«Служба социальной помощи „Божеделье“». Игумен Пантелеимон (Королёв), Анна Гришина - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Служба социальной помощи „Божеделье“». Игумен Пантелеимон (Королёв), Анна Гришина

* Поделиться

У нас в гостях были настоятель Свято-Троицкого Данилова монастыря в Переславле-Залесском игумен Пантелеимон (Королёв) и координатор службы помощи «Божеделье» при Свято-Троицком Даниловом монастыре в Переславле-Залесском Анна Гришина.

Наши гости поделились, как на месте особых подвигов преподобного Даниила Переславского появился со временем монастырь, какова его современная история, как при нем возникла служба помощи нуждающимся людям, с какими трудностями и нуждами чаще всего обращаются сюда, а также как монашеская жизнь может совмещаться с социальным служением.

Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.

Ведущие: Василий Рулинский, Тутта Ларсен


Т. Ларсен:

— Здравствуйте, друзья, это «Делатели» на Радио ВЕРА, я Тутта Ларсен...

В. Рулинский:

— И я, Василий Рулинский, пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности. У нас в гостях сегодня игумен Пантелеимон (Королёв), настоятель Свято-Троицкого Данилова монастыря в Переславле. Здравствуйте.

о. Пантелеимон:

— Здравствуйте.

В. Рулинский:

— И Анна Гришина, координатор службы помощи «Божеделье» при этом монастыре. Добрый день.

А. Гришина:

— Здравствуйте.

В. Рулинский:

— Мы будем сегодня говорить об очень необычной теме — о том, как милосердие сочетается с монастырской, монашеской жизнью, и почему в монастыре мужском Анна Гришина руководит службой добровольцев и помощи, и про то, как отец Пантелеимон это всё устроил. Батюшка, ну, нужны пояснения.

о. Пантелеимон:

— Пояснения надо брать в первую очередь из жития основателя монастыря — преподобного Даниила, который этот монастырь основал на кладбище, причём не на каком-то благоустроенном кладбище, где хоронили благочестивых горожан, а это был пустырь, на котором хоронили людей, которых было некому хоронить, и сам святой Даниил туда приносил найденных им бездомных людей, убитых разбойниками при дорогах, замёрзших зимой, и даже для того, чтобы узнать, где находятся такие люди, он был готов платить деньги и платил деньги, и сам на своих плечах приносил и там хоронил, и там отпевал этих людей, это место называлось «Божедомье», «Божий дом», и такое служение было для него весьма важным, и оно послужило к тому, что там потом был создан монастырь, потому что к нему приходили люди и говорили про то, что видели там удивительные видения, видели там свет небесный, какое-то слышали пение равноангельное, какие-то видели горящие свечи и понимали, что не только люди, отверженные обществом там похоронены, но там среди них есть и святые, и после того, как сам святой Даниил там похоронил одного из тех людей, которых он знал и который был нищим, но очень благочестивым, и, по-видимому, нёсшим такой специфичный подвиг юродства, он произносил ровно одно слово: «дядюшка», его так и называли «дядюшкой», и потом, когда его там святой Даниил похоронил, ему на сердце пришло желание построить там храм, а потом, собственно, при храме быстро создался монастырь и разросся.

В. Рулинский:

— Это какой век примерно?

о. Пантелеимон:

— Это самый конец XV-начало XVI века, освящение храма было в 1508 году.

В. Рулинский:

— Но с 1508-го по 2023-й прошло большое количество лет, как-то эта вся история, она с преподобным Даниилом не закончилась, я так понимаю?

о. Пантелеимон:

— Мощи преподобного Даниила находятся у нас в обители, и конечно, мы ощущаем, понимаем, что именно он является игуменом обители, настоятелем, а я лишь его помощник и «мальчик на побегушках», который старается делать то, что говорит старец. И преподобный явно заботится о монастыре, и одной из историй такой явной заботы и явного благоволения к тому, чтобы мы занимались благотворительной деятельностью и похоронами в том числе: весенняя память преподобного Даниила, 20-е апреля, в этом году, архиерейская служба, владыка служит, и все в таком приподнятом настроении уже после богослужения спускаются из храма, выходят на улицу, ко мне подходят цыгане и говорят: «А Максимка-то помер». Максимка, который у нас часто в монастыре попрошайничал, специфичной судьбы человек, но который к монастырю всегда относился с огромным уважением, почтением и к духовенству, и к храму частенько приходил, молился, никогда не исповедовался, не причащался, я не видел его, но вот храм Божий почитал, и вот этот такой в каком-то смысле «подарок» от преподобного Даниила, такой знак, что вот я помню про ваш монастырь, я помню про то, что вы отмечаете мою память, вот таким образом почтите меня. И, конечно, мы взяли на себя заботы по оформлению документов, похоронах, какие-то и юридические моменты, и финансовое бремя того, чтобы спокойно похоронить.

Т. Ларсен:

— А кладбище осталось в монастыре или в окрестностях монастыря?

о. Пантелеимон:

— Да, осталось. Кладбище было огромное, на старых фотографиях конца XIX-начала XX века видно, что весь холм монастырский усеян крестами, но в советское время это во многом было разорено, часть надгробий куда-то вывезли, часть оставили, и вот из них сейчас такие два аккуратных там ряда этих надгробий, которые не на своих местах есть, и еще пара могил, которые вот новые.

В. Рулинский:

— А вот с Максимом вы это всё осознали, поняли, и что дальше было?

о. Пантелеимон:

— И понимание того, что надо этим продолжать заниматься, что нет такого огромного перерыва между кончиной преподобного Даниила и нынешним временем, что это всё не зияющая дыра, и что монастырь, как в предыдущие годы занимался такой благотворительной деятельностью, помощью нищим, так и должен продолжать этим заниматься сейчас, и тогда у монастыря всё будет и в остальных планах совершенно правильно. Пускай у вас будет Бог на первом месте, тогда всё остальное будет на своих местах, вот на втором месте должно быть в соответствии тому замыслу, который вкладывал в монастырь его основатель, для меня это довольно явный знак.

Т. Ларсен:

— И как вы стали это организовывать?

о. Пантелеимон:

— К тому моменту у нас уже существовала служба помощи «Божеделье», волонтёры, вот есть у нас благотворительная кладовая, в которую люди и приносят вещи, и забирают вещи, потому что в монастыре, понятное дело, должна быть такая точка, куда можно и отдать лишнее, и где можно прийти попросить. В кладовой у нас более ста многодетных семей, которые туда приходят.

В. Рулинский:

— Регулярно, да?

о. Пантелеимон:

— Да. Там есть и продуктовая помощь, есть спонсоры, которые нам регулярно присылают продукты для того, чтобы мы раздавали, что-то мы покупаем сами, и когда возникает какой-то вопрос про то, что вот есть некоторый там запас денег, надо ли его потратить на какие-то чисто монастырские украшения или же потратить его на такую благотворительность — когда тратишь на благотворительность, оно сразу...

Т. Ларсен:

— Приумножается?

о. Пантелеимон:

— Оно приумножается, да, и ты понимаешь, что надо именно так и действовать.

Т. Ларсен:

— А я хотела уточнить: когда вы стали игуменом монастыря, там было десять насельников всего, да?

о. Пантелеимон:

— Было чуть меньше, чем сейчас, но вот новейшая история монастыря, она такая, сложная.

Т. Ларсен:

— Я имею ввиду, что — да, что вам такое хозяйство досталось большое и не слишком обустроенное.

о. Пантелеимон:

— Можно сказать, что целых десять насельников было, потому что до этого были времена, когда в Даниловом монастыре было всего несколько человек, а монастырь не маленький — четыре храма, храмы большие, это все объекты культуры федерального значения, прекраснейшие фрески в Троицком соборе, и обо всем этом нужна какая-то забота...

Т. Ларсен:

— Вот-вот, а тут еще и волонтерская деятельность, еще и дела милосердия, откуда на все это взялись силы, время, и ресурс?

о. Пантелеимон:

— В первую очередь надо тратить время на дело Божественное, во вторую очередь на братию, чтобы братия не скорбела, и чтобы потихонечку монастырь рос, в третью очередь, действительно, надо свое, то, что ты читаешь в Евангелии, пытаться как-то реализовывать. Вот преподобный Даниил перед тем, как умирал, он собрал братию и дал несколько наставлений, некоторые были такие общие про то, что вот «старайтесь соблюдать свои монашеские обеты, читайте Писание, заботьтесь друг о друге, заботьтесь о нищих и не имейте в монастыре никакого пития пьянственного», то есть он приписал для монастыря сухой закон. И вот, опять же, какие-то моменты выросли из спрашиваний и ответов. Меня спрашивали, я проводил экскурсии и рассказывал людям: да, вот преподобный Даниил оставил нам два таких завета, мы их как-то стараемся соблюдать, вот алкоголь у нас никогда не появляется на трапезах, ну и потихонечку, вот есть у нас дело... Точнее, сначала были рассказы, а потом уже это все оформилось именно как такая волонтерская служба.

В. Рулинский:

— То есть вы, рассказывая, это еще раз переживали, осознавали и понимали необходимость, да? (смеется)

о. Пантелеимон:

— Был для меня обличением, да.

Т. Ларсен:

— И заодно вербовали волонтеров в процессе.

В. Рулинский:

— А как в этой истории Анна появилась?

о. Пантелеимон:

— А она пускай сама расскажет.

А. Гришина:

— Обратился ко мне как-то большой друг и попросил: «у моего друга есть пожилой дедушка, которому нужна помощь. Нет ли среди ваших добровольцев кого-то, кто мог бы подхватить и помочь, поддержать?»

Т. Ларсен:

— А ты была добровольцем службы «Милосердие»?

А. Гришина:

— Я была в Москве, да. А у меня как раз отошел ко Господу подопечный, и я поняла, что вот а почему бы и самой не заняться этим вопросом.

Т. Ларсен:

— А дедушка был в Переславле?

А. Гришина:

— Нет, дедушка был в Москве. А дальше произошла какая-то удивительная вещь, это часто происходит в делах, мне кажется, милосердия, когда непонятно, кто кому помогает, и кто кому был больше нужен: у меня появился дедушка второй, потому что это был совершенно невероятный человек, а дедушка был родной дедушка отца Пантелеимона.

Т. Ларсен:

— Вот это да!

А. Гришина:

— Вот через кого мы и познакомились. Собственно, всё было прекрасно, мы с отцом Пантелеимоном тогда очень редко пересекались...

В. Рулинский:

— Отец Пантелеимон ещё в скиту жил тогда, да?

А. Гришина:

— Да, да, да. Ну, то есть на каких-то праздниках, может быть, у дедушки на дне рождения, но так вообще были знакомы достаточно отдалённо. А потом дедушке уже стало хуже, и когда отец Пантелеимон перебрался в Переславль, получается, дедушку постепенно забрали туда, там долгий путь был, но окончание было именно такое. И, конечно, я приезжала его по возможности навещать из Москвы...

В. Рулинский:

— Ну, вообще-то серьёзное такое путешествие, каждый раз-то навещать.

А. Гришина:

— Но я по возможности, потому что всё-таки ребёнок у меня, но я себя потом всё равно винила, что не часто, не так часто, как могла бы, как обычно это бывает. Но вот когда Яна Юрьевича не стало, и отец Пантелеимон рассказывал про монастырь, про то, что вот есть такой завет, и как-то зарождалось такое ощущение, что дело Яна Юрьевича должно жить, вот этот замечательный я бы сказала, союз взаимопомощи, я не могу это назвать какой-то помощью конкретно, потому что разные бывают подопечные, разные бывают опыты, но по большей части это всегда история взаимопомощи, я в это очень верю.

В. Рулинский:

— А о какой помощи со стороны дедушки, что вы имеете ввиду?

А. Гришина:

— У меня появился дедушка, у меня вот никогда не было второго дедушки, а тут он появился, по всем возможным ощущениям.

Т. Ларсен:

— То есть он о тебе заботился или он тебя учил чему-то?

А. Гришина:

— Он учил, подсказывал, разговаривал, то есть это какое-то взаимодействие любви, мне сложно его даже как-то описать...

Т. Ларсен:

— Наставник.

А. Гришина:

— Это наставник, друг, даже, не знаю... очень много аспектов, то есть это вот родной человек, к которому приезжаешь, как к родному дедушке, и это стоит гораздо большего, это невозможно назвать просто волонтерством, мне даже кажется, как-то слишком сухо, вот взаимопомощь такая, и я говорю: непонятно ещё, кто кому больше помогает. Ну и хотелось очень, чтобы вот как-то в память о дедушке что-то работало такое, чтобы ещё не один дедушка и не одна девочка встретились, ну и другие тоже возможные комбинации. А у отца Пантелеимона как раз был вопрос с тем, что нужно делать какое-то дело при монастыре, потому что есть завет преподобного Даниила, вот насколько я помню, были такие разговоры. И потом была замечательная идея взаимодействовать с фондом «Второе дыхание», когда отец Пантелеимон попросил остаться, задержаться и помочь провести благотворительный магазин. Там приезжал фонд «Второе дыхание», они создавали для малообеспеченных семей что-то вроде бутика, в который можно прийти, тебе подберут одежду, вот вокруг тебя «попрыгают», не просто прийти и набрать вещей, как это обычно происходит у них, а какая-то часть вещей была новая, и вот нужны были волонтёры, которые помогут это всё дело провести, и отец Пантелеимон пригласил.

В. Рулинский:

— Эта программа «Делатели» на Радио ВЕРА" мы говорим с игуменом Пантелеимоном (Королёвым), настоятелем Свято-Троицкого Данилова монастыря в городе Переславль-Залесский, и Анной Гришиной, координатором добровольцев службы «Божеделье» при этом монастыре. «Второе дыхание» появилось, появился фонд вот этот, который начал организовывать какие-то активности, а что было дальше?

А. Гришина:

— Фонд этот периодически с нами взаимодействует по этим активностям, а я вот просто так осталась в Переславле, можно сказать, потому что задержалась первый раз на неделю, потом на три, ну а потом переехала.

В. Рулинский:

— Ну как переехала? Во-первых, ребёнок, я так понимаю, это вообще серьёзное решение, знаете ли, «переехала», как-то...

А. Гришина:

— Да, я понимаю, что звучит это очень легко...

В. Рулинский:

— Да, звучит: «взяла и переехала».

А. Гришина:

— На самом деле, когда начались какие-то замыслы по поводу вот такого служения серьёзного, ясно, что в регионе очень мало, что ли, они есть, но как-то очень мало этого...

Т. Ларсен

— Больше поля для деятельности, да?

А. Гришина:

— Да, больше поля для деятельности, и вот как-то, я говорю, появилась связь такая с дедушкой, с тем, что вот в Переславле много началось таких движений, то есть и сестричество вот организовалось, и открытие филиала...

В. Рулинский:

— Филиала больницы святителя Алексия, нужно пояснить.

А. Гришина:

— И было понятно, что у отца Пантелеимона в монастыре зарождаются очень важные вот эти истории, и очень хотелось быть причастной, полезной, и есть какой-то навык, который Господь в течение многих лет вкладывал за время служения в Москве. И было понятно, что вот есть родные люди, есть близкие друзья, с которыми вместе хочется где-то сделать. Конечно, честно скажу, я никогда не думала, что буду жить в Переславле, это абсолютное было для меня откровение, что так можно было, но когда это происходило, это происходило как будто само собой разумеющееся.

Т. Ларсен:

— Извини, я, может, задам какой-то не очень, скажем, такой высокий вопрос в контексте того, о чём мы говорим, но мне просто очень интересно: а как ты организовала быт, например? Ты молодая мама с ребёнком, ты приехала в чужой город, тебе нужен детский садик, потом думать про школу, жильё обустраивать, как ты решала эти вопросы?

А. Гришина:

— Ну, во-первых, с помощью Божьей всегда решаются такие вопросы, и всё как-то настолько складывалось само по себе и легко. То есть в какой-то момент, когда я начала ездить на неделю, две, три, я поняла, что устала снимать посуточно эти квартиры и, в общем-то, надо взять и просто что-то снять, будет у нас с ребёнком как летняя дача, какую-то квартирку, вроде не сильно дорого, и можно себе это позволить. В Переславле, действительно, на тот момент, это было до ковида, всё было не сильно дорого в этом плане, и потом куча людей, друзей-знакомых, ездят к отцу Пантелеимону, к владыке, и поэтому было понятно, что эта квартира будет востребована. И я подошла к отцу Пантелеимону, говорю: «Благословите, батюшка, пойду посмотреть квартиру». — «Конечно, — сказал батюшка, — благословляю». Ну а потом как-то просто постепенно переехали все вещи туда, в эту квартиру.

В. Рулинский:

— А на что жить, простите, как это вообще? Целая такая история...

А. Гришина:

— Во-первых, я много лет своей жизни работала репетитором по математике, я это делала всегда дистанционно и поэтому для меня местонахождение фактическое не сильно играло роль. Сын тогда ходил в последнюю группу детского сада, и учитывая, что он проходил с полутора лет всевозможные вот эти вещи, то мне не казалось страшным потерять один год детского сада. Со школой мне тоже кажется, что в регионах, я не скажу, что какие-то плохие школы или хуже, чем в Москве, даже, может быть, наоборот.

В. Рулинский:

— А вот вы сейчас сказали про то, что вы математику преподаете, а у вас с отцом Пантелеимоном вот это вот математическое такое единство, тоже, наверное, вы не сразу это поняли или сразу догадались? Потому что я поясню, что отец Пантелеимон закончил мехмат МГУ, это как-то повлияло на то, что у вас какая-то общность взглядов появилась?

о. Пантелеимон:

— Когда мы разбираем финансовые итоги (смеются), возникает возможность по-разному посмотреть на одни и те же математические задачки.

В. Рулинский:

— Слишком погруженный начальник, в процессы, да? Да: «вот что-то у вас тут не сошлось».

А. Гришина:

— Да-да, есть такие всякие истории. Но безусловно, мне кажется, что вот если говорить о развитии человека в принципе, то технические направленности, они всегда мозг настраивают на определенную работу логики и так далее, взглядов, может быть. Ну, гуманитарии есть гуманитарии, техники есть техники. Конечно, наверное, технику и технику понять друг друга чуть легче, чем гуманитарию и технику.

Т. Ларсен:

— Я правильно понимаю, что ты практически с нуля начала создавать социальную службу при Даниловом монастыре или всё-таки там уже были какие-то налаженные процессы?

о. Пантелеимон:

— В Даниловом монастыре была Кладовая, которая сначала принадлежала епархии, а потом владыка Феоктист её передал в полное ведение монастыря и там потихоньку всё в большей степени обустроили, и довольно неплохо получилось, приезжайте, посмотрите.

Т. Ларсен:

— Спасибо.

о. Пантелеимон:

— И уже такая социальная деятельность, она давала то, что есть люди, которые знают, что можно прийти и чего-то попросить, что монастырь помогает. Для меня, как для настоятеля, было очевидно, что очень нужно объединять прихожан, потому что если все пришли, помолились и ушли, не общаясь и не делая никаких общих дел, то возникает ощущение, что где-то какая-то большая дыра, и чего-то очень сильно не хватает. И вот как раз преимущественно божедельцы — это прихожане монастыря, кто-то — это друзья, которые из Москвы регулярно приезжают в Переславль, какие-то люди — прихожане других храмов Переславля. Вдобавок сделали и совместные богослужения, и божедельцы сказали «мы хотим петь, хотим научиться» — ну ладно, учитесь, и есть занятия для божедельцев по пению, есть, собственно, литургии, которые они поют, сейчас чуть-чуть подзатухло, но вот еще мы собирались и вместе совершали такие молебны (надо тоже все возобновить, не хватает немножко ресурса руководителя) молебны, которые я подсмотрел в одном из храмов Нью-Йорка, причем в университетском храме, там собираются люди и читают молитву Иисусову, каждый понемножечку, вслух...

В. Рулинский:

— В православном храме это?

о. Пантелеимон:

— Нет, храм там католический, это была община, которую отец Джон Макгакен делал в Колумбийском университете, но вот отец Джон-то сейчас уже не там, и не уверен, что эта практика продолжается, но в любом случае богослужение, которое такое тихонькое и однородненькое, и в котором каждый имеет возможность принять участие, ничего для этого практически знать не надо. И получилось, что есть такая разнородная деятельность божедельцев, нас собралось сейчас около сорока человек...

В. Рулинский:

— Для маленького Переславля это серьёзное число, да?

о. Пантелеимон:

— Да, для маленького Переславля это серьёзно. И вот сейчас много чего сделано, но это всегда такой процесс, что есть какие-то рывки, есть какое-то наведение порядка. И вот очень много, получается, каких-то взаимоотношений с другими, и московскими, и местными, по крайней мере, когда есть человек, о котором можно сказать: вот, у нас есть человек, который занимается «Божедельем», и уже много чего можно перенаправить. Собственно, отчасти из стремлений к приходской тусовке выросла наша кофейня с названием «Архондарик», потому что после одной из праздничных служб захотелось попить чаю, и было помещение, в котором был недоделанный ремонт, и там стали регулярно пить чай. Нам подарили какие-то столы простенькие, было на что поставить, было что попить, и потом решили: а что так вот по-бомжатски тут ютиться, давайте сделаем тут хорошо и продолжим здесь то же самое. Ну, фактически из этого получился полноценный «Архондарик»-кофейня, ну вот Аня руководит в том числе и кофейней, в которой выставки, в которой у нас регулярные встречи, мероприятия, зачастую мы по спикерам пересекаемся с Радио ВЕРА, это владыка Феоктист, отец Дмитрий Барицкий, отец Стефан Домусчи, плюс ещё целый ряд других спикеров, которые к нам приезжают, то есть такая интеллектуальная часть и служение милосердия, служение общения, то есть такое общение, которое имеет какую-то свою базу.

Т. Ларсен:

— А вот именно само слово «божеделье» — это был ваш креатив?

о. Пантелеимон:

— Да, креатив наш. Сначала мы хотели назваться «Божедомие», потому что было, собственно, божедомье — вот место, где хоронили, но в районе Переславля есть уже вот такое место, которое называется «Божедомие», в котором занимаются попечением о разных, насколько я понимаю, инвалидах, я не был там, и для того, чтобы не путаться, ну и вдобавок, вот одно дело — быть в дому, а другое дело — делать дело.

Т. Ларсен:

— Очень хорошее название, оно запоминается и как-то сразу в душу западает. Ань, хотела добавить?

А. Гришина:

— Можно сказать, что, действительно, старт был такой совместный, в плане того, что действительно сама служба помощи «Божеделье», она была открыта с нуля, это было 29 августа 2021 года, когда мы объявили после службы о том, что мы открываем такую службу, отец Пантелеймон об этом в конце проповеди сказал, что вот есть такая задумка, есть назначенный координатор, тогда было очень страшно, было вообще непонятно, что из этого выйдет, что сейчас будет, но откликнулась сразу какая-то большая часть прихожан, которые с радостью поддержали, потому что, видимо, слова «вера без дел мертва», именно вот эта жажда в людях, мне кажется, она жила, не хватало причастности вот к этому прекрасному, как моя любимая Фредерика де Грааф говорит о Господе: «Пусть я буду Твоими руками и глазами», мне кажется, такая жажда у очень многих людей, такого служения, и поэтому как-то очень быстро собрался коллектив божедельский. И самое интересное, что, наверное, отличает нашу службу от большой московской службы — что поскольку всё очень маленькое, всё очень микроуменьшенное, есть такой принцип в нашей службе, я не встречала его в Москве, по крайней мере — то, что у нас можно быть и подопечным службы помощи «Божеделье», можно быть при этом и добровольцем «Божеделья».

В. Рулинский:

— Да, это интересно.

Т. Ларсен:

— То есть и самому искать помощи, и другим помогать.

А. Гришина:

— Да, поскольку, например, может быть бедная многодетная семья, которой нужна какая-то опора, закупка регулярная продуктов или просто помощь, сопровождение, и может быть, например, старшая дочка у этой семьи, которая может посидеть с каким-то ещё ребёнком, гулять с своим братом и ещё с каким-то ребёнком, условно, какой-то другой семье помочь. И вот это, конечно, удивительная история, которая, мне кажется, как что-то новое, что можно сказать.

Т. Ларсен:

— Да, это прелесть маленького города, где все друг друга знают.

А. Гришина:

— Да, это такое было открытие в этом направлении.

о. Пантелеимон:

— Ну да, и эта вещь очень важную такую, нехорошую тенденцию переламывает, потому что очень просто зафиксировать себя в позиции человека, которому должны оказывать помощь, и вот такая очень болезненная и неправильная эта позиция, потому что даже если ты болеешь, даже если ты не можешь двигаться, всё равно ты действительно, можешь оказывать другим помощь тем, что, показывая пример своего терпения, показывая вот какое-то своё доброе отношение и своё смирение в том, как ты принимаешь помощь, тоже это твоё служение, а если ты можешь послужить кому-то и делами, то, конечно, это будет прекрасно, что ты, получив, отдаёшь, и мы не делаем только вдох, мы делаем вдох и выдох.

В. Рулинский:

— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА, мы говорим с игуменом Пантелеимоном (Королёвым), настоятелем Свято-Троицкого Данилова монастыря в Переславле-Залесском и Анной Гришиной, координатором службы помощи «Божеделье» при этом монастыре. Если у вас есть желание поддержать работу службы, это можно сделать на сайте p-danilov.ru. Я Василий Рулинский, пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности...

Т. Ларсен:

— Я Тутта Ларсен, мы вернёмся через пару минут.

Т. Ларсен:

— С вами «Делатели» на Радио ВЕРА, я Тутта Ларсен...

В. Рулинский:

— Я Василий Рулинский, пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности. У нас в гостях сегодня игумен Пантелеимон (Королёв), настоятель Свято-Троицкого Данилова монастыря города Переславль-Залесский, и Анна Гришина, координатор службы помощи «Божеделье» при этом монастыре. Мы начали говорить о такой теме, как, получая можно и нужно отдавать другим, и мне кажется, что это очень важная такая история, но при этом не всегда это понятно, если говорить про монастырские условия. Монастырь, в принципе, вот как часто думают люди, и может быть, и правильно думают — это место, где прежде всего важна именно молитва и такое вот углубление в себя, в духовную жизнь, встреча с Богом, и, конечно, мы знаем про вторую заповедь Спасителя о любви к ближнему наряду с любовью к Богу, но при этом всё-таки монастырь — это именно такое место молитвы, обычно вот так считается. Вот социальная деятельность при монастыре — не всеми это поддерживается, как мне кажется, и вот...

Т. Ларсен:

— И как баланс найти?

В. Рулинский:

— Да, как тут найти баланс и как вот ответить тем людям, которые считают, что это совсем, может быть, не дело монастыря?

о. Пантелеимон:

— Ну, не дело монастыря — вообще в городе находиться.

Т. Ларсен:

— Кстати, да.

о. Пантелеимон:

— Если уж так получилось, что монастырь находится в городе, и если он предшественниками выстроен в такую большую структуру, при которой есть и полноценный приход, что тоже совершенно нетипично было в разные времена для монастырей. Вот если есть этот приход, то приход может на себе вполне понести вот эту функцию. Наверняка и во время преподобного Даниила такое служение, оно могло восприниматься, может быть, даже кем-то с осуждением и в штыки, его милосердное служение, его служение заботы о почивших, потому что совершенно это нетипично было, я не могу привести из русских житий какого-то другого святого, который занимался тем же самым. Но всё-таки, исходя из тех условий, в которые мы поставлены, у меня были прекрасные десять лет, когда я жил в монастыре другого типа, это Свято-Преображенский скит московского Данилова монастыря, у которого не было никакого социального служения, как раз это было место молитвы. Скит, находящийся посреди лесов и полей, в который нет доступа женщинам, и доступ мужчин лишь изредка тех, кто приезжает туда погостить, и служение было другое, служение было там переводческое, издательское, ну и в первую очередь молитвенное. И навешивать какое-то социальное служение на монастырь, находящийся в удалении от города, чтобы сами монахи шли и искали, кому бы помочь, было бы неразумно, а когда мы находимся в той ситуации, когда к нам регулярно приходят люди и говорят «помогите нам»... И ещё один из аспектов, по какой причине началось «Божеделье»: я, как настоятель, наверняка совершил весь пучок ошибок молодых настоятелей, потому что каким-то людям, которые приходили и просили деньги, я начинал помогать деньгами, и я понял, что вот эта история набирает обороты, получаются неправильные совершенно взаимоотношения, неправильное моё внутреннее ощущение и что у меня нет ресурсов разбираться с каждой из этих историй, и что кто-то должен разбираться, а я готов финансировать на основании экспертного анализа. И мы помогаем, есть какая-то там финансовая помощь, но это всегда очень проверенные истории.

Т. Ларсен:

— И Аня выступает таким?..

о. Пантелеимон:

— В первую очередь, да.

В. Рулинский:

— Тот, кто должен разбираться. И как, получается, Аня?

А. Гришина:

— Надеюсь. Сложно судить о своей работе самостоятельно, но с помощью Божьей, конечно, кажется, что случаев, когда я бы сказала себе, что вот тут мы ошиблись, ну вот именно ошиблись в смысле того, что дали кому-то денег, и это, скорее всего, миф...

Т. Ларсен:

— Во вред, да?

А. Гришина:

— Да. Но у меня такого ощущения не возникало, были какие-то случаи сомнений, но, как правило, через какое-то время Господь показывал, что всё нормально, отставить панику. Но, конечно, всё равно я не одна, всё-таки отец Пантелеимон первое время очень помогал, и у меня было спокойствие, что это не только мнение меня одной, то есть мы рассматривали какие-то случаи, сейчас уже стали понятны какие-то регламенты, стали понятны какие-то вещи. Мы приезжали учиться у «Милосердия», московской службы добровольческой, проводили встречи, вот с отцом Иоанном мы всё ещё мечтаем встретиться и поехать к ним как раз на молебен, поучиться взаимодействию. Но вот приезжали мы в Синодальный отдел по благотворительности, общались с отцом Игорем...

В. Рулинский:

— Он тоже к нам приходил, отец Игорь Куликов, да.

А. Гришина:

— В то время, когда я была добровольцем, он при мне пришёл добровольцем на первую встречу. И соответственно, такое было небольшое обучение, советы, потому что одно дело — быть добровольцем, а другое дело — стать координатором, это совсем разные вещи и не имея в этом опыта, было, конечно, непросто.

о. Пантелеимон:

— Ну и вдобавок какие-то истории намного проще отыгрывать на двоих.

В. Рулинский:

— Советуясь, да?

о. Пантелеимон:

— Ну, вот один злой полицейский, другой добрый полицейский.

В. Рулинский:

— А вы злой?

А. Гришина:

— Отец Пантелеимон не может быть злым.

В. Рулинский:

— А, наоборот всё-таки, да? (смеются)

Т. Ларсен:

— Ты говоришь о том, что вот есть специфика небольшого города, что проще организовать такую взаимопомощь и помогать, и получать помощь, а какие навыки, полученные тобой в добровольческом служении в Москве, пригодились в Переславле?

А. Гришина:

— Наверное, первичный разговор с подопечным...

Т. Ларсен:

— Как его строить, да?

А. Гришина:

— Да, не имея опыта, не имея какого-то количества встреч за количество лет, наверное, сложновато иногда отсеивать или понимать, в какую сторону должна быть работа с конкретным подопечным, и очень легко можно потерять добровольцев, они могут выгореть, если неправильно выстроить работу с определенными подопечными, потому что есть подопечные, с которыми надо выстраивать отношения очень аккуратно. И, наверное, навык вот этого первого видения, знакомства и понимания. Я до сих пор для себя не понимаю, для меня это сложная тема: вот насколько каждый должен включаться в ту историю, которая попадает.

В. Рулинский:

— Сердцем, в смысле?

А. Гришина:

— Да. Я не могу сказать, что я наработала какую-то толстокожесть, не получается, но всё-таки умение вверять Богу...

Т. Ларсен:

— Не брать на себя слишком много, да?

А. Гришина:

— Я не могу сказать «умение», это тоже громко, я ещё не очень умею, у меня не всегда это получается, но вот какой-то навык хотя бы понимания, что надо где-то доверять Богу, а не своим эмоциям — тоже очень важная история, которая вырабатывается с годами. Потому что новички, они, например, кидаются грудью на амбразуру, а потом вытаскиваешь их и откачиваешь.

Т. Ларсен:

— Им самим нужна помощь потом, да?

А. Гришина:

— Да, поэтому такая осторожность небольшая при включении.

В. Рулинский:

— А кто подопечные службы? Потому что у меня ощущение, что Москва и Переславль — это вообще разных два мира. В Москве, наверное, как-то иначе люди живут, чем в Переславле, да? И у меня ощущение такое: неподготовленному человеку, который не знает, не ходил к подопечным в Переславле, наверное, они там живут более бедно, в этом Переславле, да? И, наверное, там проблем, у меня ощущение, что, наверное, больше, или как-то это неправильно? Кто эти люди, кому помогают?

А. Гришина:

— Большая часть тех, кто к нам попали, конечно, сразу — это были многодетные семьи, большой пласт многодетных семей, которые окормлялись в Кладовой, почему батюшка говорит, что был запрос, то есть приходит мама и говорит: «Ох, вот некому там забрать Никитушку из детского сада, завтра я разрываюсь там...», ну, условно. И было понятно, что ей нужна помощь не только вещами, ей нужна помощь бытовая, по хозяйству, там ещё что-то. И, конечно, вот этот пласт, там больше сотни многодетных семей, которые уже были подопечными Кладовой, у них было оповещение, что вот появилась такая служба, можно обращаться, и вот какая-то большая часть их стала с нами взаимодействовать, просить нас о помощи. Потом, это семьи инвалидов, семьи матерей-одиночек, ну и пожилые, одинокие люди. Ну, конечно, уровень жизни ниже, это естественно...

Т. Ларсен:

— ... но и запросы ниже, да? Не то, что запросы ниже, а просто, может быть, их проще закрывать именно на бытовом уровне, нет?

А. Гришина:

— Знаете, с одной стороны, их, может быть, проще закрывать на бытовом уровне. Там есть другая вилка: с одной стороны, они, я не могу сказать, что более стеснительные, но они меньше приучены к каким-то таким социально-адаптивным штукам. Они привыкли: вот есть дом, есть огородик, разваливающаяся избушка — «ну, я же сама могу окучить, в смысле, ко мне придёт какой-то доброволец, и что-то там окучит» ну, условно, то есть такое непонимание, что это вообще возможно, такая скромность какая-то их, такая кротость в обращении, и, может быть, даже немножко недоверие, взгляд, что «собственно, почему вы вдруг собрались этим заниматься, вы же вроде не пионеры?»

В. Рулинский:

— «Тимуровцы вроде отошли уже».

А. Гришина:

— А с другой стороны, это такая простота взаимодействия, поскольку я говорю, что всё немножко иначе. Но есть и сложности, конечно, в отчётности, то есть в Москве фотографировать подопечного, например, с полученными памперсами не стоит никакого труда, никто даже не задумывается, потому что миллионник-город.

Т. Ларсен:

— А там стесняются?

В. Рулинский:

— А, органы опеки, да? Боятся этого?

А. Гришина:

— Нет.

Т. Ларсен:

— Просто стесняются, что кто-то, вот соседи узнают, что я нуждаюсь, да?

А. Гришина:

— Да, узнают, что я прошу о помощи.

В. Рулинский:

— Потому что такая среда, где все друг о друге всё знают, да?

А. Гришина:

— «Мне проще отказаться от ваших памперсов, если нужна фотка, я не буду».

В. Рулинский:

— И что делать в таких ситуациях? Фотография ведь, она нужна для отчёта.

А. Гришина:

— Знаете как, выбор, мне кажется, у нас пал на то, что мы не взаимодействуем с фондами, которым требуется фотография для отчётности, потому что я не могу лишить человека помощи, если он не готов фотографироваться.

Т. Ларсен:

— Ну да, всё-таки это определённая культура жизни в таком городе и не уважать её нельзя.

А. Гришина:

— Её можно понять, потому что — да, это определённая школа, это определённое преодоление. Очень просто, как мне кажется, сказать: «я доброволец, я иду помогать, я это делаю, я классный». И очень сложно прийти и сказать: «а мне, знаете, нужна помощь. Вот сейчас она нужна мне». И это всегда определённое перешагивание, какая-то работа над собой, конечно, в любом случае. И нельзя на человека давить, как в любой духовной работе, как можно давить на человека с тем, чтобы он что-то пошёл и сделал, там, пошёл и покаялся?

Т. Ларсен:

— Причинить добро.

В. Рулинский:

— Аня, а вы только координатор или вы ходите как доброволец рядовой тоже?

А. Гришина:

— Хожу. И отец Пантелеимон ходит.

В. Рулинский:

— Батюшка, к кому вы ходите?

о. Пантелеимон:

— У меня в первую очередь такие священнические обязанности: кого-то причастить, пособоровать. И пообщаться.

А. Гришина:

— И не только.

В. Рулинский:

— А если «не только»?

о. Пантелеимон:

— Ну, какие-то истории, вот шкаф перетащить, иногда такие моменты тоже бывают.

Т. Ларсен:

— Представляю себе почему-то эту картину, как вы шкаф перетаскиваете.

А. Гришина:

— Батюшка скромничает — в полную меру, как божеделец участвует, засучив рукава, участвует в очень многих делах.

о. Пантелеимон:

— Я просто их не запоминаю что-то...

А. Гришина:

— Ну и слава Богу.

Т. Ларсен:

— Здесь «Делатели» на Радио ВЕРА.

В. Рулинский:

— Мы говорим с игуменом Пантелеимоном (Королёвым«, настоятелем Свято-Троицкого Данилова в монастыре города Переславль-Залесский, и Анной Гришиной, координатором службы помощи «Божеделье» при этом монастыре. Если у вас есть желание поддержать работу службы, это можно сделать на сайте p-danilov.ru.

Т. Ларсен:

— А меня заинтриговал ваш рассказ о цыганах, это вот очень сразу картинка колоритная: какой-то лагерь с кибитками, лошади, какие-то кочевники...

о. Пантелеимон:

— Лошадей нет, но вот...

Т. Ларсен:

— И там тоже много, на самом деле, какой-то асоциальности, которая нуждается в какой-то... Но это у меня фантазии такие, мифология, да?

о. Пантелеимон:

— Да, но мы туда не ныряли, в то, как они живут. То есть они приходят, просят какую-то помощь, они получают и вещи с определённой регулярностью. Но вот с запросами посидеть с детьми к нам не обращались.

Т. Ларсен:

— Нет, это понятно, они в этом вряд ли нуждаются.

В. Рулинский:

— Я как-то встречал такое мнение у одного священника моего знакомого, он говорит: «Ну вот помогать людям — да, я понимаю, но цыганам ты меня уволь». И я пытался ему доказать: как же, они же тоже люди — нет, не получилось.

о. Пантелеимон:

— Вот здесь тоже потребовался определённый труд, что мы помогаем людям, которым нужна помощь, вне зависимости от того, какого они там вероисповедания и образа жизни.

Т. Ларсен:

— Тут просто, знаете, такое есть впечатление, что цыгане очень хорошо сами себе умеют помогать, но, наверное, это тоже не всегда соответствует действительности.

о. Пантелеимон:

— Есть та травма, которую мы себе причиняем, когда отказываем человеку без аргумента, без основания, потому что вот у меня есть какие-то мои подозрения, но я не могу их доказать. Есть то, как я могу помочь без всякого ущерба, есть то, что я могу уделить время, послушать, поудивляться фантастическим историям, совершенно необязательно им всем верить, но вот я внимание уделил, я какую-то помощь оказал, и я с почтением отношусь к тому огромному благоговению, которое было у этого цыгана Максима, потому что многие могли бы у него поучиться.

А. Гришина:

— И он, кстати, тоже помогал: я шла в монастырь с цветами, например, украшать какую-нибудь икону к празднику, и всегда Максим подхватывал и нёс эти цветы, и он не позволял мне нести их. Если в поле его зрения попадала я с цветами, с охапками, он всегда выхватывал и помогал. И вообще, я вам скажу, что вот этот опыт похорон Максима, он с меня совершенно снял все эти шаблоны про цыган, когда встречаешься с ними в горе, это абсолютно точно такие же люди, то есть они настоящие, они такие же, у них те же проблемы. И вообще, Максим, он, конечно, нас познакомил, мы прошли по всем инстанциям официальным, по которым надо было пройти, им помочь, вот как обычно бывает в горе, надо иногда с людьми просто пройти за руку, собрать какие-то вещи. И, собственно, вот такой опыт взаимодействия с цыганами, который ничем не отличается от любых других семей. И мне кажется, что если бы ко мне обратились цыгане с просьбой посидеть с детьми, для меня бы это не имело никакой абсолютно принципиальной разницы: что обращаются наши многодетные семьи, что обращаются цыгане, это те же многодетные семьи.

о. Пантелеимон:

— Ну и вдобавок надо тоже уважать, ту внутреннюю борьбу, которую наверняка люди там... Потому что иногда к нам приходят и мусульманские семьи за помощью, какая-то внутренняя у них тоже работа происходит, когда они приходят в православный монастырь для того, чтобы получить помощь. И важно ещё тоже, чтобы суметь поддержать это доброе отношение, чтобы они не чувствовали себя чужими, чтобы они вообще не чувствовали разницы, и другие люди, которые в это же время пришли просить помощи, чтобы не было вот этого возношения человека над человеком без всякого основания, и не на основании духовных подвигов, как возношение тоже безумнейшее из безумных.

В. Рулинский:

— Отец Пантелеимон, вы в одном из интервью, даже не в одном, по-моему, в нескольких интервью рассказывали историю своего прихода к вере и историю о том, как ваши папа и мама уехали в Америку. И вы посещали Соединённые Штаты неоднократно, как раз их навещали там, и я так понимаю, что вот вы про Нью-Йорк сегодня вспомнили и, наверное, с какими-то опытами там знакомились и в сфере благотворительности. А что-то ещё, кроме вот той молитвы, про которую вы рассказали, про нью-йоркский приход, вы взяли для себя при организации и самой монастырской жизни, и благотворительной деятельности, или что-то у вас ещё в планах?

о. Пантелеимон:

— Понимаете, когда сам делаешь у себя в квартире ремонт и приходишь в гости, то начинаешь смотреть, как у кого чего устроено. Вот когда я туда катался, это всё было ещё до того, как началась активная социальная деятельность, поэтому я вот прямо в такие особенные детали не смотрел. Какие-то моменты, касающиеся кормления нищих и малоимущих, что-то из этого я видел, какие-то там меры безопасности, что половник не должен прикасаться к миске просящего человека, какие-то такого рода штуки. Ну и, наверное, в целом наверняка на меня оказал влияние, вот этот американский подход равного отношения ко всем, вне зависимости от цвета кожи, пола и воззрений, но в этом я не вижу ничего плохого. И вот этот общий настрой, который есть при кормлении этих малоимущих, в каких-то таких штуках я принимал участие.

В. Рулинский:

— Я вот для себя отметил, когда посещал ваш монастырь, правда, это было только один раз — вот это желание не просто сделать как-то хорошо своё дело, вообще то, что делается, как-то возделывать такое маленькое дело своё, но и сделать это ещё эстетически приятно, со вкусом, чтобы, если это фартучки, то фартучки такие, что хочется их не просто подарить, а прямо неловко даже надеть, такие они красивые, если это кофейня, то должно быть сделано так, чтобы, ну, в принципе, вот в кофейне в каком-нибудь московском районе вполне возможно что примерно такая же атмосфера будет. Вот это чувство, оно как у вас зародилось, появилось? Это, мне кажется, тоже очень важно.

о. Пантелеимон:

— Это попытка влезть в чужую шкуру, попытка посмотреть, действительно, сделать так, чтобы другому человеку было... Вот если бы я оказался на его месте, мне было бы хорошо и приятно. Одно из первых благоустройств по монастырю было в том, что мы расставили таблички с указателями на храмы, как куда пройти, потому что ты оказываешься в монастыре, и ты потерялся, вот ты не понимаешь, где что. И в остальном тоже такой подход, именно дизайнерский, с точки зрения удобства: продумай так, чтобы этим было тебе удобно пользоваться, если бы ты оказался в этом месте, и тогда это действительно окажется удобно и красиво, вот такой подход. Сейчас мы, например, на воскресных службах раздаём листочки, на которых написаны тексты из Апостола и Евангелия по-русски, мы читаем по-славянски, а вот распечатки раздаём по-русски — вот это тоже понимание, что если я оказываюсь в храме, и «божественный» диакон, совершая каждение, заглушает полностью чтение Апостола, и вот этот текст не только не понят, но даже и не услышан, то хорошо бы вот иметь такой листочек. Наши благоговейные прихожане, в основном, их потом сдают обратно, хотя если бы они их «заныкивали», я был бы ещё, наверное, больше рад, что вот они хотят их снова перечитать, ещё об этом подумать и в идеале поговорить. Вот это попытка продумать то, как это видит другой человек.

В. Рулинский:

— У меня ощущение, что далеко не всегда в социальных проектах церковных, и не только в церковных, в целом в социальных проектах, вот эта эстетика, вообще вот желание сделать хорошо, с точки зрения просто даже внешнего визуального комфорта, красиво, чтобы было абсолютно тебе вот прямо очень хорошо, как подопечному — не всегда это присутствует в наших церковных, и не только в церковных, вообще в целом в социальных проектах.

о. Пантелеимон:

-Мне вспоминается время от времени история про Антона Павловича Чехова, к которому подошёл нищий, и у Антона Павловича не было с собой никаких денег, и он просто пожал нищему руку, на что этот человек прослезился, вот растрогался до глубины души и стал Антону Павловичу говорить, что «вот мне сегодня денежки подавали, но столько, сколько дали вы мне, никто мне давным-давно не подавал», потому что все подавали, чтобы я от них отвязался, а вы увидели во мне человека. И вот это отношение, когда мы кормим людей, когда мы одеваем людей, нам важно не то, чтобы вот это тело насытилось, согрелось и ушло, нам важно, что вот я вижу тебя, и я, как о личности, о тебе забочусь. И если у меня ничего не найдётся для тебя, это не будет для тебя оскорбительным, если ты уйдёшь голодным и не одетым просто потому, что у нас всё закончилось, но я вот тебя увижу, скажу «мы об этом подумали, приходи через два дня, мы всё это поправим» — это, мне кажется, то внимание к человеку, которого мне хотелось бы, ну и, соответственно, я пытаюсь его передавать. И вот тоже один из этих американских священников, отец Джон Бер, на одной из конференций произнёс очень важные для меня слова про то, что: «то, что мы делаем в Церкви, должно быть прекрасно и соразмерно человеку», то есть не надо делать мегапроектов гигантских, в которых человечек будет чувствовать себя смятой шестерёнкой, не надо делать каких-то микроскопических, недостойных человеческого звания вещей, всё должно быть соразмерно, и мне кажется, как раз это важная задачка именно в рамках дизайна — понять, что именно мы хотим донести человеку. Опять же, это всё касается и афиш, потому что переписывание каких-то анонсов, вот Аня знает, сколько раз заставляю переписывать новости, если в них неправильно расставлены акценты, если в них какие-то моменты оказываются для кого-то оскорбительными, болезненными, случаются какие-то и ошибки, но вот именно мы стараемся быть людьми, общающимися с людьми.

Т. Ларсен:

— Очень хочется приехать в Данилов монастырь, в Переславль-Залесский, и как-то приобщиться к «Божеделью», так прямо, как сказать-то — заразно всё это как-то очень вы рассказываете...

В. Рулинский:

— В хорошем смысле этого слова.

Т. Ларсен:

— Да, в хорошем смысле этого слова, вовлекаешься, хочется приобщиться. Спасибо огромное за эту встречу, было очень тепло и очень интересно.

В. Рулинский:

— Да. Это программа «Делатели» была с вами, мы сегодня говорили с игуменом Пантелеимоном (Королёвым), настоятелем Свято-Троицкого Данилова монастыря города Переславля, и Анной Гришиной, координатором службы помощи «Божеделье». Если у вас есть желание поддержать работу этой службы, или вы живёте в городе Переславле, это можно сделать на сайте p-danilov.ru, там же можно поддержать работу, если вы не в городе Переславле, это можно сделать пожертвованием, тоже очень нужное дело.

Т. Ларсен:

— Да. И если вы ещё не доехали до Переславля-Залесского, сделайте это обязательно, потому что это дивной красоты город с удивительной историей, и теперь мы точно знаем, что там есть замечательное сообщество неравнодушных людей, стать частью которого одно удовольствие.

В. Рулинский:

— С вами были Тута Ларсен...

Т. Ларсен:

— И пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.

В. Рулинский:

— Всего доброго.

Т. Ларсен:

— До свидания.

о. Пантелеимон:

— До свидания.


Все выпуски программы Делатели


Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем