Поделиться
Мы беседовали с руководителем Центра кризисной психологии при Патриаршем подворье, храме Воскресения Христова в Москве Михаилом Хасьминским.
Мы говорили о том, какие социальные и духовные последствия вызвала пандемия коронавируса, с какими ожиданиями люди входят в новый год и как научиться жить доверяя Богу.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, уважаемые друзья, у микрофона Константин Мацан и на связи с нами сегодня, в этом часе «Светлого вечера» Михаил Игоревич Хасьминский, руководитель Центра кризисной психологии при Патриаршем подворье, храме Воскресения Христова на Семеновской. Добрый вечер.
М. Хасьминский
— Добрый вечер.
К. Мацан
— Хорошей традицией стали наши встречи на волнах радио «Вера», с вами обсуждаем самые насущные человеческие вопросы с точки зрения психологии, с точки зрения духовной жизни, с точки зрения отношений людей. Сегодня наша встреча первая в 21-м году, хочется немножечко поразмышлять о годе прошедшем и, конечно же, о главной теме, которая с этим годом была связана — о пандемии коронавируса, о том, с какими вызовами в этой связи столкнулись мы, как люди, как граждане, как, если угодно, духовные существа, поговорить о том, как повлияла пандемия со всеми ее ограничениями на нас. Вот сегодня, когда отошел в прошлое 20-й год, конечно, ситуация радикально не переродилась, мы по-прежнему живем в тех же реалиях, но все-таки какие-то промежуточные итоги, размышления подвести можно. Вот что вы, как психолог, кризисный психолог, наблюдаете?
М. Хасьминский
— Здесь хотелось бы отметить следующее: я достаточно много в прошлом году в различных средствах массовой информации пытался доводить, доводил, что когда у нас развернулась в марте, по-моему, эта история с ковидом, она начиналась совсем с небольших цифр, но с очень большой паники. Вы, наверное, помните, что когда было чуть ли не несколько десятков заболевших — закрывались аэропорты, вводился локдаун, все закрывалось-перекрывалось, в принципе, это, конечно, ничему не помогло, как я понимаю, я, конечно, не являюсь специалистом в области эпидемиологии, но тем не менее, как мы видим по результату, очень многие болели, я и сам болел и отрицать само заболевание, о чем, кстати, сказал недавно Патриарх в своей проповеди, действительно, это абсурдно, то есть это тяжелое серьезное заболевание, тяжелая острая респираторная вирусная инфекция, которая протекает, конечно, так, как не протекала в тот же самый грипп ранее, и многие на себе уже это испытали и почувствовали. Но существует ведь не только тело и не только проблемы с телом, а болезни — это прежде всего соматическое, существует еще и психологический аспект любой болезни, а уж тем более такой массовой болезни, тут слова «пандемия» я как-то опасаюсь, потому что масштаб все-таки пандемии должен быть значительно больше, но тем не менее очень много людей болело. Так вот, психологический аспект оказался, на мой взгляд, недоучтенным, что я имею ввиду, простой пример, вот то, с чем мне пришлось столкнуться уже у моих клиентов: девочка, которая всю жизнь занималась балетом, десять лет ей, балетом она занималась с трех лет, подающая надежды балерина, всех отправили на удаленку, на дистанционное обучение, соответственно, закрылась и балетная школа, девочка предоставлена сама себе, у нее уже начинают проявляться такие депрессивные ноты в ее поведении и вообще это становится большой проблемой в целом даже по стране, потому что здесь балет, там какое-нибудь актерское мастерство, там самбо занимался ребенок, там еще чем-нибудь и в итоге все, кто пытался реализовать себя через спорт, через творчество, столкнулись с огромными проблемами, и ведь мы должны понимать, что теперь вернуть этих самых детей, кто чем занимался дополнительно, ведь все практически закрылось и даже, к моему удивлению и даже потрясению закрылись фитнес-залы в определенный момент времени, парки были закрыты, то есть разрушалось в принципе отношение людей к жизни и психологический комфорт разрушался, и вот это, на мой взгляд, может иметь последствия даже значительно больше, чем сама болезнь и видим мы это уже, на самом деле, и по обучению детей: некоторые дети стали лучше учиться, это правда, но очень многие дети стали учиться хуже.
К. Мацан
— Михаил Игоревич, ну вот тут не могу не спросить, пока мы от этого аспекта темы далеко не ушли, вы перечислили то, что закрывалось, особенно весной, сейчас тоже какие-то ограничения существуют на проведение театральных спектаклей, например, заполняемости залов в рамках культурных мероприятий, это действия властей, которые можно критиковать, можно недоумевать, можно предлагать иные ходы и способы решения борьбы с распространением инфекции помимо таких мер по закрытию, ограничению доступа куда-то, но мы с вами, как два простых человека, глобально на процесс повлиять не можем, на то, чтобы закрывалось или не закрывалось, на то, чтобы правительство вело себя по-другому, что мы можем — мы можем подумать о том, а как нам адаптироваться, как свой покой внутренний, психологическую устойчивость сохранить в ситуации турбулентности, что вы тут своим подопечным рекомендуете, советуете, что человеку в этой ситуации можете сказать?
М. Хасьминский
— Константин, во-первых, мне сложно согласиться с тем, что мы ни на что не можем повлиять, потому что у нас демократическая страна и позиция каждого человека, она в достаточной степени может быть весомой, если человек находится на своем месте. Знаете, я за этот год очень много раз слышал слова определенных работников образования, которые говорили: «Ну а что мы можем сделать, мы понимаем, правила глупые, мы понимаем, что они ни к чему не приводят, но мы же ничего не можем сделать, потому что нам так говорят». Я думаю, что позиция в принципе должна выражаться, потому что если нам не безразлично будущее наших детей, в том числе, мы должны понимать, что нам делать и ради чего, собственно, мы терпим, то есть мы должны понимать и нам должны это объяснить, а не просто что-то закрывать, перекрывать и выгонять.
К. Мацан
— Ну смотрите, я согласен, что позиция должна выражаться, и, в том числе, наш нынешний разговор и есть выражение определенной позиции, к тому же вопрос о целесообразности тех мер, которые принимались весной и сейчас принимаются, этот вопрос дискутируется и на волнах нашей радиостанции подробно, мы постоянно говорим, допустим, о том, что последнее, что должно быть подвержено переводу в дистанционный режим — это обучение школьное, и мы об этом говорим. Я, когда говорил о том, что мы не можем повлиять, не говорил, что мы вообще ни на что не можем повлиять, а говорил о том, что на глобальные процессы мы влияем медленно и озвученная позиция вода камень точит, да, один возглас, другой возглас будет постепенно создавать климат, в котором какие-то решения властью будут пересматриваться под давлением, под воздействием общественного мнения, но это такая, скажем так, игра в среднесрочной перспективе, как минимум, а вот здесь, сейчас человек, который переживает внутренние, не общественные его занимают проблемы, а переживает внутренний кризис от того, что привычная жизнь вышла из колеи, где искать точку опоры?
М. Хасьминский
— Понимаете, здесь тоже такой момент: где человек искал обычно точку опоры до всего этого кризиса, там будет искать и после этого кризиса, объясню свою мысль: если человек понимает, что здоровье во многом зависит от движения, от нагрузок и так далее, он и в условиях коронавируса найдет возможность заниматься физической культурой и укреплять свой иммунитет таким образом, даже если будут закрыты фитнес-клубы и парки, он все равно найдет такую возможность. В целом, конечно, каждый человек должен стать более ответственным, знаете, как на войне ни одного шага не делается просто так, то есть если раньше у тебя было время, и ты мог чем-то заниматься, какими-то посторонними делами, то сейчас ты не можешь делать лишних шагов, ты должен подумать о том, как максимум времени, например, провести с ребенком, провести для того, чтобы укрепить свое физическое здоровье, какие найти новые возможности для общения, и вот я думаю, что все мы освоили эти все интернет-площадки, «зумы», мессенджеры, которые, может быть, осваивали бы еще десятилетия, но очень быстро мы перестроились и, в принципе, это говорит о нас в данном случае, как о достаточно здоровых личностях и к этому нужно подталкивать в том числе, и детей, давая им какие-то интересные увлечения, меняя: пусть ладно, ты не можешь ходить на балет, но ты можешь развивать свой канал, условно говоря, на Ютюбе и чем быстрее ты будешь перестраиваться, знаете, как во время военное на поле боя: чем быстрее ты можешь менять позиции, тем ты будешь здоровее и целее, не надо просто терять времени и ловить ворон в этой ситуации, потому что время очень ограничено и плюс к этому вот хотелось бы особенно сказать, я свое мнение выскажу, события таким чудесным образом развиваются стремительно, быстро, вот то, что мы сейчас видим в Америке, то, что мы видим, связанное с этим коронавирусом, настолько быстро меняется мир, что правда приходят серьезные мысли о том, что нельзя терять вообще, по сути, ни минуты еще и для спасения, потому что когда там что придет — неизвестно, но как бы вот не пропустить, когда происходят такие динамичные изменения, то есть если ты долго откладывал, например, поход на исповедь и, в том числе, заняться своей душой, наверное, уже точно совершенно пора это сделать, не теряя времени, потому что неизвестно вообще, что дальше будет, будет ли вообще такая возможность, а то вдруг вот так действительно все закроется и все.
К. Мацан
— Михаил Игоревич Хасьминский, руководитель Центра кризисной психологии при Патриаршем подворье, храме Воскресения Христова на Семеновской сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» и мы разговариваем о том влиянии, о тех воздействиях карантинной ситуации, через которую мы проходили и проходим, на нашу обычную жизнь, которую мы наблюдаем и размышляем, что делать, как адаптироваться в этой ситуации. Вот в ситуации, когда люди сели дома, когда часть школьников средней и старшей школы перевели на дистанционное обучение, мы тоже говорили в нашей программе, не раз, повторюсь, о том, что, конечно, это крайне нежелательная ситуация для образовательного процесса — перевод его в дистант, и даже у нас один из спикеров-экспертов обращал внимание, что получается ситуация абсурдная в том смысле, что торговые центры открыты, допустим, а школы переведены на дистанционное обучение в средних и старших классах, но это сейчас сторонняя тема...
М. Хасьминский
— Знаете, вот я был в Дальневосточном регионе в декабре и там от областного центра еще 300 километров до этого, даже не райцентра, а отдельная школа еще от райцентра, там еще 50 километров, и вот там дети учатся в три смены зачем-то, усложняя ситуацию всю с учителями, но при этом, конечно же, все общаются, потому что в этом селе живут, сколько их там есть, человек сто, они просто не могут не общаться, они должны ходить в магазин, то есть данные требования, они просто полностью абсурдны и невозможно объяснить, но при этом там закрыты кружки, они не могут заниматься какими-то любимыми делами, воспитательный процесс, естественно, почти полностью провален, потому что самое-то главное что — воспитание же ребенка, социализация его, не только получение знаний, но и воспитание не может осуществляться теми же самыми воспитателями по домам, а только родителями и социализация не может проходить в квартирах, то есть вот здесь мы проваливаемся, и мы получим еще целое поколение людей, которое даст нам увидеть те последствия непродуманных этих вот решений.
К. Мацан
— Спасибо за этот пример с сельской школой, действительно красноречивый и показательный, но я к чему об этом заговорил: вы уже в нашем разговоре употребили метафору войны, вот мы находимся в ситуации, как на войне, в ситуации карантинных ограничений, новых реалий, мы призваны в этом смысле не терять времени, продумывать свои шаги и ответственно к ним относиться, хотя, наверное, это как раз тот случай, когда все эти требования вполне применимы к обычной жизни и вне пандемии, и вне войны, к ответственности за поступки, к планированию своих действий, к внимательному, нерасточительному отношению ко времени, но я бы вот о чем с другой стороны хотел поговорить: все-таки метафора войны — метафора пугающая, а есть среди мнений о текущей ситуации такие, что: ну давайте, если угодно, искать плюсы, но не в смысле, которые компенсировали бы минусы, а вот если дети остаются дома, нельзя ли это расценить, как шанс семье побыть всем вместе, может быть, первый и последний раз в жизни такая вынужденная ситуация может помочь семье сплотиться, вот вы, как психолог, что об этом думаете?
М. Хасьминский
— Здесь у меня будет мнение-то необъективное, потому что ко мне приходят уже с проблемами, ко мне счастливые семьи очень редко приходят и говорят: «вы знаете, у нас так все хорошо, мы сплотились за время коронавируса». Я думаю, что такие, конечно, тоже есть, мне просто сложно сказать, каких больше, потому что я вижу только одну сторону, в данном случае — проблему, но, конечно, я уверен, что такие есть семьи, и я абсолютно уверен, что, вот пройдя этот кризис, пересмотрев свое отношение, в том числе, и друг к другу, можно получить очень много хорошего в этой ситуации, а то, что это, по сути, война — ну смотрите, эпидемия всегда приравнивается к войне, это, скажем так, враждебная сила стихии по отношению к человеку и вообще мы, в принципе, в этой жизни, наверное, как на войне, здесь существует и хорошее, и существует и плохое, существует и болезнь, предательство, и существует и любовь, и дружба, и созидание и так далее, то есть здесь всегда представлены две стороны, и мы между ними каждый день выбираем. И если из этого уже исходить, то да, я согласен, мы можем выбрать добро, что мы можем извлечь очень большие выводы. Кто-то, я вам скажу, я даже знаю таких и взрослых, и детей, кто-то вдруг научился читать, именно полюбил читать, имеется ввиду, то есть явный плюс, кто-то восстановил отношения, вот я знаю одну семью, которые вынуждены были поехать к родителям в деревню, и там восстановились отношения, которые не восстанавливались 15 лет, по сути своей, то есть, конечно, плюсы здесь могут быть, все зависит от того, как мы видим стратегически эту ситуацию, какие мы делаем выводы и какая у нас личная мотивация и устремление в данном случае, что мы хотим сами, если мы хотим просто говорить, что все плохо, плохо, плохо, ужасно и срываться на других — это один разговор, если мы понимаем, что мы с этой лодки никуда не денемся и надо отношения наши и планировать, и улучшать — это другой разговор, поэтому да, я согласен, я думаю, что многие семьи, в том числе, получили пользу.
К. Мацан
— Ну вот в том, что вы говорите, мне принципиально важным кажется то, что вы указываете на какую-то проблему труда, что ситуация, при которой вынужденное пребывание всей семьи вместе длительное время — ситуация, которая редко случалась в обычной жизни, когда родители на работе, дети в школе, а вот тут ситуация, в которой люди вот в этой лодке одной, из которой никуда не деться, может быть, не полностью запертые дома, но, как минимум, время, проведенное дома всем вместе вынужденно увеличилось, вот это ситуация, в которой эти плюсы, о которых мы говорим, видимо, не достигаются сами собой, как правило, есть счастливые семьи, у которых просто все хорошо, они вот живут вместе, им радостно, но то, что вы говорите, наводит на мысль, что это каждый раз для семьи, для каждого отдельного члена семьи некий труд, некое усилие, некая работа с собой, вот как вам кажется, в этой работе с собой что главное, на что обращать внимание, можно ли для себя какие-то найти, опять же, те же самые точки опоры, что вы здесь, как психолог, советуете?
М. Хасьминский
— Во-первых, я скажу, что, конечно, прекрасная пословица, что без труда не выловишь и рыбки из пруда, она здесь подходит, потому что ничего нельзя сделать без труда, без труда можно только все разрушить. Что касается что можно сделать — тут все зависит, опять же, от стратегического понимания ситуации, вот смотрите, пусть будут у нас военные метафоры сегодня: вот подразделение, вот есть определенная иерархия, есть командир, есть его подчиненные, солдаты, если командир видит правильно стратегически задачу, а не только тактически, если он не впадает в эмоции, то есть у него нет паники, нет истерики, нет каких-то выяснений эмоциональных отношений, а есть все логические связи, полное понимание, как надо действовать, к чему надо прийти, как эту задачу завершить, как выполнить боевое задание — это хороший командир и, соответственно, у него все в системе, начиная от младших офицеров, заканчивая рядовым составом, они все на своем месте, они понимают, куда они идут. Самое страшное во всей этой пандемии, эпидемии или заболевании то, что нет какого-то стратегического понимания у нас, в частности, что это и к чему это все ведет и где лично мое место, но в семье, например, или в организации, которая вынужденно впала в такое острое состояние каких-то изменений, связанное с коронавирусной инфекцией, можно заглушить в определенной степени все эмоции, остановить все конфликты, всех подчинить на решение общей цели, и вот тогда сама система, она гораздо легче и успешнее пройдет этот кризис, чем та система, которая просто разбалансирована, у каждого свои эмоции, у этого паника, у этого истерика, и полное абсолютное непонимание вообще, к чему мы идем.
К. Мацан
— Мы продолжим эту тему в следующей части нашего разговора, на минуту прервемся. Я напомню, сегодня с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер» Михаил Игоревич Хасьминский, руководитель Центра кризисной психологии при Патриаршем подворье, храме Воскресения Христова на Семеновской. У микрофона Константин Мацан, не переключайтесь.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, еще раз здравствуйте, дорогие друзья, у микрофона Константин Мацан, а на связи с нами и с вами сегодня, в этом часе «Светлого вечера» Михаил Игоревич Хасьминский, руководитель Центра кризисной психологии при Патриаршем подворье, храме Воскресения Христова на Семеновской. Мы продолжаем наш разговор, мы размышляем о предварительных, промежуточных итогах того, как мы проживали карантин, самоизоляцию, пандемию, собственно говоря, о том, как мы проживали главную тему ушедшего 2020 года и с чем идем дальше. И вот прогнозы — дело неблагодарное, мы это понимаем, но тем не менее вы сейчас с каким сердцем в будущее смотрите с точки зрения того, о чем мы говорим — нашей адаптации к новым условиям жизни, нашей посильной попытки эти условия изменить к лучшему, что нас ждет?
М. Хасьминский
— Я, наверное, плохой прозорливец...
К. Мацан
— Вы скорее оптимист или пессимист?
М. Хасьминский
— Знаете, я реалист. Я не могу здесь однозначно сказать, мне, конечно было бы очень важно, тут некоторые вводные надо понимать, откуда этот вирус, какого он происхождения, природного, не природного, кто какие интересы решает с помощью этого вируса и, соответственно, обратная связь, какие силы стоят, например, за другую сторону, я не знаю. Я думаю так, что в любом случае уже многое изменилось, изменились и наши отношения, коммуникации, изменились во многом как раз мотивации, ну, например, есть очень негативные изменения: то, что люди, например, стали реже в храм ходить, вот мне очень многие об этом говорят, что меньше стало прихожан и это негативно, потому что за 21 день, в принципе, начинают вырабатываться некие новые привычки.
К. Мацан
— За 21 день?
М. Хасьминский
— Да, в среднем.
К. Мацан
— А почему именно 21 день?
М. Хасьминский
— Есть несколько научных исследований на эту тему, я, честно говоря, не разбирался, почему 21 день, но 21 день, когда уже начинают формироваться новые навыки. Вот если помните, в детском лагере пионерском смены были в Советском Союзе, вы-то, наверное, это время еще не застали, но это как раз был три недели, то есть первое время тебя ломает прямо, ты только из дома, а потом уже не хочешь расставаться, потому что ты уже привык, уже адаптировался, у тебя выработались навыки, в том числе, дисциплины, следование расписанию определенному и так далее, то есть это научно подтверждено многократно. Ну, естественно, не все навыки вырабатываются за 21 день, но есть такая цифра у психологов. Так вот, если 21 день человек посидел дома, например, не выходя из него, то потом очень сложно его, опять нужен 21 день, чтобы он поведение в какой-то степени поменял и начал с удовольствием, как и раньше, гулять, если человек в храм не ходил несколько месяцев, то у него навык потерялся ходить каждое воскресенье на службу и теперь этот навык должен опять обретаться, а вы же понимаете, что это сложно, сложно заставить себя с утра взять, пойти, молиться и так далее, то есть те навыки, которые вырабатываются сложно, они пропадают и сложнее их восстановить, вот в чем вся проблема. Какие-то навыки у нас, например, по работе с компьютером выработались новые, адаптировались мы к этому, какие-то новые формы работы у нас появились и так далее, а какие-то пропали и я, например, не знаю, что должно произойти, чтобы опять они все выработались, и мы зажили по-старому, я думаю, такого уже не будет, и я думаю, что, возможно, какие-то целые направления жизнедеятельности человека могут пропасть просто, а это, в свою очередь, потребует глобального переосмысления этического, и, в том числе, может быть, и религиозного, то есть для чего мы, кто мы, антропологические будут заданы вопросы, для чего мы живем, кто мы такие, как мы должны отвечать на эти вызовы, и я думаю, что уже не вернемся мы в то же самое состояние, из которого вышли, хотя я по нему скучаю.
К. Мацан
— Ну а вот смотрите, я тут не могу в этой связи не спросить о том, насколько, опять же, здесь можно увидеть не повод к печали о прошлом, сколько увидеть возможности для будущего, вот вы привели в пример то, что снизилось количество прихожан в храмах — с одной стороны, я тоже, как журналист, не раз слышал от настоятелей храмов московских последнее время эти соображения, причем мысли высказывались в том ключе, что когда были ограничения введены, понятное дело, почему люди стали меньше ходить — из соображений безопасности и ответственности той самой, о которой мы говорили весной, потом, когда ограничения стали помягче или вовсе были сняты, такого же обратного притока людей в храмы не произошло, грубо говоря, кто-то так и остался дома. С другой стороны, только что прошли праздники Рождества Христова, нас ждет праздник Богоявления и вот по таким моим наблюдениям, сугубо частным, не претендующим на какую-то обобщенность, много людей в храмах на праздники, по крайней мере, чтобы храм, в который я хожу, стоял бы пустым или сильно поредевшим, так, чисто зрительно, об этом говорить не приходится, наверное, все по-разному и где-то посередине вот такая верная пропорция, что называется, истина. Я вот о чем в этой связи хотел бы спросить: а то, что человек ходил, ходил, ходил в храм и уже начал воспринимать это немножко как привычку, как такую дисциплину, что вот надо пойти, надо встать, надо это делать, и вдруг он этой привычки оказался лишен и оказался перед необходимостью себя спросить: а зачем я пойду в храм, а почему я не могу без храма — мне просто плохо, потому, что я привык или во мне есть внутренняя потребность быть с Богом, во мне есть внутренняя потребность молиться? Тогда почему я не могу молиться дома? Я сейчас очень так широкими мазками накапливаю ассоциации, но и такие мнения звучат, что мы оказались перед задачей заново осмыслить свою религиозность и свою религиозную жизнь, те, кто ее вел, вот что вы об этом думаете?
М. Хасьминский
— Конечно, я не большой эксперт в этом вопросе, честно говоря, могу только высказать собственную точку зрения на этот аспект, я скажу так: мы переосмысляем свою религиозность, свое место в вере, если можно так сказать, и мы же знаем с вами массу примеров, когда отцы-пустынники не ходили в храм каждое воскресение и ходили, может быть, один раз на Пасху, причащались вместе со всеми и их духовной жизни это, конечно, не мешало а наоборот способствовало в какой-то степени вот это уединение, эта гармония и так далее, то есть кому-то наверное, это может даже пойти и в плюс, но они-то были трезвомыслящие, трезвение у них было, им не нужен был социум, чтобы увидеть себя на каком ты, собственно говоря, месте находишься и не нужен был навык постоянной исповеди, чтобы сверять свой курс, чтобы вот эту корону, которая у тебя на голове, хотя бы иногда снимать, они были людьми гораздо более совершенными, которые могли действительно редко приходить в храм, но мы-то, в общем-то, люди слабые, мы можем молиться дома...
К. Мацан
— Но редко.
М. Хасьминский
— Пусть даже часто, а можно молиться очень часто, и я таких тоже людей знаю, они не просто часто молятся, они, можно сказать, молятся постоянно, но они в прелести, именно дома, спрашиваю: «А духовник у вас есть? — Нет, а зачем мне духовник, я дома молюсь, у меня все нормально. — А как вы думаете, что у вас все нормально-то, вы с чего это взяли? — Да я чувствую!» Я почему об этом говорю — потому что этот человек ругается со всеми домашними, в том числе, и из-за веры, злой на всех, на патриарха, на кого угодно, просто из него зло пышет. Ты думаешь: вот святой человек, молится дома, нескончаемо акафисты читает и так далее, то есть что это — вот это и есть прелесть. Нам для чего нужна социализация — мы друг на друга смотрим, как в зеркало, мы ищем обратную связь, мы должны понимать, что мы на каком-то правильном пути, мы социальные люди, а когда мы десоциализированы — происходит эта проблема.
К. Мацан
— Ну вот смотрите, когда я задавал вопрос, я даже не столько имел ввиду тему хождения в храм или как замену этому молитву дома, в идеале все должно сочетаться и вопрос тот, который перед нами поставлен, на который мы ищем ответ и над которым мы размышляем, это не то, что: можно ли не идти в храм, а молиться дома, не лучше ли оставаться дома? Я вовсе не выступаю проводником мысли, с которой я не могу согласиться, что, дескать, «и дома тоже нормально, и без храма можно обойтись», мне кажется, человек церковной веры понимает, что вне богослужения, вне церковной жизни моя религиозная жизнь будет какой-то крайней неполной, крайней ущербной. Я говорю немножко о другом: при согласии, что без храмового богослужения нам никуда, пандемия при ограничении доступа в храм поставила вопрос: а ради чего я иду в церковь, просто ради привычки или какой-то вижу в этом глубинный смысл, с которого можно сдуть пыль, заново вытащить на свет и обдумать, и тем самым религиозная жизнь расцветет новыми красками, эта возможность. Я вот еще о чем хотел спросить: с другой стороны, звучат мысли такие, что пандемия показала, что вот эти 30 лет, которые церкви открыты и активно развиваются, и активно строятся, и богослужения совершаются, и церкви полнятся, и человек не имеет препятствий к тому, чтобы прийти в храм, исповедаться и причаститься — вот это было сокровище, которое мы не то, что не ценили, но воспринимали, особенно люди более младшего возраста, как нечто само собой разумеющееся, а оказывается, это может быть отнято под влиянием обстоятельств той самой войны, как эпидемии, эпидемии, как войны, и вот у нас есть шанс это оценить, оценить радость имения этой святыни, что вы об этом думаете?
М. Хасьминский
— Тут я не могу не согласиться, конечно, знаете, когда ты что-то имеешь, а потом это что-то пропадает, ты начинаешь это гораздо больше ценить, даже в психологии есть такие опыты, которые доказывают, что человеку если что-то подарить, он будет этому радоваться, особенно если это нужно, но если вот ему подарили и тут же отобрали, то он будет печалиться гораздо больше, чем радовался, то есть когда отбирается — тяжелее переживается, чем если прибавляется, не знаю, понятно ли я объяснил, но здесь то же самое происходит: ну вроде, действительно, уже минимум одно поколение живет при открытых храмах, спокойно ходит и другой жизни даже себе не представляло и теперь да, многие начинают ценить, многие начинают по-другому относиться к богослужениям, я таких людей тоже знаю. И вот здесь, кстати, мне кажется, как раз можно посмотреть, у кого какая вера, то есть такая лакмусовая бумажка получается в итоге, кто какую сторону занимает. Я не духовник, мне сложно, конечно, такие предложения делать, но мне кажется, что как раз в этот момент и наступает момент истины и сразу понятно, нужно ли тебе это или не нужно, если, опять же, метафорой: вот дома у тебя лежит нечто, какой-то предмет, который тебе, возможно, дорог, но вот собирает он пыль, и вот кто-то берет этот предмет и уносит или куда-то дарит, и ты, если переживаешь по этому поводу, если он тебе действительно дорог, то начинаются переживания и попытки как-то вернуть этот предмет, а если ты на второй день забыл про это, ну значит, он тебе так нужен был. И согласен, что здесь как раз у многих происходит переосмысление вообще церковной жизни и тех возможностей, которые есть. Я, например, про себя могу сказать, что действительно, когда на это на все смотришь сейчас, думаешь: а сколько у нас еще есть времени-то вообще на церковную жизнь? Это не к концу света, не к тому, ни к каким предсказаниям, а просто из развития мира такие вопросы волей-неволей в голову как-то закладываются, слишком резко все начало меняться.
К. Мацан
— А вам, как психологу, кризисному психологу, работающему в Центре психологии при храме, неслучайно он при храме, доводилось сталкиваться с ситуациями, когда человек приходил, говорил: «не могу, мне так плохо из-за того, что ограничены богослужения», например, и вы понимали, что у этого человека та тема, к которой я обращался — скорее всего просто привычка не может реализовываться также, как раньше?
М. Хасьминский
— Ко мне, честно говоря, никто с таким вопросом не обращался, потому что у нас немножко другой спектр вопросов, по поводу богослужения я думаю, что скорее всего обращаются к священнику с этими вопросами, я думаю, что это больше по месту, то есть все говорят, наверное, своим духовникам, того, кому тяжело от отсутствия богослужения, те скорее всего имеют своих духовников, которым, наверное, на это и жалуются, то есть к психологу с этими проблемами не приходят.
К. Мацан
— Михаил Игоревич Хасьминский, руководитель Центра кризисной психологии при Патриаршем подворье, храме Воскресения Христова на Семеновской сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер», Вот нас сейчас слушают люди и слышат ваш тезис о том, что вообще стоит задуматься, сколько еще времени осталось, опять же, звучит так очень апокалиптично, но на самом деле ведь в этом же тоже можно расслышать простое здравое зерно, по сути, то, о чем мы в самом начале программы говорили — что ситуация пандемии поставила нас перед необходимостью более тщательно распоряжаться своим временем, как-то более ценить. А вот что нужно человеку, чтобы начать так ценить время, как это на практике должно реализоваться: поскорее в храм бежать, пока есть время? Поскорее ближних обнять? Поскорее со своим характером начать работать?
М. Хасьминский
— Нет, а это надо всегда делать, собственно говоря, зависит это от времени или нет. Знаете, когда мне когда-то мама говорила моя, покойная ныне, говорит: «Миша, цени время свое, это очень дорогая вещь» — это все были слова, я в школу ходил, можно было не делать уроки, например, заниматься чем-то еще, и вот вы представьте, что я понял это только однажды, лет десять, может, назад на новогоднем молебне в нашем храме, когда настоятель храма архимандрит Августин свою проповедь после новогоднего молебна начал таким образом, у меня так не получится, но я очень тезисно, что: «Дорогие мои, вот закончился год, но это астрономическая цифра, вот новолетие, подумайте, пожалуйста, просто на досуге подумайте, а что такое время, что это за неизвестная субстанция, которая неизвестно откуда берется и неизвестно куда исчезает и которое проявляет нас в этом мире. И вот как луч света проявляет, через пленку проходя, и получается эта картинка, то есть получается фильм, а если луча не будет, то, соответственно, и времени нет, и вот это время нам дано для спасения, и вот это время, оно бесценно, потому что действительно мы не знаем, когда оно исчезнет и не знаем, кто нам его дал». И меня так сильно это, я вам скажу, задело, я действительно стал думать над тем, вот просто я своими мыслями с вами сейчас поделюсь, что, например, собака в десять лет — это уже старое такое существо, у нее инсульт и инфаркт уже может быть, уже лапы, артриты, еще чего-то, это старик, десять-двенадцать лет собаке, а человек в десять лет — это даже не подросток, а совсем молодой ребенок, и думаешь: значит, для нас по-разному течет время, значит, так Господь устроил и для каждого человека оно по-разному течет. И действительно, это не часы на циферблате, это совсем нечто другое, это тот самый дар, который каждому из нас, который нельзя даже описать, действительно, когда ты маленький, время течет медленнее, ждешь окончания учебного года целую вечность, а потом чем становишься взрослее, тем короче бегут твои дни, и вот этот дар нам надо ценить, с эпидемиями, без эпидемий, с какими-то еще потрясениями, потрясения были всегда, всегда были войны, эпидемии, какие-то нестроения и так далее, и всегда были мы, души, и всегда было самое важное для нас — спасение, и вот этого никто у нас не отменял, не отменит до скончания века, поэтому в любом случае не надо лениться, не надо терять время для этого, ну и надо решать вопросы, конечно, которые связаны с эпидемией, но это уже, я бы сказал, по сравнению с первым, не такие уже сложные вопросы, если смотреть стратегически.
К. Мацан
— Ну вот заговорили мы про время — конечно, волнующая тема, очень цепляющая, я вспомнил такие афористичные слова Михаила Жванецкого, как и все у него афористичное, хотелось бы пару строк процитировать, потом поразмышлять об этом. Вот известный текст, называется «Жизнь коротка»: «Жизнь коротка и надо уметь. Надо уметь уходить с плохого фильма. Бросать плохую книгу. Уходить от плохого человека. Их много. Дела неидущие бросать. Даже от посредственности уходить. Их много. Время дороже. Лучше поспать. Лучше поесть. Лучше посмотреть на огонь, на ребенка, на женщину, на воду». Ну, это только начало текста, он длиннее, но сама мысль, цепляющая, с одной стороны, что времени мало, жизнь коротка и надо уметь отделять осмысленное от неосмысленного, бросать плохую книгу, уходить с плохого фильма. С одной стороны, как и многое у Михаила Михайловича Жванецкого точно, афористично, про нас, попадает в сердце, попадает в опыт твой, попадает в тебя, с другой стороны, как бы здесь удержаться от такого высокомерия, от того, что вот чего-то мне не нравится, не хочется, скучно — я это бросаю, потому что мне дороже собственный комфорт. Можно очень легко с водой выплеснуть ребенка, вот что вы думаете, как в этом смысле искать золотую середину?
М. Хасьминский
— По отношению ко времени с Михаилом Михайловичем я, конечно, соглашусь, а по поводу того, что бросать — слушайте, ну можно дойти до того, что ну надоела тебе жена — ну брось ее, надоело учиться — брось тоже, надоело работать — тоже бросай, мне кажется, если уж так, абсурдно: мы все призваны к труду, надо действительно выделять главное и второстепенное, я думаю, это на самом деле, Михаил Михайлович имел ввиду. И если ты видишь нечто главное, то второстепенным можно пренебрегать, но для этого ты должен четко понимать вот эту иерархию, а то так можно все бросать: это надоело — бросил, то надоело — бросил, пятое-десятое, и тогда ты в итоге останешься ни с чем, ты все повыбрасываешь потому что и все. Поэтому если ты, например, нашел спасение, я условно говорю, это прямо высшее, но пренебрег изучением иностранного языка, то, в принципе, ничего страшного, наверное, не произошло при этом, а вот если ты пренебрег и изучением иностранного языка, и обучением, и работой, и еще и спасения не получил, вот это настоящая катастрофа и это, кстати говоря, когда идет вирус, коронавирус и вообще когда кризисные условия формируются — очень важно как раз не бросать, а постараться ничего не терять из того, что можно сохранить, то есть сохранить как раз ресурсы, которые дадут тебе потом, когда кризис пройдет, возможность восстанавливаться и лучше еще эти ресурсы приобретать, то есть если ты еще и изучишь язык, пока ты сидишь дома, например, если ты еще изучишь какой-то вопрос, который даст тебе новые компетенции, если ты заведешь общение и какие-то контакты с человеком, с которым раньше ты не успевал, а теперь ты можешь, разговаривая, например, в «зуме» это восполнить, вот тогда ты можешь выйти из кризиса очень даже серьезным победителем, поэтому лучше ничего не терять.
К. Мацан
— Спасибо огромное за этот оптимистический финал нашего сегодняшнего разговора, лучших слов не найти, мы заканчиваем его на словах о спасении, на отделении главного от второстепенного и о том, что в любой, даже самой тяжелой ситуации надежда есть. Спасибо огромное. Михаил Игоревич Хасьминский, руководитель Центра психологии при Патриаршем подворье, храме Воскресения Христова на Семеновской сегодня был с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер». У микрофона был Константин Мацан, еще раз спасибо, до свидания, до новых встреч на волнах радио «Вера».
М. Хасьминский
— Всего доброго.
