«Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов

У нас в гостях был настоятель московского храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове протоиерей Павел Великанов.

Мы размышляли с нашим гостем о смыслах и значении Страстной Седмицы и о том, как участие в богослужениях этих дней может помочь подготовиться к встрече главного христианского праздника — Пасхи.

Ведущая: Марина Борисова

---

Марина Борисова:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, дорогие друзья, в студии Марина Борисова. И сегодня со мной и с вами этот час «Светлого вечера» проведет наш гость, настоятель московского храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове протоиерей Павел Великанов.

Протоиерей Павел Великанов:

— Добрый вечер, Марина.

Марина Борисова:

— Ну и наши радиослушатели тоже, наверное, будут рады с вами поздороваться.

Протоиерей Павел Великанов:

— Надеюсь. Здравствуйте, дорогие друзья.

Марина Борисова:

— Отец Павел, вот закончился Великий пост. Так вот он длился, длился, длился, длился и вдруг закончился. И это, с одной стороны, очень радостно, а с другой стороны, приводит в некоторые недоумения. Потому что с помощью чтения, слушания проповедей, посещая богослужения в храме, мы как-то прониклись уже главными смыслами Великого поста. Ну и в меру своих скромных сил каждый постарался, что уж смог, ну как-то вот что-то сделать, по крайней мере подумать там о своих грехах, покаяться хотя бы один раз за пост, а некоторые даже вот не один раз успели. И вообще как-то пост обычно проходит достаточно осмысленно. И вот он заканчивается, а дальше начинается нечто загадочное. С одной стороны, мы читали и слышали о смысле Страстной седмицы. Но Страстная седмица не пост. И даже в некоторых проповедях говорится, что негоже сосредотачиваться на покаянии, потому что во время страстной седмицы все мысли должны быть сосредоточены непосредственно на подготовке и переживании крестных мук Спасителя. Это мы понимаем разумом, но мы уже за шесть недель привыкли выполнять некоторое внутреннее задание. Так вот, на Страстной седмице, которая сугубая и более должна быть сосредоточенная даже, чем Великий пост, каково наше внутреннее задание, что мы должны вынести из этих шести дней, что мы должны пережить, чтобы переживание Пасхи стало вот таким полным, как этого хочет от нас Церковь?

Протоиерей Павел Великанов:

— Мне кажется, ответ на этот вопрос дан в замечательном гимне, который поётся единственный раз в году в Великую Субботу вместо Херувимской, и начинается он словами: «Да молчит всяка плоть человеча, и да взирает со страхом и трепетом. Царь бо царствующих, и Господь господствующих приходит, заклатися и датися в снедь верным». Вот если одним словом обозначить, что надо нам сделать: замолчать.

Марина Борисова:

— Звучит очень духоподъёмно, но в реальной нашей жизни совершенно неисполнимо.

Протоиерей Павел Великанов:

— Почему? В чём смысл Великого поста был? Смысл Великого Поста как раз-таки заключался в том, чтобы меня немножко стянуть к какому-то центру. Мы в обычной жизни очень сильно расползаемся, вот, растекаемся по событиям, по вещам, по лицам, по страстям, по всему пост, а нам все это начинает как бы подмораживать. Вы же знаете, как опытная мама и женщина, какой единственный есть работающий способ отодрать жевательную резинку со штанов вашего любимого ребенка? Засунуть их в морозилку. Тогда эта резинка, она станет камешком, и этот камешек очень быстро от нее отлетит, потому что все любые способы, другие способы, они лишь только еще сильнее будут сгонять эту гадкую субстанцию в материю, и вы потом уже ничего уже не сможете сделать. А пока еще есть возможность ее отодрать, её нужно сунуть в морозилку. Вот у нас Великий пост, он делает примерно то же самое. Он наши души немножко подмораживает с разных сторон. И когда у нас подмороженное все, мы начинаем потихонечку все это отдирать. И вот этот навык уменьшения своей распластанности, размазанности, растянутости по жизни, он у нас должен сохраниться, конечно, и после того, как заканчивается пост. Но ради чего мы создаём вот это какое-то внутреннее разрежение? Именно для того, чтобы высвободить место, высвободить пространство для действия Бога, чтобы не заниматься таким, знаете, самоиндуцированием, самовозбуждением себя на всякие духовные темы, а куда-то себя... немножко собраться. Вот есть хорошее русское слово «давайте соберёмся», не в плане того, что где-то соберёмся и чего-нибудь там устроим себе приятное, а вот как бы подобраться, да, я подтянусь, подтянись, да, говорят там, подтянись, ну-ка подобрали животы, говорит какой-нибудь там старшина солдатам, вот это собраться, соединить себя вокруг чего-то, это очень хороший такой духовный навык, так вот вокруг чего мы себя можем, должны соединять. Можно, конечно, себя соединять вокруг своего представления о моей собственной праведности: вот я такой замечательный, придумал образ себя правильного, поставил себя реального неподалеку от этого праведника в кавычках, вычел разницу, расписал эту разницу по дорожной карте соответствующей, расставил показатели эффективности, маркеры, потом, значит, все это перевел в цифровой формат, поставил себе будильнички, напоминания, отметочки об исполнении, и вот такой весь в себя влюбленный, двигаюсь по своему духовному маршруту. Вы же понимаете, что в этом духовном маршруте от Бога абсолютно ничего не осталось. Там есть просто я, сам себя полюбивший в неком образе. Так вот, задача религиозной жизни, жизни во Христе, она прямо противоположна. Она в этом-то и заключается, что мы себя пытаемся увидеть об Христа. Вот точно так же, как люди в отношениях, в близких отношениях пытаются опознать самого себя об другого человека, вот точно так же мы опознаем себя об Христа и учимся смотреть на себя не своими глазами, не отзеркаливая самого себя, а ведь отзеркаливать самого себя можно в том числе и об свой образ Бога, а отзеркаливая не себя, а отражая то, что от нас хочет Господь Бог. А для этого надо Ему дать простор, надо дать Ему какое-то вот пространство, в котором Он может действовать. И поэтому, да, закрываем рот, пытаемся минимализировать какое-то своё участие, присутствие в быту, в будничной жизни, отодвигая вот просто... Знаете, вот Страстная седмица, она чем хороша? Я, наверное, понял, что такое Страстная седмица, только уже оказавшись в Московской Духовной Академии, где вся жизнь во всех своих проявлениях, в том числе бытовых, она очень чётко увязана с богослужебным кругом. И вот когда приходит Страстная седмица, с одной стороны уже в воздухе витает запах выпекающихся куличей, потому что их надо много, их начинают выпекать загодя. А с другой стороны, ты понимаешь, что вот всё, что связано с учёбой, с какими-то там послушаниями и так далее, всё это как-то раздвигается для того, чтобы дать возможность утром, вечером быть на службе. И вот, казалось бы, понедельник, вторник, среда, Великие среда, Великий вторник, Великий понедельник, такие дни, ну, богослужебно значимые, но далеко не всеми и не всегда посещаемые на службах. И вот я помню, что это как раз, именно эти дни они наиболее пронзительны в плане вот этой какой-то внутренней высвобожденности. Я не знаю почему. Может быть, из-за того, что там поются умилительные, очень красивые песнопения, там «Чертог твой вижду, Спасе, украшенный», которые потом, начиная уже с утрени Великого четверка, уже не поются, да? Вот. Сложно мне сказать. Почему? Может быть, потому что это последнее чтение, завершающее уже чтение Священного Писания. Сложно сказать, но вот это ощущение, оно именно такое, ты вдруг понимаешь, как здорово, когда тебя мало, как здорово, когда в твоей жизни, где раньше, казалось бы, всё более или менее понятно, всё там разложено на какие-то полочки, ну, ты везде как бы пометил территорию, вот всё как бы вокруг тебя твоё, вот с тобой как-то связано, а тут вдруг появляются какие-то новые совершенно пространства, горизонты, сферы даже, так хочется сказать, где тебя ещё не было, и где твоего, там ничего ещё нет. И вот это, знаете, в чём-то, наверное, сродни ощущению детского восторга, когда ты ребёнком утром просыпаешься, и тебе уже хорошо, потому что ты не собственник будущего дня, ты не можешь его схватить, ты не можешь им управлять, ты не знаешь, что он тебе преподнесёт, но внутри есть какая-то убеждённость в то, что это будет интересно, что это будет здорово. Вот какое-то, знаете, наверное, с возрастом уходящее, размывающееся доверие к жизни, доверие к бытию. Да, мне нечего предъявить, что вот я такой замечательный, всё делаю правильно, всё делаю хорошо, безгрешно и так далее, как мы часто сейчас думаем. Да ты ещё никто, ты ещё дырка от бублика, но ты уже есть, ты уже живёшь. И вот это ощущение какого-то нерационального, дорационального переживания благости, благостности бытия, оно становится таким светом, который начинает всё подсвечивать, и всё становится интересно. Ты просыпаешься, открываешь глаза, чувствуешь, там, с кухни какие-то запахи доносятся. Тебе уже хорошо, да? О, надо же, сегодня у меня на завтрак будет там то-то, то-то там. Выходишь там на улицу, на балкон, смотришь, какая погода. О, здорово! Вот всё здорово! Почему всё здорово? Да потому что это не твоя собственность, и ты ощущаешь себя, ну, условно говоря, как будто ты в каком-то путешествии или в каких-то гостях, ты вот оказался в каком-то новом, вот всё для тебя всё вновь, всё свежее. Помните, по-моему, это у Льюиса в «Хрониках Нарнии» есть такая фраза, когда... «все в жизни было более свежее». Как-то вот я не помню в какой-то ситуации, но я очень запомнил этот момент, мне очень понравился он, что свежесть, она зависит не от самого бытия, а от качества нашего восприятия. Вот глаз, замыливается у нас глаз, а мы перестаем вот это ощущать, эту какую-то свежесть. Так вот, а на Страстной седмице эта свежесть вдруг начинает откуда-то просачиваться через какие-то щелочки. Вот постом мы какие-то пробоины такие делаем. Пробоины, наверное, в первую очередь в плане своей самодостаточности, какой-то правильности. Человек может прийти к концу Великого поста с жуткой обидой на себя. Ну вот тебе был дан еще один шанс попоститься. И как ты постился? И вот это называется твоим постом. И вы знаете, это очень хороший результат. Это очень правильный результат, потому что, ну, это все-таки немножко тоже нас приоткрывает. Это перестает наше отношение с Богом превращать в формат такого project management, понимаете. Да, все плохо, я плохо постился, недостаточно, некачественно, халтурил, грешил, нарушал, оно всё равно веет, оно всё равно начинает откуда-то из каких-то щелей вот этот воздух, этот кислород вечности просачиваться, и ты не можешь его игнорировать, ты не можешь его как бы не замечать, ты понимаешь, что всё равно вот это действие со стороны Бога по отношению к тебе, оно непропорционально твоим действиям по отношению к Нему.

Марина Борисова:

Протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». Мы говорим о Страстной седмице. Отец Павел, вот если исходить из огласительного слова пасхального, которое мы, я надеюсь, Бог даст, услышим после Пасхальной литургии, там Иоанн Златоуст говорит о том, что ощущение переживания Пасхи не зависит от наших усилий. «Приидите постящиеся и не постящиеся». А вас послушать, что от наших усилий как раз всё и зависит.

Протоиерей Павел Великанов:

— Да кто ж тут поймёт, что от чего зависит? Но странно, когда человек, вы знаете, идёт молодой человек на свидание к девушке с пустыми руками. Можно ли сказать, что отношение девушки будет зависеть от того, с чем он придёт? Ну, если да, то, наверное, это странная девушка. Если нет, это не менее странная девушка. Почему? Наверное, сам факт того, что молодой человек даже не задумался над тем, чтобы, так скажем, хоть как-то материализовать свой интерес или, может быть, даже свою влюблённость к этой девушке, это не может не вызвать вопросов. С другой стороны, как он это материализовал? А тут диапазон уже очень разный может быть. Это может быть от самого дешёвого, простенького, сорванного с ближайшего газона цветочка, ну, по объективным каким-то причинам, до чего-то очень яркого, выразительного там и так далее. Поэтому вот как оно друг с другом связано? Связано. А как оно связано? Откуда я знаю? Скорее всего, оно, наверное, связано так, что этим языком мы пытаемся что-то передать, что-то транслировать. И всегда наш язык, он будет спотыкаться, его всегда будет не хватать, он всегда будет неловким. И это нормально. Ужасно, если человек приходит на свидание и начинает как на подиуме, ну не знаю, не на подиуме, наверное, как на сцене, декламировать такую прям красивую, яркую, впечатлительную речь о том, насколько эта там девушка, она дорога ему и так далее. Ну это будет выглядеть, конечно, каким-то просто фарсом, безумным фарсом и у нормального человека вызовет только отторжение. С другой стороны, когда человек, «язык прильпе гортани», он не может даже трех слов связать, это всё как раз-таки понятно и нормально. Вот мне кажется, наши отношения с Богом, ну, они, наверное, тоже не должны превращаться в манифестацию, они, наверное, в первую очередь, должны быть простыми и искренними. И то, что мы иногда ничего не понимаем и не можем его уловить, поймать в какую-то такую свою сеточку, это хорошо, это очень хорошо. Знаете, мне недавно встретился образ, который вот прям засел и постоянно в голове крутится, что любовь подобна ртути. Её можно держать только в открытой ладони, но невозможно схватить. Мне кажется, всё настоящее какое-то такое. Оно требует риска того, что утечёт. Но как только мы будем пытаться этот риск минимализировать, мы сразу теряем сам объект нашего интереса, пытаясь сделать его объектом обладания. И в этом смысле, конечно, Страстная седмица нам даёт возможность упраздниться и уразуметь, как говорится в Писании, «упразднитесь и разумейте, яко Аз есмь Бог». Вот это смысл-то праздника. Праздник не в том, что танцы с бубнами и шашлыки на свежем воздухе, а смысл в том, что мы вот этот диапазон, этот продух для Бога, этот прозор, такое замечательное слово, да, прозор, вот этот прозор, для Бога его расширяем, увеличиваем.

Марина Борисова:

— Ну смотрите, вы только что сказали, что вы прочувствовали вот это ощущение страстной седмицы только когда оказались в исключительных условиях духовной школы. Но большинство из наших радиослушателей живёт совсем в других условиях. И тоже, в общем-то, не прочь ощутить то, что ощутили вы. Это возможно?

Протоиерей Павел Великанов:

— Абсолютно возможно. Совершенно возможно, потому что для этого всего лишь надо как-то физически оказаться поближе к храму. И вот, я думаю, все те, кто приходят в храм на Страстной седмице, в первую очередь, помочь в уборке, в украшении храма к празднику цветами, в разборке там, не знаю, будущих там подарков, мытье полов, подсвечников, уборки прилегающей территории и так далее, они каким-то удивительным образом мгновенно оказываются включены вот в этот ритм. Вот, казалось бы, обычные бытовые попечения, но вот когда ты их делаешь не ради себя любимого, а как служение Богу, в общем, это очень откликается внутри, очень сильно.

Марина Борисова:

— Но ведь ещё есть и домашние приготовления, которые тоже требуют и времени, и усилий. Если семья, то многие стараются подключить к этим приготовлениям детей, чтобы они тоже как-то прочувствовали наступающий праздник.

Протоиерей Павел Великанов:

— И это правильно, и это хорошо.

Марина Борисова:

— А совместить это с желанием быть в храме на службе, вот очень многие люди стремятся причаститься в Великий Четверг, в Великую Субботу и на Пасху. Но при этом ещё, как в сказке про Золушку, нужно разобрать там какие-то бобы, посадить семь розовых кустов, познать самоё себя, и только после этого ты можешь дойти до храма, куда тебе очень хочется.

Протоиерей Павел Великанов:

— Ну, я бы с последнего начал, с познания самое себя. Всё закончили, познание всё закончилось постом. Вот было 40 дней для того, чтобы биться головой об стенку, раскрывать свою очередную коробку, ковыряться в ней с микроскопом под тщательным взглядом духовника или просто священника. Закончилось, все, закрыли эту тему. Следующее вскрытие мозга будет у нас через год. Такое интенсивное, глубокое, с хорошей подготовкой. Бессмысленно копаться, потому что за эти оставшиеся дни мы только сможем себя привести в состояние полного внутреннего раздрая, если будем продолжать это копание. Вот что накопали, с тем и пришли, все. Никто же, как там, «Никто же да рыдает прегрешений. Прощение бо от гроба воссия», пишет Златоуст. Поэтому у греков, в греческой традиции, вся Страстная седмица называется Мегали Евдомада — Великая Седмица. Это крестная Пасха. То есть мы уже входим в пространство Пасхи. Пасха начинается не тогда, когда все запоют «Христос Воскресе», а когда вот этот, я бы сказал, можно сказать, фон, фон, наверное. Или предвосхищение Воскресения Христова, когда оно начинается. Я даже не представляю себе, как можно прийти на Пасху, на Пасхальную службу, если у тебя нет... нет, Страстной седмицы. Это... ну, знаете, это как... я не знаю. Я даже не знаю, с чем сравнить. Это пытаться оценить вкус, там, завершающего какого-то десерта, когда ты просто голоден, как собака, и ты просто готов съесть любой кусок хлеба, потому что ну уже сколько можно ждать. Так вот, Пасха — это тоже своего рода такой очень изысканный десерт, который вы даже не сможете прочувствовать и оценить, если к этому правильно не подойдёте, а подход именно через Страстную седмицу. И тут вот мне даже сложно сказать. Вы знаете, мне кажется, что Пасха в определённом смысле как праздник, как торжество, это просто скачок на какой-то другой уровень поста, испытания. Только испытания не вот со стороны воздержания, а испытание с прямо противоположной стороны, со стороны предельной свободы. И мне кажется, вот в церковной логике оно так и есть, что постом церковь приучает нас к определенной внутренней дисциплине, к вот этой нераспластанности по событиям, вещам мира сего она показывает, что от многих вещей мы можем отказаться и, в общем-то, безболезненно. Не то, что безболезненно, даже с огромной пользой для себя. Во всех смыслах, в том числе даже в житейском. И вот когда приходит Пасха, нам говорят, всё, можно, теперь можно, всё. И ты такой: ой, а зачем? А мне это не надо. Мне не надо 10 блюд мясных, мне достаточно выпить рюмку чего-то согревающего и съесть кусок холодца, и всё, мне больше ничего не надо. Мне этого предостаточно в плане какого-то своего удовлетворения пищевых запросов, потому что Царство Божие не пища и питье, а радость о Духе. И вот эту радость о Духе, когда мы ощущаем в своей жизни, конечно, все остальное, оно немножко, ну, становится более или менее таким одного цвета. Оно перестает быть настолько соблазнительным и выразительным. А потом проходит Пасхальный период, к концу уже Светлая седмица уже тоже какая-то такая накапливается не то что усталость, но привыкаем мы ко всему, привыкаем мы к Пасхальной радости, а потом весь пасхальный период до Вознесения, и оно потихонечку-потихонечку так как-то что-то возвращается на круги своя, а что-то сохраняется, что-то сохраняется. Я думаю и очень надеюсь, что каждый год у нас происходит какое-то, может быть, не очевидное, но такое напластование, напластовывание, как правильно? Вы лучше мне подскажете. Когда вот эти пласты, они друг на друга накладываются, как такие, знаете, тонкие блинчики. Вот блинчики тоненькие, почти прозрачные, почти бумажные. А вот если каждый год там класть по такому блинчику, смотришь, к концу жизни там прям хорошее будет.

Марина Борисова:

— Блинчатый пирог.

Протоиерей Павел Великанов:

— Пирог, да, да, такой прям, что за один укус и не съешь. Я вот как-то так думаю.

Марина Борисова:

— Отец Павел, а почему между постом и Страстной седмицей оказался такой зазор из двух дней — из Лазаревой субботы и Вербного воскресения? Это уже не пост, потому что пост заканчивается в пятницу шестой седмицы, и это ещё не Страстная. И это вроде как послабление и физически, и ощущение, что вот не зря же называли Лазареву субботу Малой Пасхой. То есть что-то, отголоски какие-то уже звучат. Почему этот зазор потребовался? Почему нельзя плавно из поста сразу перейти в пространство?

Протоиерей Павел Великанов:

— Я не думаю, что кто-то специально этот зазор создавал. Скорее всего, это наложение двух метрик. Метрики седмичной, мы знаем, что у нас есть единицы измерения в виде недели. И метрика сороков, вот этих четыредесятницы. Вот при наложении этих двух метрик получается дырка, зазор между ними в виде двух дней, субботы Лазаревой и Вербного Воскресения.

Марина Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер» в студии Марина Борисова. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.

Марина Борисова:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — протоирей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове. И мы говорим о Страстной седмице и о том, как бы нам её так с пользой провести, чтобы и куличи испечь, и душу свою подготовить к вкушению Пасхи.

Протоиерей Павел Великанов:

— Я думаю, что одним из очень хороших и работающих духовных практик будет чтение Священного Писания от начала до конца. Любое Евангелие взять, ну, наверное, лучше синоптиков. Синоптиков, потому что Евангелие будет читаться всю Светлую Седмицу и последующий период.

Марина Борисова:

— От Марка самое короткое.

Протоиерей Павел Великанов:

— От Марка самое короткое, да. От Луки побольше, от Матфея чуть-чуть. Посерединке между ними, да. Но вот, а прочитать, знаете, за один присест, вот прям вот, чтобы весь этот евангельский нарратив, он прям вот был перед глазами. И тогда, конечно, проживание Страстной седмицы оно будет гораздо более осмысленным. Тогда вот эти богатые аллюзии, которые есть в богослужебных гимнах, они начинают работать, они начинают откликаться. И ты смотришь на всё происходящее не как на что-то такое странное, ты прозреваешь смыслы, которых там очень много, и которые очень глубокие. Смысл-то, в общем, он один и тот же — попробовать ощутить себя перед Крестом Христовым, как тем, что адресовано именно к тебе. Я вспоминаю одну историю, не помню, кто мне её рассказывал, я где-то её прочитал, что две девочки из воскресной школы оказываются в храме как раз на Страстной седмице, и вот видят посередине вынесенное огромное Распятие, они так замирают перед Ним, и тут одна другой говорит: слушай, говорит, это что, это правда, это тут ради нас с тобой? Это вот то, что называется в психологии интериоризация, то есть вдруг это формальное знание, которое они услышали в воскресной школе, что Христос умер за грехи людские, они вдруг приложили лично к себе, и это пронзило, и сказали, оба-на, ничего себе. И вот, ну, наверное, это и есть главная цель, главная задача Страстной седмицы, всё то, о чём мы слышим многократно в Евангелиях, приложить к себе и посмотреть: а что у тебя как бы внутри аукается? Не к тому, что ощущение вины, сразу побежать там, ой, я забыла, батюшка, такой грех там, вот у меня был 34 с половиной года тому назад, а вот сейчас я вспомнила. Всё, про это забыть надо, всё это надо расчистить, всё туда отправили. Мы переступили черту, после которой надо позволить Богу быть так, как, вот прийти к Богу с тем, с чем мы пришли. Например, знаете, как человек идет в гости, вот, и вот мучается то ли цветы взять, то ли там что-то еще взять, вот. Ну вот ты переступил порог дома. Ну не колготись, ну не мельтеши, ну это глупо будет, если ты скажешь: ой, слушайте, а я вот понял, что я хочу сейчас сбегать в магазин, там купить еще вам минералки, давайте сейчас бегаю в магазин. Ну ты будешь выглядеть очень странно, это будет в первую очередь неуважением по отношению к тем, кто тебя пригласил, к хозяину дома. Ну, пришёл, ну, пусть у тебя даже плохой подарок, пусть там почти с пустыми руками пришёл, ну, тебя не ради подарков звали, ты же просто дорог как человек тем людям, которые тебя зовут, и Бог нас точно так же зовёт, не потому, что мы паровозиком что-то Ему можем выдать, что-то Ему можем привезти, или наоборот, что-то можем в себя освободить и сказать, что «вот смотри, какой хороший, видишь, как я потрудился, я даже в душ сходил, вот, и от меня теперь не сильно воняет». Ну, Он прекрасно знает нас со всех сторон, со всех ракурсов, и мы Его ничем не удивим, а вот возможность Ему проявить Себя в нашей жизни, но это, наверное, как раз-таки то, что кроме нас никто сделать не может.

Марина Борисова:

— Вот с точки зрения осмысленного прохождения, наверное, всё это очень правильно и здорово. Но так уж получилось, что последние годы люди в церкви стараются докопаться до смыслов, ещё и погружаясь в чтение текстов богослужебных. Тем более, что ни раз и не два они слышат, что богослужебные гимны, которые включены в службы Страстной седмицы, особенно поэтичны, особенно глубоки, прекрасны. И тут возникает некая проблема. С одной стороны, чтобы пережить всё, о чём вы говорите, нужно сосредоточиться именно на вот этой переживательной, что ли, части. А если идти от головы, от погружения в текст, то будет то, что очень часто, по крайней мере, в Москве, в московских храмах вы увидите на службе очень часто большинство прихожан стоят с включенными телефонами и читают. И иногда это, в общем, ну, наверное, каждый для себя решает, что ему больше подходит, но иногда смотришь и думаешь: как жалко. Вот есть какие-то службы, когда хочется встать с горящей свечей в руках, а не с телефоном. И, может быть, ты не поймёшь очень многих слов, которые будут читать, но мне кажется, что ты будешь глубже участвовать в том, что происходит.

Протоиерей Павел Великанов:

— Да, я совершенно с вами согласен, и тут нет какого-то единого подхода и критерия. Есть люди, которым на определенном этапе их присутствия в церкви, вхождения в церкви важно просто разобраться, понять, что происходит. Они, правда, одну маленькую вещь забывают, что если ты на самом деле пришел в церковь, у тебя будет достаточно времени для того, чтобы это всё в себя впитать. И особенность церковных текстах, богослужебных, в первую очередь, в их предельной концентрированности. Вот их все надо разводить, понимаете. Их невозможно съесть на лету, а разводить их можно только своей жизнью. Я на всю жизнь запомнил, как во время обучения в семинарии, я-то учился еще в дореформенной семинарии, совсем другой по составу предметов, ну и по многим другим причинам, параметрам. И вот у нас были занятия пением, второй или третий класс, что они собой представляли. С точки зрения педагогики — это, конечно, полный провал, потому что тех, кто не умел петь, эти занятия ничего не научили, тем, кто умел петь итак пели в хорах, ничего не добавили, ну, слава Богу, ничего не отняли. И чем мы занимались? Мы весь урок пели, кто как мог, догматик. То есть вот одно из небольших песнопений, которое поётся на вечерне, и там всего один абзац. Что такое догматик? Один абзац. Пели каким-нибудь таким гласом, который не слишком сложен. И вот теоретически предполагалось, в зависимости от того, разных гласов, а в зависимости от того, какой это был догматик, там были, конечно, другие разные смыслы. Но это в основном догматики все посвящены Богородице. И вот ты его поёшь раз, поёшь два, поёшь три, уже пятый раз, уже десятый раз. Ну, преподаватель какие-то там свои даёт какие-то коррективы. Но где-то к середине или к второй половине урока ты входишь в какое-то состояние, в общем-то, измененного сознания. Ты понимаешь, что вот там каждое слово, оно на своем месте. Под каждым этим словом целая мощная богословская база. И это все еще выстроено одно с другим, как ожерелье. И вот из этого ожерелья не можешь там ни местами поменять эти камешки, ни как-то в какую-то форму его скрутить. Оно достаточно высокого уровня совершенства. И вот ты, и вот это песнопение превращается в какую-то, я бы сказал, знаете, такую словесную икону, вот ты ее поместил перед образом, перед своим взглядом поместил, и тебе не надо рефлексировать над этим, тебе не надо, что о Приснодевстве Богородицы учили такие-то отцы, это так связано с такими-то другими богословскими догматическими утверждениями. Это просто чудо какого-то проявления божественной любви, промысла Божьего, которое вот оно само по себе значимо, и всё. И ты вот стоишь перед РНим, ты Его более или менее в каких-то общих чертах понял, а потом ты будешь стоять перед Ним всю свою оставшуюся жизнь. И вот будешь, ну, как бы, хочется сказать, что это вот из той категории, что невозможно открыть, но можно, так знаете, вот прикладываться и так по кусочку, так скажем, пробовать губами, что это такое. И оно от этого не становится менее вкусным и менее интересным. Вот что-то такое. Какие-то гастрономические сегодня параллели.

Марина Борисова:

— Это отголоски Великого поста. А есть на Страстной седмице один такой очень ключевой и загадочный день. Я имею в виду Великую Пятницу. Я даже не знаю, как сформулировать, что происходит или не происходит в твоей жизни. Если ты подходишь к ней, ты её ждёшь, ты входишь в пространство этой Великой Пятницы, и то, с чего вы начали: «Да молчит всякая плоть человеча», происходит автоматически, потому что если ты через себя это пропустил, то ты уже сам ничего не скажешь. Но дело в том, что войти так в пространство Великой Пятницы почти никогда не получается. Можно ли приблизиться к этому, и как быть, если не получилось приблизиться вообще никак?

Протоиерей Павел Великанов:

— Вы имеете в виду, что не получается прийти в храм.

Марина Борисова:

— Не получается прочувствовать, потому что, понимаете, что происходит в жизни мирянина зачастую на Страстной седмице? Он в четверг и в пятницу разрывается между желанием пойти в храм и быть и в четверг, и на литургии причаститься, и вечером на 12 Евангелий сходить. И он подползает к пятнице и понимает, что ему ещё надо тесто ставить, ещё нужно яйца покрасить, ещё нужно это, это и это сделать, и ещё нужно хотя бы на вынос Плащаницы в храм зайти. Почему я говорю «зайти»? Потому что когда через запятую, получается именно зайти.

Протоиерей Павел Великанов:

— Я понимаю эту проблему, но в силу своей профессиональной деформации как священника я не могу на неё ответить, потому что я всё равно включён во все службы, и мне очень трудно представить, как можно быть вне этого всего, хотя теоретически могу представить. Соответственно, я не могу вам и ответить, как быть. Ну, наверное, тут каждый для себя решает, что для него ценнее. И знаете, вот вспоминаются слова апостола Иакова: «Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает». Мне кажется, что человек не изберет, предпочтет ли он пойти в храм и оставить свои домашние дела в небрежении. Его выбор благословен. Он, как Мария, избрал лучшую часть. И если он не пойдёт в храм, останется дома, займётся уборкой, выпеканием куличей, крашением яиц, чётко понимая, что он делает это не потому, что он балбес. Да даже если он балбес, всё равно он делает это, потому что он любит своих близких. Он не хочет их лишить. Он понимает, что вот ты в этой ситуации являешься главным игроком. Если ты не сделаешь, этого не будет. И потом все придут со службы в грязь, в неухоженность, в неубранность, в нелюбовь, в отсутствие какой-то даже минимальной еды для разговения. И это будет неправильно. И вот ты предпочитаешь эту проблему решить, жертвуя участием в богослужении. И этот выбор тоже будет благословен. Только не надо себя корить, делая одно, корить себя за то, что не пошел на службу, а находясь на службе, думать о том, ой, а лучше бы все-таки я бы остался и занимался домашними делами. Вот решил для себя, и все хорошо.

Марина Борисова:

— Протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». Мы говорим о Страстной седмице, о приближающейся Пасхе. Вот дойдём мы до Великой Субботы, и будет долгая-долгая служба, после которой начинается нечто крайне странное.

Протоиерей Павел Великанов:

— Вы имеете в виду освящение куличей?

Марина Борисова:

— Да.

Протоиерей Павел Великанов:

— О, это восторг! Почему это странно?

Марина Борисова:

— Это странно, потому что мне повезло, первые годы моей церковной жизни прошли главным образом на таком сельском приходе, куда мы из Москвы приезжали, обычно там богослужения были только по субботам, воскресеньям и праздникам, а Великим постом побольше. И я всегда брала кусок от отпуска на Страстную, и на всю неделю туда уезжали мы. И поэтому получалось вот что-то похожее на ваши переживания в духовной школе, поскольку всё проходило внутри храма практически. Но в то же время, что отличало? Там по уставу освящение пасхальных снедий происходило после Пасхальной литургии, когда освящался артос. Вот артос освящается, а дальше тётушки снимают с подоконников свои узелки с куличами и яйцами, и всё как-то логично увязано. Но я потом, проведя много лет на клиросе, я видела, какие физические мучения испытывают священники, которые до пяти часов дня не могут головы приклонить, просто прикорнуть даже, потому что вот необходимо не только всё время освещать, но ещё там на какие-то вопросы отвечать и как-то быть всё время включённым в это общение. Общение очень странное же происходит, потому что многие люди только за этим иногда раз в году и приходят, и они же, если исходить из логики Иоанна Златоуста, тоже не могут быть лишены пасхальной радости. Значит, их нужно как-то к этому приобщить, успеть за те три минуты, пока они хотят от тебя получить совета и благословения. Вот как прожить Великую Субботу, чтобы она привела туда, куда надо?

Протоиерей Павел Великанов:

— Просто. Прожить просто. Потому что богослужение Великой Субботы ведь это и есть то самое торжественное богослужение Пасхи, которое в силу определённых исторических причин было сдвинуто именно на субботний день. Именно эта служба, эта Литургия Василия Великого с чтением паремий, с потрясающими, красивыми по своему звучанию, по смыслам, гимнами, посвященными все-таки именно Воскресению уже. Это и есть Пасха. Другое дело то, что у нас немножко вот оно съехало на конец Страстной Седмицы, но все равно в воздухе уже витает грядущая Пасха, это уже совсем не пост, это уже глубокий выдох, и даже церковный устав ослабляет требования поста, там уже можно и масло вовсю, вино, то есть уже входим потихонечку в такое разговение. Не совсем, но уже где-то уже совсем близко. Как его провести? Я не знаю. Я не знаю, какой тут может быть универсальный ответ.

Марина Борисова:

— Мне всегда было очень странно. С одной стороны, ты с утра на службе проникаешься вот этим желанием вообще ничего не произносить, как можно меньше телодвижений делать и вообще вот как-то замереть. А с другой стороны, день как раз полон суматохи и полон общения.

Протоиерей Павел Великанов:

— Так это же классно. Это же шикарно. Почему? Потому что, ну, это тоже, понимаете, нам хочется всегда вот такого, знаете, комфортного во всех смыслах блага бытия. Что такое комфортное благо бытия? Это когда у меня нет никаких напряжений, никаких задач, которые я должен решать. Вот. У нас была задача, как бы, выжить Великим постом, и вот мы думаем, сейчас пост закончится, и всё, и вот понеслась матушка. А ведь задачи всё равно остаются, они просто меняют свою тональность, может быть, даже так. И мне кажется, что вообще, когда человек входит в такое переживание близости к Богу, переживание того, что Он сделал для нас, как раз-таки погружение в суету является очень хорошим маркером того, насколько это переживание способно куда-то прорасти. Вот я ощущаю своего рода некий духовный подъём, некое состояние духовной восхищенности такой. Я захожу на кухню, вижу немытую посуду и говорю: я не буду замечать немытую посуду, этих придурков, которые не выполняют свои обязанности, потому что я сейчас очень одухотворён. Понимаете, если я на самом деле одухотворён, у меня даже мыслей таких не появится, я просто возьму эту посуду и помою. Если это на самом деле одухотворённость, а не замыкание самого себя на своих собственных, хочется прямо сказать, аутоэротичных каких-то переживаниях. Это совсем другое, состояние прелести. Вот, казалось бы, в состоянии прелести человек, он окукливается, он закрывается, он закрывается от бытия, он закрывается от Бога, он закрывается от других людей, ему никто и ничего не нужен, ему настолько хорошо с самим собой, со своим карманным Господом Богом, которым он управляет, за любую верёвочку потянет, и он будет делать то, что ему, как кажется, он хочет. Вот. Это совсем другое, тут скорее наоборот, вот, наверное, это и есть то следствие реального восприятия и интериоризации Креста Господня, что человек хочет служить, он хочет сделать, он хочет помочь, он хочет убраться, он хочет напечь еды и так далее, не потому, что ему это лично для себя нужно, а потому что он именно это воспринимает как выражение того, ну, я не могу за Тебя отдать свою жизнь, но пироги своим близким хотя бы могу напечь, даже если это им не надо. Я даже не обижусь на них, если они скажут: слушай, да мы не будем есть твои пироги, ну, отдадим кому-нибудь другому. Вот мне кажется, вот это как раз-таки является, наверное, живым подтверждением того, что в человеке действует благодать Божия, благодать Духа Божия, что он уже не зацикливается, ему уже неинтересно с самим собой, со своими переживаниями, размышлениями, ему хочется вырваться из этой скорлупки, знаете, как птенчику, который уже вызрел, ему надо пробить вот эту скорлупу, благодаря которой он раньше существовал. Тоже, кстати говоря, яичко пасхальное.

Марина Борисова:

— Я сейчас слушаю вас и думаю, вот интересно, а когда я ездила в деревню на этот приход, там волей обстоятельств, естественно, люди после ночной литургии оставались, потому что автобус первый, который мог их вывезти из этой деревни, приходил только в 7 часов утра. А поскольку люди оставались, естественно, ну, хочется как-то и разговеться, и всё, мы их поили чаем, естественно, там угощали всякими там пирогами и у кого что было. А потом, когда уже они были у нас накормлены и как-то... Они оставались, естественно, в храме, потому что очень маленькая была сторожка, и всех оставшихся она вместить не могла. А мы вот потом садились за стол все вместе, опять-таки, вместе с батюшкой, вот разговление происходило таким образом. И я сейчас знаю несколько московских приходов, где прихожане тоже стараются устроить что-то вроде такого общего разговления с чаем, с какими-то бутербродами после службы, потому что не во всех храмах служба заканчивается тогда, когда ходит метро. Во многих храмах она заканчивается, когда метро уже не ходит, поэтому ещё нужно придумать, как добираться до дома. И вот это совместное первое разговение, первая совместная праздничная трапеза, насколько это важно или не важно?

Протоиерей Павел Великанов:

— Но вообще любые трапезы, они важны. Почему? Потому что, вы знаете, вот когда я записывал программу про причастие для журнала «Фома», до меня неожиданно самого впервые в жизни дошла очень простая мысль. Когда мы причащаемся, мы открываем рот, и тем самым становимся абсолютно открыты и уязвимы. И вот когда мы трапезничаем, когда мы вкушаем, мы всё равно становимся каким-то общим единством, мы объединяемся, потому что что-то там происходит какое-то своё священное действие. И трапеза как продолжение богослужения является общим местом для всех, вообще для монастырской традиции. Не может монах после того, как причастился, сказать: «О, знаете, мне так хорошо, я сейчас с вами кушать не буду». Ему игумен скажет: «Чего?». Вот. И я думаю, конечно, здорово и правильно, когда все, кто имеет такую возможность, остаются, чтобы разделить общую трапезу и поделиться вот этой радостью о воскресшем Христе Спасителе.

Марина Борисова:

— Спасибо огромное за эту беседу. Сегодня этот час «Светлого вечера» с нами был протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове. С вами была Марина Борисова. До свидания. До новых встреч.

Протоиерей Павел Великанов:

— Всего доброго.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Невидимая брань». Иеромонах Давид (Кургузов)
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Еженедельный журнал» с Аллой Митрофановой. Выпуск 414

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов