«Соловецкий монастырь — духовное попечение о Русском севере». Исторический час с Дмитрием Володихиным

Гость программы — кандидат исторических наук, Заведующая хранилищем личных монастырских фондов Российского Государственного Архива древних актов Анастасия Богомазова.

Разговор шел о том, как распространялось влияние Соловецкой обители на Русском севере, и какие территории духовно окормлял этот монастырь.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И сегодня мы с вами поговорим о Соловецком монастыре, но с необычного ракурса. У нас нынче хорошие дни — заканчивается пост, через несколько дней наступит Рождество Христово. И люди постепенно верующие от печалей своих переходят к свету грядущего праздника. Поэтому и мы будем говорить не о том, что Соловецкий монастырь был стратегически важной точкой русской обороны на Севере. Об этом сказано до нас. Мы не будем также говорить о том, что Соловецкий монастырь славен был своим крепким иноческим жительством. Это очевидно и тому явлены примеры многими Соловецкими святыми. Мы поговорим о том, что Соловецкий монастырь — это обитель, которая отвечала за духовное окормление огромных пространств и, в общем, делала своё дело очень хорошо. А для того, чтобы совершить путешествие по тем землям, которые подчинялись Соловецкому монастырю, и увидеть воочию, как занимался монастырь нравами подчинённых ему крестьян, мы позвали к нам в студию кандидата исторических наук, заведующего хранилищем личных монастырских фондов Российского государственного архива древних актов Анастасию Александровну Богомазову. Здравствуйте.

А. Богомазова

— Здравствуйте.

Д. Володихин

— Ну что ж, вот давайте пройдёмся очень бегло по истории Соловецкого монастыря: когда он стал обителью, окормляющей фактически целый субъект федерации. Наверное, если собрать все деревни, сёла, земли, которые подчинялись Соловецкому монастырю во второй половине XVI века, то это будет что-то вроде Калининградской области, не меньше. И, наверное, даже побольше, потому что эти земли были разбросаны на огромном пространстве Русского Севера. Притом Соловки в тот момент чуть ли не крупнейший пункт русского присутствия, сравнимый с Холмогорами, и больше любых других так называемых острожков и острогов. Важно вот что: Соловки начинались как местопребывание иноков в середине XV века, чуть-чуть пораньше, наверное, во второй четверти XV века.

А. Богомазова

— Да, 1429 год — туда приходят Савватий с Германом — первые насельники.

Д. Володихин

— Традиционная дата, кто-то её оспаривает, но большинство придерживается. Изначально это был маленький, бедный монастырь. Там не было каменных храмов, там не было обширных земель, которые подчиняются обители и, с одной стороны, обеспечивают её, а с другой стороны, окормляются ею. Но вот в середине XVI века, через столетие с лишним после того, как на островах появились святые Савватий и Герман Соловецкие, игуменом монастыря делается Филипп, будущий митрополит Московский, канонизированный Русской Православной Церковью. Великий человек — при нём всё меняется в монастыре: строятся храмы, строится порт каменный Соловецкий. И кроме того, Филипп, будучи представителем известного боярского семейства Колычевых, добивается того, что Соловецкая обитель получает огромное количество пожертвований. Она фактически взрывом становится обладателем огромной области, огромной вотчины. И на монастырь вместе с доходами сваливается и ответственность за всё это, за всю эту колоссальную вотчину. Анастасия Александровна, мой первый вопрос: а как, собственно, монастырь относится к крестьянам, которые живут в деревнях и сёлах, доставшихся ему? Он как-то пытается регламентировать их жизнь, что-то рекомендует, что-то запрещает им, чего требует от крестьян?

А. Богомазова

— До нашего времени дошла всего лишь одна грамота игумена Филиппа на этот счёт, где действительно он регламентирует жизнь в Соловецкой вотчине. В основном там поднимаются хозяйственные вопросы, вопросы отношения вотчины с монастырём, вопросы взимания оброков, пошлин, работы. Вотчина Соловецкого монастыря это именно промысловая вотчина — там добывают рыбу, там вываривают соль. Усолья — это места, где вываривали соль, такие хозяйственные комплексы производства.

Д. Володихин

— То есть не хлебопашцы.

А. Богомазова

— Не хлебопашцы, потому что это север Архангельской губернии, в позднейшем, это берега Белого моря, прежде всего, и там хлеб просто не вызревает. Он вызревает южнее — на юге Архангельской губернии.

Д. Володихин

— Море — наша пашня, рыба — наш хлеб

А. Богомазова

— Да, море — наше поле. Так любили говорить. И в самом конце в этой грамоте, в уставной грамоте игумена Филиппа сказано о том, что в вотчины Соловецкого монастыря запрещено проходить торговцам алкогольными напитками, как сейчас бы мы сказали. А крестьянам- промысловикам, насельникам этой вотчины, запрещено эти напитки покупать и злоупотреблять ими. А также запрещено играть в азартную игру «Зернь» под угрозой выселения из вотчины, то есть монастырь оставляет за собой это право.

Д. Володихин

— Почему это происходило? Почему монастырь взялся вот таким образом устраивать жизнь крестьян?

А. Богомазова

— Ну, с одной стороны, монастырь, действительно, и игумен Филипп, как глава монастыря, глава этой огромной вотчины, чувствует на себе ответственность за духовную жизнь подвластного населения. А, с другой стороны, чисто экономический интерес. Если крестьяне разоряться, если они будут злоупотреблять спиртными напитками и азартными играми, то работать просто некому будет.

Д. Володихин

— Есть ли у нас какие-то документы, которые говорят, насколько строго всё это соблюдалось? Или вот пока в архивах не найдено?

А. Богомазова

— Нет, у нас остался огромный архив Соловецкого монастыря. И от XVI века довольно много документов, но уже за период более поздний, уже после игумена Филиппа. И вот такие свидетельства, если только единичные, есть в XVI-XVII веках — о том, как судились такие дела. А монастырь, как и любая церковная организация, или церковь в своей вотчине, в землях, которые ему принадлежали, имел право суда как раз по семейным делам, разбирательствам, по делам, против веры совершённым, и по таким духовно-нравственным вопросам. Ну и в принципе, имел право судить своё население. И встречаются документы о том, что действительно судят того или иного человека за какие-то грехи, именно с общественной точки зрения порицаемые.

Д. Володихин

— То есть безнравственность, порочность, пьянство?

А. Богомазова

— Да.

Д. Володихин

— И что же — наказывали? Серьёзно?

А. Богомазова

— Да, достаточно. Во всяком случае, несколько дел таких сохранилось.

Д. Володихин

— А более позднее — XVII-XVIII век? Есть что-то?

А. Богомазова

— Да, конечно, тоже есть. Там архив ещё лучше сохранился, ещё больше дел, и в том числе и таких.

Д. Володихин

— То есть практика внимательного присмотра за населением огромной вотчины продолжается не только при Филиппе, но и при его преемниках.

А. Богомазова

— Да, конечно.

Д. Володихин

— Понятно. Таким образом, мы видим, дорогие радиослушатели, что монастырь, в общем, является не только экономическим организатором населения, не только таким коллективным иноком на Соловецком архипелаге, он ещё и становится воспитателем местного населения. И, с одной стороны, может показаться, что это своего рода ограничения свободы, свободы, которой могли крестьяне воспользоваться, действительно предаваться всем этим порокам. Монастырский старец приходит и запрещает. А с другой стороны, давайте вдумаемся: в монастыре жили люди, которые знали Русский Север. В условиях Русского Севера кто-то провёл всю жизнь, а кто-то годы и получил очень хорошее представление о том, что быт у тех, кто живёт здесь, достаточно скудный и рискованный. Год на год не приходится: когда-то сытый и есть, что продать на рынке, а когда-то люди бедуют. И если к этой ситуации скудости, рискованности, всего этого небогатого промыслового быта добавить ещё пороки, которые уничтожают хозяйства, которые человека заставляют отлынивать от работы, тогда получится ситуация буквально страшная. И крестьянин может оказаться на дне нищеты и скорбей. Монастырь, таким образом, помогает ему в этой ситуации не распуститься. Ну и, разумеется, заботиться о прибытках тех торговцев хмельным напитком, каким-нибудь хмельным мёдом или привозные винами обитель не обязана: извините, никто вас не приглашал, вы сами пришли и вы сами совершаете здесь глупости. Ну что ж, дорогие радиослушатели, я думаю, будет правильным, если сейчас в эфире прозвучит стихира, посвящённая святому Филиппу Соловецкому и, впоследствии, Московскому святителю. Исполнит её хор Православного Свято-Тихоновского богословского института под управлением Королёвой.

(Звучит стихира.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И у нас в гостях кандидат исторических наук, замечательный историк, заведующий хранилищем личных и монастырских фондов Российского государственного архива древних актов Анастасия Александровна Богомазова. Мы рассказываем о том, как Соловецкий монастырь окормлял свою колоссальную вотчину. Ну вот мы стали говорить о запретах, о воспитательных мерах, о своего рода педагогике игуменского предписания. Но, наверное, стоит поговорить и о совершенно другой стороне деятельности монастыря. Ведь его заботой становится, чтобы все эти сёла и деревни получили возможность всем населением ходить в храмы. А это XVI век — храмов-то совсем немного на Русском Севере. И каким образом Соловецкий монастырь может обеспечить огромное, многотысячное население этих земель церквями?

А. Богомазова

— Действительно, Дмитрий Михайлович, давайте сначала остановимся на первом вопросе — о том, что храмов немного. Вообще, до основания Соловецкого монастыря, до основания других монастырей по берегам Белого моря было очень мало поселений там, постоянных поселений. Туда приходили промысловики издавна — с Великого Новгорода, они приходили на промыслы: на рыболовный, на зверобойный — и возвращались. Потому что земля это страшная, полнощная земля, где полгода действительно ночь, полярная ночь, где очень короткий световой день, холодная земля. И, по представлению средневекового человека, именно там было царство демона, там был ад — на Севере. Поэтому ещё первые отшельники соловецкие, когда уходили на Соловецкий остров, они ещё и шли бороться с демоном именно в его царстве — вот такой духовный подвиг на себя брали, помимо остальных подвигов. И почему было мало постоянных поселений? Не только из-за тяжёлых условий жизни, но и из-за этого представления.

Д. Володихин

— Ну, страшно, страшно.

А. Богомазова

— Страшно, действительно. Нет, действительно, храмов, почти нет постоянных храмов.

Д. Володихин

— В духовном смысле — как бы не за что зацепиться.

А. Богомазова

— Да, это земля не освещена ещё православием. Здесь детей крестить часто негде, более того родителей — родителей похоронить негде.

Д. Володихин

— Вся эта земля славилась тем, что вот рядом живут лопари, а они мастера колдовских дел, гаданий и разного рода вредоносных заклинаний.

А. Богомазова

— Самые страшные колдуны.

Д. Володихин

— Совершенно верно, у них была слава по всей Северной Европе. И кто-то боялся попасть, условно говоря, под удар всего этого колдовского делания, а кто-то, наоборот, шёл с соблазном: а давайте, я воспользуюсь, что, в общем... как в те времена говорили, конеч не губила душу его. Так что, да, надо было освещать эту землю.

А. Богомазова

— Здесь было такое интересное явление, как бродячие игумены, которые переходили от одной деревне к другой, ещё без храмов, от одной часовни к другой в тех небольших поселениях по берегам Белого моря и совершали требы, окормляли это местное население.

Д. Володихин

— Прямо игумены или иереи?

А. Богомазова

— Ну вот Савватий, например, преподобный, когда он пошёл за последним Причастием на берег, он встретил — по житию это бродячего игумена. И вот этот игумен Нафанаил основал церковь в Сороки, Троицкую церковь. И монастырь, когда уже получил эту землю в свою вотчину, церковь там уже стояла. Но церковь в этот момент была «без пения», как говорит грамота Ивана Грозного, то есть к тому моменту она уже обнищала и по каким-то причинам священника в ней не было. Монастырь получает некоторые другие земли и волости крупные, уже со стоящими там храмами, построенными крестьянской общиной. В Шижне была церковь Николая Чудотворца. Шижню получил ещё наставник игумена Филиппа — Алексей Юренев. В Колыжме была церковь Климента, папы Римского. В Суме — Успения Богородицы и Николая Чудотворца. Была одна не морская вотчина Соловецкого монастыря, скажем так, сухопутная — сельцо Пузырёво в Бежецком верхе. Это недалеко от Твери, в тверских землях. Она была получена монастырём по вкладу, и там тоже был храм. Но ведь за этими храмами надо было ухаживать, надо было и дальше снабжать их и богослужебной утварью, и книгами, и ремонт этих храмов производить, и священников туда ставить. И, например, в том же сельце Пузырёво был храм Николая Чудотворца, но он сгорел. И сгорели льготные грамоты этому храму. И монастырь обращается к архиепископу Великого Новгорода и Пскова Леониду с просьбой восстановить льготно-жалованную грамоту хотя бы на первое время, когда они найдут священника, потому что храм обгорел, священник ушёл, крестьяне тоже разошлись. И вот когда восстановится церковная жизнь, хотя бы на первое время освободить священника от пошлин.

Д. Володихин

— Это, допустим, храмы, которые стояли на земле, доставшейся монастырю. Он о них заботится, он их снабжает всем необходимым, как вы сказали, он их ремонтирует. Но я так понимаю, существовали довольно обширные пространства, на которых появлялись, вот только-только появлялись новые деревни и сёла. Строил ли монастырь специально для них какие-то храмы?

А. Богомазова

— Строил. Таких сведений сохранилось немного в документах Соловецкого монастыря, но тем не менее, например, мы знаем, что в Лямце именно монастырь организовал храм, потому что там уже было усолье Соловецкого монастыря. Но население лямецкое ходило на службу в Пурнему, а это за 15 вёрст. Сами представьте — это более 15 километров.

Д. Володихин

— Знаете, это просто как в советское время.

А. Богомазова

— Не находишься часто. И в Лямце была только часовня. К сожалению, документ об устройстве этой церкви не датирован, это только отрывок из большого дела сохранился, но тем не менее мы знаем, что это самый конец XVII века. Архиепископ Холмогорский Афанасий благословил Соловецкую обитель устроить там храм. И в этом документе упоминается священник этого храма, то есть храм действительно был построен.

Д. Володихин

— Ну хорошо. Иногда то есть Соловецкая обитель должна взять на себя заботу и о возведении здания, и о том, чтобы в этом здании изначально был комплект богослужебных книг, священнические ризы, предметы, которые используются во время богослужения и так далее, вплоть до церковного вина и хлеба. Но ведь помимо всех этих забот, которые касаются хозяйства храмового, есть ещё забота о священнике, который должен там служить. И вот каким образом монастырь давал в храм священников? Откуда — из своих иеромонахов, приглашал откуда-то, обеспечивал ли? Это ведь очень непростая штука — на пространствах, просто бескрайних, находить иереев, которые в храмах постоянно ведут богослужения.

А. Богомазова

— Действительно было два пути: либо давать из своих иеромонахов, либо приглашать белого священника. И монастырь пользовался обеими возможностями, в зависимости от конкретной ситуации. Например, к самому концу XVI века относится грамота преосвященного Варлаама, митрополита Великого Новгорода и Великих Лук. Он пожаловал монастырь льготами, именно пожаловал священников, которые служили в вотчине Соловецкого монастыря по просьбе монастыря. И монастырь писал до этого преосвященному Варлааму, что есть два храма у монастыря: в Нюхче и в Унежме — это два близко расположенных усолья промысловых. И там и там крупные населённые пункты. И вот в Нюхчу «добыли попа белого к церкви». «Добыли» — само слово интересное.

Д. Володихин

— А мы ещё обсудим, как они добывали.

А. Богомазова

— А в Унежму, вот монастырь пишет: «Из монастыря послали попа чёрного для старцев и казаков». Казаки — это наёмные работники на Севере.

Д. Володихин

— То есть они не обязательно вооружённые люди. Они могут быть просто люди, которые служат какую-то службу монастырю. Иногда это просто обычные полевые работы.

А. Богомазова

— Да, в данном случае это солеваренный промысел — обслуживают варницу. «А кормят и поят тех обоих попов они монастырём». Вот здесь встаёт вопрос о содержании священников. И монастырь платил содержание, то есть ругу, как это называлось. Либо сам монастырь, либо приказные старцы промыслов. Плюс сам монастырь посылал ругу в Варзугу. А там было аж четыре храма, в Варзуге, вот монастырь два из них обеспечивал, которые находились на монастырской земле, на монастырских промыслах. В Сороку посылал ругу, вот к той самой Троицкой церкви, которую основал игумен Нафанаил, о которой потом монастырь заботился. А приказные старцы Вирмы, Порьей Губы, Нёнокса, Пиялы и некоторых других усолий посылали из бюджета, скажем так современным словом, вот этого промысла, вот этого усолья ругу священникам тех храмов, которые находились на их земле. Интересен ещё один момент. Мы говорили о том, что в Шижне был храм Николая Чудотворца, и он сгорел, так же, как и в Пузырёво.

Д. Володихин

— Ну, такое случается.

А. Богомазова

— Да, и с деревянными храмами это случалось очень часто. Причём, видимо, сгорел капитально, так что даже и крестьяне разошлись, и священник ушёл. И вот священнику, поскольку крестьяне разошлись, у той церкви было «жить не у чего». А у той церкви жили ещё, помимо мирского населения, ещё и старицы — вкладчицы монастырские. Имена некоторых этих вкладчиц мы встречаем в документах Соловецкого монастыря. И монастырь попросил у Новгородского архиепископа Александра позволения, благословения основать там монастырь, и давать содержание этим старицам, помогать им. Потому что в своё время они помогли монастырю — дали вклад — теперь монастырь заботится о них.

Д. Володихин

— То есть получается так, что у мужского Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря были филиалы: монастыри женские, ну, или, уж не знаю, скиты, пустыни.

А. Богомазова

— Да. И вот монастырь просит позволить основать тут Девичий монастырь, и получает это позволение. И в дальнейшем, по приходно-расходным книгам монастыря, мы видим, что действительно содержание старицам отправлялось.

Д. Володихин

— Ну, а что касается вот того, чрезвычайно любопытного глагола «добыть» иерея: что такое «добыть иерея» для XVI-XVII века? Он же не рыба, которую надо сетью выловить из моря. Как его можно добыть?

А. Богомазова

— Ну вот здесь соловецкие документы бедны на подробности — как добывали. То, есть, видимо, в каких-то случаях просили у архиерея. Скорее всего, это был архиепископ Новгородский.

А. Богомазова

— Да, ему монастырь тогда подчинялся.

Д. Володихин

— А в каких-то случаях, видимо, использовали явление, для наших времён просто немыслимое, да, в общем и для Синодального периода, для Российской империи, уже встречающиеся достаточно редко, а вот для Московского царства ещё довольно распространённое. Я имею в виду бродячих иереев. Было достаточно большое количество священников безместных или временно безместных. Они за оплату служили в домовых храмах, освящали храмы, но у них не было благословения служить в этих храмах постоянно. Очевидно, в какие-то моменты бродячие игумены или просто бродячие священники оказывались приглашены монастырём в храмы, которые монастырь основывал, или храмы, за которые он отвечал, и, следовательно, должен был найти туда священника для богослужения, для треб и так далее, чтобы местные крестьяне, как вы сказали, не разбежались бы из этого места.

А. Богомазова

— Да, гораздо проще со вторым путём, когда монастырь из своей братии посылал иеромонахов, которые становились местными батюшками. И у нас есть такие сведения в приходно-расходных книгах монастыря. Например, в 1628 году навык в Сороку — вот всё к той же самой церкви Живоначальной Троицы, которая была основана как раз таким бродячим игуменом Нафанаилом в том месте, где умер Савватий, — был послан священноинок Макарий, пономарь и церковный диакон.

Д. Володихин

— Ну что ж, мы видим, дорогие радиослушатели, мы видим, что монастырь деятельно заботился о той громадной области, которая оказалась у него в подчинении. Я напоминаю вам, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк Анастасия Александровна Богомазова. Мы буквально на минуту прерываем наш диалог для того, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. Мы обсуждаем с кандидатом исторических наук, заведующим хранилищем личных монастырских фондов Российского государственного архива древних актов Анастасией Александровной Богомазовой Соловецкий монастырь в его роли обители, которая окормляет колоссальное пространство монастырской вотчины? Напоминаю, что это десятки сёл и деревень, что это, по нынешним понятиям, в общем, не самый маленький субъект федерации. Я имею в виду размеры монастырской области. И мне хотелось бы спросить вас, Анастасия Александровна, вот о чём: в сущности, монастырь ведь имел иконописные мастерские, книгописные мастерские, имел возможность, очевидно, производить и какую-то церковную утварь в своих стенах. Вот до какой степени всё это получало распространение по сёлам и деревням монастырской вотчины? Или всё это оставалось в монастыре, а для тех церквей специально на местах закупались книги, иконы, ризы и так далее?

А. Богомазова

— Нет, чаще всего церкви получали действительно из монастыря, либо через приказных старцев промыслов, в которых находились эти церкви, книги, ризы, иконы. В документах Соловецкого монастыря содержатся сведения о том, что монастырь продавал ту или иную книгу, икону — ну, иконы променивали, не продавали.

Д. Володихин

— Не было принято говорить «продать икону».

А. Богомазова

— Да, так неприлично было по тем временам.

Д. Володихин

— Хотя суть та же.

А. Богомазова

— Либо ризы, какое-то священное облачение. И священник церкви отдавал какую-то сумму денег за это облачение. Но, собственно, так же говорили, что и приказным старцем продавали что-то в промысел, но всё равно мы понимаем, что это единая соловецкая вотчина и, по большому счёту, бюджет один у этой вотчины.

Д. Володихин

— Вопрос в том, бывало ли так, что бесплатно отдавали священные предметы, и в каких случаях?
А. Богомазова

— Бывало. Например, в Кемь колокол церкви продали, а вот в Сумском остроге Соловецкого монастыря не хватало денег у местных крестьян на колокол, и монастырь послал деньги, свою часть, для того, чтобы сделали новый колокол. Бывало так, что посылали, наоборот, деньги священнику церкви местной, чтобы он уже смог написать иконы: купить дерево для икон, нанять мастеров, или купить краски и написать иконы. Бывало так, что и бесплатно посылали, если у церкви бедный приход, если нет возможности.

Д. Володихин

— А что касается монастырского флота: ведь, насколько я понимаю, монастырь, что называется, контролировал, или как бы сейчас сказали, имел на балансе целую эскадру судов: промысловых, грузовых и так далее. А ведь, насколько я понимаю, каждое большое судно получало икону, а то и несколько икон. Вопрос: откуда эти иконы приходили на корабли? Из монастыря, покупались или их приносили экипажи? Экипажи-то ведь состояли не из монахов.

А. Богомазова

— Экипажи могли состоять и из монахов, и из трудников, то есть людей, которые трудятся на монастырь бесплатно... они не на монастырь трудятся, а на преподобных, чаще всего по обету; и из наёмных работников. Откуда поступали иконы? Для XVII века у нас нет данных, мы можем только предполагать. И вообще для XVII века у нас буквально по пальцам пересчитать можно сведения об иконах на соловецких судах. И чаще всего брали икону Зосимы и Савватия. Уже в конце XVII века встречаются сведения о том, что три иконы брали на судно: икону Богородицы, Зосимы и Савватия, Николы Угодника — это на судна Лудского усолья. А вот для XVIII века у нас есть данные о том, что монастырь покупал краски для написания икон на суда. Ну, то есть, скорее всего, их писали в монастыре. В монастыре была иконописная мастерская. Иконописная палата была построена в 1615 году. А в XVIII веке иконописная мастерская очень активно работала и, скорее всего, именно там писали эти иконы.

Д. Володихин

— Я уточню: на судне мог быть экипаж, в котором нет ни одного монаха?

А. Богомазова

— Могло быть и так, да.

Д. Володихин

— Причём это могла быть команда, применяя более позднюю лексику, в которой и трудников нет, то есть вольнонаёмные могли быть?

А. Богомазова

— Да, конечно.

Д. Володихин

— И в этом случае всё равно не эта команда, не этот экипаж приносил свои иконы на судно, а иконы всё равно устанавливались по воле монастыря, поскольку суда эти принадлежали монастырю?

А. Богомазова

— Да, иконы эти выдавались из монастыря. Они упоминаются для XVIII века в описях конкретных судов. А в XIX веке есть сведения, что на монастырские суда на верх мачты могли ставить даже золотой крестик, в знак того, что это монастырское судно. Конечно, члены экипажа могли приносить какие-то дорогие иконы, любимые ими, но это были как их иконы, они не упоминаются в описи монастырских судов.

Д. Володихин

— А на какие суда ставили? На все, в том числе на какие-нибудь маленькие, там соймы, карбусы, или только на лодии?

А. Богомазова

— У нас есть сведения только о лодьях. То есть экипаж карбуса, наверное, мог взять с собой икону в путь, но это была уже их икона. Есть сведения, что и на дощанике — это речные суда — тоже на них могли быть иконы.

Д. Володихин

— Наверное, если дощаник достаточно крупный.

А. Богомазова

— Да, дощаник — это крупное речное судно. На то, какие иконы стояли на судне, конечно, команда могла влиять — ну, по своим предпочтениям. Если команда подбиралась из какого-то определённого места, они почитали определённого святого — вот на их судне тоже могла стоять икона. Обычно такие судовые своеобразные иконостасы, наборы икон судовые содержали икону Богородицы, икону Спаса, икону Николая Чудотворца, икону Зосимы и Савватия, которые прославились помощью морякам-промысловикам. Это любимые святые Соловецкого монастыря.

Д. Володихин

— Святой Никола, наверное.

А. Богомазова

— Святой Никола, да, конечно, тоже в это морское ядро входит. Кроме того, икона святого, в честь которого названо судно. Например, если судно, лодия, «Апостол Андрей Первозванный», то там будет икона Андрея Первозванного. И игумена Филиппа тоже очень любили, и могли его икону брать на суда.

Д. Володихин

— Ну что ж, в общем, получается яркая картина. И очевидно, когда монастырь завёл свои пароходы, а это было, был действительно паровой флот монастырский на протяжении нескольких десятилетий конца XIX, начала XX века, там ведь тоже не перестали от наличия парового двигателя и трубы ставить иконы.

А. Богомазова

— Конечно. И на современных судах Соловецкого монастыря, которые привозят паломников, «Святитель Филипп» и «Святитель Николай», есть соответствующая большая икона либо святителя Николая, либо святителя Филиппа. А вот внутри, где, собственно, паломники размещаются, очень много маленьких бумажных икон, которые уже паломники принесли и оставили там.

Д. Володихин

— Вот мы говорили о приобретении чрезвычайно важных и чтимых в церкви предметов. Но есть же ещё и другой аспект влияния монастыря. Монастырь в своих недрах духовных породил несколько больших святых. Вот при основании монастыря — святые Савватий и Герман, впоследствии святой Зосима Соловецкий. Затем в период, когда монастырь стал расширяться и приобрёл влияние на колоссальное пространство, влияние духовное, святой Филипп, впоследствии святой Иринарх. И, может быть, я кого-то пропустил из более поздних святых?

А. Богомазова

— Да, Антоний там ещё был до Иринарха — игумен Соловецкого монастыря. Позже, тоже в 40- годы, Маркел, который потом архиепископом стал Вологодским.

Д. Володихин

— Вот когда мы говорим о соловецких святых или, во всяком случае, о монахах, чья память чтится на Соловках, которые вошли в патерики, каким образом их судьба, судьба людей, осенённых благодатью, могла повлиять и на монастырскую вотчину? Видно ли какие-то элементы этого влияния?

А. Богомазова

— Да, конечно. Опять же, этот вопрос распадается на несколько тем. Во-первых, из стен Соловецкой обители выходят миссионера. И один из авторов XIX века, и эту фразу любят повторять современные историки, писал, что из Соловецкой обители, как из лучезарного центра, расходились лучи евангельского света по обширным пустыням и непроходимым чащам берегов Белого моря. Действительно, очень красивая метафора. Самый известный такой миссионер — это Феодорит Кольский, просветитель лопарей и один из основателей монастыря на Крайнем Севере. Трифонно-Печенский монастырь современный до сих пор самый северный монастырь России. Конечно, подвиг Соловецких преподобных, подвиг Соловецких святых являлся нравственным примером для жителей обители Соловецкой, для жителей вотчины Соловецкой обители. И бывало так, что знакомясь с жизнью Соловков, работая наёмными работниками в монастыре либо трудниками, крестьяне-промысловики уходили в монастырь и пополняли Соловецкую обитель. А в XIX веке монастырь вообще называли «крестьянским».

Д. Володихин

— То есть фактически получается так, что мы говорим не об одном лишь влиянии больших святых, которые канонизировались тоже не сразу, не при жизни, естественно, а гораздо позже. И, например, канонизация святого Германа Соловецкого очень сильно задержалась — фактически на два века. Мы говорим о влиянии достаточно строгой иноческой жизни внутри обители на окружающее пространство. Крестьяне могли её видеть и могли её воспринимать как своего рода нравственный пример.

А. Богомазова

— Да. И кроме того, если мы говорим именно о святых больших соловецких, как сказала современный историк Анастасия Олеговна Любезнова, которая изучает почитание как раз преподобного Германа, что соловецкие святые — это не дословная цитата, сейчас перефразирую — освящали эту землю, освящали страшное, опасное Белое море и вселяли какую-то смелость в людей Соловецкой вотчины преодолевать это безбрежное, опасное, смертельно опасное море, ходить на промыслы, торговать. Ведь часто Соловецкие святые помогали промысловикам, действительно на море спасали их, вытаскивали из пучины морской. Чудесами прославились и Зосима и Савватий, и преподобный Иринарх Соловецкий. Именно как помощью промысловикам и морякам они прославились. Их очень любили не только на Севере, их очень любили по всем окраинам русской земли. И даже в XVIII веке в честь них называли суда, которые ходили в Русскую Америку с Дальнего Востока нашего.

Д. Володихин

— Ну что ж, всё это выглядит как прекрасная страна чудес. Из страны ужаса она превратилась после нескольких столетий пребывания в этих дальних и опасных местах Соловецкой обители в страну христианских чудес. Дорогие радиослушатели, я напоминаю вам, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. У нас в гостях кандидат исторических наук, заведующая хранилищем личных монастырских фондов Российского государственного архива древних актов Анастасия Александровна Богомазова. И мы беседуем с ней о Соловецкой обители как о воспитателе, как об учреждении, которое духовно окормляет колоссальных размеров вотчину монастыря. И, я думаю, будет правильным, если сейчас в эфире прозвучит кант Соловецкой обители.

(Звучит кант.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, мы возвращаемся к истории окормления Соловецким монастырём и тамошними иноками огромной монастырской вотчины. Вы, Анастасия Александровна заметили совершенно правильно, что в какой-то момент происходит окрестьянивание жизни Соловецкого монастыря. До середины XVII века там бывали представители аристократии, бывали книжники, то есть интеллектуалы русского средневековья, в том числе и знаменитые личности. Впоследствии состав иноческой общины на Соловках изменяется, и там в основном представители крестьянства. Мы видим то, что крестьяне, не испытывая особенного стеснения в своей хозяйственной деятельности, делают своего рода экономический рай на Соловках. Они приведены в идеальный порядок, хорошие дороги, хорошие гавани, хороший монастырский флот, собственная электростанция, собственная великолепные гостиницы, собственные устройства для улучшения быта, разного рода мастерские и училища, и везде чистота и порядок. Я прав или я что-то преувеличиваю?

А. Богомазова

— Да, всё так.

Д. Володихин

— Достаточно посмотреть на фотографии конца XIX, начала ХХ века. Соловки там предстают во всём великолепии. Сколько ни реставрировали монастырь, а он до сих пор до такого порядка не дошёл, не так ли?

А. Богомазова

— Да, к сожалению, и работы ещё очень много. Труд для монаха — та же молитва. И это звучит лейтмотивом на протяжении всей соловецкой истории. Эту фразу записал Василий Иванович Немирович-Данченко, бытописатель, путешественник, литератор XIX века, такой интеллигент, который приехал в монастырь и смотрит на него немножко свысока. И вот он говорит с крестьянином-монахом и слышит от него эту фразу, и она его удивляет. Он записывает её, но это действительно видно, что и во времена игумена Филиппа, и в XIX веке монастырь украшается, такое хозяйство монастырское обширное — не для того, чтобы сделать жизнь братии проще, легче, комфортнее, а во славу Божию.

Д. Володихин

— Тем не менее мы видим, что в конце XIX века, в начале ХХ-го, в монастыре происходит нестроение. То есть старцы, представляющие вот эту окрестьянинную общину, спорят между собой, в Синод идут жалобы на настоятелей. И конфликт порой принимает довольно серьёзный масштаб. Вот до какой степени всё это было заметно людям, которые приезжали на Соловки? Остановимся на этом. Насколько я понимаю, в обитель прибывало колоссальное количество паломников, и в XVII веке, в XVIII-м, в XIX-м и в начале ХХ века. Так это или я что-то преувеличиваю?

А. Богомазова

— Да, это именно так. Но если для XVI-XVII века у нас сводных данных нет, потому что просто отдельно документы такие не велись по приезду паломников, то для XVIII века эти данные проанализированы Александрой Владимировной Богдановой-Алёшковой и Натальей Сергеевной Шульгиной — в девичестве Копытовой. Вот ещё в девичестве статьи вышли под их фамилиями. До 6000 человек могло приезжать летом, за летний сезон, это именно в XVIII веке. Д. Володихин

— А в XIX-м, очевидно, поток усилился?

А. Богомазова

— Ещё больше стал, да. Потому что в XIX веке, особенно после Крымской войны, усилился поток паломников на Соловки. То, что во время многочасового обстрела монастырь не пострадал, это воспринималось как ещё одно великое чудо, и сюда ещё больше паломников приехало.

Д. Володихин

— А, допустим, паломники пребывали откуда? Из дальних мест или прибывали и люди из той же монастырской области? Собственно, монастырь уже не владел таким количеством земли, он в в XVIII веке утратил. Но тем не менее, от него, как вы говорите, расходились духовные лучи и позже. Вот паломники XVIII века и более поздних времён в основном местные или в основном издалека?
А. Богомазова

— И так и так. К сожалению, в монастырских документах не писали, откуда именно паломники, а писали, откуда они прибыли, то есть из какого населённого пункта по берегам Белого моря они сели на корабль и дошли до Соловков. Вот до 60-х годов XIX века на Соловки паломников перевозили в большинстве случаев частные суда, как сейчас бы мы сказали. Перевоз паломников — это была дополнительная статья дохода для жителей берегов Белого моря, которые на своих судах, обычно это были извозные карбасы, крытые карбасы, перевозили богомольцев. Для XVII века у нас есть даже два таких сведения, оба за 90-е годы XVII века. В одном случае Холмогорский архиерейский дом нанял карбас для иконописцев в Соловецкий монастырь. И в июне 1696 года, по указу архиепископа Холмогорского Афанасия, был нанят карбасник — холмогорец с Глинского Посада Михаил, Алексеев сын, Одинаки «идти крытым своим карбусом с богомольцы, с домовыми его архиерейскими иконописцами, и с протопопом Фёдором да сыном боярским Алексеем Струнниковым». И, соответственно, этом карбаснику заплатили. В архиве Соловецкого монастыря сохранилось также письмо, данное карбусным извозчиком, то есть, скорее всего, тоже хозяином и капитаном этого карбуса, холмогорцем Фёдором, Кирилловым сыном, Желвачком, священнику Сретенского Богородицкого прихода Устюга Великого Ивану Силину. Священник Иван Силин вместе с приезжими людьми из разных городов, мы не знаем, из каких из разных, сели в карбас Фёдора Кириллова и дали ему задаток, чтобы идти от Архангельска в Соловецкий монастырь помолиться по обету Соловецким чудотворцам. Но время было уже осеннее, и судно не пошло в море, оно вернулось. И карбусный извозчик Фёдор, Кириллов сын, Желвачков дал священнику письмо в том, что в следующий год за уплаченные деньги, вот за этот аванс, он довезёт их всё-таки до Соловков, когда откроется навигация, уже летом.

Для XVIII века сведений о приезде богомольцев, как я сказала, уже гораздо больше. Вот именно суда отправлялись из разных населённых пунктов по берегам Белого моря. Но основных таких самых крупных точек три. Это Сумской острог и Сорока недалеко от него; это город Онега и это Архангельск. Вот обычно туда съезжались из Центральной России богомольцы, и уже оттуда на этих карбасах извозных они приходили в Соловецкий монастырь.
Д. Володихин

— Ну хорошо, вот вы сказали, что каждый год тысяча: в XVIII веке шесть тысяч, в XIX веке могло быть и больше. Но что видят паломники, что для них в большей степени важно? Споры, которые чувствовались в иноческой общине, или возможность всё-таки приобщиться к достаточно хорошо устроенному хозяйству, к строгому уставу монашеской жизни, получить там какой-то благой религиозный опыт. Вот что видели в большей степени те, кто туда приезжал, что для них было важнее, что в большей степени бросалось в глаза?
А. Богомазова

— Нет, конечно, в основном приезжали на Соловки именно по обету, именно помолиться, поклониться соловецким святыням. Про XIX век мы уже лучше знаем: сохранились воспоминания путешественников на Соловки и паломников. Обычно приезжали на три дня. И в первый день омывали свои грехи в водах Святого озера у стен Соловецкого монастыря, посещали службы, шли к исповеди и к Причастию. А потом могли уже путешествовать по благоустроенной Соловецкой обители, по её скитам, могли отправляться в паломническую поездку на Анзер, на святая святых Соловков, на Заяцкий остров, на Секирою гору, которая в десяти верстах от Соловецкого монастыря находится. И смотрели, как всё благолепно, как всё хорошо устроено, дивились этому, могли путешествовать по озёрами и каналам. Изначально эта система была такая хозяйственная и чтобы снабдить монастырь питьевой водой. В XIX веке каналы расширили и по ним пустили даже маленькие пароходики. И сохранились фотографии, как паломники катаются.

Д. Володихин

— Паровые катерки, скорее даже.

А. Богомазова

— Да, паровые катерки, с трубой, с дымом — всё, как положено. Если приезжала интеллигенция в Соловецкий монастырь, тот же самый Владимир Иванович Немирович-Данченко, они, конечно, пытались выискать что-то такое, за что монастырь можно поругать, за что можно его пожурить, но опять же... врач Фёдоров, который большую книгу написал о Соловецком монастыре. Мы видим, что они вроде и пытаются, но тем не менее, вот эта красота, благоустроенность жизни соловецкой побеждает.

Д. Володихин

— Ну что же, дорогие радиослушатели, время нашей передачи подходит к концу, и мне осталось сказать буквально несколько слов. Во-первых, я надеюсь, что в вашей памяти отложилось: Соловецкий монастырь не только крепость и не только обитель, замкнутая на собственную иноческую жизнь, это ещё и своего рода лампада духовная, подвешенная над волнами Белого моря и освящающая колоссальную область, подчиненную монастырю, и привлекающая к себе паломников и из других мест, в том числе из коренной России. Соловки — это точка духовного окормления, не меньшая, чем знаменитейшие обители коренной Руси, и, может быть, даже и превосходящая их. Мне остаётся от вашего имени поблагодарить нашего сегодняшнего экскурсовода по Соловкам и, кстати, сотрудника Соловецкого Морского музея, помимо всего прочего, Анастасию Александровну Богомазову, и сказать вам: спасибо за внимание, до свидания.

А. Богомазова

— До свидания.