«Русский поэт Николай Туроверов». Исторический час с Дмитрием Володихиным

Гость программы — кандидат филологических наук, писатель Анастасия Чернова.

Мы говорили о жизни, судьбе и творческом наследии русского поэта, фронтовика и участника Белого Движения Николая Туроверова. Наша гостья рассказала, как он стал поэтом, какие стихотворения принесли ему известность, и какое место занимала вера в его жизни и творчестве.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Дмитрий Володихин:

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио, радио «Вера» в эфире передача «Исторический час», с вами в студии Дмитрий Володихин, и сегодня мы обсуждаем судьбу, творчество и мучения, да-да, именно мучения знаменитого сейчас в России поэта, которому его судьба на протяжении большей части жизни в известности отказывала. Но, прежде всего, потому что он был замечательным голосом русской эмиграции. Это Николай Николаевич Туроверов, казак по происхождению, фронтовик по сути, мужественный верный православный по характеру своему. Ну а для того, чтобы поговорить о Николае Николаевиче с пониманием дела мы сегодня позвали к нам в студию Анастасию Евгеньевну Чернову, кандидата филологических наук, писателя, исследователя поэзии XX столетия. Здравствуйте.

Анастасия Чернова:

— Добрый вечер!

Дмитрий Володихин:

— Ну что ж, давайте, как обычно, пойдём от визитной карточки исторической личности, о которой мы говорим. И это значит, когда разговор заходит о Туроверове, наши слушатели должны припомнить что-то главное, что они сейчас услышать от вас?

Анастасия Чернова:

— Николай Николаевич Туроверов, донской казак, поэт, ну а для поэта лучшая визитная карточка — это его стихотворение. Я прочитаю стихотворение, и мы увидим, какой это человек, какой поэт Николай Николаевич Туроверов.

В скитаньях весел будь и волен,

Терпи и жди грядущих встреч, —

Тот не со Мной, кто духом болен,

Тому не встать, кто хочет лечь.

Простор морей, деревья пущи

И зреющий на ниве злак

Откроют бодрым и идущим

Благословяющий Мой знак.

В лицо пусть веет ветер встречный, —

Иди — и помни: Я велел«.

Так говорил Господь, и млечный

На темном небе путь блестел.

Вот, пожалуйста, откровения лирического героя Николая Туроверова, обратите внимание: в лицо пусть веет вечер встречный, ну а что в ответ? Не вздохи, не слёзы, не роптание, какая у меня тяжёлая судьба! А судьба действительно будет тяжёлой, множество мучений, не метафорический мучений и страданий, но поэт твёрд, а почему? А потому что Господь велит, не смущаясь видеть небесный путь и душою быть устремлённым именно к Небесному Царству, именно там искать свой родной дом.

Дмитрий Володихин:

— Анастасия Евгеньевна, как специалист по русской поэзии XX века скажите, мне показалось или здесь действительно есть перекличка с поэзией позднего Гумилёва?

Анастасия Чернова:

— Действительно есть перекличка, она неслучайна, поскольку и Николай Гумилёв, и Николай Туроверов, обратите внимание — одинаковые имена, но это только начало. Оба воины, оба мужественные, православные люди, тоже очень важно, потому что мы сейчас говорим период становления творчества этих писателей, это Серебряный век, по сути у Туроверова тоже, да, он затрагивает плоды Серебряного века. Это время, когда было множество исканий, заблуждений, было время духовных экспериментов, время отхода от веры, но и Гумилёв говорит про себя: я человек православный, я монархист, я воин, я служу царю, и по сути, про Туроверова сказать можно то же самое. Общность пути, воинского, мужественного их объединяет. Не случайны поэтому общие интонации в их поэзии, я думаю, что даже не зная темы пока, какие будут главные для Туроверова, мы уже почувствовали некоторую напряжённость фразы. Вот у Гумилёва есть особенность: у него скрыт внутренний ритм, вроде бы он пишет просто, но за строчками чувствуется мужественность походки, шага, потом, в советское время, в Великую Отечественную войну будут использовать этот ритм. То, что даёт человеку чувство опоры, он настраивает на борьбу, на духовное стояние. Я думаю, Гумилёв был одним из открывателей такого ритма, и у Туроверова есть близкие интонации, поэтому можно говорить об определённом духовном родстве этих писателей.

Дмитрий Володихин:

— Да, конечно, Туроверов состоялся в поздней части Серебряного века и даже в какой-то степени после Серебряного века. Но он как раз из тех людей, которые за всеми этими экспериментами так и не увидели и не поняли, что пустота может быть изысканной, потому что для них пустота не интересна. Давайте обратимся теперь к его судьбе, не только к стихам, мы начинаем с того, что в казачьем семействе родился мальчик, когда, где?

Анастасия Чернова:

— 1899 год, Старочеркасск, это на Дону.

Дмитрий Володихин:

— Тогда он назывался Старочеркасск или сейчас называется Старочеркасск. То историческое место, где когда-то была резиденция атаманов войска донского, в котором сейчас музей, храм прекрасный, именно это имеется в виду.

Анастасия Чернова:

— Да. Старинный казачий род, изначально все его предки жили здесь, получал такое воспитание казачье. Но про воспитание, тогда учились, он поступает в реальное училище станица Каменская. Но окончил он всего 7 классов этой гимназии. Почему? Почему так мало учился? Потому что идёт Первая мировая война, 1 апреля 1917 года он идёт добровольцем на фронт, он пошёл воевать в Первую мировую во ну, по сути, он ещё ребёнок, но чувствует, что нужно Родину защищать, нужно принимать участие в этой войне.

Дмитрий Володихин:

— Насколько я понимаю, время для его патриотических убеждений не самое удобное. Всё разваливается, войска гниют от революционной проказы, тут молодой парень говорит: пускай всё горит синим пламенем, я буду защищать Отечество, практически он идёт против течения.

Анастасия Чернова:

— Да, вообще, юные дети даже, он описывает, что его сокурсники почувствовали, что не хватает, пора и им выходить на фронт воевать.

Дмитрий Володихин:

— Он успел принять участие в боевых действиях?

Анастасия Чернова:

— Да, он успел, но здесь уже 1917 год, прям чуть-чуть, несколько месяцев, далее эта война для него плавно перетекает в гражданскую войну.

Дмитрий Володихин:

— Насколько я понимаю, человек, который вышел из казачьего рода, он учился большому количеству навыков, которые получают казаки семейным образом, который идёт на фронт, который хочет защищать Отечество, должен был столкнуться с реальностью агитаторов, с реальностью, когда убивали собственных командиров, и солдаты просто расходились с фронта, дезертировали массами, братались с немцами, должен был получить серьёзный заряд отталкивания от всего того, что он видит.

Анастасия Чернова:

— Да, Николай Тароверов вспоминал, описывал ситуацию, духовную ситуацию времени. Он писал: «Я не знаю, был ли когда в истории революции более яркий, более бескорыстный и подвижнический пример протеста личности против диктатуры толпы, чем проявленный этими гимназистами, кадетами и реалистами, вышедшими навстречу лучшим солдатам большевистской идеологии». Далее он говорит, что этих большевиков собрали из тюрем, ночлежек и вышли они под командой писарей и парикмахеров. Ну видите, он говорит, что вышли против них гимназисты, кадеты и реалисты. Они хотели против этой диктатуры противостоять, безбожию.

Дмитрий Володихин:

— Действительно так, очевидно, для него противостояние внутри войск ещё в 1917 году до октябрьского вооружённого переворота, оно действительно перетекло в гражданскую войну. В какой-то степени можно сейчас апеллировать к известному сериалу «Гибель имерии», когда офицеры, натерпевшись того, что происходит вокруг них, вынуждены идти в белые, поскольку всё остальное означает для них разрушение личности. Относительно Николая Николаевича Туроверова я бы хотел уточнить одну важную деталь: он попадет в казачьи части фронтовые и несколько месяцев боевых действий, но он в каких чинах? Он солдат, офицер?

Анастасия Чернова:

— Меняется, сначала он служил в отряде командиром разведки.

Дмитрий Володихин:

— Это на Первой мировой?

Анастасия Чернова:

— Это уже во время гражданская войны, командир разведки. В 18-м году вступает в партизанский отряд есаула Чернецова.

Дмитрий Володихин:

— Сейчас мы доберёмся до Чернецова, это важно, но вот пока держимся вокруг Первой мировой, на Первой мировой он всё ещё был нижним чином. Он в офицеры не попал. Да? Не дослужился?

Анастасия Чернова:

— Нет сведений.

Дмитрий Володихин:

— Понятно. Я думаю, будет правильным, если сейчас в эфире прозвучит песня Людмилы Кононовой на стихи Н.Н. Туроверова «Было их с урядником 13».

Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, это светлое радио, радио «Вера», в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный писатель, историк русской поэзии XX века, Анастасия Евгеньевна Чернова, мы разговариваем о русском поэте Николае Николаевиче Туроверове. И сейчас мы подходим к переломным годам его судьбы, а именно к тем годам, когда он участвовал в белом движении как один из самоотверженных бойцов-добровольцев. Итак, он попадает в белое дело с 1918 года, и вы говорите, он сражался под командой белого партизана Чернецова, впоследствии уничтоженного красными, расстрелянного на Дону, но несмотря на этот момент изначального поражения, Туроверов дело не бросает своё и остаётся внутри гражданской войны упорным несгибаемым белым.

Анастасия Чернова:

— То, что поступил он в отряд Чернецова, это тоже мужественный и не самый типичный поступок. Приведу пример: он рассказывает, как Чернецов приглашал в свой отряд, он выступал перед казаками, там было несколько сотен казаков, человек 400, и он произнес пламенную речь, почему именно сейчас нужно встать на защиту ценностей, православия, но в итоге записалось 27 человек из нескольких сот. Тогда Чернецов, он был человек очень энергичный, очень честный, он воскликнул: «Всех вас я согнул бы в бараний рог, вот первое, что я бы сделал». И после этого звания записалось и ещё 115 человек, но в итоге на следующий день сборы на фронт, и к станции отправились только 30 человек, остальные, как говорят, расплылись. А Туроверов как раз был в составе этих 30 смельчаков.

Дмитрий Володихин:

— Ну что ж, насколько я понимаю, его гражданская война медалями не обрадовала, богатств не принесла, ему приходилось туго. Он выслужил невысокий офицерский чин, если я правильно помню, подъесаул, ну это что-то вроде лейтенантских погон, старшего лейтенанта, к сожалению, не могу с точностью перевести это в советскую систему или современную. После Чернецова где он ещё служил?

Анастасия Чернова:

— Был он командиром казачьей сотни в кавалерии Врангеля.

Дмитрий Володин:

— Ну и надо сказать, что казачество вынесло на себе добрую половину тягот белого дела, и без него, в принципе, белое дело вряд ли состоялось как что-либо по-настоящему серьёзное на юге России. Казакам приходилось тяжело и очень тяжело им было, например, в конце 1919 года в период от отступления, в период страшной Новороссийской эвакуации, и чуть-чуть легче им стало, Может быть, это первая половина 1920 года, когда казачьи части смогли эвакуироваться в Крым, не все, к сожалению. Но значительная часть. Николай Николаевич успел уйти с Врангелем на полуостров?

Анастасия Чернова:

— Успел. Но он был ранен в тот момент, вообще у него было четыре ранения за всё это время, и вот как раз его на носилках вносят на один из последних пароходов. и так вот в 1920 году он уплывает за рубеж, с надеждой, что вернётся, но увы!

Дмитрий Володихин:

— Да, этой надежде не суждено было сбыться. Человек, который очень любил свою землю, своё Отечество, он провёл в России меньшую часть своей жизни, как это ни парадоксально. Он скончается в изрядном возрасте, глубоким стариком, получается так, что треть жизни он провел на территории России, а 2/3 за пределами, но продолжал своё Отечество любить. Итак, ноябрь 1920 года, пароходы русской эскадры увозят русскую армию Врангеля, огромное количество беженцев гражданских сначала в Константинополь. То бишь в современный Стамбул. После этого широкими потоками русские эмигранты, пока ещё представляющие собой боевую силу, те кто входил в боевую армию Врангеля, на протяжении долгого времени были спаяны пребыванием в частях и соединениях этой армии. Их развели в разные лагеря. Вот казачество, насколько я понимаю, отправили на Лемнос.

Анастасия Чернова:

— Да, кажется, на острове Лемнос в лазарете, там описывается, что условия были очень тяжёлые, дули сильные ветра с моря, болезни пошли, эпидемии, рядом с этими палатками было тут же и кладбище, полуголодная такая жизнь, голод, холод, всё — родина потеряна. Остался некий образ, который сияет очень далеко, но совершенно недостижим. Опять же, как он уехал? На родине остались родители, о родителях нет никаких сведений. Но с ним его супруга Юлия Грекова, его младший брат Александр. Вот, кстати, пример удивительной дружбы братьев. Они вместе, бок-о-бок, воевали вместе в гражданскую войну, они вместе уезжают, эмигрируют, и в эмиграции они постоянно тоже будут рядом. И именно жена брата впоследствии будет заниматься творческим наследием Туроверова, когда ни его, ни его дочери уже не будет в живых. То есть это была не только дружба, но и сотрудничество, и родственность. И вот он вместе с братом, но остальные связи потеряны. Долгое время писем не получал с родины, болеет, но он не унывает духом. В это же время рождается его дочь Наталья. В дальнейшем его ждут разные другие места эмиграции.

Дмитрий Володихин:

— Ну вот задержимся на Лемносе, это интересно. Дорогие радиослушатели, чтобы вы себе представляли, что это за беда такая попасть на Лемнос. Представители русской армии Врангеля, некоторые из них отправились в Галлиполийский лагерь, и там сохранялась воинская дисциплина, и там снабжение хотя и скудное, было всё-таки налажено. Относительно неплохо жили в лагере Чаталджа, моряки военные попали в Бизерту, и там жизнь более или менее устроилась. Она была бедной, она была тяжёлой, но она не была бедственной, а вот Лемнос, это был настоящий кошмар. Туроверову досталось после его мук, после его ранений самое худшее, что только можно придумать. И действительно, Анастасия Евгеньевна, вы правы, на Лемносе очень много погибло от голода, от холода, от болезней. Мне приходилось там бывать, в осеннее, в зимнее время, если ты стоишь на берегу залива в том месте, где располагались лагеря белых, бывших бойцов белого движения, за 20 минут ты застываешь так, что тебе хочется бежать или умереть на месте. Ветра, о которых говорил Туроверов, они просто чудовищны. И, конечно же, это кладбища, о которых вы сказали, они сохранились, и благодаря фонду «Наследие» они сейчас восстанавливаются. Там построен памятник, там каждый год ведутся богослужения на могилах воинов, и, в общем, русские люди не забывают и ездят туда поминают. Ну для этого понадобились очень большие усилия. В настоящий момент известно несколько сотен могил, люди разного звания, но в основном казаки, казачки, казачата. Дети умирали там с невероятной быстротой, потому что для них условия были самые тяжёлые. Но есть и люди из русской аристократии, те кто к казакам не относился. В любом случае они не забыты, в любом случае русский Лемнос, это такое крупное явление в истории культуры, которое пора вносить в учебники. Туроверов там побывал, Туроверову, повторяю, там было очень тяжело. Больной, раненый, с семьёй на руках, в голодном и холодном месте. Первое время само выживание на острове Лемнос было своего рода чудом, и тех, которым пришлось хлебнуть всего этого, покинув родину, сейчас можно только жалеть. Славен Господь, и Туроверов с супругой и, там у него была одна девочка или нет, я не помню.

Анастасия Чернова:

— Одна дочка.

Дмитрий Володихин:

— Всё-таки, в конце концов, с теми, кто пережил эту чудовищную лемновскую эпопею, эвакуировался оттуда. Можно только Богу помолиться в благодарение за то, что жизнь крупного русского поэта была сохранена в этом страшном горниле. Насколько я понимаю, во время войны и на Лемносе он ещё не писал.

Анастасия Чернова:

— А его первые публикации относятся ещё к годам гимназии, когда он учился. Там стихотворение, его даже опубликовали в одном из сборников.

Дмитрий Володихин:

— Всё-таки писал.

Анастасия Чернова:

— Да, гимназистом он уже писал стихи, и одно даже было напечатано. Но, конечно, становление происходит именно в эмиграции. Когда он действительно чувствует, что он поэт, что у него путь не только воина, но и поэта. И такие разные опыты вдруг приобретают такие значения видимые. Он чувствует, что есть талант и нужно его развивать. То есть мы можем говорить о становлении и развитии его дарования.

Дмитрий Володихин:

— Вот он в 1921 году, очевидно, эвакуируется с Лемноса, куда его отправляют? Как он живёт до того момента, когда он начал писать стихи?

Анастасия Чернова:

— Он живёт некоторое время в Сербии. Опять там работы нет.

Дмитрий Володихин:

— Королевство сербов хорватов и словенцев. Да, там тоже жили бедно, это правда, но всё-таки не Лемнос.

Анастасия Чернова:

— Всё-таки есть труд, что он делает? Он работает грузчиком, грузят мешки с зерном вместе с братом Александром. И тут они оказались рядом, а потом будет уже Париж, где он проживёт уже до конца жизни.

Дмитрий Володихин:

— Каким чудом ему удалось приехать во Францию? Дело в том, что в Королевстве сербов, хорватов и словенцев нет то чтобы молодые офицеры, а даже молодые адмиралы, генералы, а там было, по какой-то странной прихоти судьбы, огромное количество адмиралов Императорского флота, не имели достаточно денег, чтобы им хватило на билет до Парижа. А он всё-таки получил такую возможность, кто-то ему помогал или уже просто начали печатать его стихи? Я вот неправильно сказал, то что он начал писать стихи, он их начал писать ранее, но он начал их печатать, и получать признание когда: в Сербии или уже в Париже?

Анастасия Чернова:

— Первый сборник у него 1928 год, сборник стихов «Путь», это получается, ещё до переезда в Париж. Всё-таки первый сборник, то есть слава о нём, как о поэте расходится. Более того его стихи переписывают от руки, не до всех доходят книги, но их учат наизусть, их читают, они переписываются. И да, в Париже у него будет множество публикаций в самых разных журналах, но в большей степени, конечно, казачьих. Возможно, что именно в Париже была какая-то казачья община, казачьи друзья, которые ему тоже содействовали, устройству, переезду, потому что в воспоминаниях он часто говорит об особой казачьей поддержке, о помощи.

Дмитрий Володихин:

— Ну что ж, пришло время поговорить о его поэзии, но до того как мы приступим к этому, мне хотелось бы, дорогие радиослушатели, напомнить вам, что это светлое радио, радио «Вера», в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я Дмитрий Володихин, и мы ненадолго прерываем наш с вами диалог, чтобы через минуту встретиться в эфире.

Мы с замечательным писателем, кандидатом филологических наук, историком русской поэзии XX века Анастасией Евгеньевной Черновой обсуждаем труды, творчество и мучения Николая Николаевича Туроверова. И сейчас, к счастью, можем констатировать, что большая часть мучений позади. И теперь открывается тот самый путь поэта, который раньше для него был всего лишь приоткрыт. Теперь подробнее о том, как Николай Туроверов стал поэтом, какие стихи принесли ему известность? Не о судьбе, а о творчестве.

Анастасия Чернова:

— Стихи Туроверова, иногда даже говорят, что Туроверов — это казачий Есенин. А у Есенина о чём стихи? По сути, это как жизнь, когда стихи пишешь, как живёшь. Выражаешь не просто какую-то игру, интеллектуальные изыски, поиск исключительно метафор, но выражаешь свою душу, настроение. Туроверов в поэзии делится своим опытом, тем, что он пережил. И одновременно это непросто какой-то частный опыт, замкнутый мир, а это опыт русского воина, казака, православного человека. Его личный путь становится масштабным примером, в общем, народном народный история, поэтому можно сказать, что он своих стихах пишет нашу народную историю.

Дмитрий Володихин:

— Ну давайте послушаем.

Анастасия Чернова:

—Ну, во-первых, он всегда помнит свою родину. Действительно он прожил там совсем немного, только молодость, юность, но в воспоминаниях он постоянно возвращается на родину, Донской край, ну пример приведу:

Был влажный ветер — ветер низовой.

Был тёплый дождь и золотая просинь,

И солнце было над моей рекой,

И я, весь вымокший, на глиняном откосе.

Сиял волнами полноводный Дон,

И радуга возвышенно сияла, -

Такой простор сиял со всех сторон,

Что у меня дыханья не хватало...

Просто. Но какой здесь укрывается простор, смотрите, его радуют совершенно обычные вещи, может быть, мы на это даже не обратили бы внимание. Мы каждый день можем соприкасаться с этими реалиями: влажный ветер, дождик, какие-то сияния в небе, но за простотой он видит поэзию, что-то очень родное, воспоминания из детства.

Дмитрий Володихин:

— Но я думаю, что какая-то часть стихов должна была быть посвящена его фронтовой судьбе. Именно это, мне кажется, составило сердцевину его популярности, прежде всего, популярности среди эмигрантов и, в первую очередь, среди тех, кто сам когда-то повоевал на полях сражений гражданской войны. Помнится, у него было стихотворение про эвакуацию. Когда он покидал берег Крыма.

Анастасия Чернова:

— Да. это сейчас известная песня, я думаю, что нашим слушателем она знакома:

Уходили мы из Крыма

Среди дыма и огня;

Я с кормы все время мимо

В своего стрелял коня.

Вот это стихотворение, и какой там лирический сюжет, вот они уплывают, и герой стреляет в своего коня, который не понимает, что происходит, он бросился в воду, он плывёт, догоняет. И какие слова:

Мой денщик стрелял не мимо -

Покраснела чуть вода...

Уходящий берег Крыма

Я запомнил навсегда.

Вот это, наверное, одно из самых известных стихотворений Николая Туроверова. Образ коня, который тонет — образ всей России, которая захлёбывается революцией, которую они теряют.

Дмитрий Володихин:

Я слышал от специалистов, что здесь накладывается образ двух исторических событий, два исторических события соединены в одном стихотворении. С одной стороны, эвакуация Крымская. Это относительно благополучная, и там таких сцен с конём, который бросается в воду немного. И была страшная эвакуация Новороссийская, в которой пострадали, в первую очередь, казачьи части. И там кони носились по набережной огромными массами, и многие действительно бросались в воду за уходящими пароходами. То есть это образ, который представляет собой не только в концентрированном виде чувства лирического героя, в какой-то степени — это картинка с натуры. Ну и понимаете, какая вещь, в Советском Союзе Туроверов был, как я понимаю, под спудом?

Анастасия Чернова:

— Он не был известен. До недавнего времени Его даже не изучали в курсе эмигрантской литературы русского зарубежья. Вот и я не проходила, я узнала о нём, когда закончила уже литературный институт.

Дмитрий Володихин:

— А это когда было?

Анастасия Чернова:

— Это было года три-четыре назад. Защищена по Туроверову только одна диссертация в 2019 году, и поскольку я всегда слежу, какие выходят по русской литературе, особенно поэзии, новые научные труды, я увидела, что есть диссертация по Туроверову «Фольклорные мотивы». И просто открыла для себя этого автора.

Дмитрий Володихин:

—Ну а теперь, дорогие радиослушатели Давайте припомним общеизвестный, на мой взгляд, во всяком случае известнейший советский фильм «Служили два товарища». И помнится, белого офицера играл там Владимир Высоцкий, и когда начинается эвакуация из Крыма, Советское общество, которое вроде бы Туроверова не знает, не слышало о нём, не читало, вообще имя такое, кого мы не знаем, советское общество в советский фильм вставляет финал этого стихотворения как одну из ключевых сцен фильма. Ну правда, в советском фильме и сам этот белый офицер приставляет пистолет к виску, в общем, печально. С одной стороны, Туроверова знали только в Европе, и только свои, а с другой стороны, насколько я понимаю, какие-то книжечки, листочки доходили через железный занавес на территорию СССР.

Анастасия Чернова:

— Конечно, невозможно скрыть совсем под спудом, передавалось как-то, кто-то знал.

Дмитрий Володихин:

— Ну вот что касается Его сборников, что именно принесло ему наибольшую известность? По-моему, это был наиболее интенсивный период его творчества.

Анастасия Чернова:

— У Николая Туроверова всего 4 сборника вышло со стихами. После первого, который назывался «Путь» 1928 год, уже в 37 году сборник будет называться «Стихи», и далее сборники выходят вплоть до 1965 года, последний сборник. И названия одинаковые опять: стихи, стихи, стихи, почему, казалось бы, такая простота? Вспомним сборники Серебряного века, какие там изысканные названия: там «Белая стая», «Путь конквистадоров».

Дмитрий Володихин:

— «Фамира-кифаред».

Анастасия Чернова:

— Вот. Он же тоже мог взять что-то яркое, сочное такое, но нет, очень просто. А всё потому, мне кажется, что Туроверов не стремился к тому, чтобы впечатлить публику какой-то словесной игрой, он не красовался, что он поэт, эстет, человек только интеллектуального труда, он показывал, что он казак, воин, и поэзия для него, это как жизнь. Сложно сказать, почему он так просто называет свои сборники, но, может быть, он хотел не походить на разные вычурные поиски.

Дмитрий Володихин:

— Плюс в Париже было очень множество разнообразных литературных групп, изданий, салонов, где собирались русские эмигранты. Многие поэты, публицисты, писатели продолжали работать за рубежом. Серебряный век он был многолик, и один из его ликов — это, например, Зинаида Гиппиус, которая продолжает работать и за рубежом. Если их поставить рядом, то это два как будто взаимно уничтожающих друг друга типа творческой личности. Может быть, это смешно прозвучит, но для меня, например, кажется вероятным, что простота формы у Туроверова, в том числе простота названия сборников она в духе: быть не как Гиппиус. Ну а то, что наиболее вызвало количество откликов, стихи, сборники, которые сделали Туроверова действительно чрезвычайно известным человеком сначала в эмиграции, а потом, когда та литература придёт сюда, и у нас в России. Что именно?

Анна Чернова:

— Ну, во-первых, стихи, всё-таки перед нами поэт, какие отзывы приходят? Говорят, что он продолжает линию Пушкина, особо такие литераторы, мэтры зарубежья они не замечали стихи Туроверова, или, по крайней мере, отзывы были, что он несколько однообразен, линия Пушкина.

Дмитрий Володихин:

— Ну не Гиппиус.

Анастасия Чернова:

— Да. Но другие критики, например, Глеб Струве, он говорил, что всё очень точно, лаконично, что у него дерзкая память и умение увиденное чётко и образно передать. Дерзость отмечает. С другой стороны, говорили, что у него некоторое однообразие тем. Здесь, если честно, есть вопросы: как это так? Я расскажу пример: уже современный, в 21 веке, у нас в Москве мы собирали литературный клуб, встречи делали, посвящённые творчеству Туроверова. И вот значит озвучено такое мнение критиков прошлого, что однообразные темы. Хорошо. А что он писал? Перечисляем: писал про сражения, тема свободы звучит, любовь есть, тема странничества есть, жизнь, смерть всё есть.

Дмитрий Володихин:

— Родная природа, кстати, тоже есть.

Анастасия Чернова:

— Да, природа есть, образ эмиграции, у него уникальное такое сочетание, тоже стало крылатым: «Франция — весёлая мачеха». Весёлая мачеха Франция — отлично сказано, ёмко, дерзко. В общем, чего они имели в виду? Чего не хватает у этого писателя, какие темы он упустил? И наши участники говорят: знаете, наверное, про котиков он ничего не писал. А тут у нас присутствовала автор диссертации по Туроверову, Анна Кротова, она говорит: вообще-то, про котиков он тоже писал, у него есть стихи дочери, и там образ котика присутствует. Ну всё, здесь у нас уже не было комментариев, как понять это тематическое однообразие? Предвзятое отношение. Видят то, что хотят видеть, а не то, что есть на самом деле.

Дмитрий Володихин:

—Ну что ж, я думаю, будет правильно, если сейчас вновь стихи Николая Николаевича Туроверова прозвучат, положенные на музыку. Мы сейчас услышим песню Евгении Смольяниновой «Заря».

Дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера», в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я Дмитрий Володихин, у нас в гостях замечательный писатель, историк русской поэзии XX века, доцент Московского государственного института культуры Анастасия Евгеньевна Чернова, мы разговариваем о замечательном русском поэте Николае Николаевиче Туроверове, который, может быть, не был салонным стихотворцем, но до народного сердца его стихи доходили очень хорошо. Мне хотелось бы, может быть, пример какого-либо известного его стихотворения, для того чтобы было понятно до какой степени простота формы сочеталась с совершенством высказывания.

Анастасия Чернова:

— Ну, пожалуй, вот у нас прозвучал образ веселья: Франция—весёлая мачеха«, очень характерный образ веселости, вот «Весёлые похороны», например, я ни разу не встречала в русской литературе такого сочетания: весёлые похороны, прочту это стихотворение:

И будет день веселых похорон,

Напоминающий казачий праздник.

И будет гроб. И в гробе будет он,

Неугомоннейший проказник.

Могила будет. А в могиле дно.

Вокруг могилы радостные песни:

Христос воскрес! ―

И нам уже дано,

Не сомневаяся, воскреснуть!

И казаки-покойники, в усах,

Воссядут на открывшейся лужайке,

И будут птицы райские в кустах,

Зверье ручное и ручные зайки.

Вот такая милая картина: весёлые похороны, день весёлых похорон. Ну, пожалуй, это не самое известное стихотворение Туроверова, вообще, сложно сказать кроме положенных на песни, нет таких исследований, какие самые популярные, что больше читают, но известна, наверное, поэма «Легион», мы ещё про эту часть его судьбы не говорили, что он не сидел только лишь в эмиграции в литературных кругах. Кстати, он работал уже в банке, тоже нужно упомянуть, в Париже он 30 лет работал банковским служащим в банке, носил рубашки с воротничком совсем даже не казачий образ. Ему даже потом дали за это квартиру, потому что он 30 лет работал, служил в банке. Одновременно он писал стихи и не только поэзия, первая часть которая нами любима, а есть у него ещё заметки о литературе, критические статьи, про Лермонтова есть. Кроме того, он был председателем кружка казаков литераторов, одним из председателей, если точнее, но всё равно одну из важных ролей играл. Был он одним из основателей музея лейб-гвардии казачьего полка, то есть он занимался историей казачества, он собрал очень много экспонатов для этого музея, если он слышал, что где-то появился какой-то предмет, связанный с казачьим бытом, он туда устремлялся, доставал, выкупал, он хранил свидетельства того времени, той эпохи он, он собирал письменные свидетельства. То есть деятельность у него была очень многогранна. Я заметила, что про большого человека, про личность всегда можно сказать, что он не только стихи, не только литература.

Дмитрий Володихин:

— То есть он проявил себя во многих сферах.

Анастасия Чернова:

— Во многих, в просветительских, в культурных, литературных.

Дмитрий Володихин:

— Ну вот сфера, к которой он принадлежал много лет назад, военная сфера. Вы упомянули «Легион» и действительно давайте коснемся вот этой стороны его жизни в эмиграции. Он получил опыт профессионального военного, и он его применил вновь дважды.

Анастасия Чернова:

— Он участник легиона, это 38 год, он опять как доброволец, только теперь он оказывается в Африке.

Дмитрий Володихин:

— Это иностранный легион, одно из наиболее боеспособных формирований во французской армии, но это тот легион, который меньше всего жалели и бросали в самые страшные места, как бы сейчас сказали в горячие точки. Вот повезло Николаю Николаевичу попасть в Северную Африку.

Анастасия Чернова:

— И он много там чего испытал, он описывает и смерть от жажды, и ранения, там целая поэма, есть свой сюжет лирический. В поэме, но на жизни основана, на жизненных реалиях.

Дмитрий Володихин:

— После того как он вышел из легиона по памяти написал?

Анастасия Чернова:

— Да, ну какие-то строчки по памяти писал, может быть, там ему приходили, это тоже сложно сказать, частично, может быть, что-то после завершил, но он пишет об Африке, и он даёт такой интересный тип странничества. То есть Африка, оказывается, это какой-то мир экзотический, противоположность удобной, спокойной, весёлой Европе. Это вот один пласт его исканий, такой чисто романтический, но возможно связанный с поиском утраченного рая, потому что у того же Гумилёва сильные мотивы Африки как иного царства.

Дмитрий Володихин:

«Индии духа».

Анастасия Чернова:

— Вот.

Дмитрий Володихин:

— Некая потаённая дверь, которая выглядит более совершенее с духовной точки зрения пространства.

Анастасия Чернова:

— Но Африка не только великолепна, она и страшна, она и опасна, поэтому второй мотив вот этого странствия по Африке — это ещё поиск своего, может быть, утраченного дома, крова. Он говорит, что «я потерял кров уже дважды, и мой первый родной дом, и мой второй родной дом во Франции, и что я тут делаю, за что я борюсь?» Он описывает состояние человека, который беден, «на свете не было людей меня бездомней и бедней. Солдатский плащ, — вот все, что смог я положить тебе у ног». Так говорит его лирический герой бедуинке, которую он там встретил. Но несмотря на все эти испытания, на то, что смерть могла наступить в любой момент, он продолжает радоваться. Приведу пример:

Мне приснились туареги

На верблюдах и в чадрах,

Уходящие в набеги

В дымно-розовых песках.

И опять восторгом жгучим

Преисполнилась душа.

Где мой дом? И где мне лучше

Жизнь повсюду хороша!

И качаясь на верблюде,

Пел я в жаркой полумгле

О великом Божьем чуде:

О любви ко всей земле.

Дмитрий Володихин:

— Насколько я понимаю, вот это война в Северной Африке, война с движением племён достаточно опасная, она впоследствии повернулась совершенно иным боком. Действительно второй родиной для Туроверова стала Франция, ну, может быть, третьей, учитывая Сербию. И в начале Второй мировой войны ему пришлось повоевать и на франко-германском фронте, в общем, помимо этой войны за интересы Франции в Африке Николай Николаевич ещё и должен был повоевать, вспомнив юные годы против третьего рейха, против Вермахта. Ну после капитуляции Франции эта его военная служба закончилась. Думаю, пришло время поговорить о последних годах его жизни. Он видел очень много, знаете, родился при Николае, скончался в годы правления Леонида Ильича Брежнева. Чем были отмечены последние уже абсолютно мирные десятилетия его жизни?

Анастасия Чернова:

— Он продолжает трудиться, выходят ещё сборники стихов, также он пишет критику, организует выставки, работает в банке. То есть идёт постоянный труд, его квартира стала подобна музею, как он сам говорил, она просто не вмещает всех книг, экспонатов, к нему приходят гости, он такой центр казачьей, и не только казачьей, русской культуры. Видела фотографии квартиры этих лет Николая Туроверова, действительно книжки, книжки, книжки, книжные полки, он всё собирал, у него дома был как небольшой музей. Но к сожалению, последние годы жизни, он живёт уже один, потому что его жена умирает раньше на 20 лет раньше, то есть очень долгий срок, казалось бы, но он её не забывает, он никого не встречает другого, он пишет стихи, посвящённые ей, он пишет, что могилы дожидается: я буду рядом, спустя какое-то время, мы рядом с тобой упокоемся, поэтому он хранит верность и находит радость уже в такой работе увековечивания казачьей культуры. С ним живёт его дочь Наталья, заботится о нём, происходит мирное спокойное увядание.

Дмитрий Володихин:

— Ну что ж, дорогие радиослушатели, время нашей передачи подходит концу, наверное, настали те минуты, когда пора подводить итоги. Николай Николаевич Туроверов своими стихами в гораздо большей степени, чем высокая салонная поэзия, чем поэзия славная своим эстетизмом, вдохновляла людей, которые жили рядом с ним и в эмиграции. Да и не только рядом с ним, недалеко от него, в других городах, в других странах, потому что он говорил: Да. Нет у нас больше России, да, нет у нас больше отчего дома, да, мы проиграли войну, но Бог то у нас есть. Давайте будем спокойны, будем тверды, мы русские, мы верующие, нам приходится туго, ну ничего, не будем хныкать, будем переживать эту жизнь столько, сколько Бог положит, а в конце сядем, если Бог даст, в раю с теми, кто ушёл раньше нас". Вот на этих словах я хотел бы с вашего разрешения сказать слова благодарности Анастасии Евгеньевне, которая была для нас экскурсоводом по судьбе Николая Николаевича Туроверова и завершить нашу передачу, благодарю вас за внимание. До свидания!

Анастасия Чернова:

Спасибо, до свидания!