресенье. Соблюдает посты. Её муж — мой тесть — принимает Святое Крещение, и тоже Причащается в Святом храме. А сейчас она — не просто ходит каждое Воскресенье. Она постом Великим ходит даже каждый день — когда в храме есть служба. Соблюдает пост. Глядя на неё, и муж стал соблюдать пост. Ну, практически... насколько это возможно для наших мужчин неверующих... не очень верующих. Мы знаем эту ситуацию в нашей стране.
Но самое удивительное — происходит следующее. У них есть кот, которого они пригрели — уже несколько лет живёт. И, глядя на неё, кот Великим постом начинает поститься. Он отказывается от обычной мясной пищи, которую ему всегда давали, и начинает есть только чёрный хлеб и зелёный горошек! Честно говоря, меня это поразило. Я вообще никогда не видел, чтобы коты ели чёрный хлеб... то есть, он перешёл на постную пищу — хотите верьте, хотите нет!
К.Мацан:
— Прям, рядом со святыми... там... лев приходит к святому Герасиму... там... медведь к святому Серафиму, да? Они все как-то по-другому начинают... природа, вообще... жить, рядом со святым человеком!
О.Владимир:
— Когда, вот, они к нам приезжали — тёща и тесть, их семья — вы знаете, я почувствовал, что это нам стали просто — близкие и очень дорогие люди! Раньше такого чувства близости не было.
Ну, конечно, мы — родственники, друг друга уважаем, но, вот, такой близости, что мы просто — родные люди, не было.
И мы даже их уговаривали: «Оставайтесь с нами! Просто, живите у нас в доме, потому, что... вот... ну, просто, с вами — хорошо!»
Вот, так, вот, изменился человек.
«СВЕТЛЫЕ ИСТОРИИ» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
— «Светлые истории» на радио «Вера».
Протоиерей Владимир Калуцкий, рассказавший, только что, фантастически прекрасную историю, а также — Константин Мацан и Алексей Пичугин.
При всей двусмысленности фразы «хотите — верьте, хотите — нет», произнесённой в светлой студии радио «Вера», наверное, сама эта фраза, в отрыве от глубинных контекстов, могла бы стать даже, наверное, эпиграфом к проекту «Светлые истории» — которые, кстати, можно не только слушать, но и смотреть. Это — первый проект на радио «Вера», у которого есть даже видеоверсия. Так, что — заглядывайте в оставшиеся у нас в распоряжении немногие социальные сети, которые мы тоже осваиваем постепенно, и присоединяйтесь к нам в студии радио «Вера».
Отец Владимир, я хочу поблагодарить Вас за эту историю. Она, действительно... при всей своей простоте, она — такая невероятная, такая фантастическая, такое чудо, что... хоть фильм снимай об этом!
О.Владимир:
— Слава Богу, соделывающему чудеса!
А.Ананьев:
— Когда мы обсуждали с моей женой тему сегодняшней программы «Светлые истории», я ещё сокрушался — думаю, ну, чего рассказывать об этой истории? На эту тему. Что значит — первое осознание, что Бог у меня есть? Да... это я есть у Бога! Вот, тут может быть осознание! А что значит осознание, что Бог — есть?
Константин Мацан, мой дорогой коллега, согласно кивает — видимо, тоже соглашаясь с тем, что не Бог есть у нас, а мы есть у Бога. Вот, что осознать-то надо! А не что-то там ещё...
К.Мацан:
— Ну, вот, мы с Сашей не сговаривались, но это, на самом деле, точный эпиграф к моей истории, и... у нас же тема: первое, или яркое... какое-то важное осознание того, что Бог есть. И, в этом смысле, это яркое осознание может приходить и к человеку уже верующему, уже церковному — потому, что все мы живём и развиваемся, и, для меня, такое осознание приходит, как некое подтверждение того, во что ты... там... может быть, раньше верил, но начал сомневаться... или как-то начал упускать, забывать.
И, для меня, это связано с такой вещью, как ответ на молитвы. Вот, когда даже, там, с неверующим разговариваешь, под словами «ответ на молитвы» сразу подразумевается, что-то такое... вот... как будто бы ты какие-то голоса услышал... какие-то видения у тебя были... на самом деле, нет.
А.Ананьев:
— Или — ты сказал заклинание, и оно сработало...
К.Мацан:
— Ну, что-то такое, да... хотя, я помню, что на одной из моих первых в жизни исповедей очень опытный духовник, у которого я был, сказал: «Ну, вот, это... Вы поймёте... это связано с ответом на молитвы. Когда Вы это переживёте, Вы поймёте, что вот это — так и есть». И... это, такое, маленькое... как бы, теоретическая часть моей истории.
А, на самом деле, история — про то, как иногда... даже я в какой-то программе, в каком-то интервью, ставил человеку вопрос: «Бывает ли у Вас такое, что... Вы чувствуете, Вы переживаете, что Бог Вас не слышит, не отвечает Вам, и молчит?» И, вот, я этот вопрос задав, потом об этом думал, и понял, что, вот, эти три опции — не слышит, не отвечает и молчит — это не одно и то же. Это — очень разные варианты. И моя история — как раз, про это.
У меня в юности была музыкальная группа, которую мы очень любили с друзьями, которые в ней играли, и думали, что — вот, ещё чуть-чуть, и мы сейчас раскрутимся, станем вторыми «Битлз», как это думают все молодые музыканты. И, вот, уже, буквально, делали всё, чтобы это произошло. И это было смыслом жизни, во многом — ну, профессиональной жизни. Мы хотели этому себя посвящать, и этим заниматься, писали песни и много выступали в Москве — несколько раз в месяц играли, и... какие-то клубы собирали.
Но, вот, всего этого было мало, этого было недостаточно, и, конечно, мечталось о большем. И таким важным этапом к достижению этого большего стало то, что мы с одним очень уважаемым и известным в музыкальных кругах саунд-продюсером записали несколько песен — с тем, чтобы отдать их на радио. Причём, это был продюсер очень крутой, действительно, который записывал такие... хитовые песни Земфиры, «Ночных снайперов»...
А.Пичугин:
— Хит-мейкер, в общем...
К.Мацан:
— Да. И мы с ним познакомились, и он с нами согласился поработать. Я это рассказываю не для того, чтобы похвастаться, а чтобы показать, как для нас, молодых людей, это было важно, каким... вот-вот... вот-вот должен был быть прорыв! Я так это переживал.
А.Пичугин:
— Ну, это значит, что, всё-таки, ваша музыка стоила того, чтобы человек с вами поработал.
К.Мацан:
— Да. Это было для нас очень утешительно. Он сказал, что — вот, эти песни он послушал, отобрал, там, пять штук: «Вот — это хиты! Сейчас запишем, на радио несите — оторвут с руками и ногами».
Мы записали, отдали на радио... там... неделя... две — ждём реакции... три... месяц... Я, так, уже аккуратно пишу: «А, вот, мы вам присылали...» — потому, что тоже мы... там... не со стороны зашли, а мы сказали, что — вот, мы у этого продюсера записывались, вы его знаете... нам порекомендовали к вам, вот... то есть, это через знакомство.
И нам... ну, мне... очень корректно отвечают: «Такие вещи у нас быстро не решаются. У нас соберётся совет — будем слушать...» — и идёт время, и ничего не происходит. И во мне какое-то уже зреет... такое, вот: «Надо что-то уже узнать... что-то решить... что-то как-то, вот...»
И, вот, знаете... бывает... ты всё знаешь — что Богу надо о другом молиться, что надо о своих грехах, страстях, и так далее... но, вот, припирает, и ты приступаешь к Богу с такой простой, прямой, очень глупой и наивной молитвой: «Господи... ну, реши уже... дай мне ответ! Господи, дай мне ответ! Желательно, положительный — что-то, чтоб песни взяли в эфир, там... и всё... и дальше — слава и деньги».
И, вот, я очень хорошо помню этот момент, когда уже припекло, уже... такое... наступающее отчаяние: «Ну, что же... нет ответа... нет реакции...» И я, вот, молюсь этими простыми тупыми словами... и, вы знаете... и я получаю ответ.
А.Ананьев:
— «Нет».
К.Мацан:
— Да. Я получаю ответ очень внятный. Любой, кто когда-либо переживал ответ на молитвы, знает, как это бывает. Вдруг, ниоткуда, в тебе соткалось из воздуха абсолютно точное, ясное ключевое слово понимания, знания — просто, вот, это не от тебя в тебе, это — не твоя мысль, это просто ты получил ответ.
«Здесь успеха не будет».
И, вот, дальше я думаю. Во-первых, сразу понятно, что Бог есть. Он отвечает. А дальше... я думаю о том, что... вот, возвращаясь к этой мысли... бывает ли у вас такое, что Бог вам не отвечает, не слышит, или молчит? И, вот, тут я думаю, что... как-то... у меня никогда не было сомнения, что Бог всегда слышит. Всегда слышит. А, вот... не отвечает или молчит — это большая разница.
Потому, что я был в той ситуации, когда... ну... грубо говоря... лучше бы, Он промолчал. Вот, лучше бы я не был таким... настырным и наивным... и не требовал бы этого ответа. Или — лучше бы, я понял, что пока этого ответа не было, пока это было молчание — это тоже был ответ. Это было очень милостивое такое Божье терпение: «Я тебе не буду отвечать — у тебя будет сохраняться, может быть, какая-то своя надежда, свои какие-то видения... ты будешь и дальше любить музыку, творить, но... вот... потому, что у тебя будет какая-то перспектива, которая тебя куда-то будет вести».
Я говорю: «Нет, Господи... мне нужен ответ! Пожалуйста, дай уже знать!»
«Ну, раз так хочешь — хорошо. Я тебе дам ответ. Тебе лучше стало от этого ответа?»
Ну, наверное, в итоге, конечно, лучше. Но... я вдруг понял, что молчание иногда — в ответ на молитвы — это и есть ответ. Это — не признак того, что Бог не слышит, или что Его, тем более, нет. Он — есть, и слышит, и Своим молчанием — отвечает.
И, вот, это — та история, когда, одновременно — очень яркое осознание того, что Бог есть — потому, что ответ на молитвы есть, и, одновременно, яркое осознание того, что и молчание Бога — когда тебе, по какой-то твоей странной фантазии, вдруг подумается, что «вдруг, Он меня не слышит»... «а, вдруг, Его и вовсе нет» — и это тоже ответ. Это тоже Его присутствие. Очень, такое... отечески любвеобильное, и к тебе очень трепетное, и очень внимательное.
А.Ананьев:
— Я вот что хочу спросить. Когда ты услышал этот явный ответ «нет»... ну... первое желание у меня — это поспорить. Как это — «нет»? А, может, «да»? А, может... нет, давайте, обсудим... Но я же ещё и талантливый... давайте, поговорим!
Не было желания? Или это было настолько убедительное «нет», что... как бы... сразу стало понятно.
К.Мацан:
— Это было очень убедительное «нет». Другое дело, что... ты очень правильный вопрос ставишь о реакции — о том, что ещё нужно же принять. И, конечно, сразу это не принимается. Оно... вот, я сейчас вспоминаю свои переживания и состояния в тот момент...
Когда тебе, например, какой-нибудь... не знаю... музыкальный продюсер скажет: «Вам не нужно этим заниматься», — то ты готов поспорить. А когда тебе Господь говорит «нет», ты думаешь: «Вообще, конечно, обидно... но как это правильно!»
А.Пичугин:
— Для человека безусловно верующего, и имеющего опыт взаимодействия с Богом — да. Для человека, который просит чего-то у Бога — для него, конечно, Бог в музыке не компетентен, компетентен продюсер: «Если он сказал... Господи, Ты же слышишь... Ты же видишь — Иван Иваныч сказал... ну... дай мне тогда! Иван Иваныч сказал... Господи, Ты же — не музыкант! Я знаю ноты... Ты, наверное, знаешь... не знаю... а, вот, Иван Иваныч точно может сказать».
У меня есть очень близкий мне по духу священник. В его компетенциях духовных, священнических я нисколько не сомневаюсь. У него есть такая теория, что у Бога можно — требовать. И с Богом — можно спорить. Если ты исполняешь заповеди — досконально исполняешь что-то... ну... понятно, что — где-то отступая, где-то поступая по-своему, но, в целом, следуя Евангельской канве, то ты — можешь требовать у Бога. Вот, у него это... очень интересно он это объясняет... я, конечно, не претендую... и, для меня, это, может быть, парадоксально звучит, и я не смогу это объяснить так, как это объясняет он, но он очень логично это раскладывает.
А.Ананьев:
— Сейчас мы прервёмся ровно на минуту — потому, что у нас время полезной информации на радио «Вера», а через минуту мы продолжим нашу встречу, за которой мы рассказываем светлые истории на радио «Вера».
Здесь — Константин Мацан, Алексей Пичугин и наш дорогой гость — протоиерей Владимир Калуцкий.
Я — Александр Ананьев.
Не переключайтесь!
«СВЕТЛЫЕ ИСТОРИИ» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
— Говорит и показывает радио «Вера»!
«Светлые истории» — это проект, который можно слушать каждую неделю на волнах светлого радио, но и смотреть в социальных сетях. Это наш первый опыт создания видеоверсии часовой программы на радио «Вера». Обязательно найдите и посмотрите — и, может быть, наконец, сможете визуализировать тех, чьи голоса вы слушаете каждый день.
Здесь, в студии радио «Вера» сегодня — протоиерей Владимир Калуцкий...
Ещё раз, добрый вечер, отец Владимир!
О.Владимир:
— Добрый вечер!
А.Ананьев:
— ... также — Константин Мацан, мой дорогой друг и коллега, Алексей Пичугин. Я — Александр Ананьев. Говорим сегодня о первом, или ярком, осознании, что Бог есть — история о ярком впечатлении существования Бога.
Я хочу сейчас дать слово Алексею Пичугину. Однако, сначала хочу спросить отца Владимира — наверное, предваряя свою историю. Скажите, а можно ли прийти к Богу без первого яркого осознания, что Бог — есть?
О.Владимир:
— Наверное, когда мы... когда что-то связано с Богом... какой-то вопрос... и когда звучит первое слово: «А можно ли...?» — то ответ всегда: «У Бога всё возможно». Бог — Всемогущий.
Я, вот... если мне не изменяет память... по-моему, рассказ владыки Антония Блюма о приходе к вере. Там читал лекцию профессор — о Боге, и о Евангелии. Причём, он так её плохо читал — жутко — что будущий владыка решил сам разобраться в этом, и это послужило его приходу к Богу. То есть, приходу к Богу послужило, как раз, не яркое впечатление, а плохо прочитанная лекция о Боге.
К.Мацан:
— Там, всё-таки, если я правильно помню, не плохо прочитанная лекция... там отец Сергий Булгаков читал молодым ребятишкам-эмигрантам не лекцию, а рассказывал им о Евангелии, что эта книга — о любви и прощении. И молодой будущий владыка Антоний, эмигрант, воспитанный в таких традициях, что «мы сейчас поедем освобождать Русь, Россию от красных захватчиков, и мы должны врагов всех истребить», понял, что: «Если Евангелие — это про прощение, я с этим Евангелием — заканчиваю. Это не для меня. Я должен проверить, точно ли там, в книге, так написано». Тут он вернулся домой, и стал читать Евангелие. И... вот, так вырос будущий митрополит Антоний.
А.Ананьев:
— Я просто представил себе, что нас, вот, здесь и сейчас, слушает человек — вот, по ту сторону радиоприёмника, — который, так: «Ну, я — человек верующий, я пришёл к Богу. Но сказать, чтобы у меня было яркое осознание, что Бог есть — я не могу».
И, наверное, я — то же самое могу сказать про себя.
А, вот, может ли то же самое сказать про себя дорогой друг — Алексей Пичугин?
А.Пичугин:
— Саша, спасибо тебе, что ты именно так сформулировал этот вопрос. Потому, что я думал: «Я сейчас, наверное, начну рассказывать с того, что у меня не будет такой яркой истории, наполненной духовными смыслами».
Мне всегда интересно что-то в перспективе истории. Я бы обратился в 90-е годы — а у нас у всех есть опыт переживания 90-х. У нас с Костей — мы ровесники — он... ну, такой, относительный опыт проживания 90-х, но, тем не менее. Там... у Саши, у отца Владимира — он свой. И, вот, эти 90-е — они достаточно сильно на каждого, наверное, повлияли, в смысле какого-то развития, взросления.
И, вот, наверное, у меня, действительно, не будет какого-то яркого осознания того, что Бог — есть. Потому, что осознание этого ко мне иногда до сих пор приходит. Вы знаете... что-то из серии: «Вау... а Бог-то есть, оказывается...» — и это, безусловно, бывает с каждым человеком, и я не поверю тому, кто скажет, прожив много-много лет в Церкви, прослужив много-много лет в Церкви, что такого не бывает.
Как-то, несколько лет назад, очень морозным днём, мы, в компании с моими близкими друзьями, священниками, оказались в деревне, и нам очень нужно было открыть амбарный замок сарая, чтобы что-то оттуда забрать — очень нужное для храма. Прям, очень нужное... прям... нельзя было уехать. Но замок не поддавался, не открывался никоим образом — никак, вообще... ну, вот... никак!
И, наконец, уже перепробовав все отмычки, все ключи, все зажигалки, все горелки, всё на свете, один из этих священников просто берёт и крестит замок: «Господи, благослови!» — поворачивает ключ, и замок открывается.
И, второй, смотрит на это, и говорит: «Вау... это, оказывается, работает...»
К.Мацан:
— «А Бог-то — есть...»
А.Пичугин:
— То есть, человек, много-много лет прослужив: «А это — работает...» Я говорю: «А что ж ты, до этого-то, рассказывал с амвона?»
А.Ананьев:
— Ну, разве это — не кощунство? «Бог есть» и «это работает»? Ну, это — что... это инструмент...
А.Пичугин:
— Нет, это не кощунство, это не инструмент. Но бывают ситуации, когда ты перепробовал всё, а вот это — оставил напоследок, потому, что... ну... отмычка — должна сработать... должен сработать кипяток, газовая горелка, смазка... я не знаю... всё, что угодно...
А.Ананьев:
— Но мы ставим тогда Самого Бога, сам факт существования Бога на одну полку с газовой горелкой, кипятком и смазкой...
А.Пичугин:
— Да, безусловно, мы иногда все это делаем. Неужели, нет? Я уверен, что все мы это иногда делаем. Хотя, наверное, это неправильно. А иногда — правильно. Но мы живём в таком условии, и в таких отношениях с Богом, что мы, каждый раз, к этому возвращаемся. Но... история у меня совсем не про это.
История у меня про маленького Лёшу, который никогда не задумывался о том, что... есть Бог, нет Бога?
Конец советского времени... там... или раннее российское время... и, по радио, разыгрывают Библии. У всех, наверное, дома есть эти издания синенькие, которые, может быть, немного по-разному выглядят, но отпечатаны где-то за границей, на хорошей бумаге, в блестящей, гладкой, глянцевой обложке — наверное, у многих, до сих пор, они где-то лежат, на полке стоят, или, по крайней мере, когда-то были.
И, вот, мы выиграли ( я думаю, они всем раздавали, честно сказать ) такую домой — бабушка выиграла, и у меня всегда — к бабушке ли я приезжал... к одной бабушке... с одной стороны... или дома — всегда была эта книжка, и её сначала мне читали, а потом и я научился читать. Это — настолько красочная картинка... а тогда не было таких... ну, конец советского времени... таких, ярко изданных, хорошо сделанных книжек для детей, как сейчас — много не было.
А у нас дома всегда было очень много книг! Но, вот... всё-таки, книги для детей, даже с хорошими иллюстрациями, они, может быть, не так привлекали, как вот эта вот очень красочно сделанная Библия.
А мне всегда были интересны мифы Древней Греции, в том время, и северо-европейские мифы, рассказы о викингах, и, конечно же, Библия — лежала в этой же плоскости.
Но — начало 90-х, и у меня у родителей, понятно, что был такой... достаточно... родители, для меня, всегда обладали каким-то... и до сих пор обладают большим авторитетом... и, когда мне что-то говорили о Боге — наверное, маленькому ребёнку что-то говорили — я этому внимал, а потом начинал со всеми спорить. Там, с бабушкой и дедушкой по папиной линии — они были недовольны, что ребёнок подвергается религиозной пропаганде. Но... подвергался, да, конечно. Но они и объяснить, наверное, это, с каких-то серьёзных позиций, тогда не могли, поскольку... ну, как... это был религиозный коктейль начала 90-х. Агни-йога, Блаватская, Рерих, «Опыт построения исповеди», «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу», Евангелие — всё это на одной полке, естественно, стояло, как и у многих. И я не уверен, что тогда у нас дома как-то серьёзно относились к тому, что, вообще, религиозное мировоззрение как-то можно было разделить — на христианство, на восточные практики, и так далее, и так далее, и так далее...
Но... в церковь мы не ходили... но мы жили рядом с Елоховским собором, и, изредка... сначала просто меня туда заводили свечку поставить... ну, ребёнок же любит свечку ставить. Потом меня стали... по мере, видимо, какого-то своего роста... мама стала водить на Причастие. Я... я не мог это всё выстоять: «Господи, ну, зачем мне всё это?... Ну, опять... они опять вышли... опять стали что-то читать... опять петь... мама, ну, пошли домой... ну, когда уже?»
Было два храма. Один — Елоховский собор, рядом с нашим домом, а второй — в Подольском районе, рядом с дачей, храм. Мне даже тот, который рядом с дачей, больше нравился — потому, что это целое путешествие! Надо было пешком полтора часа до него идти... или около часа... но он маленький, душный, народу много... он первый... я уж потом это выяснил, что он первый открылся в 1989 году — что тогда, что сейчас, один и тот же настоятель отец Борис.
И, вот, мы туда ходили, в это Сертякино... но что-то в этом было такое... очень притягательное для ребёнка. Я всё ловил... где-то колокольный звон можно было услышать — у дедушки, абсолютно неверующего почти до конца жизни, но не до самого конца, были пластинки с Ростовскими звонами, которые я постоянно просил поставить.
А дальше — я ещё какое-то Богослужение имитировал. Я не знал, как оно происходит, но я брал эту Библию детскую — вот, эту, вот, с глянцевой картинкой, ходил с ней, что-то там возглашал... я даже не знаю, что... но это всё складывало, наверное, где-то внутри меня, собственный религиозный мир. Я, безусловно, сейчас абсолютно уверен, что этот религиозный мир не был моим собственным. Я даже в наших программах часто говорю, что у ребёнка, до определённого возраста, пока он не начинает задавать вопросы сам, свои собственные, пока он не достигает переходного возраста, не может быть личной веры — это будет вера родителей. Если бы в тот момент, вдруг, мне мои родители, которые для меня всегда и были, и есть, колоссально авторитетными людьми, сказали: «Нет, дорогой, Бога нет, мы передумали...» — я бы им поверил. Но если бы бабушка с дедушкой сказали — нет. Если бы дядя с тётей — нет. Но, вот, компания моих родителей — это были люди, которые очень интересовались, которые были в поиске. Далеко не все из них пришли в Церковь, далеко не все из них пришли к Богу, кто-то ушёл... но, тем не менее, вот это начало 90-х... а у отца ещё было небольшое издательство тогда, они всё время ездили, я помню, в Киев, покупали книги, которые там были, потом продавали здесь, в Москве, я как-то, маленький, в этом участвовал... к нам постоянно приходили какие-то художники, писатели, поэты... отец писал, и пишет, он был, и есть, член Союза писателей... и, вот, во всей этой атмосфере, которая всегда близка, наверное, какому-то духовному опыту, у меня развивалась вера. Но она бы, наверное, абсолютно застопорилась, я бы так, наверное, и жил с осознанием, что... ну... есть — есть... нет — нет... всё равно... если бы, в какой-то момент, вдруг... я эту историю, кажется, здесь уже несколько раз рассказывал... вдруг... я, в 15 лет, не проснулся... уже совсем другое время... не проснулся с мыслью о том, а не сходить ли бы мне сегодня в церковь.
До этого, у меня собственной мысли пойти в храм никогда не было. Но, вот, тут — я пошёл, и остался там. И — всё. И, с тех пор, я считаю себя воцерковлённым человеком. И, вот, с тех пор, я постоянно стал ходить в церковь, но уже — сам.
У меня, наверное, после этого, возникало огромное количество вопросов... и продолжает возникать... как и любого человека, меня всё время одолевают сомнения. Но на каждое сомнение когда-нибудь находится ответ, и я иногда боюсь, что может он не найтись, или найтись...
Я, вот, уже как-то тоже высказывал свою мысль о том, что — Бог всегда ответит. Но этот ответ может растянуться на годы. Я прекрасно помню, что когда-то я... там... стоял перед иконой, умолял: «Господи, ну, дай мне это! Ну, я очень прошу! Ну, пожалуйста! Ну, дай! Ну, ты же видишь, что мне надо!» — и ответ приходил, спустя десять лет, когда мне уже и не надо было... но он приходил. И, наверное, действительно, так должно было быть в тот момент, и именно так должна была проходить моя жизнь.
И последнее, наверное, что я хотел сказать... я и гостей наших, периодически, спрашиваю, и людей, которые просто мне попадаются... священники, там... которые начинали ходить в церковь в советские годы... я говорю: «А когда вы осознали то, что Бог — есть?» Они говорят: «Да, я всегда был верующим...» «Ну, как бы не так! Ты всегда был верующим... что, ты пионером в 1965 году верил?» Он говорит: «Да». Ну, вот, я сейчас понимаю, что это вполне могло быть правдой.
А.Ананьев:
— Это, удивительным образом, созвучно той истории, которую я собираюсь рассказать, дорогой Алексей.
«СВЕТЛЫЕ ИСТОРИИ» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Ананьев:
— «Светлые истории» на радио «Вера».
Тема сегодняшней программы: первое, или яркое, осознание, что Бог есть, история о ярком впечатлении существования Бога.
Здесь — протоиерей Владимир Калуцкий, настоятель храма Архангела Михаила в селе Поджигородово, Клинского района, а также — Константин Мацан и дорогой Алексей Пичугин, историю которого можно было бы назвать строчкой из песни: «Есть только миг между прошлым и будущим — именно он называется жизнь». Если бы, вот, я коротко пересказал историю, которой поделился с нами Алексей — первое, или яркое, осознание, что Бог есть — ну, так вздохнул бы: «Ну, вся жизнь... вся жизнь, вот, то самое мгновение, когда я ярко осознал, что Бог есть».
А.Пичугин:
— Прости... я, вот, ещё вспомнил... я как-то рассказывал здесь эту историю — две секунды, буквально.
Ко мне как-то в песочнице подошёл сопливый мальчик... мы были оба маленькие с ним — и я, и он... а он, наверное, и ещё поменьше — я почему-то очень хорошо запомнил, что он был сопливый... подошёл и спросил: «А ты в Бока — веришь?» Я говорю: «В кого?» — «В Бока! Бок — есть?» Я говорю: «А, Бог... есть. Верю, да». И он эту соплю, так, вытер — и ушёл.
А.Ананьев:
— Да... мне знакомая одна дорогая... поделилась словами своего маленького ребёнка — я даже не знаю, сколько лет этому малышу — там... шесть... восемь... семь... три... пять... не знаю... я не разбираюсь в возрастах детей уже — у самого ребёнок взрослый.
Он подошёл к маме, подёргал за подол, говорит: «Мам, а мы в церковь пойдём?» Она: «А что ты спрашиваешь?» «Ну, как же... сегодня Богский день!»...
К.Мацан:
— Богский день...
А.Ананьев:
— Да. Это было Воскресенье, конечно же!
К.Мацан:
— У меня, четырёхлетнего сына... какой-то, тоже, собеседник, примерно его же возраста... вернее, даже не спросил, а сказал ему, моего сыну: «Бога-то нет!» — на что мой сын четырёхлетний ответил: «Есть. Я видел Его в церкви». Такое, вот... живое свидетельство!
А.Ананьев:
— Отец Владимир, я не могу не попросить Вас прокомментировать историю Алексея Пичугина. Потому, что она очень яркая, очень глубокая...
К.Мацан:
— И тяжело вздохнул отец Владимир...
А.Пичугин:
— А что тут комментировать, на самом деле? Я же говорю: мы все проходили через эти 90-е, с их многообразием разных форм, и разного опыта.
А.Ананьев:
— Она — настолько многогранная, настолько... вот... ну... прям, размером в жизнь, практически.
О.Владимир:
— Ну, вот, я слушал... у меня были такие мысли. Вот, я читал у святителя Феофана Затворника... Когда у святителя Феофана Затворника спросили, что нужно давать детям, в плане религиозного воспитания, святитель Феофан ответил, что им будет достаточно, если просто с ними будут совершать священнодействия — там... прикладывать к голове Крест, осенять Крестом их, просто привести в храм, чтобы они там постояли... вот... невидимо, Господь действует, и что-то там остаётся.
И, вот, буквально, вот... слушал всё, что было сказано... вот, эти, вот, священнодействия какие-то... просто, присутствие Библии иллюстрированной... то, что водили в храм Божий... всё это отозвалось, и, в какой-то момент... видимо, подготавливалась какая-то почва... Господь... невидимо, таинственно... вышел Сеятель сеять — и бросил зерно: «А не ходить ли мне в храм Божий?» — и это зерно...
А.Пичугин:
— Ну, это когда... промысел — вещь нелинейная, и не обязательно она должна быть — раз, и вот...
О.Владимир:
— Ну, да... бывает... по-разному.
К.Мацан:
— Слушайте, у меня... одну секунду я займу... четырёхлетняя дочка — её было четыре — написала... она писать не умела, но накалякала, а потом прочитала свой рассказ первый. Это была её автобиография. И она была такая ( цитирую, практически, дословно ): «Я родилась, выросла, поженилась, умерла, воскресла. Всё».
А.Ананьев:
— Ну, в общем, как и все мы...
Я, по поводу первого и яркого осознания, что Бог есть. Я всё ставлю себя на место нашего слушателя, который сидит и думает: «У меня, вот, не было такого момента». У меня есть ощущение, с высоты... несущественной высоты табуретки моего малого опыта в Церкви, что этот момент — был у Вас в жизни, уже был. Он очень яркий. Просто, нужно время, чтобы понять, что этот момент — был, почувствовать его, увидеть его, и сказать: «Так, вот же ж оно! Ну, вот же ж оно! Оно же — вот... вот, так вот!»
И, в этом смысле, моя история — она, очень во многом, перекликается с историей Алексея Пичугина, поскольку, во-первых, она отправляет туда же — где-то, в начало 90-х, в детство, в какой-то первый, неосознанный опыт Богообщения — совершенно не осознанный. А потом уже, спустя многие, многие годы... там... сорок лет... ты вдруг оказываешься лицом к лицу с этим опытом, и говоришь: «Ну, надо же... вот, как же это...» — и у тебя дух перехватывает от того, что — вот оно, убедительное доказательство!
В то самое время, когда Алексей Пичугин листал присланную ему красочную Библию, я ощутил, вдруг пришедшее ко мне извне, острое желание рисовать.
Город Дзержинск, Нижегородской области — рисовать особенно не на чем, и нечем. Но родители, увидев моё это стремление создавать шедевры живописи, нашли где-то какие-то краски, а папа прочитал... не прочитал... ему рассказали на работе, что холстов, конечно же, нет, но, если купить терракотовую клеёнку... я даже не знаю, продаются ли они сейчас... тогда продавались... терракотовую пелёнку детскую — вот, такую, вот, прорезиненную, и натянуть её на, своего рода, подрамник, получится, практически, холст.
А.Пичугин:
— Да...
А.Ананьев:
— Она не впитывает ничего, вот... можно писать маслом.
И, вот, он сделал мне такой подарок. И я думаю: «Так... что я нарисую?» — я очень хорошо помню, вот, эти свои размышления. «Что я нарисую?» — и я решил нарисовать натюрморт. Поставил какие-то чашки, ещё что-то... начал рисовать, и очень быстро понял, что получилась какая-то ерунда. Ну, вот... некрасиво получилось.
И тогда я начал искать, чего бы мне нарисовать — и я нарисовал... прекрасный белый монастырь, и, причём, вид был немножко сверху... немножко слева... какие-то белые стены... белые башни... внутри монастыря — какие-то домики, какие-то деревья... и получилось так прекрасно, что эта картина, до сих пор, хранится у моих родителей. Это была моя, фактически, первая картина.
Прошло... сколько... ну, скажем... условно, сорок лет... хотя, может быть... да, нет, я не удивлюсь, если ровно сорок лет и прошло, и я повёз в Суздаль Аллу Сергеевну, мою будущую жену, делать ей предложение. Это была, конечно, та ещё «тайна» — она, конечно же, знала, что я взял с собой какое-то кольцо, и придумал какой-то сценарий.
А сценарий у меня был...
А.Пичугин:
— В смысле... она знала и про кольцо, и про сценарий?
А.Ананьев:
— Да... нет, сценарий она не знала — сценарий знал только я. А про кольцо — ну, как утаишь... этот... секрет Полишинеля?
А у меня, как у всякого, наверное, мужчины, есть свои слабости. Моя слабость — это приехать в Суздаль на улицу Ленина, припарковать машину, там, поселиться в отеле, оставить машину у отеля, дойти до не самого красивого, и не самого утончённого, но самого популярного, возможно, ресторана на улице Ленина — он двухэтажный, там всегда прожжённые скатерти, играет Басков с большого телевизора, довольно приветливый обслуживающий персонал... но, самое главное, там есть борщ, сало, маринованные огурцы, и подают в изящном кувшинчике... её. Вот. И у меня всегда это было воплощением всех моих фантазий, желаний и мечт — вот, этот борщ со сметаной, после четырёхчасовой дороги... вот, эти огурцы... вот, это сало... и — вот, это вот... И я подумал, что надо привести её туда, в этот ресторан, включить погромче Баскова, заказать вот этот борщ — и это будет идеально!
И я так и сделал. В ресторане, в тот момент, не было никого — вообще, ни одного человека! Нам принесли борщ, я полез в рюкзак за кольцом... и тут... знаете, как... помните, этот фильм был: «А чё это вы тут делаете?» — там, периодически, приходил мальчик... в этот пустой ресторан заходит Алексей Пичугин, и говорит: «А чё это вы тут делаете?» Я убираю кольцо обратно, говорю: «Ой, привет, Алексей! Так рад тебя видеть...»
К.Мацан:
— Прекрасный поворот...
А.Ананьев:
— Неожиданно и прекрасно, да! Вот, буквально, было так...
А.Пичугин:
— Ну, я, честно говоря... видимо, мы с Аллой списывались, что, вот, Алла с Сашей в Суздале, а, так, как Суздаль у меня — это не одно десятилетие моей жизни, я, естественно, тоже там был в этот момент, и говорю: «Давайте, встретимся!» — видимо, мы с Аллой на эту тему общались. Алла мне скинула локацию, где они находятся, и мы туда, с коллегой, зашли.
А.Ананьев:
— Ну, да... да... да... Вот. Я делаю ей предложение за этим борщом, она его принимает, соглашается, конечно же... всё. А потом мы идём гулять, и выходим на смотровую площадку у Спасо-Евфимиева монастыря — там, где открывается вид. И такой закат красивый, и вид открывается красивый, и тоже — никого нет... я не знаю, что это был за день, когда — хорошая погода, тепло, и... май это был.
А.Пичугин:
— Это был май... это, вообще, было начало мая...
А.Ананьев:
— Начало мая. Ни одного человека в Суздале не было, кроме меня, Алексея Пичугина и Аллы Митрофановой! Это был пустой город абсолютно — что-то было нереальное!
Вот, эта пуста смотровая площадка, и жена... так... смущённо улыбаясь, говорит: «Слушай, помнишь, ты мне за этим борщом с салом предложение делал?» Я говорю: «Да». «А ты мог бы его сделать ещё раз — вот, как будто бы, там не было, а всё — вот, здесь, вот, было?» Я, так: «Да, конечно, да...» — ну, я смутился, конечно. Думаю: «Надо же... какая ерунда получилась... я расстроил любимую женщину... неловко вышло как-то».
А.Пичугин:
— А тебя не смутило, что ты его делал второй раз с видом на Покровский монастырь — зная историю Покровского монастыря?
А.Ананьев:
— Я не знал, и не знаю историю Покровского монастыря... я был настолько смущён и раздосадован...
А.Пичугин:
— Покровский женский монастырь... минуточка истории... Покровский женский монастырь в Суздале — место, куда, испокон века, ссылали на постриг царских жён.
А.Ананьев:
— А... а... это многое объясняет...
И, вот, я встаю на колено, делаю ей предложение — Алечка счастлива... я стою, и я понимаю, что... вот, сейчас случилось, едва ли не самое важное... ну, не самое важное, но очень важное событие в моей жизни. И я поднимаю глаза, и вижу... ту самую картину, которую я нарисовал в шестилетнем возрасте. Тот самый Покровский монастырь, тот самый закат, те самые белые стены!
Я этого не осознавал, но это был — он. Я нашёл эту картинку где-то — или в журнале каком-то... в книге какой-то... или ещё что-то...
И у меня сразу такое ощущение, что, вот... вот, оно... вот, так, вот — раз, всё, и сложилось! И вышивка, которая была с изнаночной стороны вся непонятная — с этим борщом, с этим кривым натюрмортом, который я пытался нарисовать, не умея рисовать, она — раз, и стала логичной.
Осталось ли для меня это событие, это... совпадение — не хочется это называть... чудо... пусть это будет — чудо... доказательством ярким и убедительным, что Бог — есть? Безусловно. Я не мог этого придумать, я не мог этого срежиссировать. Но у меня осталось точное и убедительное ощущение, что меня — взяли за руку, погладили по голове, и говорят: «Хочешь натюрморт? Ну... пожалуйста... Хочешь борщ с салом? Пожалуйста! Но... пойдём-ка, Я тебе покажу нечто, гораздо более прекрасное!» — и я, такой: «Пойдём...» Так всё и получилось!
В очередной раз, вынужден констатировать, что час пролетел не-за-мет-но! Надеюсь, что вы получили такое же удовольствие, как и мы здесь, в светлой студии радио «Вера».
Я благодарю протоиерея Владимира Калуцкого, настоятеля храма Архангела Михаила в селе Поджигородово, Клинского района — спасибо Вам, отец Владимир!
О.Владимир:
— Спаси, Господи!
А.Ананьев:
— Здесь были — Константин Мацан...
К.Мацан:
— Спасибо!
А.Ананьев:
— ... и Алексей Пичугин.
А.Пичугин:
— Спасибо! До свидания!
А.Ананьев:
— С вами — часа мало! Мы вернёмся в эфир в понедельник, а до понедельника — вы всегда можете посмотреть видеоверсию «Светлых историй» в наших социальных сетях.
Александр Ананьев — радио «Вера».
Пока!
«Хотя жизнь Божией Матери как бы покрыта святым молчанием, Господь дал знать, что любовью Своею Она объемлет весь мир»
Крестьянин Семён Антонов, будущий старец Силуан, поступил в Афонский монастырь в двадцать с небольшим лет и прожил там около полувека. Он пошёл на Афон, потому что прочитал в брошюре о Святой Горе, что Богородица обещала заступиться за всякого, кто будет служить Богу в тех обителях. Всю жизнь монах Силуан молился Божьей Матери и просил её помощи. В своих записях он вспоминает о том, как Богоматерь его вразумляла, оберегала. О Ней старец Афонский написал такие слова:
«Хотя жизнь Божией Матери как бы покрыта святым молчанием, но Господь нашей Церкви Православной дал знать, что любовью Своею Она объемлет весь мир, и в Духе Святом видит все народы на земле, и, подобно Сыну Своему, всех жалеет и милует».
Все выпуски программы Слова Святых
- «Хотя жизнь Божией Матери как бы покрыта святым молчанием, Господь дал знать, что любовью Своею Она объемлет весь мир»
- «Не скрывай талант. Не для тебя дан он Богом, но для того, чтобы ты передал его другим»
- «Отношение к ближним — есть подлинное дело, для которого пришёл Христос. Это и есть христианство»
Икона Божией Матери «Спорительница хлебов»
Образ «Спорительница хлебов» появился в иконографии Пресвятой Богородицы в конце девятнадцатого века. Название иконы означает, что Царица Небесная — неизменная помощница людям в урожайности хлебных посевов. Образ был написан по благословению старца Оптиной пустыни, преподобного Амвросия. В 1889 году в России случился неурожай, и старец понимал, что может начаться голод. Чтобы воодушевить людей на молитву об избавлении от беды, он задумал создать икону Божией Матери соответствующего содержания.
Написание образа Амвросий Оптинский поручил иеромонаху Даниилу Болотову, родному брату игуменьи Шамординского монастыря, матушки Софии. Икона «Спорительница хлебов» была заказана специально для этой обители. Преподобный покровительствовал сёстрам и хотел, чтобы монастырь стал центром молитвы об избавлении от голода.
Иеромонах Даниил выполнил заказ старца Амвросия. Болотов был выпускником Академии художеств, и образ написал в привычном для себя академическом стиле. Иконописец изобразил Небесную Заступницу сидящей на облаках. Её руки распростёрты навстречу молящимся. В нижней части иконы видны бескрайние колосящиеся поля со снопами.
Новую реликвию доставили в Шамордино осенью 1890 года — такого же неурожайного, как и предыдущий. Жители близлежащих сёл и деревень потянулись в обитель, чтобы попросить Спорительницу хлебов о помощи. И Богородица откликнулась. Летом 1891 года поля в окрестностях Шамордино порадовали крестьян хорошим урожаем вопреки сильной засухе.
Слава об иконе «Спорительница хлебов» распространилась по всей России. Началось повсеместное народное почитание святыни. Во многих храмах и монастырях появились списки чудотворного образа.
После революции 1917 года икона, написанная иеромонахом Даниилом, бесследно исчезла. Но в 2023 году, в праздник Рождества Христова, в Оптиной Пустыни появился список «Спорительницы хлебов», созданный при жизни преподобного Амвросия. Это произошло благодаря прихожанам монастыря. Они увидели объявление о продаже реликвии из частной коллекции, выкупили её и передали в обитель. Случившееся можно назвать ещё одним свидетельством милости Пресвятой Богородицы.
Все выпуски программы Небесная Заступница
«Путь к священству». Протоиерей Алексей Митюшин
У нас в гостях был настоятель московского храма Живоначальной Троицы в Косино протоиерей Алексей Митюшин.
Наш гость рассказал о том, почему он с детства хотел стать священником, как эта мечта стала реальностью, и что для него самое трудное и самое радостное в служении Богу и людям.