Одна из статей об этом поэте, которому в начале 2013 года исполнилось бы 90 лет, называлась «Русский религиозный шестидесятник». Я говорю о харьковчанине Борисе Чичибабине, – стихотворце невероятной исповедальной силы и мужества, о том, кто сидя в 1946-м в Бутырке, написал свои знаменитые «Красные помидоры»:

Как я дожил до прозы
с горькою головой?
Вечером на допросы
водит меня конвой.

Лестницы, коридоры,
хитрые письмена...
Красные помидоры
кушайте без меня.

Он, действительно, в шестидесятые стал легендой. Но – бухгалтер трамвайного депо, руководитель литературной студии, принятый и впоследствии исключенный из Союза советских писателей, проповедник аввакумовского замеса, – мог ли он представить, что в родном городе однажды назовут улицу его именем, что на доме, где он жил, появится барельеф, что выйдет его собрание сочинений?
А еще ныне есть чичибабинский фестиваль и чичибабинские чтения…

Живу на даче. Жизнь чудна.
Свое повидло…
А между тем еще одна
душа погибла.

У мира прорва бедолаг, –
о сей минуте
кого-то держат в кандалах,
как при Малюте.

Я только-только дотяну
вот эту строчку,
а кровь людская не одну
зальет сорочку.

Уже за мной стучатся в дверь,
уже торопят,
и что ни враг – то лютый зверь,
что друг – то робот.

…и, ближе к концу:

Как смертью веки сведены,
как смертью – веки,
так все живем на свете мы
в Двадцатом веке.
Не зря грозой ревет Господь
в глухие уши:
– Бросайте все! Пусть гибнет плоть.
Спасайте души!

Борис Чичибабин, из стихотворения 1966 года

Поэт успел узнать свою славу, познал и всю горечь уже новейшего времени: остро переживал распад Союза, разрывы связей и скреп, в том числе и духовных, в поздних его стихах немало покаянных, сокрушительных нот. Борис Чичибабин всегда считал себя ответственным за всё, его окружающее, как и писал об этом в одном своём давнем стихотворении: «За Божий мир в ответе мы все вину несём, неужто всё на свете закончится на сём?» А в 1992-м, за год до ухода написал большую ретроспективную балладу о пережитом, которая начиналась так:

Я родом оттуда, где серп опирался на молот,
а разум на чудо, а вождь на бездумие стай,
где старых и малых по селам выкашивал голод,
где стала евангельем «Как закалялася сталь»…

После долгих строф и строк, начинающихся очень определенным для него местоименным наречием «где», – поэт заключал:

…где я и не думал, что встречусь когда-нибудь с Ялтой,
где пахарю ворон промерзлые очи клевал,
где утро барачное било о рельсу кувалдой
и ржавым железом копало заре котлован,

где вздохи ровесников стали земной атмосферой,
винясь перед нами, а я перед ними в долгу,
где все это было моими любовью и верой,
которых из сердца я выдрать еще не могу.

Тот крест, что несу, еще годы с горба не свалили,
еще с поля брани в пустыню добра не ушел.
Как поздно я к вам прихожу со стихами своими!
Как поздно я к Богу пришел с покаянной душой!

Человек верующий, но не церковный, Борис Алексеевич Чичибабин молился самодельным словом, которому его научил один сомышленник: «Господи, как легко с Тобой, как тяжело без Тебя. Да будет воля Твоя, а не моя, Господи!». Светлая память.