«Св. Кассиан Учемский». Исторический час с Дмитрием Володихиным. Гость программы Татьяна Матасова (10.12.2017)

Гость программы кандидат исторических наук, доцент исторического факультета МГУ Татьяна Матасова.

Разговор шел о жизни византийского князя Константина Мангупского, о том, как после взятия Константинополя турками он пришел на Русь, принял здесь монашество с именем Кассиан и позднее был причислен к лику святых.

---

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! В эфире светлое радио — радио «Вера». Это передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. Сегодня мы с вами будем обсуждать судьбу одного из причудливых, необычных святых Русского Севера, человека, который вышел из аристократической среды и попал на Русь уже в зрелом возрасте. Он для Руси был пришелец, существо необычное, тем не менее сросся с нею с необыкновенной органичностью. Это святой Кассиан Учемский. А для того, чтобы рядом с нами был специалист, который хорошо знает эпоху, когда святой Кассиан прославился своими духовными подвигами на Руси, а именно вторую половину пятнадцатого века, я пригласил сегодня в студию замечательного историка, кандидат исторических наук, доцента исторического факультета МГУ Татьяну Матасову. Здравствуйте, Татьяна!

Т. Матасова

— Здравствуйте!

Д. Володихин

— Ну что ж, давайте попробуем начать с азов. Святой Кассиан Учемский — очень значительную часть своей жизни провёл весьма далеко от Руси, за тысячи километров от неё. Пожалуйста, поделитесь с нами историей его жизни, которая связана была с дальними краями.

Т. Матасова

— Кассиан Учемский, в миру его звали немного иначе: Константин Мангупский, князь Константин Мангупский. Мангуп — это столица небольшого, но интересного православного княжества Феодоро' — это в Крыму. Ещё по-другому это Феодоро называлось Го'тия, и эта Готия находилась в вассальной зависимости от Византии. И там была местная династия князей, кстати, не очень понятно, какая, поэтому всегда очень сложно говорить о происхождении Кассиана-Константина.

Д. Володихин

— Но вот насколько я знаю, Феодоро появилось в ту эпоху, когда громадная Константинопольская империя началась распадаться — вот после того удара в спину, который нанесли ей западные крестоносцы в 1204 году. И в тот момент, когда она оказалась в состоянии разбитом, распалась на несколько частей, княжество Феодоро было фактически независимым. Так или иначе там была греческая культура, православная вера, и этническая основа чрезвычайно пёстрая: и греки, и готы, и тюрки, и иные народы, которые тогда населяли Крым.

Т. Матасова

— Караимы, например, это нам будет важно — я хочу сообщить об этом слушателям. И там, в Мангупе, этот Кассиан, вероятно, и родился. По всей видимости, он был связан с мангупским князем Алексеем...

Д. Володихин

— Да, царей не было, но князья были.

Т. Матасова

— Да, с мангупским князем, правителем, Алексеем, старшие родственники которого в конце четырнадцатого века переехали в Москву, сюда, при дворе Дмитрия Донского они обосновались — это будущие Ховрины и Головины. Вероятно, Кассиан, точнее Константин тогда ещё, когда в Москву приехал, у него здесь были какие-то родственные связи, могли быть, если мы примем то, что Константин был связан с Алексеем Мангупским.

Д. Володихин

— А тут есть какие-то сомнения, да?

Т. Матасова

— Да, есть. То есть он был связан, конечно, каким-то образом, но не вполне понятно, как: это был его сын, племянник, внук? — вот всё это не очень понятно. Поэтому вообще ранние времена, детство, юность Константина-Кассиана, надо признать, покрыты довольно серьёзным мраком. Даже сегодня, как-то думая о нашей встрече, я целый список составила вопросов, на которые хотелось бы найти ответы.

Д. Володихин

— Но пока они не находятся.

Т. Матасова

— Есть в какой-то литературе какие-то варианты этих ответов, но очень пока всё непонятно.

Д. Володихин

— То есть иначе говоря, был некий князь Алексей, какой, неважно — Третий, Четвёртый — сейчас уже сложно рассказывать о хронологии их правления, во всяком случае, один из князей-правителей княжества Феодоро, который жил в четырнадцатом веке. И Константин Мангупский — это один из его родственников, но очевидно, что не сын...

Т. Матасова

— Может быть, сын — Алексей жил в самом конце четырнадцатого века.

Д. Володихин

— То есть в таком случае, если он родился в четырнадцатом веке, то он попал уже стариком к нам.

Т. Матасова

— Обычно год рождения Кассиана, так условно, называют 1427-й. А этот Алексей — это где-то самый конец четырнадцатого и первая четверть пятнадцатого века.

Д. Володихин

— Значит, таким образом получается, что это точно не Алексей Третий, а более поздний правитель, и это его либо сын, либо племянник, либо кто-то из родни, но мы точно не можем назвать, кто.

Т. Матасова

— Да. И известно, что Константин юность провёл не в Феодоро, а в Константинополе. Туда, вероятно, его отправили дя того, чтобы он как-то посмотрел на большую политику, на придворную жизнь, научился манерам, может быть, пожил бы христианской жизнью в каких-то константинопольских обителях и впитал исихастскую традицию, отшельническую традицию, вернее, молчальническую традицию — в Константинополе сложно быть отшельником, в центре угасающей, но всё же империи. И потом, когда Константинополь пал под натиском турок 29 мая 1453 года, вот тогда Константин прибился к дому самого младшего брата последнего византийского императора — это был Фома Палеолог. И вот к его дому, то есть ко двору Фомы Палеолога прибился этот человек.

Д. Володихин

— Давайте зафиксируем этот момент: представитель крымского греческого княжеского рода уже в зрелом возрасте оказался в очень тяжёлом положении: он жил, очевидно, аристократической жизнью, богатой жизнью в Константинополе. Затем Константинополь пал и он не вернулся в Крым к своей родне по каким-то причинам — я уж не знаю, может быть, он предвидел то, что турки придут и туда. И он прибился ко двору морейского деспота — одного из младших представителей дома византийских императоров, который правил небольшой областью в Южной Греции.

Т. Матасова

— Да. И дальше, собственно, судьба Константина была неразрывно связана с семьёй Фомы Палеолога и, кстати, с Софьей Палеолог, которая потом будет второй женой московского князя Ивана Третьего, так, собственно, Константин на Руси и окажется. Вместе с Фомой Палеологом и его семьёй он преодолеет годы скитаний и, в каком-то смысле, лишений, конечно, когда сначала из Мореи им придётся уехать на Корфу, пожить на Корфу, потом с Корфу отправиться через Анкону в Рим. Жить в Риме, с одной стороны, общаясь с кардиналом Виссарионом — выдающимся интеллектуалом, таким гуманистом того времени. А с другой стороны, наверное, ему было неуютно в католическом Риме, где его, видимо, не принявшего Унию человека, по всей видимости, принуждали почитать Папу Римского. И не исключено, что ему пришлось это делать, потому что он жил милостями, так же как и вся семья Фомы Палеолога жила милостями папского двора. И в каком-то смысле, приезд в Россию для Кассиана, точнее для Константина тогда ещё, наверное был таким этапом духовного освобождения, может быть.

Д. Володихин

— Посмотрим, каков был путь этого человека. Он в жизни своей должен был оказаться странником. Знал Крым, знал Константинополь, знал, насколько понимаю, остров Корфу, знал Анкону, знал Рим. И уже в общем в изрядном возрасте должен был пуститься в новое далёкое странствие. Сколько ему было, когда он должен был, насколько я понимаю, в свите Софьи Палеолог отправиться в юную Россию, в её столицу Москву? 1427 год...

Т. Матасова

— Да, а это 1472-й.

Д. Володихин

— Ему было 45 лет, когда он добрался до Москвы в свите Софьи Палеолог, и состоялась свадьба. Кем он был для Софьи и кем он стал для Ивана Третьего — Великого князя московского?

Т. Матасова

— Кем он был для Софьи судить довольно трудно, потому что нет документов пятнадцатого века, которые бы нам рассказали о непосредственных каких-то контактах Константина и Софьи. Вероятно, он был просто членом её свиты, кто не нашёл какого-то своего места в Риме и поэтому отправился с Софьей в Московию. Софья приехала, окружённая толпой греков, которым очень тяжело жилось, и в Риме они не смогли наладить свою жизнь, в этой связи они возлагали надежды на Москву и на московского правителя. Кассиан, видимо, был одним из них. Хотя, кстати, вот позднее, составленное уже в семнадцатом веке, житие Кассиана — такой оригинальный текст, содержащий много таких очевидных неточностей, это связано со многими причинами, — но житие тем не менее говорит, что Иван Третий предложил Константину владеть сёлами, городами и вотчинами, но Константин отказался, потому что не хотел мирской славы. Опять же это поздние известия, но тем не менее на службу, видимо, Константин всё-таки не пошёл.

Д. Володихин

— Прежде чем рассказывать о том, как сложилась судьба Константина, князя Мангупского, в России, я думаю, мы должны хорошенько припомнить о том, кем он был внутри Византийского мира, внутри мира погибшей Константинопольской империи, которая распалась на его глазах, и это, очевидно, составило для него целую нравственную эпоху. Величайшее государство мира фактически исчезло именно тогда, когда это мог наблюдать Константин Мангупский. Ну что ж, а мы с вами припомним славу Византии, потому что сейчас в эфире прозвучит мелодия «Базилевс» из фильма «Русь изначальная».

(Звучит музыка.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, я напоминаю вам, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы с доцентом исторического факультета МГУ Татьяной Матасовой обсуждаем историю жизни святого Кассиана Учемского. Татьяна, вот да какой степени мы знаем о том, получил ли святой Кассиан, тогда ещё Константин, известие о том, как рухнула его родная страна? Вот в 1475 году он оказался в Москве, и довольно скоро пришли известия о том, что княжество Феодоро перестало существовать.

Т. Матасова

— Скажем так, я должна признаться, что я об этом ничего не знаю. И я так предполагаю, что каких-то ярких известий, которые могли бы нам какие-то свидетельства представить, чтобы на этот вопрос ответить, у нас, наверное, нет. Но есть такой факт интересный, что незадолго до падения Феодоро под натиском турок Иван Третий всерьёз думал о том, чтобы женой его старшего сына Ивана Молодого была дочь одного из мангупских наследников — Исаака, «Исайки» — как его называют русские источники. В этом смысле Иван Третий смотрел на Феодоро каким-то образом, ему было интересно, что в этой православной земле происходит. И, вероятно, Кассиан мог в этом если не участвовать, то, по крайней мере, как-то эмоционально... как-то на Ивана третьего влиять.

Д. Володихин

— Предлагать варианты.

Т. Матасова

— Да, предлагать варианты. Но здесь сложно сказать, мы же не знаем, как вообще Иван Третий... с кем общался, мы можем это предполагать, не более того.

Д. Володихин

— Насколько я помню, даже было посольство, направленное в Крым.

Т. Матасова

— Да.

Д. Володихин

— Но почему произошло так: что тот альянс, который передавал бы России права на княжество Феодоро, не состоялся, что помешало? Насколько я понимаю, просто не успели — турки взяли раньше Мангуп.

Т. Матасова

— Насколько я помню, да, действительно. Кроме того, мне кажется, Иван Третий хотел, скорее, породниться просто с этой византийской аристократией ещё раз. Вот он был вдохновлён своим браком с Софьей Палеолог, ему казалось, что его сын тоже может найти счастье с этой греческой средой, но, к сожалению, турки оказались проворнее.

Д. Володихин

— К сожалению, к сожалению. Ну и я думаю, будет правильным, если мы сейчас торжественно попрощаемся с высокой византийской культурой. В сущности, княжество Феодоро и Трапезундская империя — это два осколка Константинопольской империи, которые фактически были последними лучами заходящего солнца великого Византийского мира. И поэтому сейчас у нас в эфире прозвучит мелодия современного греческого композитора Христодула Холариса, который старается реконструировать средневековую византийскую музыку в её светском варианте.

(Звучит музыка.)

Д. Володихин

— Что ж, печальная эта мелодия должна была вас, дорогие радиослушатели, настроить на правильный лад. Представьте себе человека, который дважды обездолен: он сначала лишился одной своей родины — Константинополя и Константинопольской империи, уже маленькой, слабенькой, но всё-таки вспоминающей своё былое величие, которая пала под ударами турок. Но в своих странствиях он помнил, что ещё жива его первая родина, место, где он родился — крымское княжество Феодоро. И вот он получает известие, что и эта его отчизна также захвачена врагом. Думаю, что печально было этому человеку: он не только увидел, как проходит слава земная, он ещё и был сокрушён до глубины души своей, зная о том, что произошло в дальних краях, которые для него были сердечно близкими. Итак, ему предстояло устроиться на Руси, потому что жизнь его потеряла всякое основание без милости со стороны Софьи Палеолог и Ивана Третьего.

Т. Матасова

— Первые годы в Москве Кассиан, точнее Константин — всё время сбиваюсь, потому что для меня он Кассиан в первую очередь, а только потом какой-то человек, который жил при дворе Ивана Третьего. Вот что он там делал — совершенно непонятно. Ясно, что он не служил Ивану Третьему, хотя, вот ещё раз говорю, он Ивану Третьему это предлагал. Занимался ли он какой-то деятельностью в виде советника или помогал Софье Палеолог — ничего этого нам не известно. Но известно, как только это стало возможно, примерно через 10 лет, в начале 80-х годов пятнадцатого века, Константин уехал от Ивана Третьего и стал одним из приближённых ростовского архиепископа Иосафа Оболенского. И вот вместе с ним он уже начал думать о какой-то духовной жизни, о том, что, может быть, принять тоже монашеский постриг. Есть даже в современной научной литературе такое мнение, что Константину просто не нравился произвол Ивана Третьего, его политика в отношении каких-то городов, в отношении его братьев и прочее. Здесь сложно сказать, но то, что Константину, может быть, было неуютно в центре политической жизни, ему хотелось, может быть, другого — это совершенно очевидно.

Д. Володихин

— Да, то что он был недоволен резкостью и жёсткостью политического стиля Ивана Третьего — это ведь в основном логическая спекуляция, источники ни о чём таком не говорят. Единственное, на что можно в данном случае опереться, это то, что он уехал из Москвы и имел некое сближение с младшим братом Ивана Третьего Андреем Горяем.

Т. Матасова

— Но это уже после того, как Константин, став Кассианом, основал монастырь. Я бы хотела рассказать о том, как Константин принял монашеский постриг — это известно, это интересно. Он вместе с Иосафом ездил в Ферапонтов монастырь, где Иосаф когда-то принимал постриг. И вот в одну из таких поездок Константину во сне явился Мартиниан Белозерский и даже так настаивал, как говорит житие, на принятии Константином монашеского пострига. И это было сделано — Константин превратился в Кассиана. Интересен, кстати, выбор имени: почему Константина нарекли Кассианом. Был такой святой Кассиан Римский, и вот для русских людей конца пятнадцатого века Константин Мангупский был не столько связан с Мангупом и Византией, сколько с Римом. И я думаю, что вот это имя, которое ему подобрали в Ферапонтовом монастыре, как-то так эмоционально и символически связывало римскую святость, византийскую святость со святостью русской. И какое-то недолгое время Кассиан пожил в Ферапонтово, а потом вместе со своими сомолитвенниками, соработниками, житие называет их имена: Филарет, Ефрем — вот они втроём отправились из Ферапонтово, чтобы стяжать Духа Святого. И в момент, когда они шли по реке Учемке, при впадении Учмы в Волгу, во время молитвы им явился Иоанн Предтеча и повелел им основать здесь обитель, что и было ими исполнено. Житие вкладывает Кассиану в уста знаменитые слова из Псалтыри: «Се покой мой, зде вселюся». И Кассиан таким образом основывает такую отшельническую пустынь, которая довольно скоро превратилась в довольно богатый монастырь, в значимый духовный центр Угличской земли. И вот здесь как раз, на Угличской земле, Кассиан и знакомится с угличским князем, младшим братом Ивана Третьего, Андреем Большим — Андреем «Горяем». И вот почему у него такое прозвище «Горяй» — «горящий»...

Д. Володихин

— Сердитый, горячный.

Т. Матасова

— Сердитый, да. Потому что Андрей Горяй был недоволен своим старшим братом и подчас не решался и не собирался выполнять какие-то его требования, не всегда приходил со своим войском, куда нужно.

Д. Володихин

— Скажем прямо: время от времени он восставал против Великого князя московского.

Т. Матасова

— Великому князю московскому это страшно не нравилось, кстати, это очень трагично кончилось для Андрея Большого: он был брошен в темницу и там скончался. Но это ещё было дело будущего. Сначала Андрей Большой познакомился с Кассианом, они начали друг друга понимать. И даже Кассиан стал восприемником от святой купели одного из сыновей Андрея Горяя — Димитрия. И известно, что Андрей Большой, очень щедро жертвовал на новую обитель: там появились сразу храмы в честь Иоанна Предтечи, конечно, и в честь Константина и Елены. И эта обитель очень здорово развивалась. И даже после смерти Андрея Угличского в темнице, и после того, как были заточены в монастырь его дети (Димитрий и Иван, который, кстати, тоже потом станет святым — это будет Игнатий Вологодский, или Игнатий Прилуцкий), всё равно обитель будет процветать. И на протяжении столетия это будет действительно очень интересный и важный духовный центр тех краёв.

Д. Володихин

— Я хотел бы напомнить нашим дорогим радиослушателям, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы продолжим беседу о святом Кассиане Учемском буквально через минутку.

Д. Володихин

— Это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. Мы с замечательным историком, доцентом исторического факультета, кандидатом исторических наук Татьяной Матасовой беседуем о святом Кассиане Учемском. Прежде чем мы продолжим наш разговор, я думаю, будет правильным, если сейчас прозвучит тропарь святым Константину и Елене, поскольку речь зашла о храмах нового монастыря, основанного святым Кассианом. И одним из первых храмов был именно Константино-Елененский.

(Звучит тропарь святым Константину и Елене.)

Д. Володихин

— Татьяна, мне кажется, что эта ситуация в духовном смысле красива: человек, который дважды потерял Отечество и ушёл из шумного центра новой своей страны, если не Родины, то уж, во всяком случае, страны, гостеприимно приютившей его, далеко на север, в места глухие, дремучие; находит там спасение в том, что он приходит к Богу, припадает к Его стопам. И князь, аристократ, человек, который знавал богатую жизнь, роскошную, во всяком случае, яркую и пёструю, он нашёл духовный выход в Боге: он припал к Его стопам и он посвятил всего себя монашескому деланию, молитвенности и уединенному стяжанию Духа Святого. Какими подвигами и деяниями украшено основание Учемской обители?

Т. Матасова

— Я хотела бы начать с того, что сегодняшние жители Учмы, может быть не все, но некоторые, очень любят приводить такой факт, что Константин-Кассиан происходил из Феодоро, и там жили разные люди, в частности караимы. И вот на караимском языке «учма» означает «рай», и если он в детстве, юности об этом знал, то понятно, почему ему так было дорого это место. Это место, кстати, совершенно удивительное, когда ты сегодня туда приезжаешь, в эту Учму, хотя там уже ничего нет от монастыря, ты погружаешься в удивительную атмосферу покоя и такой молитвенной созерцательности. И Кассиан многое сделал, наверное не только как молитвенник, но и как человек, обладающий каким-то авторитетом среди первых насельников монастыря, там подвизался на ниве храмостроительства, на ниве организации иноческой жизни. Он ведь в данном случае не столько привнёс в русскую духовную жизнь, в монашескую жизнь, что-то новое, сколько встроился в уже существующую Сергиевскую традицию. Это, кстати, на мой взгляд, с исторической точки зрения очень интересный феномен, когда, казалось бы, в первые века Византия была донором для русской православной культуры...

Д. Володихин

— Духовным донором.

Т. Матасова

— Да. А теперь Кассиан встраивается в традицию, которую создал уже великий русский подвижник — преподобный Сергий.

Д. Володихин

— Ну а что касается статуса святого Кассиана: вы сказали, что он обладал духовным авторитетом. Это означает, что он не был настоятелем монастыря, или всё же был?

Т. Матасова

— Но вот это сложно... Житие, конечно, говорит, что он был настоятелем. Сложно говорить о том, как был организован монастырь в первое время. Но вот все топосы, то есть клише, которыми пользовался автор жития, когда его в семнадцатом веке составлял, совершенно определённо нам говорит о том, что житие Кассиана — это попытка воспроизведения в большой степени житий подвижников как раз конца четырнадцатого и пятнадцатого века.

Д. Володихин

— То есть какие были жития о святых того времени, таким написали житие и о Кассиане, и каких-то исторических подробностей из него можно извлечь совсем немного, в основном это, так сказать, общая канва обретения святости.

Т. Матасова

— Общая канва обретения святости, да. Там, конечно, подчёркивается, что Кассиан принадлежал к знатному роду, и как раз говорится как он отверг всё это во славу Божью. Там представлена в довольно сильно изменённом виде история Софьи Палеолог. Там объединены очень многие факты, например, Фома Палеолог назван царём византийским, хотя он не был царём византийским. Или что Фома Палеолог сам выдавал замуж свою дочь Софью за Ивана Третьего, хотя к этому времени Фома умер. И там очень много таких деталей, которые просто не соответствуют действительности. Однако, конечно, для автора жития важно было подчеркнуть путь святости именно этого человека, именно вчерашнего князя. Но каких-то подробностей, связанных с началом иноческой жизни Кассиана и монастыря, там как раз мало.

Д. Володихин

— Но вот в источниках некоторых говорится, что он был строителем, и трактуют это по-разному. Некоторые считают, что он просто вложился, может быть, своими средствами или, может быть, средствами людей, которые покровительствовали ему как вчерашнему очень хорошему знакомому по аристократическому времяпрепровождению, в созидание храмов. Вот первый храм, насколько я понимаю, Иоанно-Предтеченский, второй — Константино-Еленинский храм в монастыре, а некоторые считают, что строитель — это было его положение в обители, то есть строитель фактически второй человек — тот, кто заведует монастырской недвижимостью. Рядом с ним келарь, который является своего рода завхозом монастыря — если мне позволено будет так выразиться, — и ведает монастырским движимым имуществом. Что здесь ближе к правде: действительно ли источники сохранили, донесли до наших дней склонность святого Кассиана к строительной деятельности; или он не позволил себе из смирения быть настоятелем фактически им основанной обители и стал строителем в ней?

Т. Матасова

— Я думаю, что для Кассиана, наверное, было важнее какое-то молитвенное созерцание. И просто он понимал, что это невозможно без строительства храмов, без организации такой самой элементарной бытовой жизни в обители, поэтому он этим занялся — так можно думать. Но вообще источников мало, и мне кажется, что интересно сейчас, может быть, поговорить о времени, не столько связанном лично с Кассианом, сколько с его посмертными чудесами и канонизацией. Потому что в семнадцатом веке, после его канонизации в 1629 году, эта обитель вышла как бы на новый уровень: она стала не регионального значения, а общерусского. Во-первых, потому что там появился свой святой. А во-вторых, потому что некоторые чудеса были связаны с первым лицом нашего Отечества — с Михаилом Романовым: там произошло исцеление у мощей Кассиана. И вообще Кассиан известен как целитель, как помощник рыбакам Волжским, как святой, который предупреждает о разных хороших и нехороших вещах. Вот, например, Кассианова обитель здорово пострадала во время Смуты. И тем не менее житие рассказывает как посмертные чудеса Кассиана, как он спас монастырь во время Смуты; как он в виде всадника на белом коне (а всадник — это аристократ для России) объезжал обитель со свечами в руках. И, кстати, до сих пор такие чудеса происходят, когда Кассиан так или иначе оказывается со свечой в руках и о чём-то таком предупреждает — об этом есть свидетельства современные.

Д. Володихин

— Но это чудеса посмертные, и мы сейчас продолжим разговор о них, но всё же, я думаю, будет правильным, если вы расскажете хотя бы немного о том, как и когда он ушёл из жизни. Долог ли был его век во иночестве?

Т. Матасова

— Кассиан скончался в 1504 году.

Д. Володихин

— То есть в монашестве он провёл очень значительную часть своей жизни?

Т. Матасова

— Да.

Д. Володихин

— Пожалуйста, давайте вспомним: в 1420-х годах он родился; в 1470-х оказался в Москве, в России; в начале 80-х принял постриг. И таким образом, он около 20 лет пробыл в иноческом сане?

Т. Матасова

— Да. И, конечно, это время не могло пройти бесследно для тех краёв, и главное, для него самого. Я уверена, что он был выдающимся подвижником своего времени. И его такая канонизация поздняя говорит, скорее, может быть, о том, что просто было очень много других проблем в истории Церкви в более раннее время. И он не попал, например, по каким-то причинам в канонизацию 1547 года.

Д. Володихин

— Так или иначе по отдалённым областям Руси того времени было огромное количество духовных подвижников. И далеко не сразу, порой на протяжении нескольких поколений, те, кто знает и помнит таких подвижников, могли добиться канонизации. Это ведь дело достаточно тонкое, и Церкви нет резона спешить. Проявился он, насколько я понимаю, как явление огромного духовного масштаба именно уже в семнадцатом веке, и тогда это стало совершенно ясно.

Т. Матасова

— Да, тогда так сложилось, что Михаил Романов был вместе с отцом Филаретом — своим отцом и Патриархом Московским и всея Руси — там, в Кассиановой обители, там произошло чудо исцеления. И с этого времени начинается очень широкое почитание Кассиана. Если посмотреть на вкладные книги монастыря, там очень много чего интересного можно заметить. Хотя, на мой взгляд, как для историка, этот источник такой — суховатый. А читаешь вкладные книги монастыря и видишь там, что жертвовали на обитель и простые люди Углича, Мышкина, других каких-то ближних областей — но в этом нет ничего удивительного. Жертвовали и московские приходы, кстати, в этих вкладных книгах монастыря упоминаются такие приходы, которые до сих пор существуют и широко известны. Например, храм преподобного Сергия Радонежского на Петровке — это тот храм Сергия Радонежского, который теперь «в Крапивниках» называется. Или ещё интересно: храм Космы и Дамиана, что на Тверской — но это Космы и Дамиана в Шубине. И многие-многие пожертвования этих приходов уже в семнадцатом веке туда шли. Известны пожертвования конца семнадцатого века от сестры царя Алексея Михайловича — от Татьяны Михайловны, той самой, что организовала приезд на Русь ещё одной удивительной святыни — десницы святой Татианы, которая теперь в Псково-Печерском монастыре. Татьяна Михайловна очень помогала этой обители.

Д. Володихин

— Это значит, что в Москве почитание святого Кассиана было распространено, его знали, ему молились, его почитали как большого святого подвижника.

Д. Володихин

— Я напоминаю вам, дорогие радиослушатели, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. Мы обсуждаем судьбу большого подвижника Русского Севера святого Кассиана Учемского, бывшего, как сейчас говорят ромейского князя, то есть римского, византийского князя, а впоследствии — смиренного инока. Сохранилась ли позднее память о нём? То есть его культ претерпевал некоторые колебания, становился пламенем, горящим весьма высоко, утихал, или почитание его было ровным?

Т. Матасова

— Мне сложно на этот вопрос однозначно ответить. Но вот мне кажется интересно, в связи с почитанием преподобного Кассиана, что его широко почитали не только в Патриаршей Церкви, но даже старообрядцы. Существует несколько редакций жития преподобного Кассиана. Есть так называемая Третья редакция жития, то есть третий вариант жития, где очень подробно рассказывается как раз об отношениях Кассиана и Андрея Большого — там всякие совершенно невероятные мифические подробности их жизни. И там проводится такая старообрядческая мысль, что Андрей Большой и Кассиан — это такие противники самодержавия Ивана Третьего, который всячески Церковь подавлял, притеснял — такой предтеча Алексея Михайловича и раскола.

Д. Володихин

— Это миф такой, что они пострадали за правду, у них было гонение от властей.

Т. Матасова

— Да.

Д. Володихин

— Хотя в исторических источниках ничего подобного мы не обнаруживаем, и никаких столкновений ни по летописям, ни по каким-то иным документам с Иваном Третьим не видно. То есть, в общем, житие большого святого, монашеского подвижника, обросло впоследствии уже такими легендарными подробностями.

Т. Матасова

— Да, то есть его образ был использован уже в семнадцатом веке, в связи с этой трагической историей Русской Церкви. Это, кстати, говорит о том, что этот образ был известен, этот образ был близок русским людям, в самом широком смысле, и тем, кто не принял реформы, в том числе.

Д. Володихин

— Он был жив так или иначе. Ну а позднее, в Синодальный период, в советское время, многие ведь культы даже известных, больших святых претерпели ситуацию пустынного места — в советское были почти забыты.

Т. Матасова

— С Кассианом произошло совсем по-другому. Ведь, к сожалению, обитель Кассиана была закрыта раньше, чем советская власть начала закрывать. Обитель Кассиана, в общем, цветущая, где строились новые храмы и куда жертвовали, как я говорила, очень такие значимые для русского государства люди средства и какие-то святыни, вот она была закрыта в ходе екатерининской секуляризации. Однако храмы монастырские продолжали действовать как приходские, и живая память о Кассиане там постоянно была. Несколько раз там предпринимались попытки, в частности в девятнадцатом веке, достать мощи. Они находились и, собственно, до сих пор находятся под спудом, не вполне понятно где. То есть понятно, но так — условно понятно...

Д. Володихин

— Ну сколько лет прошло! 1504-й год!

Т. Матасова

— Условно понятно, где они находятся сейчас. И когда уже советская власть пришла закрывать эти храмы, они были окончательно отобраны у верующих в 1935 году. Известно, что местные старушки (тогда, наверное, не старушки) не дали осквернить место, где находились мощи преподобного Кассиана. Я видела и какие-то тетради, где от руки местные женщины переписывали разные тексты, связанные с Кассианом.

Д. Володихин

— Жития, очевидно, молитвы...

Т. Матасова

— Да, молитвы в первую очередь, службу Кассиану. Поэтому живая память об этом подвижнике в Учме сохранилась, хотя само место его подвигов, конечно, очень сильно изменилось с того времени. И изменилось даже чисто так природно, потому что монастырь, вообще-то, был основан на высоком берегу Волги. Там, наверное, открывался прекрасный вид, с этого высокого берега. А потом, когда строили Рыбинское водохранилище, русло Волги изменилось, и теперь место обители находится на косе. Чтобы туда добраться из села Учма, надо сесть на лодочку и немножко проплыть, несколько десятков метров.

Д. Володихин

— То есть на косе — это значит фактически песчаный остров.

Т. Матасова

— Как остров, да. На отдельном островке находится место, где была обитель. От неё ничего не осталось там: две груды кирпичей на месте взорванных в конце 30-х годов храмов.

Д. Володихин

— То есть их взорвали, и ни на что это место не пригодилось? Даже не вывезли кирпичи — просто такой акт злости?

Т. Матасова

— Там такая трагическая история: сначала там было организовано отделение Волголага — там заключённые этого отделения строили Угличскую ГЭС, некоторые ещё стройки сталинские 30-х годов в тех краях. А потом решили взорвать для того, чтобы использовать хороший монастырский кирпич для советских нужд.

Д. Володихин

— Но кирпич остался!

Т. Матасова

— Никому в голову не пришло, что если взорвать храм, то кирпич, наверное, будет уже не в том состоянии, чтобы его использовать. Да, кирпичи остаются, остались там. И иногда там даже какие-то кирпичи с надписями находятся, не вполне читаемые, но интересные.

Д. Володихин

— Клейма кирпичей. Это значит, что, в общем-то, разрушение приходских храмов, оставшихся после закрытия монастыря в советское время, оно было просто бессмысленным.

Т. Матасова

— Абсолютно бессмысленным. И это воспринималось как трагедия жителями Учмы, несмотря на то, что там, в общем, так вышло, что в 30-е годы изменилось немножко население этих мест, но всё равно это была очень печальная история. И сегодняшние старики об этом вспоминают.

Д. Володихин

— А что там сегодня? Говорят, появился некий музей. Я не знаю, будет ли там восстанавливаться монастырь, но, во всяком случае, память о святом Кассиане Учемском, насколько мне известно, в тех местах и сейчас не иссякает.

Т. Матасова

— Память не иссякает. Там сегодня построили новую церковь деревянную.

Д. Володихин

— Вот прям на острове?

Т. Матасова

— Нет-нет, не на острове, а на берегу, конечно, — такая приходская церковь в традициях деревянной архитектуры русской. И там хранится икона преподобного Кассиана. Насколько я понимаю, это бывшая монастырская икона как раз. Но главное, конечно, что сегодня есть в Учме — это Учемский музей истории Кассиановой пустыни и судьбы русской деревни. Это такая прекрасная, замечательная инициатива местных жителей Василия Гурьевича Смирнова, Елены Анатольевны Наумовой — москвички, которая всё бросила, приехала в Учму и там сохраняет тоже память о Кассиане. Музей созданный, как многие музеи не московские, буквально из ничего. О каком экспонате их не спросишь: «Да мне отдали — говорят, что им не нужно». А получился удивительный музей, который рассказывает и о судьбе русских крестьян в двадцатом веке, трагической, конечно, и, конечно, поддерживает память о пустыни. Они действительно собирают, например, изображения преподобного Кассиана. Эти изображения они находят по всему миру. Вот, например, есть изображение Кассиана там, где никогда не догадаешься: в Париже, в русской церкви, где это работа кисти Александра Бенуа. Вот Кассиана она там изобразил в кругу, соответственно, подвижников русских средневековых, там Сергий Радонежский, другие и вот — Кассиан. И это удивительное дело, когда, в общем, на пустом месте, в деревне, ну, может быть, не самой умирающей, но, с другой стороны, не самой процветающей, появляется такой действительно очень сильный культурный центр. Они там проводят конференции, к ним приезжают волонтёры, студенты с исторического факультета МГУ. К ним приезжали этим летом даже... что-то там мы чистили, вернее, не что-то, а место бывшей обители. Планов возрождения монастыря, насколько мне известно, пока нет, потому что там ничего не осталось...

Д. Володихин

— Место глухое, пустынное...

Т. Матасова

— Нет, не глухое — там сейчас появилась прекрасная дорога туда, там шоссе.

Д. Володихин

— А вот это как раз вопрос очень важный, если кто-то из наших радиослушателей пожелает посетить эти места, оказаться на той земле, где погребён святой Кассиан Учемский, или посетить храм, который построен близ расположения разрушенных старинных церквей: как туда добираться?

Т. Матасова

— По моим данным туда ходит из Москвы маршрутка Москва-Рыбинск и проезжает мимо Учмы. Туда очень удобно добираться на машине — там неплохое шоссе, в сравнении с другими русскими шоссе. В 70-е годы, я знаю, Учма была труднодоступна, потому что там не было асфальтированной дороги, а теперь она появилась — уже несколько десятилетий. Поэтому в Учму попасть, в общем, можно, и мне кажется, что это то место, в которое стоит стремиться, которое стоит посетить, где стоит помолиться. Это одно из таких ещё не вполне открытых мест для православных людей.

Д. Володихин

— Ну что ж, я думаю, пришло время поблагодарить Татьяну Матасову — доцента исторического факультета МГУ, замечательного историка, рассказавшего нам о судьбе и духовных подвигах святого Кассиана Учемского. Спасибо, Татьяна!

Т. Матасова

— Спасибо, Дмитрий Михайлович!

Д. Володихин

— И мне хотелось бы напомнить: не так много в наши дни найдётся людей с высоким общественным положением, с богатством, с возможностями жить на широкую ногу, которые захотели бы принят иноческий постриг и поискать спасения души где-нибудь в северных дебрях. Ну согласитесь, дорогие радиослушатели, в чисто человеческом плане для нашей эпохи это пример редкий. И даже оглядывая духовным взором времена от Сергия Радонежского и до семнадцатого века, ту самую Святую Русь, о которой так много написано, мы отыщем так же не столь уж много примеров людей, которые уходили в дальние монастыри, уходили в дебри и спасались там после того, как побывали в боярах, в воеводах, после того, как провели свою жизнь в аристократических утехах. Поэтому тут есть о чём подумать, тут есть духовный пример, за которым можно следовать. А теперь благодарю вас за внимание, до свидания!

Т. Матасова

— До свидания!

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Образы эпохи в романах Ф.М. Достоевского»
• «Современный русский историк Олег Куц»
• «Взятие Парижа в 1814 году»