Помните знаменитый афоризм польского писателя Ежи Леца, что «у каждого века есть свое средневековье»? В этой фразе слово «средневековье» олицетворяет нечто ужасное, темное и зловещее, что заставляет память краснеть и чего следует по-настоящему стыдиться. Даже в обыденной нашей жизни нечто жестокое, отсталое или глупое мы часто называем средневековьем. Вот, предложил какой-то депутат запретить сторублевую купюру и тут же в прессе звучит: «безусловно, это какое-то Средневековье, как это еще назвать». Умертвили в датском зоопарке несчастного жирафа, и всё туда же: «казнь жирафа, это средневековье какое-то». Передает Президент список Иверской иконы Божьей Матери, который долгие годы хранился в Государственном историческом музее, Русской Православной Церкви, и вновь очередной блогер постит в своем ЖЖ: «Это уже какое-то средневековье».
Откуда же в нашем сознании устойчивое клише, что средние века – это период исключительного мракобесия? На мой взгляд термин «темное средневековье» – не просто литературный штамп, это целая традиция, смысл которой в том, чтобы как можно мрачнее представить историю Европы того периода, когда христианство и Церковь играли существенную роль. Поэтому стоит поподробнее разобраться в этом вопросе.
Впервые термин «темные века» применительно к данному периоду времени употребил знаменитый Петрарка, гуманист живший в XIV столетии. Век гуманистов был не только временем расцвета университетов, веком зарождения научной мысли, но и временем, когда было модно, по емкому выражению Лосева «объясняться в любви к Античности». А Античность, как известно, это культура Рима, философия Греции, искусство языческого пантеона и любование телесно-чувственной стороной жизни. В общем, все то, в содержание, а иногда и в сущность чего христианство внесло свои коррективы. Гуманисты были «по уши влюблены в Античность», поэтому, весьма нелестно оценивали перспективы христианской культуры, отдавая предпочтения Античности.
В XV веке итальянский гуманист и историк Флавио Бьондо придумывает уже само понятие «Средние века». Его гипотеза заключалась в следующем: когда-то было время блистательной Античности, подлинный рассвет искусств, эротический культ, воспевающий красоту человеческого тела и чувственные удовольствия, а затем пришло христианство, которое существенно изменило античные идеалы и упразднило пантеон. Поэтому период христианской истории – это бессмысленная эпоха, да что там эпоха, так, ни рыба, ни мясо, нечто среднее, одним словом – «средневековье». И вот ныне, мечтает Бьондо, время «глада и мора» проходит, наступает время возрождения античных идеалов, наступает Ренессанс. Таким образом, период между упадком века Античности и Возрождением его идеалов получил название «Средние века». Переводя с культуртрегерского на общедоступный, это слово означало впустую потраченное время, которое даже имени нормального недостойно. Мы сейчас совершенно это не чувствуем, но тогда, в XIV-XV веках, в самом наименовании «средние века» уже содержалась какая-то высокомерная брезгливость и антипатия.
А в XVII веке это трехчастное деление истории повсеместно распространяет по университетским аудиториям немецкий ученый Андреас Целлариус. Конечно, какое-то время научная среда негативно оценивала подобное охаивание веков, которые дали миру схоластику, ганзейский союз, первые университеты, первый парламент, рыцарский роман, готический стиль и печатный станок. Но, как часто и бывает, сопротивление было слабым, кличка прилипла, операция прошла успешно. В мировой культуре десять веков христианской истории, культуры, искусства и науки были дискредитированы и получили неблагозвучный литературный штамп.
Конечно же, в Средние века был и мор, и антисанитария, и разбойники на дорогах, и даже аутодафе. Но, во-первых, расцвет пресловутой Инквизиции и «охоты на ведьм» все-таки приходятся на Ранний период Нового времени. Во-вторых, по этой логике, изобретение электрического стула, газовой камеры, биологического и ядерного оружия – делает наше время гораздо темнее самых темных веков. А в-третьих, тоже самое ведь можно сказать и об Античности. Достаточно почитать «Историю уродства» Умберто Эко. Ни гуманизм, ни искусства не делают век лучше или кровь белее. У каждой эпохи есть как темные, так и золотые страницы. Поэтому у Средневековья эти страницы ничуть не хуже, чем у предыдущих или последующих веков. Достаточно вспомнить, что только за одно столетие, с XII по XIII века, было сделано столько открытий в медицине, географии и точных науках, сколько не было сделано за предыдущие 1000 лет. Были изобретены очки, компас и астролябия, механические часы и артезианская скважина, появляется готический стиль, происходят революции в судостроении и средствах производства. В это же время экспедиция Джованни Карпини в Каракорум, поддержанная Римским папой, расширяет карту мира до восточных пределов Евразии, а братья Вивальди предпринимают первую попытку исследовать Атлантический океан. Также впервые изучаются африканские государства, находящиеся за пустыней Сахара, происходят путешествия знаменитого Марко Поло, а францисканский монах-путешественик Гийом де Рубрук открывает Центральную Азию. В результате экспедиций Европа впервые узнает о шелке и порохе. Я уже не говорю о появлении рыцарского романа, схоластики и «бритвы Оккама», как важнейших литературных, философских и методологических явлениях. И это только за один век! Так что «темным» средневековье были едва ли.
Почему мне показалось важным сегодня сказать об этом? Да потому что так сложилось, что сегодня на Западе, да и нередко в России, «средневековье» идет в тесной связке с христианством. Многие европейские политики, СМИ, либеральная часть общества, говоря о христианской истории Европы, в первую очередь вспоминают «темное средневековье», под которым непременно подразумевают крестовые походы, инквизицию и научную неразвитость. В Европе есть политические силы, которые пытаются через демонизацию Средних веков устранить Церковь из жизни общества, дискредитировать ее культурную значимость, свести ее исторический вклад к ужасам средневековья. Поэтому, говоря о роли христианства в истории Европы, мне кажется, важно помнить, что неприятные страницы есть у каждого века и производятся они, зачастую, людьми совершенно чуждыми христианских принципов. А во-вторых, если честно и непредвзято посмотреть на средневековую культуру, науку и искусство, в целом на все прекрасное, ценное и новое, что породила европейская цивилизация, то не трудно заметить, что источником этого вдохновения было именно христианство, творческий порыв которого зиждится на вечных словах Христа: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48). Этот закон действовал и в Средние века, актуален он и сегодня.
Сказ о том, как Владимир Даль словарь составлял
Многие знают имя Владимира Ивановича Даля как составителя «Толкового словаря живого великорусского языка», а некоторые имеют эту книгу в своей библиотеке... Я же хочу рассказать пару историй о том, как Владимир Иванович свой словарь создавал. Начну с того, что Даль по первому образованию — морской офицер, мичман. Прослужив 6 лет на корабле, он решил сменить род деятельности и... — выучился на медика. Став хирургом, Владимир Даль участвовал в русско-турецкой войне 1828-29 годов в качестве полевого врача. И если мы с помощью фантазии перенесёмся в то время и в место его службы, то увидим удивительную картину: возле госпитального шатра стоит верблюд, навьюченный мешками. А в мешках — исписанные Владимиром Далем листки. Здесь, в этих свитках — настоящее сокровище: слова, пословицы, сказки и прибаутки, собранные военным врачом в беседах с простыми служаками. Очарованный с юности красотой и меткостью русской речи, общаясь с матросами и солдатами, Владимир Даль записывал забавные сюжеты и не знакомые ему русские слова. В пору врачебной службы его записи составляли уже немалый объем. Поэтому начальство и выделило ему для перевозки верблюда. Правда, Даль чуть не потерял все свои богатства, когда верблюд внезапно попал в плен к туркам. Но обошлось — казаки отбили. Так вот получилось, что гордый корабль пустыни возил на своём горбу бесценное русское слово.
В течение жизни Даль записывал не только слова, но и сказочные сюжеты. В итоге его увлечения появилась книга сказок. Будучи в Петербурге, с экземпляром этого издания Даль направился прямиком... Ну конечно, к Пушкину! Там, у поэта дома они и познакомились. Пушкин сказки похвалил. Но более всего восхитился он далевским собранием русских слов. Особенно понравилось Пушкину слово «выползина» — сброшенная змеиная шкурка. Так Александр Сергеевич впоследствии и стал в шутку называть свой сюртук. Именно Пушкин уговорил Даля составить словарь. Благодаря этой встрече мы можем держать в руках словарь Даля, погружаться в стихию живой русской речи того времени и пополнять свой лексикон интересными словами. Например, узнать, что такое «белендрясы» и «вавакать, «мимозыря» и «жиразоль».
Приятного чтения, друзья!
Автор: Нина Резник
Все выпуски программы: Сила слова
Григорий Суров
В конце XIX-го — начале ХХ века врачи-офтальмологи, специалисты по глазным болезням, были в России на вес золота. Один из представителей этой редкой в то время специализации — Григорий Иванович Суров, окулист из Симбирской губернии — посвятил жизнь тому, чтобы сделать офтальмологию доступной для всех.
Уже в старших классах гимназии Григорий решил стать врачом. В 1881-м он успешно сдал вступительные экзамены на медицинский факультет Казанского университета. Первым местом работы Сурова была уездная больница в городе Спасске Казанской губернии. Там Григорий Иванович впервые обратил внимание, как широко распространены среди крестьян глазные болезни. У каждого второго пациента наблюдалась трахома — инфекционное заболевание, которое передаётся через предметы гигиены — например, полотенца, а распространителями являются мухи. Свои наблюдения и неутешительные выводы Суров записывал в дневник: «Эти болезни у нас в России распространены вследствие бедности, невежества, и малодоступной медицинской помощи». Офтальмологи, как уже говорилось, были в те годы большой редкостью. Поэтому Григорий Иванович решил специализироваться именно в этой области. За несколько лет работы в Спасской больнице он получил богатый практический опыт. Затем некоторое время Суров служил военным врачом. И опять же, занимался на этой должности преимущественно офтальмологией. В 1902-м он поступил в Петербургскую Военную Медицинскую академию — «для усовершенствования в медицинских науках по глазным болезням». Там с успехом защитил докторскую диссертацию.
А в 1906-м году Григорий Иванович вновь приехал в город Симбирск. Его назначили заведующим военного лазарета. Офтальмологического отделения в нём не было. И Суров его открыл. Сразу же к «глазному доктору» потянулся народ. «Главный контингент из страдающих болезнями глаз — крестьянство и необеспеченный рабочий люд», — отмечал Суров. С таких пациентов денег за лечение доктор не брал. Наоборот, помогал из собственного кармана — на лекарства, на изготовление очков. Вскоре Григорию Ивановичу удалось убедить местные власти выделить средства на глазной стационар в 50 коек. В 1911-м году стараниями Сурова в Симбирске открылась школа-приют для слепых детей.
А через несколько лет Россия стала Советской. Григорий Иванович не уехал за рубеж. Остался служить своей стране. В те годы о деятельном докторе нередко упоминали в прессе. Вот, например, как в 1923-м описывала его работу симбирская газета «Красный путь»: «Летом в разных районах губернии можно было увидеть фургон, в котором ехал доктор Суров. Он ездил обследовать сельское население. Оказывая помощь, он переезжал из села в село». После таких поездок и работы в госпитале, Суров принимал пациентов ещё и на дому, по вечерам. Симбирский учитель Алексей Ястребов в своих воспоминаниях писал: «Проходя по Беляевскому переулку, я вижу дом. И знаю: вечером у этого дома будет толпиться народ, потому что здесь живет замечательный врач, друг народа Григорий Иванович Суров».
Простой народ искренне любил своего доктора. Когда в 1920-м году большевики осудили Сурова и приговорили к году тюрьмы за то, что он взял на работу в госпиталь бывшего белогвардейского офицера — нищего больного старика, горожане встали на его защиту. Испугавшись волнений, власти восстановили доктора в правах. Впоследствии Григорий Иванович получил высокое государственное признание: в 1943-м году ему было присвоено звание Заслуженного врача РСФСР, а в победном 1945-м — орден Трудового Красного Знамени. Но не ради наград трудился доктор Суров. Однажды в своём дневнике он написал: «Я смотрю в мир глазами тысяч людей, которым помог избавиться от страданий».
Все выпуски программы Жизнь как служение
21 ноября. О пшенице и плевелах
В 13-й главе Евангелия от Матфея есть слова Христа: «Чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы».
О пшенице и плевелах, — епископ Тольяттинский и Жигулёвский Нестор.