В этом выпуске своими удивительными историями и впечатлениями, связанными с принятием вразумлений, посылаемых Богом, поделились ведущие Радио ВЕРА Константин Мацан, Александр Ананьев, Алла Митрофанова, а также наш гость — клирик храма Сорока Севастийских мучеников — протоиерей Максим Первозванский.
Ведущие: Константин Мацан, Александр Ананьев, Алла Митрофанова.
Константин Мацан:
— Это «Светлые истории» на Радио ВЕРА , как всегда, по понедельникам здесь, в студии светлого радио собираются ведущие и гости, чтобы просто рассказать истории из жизни, но, на самом деле, конечно, не просто. Это истории, которые как-то у нас у всех отзываются в сердце. Мы очень надеемся, что отзовутся в сердце и у наших слушателей, которые сейчас дома, в машине, в пробке, я не знаю, где ещё могут их послушать и, и вечер станет ещё светлее, чем он есть. С нами сегодня в студии протоиерей Максим Первозванский, клирик храма 40 мучеников Севастийских в Спасской слободе. Добрый вечер!
Протоиерей Максим Первозванский:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И мои дорогие коллеги: Алла Митрофанова, Алле привет.
Алла Митрофанова:
— Привет, добрый вечер, дорогие радиослушатели.
Александр Ананьев:
— Костя, сегодня торжественный день. Дело в том, что это 31-й выпуск «Светлых историй». А помнишь ли ты, что в ноябре прошлого года первый, пилотный, дебютный выпуск мы дрожащими руками писали здесь вместе с дорогим отцом Максимом.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Я помню.
Александр Ананьев:
— Который вызвался, говорит: «Вы хотите попробовать новый проект, вы его ещё снимать будете? Я за». И отец Максим отважно, тонко, мудро принял участие в этой программе, это было настолько замечательно, что наверху сказали: да вы знаете, а хорошо. Так родились «Светлые истории».
Алла Митрофанова:
— А давайте.
Константин Мацан:
— Программе быть. В общем, сегодня встреча ветеранов программы «Светлые истории».
Алла Митрофанова:
— Мы разменяли четвёртый десяток.
Константин Мацан:
— И тема у нас сегодня, на самом деле волнительная, волнующая, ну и согревающая, наверное, одновременно, про то, какие иногда подчас невероятные вразумления Господь нам посылает. Бывают события, бывают наши решения, наши какие-то желания, которые нас обуревают, и Господь как мудрый педагог, учитель что-то говорит через людей, через обстоятельства, через иные доступные ему способы нам что-то сказать, а способы у Него все, которые только можно представить. Вот об этом сегодня поговорим. Ну и начнём, Саша, с тебя.
Александр Ананьев:
— Я так и знал, что самое трудное достанется мне. Слушайте, у меня жена учитель, и я знаю, как это трудно, как это трудно — учить. Вот скажи мне, Алла Сергеевна, что самое трудное, на твой взгляд, в искусстве педагогики?
Алла Митрофанова:
— Искусством педагогики не владею, поэтому не буду компетентна.
Александр Ананьев:
— Здравствуйте, а в МГИМО в курсе, вообще?
Константин Мацан:
— Там не педагоги, там преподаватели, старшие преподаватели, доценты и профессора.
Александр Ананьев:
— Главное, не перепутать. Слушайте, на самом деле, сложнее всего, на мой взгляд, даже не рассказать то, что ты хочешь рассказать, не преподать материал и не оценить знания тех, кто к тебе пришел.
Алла Митрофанова:
— Могу, если угодно, поделиться своим собственным опытом. Просто не претендую ни на какую экспертность и объективность.
Александр Ананьев:
— Да, я бы хотел. Просто у меня есть свое представление о том, что самое сложное, мне интересно послушать тебя.
Алла Митрофанова:
— Ну для меня самое сложное — поймать волну, мыслительный процесс и фоновый шум, в котором существуют студенты, потому что каждый год эта ситуация меняется
Протоиерей Максим Первозванский:
— Есть такое хорошее слово, греческое: симпатия, которое, по сути дела, и значит быть на одной волне. Быть в состоянии симпатии с аудиторией, вы это имеете в виду?
Алла Митрофанова:
— Почти, потому что, понимаете как? К примеру, когда у меня со студентами разница в возрасте была небольшая, не так как сейчас, потому что сейчас больше 10 лет, больше 15 лет.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Не говорите о грустном.
Алла Митрофанова:
— Нет, для меня это прекрасная история.
Константин Мацан:
— Я был первым студентом Аллы Митрофановой.
Константин Мацан:
— Кстати, кстати, кстати. Это было очень смешно, мы все жили в одном общежитии, но не с Костей, Костя москвич, а Костины однокурсники жили в том же общежитии, что и я, причём, буквально, через стенку. Это была забавная ситуация. И в общежитии мы были все на ты, естественно, но когда приходили на занятия, все принимали правила игры, что вот это теперь у нас Алла Сергеевна, такая домашняя. Самое сложное, когда у тебя со студентами разница в возрасте небольшая или её практически нет, то вы мыслите синхронно априори. Ты можешь апеллировать к фильмам, книгам, к музыке, которая понятна всем.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Культурные коды.
Алла Митрофанова:
— А сейчас, да, сейчас даже Гарри Поттер не актуален.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Это ужасно. Это просто ужасно, я тоже с этим столкнулся, это невозможно просто пережить.
Алла Митрофанова:
— Чтобы пережить эту задачу студентам, которые были в минувшем году, на первое занятие, при том, что курс у нас по русской литературе был 19-го века, я задала, извините: «Льва, колдунью и платяной шкаф», потому что, естественно, Евангелие они не читали, но без этого они не поймут русскую литературу. А чтобы как-то с ними говорить о тех смыслах, которые наши великие поднимают, я им задала вот «Льва, колдунью и платяной шкаф». И для них «Хроники Нарнии» стали открытием, потому что они не в курсе совершенно.
Александр Ананьев:
— В следующем году предлагаю дать им Пиноккио.
Алла Митрофанова:
— Кстати... Ну Пиноккио сложнее читается, чем «Хроники Нарнии», мне кажется. Хотя...
Александр Ананьев:
— Зато иллюстрации.
Алла Митрофанова:
— Иллюстрации блестящие.
Константин Мацан:
— Вот ты говоришь, что есть проблема маленькой разницы в возрасте со студентами, то есть хорошо, когда она небольшая, вы мыслите примерно одинаково. А есть проблемы, когда студенты младше сильно, и для них твои коды культурные не работают. А я то и дело сталкиваюсь с другой проблемой: что студенты старше. Мне доводится иногда читать лекции в одной из московских духовных школ у магистрантов. А в магистры идут иногда уже священники состоявшиеся, и вот я захожу в аудиторию в сентябре и вижу, что 70% зала старше меня. Я должен...
Александр Ананьев:
— Фёдор Степанович, не болтайте.
Константин Мацан:
— Примерно так и есть.
Алла Митрофанова:
— Одного из твоих студентов мы очень хорошо знаем, и он в полном восторге от твоих лекций.
Константин Мацан:
— Я от него тоже. Привет ему.
Алла Митрофанова:
— Обязательно.
Александр Ананьев:
— Я уже почти забыл, почему я спросил тебя, что самое сложное в преподавании. Я считаю, что самое сложное в преподавании — это не научить, а сделать так, чтобы твой ученик, студент, подопечный захотел научиться, чтобы он просто захотел открыть книгу, захотел что-то узнать, вот у меня все время ощущение, что Господь, видя мою безалаберность, видя мою лень, необразованность, Он все время как-то вот садится передо мной: «Так, как же его заставить то? Ведь вообще ничего не делает. А давай-ка сделаем вот что».
Алла Митрофанова:
— Это говорит человек, у которого график расписан по минутам.
Александр Ананьев:
— Опять же — это не моя воля, понимаешь, это не моя воля. Яркий пример ...
Протоиерей Максим Первозванский:
— Готов поддержать Александра. Как только появляется своя воля, то на очень короткой дистанции...
Александр Ананьев:
— Сразу же появляется пульт от телевизора.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Сразу ничего делать не будешь.
Александр Ананьев:
— Абсолютно верно. Поэтому Он говорит: «Так, как бы тебя заставить открыть книгу? Александр, почитай». Не хочу, я лучше посмотрю что-нибудь, я лучше что-нибудь поделаю. Господь так смотрит и говорит: «Слушай, а если я тебе за это денег заплачу?» И он мне приносит какую-то потрясающую духовную литературу от любимого издательства «Никея» или ещё что-то, говорит: мы хотим у вас заказать сделать аудиокнигу. И я так: но я же не могу от этого отказаться. И я как честный зайчик, я сажусь в темноте, включаю свет, открываю книгу и читаю её вслух, нараспев, так, чтобы и мне, и всем было понятно. Понимаете, насколько это мудро, тонко и правильно? И ты получаешь удовольствие, потому что ты не можешь делать свою работу, не получив удовольствие. Более того, рядом со мной работал одно время парень-звукорежиссер, он был прям-таки враждебно настроен, но уж если не враждебно, то цинично настроен в адрес церкви. И он постоянно надо мной так подшучивал немножко. А тут я понимаю, что я прочитать-то прочитаю, а вот смонтировать все то же самое, это надо отслушать, вырезать все косяки, я уже не успеваю, а он звукорежиссер. Я говорю: Петь, пусть его зовут Петя, я говорю: Петь, а ты не можешь смонтировать аудиокнигу, которую я начитал? Он говорит: сколько? Я ему говорю: вот столько-то, он говорит: хорошо я с удовольствием смонтирую твою аудиокнигу. И этот несчастный Петька, который враждебно настроен, он садится и начинает слушать книги, написанные известнейшими старцами, иеромонахами какими-то известными, бывшим священником, но вот сейчас он бывший священник, а до недавних пор он был замечательным священником, автором замечательных книг, и он слушает это вынужденно, он получает даже какое-то удовольствие, а потом с изменившимся лицом выходит и начинает задавать какие-то вопросы, которые выдают, что он уже изменил свое отношение к этой книге. Почему я вспомнил об этом педагогическом ходе? Дело в том, что меня очень трудно заставить читать псалмы. Приходится заставлять, а когда я читаю, я теряю нить, я не могу понять, мне все сложно. И тут вчера поздно вечером я сажусь за монтаж программы, которую мы снимаем с любимым журналом «Фома», где я беседую со священником на разные темы.
Алла Митрофанова:
— «Райсовет тет — а — тет».
Александр Ананьев:
— «Райсовет тет — а — тет», загляните, посмотрите, эта программа уже вышла.
Алла Митрофанова:
— В ютубе.
Александр Ананьев:
— Да, и беседую я с протоиреем Фёдором Бородиным, а это священник образованнейший, тончайший, и моя задача не только смонтировать эту программу, а каждый раз, когда священник произносит что-то важное, остановиться, выписать это и ещё плашкой на экран вывести, что вот на эти слова обратите внимание. А мы беседовали с ним о молитве. В частности, об утреннем и вечернем правиле, о том, как трудно даются утренние и вечерние правила, как они быстро приедаются, как ты теряешь смысл, как тебе не хочется этим заниматься, а зачем так долго, а почему не своими словами, ну и так далее, в общем, обычные вопросы. Я... отец Фёдор, я не знаю, он не сделал этого нарочно, но вот Господь именно управил. Но отец Фёдор каждые 30 секунд на протяжении 30 минут в качестве примера приводил фрагмент из какого-то псалма, причём говорит: мне кажется, это 117-й псалом, и вот он произносит эту фразу, я даже воспроизвести не смогу, потому что эти псалмы не на русском, а на церковнославянском языке. И там такие хорошие слова, я так вздыхаю, выписываю, как я это услышал, потом открываю и начинаю читать внимательно — внимательно, чтобы найти эту строчку, сколько мы с тобой времени потратили? Не потратили. Сколько у нас времени на это ушло? Потому что я понимаю на втором часу, что я читаю псалмы и делаю это с удовольствием, и ещё ищу смысл и пытаюсь понять, о чем там речь? Потому что мне все это дело надо вписать в саму программу. И под конец, когда я уже все смонтировал, сохранил и убрал, я улыбнулся и подумал: надо же, как мудро Господь все устраивает. Вот мне не удается читать псалмы, Он говорит: ну ладно, ладно сейчас мы что-нибудь придумаем, мы тебе привезём отца Федора, посадим тебя вечером за компьютер, нальешь себе свой любимый лимонад и будешь читать псалмы. Так тебя заставим, а там, глядишь, и изменится твоё отношение.
Константин Мацан:
— Потрясающе, хочется взять книжку псалмов и пойти читать, потому что очень вкусно ты рассказываешь.
Александр Ананьев:
— То есть, понимаешь, серьёзно, меня не заставишь пока, видимо, в силу того, что я ещё не поднялся на нужное количество ступенек, чтобы осознанно испытать желание читать псалмы. Господь говорит: хорошо, тогда давай мы с тобой поиграем, отец Фёдор будет давать фразу, а ты у меня будешь... Знаете, как родители играют, а ты мне будешь искать в книжке.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Ты не просто будешь собирать кубики, а мы поиграем с тобой в собирание грибов.
Константин Мацан:
— А я знаете ещё о чем подумал? Вот эта история она про то, что Господь педагог, но очень деликатный. Вот я признаюсь, ты когда начал рассказывать про псалмы, у меня мелькнула мысль, что псалмы читают по усопшим. И теоретически можно было бы себе представить историю, в которой Господь подталкивает человека к чтению псалмов через эмоционально не самую приятную ситуацию, не будем фантазировать, ушел кто-то из близких, за кого-то просто попросили почитать, Но Господь настолько к нам, как я верю, чуток и бережно относится, причём слово бережно, мне в последнее время кажется удачным, как Господь о нас заботится: бережно. Что вот давай через работу, Саша, через приятное всё-таки мы с тобой к этой теме придём.
Александр Ананьев:
— У меня теперь внутри огромное желание алтарничать и читать в храме.
Константин Мацан:
— Результат.
Александр Ананьев:
— Нет, это не результат, мне хочется, но я все время нахожу какие-то отговорки, чтобы не сделать этого шага. Я не знаю почему. Это как с крещением. Я хотел покреститься, а потом почти год, наверное, у меня находились дела, я никак не мог дойти до храма, ещё что-то или заходил, потоптался, спросил что-то: да, да и уходил. То есть вот что-то тебя держит, то ли лень, то ли не сформировавшееся желание, Господь смотрит на все это и говорит: ну ладно, давай Я Сам. И он придумывает что-то такое, от чего теперь тебе не отвертеться уже. Вообще не отвертеться. Вот в случае с крещением Он посылает тебе жену, и не просто жену, а очень верующие, очень верующую, и ты сразу же, сразу же принимаешь решение жениться и венчаться, а как же ты будешь венчаться, если ты не крещеный? И ты сразу же бежишь и крестишься, причём в особенном месте, в особенный день. И вот то же самое, я уверяю вас, это будет не моё решение, это будет не мой шаг, Господь так сделает, что я обязательно совсем скоро начну читать какие-нибудь часы в храме, мне этого очень хочется, но я пока не знаю, как.
Константин Мацан:
— «Светлые истории» на Радио ВЕРА рассказываем мы, как всегда, по понедельникам. Мы — это в студии присутствующие отец Максим Первозванский, клирик храма 40 мучеников Севастийских в Спасской слободе, и мои дорогие коллеги Алла Митрофанова, Александр Ананьев и я Константин Мацан. Отец Максим, теперь мы хотим вашу историю услышать.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Ну у меня более жёсткая история.
Константин Мацан:
— Ну наконец-то.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Я, буквально, два слова расскажу о том, что сказал Александр, и о том, о чем вы сейчас говорили тоже с Аллой. Это вообще милость Божья, когда ты можешь делать то, что, может быть, в другой ситуации ты бы и не сделал, потому что это вот твоё дело. Я помню, у меня был период, это ещё не моя история, когда я вёл несколько лет подряд евангельский кружок, и тем самым я был вынужден не просто близко к тексту выучить Евангелие, но и прочитать всевозможные толкования, чего я не сделал сам учась в семинарии и так далее. Я понял тогда мудрость наместника Новоспасского монастыря покойного владыки Алексея, который обязательно каждого из насельников монастыря пропускал через преподавание в воскресной школе, 100 раз объяснил, наконец сам понял. Да, действительно, когда у тебя есть некая внешняя сила или обязанность, которая побуждает тебя это делать, это такое великое благо, и в этом смысле и священником, и радиоведущим или преподавателем быть великое счастье. Если этого не слишком много. Если у тебя не полторы ставки, если ты не бегаешь по требам, если у тебя не 10 отпеваний в день, как это бывает у священника, служащего на кладбище, когда у тебя такой перебор эмоциональный и смысловой возникает. А история моя про другое. Хотя тоже про владыку Алексия, она такая прям жёстко меня вразумляющая. Это был 97-й — 98-й год, получается, больше 20 лет назад. Когда я в конце восьмидесятых — начале девяностых воцерковлялся, для меня очень важным был приход в Новоспасский монастырь и обретение духовного отца, которым стал тогдашний наместник архимандрит, а впоследствии епископ и архиепископ Алексей Фролов. Ну к слову, насколько это для меня было важно, я могу сказать, что я к тому времени уже был женат, и у меня уже даже был ребёнок, но у меня были какие-то постоянные побуждения, я очень хотел стать монахом. Не то что сожаление о том, что я женат, сожаления прям не было, но я не понимал, как это можно совместить, потому что вот это движение, благодаря его личности, благодаря связи с ним, он был для меня настоящим духовным отцом. А к 97-му — 98-му году у меня, может быть, накопились какие-то моменты недовольства, не глубокие, но какие-то кризисные явления, я не всегда с ним начал соглашаться, я себе позволял, я уже стал священником и думал: ну как так можно, да я сам решу какие-то вопросы, то есть позволял себе с ним не советоваться, и вот у меня один раз произошёл очень жёсткий случай. А я все девяностые годы занимался православным школьным образованием, я принимал участие в создании нескольких православных гимназий, начиная с Радонежа, в Крылатском, Сабурово ныне действующей, до сих пор. Весь 97-й или 96-й год я потратил на то, чтобы вместе с моим другом, тоже, к сожалению, сегодня уже покойным, отцом Сергеем Пахониным потратили на то, чтобы в посёлке Первомайский, это по Киевской дороге недалеко от Москвы, рядом с храмом отца Сергея была усадьба Шереметьевых. И мы хотели эту усадьбу себе забрать и создать там православную гимназию с проживанием, с пансионом, привлекали самых разных людей, Фетисова, Третьяка, встречались с губернатором Московской области, собирали какие-то подписи, что будет большой — большой учебный центр, что мы там создадим центр православного образования в Подмосковье. Добились. Бумаги все были подписаны. Мы получили соответственно все эти бумаги, и я такой гордый, долго, наверное, год на все это ушло, прихожу, по благословению наместника мы занимались оформлением подворья Новоспасского монастыря с тем, чтобы сделать там учебный центр, если так вот резюмировать. Я такой довольный прихожу к владыке, говорю: вот, Владыка, все документы, оформили наконец подворье, мы будем делать, я уже договорился с педагогами, я параллельно собирал команду, то есть вот такое большое-большое дело. Он говорит: хорошо, передай, пожалуйста, все бумаги отцу Владимиру, иеромонаху, мы будем делать там сельскохозяйственное подворье. И для меня прям такой мощнейший удар — как это — сельскохозяйственное подворье? Я тут... Тут губернатор, тут Третьяк с Фетисовым, тут, в конце концов, отец Сергий, который, тут люди, десятки людей, которых я уже собрал под этот проект. Я все это не сказал, но я все это думал.
Александр Ананьев:
— Я так посмотрел.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Да, я так посмотрел, то есть для меня это был удар. Я не знал, как жить после этого. Вот реально не знал, как с этим можно жить. Возражать я тоже особенно не мог, только спросил: как? «Ну вот отдай отцу Владимиру бумаги, он будет там заниматься этим подворьем, мы там будем коровок разводить, там матушки, может быть, будут». Кстати, это подворье существует до сих пор, и там действительно отец Владимир до сих пор живёт, одно из двух подворий Новоспасского монастыря. И две недели я находился в состоянии, это был даже не нокдаун, это был нокаут. Меня шатало из гнева в отчаяние, в какое-то полнейшее неверие, чуть ли не в ненависть. Вот как вообще так можно общаться с людьми? Как так можно вообще с людьми? И вот так две недели меня мотало. И как-то раз иду я из Новоспасского монастыря вечерком, выхожу из ворот, и мне навстречу идёт мой знакомый, Сергей Михайлович, и с ним два человека. Один из них архиерей. И он говорит: «Отец Максим, (а это было в эпоху до мобильных телефонов, можно было в гости прийти без предупреждения даже с архиереем), отец Максим, мы вас ищем как раз». Я говорю: «А вы кто такие? Что вам от меня надо?» «Пойдём поговорим». И мы с ними идём в читальный зал, где сейчас трапезная паломников в Новоспасском, тогда был большой читальный зал. Оказалось, это был владыка Кемеровский, а второй человек, я не буду называть его имени, серьезный очень, как потом оказалось, богатый, ответственный. И говорит: «А вот мы хотим в посёлке Плесково в Подмосковье создать православную гимназию, там усадьба Шереметьевых, у нас всё есть, вы не хотели бы принять в этом участие?» Я такой думаю: ну такого не может быть, случайности не случайно, две недели, усадьба Шереметьевых, Подмосковье, только вот тебе деньги, вот тебе люди, вот тебе и весь оргресурс, кстати, усадьбы была в таком же состоянии, в котором та, которую мы тогда получили, в этом самом первомайском. И 1 сентября мы запускаем православную школу пансион Плесково на совершенно другом уровне, школа это существует до сих пор, прекрасная школа. И тогда я понял, что я-то, конечно, могу думать, как так можно? Но на самом деле, Господу ... через наших в том числе и духовников, он открывает для нас совсем другой.
Константин Мацан:
— А вот ваш духовник он тогда распорядился документы отдать другому священнику, чтобы там сделать сельскохозяйственную ...
Протоиерей Максим Первозванский:
— Он не знал.
Константин Мацан:
— Он это потом как-то объяснял, мотивировал?
Протоиерей Максим Первозванский:
— Нет. Знаете, это же было всё как-то. Вот сейчас, может быть, для многих, особенно для наших радиослушателей кажется диким, но вообще, внутри Монастырский отношения они всегда строится в одну сторону. Ты не имеешь права сдавать вопросов. Вот это жизнь как бы при старце, она всегда в одну сторону. Тебе говорят, что делать, и ты делаешь. Ты носишь круглое, катаешь квадратное, ты...
Александр Ананьев:
— Вы сейчас мою семейную жизнь описываете.
Константин Мацан:
— А кто у вас старец?
Александр Ананьев:
— Пусть это останется интригой.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Нет, на самом деле, это действительно так. Когда ты находишься... А владыка Алексей принадлежал к традиции старчества, идущего от Оптиной через Глинскую пустынь. И напомню вам, что он, будучи сам очень глубоко, по-настоящему духовным человеком, он для братья Новоспасского монастыря, ему очень важно было, чтобы пригласить духовника. И он пригласил отца Гурия, долго его уговаривал, живущего уже на покое в Минеральных водах, последнего постриженика Глинской пустыни, то есть чтобы эту преемственность передать. Почему я и говорю, что это другая жизнь, это не понять. Я так не живу уже не одно десятилетие, со смертью духовника я не смог себе обрести, да и уже в последние годы я так не жил. Ну вот в девяностые я жил именно так. Тебе говорят — ты делаешь. Тебе говорят: читай псалмы, ты читаешь. Тебе говорят: не читай псалмы, ты не читаешь. Тебе говорят носить круглое, ты носишь и не объясняешь, что круглое можно покатить. Сказано: нужно нести, ты и несёшь. А квадратное тебе говорят катить, ты и катишь. Поэтому вопросов у меня не возникало. Ну в смысле, они возникали, но я не мог их задать. Я задавал множество вопросов, но это никак не могло быть связано с тем, что я им недоволен, или что я с ним не согласен, или ещё что-то. Я постоянно находился с ним в общении, в диалоге, ещё в чем-то, но вот здесь это было... Конечно, я потом каялся ему в своих этих переживаниях всех внутренних. Это было одно из моих самых серьезных кризисов в отношении не только с духовником, ну и, пожалуй, что Богом, я, пожалуй, не был никогда так возмущен против решения Господа Бога как тогда. И насколько я получил на это ответ, ближайшие после этого пять лет я посвятил в школе пансиону Плёсково с полным проживанием. Мы уехали туда всей семьёй, там у меня родилось двое детей. И до сих пор для меня это место — одно из самых светлых и важных мест в моей жизни, ну вот через какой кризис, через какую ломку это все происходило, это, конечно, для меня... Такое сейчас рассказываю и думаю: ух.
Константин Мацан:
— Настоящие вразумление, и мы как раз сегодня об этом на «Светлых историях» рассказываем и продолжим это делать после небольшой паузы, оставайтесь с нами на волнах Радио ВЕРА .
Константин Мацан:
— «Светлые истории» на волнах Радио ВЕРА , мы продолжаем делиться самым трепетным, интересным, сокровенным. Сегодня в студии светлого радио протоиерей Максим Первозванский, клирик храма 40 мучеников Севастийских в Спасской слободе, мои дорогие коллеги Алла Митрофанова, Александр Ананьев и я Константин мацан. Ну время истории от Аллы.
Алла Митрофанова:
— Вот как? Если позволите, эпилог к истории отца Максима. А вы не помните, что написано на гербе Шереметьевых?
Протоиерей Максим Первозванский:
— Нет.
Алла Митрофанова:
— Там, в гербе Шереметьевых, ну это такая литературная история, через Ахматову я её узнала, так бы, естественно, я бы тоже её не знала. В гербе Шереметьевых фраза на латыни, которая на русский язык переводится как: «Бог сохраняет все». Понимаете?
Протоиерей Максим Первозванский:
— Да, а у нас в Новоспасском усыпальница Шереметьевых.
Алла Митрофанова:
— Вот. «Бог сохраняет все». Ваши намерения, наши пожелания, наши отчаяния. Наши намерения целует.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Ты все получишь, но не так, как ты сам думал.
Алла Митрофанова:
— Бог сохраняет всё, и мне кажется, отец Максим, ваша история — это ярчайшая иллюстрация к этим словам.
Александр Ананьев:
— Ну я вот вообще часто в последнее время в силу разных обстоятельств задумываюсь о том, как не просто священникам. Поскольку вот они мало что решают в своей жизни, в своей карьере, карьерой это не назовёшь, в своем служении.
Алла Митрофанова:
— Куда перевели, там и служит.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Я тоже вижу, я преподаю в семинарии, в Сретенской духовной академии, и вижу, как многие заканчивающие семинаристы боятся принимать священный сан, потому что понимают, что они не будут себе принадлежать.
Александр Ананьев:
— Вот, я представляю себе священника, которого там, условно говоря, привёз вышестоящий священник на какую-то поляну, а там слева помойка, справа гаражи. И он говорит: значит так, здесь будет храм. Этот батюшка вздыхает молодой и говорит: ну с Божьей помощью справимся.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Так у нас шутка есть: крест в чистом поле.
Александр Ананьев:
— Да, и он, и он, и он, закатав рукава берётся, находит людей, средства, молится, как-то отчаивается, надеется, в итоге на этом месте вырастает прекраснейший храм, и в этом храме строится прекраснейшая община какая-то, и люди, и батюшки, место становится знаковым для сотен и сотен людей, а потом сверху звучит голос: вам благословляется перейти в другое место.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Да, это передашь кому-нибудь.
Александр Ананьев:
— И это же кусок из сердца просто.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Да, и поэтому я даже не знаю мне ещё каким образом надо благодарить Бога за то, что я почти 30 лет служу в одном и том же месте. С какими-то уходами локальными, ну вот как я пришел в 91-м году в Новоспасский монастырь, так на Крестьянской площади я и нахожусь до сих пор. А иногда так смотрю, как священников иногда действительно переводят, причём тех, как вы правильно сказали, которые десятилетия жизни положили, с нуля что-то подняли. Я бы не смог.
Александр Ананьев:
— Алечка, твоя история.
Алла Митрофанова:
— Моя история. Слушайте, я опять прошу прощения, она у меня, может быть, немножечко не в тему. И в продолжение вот этих вот рассказов о наших съемках сериала «Неизвестная Европа», которую я начинала уже в «Светлых историях» рассказывать.
Константин Мацан:
— Знаем, смотрели.
Алла Митрофанова:
— Вот жеж. Вот жеж. На одном из федеральных каналов.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Ну-ка расскажите, я-то не смотрел.
Алла Митрофанова:
— Как это, отец Максим? В ютубе всё есть. Все очень просто: забивайте там «Неизвестная Европа», и там документальный сериал, который сняла наша дорогая подруга Алла Плоткина, блестящий режиссёр.
Константин Мацан:
— Профессор ВГИКа.
Алла Митрофанова:
— Да, профессор ВГИКа, сценарий писал и ведущим стал наш дорогой друг священник Тимофей Китнис. Тогда он ещё был просто Тимофей, он был ещё не в сане, сан он принял позже. Это путешествие по семи европейским странам, по более чем 40 городам, где пребывают святыни неразделенной церкви.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Это безобразие, что это прошло мимо меня, надо обязательно посмотреть.
Алла Митрофанова:
— Посмотрите обязательно. И вот, кстати говоря, одна из серий была посвящена святителю Виллиброрду, святителю фризов, человеку, который из Британии на хороших британских кораблях, по тому времени в Британии уже тогда были блестящие корабли, в Британии, в Шотландии, он отправился в земли, которые сейчас часть из них Люксембург, часть из них Голландия, чтобы проповедовать Христа.
Константин Мацан:
— Фризам. Виллиброрд — просветитель фризов — в ней, как говорится, прекрасно всё.
Алла Митрофанова:
— Мощи святителя Виллиброрда... ну это святой Бонифаций апостол Германии, как его зовут, святитель Вонифатий, он был младшим современником и сподвижником святителя Виллиброрда, потом их пути разошлись, потому что Виллиброрд всё-таки пошёл в Голландию, на территорию современной Голландии, современного Люксембурга, а Бонифаций отправился в Германию. И чтобы в сериале, который вообще документальный, там нет художественных элементов, чтобы там воссоздать атмосферу побережья, передвижения по морю, мы, находясь где-то между Францией и Бельгией и той же самой Голландией, выбираем точку, надо сказать, что Алла предварительно объездила эти локации, чтобы максимально хорошо спланировать и подготовить экспедицию, потому что это, в общем, приличные деньги, а у нас минимальные бюджеты, и мы не можем себе позволить приехать и прям на месте искать: что бы нам такое снять? Мы должны чётко приехать по времени очень жёстко локально, и повезёт с погодой, не повезёт с погодой, у нас нет на это времени, мы должны будем снять. И вот она выбрала побережье Остенде, безумно красивое, славящееся тем, что там всегда ветра. Почему людей с легочными заболеваниями отправляют туда, там множество санаториев, и им становится лучше благодаря постоянному потоку воздуха, который они вдыхают, и воздух этот морской. И приезжаем мы на побережье Остенде, и нам нужно снять несколько эпизодов, рассказ, повествование Тимофея, будущего отца Тимофея, но я буду называть его Тимофеем, потому что тогда он всё-таки был не в сане. О святителе Виллиброрде и о том, как он прибывает в эти новые для себя земли, и открывает для себя вот это поприще. А он миссионер, хорошо образованный, святитель Виллиброрд, сложный был у него путь, общался он с этими франкскими королями. И не сразу все получилось и так далее. И чтобы отобразить вот эту всю сложность, Господь нам посылает удивительную погоду. К сильному ветру добавляется прохлада, градусов что-нибудь 14 — 15.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Плюс или минус?
Алла Митрофанова:
— Плюс.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Фух.
Алла Митрофанова:
— Нет, плюс, мы летом снимаем. Это плюсовая температура. Нам сразу опытная Алла, понимающая, что такое продолжительные съемки вблизи моря, она говорит: «Надевайте все, что у вас есть». А я такая фифа, ну как это я надену все, что у меня есть? Я должна как-то выглядеть, я причёску себе сделала.
Александр Ананьев:
— А что скажут фризы?
Алла Митрофанова:
— Вот именно. Что скажут фризы? Значит, я там себе какую-то причёску сообразила, что — то ещё, хорошо, что хоть догадалась с собой тёмные очки взять, они мне пригодились, они у меня были элементом дизайна, а пригодились совершенно в неожиданном эпизоде.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Согревают.
Алла Митрофанова:
— Если бы. Не только в этом дело. То, что я задубела в итоге, приоткрывая завесу тайны, вот непослушание, как оно работает, тебе говорят: надевай на себя всё. Ах, ну как я на себя все надену? У меня же должно быть все скомбинировано.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Я же ездила на снегоходе, я помню из нашего первого выпуска.
Алла Митрофанова:
— Я помню, нет, снегоход, там была другая история. А здесь, я же думаю: у меня же гардероб, я же на съемках всё-таки и так далее. Короче говоря, приехала я такая, а там ветер когда дует, Господь же великий режиссёр, Он создает пространство теми красками, которые нам и не снились. Это побережье отличается своим золотым мелким песком. И пелена этого мелкого золотого песка, она поднимается просто на полтора метра над землёй и стоит в воздухе. Вернее, перемещается в воздухе. То есть у меня было пальто с собой, слава Богу, но я не надела никакие ни защитные штаны, ни платка, ни капюшона, ничего — вот ты, гражданка, выпендривалась, а тебя предупреждали, и вот посмотри, что здесь. В общем, песок мы вытряхивали отовсюду у себя в итоге, по итогу съемок. Ну вот слава Богу, были защитные очки, вернее, солнцезащитные очки, которые сыграли фактически роль мотоциклетных очков, защиты от этого ветра и песка. И дальше я думаю: ну как же можно в таких условиях работать? Но это же невозможно. А я шеф-редактор. И в принципе, естественно, не высказываю в публичное пространство вот этих всех своих возмущений, но никакого восторга не испытываю. Я ещё не знаю, что чтобы ненароком не попасть в кадр, нам нужно будет залечь в эти пески, спрятаться за кусты и за барханы, от которых, естественно, ну то есть они не прогреты солнцем, от них тоже исходит влага, там тоже холодно. Но и это ещё не всё. Дальше я смотрю, как ведёт себя многоопытный наш золотой оператор Антон, а Антон ведёт себя стоически, он при любой погоде одет примерно одинаково, он абсолютно двужильный, он человек действительно с огромной какой-то душой и бесконечно добрый, и фанат в работе. То есть кадр ему нужно выстроить так, чтобы он был 10 из 10, на меньшее Антон не согласен, Антон Хмельков, кто телевизионщики, наверняка знают это имя. И поэтому Антон довольно продолжительное время выстраивает кадр, не замечая ни погоды, ни холода, ни ветра, ни песка.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Ни Аллу Сергеевну.
Алла Митрофанова:
— Ну ясный пень.
Константин Мацан:
— В барханах.
Алла Митрофанова:
— Да, которая вся такая фифа.
Константин Мацан:
— Залегшая в барханах.
Алла Митрофанова:
— А дальше наш золотой человек Тимофей, который, мне кажется, послушание прокачал на 200%, не имеющий в отличие от Антона опыта работы в песках и в полях, в лёгком летнем костюме, потому что он как ведущий в кадре должен всё-таки выглядеть, это мне говорили: надень всё, что у тебя есть, но я не послушалась. А он хотел бы, но не мог. У него по формату есть вот этот лёгкий летний костюм из тончайшей ткани, очень изящный, очень ему к лицу. И Алла, у нашего дорогого режиссёра, гениальная идея, которую она согласует с оператором, и они начинают её воплощать. Они на своем языке называли это очень просто одним словом: Тарковский. Они между собой поняли, я поняла потом, что они имеют в виду. Они хотят построить такой кадр, безумно красивый, где крупным планом наш ведущий, автор-ведущий Тимофей говорит важные ключевые слова в камеру, а дальше он разворачивается и уходит. Например, он стоит слева, камера начинает отъезжать вправо, дает эту потрясающую, удивительную панораму золотого песка, поднимающегося на полтора метра над землёй, движется камера и останавливается в определённой точке в конце панорамы, где внезапно, в конце, уже далеко, не крупным планом, появляется фигура Тимофея, удаляющегося в сторону моря. У Тарковского действительно есть этот прием. Он его и открыл, насколько я знаю, он так и называется его именем этот прием. Что происходит за кадром? За кадром Тимофей, как только камера перестаёт его видеть, опережая собственный вопль, задрав, так сказать, свой пиджак, несётся в режиме лёгкого атлета за спинами всей съемочной группы, обегает ещё несколько метров, и он должен оказаться ровно в той точке, где его поймает камера. Дальше вот такая тема. Оператор — человек с колоссальным опытом, режиссёр — человек с космическим опытом, у Тимофея опыта попадания в нужную точку камеры нет. Бегал он, по-моему, раз 17, сколько дублей мы сделали, он похудел за этот день на 2 кг, он осунулся вот даже чисто внешне. И ни слова возмущения не проронил даже в конфиденциальной беседе, когда я вся такая уставшая, когда думаю, ну как же я, весь этот холод, потом в итоге я не могла разжать пальцы.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Вам тоже нужно было бегать.
Алла Митрофанова:
— Возможно, но понимаете, как, Тимофей преодолевал не только температуру, он преодолевал ветер и песок, не сказав ни слова. И вот тут его крупный план, то есть я каждый раз его пудрю, смахивая песок с его лица. И потом он, выходя из кадра, вот эти несколько метров он пробегает, и он должен оказаться в этой финальной точке. В общем на 17-й раз поймали, все сошлось. И на этом Алла сказала: стоп, снято. И вот понимаете, передо мной эти удивительные люди, титаны каждый в своём деле, титаны. И я такая, которая ещё смела не послушаться, одеться неправильно, а потом, приехав туда, возмущаться, ах как можно в таких условиях работать? А вот так, а вот так работают мастера, не задавая вопросов. То, что получилось на выходе, все могут...
Протоиерей Максим Первозванский:
— Точно придётся посмотреть.
Алла Митрофанова:
— Да, обязательно посмотрите. Серия, посвященная святителю Виллиброрду. И этот потрясающий кадр. Теперь вы знаете, как это было сделано, но оно того стоило на выходе. Потому что вообще весь этот сериал — это слава Богу, это слава Господу нашему, Который таких людей в эти места отправлял как святитель Виллиброрд, потом ещё таких людей нашел, собрал ещё такую команду, которая сумела это все рассказать и вот так вот снять и преподнести, и к ним ещё добавил меня Чебурашку, чтобы я посмотрела, что такое смирение, и что такое профессионализм, я просто не перестаю восхищаться воспоминаниями о том, как это все было.
Константин Мацан:
— Любопытная мысль о том, что иногда профессионализм невозможен без смирения.
Алла Митрофанова:
— Очень часто, очень часто. Мне кажется, что большое хорошее кино именно на этом и построено. Каким бы ты не считал себя звёздным кем-то там, но у тебя есть время, к которому ты должен приехать на грим. И если ты это время нарушаешь, это неуважение к цеху гримеров, и ты не можешь себе позволить капризничать, что-то ещё по отношению к этим людям, потому что они вообще-то на равных с тобой. Это всё абсолютное смирение, чтобы ты сам о себе не мнил.
Константин Мацан:
— Может быть, кино вообще в этом смысле особенный пример, потому что книгу пишет один человек, даже радиопрограмму записывает, в принципе, ограниченное количество людей, это ведущие в студии, наш звукорежиссер Рома, который нас записывает, а потом будет это всё монтировать, наш редактор, который все это будет прослушивать и так далее. А кино снимают, особенно если это большое кино, человек 50 минимум.
Алла Митрофанова:
— Минимум, конечно.
Константин Мацан:
— Режиссёр, конечно, их лидер, но он один этого не сделает, это вообще такое искусство — понимать, что ты часть большого механизма, необходимая, но только часть. Эта школа смирения.
Алла Митрофанова:
— Нет, не только в этом дело. Дело ещё в том, что если ты как часть этого механизма выйдешь из строя, опоздаешь на минуту, где-то там не досмотришь за собой, внезапно заболеешь в момент, когда совсем какой-то форс-мажор и прочее, понятно, что форс-мажоров полно в любом процессе, но тем не менее ты несёшь ответственность за себя, за свою пунктуальность, за свое состояние. То есть ты должен быть с абсолютно со светлой головой, никакие там ни мигрени, ничего, вот это вот всё ты должен задвинуть. Потому что ты часть большой команды, и если даже там не ключевая роль твоя, но она там все равно есть, если ты выходишь из строя, выходит из строя всё. Вот это тоже.
Константин Мацан:
— Рубрика «Клуб кинопутешественников» у нас сегодня.
Алла Митрофанова:
— Да, да, так получилось.
Константин Мацан:
— «Светлые истории» на радиостанции «Вера», мы сегодня, как всегда, по понедельникам рассказываем, в студии с нами отец Максим Первозванский, клирик храма 40 Севастийских мучеников в Спасской слободе, мои дорогие коллеги Алла Митрофанова и Александр Ананьев, я Константин Мацан. Есть ли у кого-нибудь чем откликнуться на историю Аллы?
Александр Ананьев:
— Ну да, я сейчас как раз сижу думаю о самом феномене профессионализма. Я, ну как это: здравствуйте, меня зовут Александр, я алкоголик. Я Александр, и я терпеть не могу профессионализм. Я не перевариваю профессионализм. Знаете, почему? Один мой хороший знакомый, безумно талантливый и крайне успешный человек, он заявил, и я сначала не понял его, а потом понял и разделил его эту точку зрения. Он сказал: я не люблю профессионалов. Профессионал иной — чугунный, не буду говорить это слово, кастрюля, чугунной кастрюле подобен. Я говорю: ну как, но почему? Он говорит: ты понимаешь, в чем штука? Настоящий профессионал — это кто? Это человек, который знает, как делать нельзя. В то время как дилетант, любитель и вообще восторженный неофит он не знает границ. И только он способен создать Мона Лизу, создать шедевр какой-нибудь, создать что-то, что потрясёт твоё воображение. Да, ему для этого придётся 999 раз накосячить, но на 1000-й раз он создаст шедевр.
Константин Мацан:
— Интересная мысль.
Александр Ананьев:
— В то время, как у профессионала каждый следующий горшок будет точным повторением горшка предыдущего.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Вот вы и ответили себе на вопрос: почему вы боитесь идти читать в храме? Чтобы не стать профессионалом.
Константин Мацан:
— Так, интересный поворот. Вразумление в программе «Светлые истории».
Александр Ананьев:
— А разве в духовной жизни можно быть профессионалом? Священник может быть профессиональным, более профессиональным или менее профессионально?
Протоиерей Максим Первозванский:
— Конечно, может. Знаете, я работал в школе педагогом, и я понимал, что мой оптимум в молодости, это было примерно две трети ставки, максимум одна ставка. Сейчас, где я преподаю, мне достаточно несколько часов в неделю. Дальше я становлюсь профессионалом, и это начинает меня убивать. Я очень люблю, простите, что я употребляю это слово, я люблю крестить, я люблю венчать, я люблю отпевать, ты принимаешь самое живое и естественное участие в важных событиях в жизни людей: рождение, рождение семьи, смерть. Но, например, у нас бывали такие периоды, обстоятельства, когда три венчания в это воскресенье, там, например, Красная горка, три венчания, я понимал, что на третье венчание я уже не вкладываюсь. Я уже делаю то, что должен делать, я умею это делать, я за 30 лет, как мне завещал владыка Алексей, служебник, требник наизусть выучил, для меня это не проблема. И изобразить участие, изобразить эмоции, сказать правильные душевные слова, все будут рыдать, я знаю, как это сделать. Но я сам уже не вкладываюсь, моя душа уже не реагирует. И в этом смысле это тяжело, поэтому я всегда старался для себя, насколько это было для меня возможно, не превысит ту меру, когда возникает некое пресыщение, и ты выезжаешь на профессионализме.
Алла Митрофанова:
— Вы знаете, мне кажется, здесь подмена понятий. Профессионализм и конвейер. Это разные вещи.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Да, я в этом плане с Александром тоже не согласен.
Алла Митрофанова:
— Я тоже не согласна, Сашенька, прости.
Александр Ананьев:
— Ну подождите, мне кажется, что все настоящее, за одним исключением, о котором я скажу, все настоящее не может быть засунуто в рамки профессионализма, нельзя быть профессиональным мужем, нельзя быть профессиональной мамой, нельзя быть профессиональным хорошим человеком, нельзя быть профессиональным священником.
Алла Митрофанова:
— И это говорит профессиональный диктор, между прочим.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Конечно, в свое время мне тоже объясняли, чем отличается профессионал от любителя очень похожими словами, но акценты были расставлены совсем по-другому. Профессионал действительно, допустим, художник, он в любом состоянии всегда напишет приличную картину, а когда его посетит вдохновение по-настоящему, он как раз, именно он, профессионал напишет шедевр. Любитель — это, в общем, регулярно делает мазню, иногда получается более-менее прилично, когда его вдохновение посетит, он может что-то такое сделать, но...
Алла Митрофанова:
— Потом что такое профессионал? Это человек, который живёт своим трудом. У нас первый профессиональный литератор, первый профессиональный писатель в России — это Александр Сергеевич Пушкин.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Да, я тут недавно, буквально, позавчера, «Случайности не случайны» посмотрел, сколько он зарабатывал как литератор, сколько он зарабатывал, будучи чиновникам или сколько он получил с поместья, там реально в 10 раз больше он получал, будучи писателем.
Алла Митрофанова:
— Конечно, конечно. И что? Вот он профессионал, извините.
Александр Ананьев:
— Ну нет, ну не может быть Пушкин профессионалом.
Алла Митрофанова:
— Ну как нет?
Александр Ананьев:
— Ну потому что нет.
Алла Митрофанова:
— Да, это в итоге стало его хлебом, то есть его профессией.
Александр Ананьев:
— То есть Пушкин встаёт, чистит зубы, надевает приличную одежду...
Протоиерей Максим Первозванский:
— Вот вы все в этой профессионалы-радиольщики, а я любитель.
Константин Мацан:
— Радисты.
Алла Митрофанова:
— Радисты, да.
Константин Мацан:
— Я сейчас немножечко собью наш пафос, да, я все время в этом контексте вспоминаю свои любимые слова.
Алла Митрофанова:
— Ты лучше историю свою потом расскажи.
Константин Мацан:
— Из «Компромисса» Довлатова, когда вызывает меня редактор, дает задание и говорит: сделайте это, вы же профессионал. Я много раз обращал внимание, когда от человека требуют идиотизма, его называют профессионалом.
Александр Ананьев:
— В точку, вот просто в точку.
Алла Митрофанова:
— Не знаю, мне кажется, это называется: договоримся о понятиях. Есть конвейер, но это всё-таки не профессионализм.
Константин Мацан:
— Могу сказать, что вот в вашей полемике, где на одной стране Александр, а на другой стороне отец Максим и Алла, я считаю, что вы оба правы, трое правы.
Александр Ананьев:
— Я обречён. Я главного — то не сказал: про исключения. Единственный профессионализм, который я признаю и перед которым преклоняюсь — это врачи. Это медицина. Там может быть профессионал.
Алла Митрофанова:
— А как же доктор Хаус.
Константин Мацан:
— А я ещё подумал, есть, с одной стороны конвейер, но в котором в нём самом заложено противоядие против конвейера — это Литургия. Вот, с одной стороны, одно и то же каждый раз, и священники знают, что можно и без сердца совершать, но Господь же совершает сам, а Он же, к Нему это всё неприменимо, Он каждый раз настоящий. Нет, отец Максим?
Протоиерей Максим Первозванский:
— Конечно, конечно. Да. И тут как раз очень чётко проявляется как раз профессионализм, и в отличие от конвейера, о котором Алла говорила, то у меня был период достаточно продолжительный, когда я служил, наверное, пять дней в неделю, иногда даже шесть. И в какой-то период мне было хорошо, и это было вдохновительно, и радостно, и наполняло, и питало, а потом я понял, что я не тяну такой интенсивности, что для меня это много, я начинаю это делать механически. То же самое, что в педагогике, когда я сейчас понимаю, что для того чтобы сделать так, как я сейчас это люблю и как мне нравится, этого не может быть много. Потому что я должен вложиться, вот два венчания я тяну подряд, третье — не тяну.
Алла Митрофанова:
— Костя, твоя история, у нас уже время уходит.
Константин Мацан:
— Хорошо, что мы об этом так подробно поговорили, потому что вот так Господь вразумляет. Я вот сейчас сидел думал, надо какую-то историю. Они вот все крутятся, и как-то не одна не выкристаллизовывается в то, что именно сейчас хочется рассказать. Конечно, ты готовишься к программе, думаешь, ну вот ещё какой-то момент есть, и ты чувствуешь, вот оно сюда встанет или не встанет? Поэтому у меня не столько история, сколько такое наблюдение по поводу вразумления. Я замечал, и меня это много раз в жизни смущало: скорость ответа Бога на молитвы, на запросы. Даже если это запросы ну какие-то не вредные, на первый взгляд, не знаю, как у вас, в моей жизни на данный момент выкристаллизовалась, что очень чётко и примерно всегда одинаковая скорость ответа — 10 лет. Вот я с 2015 года, нет, вру, с 2005 года мечтал работать на радио. Почему с этого времени? Потому что в это время получил права, стал водить машину и слушать радио постоянно. Газет я особенно не читал, телевизор не смотрел, это было единственное сми, которое я сам потреблял как потребитель, поэтому мне хотелось в нём работать. И были разные попытки, разные заходы, не очень удавалось, в 2015-м году я пришел на на на Радио ВЕРА . 2009-м году, закончив институт, мы с друзьями не то что на спор, а вот по приколу, как это называется, пошли поступать в театральное училище, просто попробовать свои силы, не готовясь, ни на что не рассчитывая, вот так вот шли мимо и решили зайти. Но, конечно же, когда ты поступаешь, ты думаешь, я сейчас приду, они меня увидят и сразу возьмут, но там даже дальше отборочного тура не пропустили. Это 2009 г. А в 2019-м выпустили наш первый спектакль. Без всякого театрального образования Господь благословил в таком деле поучаствовать. И такие, в принципе, истории можно множить, у меня даже недавно был такой случай, была какая-то большая хотелка, с которой ты к Богу обращаешься и так приступаешь с какой-то внутренней молитвой: ну Господи, уже не могу, ну вот, ну вот не могу. И получаешь ответ, мы знаем, как это бывает, какое-то ясное, соткавшееся из ниоткуда ясное понимание — 10 лет. Хорошо, я согласен, я готов. А был контрслучай, когда: Господи, вот очень надо, и через неделю звонят, что-то происходит — и это полный провал. Это вообще, такое разочарование, ужасные грусть, печаль, тоска. И думаешь: Господи, я готов терпеть, я буду ждать, я понял. Я просто хотел очень короткий вопрос задать отцу Максиму: почему так происходит?
Протоиерей Максим Первозванский:
— Я думаю, что это индивидуально. Потому что я знаю таких людей, которые боятся о чем-то просить Бога, потому что действительно получают сразу. Они даже боятся хотеть, потому что стоит захотеть, и вот те слова псалма, которые так полюбил Александр, «даст тебе Господь по сердцу твоему и весь совет твой исполнит». В жизни знаемых мной людей, они реализуются когда ты боишься хотеть, потому что ты знаешь, что ты получишь. И я вот беседовал с таким человеком...
Константин Мацан:
— И не факт, что это будет во благо.
Протоиерей Максим Первозванский:
— Да нет, оно точно будет ко благу, потому что Господь ничего не дает не ко благу, но о чем ты локально сейчас здесь тактически пожалеешь, потому что твоя жизнь изменится, ты получишь, то есть глобально понятно почему Господь это делает и, ты, может быть, как вы, Костя, это поймёшь.
Константин Мацан:
— В моем случае я рассказываю про 10 лет, а вот вы говорите, что есть люди, которым Господь отвечает сразу, я вспоминаю шутку, что жду не дождусь, когда же Господь начнёт испытывать меня богатством. Я так чувствую.
Александр Ананьев:
— Зато Костю удобно приглашать в гости в наш новый дом. Костя, приезжайте всей семьей, июль 2029 г. — ждём.
Константин Мацан:
— «Светлые истории» на Радио ВЕРА , протоиерей Максим Первозванский, клирик храма 40 мучеников Севастийских и мои дорогие коллеги Алла Митрофанова и Александр Ананьев, я Константин Мацан. До новых встреч на волнах Радио ВЕРА !
Алла Митрофанова:
— До свидания!
Александр Ананьев:
— Всего доброго!
Протоиерей Максим Первозванский:
— Храни вас всех Господь!
Все выпуски программы Светлые истории
Воспрещён и запрещён — в чём разница?

Фото: Petra Reid / Unsplash
Запреты — явление распространённое и даже привычное. С детства, мы сталкиваемся с ограничениями: не беги, прекрати кричать, стой на месте, не лезь в лужу.
С одной стороны, без запретов невозможно, а с другой, иногда для приятного общения лучше бы заменить ограничения на пожелания и советы. Например: «Давай будем говорить тише» или «Просим не пользоваться выходом». Немного иначе обстоит дело с общественным порядком в людных местах. Тут без запретов не обойтись. И чтобы они воспринимались серьёзно, помимо штрафов используются специальные стилистически окрашенные фразы. К таким относятся сочетания со словами «воспрещён» или «воспрещается». Приставка «вос» имеет книжный оттенок. Она зачастую придаёт слову возвышенный тон: воспрял, воспел, воспарил, восславил. В Евангелии встречается слово «восклонился», что означает «поднялся, выпрямился». Слово «воспрещён» необычно для обиходной речи, стилистически ярче окрашено, более официально, поэтому мы подсознательно реагируем на него эмоциональнее, чем на нейтральное «запрещён». Ограничение можно выразить иначе, например, словом «закрыто», однако выражение «проход воспрещён» имеет статус непререкаемости.
Более нейтральный глагол «запрещается», как правило, не вызывает такого эмоционального отклика — это просто регламентирующее слово.
Ограничительные фразы мы зачастую используем и в общении с окружающими: «Я запрещаю тебе играть на компьютере». Или: «Я запрещаю тебе трогать мои вещи». Но вряд ли кто-то из нас скажет: «Я ВОСПРЕЩАЮ включать радио».
Да и вообще объяснить собеседнику, что вы чего-то не хотите, можно другими, более мягкими способами.
Все выпуски программы: Сила слова
Пусть 60 детей с тяжёлым нарушениями продолжат реабилитацию

«Мама, деда, Нина», — это одни из немногих слов, которые может произнести Матвей, хотя ему уже 7 лет. У мальчика врождённый порок развития мозга и тяжёлые двигательные нарушения. Он живёт вместе с мамой, бабушкой и дедушкой. Несмотря на свои физические и умственные особенности мальчик стремится быть активным и участливым к своим близким. Например, каждый вечер заботливо напоминает дедушке, что нужно закапать глаза. Семья старается многому научить Матвея, чтобы он стал более самостоятельным. Мама помогает сыну то кашу мешать, то салат делать. Вместе они режут овощи, затем выкладывают их на тарелку и поливают маслом. Матвей довольно смеётся. Это его любимый салат, который он готовит уже почти что сам.
Несколько лет назад мама узнала о Центре реабилитации Марфо-Мариинского медицинского центра «Милосердие» в Москве. Именно здесь она обрела надежду на то, что Матвей сможет освоить многие навыки и движения.
Мальчика взяли в длительную программу реабилитации. Каждую неделю в центре с ним занимаются разные специалисты, и Матвей понемногу развивается. Теперь он уверенно сидит на стуле, осваивает общение, учится удерживать ложку, хорошо жевать, уверенно управлять руками и двигаться в ходунках. Ребёнок стал гораздо активнее, пытается играть вместе с бабушкой в пинг-понг на детской площадке.
На сегодня таких особенных подопечных, как Матвей, в Марфо-Мариинском центре реабилитации — 60. Каждый из них стремится быть в чём-то независимым от родных: свободно играть на детской площадке, общаться, пить компот из любимой кружки и много чего ещё.
Поддержать детей с тяжёлыми нарушениями и подарить им возможность посещать занятия со специалистами, можно на сайте Марфо-Мариинского медицинского центра «Милосердие».
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Атаман Михаил Черкашенин». Дмитрий Володихин

Дмитрий Володихин
В этой программе «Исторический час» вместе с доктором исторических наук Дмитрием Володихиным мы обратились в 16-й век и говорили о первом знаменитом донском казачьем атамане Михаиле Черкашенине, о его участии в походе войск Ивана Грозного на Крымское ханство, а также о значительной роли в важных сражениях тех лет: в битве при Молодях, в котором был остановлен хан Девлет Гирей, а также в обороне Пскова от войск польского короля Стефана Батория.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Все выпуски программы Исторический час
- «Преподобный Серафим Вырицкий». Анастасия Чернова
- «Присоединение Астрахани к России». Александр Музафаров
- «Московское Страстное восстание 1611 года». Дмитрий Володихин
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов