Всякий раз, двигаясь пешком по Москве, когда я прохожу мимо двухэтажного каменного дома в Кривоколенном переулке, – замедляю шаг: он ещё здесь, ещё стоит. Он – это знаменитый дом Веневитиновых, где в 1805-м родился и через двадцать два быстрых года отошел к Господу поэт Дмитрий Веневитинов. Дом, где осенью 1826-го года Пушкин декламировал вслух недавно написанное вступление к «Руслану и Людмиле» («У Лукоморья дуб зелёный…») и еще не опубликованного «Бориса Годунова».
Бывший в том собрании историк и журналист, участник – как и Веневитинов – литературно-философского кружка «любомудров», – Михаил Погодин вспоминал о пушкинском чтении: «…мы услышали простую, ясную, внятную и вместе с тем пиитическую, увлекательную речь. Первые явления мы выслушали тихо и спокойно или, лучше сказать, в каком-то недоумении. Но чем дальше, тем ощущения усиливались Что было со мною, я и рассказать не могу. Мне показалось, что родной мой и любезный Нестор поднялся из могилы и говорит устами Пимена: мне послышался живой голос древнего русского летописателя. А когда Пушкин дошел до рассказа Пимена о посещении Кириллова монастыря Иваном Грозным, о молитве иноков: “Да ниспошлет покой его душе, страдающей и бурной», – мы все просто как будто обеспамятели…”.
Среди слушателей был и он, Дмитрий Веневитинов. И не в этом ли доме написал он за год до своей скоропостижной кончины свою «Молитву»?

Души невидимый хранитель,
Услышь моление моё!
Благослови мою обитель
И стражем стань у врат её,
Да через мой порог смиренный
Не прешагнёт, как тать ночной,
Ни обольститель ухищренный,
Ни лень с убитою душой,
Ни зависть с глазом ядовитым,
Ни ложный друг с коварством скрытым.
Всегда надежною броней
Пусть будет грудь моя одета,
Да не сразит меня стрелой
Измена мстительного света.
Не отдавай души моей
На жертву суетным желаньям;
Но воспитай спокойно в ней
Огонь возвышенных страстей.
Уста мои сомкни молчаньем,
Все чувства тайной осени,
Да взор холодный их не встретит,
Да луч тщеславья не просветит
На незамеченные дни.
Но в душу влей покоя сладость,
Посей надежды семена
И отжени от сердца радость:
Она – неверная жена.

Дмитрий Веневитинов, «Моя молитва», 1826-й год.

О самом молодом из ушедших скорбели тогда все. В последнюю дорогу его приехали проводить Пушкин и Адам Мицкевич…
Умница, романтик, «архивный юноша» (это из «Онегина»), противник всякой пошлости и поборник правды, он обозначил в одной из статей своё заветное (вложив это в уста Платона, которого глубоко почитал): «...она снова будет, эта эпоха счастья, о которой мечтают смертные. Нравственная свобода будет общим уделом; все познания человека сольются в одну идею о человеке; все отрасли наук сольются в одну науку самопознания. Что до времени? Нас давно не станет, – но меня утешает эта мысль. Ум мой гордится тем, что ее предузнал и, может быть, ускорил будущее».