У нас в гостях были представители Добровольческого объединения молодёжи «РеставросЪ» Константин Лобачёв, Никита Ковалёв и Сергей Максимов.
Мы говорили о новостях объединения «РеставросЪ», о том, как добровольцы помогают восстанавливать монастыри и храмы, и кто может стать участником этого движения.
В. Емельянов
– Здравствуйте, это программа «Светлый вечер», в студии Владимир Емельянов. Вот чуть меньше года прошло со времени нашей последней встречи с руководителем легендарного, не побоюсь этого слова, объединения «Реставрос», которое занимается реставрацией памятников архитектуры, вот мы сегодня снова вместе. Прошу любить и жаловать, Константин Лобачев, доброволец, руководитель добровольческого молодежного объединения «Реставрос». Здравствуйте, добрый вечер.
К. Лобачев
– Здравствуйте.
В. Емельянов
– Я смотрю, вы не один пришли сегодня, поэтому вам представлять ваших сегодняшних коллег.
К. Лобачев
– Да, со мной вместе мои товарищи, помощники ближайшие: Никита Ковалев и Сергей Максимов. Они являются и командирами длительных наших трудовых поездок, которые происходят летом, а также старшими на работах в московских храмах в течение года.
В. Емельянов
– Так. Значит, во-первых, хотелось бы, чтобы вы напомнили нашим слушателям, чем все-таки занимаются добровольцы «Реставроса», какие здания, какие памятники восстанавливают, чтобы кто-то освежил в памяти, а для тех, кто впервые сегодня с вами знакомится на нашей волне, чтобы они имели представление о том, чем вы занимаетесь.
К. Лобачев
– «Реставрос» существует с 1990 года, в этом году нам исполнилось 27 лет. И все эти годы мы объединяем людей, которые не имеют специальных строительных знаний, часто не очень сильных физически и предлагаем им поучаствовать в физическом труде, в разнообразном физическом труде на восстановлении храмов и монастырей Русской Православной Церкви. Причем мы работаем в храмах малоизвестных, то есть в тех, где больше всего нуждаются в помощи и меньше всего есть на это средств. Настоятели приходов, монастырей выходят на нас разными путями – надо сказать, что специально мы работу не ищем, работа сама нас находит, – и заинтересованно просят нас помочь. Мы обсуждаем условия и отправляем ребят на работы, на срок от недели до трех недель летом, а также регулярно, на регулярной основе помогаем в течение года в выходные подмосковным храмам, и в будни двум, в данный момент двум московским приходам.
В. Емельянов
– Константин, но вы мне скажите, пожалуйста, а это как происходит? То есть у тех, скажем, приходов или монастырей, у них есть уже свои какие-то строительные материалы, и вам остается только собрать команду ваших единомышленников и отправиться на работу или вы вообще все сами с собой везете?
Н. Ковалев
– По-разному бывает.
В. Емельянов
– Это Никита Ковалев, да, отвечает?
Н. Ковалев
– Да, добрый вечер. На самом деле бывает по-разному, бывает, и что мы сами закупаем, смена, необходимые материалы. Допустим, какие-то пиломатериалы, брус, доска, или кирпичи, допустим, все по-разному, расходные материалы тоже. В зависимости от того, как если принимающая сторона предоставляет материалы, тогда мы пользуемся их, если нет, то закупам сами. Допустим, в Раевском мы сами проводим сборы, сами собираем деньги за счет благотворителей, наших добровольцев же в том числе, и набираем материалы.
В. Емельянов
– А вот какие важные события произошли со времени нашей последней встречи, что вот интересного происходило за это время? Можете мне назвать какие-то вот объекты, которые уже отреставрированы или в которых вы в данный момент принимаете участие в их реставрации?
К. Лобачев
– С тех пор, с осени прошлого года жизнь наша шла своим обычным таким чередом. И, в общем-то, она была насыщена, как всегда. Это были и рабочие поездки на государственные выходные. Запомнился выезд длительный, после Нового года и перед Рождеством выходные, в Успенский Колоцкий монастырь в Московской области. Также прошел ряд экскурсионно-паломнических поездок, где, узнавая о нас, многие священники интересовались и нашей работой, и можно сказать, подавали заявки на нашу помощь в будущем. Только что мы вернулись втроем, так уж получилось, все приглашенные вами, и я, руководитель, и Сергей, и Никита, мы побывали в первой нашей смене, которая завершилась этим летом в июне, только что завершилась в Бежецке в Тверской епархии, работали в женском монастыре. Активно работали, помогали, и в общем смена завершилась успешно. То есть были события и ну такие значение которых могут потянуть на целый год как достижения, а были и рядовые, не менее важные. То есть вот работы в Москве, которые мои друзья помогают проводить еженедельно, тоже требуют усердия, подхода, постоянной работы с новичками. Чтобы люди приходили к нам и впредь, конечно же, и работа с рядовым составом, повседневная работа с добровольцами, она очень важна. Сейчас, в середине лета мы просто хотели бы напомнить, что наиболее востребована бывает наша сила именно в летний период, когда работы, на которые мы настроены, нацелены и в которых едем участвовать, они именно летние. Это работы земляные, работы, которые позволяют...
С. Максимов
– Дренажные.
В. Емельянов
– Причем работа на свежем воздухе, что называется.
К. Лобачев
– Работа на свежем воздухе, да. Это связано с консервацией кровель, это раскопками, с очисткой помещений – они все летние работы. И именно поэтому у нас летом организуется целый ряд летних поездок, которые мы называем летними сменами. И именно сейчас нам требуются добровольцы, прямо сейчас. Вы можете позвонить после этого эфира, в любой день другой, но не откладывая надолго, лето, оно ведь все-таки короткое. Поехать куда-то с нами, помочь, поучаствовать.
В. Емельянов
– А вам самим больше нравятся вот эти экспедиции, то что как это принято называть, или все-таки работа здесь? Потому что ну тут и дома все-таки, и комфорт, и душ, помыться можно и все такое.
Н. Ковалев
– Ну по-разному.
В. Емельянов
– Нет, ну просто больше к чему душа лежит?
Н. Ковалев
– Да и к тому, и к тому. И поехать хорошо, и в Москве поработать неплохо.
В. Емельянов
– Ну да.
С. Ковалев
– Таким образом можно же и страну посмотреть как бы, жизнь в приходах. Не все же в одной Москве там целый год как-то.
В. Емельянов
– Ну вот я про это.
Н. Ковалев
– Тем более в сменах все время экскурсии какие-то проходят, куда-то выезжают, смотрят что-то. Не то что там все время с лопатой.
В. Емельянов
– То есть для вас и экскурсии проводят?
Н. Ковалев
– А как же.
В. Емельянов
– То есть есть какая-то своя программа там, да, культурная?
С. Максимов
– Конечно. Либо это кто-то из добровольцев заранее инициативу проявляет, кто-то либо из местного прихода там, кто лучше знает. То есть нельзя действительно, вот как Никита сказал, заставить человек все время там с кайлом или с лопатой всю смену там беспросветно.
К. Лобачев
– То есть приглашая добровольцев, мы, конечно же, не считаем их просто тягловой рабочей силой. Это люди, которым нужна и духовная поддержка, и общение между собой, поэму досуговая программа, культурная программа, паломническая, она присутствует всегда.
В. Емельянов
– А вот расскажите, пожалуйста, вообще вот о ваших добровольных помощниках, кто эти люди. Вот какой портрет можно написать, нарисовать, что можно рассказать о них?
С. Максимов
– Средний возраст, ну это начиная с 14 лет как бы, даже у нас были, хотя мы вроде официально с 16 берем, но если видим, что человек подходит, то были прецеденты, что брали ребят и с 14 лет. Ну и самому, я не знаю, пожилому у нас уж сколько, наверное, лет 60, 65 даже. Никогда не интересовался.
В. Емельянов
– То есть для таких тоже работа находится.
С. Максимов
– Да, это люди, которые когда-то начинали в ВООПИиКе еще в 80-е годы.
В. Емельянов
– Где?
С. Максимов
– ВООПИиК – Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры. То есть еще тогда, то есть это ветераны даже не только реставрации, но ВООПИиКа. И вот поскольку «Реставрос» вырос собственно тоже когда-то с этого, то они с нами до сих пор. Ну по мере сил, конечно. Кто-то может только в Москве в силу возраста, кто-то, конечно, может там выехать. Кто-то из них работает уже и профессионально, они как консультанты являются в сменах, там помогают с тем же дренажем, какие-то там фундаментные вещи, где надо. Большинство, у нас работа как бы такая, ну не требует какой-то квалификации там или образования. Но кто-то нужен человек, который мог бы подсказать там, указать, как делать, чтобы не наломать дров все-таки. В основном это церкви-памятники.
В. Емельянов
– А я-то думал, что у вас там и художники, и там, я не знаю...
К. Лобачев
– У нас люди разные абсолютно бывают.
В. Емельянов
– И стекольщики там, все витражи там.
Н. Ковалев
– Нет, не настолько.
К. Лобачев
– Это Никита, кто-то был у него знакомый витражист.
Н. Ковалев
– Да, есть ребята, которые начинали с «Реставроса» и ушли потом в профессиональный – микроклимат зданий там, в такой области. А начинали когда-то с «Реставроса», кто-то закончил курсы, в том числе даже я, вот и кто-то дальше планирует идти, кто-то не планирует, но тем не менее, это зов души как бы помогать церквям.
В. Емельянов
– А как вот вы смену собираете, вы говорите? Вот это первый вопрос. И второй: сколько их вообще за год, этих смен? Или речь идет только вот об этих летних сменах?
Н. Ковалев
– Ну бывают еще и зимние.
К. Лобачев
– Не ну зимой тоже бывают.
Н. Ковалев
– Но меньше, конечно, потому что людей набрать труднее.
С. Максимов
– Например, плотницкие работы можно проводить зимой, но вот копать канавы, дренаж это зимой, конечно...
В. Емельянов
– Да, это понятно. То есть вот ну такие работы, то что на свежем воздухе, понятно, что это летом. Но и зимой тоже дела имеются какие-то.
Н. Ковалев
– Да, может быть, какие-то работы внутри зданий, внутри помещений.
В. Емельянов
– А как вот собирается вот эта вот команда, вот эта смена? Сколько человек, как правило?
Н. Ковалев
– По-разному.
К. Лобачев
– От пяти до тридцати там и больше.
С. Максимов
– Я даже помню 25 человек так, а так средняя смена это 5–7, 10 человек, 12.
В. Емельянов
– То есть вы грузитесь в какой-то автобус...
Н. Ковалев
– Сколько принимающая сторона разместить.
В. Емельянов
– А, ну да.
С. Максимов
– Поезд, да, либо автобус, либо докуда-то доезжаем, там предоставляют какой-то транспорт, может быть, свой.
К. Лобачев
– Либо своими автомобилями. Добровольцы также в последнее время стали использовать в поездках свои автомобили. И, соответственно, добровольцы за рулем везут тех, кто не имеет автомобилей, своих товарищей. Что, кстати, сильно облегчает существование самой смены, проведение экспедиций, а также проведение работ.
В. Емельянов
– Ну и расходы сокращает, конечно же.
Н. Ковалев
– Да.
В. Емельянов
– А вот сами добровольцы, они несут какие-то материальные расходы вот в течение вот этой смены? Кстати, сколько длится смена?
К. Лобачев
– Смены длятся от недели до трех недель. Добровольцы тратят деньги только на свое пребывание в смене: на свою дорогу, на свое питание и на экскурсии, если запланировали экскурсии платные. Везде мы стараемся в тех местах, где работаем, музейным сотрудникам, которые нам близки по духу, потому что мы занимаемся реставрацией православных святынь, когда-то «Реставрос» вырос, как вот ребята упоминали, из ВООПИиКа, из Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, бригады которых помогали и светским объектам, и паркам историческим. Поэтому музейные сотрудники в разных местах знают и ВООПИиК, и знают добровольных помощников, поэтому нам идут навстречу, понимая, что мы свои люди и стараются проводить и бесплатные и льготные какие-то экскурсии. Затраты минимальные. То есть у нас в «Реставросе» нет никакой коммерции, все на энтузиазме. И добровольцы тратят только те деньги, которые заранее оговорены. И часто получается меньше, чем мы указываем в списках наших летних поездок, получается где-то сэкономить. Только на питание, только на свою дорогу, в общем-то так.
В. Емельянов
– Ну а вот возвращаясь к вашей деятельности, вы реставрируете исключительно храмы и монастыри. А какие-то остальные памятники архитектуры?
К. Лобачев
– Редко, но бывает.
В. Емельянов
– Столько усадеб стоит.
С. Максимов
– Преимущественно храмы, конечно, но как-то помимо этого, вот Костя правильно сказал, бывают и такие объекты. Даже этим летом есть один объект.
Н. Ковалев
– Соляной амбар Строгановых – сейчас вот смена как раз идет. Это, значит, Юра Стародубов и Вадим Изгагин еще. Это есть это памятник федерального значения, там, по-моему, XVII века соляные амбары, которые находились в ужасном состоянии. Вот Юра взял этот памятник, так сказать, его...
К. Лобачев
– Это один из наших добровольцев, но он настолько любит маленький городок Тутаев, его историческое название Романов-Борисоглебск на Волге.
В. Емельянов
– Славное место.
К. Лобачев
– Прекрасный, красивейший городок. И вот среди его исторической застройки наш доброволец, ну который реставровец в душе. У каждого добровольца, да, вот вы говорите, откуда берутся люди в «Реставросе» – это люди совершенно разные, у них разный жизненный путь, у них разная работа. Есть гуманитарии, есть технари, есть работяги с заводов, есть родители с детьми, которые едут и дети тоже участвуют с нами. Так вот Юра – это журналист, краевед, который тоже работал в «Реставросе», был командиром одно время активным, и его любовь, его малая родина Тутаев, несколько лет назад почти что лишился памятника уникального – это старейшее каменное здание в городе, соляные амбары графов Строгановых. Он взялся за них, он их выкупил, и по благословению местного священника хочет восстановить как историко-культурный православный центр. И естественно, по строй дружбе обратился к нам, к «Реставросу», и добровольцы «Реставроса» с удовольствием помогают ему в восстановительных работах, которых там очень много.
В. Емельянов
– Я напомню, что наши сегодняшние собеседники это руководитель добровольческого молодежного объединения «Реставрос» Константин Лобачев и его коллеги, Никита Ковалев и Сергей Максимов. Мы говорим о деятельности «Реставроса». Вы же наверняка общаетесь с вашими добровольными помощниками, и вот что их привлекает в деятельности «Реставроса»: возможность прикоснуться к истории, романтика какая-то, поездка куда-то, выезд, я не знаю, еще что-то, какие-то вещи?
Н. Ковалев
– Да все вместе, наверное, привлекает. И посмотреть, и, так сказать, поучаствовать в таком деле. Не знаю.
С. Максимов
– Во-первых, это и общение, да, вот как говорят там, ну может быть, это тусовка. Ну во-первых люди общаются. Кто-то, может быть, даже начинает с этого, что: о, хорошая компания, поеду, прикольно там, ребята, молодежь. А потом человек втягивается, ему действительно становится что-то интересно, тем более на экскурсиях рассказывают познавательно. И потом как бы этим загораешься, это становится твоим своего рода образом жизни, то есть ты дышишь.
В. Емельянов
– А ездит с вами там кто-то из медицинских работников, чтобы был в смене врач свой, проверенный или там как это правильно называется?
К. Лобачев
– Ну штатной должности врача нету как бы, но медики бывают.
Н. Ковалев
– Командиры приветствуют, если на всякий случай будет медработник.
В. Емельянов
– Да, ну я думаю. А еду вы сами готовите? Или...
Н. Ковалев
– Ну если нас не обеспечивают, то сами готовим. Выделяется дежурный, который готовит. Меняются. За свой счет, да.
В. Емельянов
– А там типа подножный корм: там грибы всякие разные, рыба?
Н. Ковалев
– Ну а почему нет, если сезон есть, конечно.
С. Максимов
– Ну если смена проходит во время поста, так это вообще замечательно.
К. Лобачев
– Ну не то чтобы во время работы поощряется поход за грибами и на рыбалку...
В. Емельянов
– Я понимаю.
К. Лобачев
– А вечерами, в свободное время, конечно, да. Люди могут пойти, а потом угостить товарищей тем, что нашли в лесу.
В. Емельянов
– А как там у вас дело с дисциплиной обстоит?
Н. Ковалев
– Этого нету.
В. Емельянов
– Я просто двумя пальцами по горлу ударяю. После рабочего дня там сесть...
С. Максимов
– Ну во-первых, у нас употребление алкоголя в сменах категорически как бы запрещено. Пожалуйста, это когда вы вернулись из смены, в Москве...
В. Емельянов
– Сухой закон.
К. Лобачев
– У нас есть определенные традиции, да, и мы их не скрываем. В объявлениях о наших поездках, в группе вКонтакте и на сайте мы прямо пишем, что человек, который с нами собирается поехать, он должен изучить небольшую статью на нашем сайте, которая называется «Наши традиции», традиции летних трудовых поездок и согласиться с ней. А в ней как раз указаны определенные ограничения, которые сведены в общий список, ну в общем-то, благодаря нашему, и печальному в том числе, опыту. Если когда-то это было возможно, о чем вы говорите, то уже через несколько лет, еще в середине 90-х, у нас появился абсолютный запрет на употребление алкоголя. У нас сухой закон.
В. Емельянов
– Вот так вот, расслабиться не придется, даже после работы. Если кто заинтересуется деятельностью «Реставроса», учтите.
К. Лобачев
– Так не расслабишься. Можно расслабиться по-другому.
С. Максимов
– Песни под гитару, костер, по-моему, общение с друзьями – что может быть лучше.
В. Емельянов
– Вот я и говорю, что располагает.
С. Максимов
– Неужели алкоголь невозможно заменить.
В. Емельянов
– Ну хорошо, я же просто интересуюсь, на самом деле. А как много среди ваших волонтеров людей верующих, православных, и насколько вообще вопросы веры для вас важны? Вы интересуетесь у добровольцев их духовным состоянием?
С. Максимов
– Ну большинство ребят, конечно, православные. Но хотя у нас не возбраняется, если едет человек даже вообще атеист, и даже, я помню, ездили и мусульмане, и вообще люди другой веры там, из Таиланда, то есть это буддизм там, насколько я знаю. То есть никто не собирается кого-то перековывать насильно, в православие обращать там и прочее. Да, конечно, понятно, что большинство людей, если видят, что идет поездка помощь храму, ну обычно это православные люди набираются. Но если человек едет просто, никто не будет заставлять его там молиться с утра и вечером, хотя у нас обычно утренние и вечерние молитвы там, да, в выходные дни посещение, конечно, литургии в воскресенье в храм, если имеется такая возможность. Но насильно никто не будет принуждать. Это личное дело человека там. Спасибо ему за то, что он поехал вместе с нами помогать.
В. Емельянов
– Вы с 2002 года, вот как я вижу, находитесь на территории Свято-Данилова монастыря, став, по сути, частью молодежного проекта Русской Православной Церкви Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи. А вам не мешает вот эта такая вот, ну густая, скажем так, конфессиональная составляющая в привлечении новых единомышленников? То есть это людей, ну не то чтобы не отталкивает, а не настораживает? Сейчас, видите, в обществе довольно таки уже, кстати, даже не скептическое, а скорее даже агрессивное отношение к Церкви складывается по разным причинам. Мы здесь эти вопросы тоже обсуждаем, и в том числе со священниками. И мы много говорим на эту тему. Мы вместе пытаемся понять, почему так происходит, когда, в общем, от такого восторга и распахнутых сердец людских навстречу, да, вере, навстречу Богу, вдруг приходит такое вот свертывание, и ну такое вот достаточно агрессивное восприятие всего того, о чем говорит Церковь, что делает Церковь и так далее. Я поэтому в связи с этим интересуюсь.
К. Лобачев
– Наверное, все-таки мы не чувствуем каких-то разногласий среди разных людей, как я говорил, которые приходят в «Реставрос», потому что мы просим оставить всю политику в стороне, помнить о том, что мы пришли ради общего дела, чтобы помочь людям. Люди, приходящие к нам вновь, читают наше объявление, где открытым текстом написано, что мы часть Русской Православной Церкви, мы при Свято-Даниловом монастыре. И мы при этом не лезем к вам в душу: сколько раз вы причащаетесь, крещены ли вы вообще. Мы не лезем в вашу духовную жизнь, но уважаем ваше желание помочь. Вы понимаете, куда в пришли, вы понимаете, на какую работу мы настроены, что красной линией проходит. В том числе и в нашей экскурсионной программе, когда уже появляются какие-то досуговые моменты, в тех же самых поездках в летних сменах или в течение года – это православная история, это святыни того или иного края. И люди спокойно это воспринимают, уважают друг друга, работаю вместе. У нас не возникает трений по поводу и околоцерковной политики, и политики государства.
В. Емельянов
– Я почему так подробно интересуюсь, потому что я все-таки хочу понять, вот выяснить главную цементирующую идею «Реставроса». То есть девиз такой: давайте, все, спасаем памятники старины или все-таки: давайте восстановим порушенные святыни? То есть все-таки больше упор на сохранение исторических памятников или все-таки больше религиозная составляющая? Вот так вот мне чтобы самому до конца уже просто сориентироваться.
К. Лобачев
– Есть у нас девиз: «Вместе мы сделаем больше» – он такой и с давних пор, еще со времен основания «Реставроса». Вместе мы сделаем больше. Куда приглашаем людей, мы открыто говорим: восстанавливать храмы. И где-то в себе чувствуем, что, наверное, наполовину человек заинтересованный, может быть, даже по большей части, новый человек, приходящий к нам, заинтересованный в том, чтобы преодолеть какие-то, может быть, свои комплексы и быть полезным вот в этом новом для него деле, он, попадая к нам и уже оставаясь в «Реставросе», он раскрывается. И для него уже также как и помощь в восстановлении, участие в общественной такой работе бескорыстной, во славу Божию, поровну делится и с общением, с атмосферой, которую он находит здесь. То есть важно для человека и общение, и то, что вместе ребята совершают, и то и другое для людей важно. Ведь не секрет, что мы не являемся клубом знакомств, но на такой работе, на сложной физической работе сколько уже людей, десятки людей нашли друг друга.
В. Емельянов
– У вас, да?
К. Лобачев
– В «Реставросе», да.
С. Максимов
– В частности, вот я даже.
В. Емельянов
– А, вы нашли себе супругу там?
С. Максимов
– Да.
В. Емельянов
– Прекрасно.
К. Лобачев
– И создаются семьи, и рождаются дети. И дети уже, так как «Реставросу» больше четверти века, и дети уже ходят на наши работы. Мы надеемся, что им тоже понравится, и они будут это дело продолжать, когда нам станет невмоготу.
В. Емельянов
– А вот у вас каждый год к вам прибывают добровольцы, я так понимаю. А есть ли отток от вас? Ну то есть съездил человек, да, там пару раз, ему не понравилось, и все, больше он не участвует.
К. Лобачев
– Есть, конечно.
В. Емельянов
– Или вот так вот костяк, вот он собирается каждый год и, соответственно, он разрастается уже до каких-то таких больших масштабов. И, может быть, придет тот день, когда уже больше вообще уже не нужны будут новые добровольцы?
К. Лобачев
– Они всегда будут нужны, потому что храмы, которым мы помогаем, приходы, маленькие монастыри, малоизвестные приходы в глубинке где-то, они всегда будут нуждаться в помощи. И даже не только в восстановительных, сложных реставрационных работах, но и просто в хозяйственных жизни. Церковь это живой организм, также как свой дом там ты регулярно подметаешь и моешь посуду, также и в храмах нужно следить за хозяйством – где-то прохудилась крыша, где-то там хотят поменять водопровод. Всегда помощь даже в том месте, куда мы однажды ездили, туда можно вернуться через несколько лет и все равно быть полезным. А вот по поводу добровольцев вы правильно сказали, что в 90-е годы была какая-то эйфория по отношению к православию.
В. Емельянов
– Я это не по поводу добровольцев, это в принципе про общество, если наше население можно назвать обществом.
К. Лобачев
– Это и по поводу наших добровольцев, по поводу притока, притока в подобные нашей организации. То есть люди стремились поучаствовать в богоугодных делах. Сейчас, возможно, благодаря интернету, благодаря тому, что благотворительных организаций стало больше...
В. Емельянов
– В разы.
К. Лобачев
– В разы, да. Люди занимаются разными – хорошими, добрыми, но разными делами. Поэтому «Реставрос» не единственное место приложения сил. Тем более. что действительно, может быть, не всем подходит именно физический труд. А мы настраиваем людей на физическую помощь, потому что она очень нужна, очень востребована, и во многих приходах просто не могут найти работников, потому что нет ни средств, ни прихожан. Мы также, как и было в 90-е годы, когда только православие возвращалось в Россию, мы оказываемся очень полезны в таких местах. То есть наша помощь актуальна, она невостребованной не будет. А вот для добровольцев появляется много других способов применить свою добрую волю. И поэтому, наверное, та часть людей, которые способны потрудиться, что-то свое отдать другим бескорыстно, они распределяются уже во многих местах, многими путями они уже идут. Кто-то занимается инвалидами, кто-то организует праздники для больных детей в больницах, кто-то фонды поддержки малоимущих или погорельцев организует. Кто-то занимается экологией...
В. Емельянов
– Кто-то занимается тюремным служением.
К. Лобачев
– Все это очень важные добрые дела. И получается что «Реставрос» не единственный, наверное, все-таки мы не можем рассчитывать на то, что приток будет как-то больше, с чего бы. Наверное, нам просто надо как-то не остывать в своем желании приглашать людей и помогать храмам.
В. Емельянов
– И людям не надо остывать в возможности помочь.
К. Лобачев
– Да, тогда собственно за нами, за активистами, за теми, кто почувствовал, как Сергей сказал, что «Реставрос» становится делом его жизни. Ты и просто в разговоре и не только на работах среди единомышленников, ты и где-то в поездах своих частных, со своими друзьями, которые еще не знакомы с «Реставросом», ты не забудешь упомянуть о том, что есть такая организация, и можно поехать, и много увидеть, и много полезного сделать вместе. Ты об этом не будешь забывать напоминать. И тогда приток добровольцев будет постоянным, хоть и не очень сильным, не таким сильным, как хотелось бы, потому что заявок всегда больше, чем мы можем обеспечить своей помощью, к сожалению. Поэтому в том числе мы пришли и к вам. Помощь нужна.
В. Емельянов
– Ну мы об этом подробно поговорим в самом конце программы, потому что, знаете что, как обычно говорят, в разговоре запоминается начало разговора и его финал. А то, что в середине, очень люди часто забывают. Поэтому чтобы уже точно люди запомнили, куда они могут обращаться, и кто нужен, давайте мы прямо это оставим на финал нашей встречи. Я хочу напомнить, что вы слушаете программу «Светлый вечер». И наши сегодняшние гости это Константин Лобачев и его товарищи, Никита Ковалев и Сергей Максимов, представители добровольного объединения «Реставрос». Мы вернемся буквально через секунду.
В. Емельянов
– Это программа «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Владимир Емельянов и мои сегодняшние гости – Константин Лобачев, руководитель добровольческого молодежного объединения «Реставрос» и его коллеги, Никита Королев и Сергей Максимов. Мы сегодня говорим об этом молодежном объединении «Реставрос», чем они занимаются, и вот всякие интересные вещи мы узнаем. Вы говорите, что 25 лет, я так понимаю, с конца 90-х да, существует...
К. Лобачев
– Уже больше 25 лет существует, с 90-го года.
В. Емельянов
– С 90-го года. Однако, так сказать, благословение вы получили только в 2007 году, да?
К. Лобачев
– Ну так получилось, да.
В. Емельянов
– Почему вас вот до этого не замечали, а потом вот, спустя столько лет...
К. Лобачев
– Потому что это инициатива, которая, скорее, родилась с низов, она не была рождена где-то наверху в Церкви, она шла от людей, от тех энтузиастов, которые работали еще в последние годы Советского Союза добровольными помощниками реставраторов в обществе охраны памятников истории и культуры. После того, как Советского Союза не стало, все-таки энтузиасты остались. И основатель «Реставроса», один из командиров такой бригады, Константин Иванович Козлов покойный, он продолжал как бы держать ребят рядом с собой, он продолжал предлагать им работу и делать вот это полезное дело. Именно тогда «Реставрос» переключился с работы переменной, светские объекты и памятники церковной архитектуры, именно на помощь возрождающейся Православной Церкви. Это середина 90-х годов. Мы взяли акцент на помощь именно восстанавливающимся православным храмам и монастырям. Тогда же нас рекомендовали, и «Реставрос» оказался в составе всецерковного ныне всероссийского православного молодежного движения на Крутицком Патриаршем подворье в Москве, и в 2002 году мы перешли под крыло Свято-Данилова монастыря. А так как этот монастырь является еще и Патриаршей резиденцией, и о работе молодежного подразделения Данилова монастыря докладывается непосредственно Патриарху, таким образом он узнал о нашей работе и благословил нас уже по прошествии определенного времени.
С. Максимов
– Я добавлю. «Реставрос» начинался, вообще была самая первая смена вот Белозерск, потом постепенно узнавали, смен становилось больше. То есть поначалу, я говорю, мало кто знал, со временем, конечно, там, с годами уже узнавали. И благодаря этому, наверное, и заявок сейчас больше. Костя уже сказал, что не всегда даже можем, что называется, удовлетворить.
В. Емельянов
– В официальном полном названии «Реставроса» есть слово «добровольное». Вот и вы, Константин, называете себя достаточно интересно: доброволец-руководитель. Я так понимаю, что добровольно – это бесплатно. То есть вы за свой труд, я полагаю, вообще денег не берете. Или я ошибаюсь?
К. Лобачев
– Еще и платим, получается, за работу.
Н. Ковалев
– Дорога за наш счет, еда тоже где как. Бывает за наш счет, бывает, там приход кормит. Даже какие-то инструменты, бывает, мы покупаем за свой счет.
К. Лобачев
– Мы очень благодарны, если в наших поездках нам предоставляют питание. Но никогда на этом не настаиваем, понимая, что мы не можем быть обузой для нуждающихся приходов, даже если мы приехали помогать.
В. Емельянов
– Ну если вы с собой привозите там полмашины, половину джипа какого-нибудь там продуктов, то я думаю, что если это женский монастырь, то сестры с радостью приготовят вам что-нибудь из ваших продуктов.
К. Лобачев
– Если есть сестры. А если сестер всего две, то мы назначаем своих дежурных. А нас, скажем, десять – им, конечно, не под силу. Им еще и службу служить и там за огородами за своими ухаживать. А мы приехали на конкретную работу, на ту, которую они не могут сделать, на физически тяжелую. Какие-нибудь там раскопки, ремонт зданий и так далее, уборку территории. Поэтому мы не хотим усложнять жизнь своим присутствием монастырю или приходу. Даже если нас пригласили и помощь наша нужна, но такое количество людей обслужить часто не под силу там или монастырю или небольшому количеству прихожан. Поэтому мы совершенно спокойно назначаем своих дежурных, ребятам об этом говорим заранее, когда готовимся к поездке. Девушки наши попеременно готовят, в том числе и тренируются в готовке пищи. Может быть, многие из тех, кто раньше не готовили. Это в жизни пригодится обязательно молодым людям, женщинам.
В. Емельянов
– Ну да. На вашем сайте вот мы почитали объявления о различных предстоящих работах в храмах и монастырях, и очень грамотно там все расписано, что надо взять с собой, указаны суммы на дорогу, питание, на какие-то другие нужды. И вы сами сказали, что многие едут на своих автомобилях, ну то есть все организовано достаточно разумно, мягко скажем, разумно. Ну а продолжительность этих поездок и их стоимость? Вот во что обходится желание поработать во славу Божию, сколько стоит?
К. Лобачев
– Ну это же зависит от того места, куда ребята направляются. Половина суммы это, как правило, именно дорога. Если невозможно доехать слишком, ну долго ехать на автомобиле, то тогда уже, получается, надо покупать железнодорожные билеты или ехать на автобусе, за который тоже надо платить. Если, как вы правильно сказали, едешь на автомобиле своего товарища, он за рулем, и оба вы вместе будете добровольно трудиться, то конечно же, там в крайнем случае ребята принимают пожертвование от своего же товарища на бензин за то, что все вместе доехали.
С. Максимов
– Расходы делятся.
В. Емельянов
– Ну это нормально. Едем вчетвером – значит просто скидываются, да.
Н. Ковалев
– Часто не берут.
К. Лобачев
– Часто не берут, да, бывают у нас такие.
В. Емельянов
– Ну если человек состоятельный, то почему и вполне себе...
С. Максимов
– Дело даже не в состоятельности, просто...
К. Лобачев
– Просто считают, что со своих брать как-то...
Н. Ковалев
– Состояние духа, да.
В. Емельянов
– Ну знаете, есть люди, которые, я вот видал такого – я ему завидовал все время, – он мог любую машину остановить и разговориться по дороге, а в конце просто пожать руку и сказать, что просто не хочется вас по-человечески обижать. И ездил бесплатно вообще. Вот у меня так никогда не получалось. И не было ни одного прецедента, чтобы кто-то сказал: э, дорогой мой, а денежку-то? Ни одного. Вот так вот он умел как-то вот именно по-человечьи вот ездить бесплатно.
К. Лобачев
– Ну я, честно говоря, тоже когда-то ездил автостопом, но всегда заранее предупреждал, что...
В. Емельянов
– Что платить не буду, да?
К. Лобачев
– Ну не то чтобы, я не угрожал, я просто настраивал водителя, так строил свою фразу и свою просьбу доехать в то или иное место, что не могли бы вы подвезти меня туда-то и туда-то – то есть было понятно, что человек, если подвезет, то просто за хороший разговор. Ну есть люди такие, да, до сих пор, которые подвозят странников, путешественников бесплатно и рады тому, что помогли. Да, есть. Хотя это, наверное, так же удивительно, что вот есть такие люди, которые так проводят отпуска свои и каникулы, как проводят их добровольцы реставровцы. И специально подгадывают свои отпуска, люди берут отпуска, иногда берут дни за свой счет, если нужно там в какой-то определенный период попасть, а отпуска нет, и едут с нами, чтобы помочь, за свой счет, да.
В. Емельянов
– Да, сейчас даже, кстати, вот при нашей нынешней ситуации экономической многие просто боятся уходить в отпуск, потому что можно и не вернуться на работу потом обратно.
К. Лобачев
– Вы спрашивали, сколько длятся поездки. Поездки длятся, их длительность зависит от возможности, конечно же, в первую очередь обеспечить работой, то есть от количества работ, от возможности разметить такое количество людей, обеспечить инструментом. Обычно тяжелый инструмент мы не возим с собой, то есть там лопаты, ломы, то чем работаем, мы просим предоставить нам на месте. Тачки. Даже наличие собственных автомобилей не позволяет нам возить постоянно с собой инструмент. Ну бывает, что сложный инструмент с собой возим, который редкий, ну там, скажем, электрический инструмент, бензоинструмент. Так-то в основном мы просим, чтобы нам предоставляли. Он громоздкий просто. Вот от количества работы и от возможности разместить и прокормить по возможности людей и зависят сроки нашей смены.
В. Емельянов
– Ну вот кто, меня интересует социальный статус ваших помощников. Кто они? Они служащие, они студенты, они белые воротнички, бизнесмены?
К. Лобачев
– Все, разные.
Н. Ковалев
– Есть студенты, есть военные бывают у нас, и преподаватели. Вот Сергей, например, у нас преподаватель.
В. Емельянов
– С военными, наверное, мне кажется, ну проще простого, потому что люди, которые уже привыкли, если это кадровые офицеры, они еще с учебы в военном училище привыкли к дисциплине, привыкли просто к определенному распорядку и для них это не проблема там, скажем. Люди свободолюбивые, типа меня там, люди творческих профессий – здесь с дисциплиной посложнее, потому что ну как бы мысли витают и все такое прочее.
Н. Ковалев
– Да нет, художники всякие, но они вроде как нормально.
С. Максимов
– Человек просто понимает, что да, на какую-то неделю, две, три он будет вместе со всеми в какой-то команде. Понятно, что тут какие-то амбиции там в чем-то он зажимает: я не могу пойти, куда я захотел и делать, все-таки я как-то вместе с ребятами делаю какое-то дело, какие-то работы. Не может же он, когда, не знаю там, тянем какую-то веревку, один вдруг сказал: о, слушайте, а я за грибами пошел, взял и бросил. Такого же не может быть.
В. Емельянов
– Ну да.
Н. Ковалев
– Конечно, мы ребят настраиваем на то, что вы едете туда, где главная наша цель нашей команды, ради чего мы собрались, это помочь, реально помочь. И вот мы собрались вместе, чтобы быть бригадой. По отдельности вы можете ездить, где хотите, и тоже ваша помощь будет наверняка полезной. Но мы собрались бригадой, чтобы сделать большой объем работы. И поэтому, конечно же, людей настраиваем на то, что у нас есть определенная трудовая дисциплина, есть подчинение командиру. Ну вот, скажем, в среднем у нас шестичасовой рабочий день, он и не маленький и не большой, потому что люди бывают с разной физической подготовкой, кто-то и не работал так физически подолгу никогда раньше. А уж после работы, если нет каких-то общих планов, то у человека, конечно, есть свободное время, и он может и поразмыслить, и помечтать, и там погулять где-то, предупредив, естественно, старшего группы.
В. Емельянов
– Ну вот знаете, уважаемые друзья, вот отдельная история, когда мы все люди мегаполиса и вы же все городские жители, я так понимаю, в городе живете, и мы все понимаем, что вот эта постоянная нехватка времени, которая складывается из очень многих факторов, от нашей собственной неорганизованности или слабой организованности до диких пробок в метро, до невозможности порой там в один поезд метро сесть, в следующий поезд метро сесть в час пик ну и так далее, чего я вам рассказываю. И вот появляется там, скажем, неделя две-три, очень редко сейчас, по-моему, кто может позволить себе на работе там взять сразу 21 день отпуска или сколько там по закону положено, я не знаю. И, конечно, большая радость вывезти куда-то детей, семью, отдохнуть, свои силы восстановить. И вот когда читаешь или, скажем, беседуешь с участниками каких-то добровольных движений, с людьми, которые все свои силы посвящают каком-то служению, не обязательно реставрации, вот вы же, Костя, сказали, что и помощь малообеспеченным людям, и уход за больными и так далее – все то, о чем на радио «Вера» очень много и очень часто говорим, вот всегда думаешь: когда эти люди находят время в своей жизни? То есть получается, что они жертвуют там чем-то, или своим отпуском, или своими выходными...
К. Лобачев
– И даже интересами семьи.
В. Емельянов
– Вот тоже, кстати. Про браки, которые у вас заключаются, я уже понял. А вот про разводы ничего не известно? Что там жены устраивали там: а, опять ты поехал со своим «Реставросом»? Дома там, понимаешь ли, шкаф не можешь прикрутить уже второй месяц, зато в «Реставрос» – он, пожалуйста, бегом.
К. Лобачев
– У нас чуть-чуть проще, у нас жены понимающие. У меня тоже жена из «Реставроса». Дело в том, что мы познакомились в «Реставросе», поэтому она понимаем: не было бы «Реставроса» – не было бы мужа. Поэтому как-то сетовать поздно, знала, за кого шла.
В. Емельянов
– Все ясно.
Н. Ковалев
– Мы, конечно, предупреждаем. Не просто так – раз, и пропал там, записка на столе: я в «Реставросе». Нет, конечно, как бы и жена понимает, что нужно. Ну как бы если ты этим дышишь, живешь, почему же она тебя не отпустит, если она тебя любит.
К. Лобачев
– Да она тоже этим дышит, просто, да, семейные, понятно, проблемы, трудности.
С. Максимов
– Причем даже завидует, что не может сейчас поехать, а ты можешь.
К. Лобачев
– Семейные трудности, они тоже накладывают определенный отпечаток уже на отношения между двумя людьми. И но в то же время какие-то острые моменты сглаживаются именно благодаря тому, что это люди, изначально понимающие друг друга и знающие, как они встретились, они это помнят.
В. Емельянов
– А жены с вами все время ездят? Или это невозможно, вот жить семьей и еще в «Реставрос» вместе ездить в какую-то поездку, в экспедицию?
С. Максимов
– Ну у меня отпуск большой как у преподавателя, у жены, конечно, маленький. Она бы и рада со мной там, да, мы, может быть, в какую-то поездку и поедем вместе. Но у меня где-то там – раз, появились свободные дни, я поехал. У нее нет такого свободного, на выходных.
К. Лобачев
– Почти всегда жены ездят, пока не рождаются дети, потом становится сложнее. Но бывают жены-эктремалки, они с собой возят детей, в том числе и грудных.
В. Емельянов
– Не, ну вот это запредел уже, мне кажется.
Н. Ковалев
– Такое бывает.
К. Лобачев
– Она не подвергает ребенка опасности, это правда. То есть это видно, что человек просто хочет быть вместе с мужем, хочет в той обстановке оставаться, а не закисать в домашней рутине. Они себе это могут позволить, молодые активные девушки, которые когда-то пришли в «Реставрос», женщинами ставши. Ну так почему бы нет.
В. Емельянов
– Я напомню, что наши сегодняшние собеседники это Константин Лобачев и его товарищи, Никита Ковалев и Сергей Максимов. Все они представители добровольческого объединения «Реставрос». У меня вот еще какой есть вопрос. Вы организуете специальные рабочие смены в разные сезоны года, об этом мы поговорили в первой части нашей программы. Сколько дней они длятся, времени точнее, недель, и есть ли возможность у добровольца, к примеру, выехать не на неделю, а всего дня на два, на три там, скажем. Если он работает в Москве, ну и вдруг у него получается, что вот он может взять пятницу на работе, да, отгул там, ну или просто договориться с руководителем, его отпускают. И он едет на пятницу, субботу, воскресенье, а в понедельник уже возвращается с утра на работу.
С. Максимов
– Может. Но единственное, все-таки желательно согласовать это с командиром смены, потому что он же тоже должен рассчитать число мест, где людям спать там, как организовать там какие работы.
В. Емельянов
– Ну то есть это все можно устроить.
Н. Ковалев
– Классическая рабочая схема такая, да.
К. Лобачев
– Конечно. Люди у нас самостоятельные добровольцы. Почему у нас там, собственно, и от 16 лет – такое официальное ограничение по возрасту, чтобы человек не был таким ребенком, чтобы за ним не пришлось следить, по сути, на строительной площадке, которой являются наши объекты, где мы трудимся. Ну и такие люди, в том числе и могут самостоятельно приехать и уехать, если захотят.
В. Емельянов
– Вот у вас вообще жесткий отбор в вашу добровольческую команду? По каким критериям вы принимаете в ваш коллектив людей? Кто категорически будет, чья кандидатура категорически будет отвергнута, и кому, наоборот, вы будете рады?
Н. Ковалев
– Главное – желание добровольца поехать.
В. Емельянов
– Нет. Ну люди же разные, понимаете, характеры разные.
К. Лобачев
– В том-то и дело, что никто не говорит сразу, что он будет нарушать наши правила. А правила мы ему предлагаем прочитать и с ними согласиться. Если человек согласен, то мы его, конечно, берем.
С. Максимов
– Потом есть такая форма отбора: пригласить человека, мы даже это приветствуем, чтобы он пришел по будням поработал.
К. Лобачев
– То есть перед отъездом в большую летнюю поездку, откуда путь долог.
В. Емельянов
– То есть вам же надо его просто тоже узнать, посмотреть. Правильно, давайте называть вещи своими именами.
К. Лобачев
– Проверить в деле, да.
С. Максимов
– И он должен понять, его ли это вообще. И потенциальный командир там может посмотреть действительно, как он себя ведет, насколько он адекватен.
В. Емельянов
– Потому что есть люди там, скажем, экстраверты, да, которым нужно общение, они в бурлящем потоке, это их стихия, им это нравится, и они там вот полностью раскрываются. Есть люди интраветы вроде меня. Я со всеми стараюсь поддерживать хорошие отношения, но в принципе мне самому с собой скучно не бывает, то есть мне есть о чем с собой поговорить, о чем поразмышлять и так далее. И мне совершенно не обязательно быть в центре внимания, и вот я не очень люблю, признаться, какие-то большие компании, особенно незнакомые. Я не то что там начинаю тушеваться в этих компаниях, но мне как-то вот не по мне это все. И уж тем более, я очень люблю, прям вот большие сборища людей какие-то прямо. Хотя в детстве я с удовольствием на демонстрации ходил, но я был ребенком совсем, и детство мое было советское. А вот чем старше становлюсь, тем как-то все-таки больших компаний, там 10-20 человек, я стараюсь избегать. Ну только ближний круг.
К. Лобачев
– Ну вот, наверное, поэтому мы и стараемся бережно относиться к личному внутреннему миру каждого добровольца, никого не оттолкнуть и как-то с пониманием относиться или к его там комплексам, или к его открытости, пытаясь как-то его все-таки ввести в коллектив и, естественно, благодарить за то, что он с нами успел сделать.
С. Максимов
– Если человек интроверт, пусть он в свободное время может пройтись, прогуляться где-то. Но тот же прием пищи, еда там или работа, это понятно, что надо быть вместе. Особенно, если что-то там надо, я не знаю...
В. Емельянов
– Нет, ну это какие-то определенные вещи.
Н. Ковалев
– Ну так бывает, что такие работы, вон расчистка, там есть смены, где там помогают фрески расчищать. Сидишь там, хоть все время там молча работай себе потихонечку. Наоборот даже усидчивые люди должны быть такие.
К. Лобачев
– На любого человека.
Н. Ковалев
– Можно подобрать работу.
К. Лобачев
– И по физическим каким-то своим запросам он может сказать: мне тяжеловато -никто не обидится. Просто даст ему другую работу и поблагодарит за то, что человек успел сделать. Может найти работу индивидуальную, где он сам себе выбирает, ну ему командир показал участок и сказал, что нужно сделать, он это будет делать. А есть работа коллективная, там, где от него зависит, чтобы вовремя тачка была наполнена или тачка была быстро вывезена, если, скажем, с землей работаем, где там: быстрей давай, кидай – когда много людей работает. И можно самостоятельно иногда потрудиться где-то на определенном участке.
В. Емельянов
– Вот вы говорите, тяжелый физический труд. Ну вот я смотрю на вас троих, вы ведь далеко не атлеты. Вы в хорошей физической форме, но просто наши слушатели вас не видят, но вы там не качки не какие-то там, вполне себе такие худосочные молодые люди. Но еще раз говорю, что вот, может быть, есть человек или есть люди, которые хотели бы примкнуть вот к вашему объединению, а у них не то что бы слабое здоровье но у них ограниченные возможности, скажем так. То есть они там могут быстро уставать, но тем не менее, они всей душой хотят быть с вами. Вы таких примете в свою команду?
К. Лобачев
– Да, конечно. Но в том-то и сила команды – мы не качки, а вместе мы сила.
С. Максимов
– Ну устал – сядь, отдохни, как бы поменяй род деятельности.
В. Емельянов
– Если вас слово «качок» обидело, я просто сходу не смог подобрать какое-то...
Н. Ковалев
– Хорошо. Богатыри.
В. Емельянов
– Да, богатыри. Вот, спасибо большое.
Н. Ковалев
– Никто не будет нормативы давать, как на Рембо там. Может он – ну молодец, пусть поднимет бревно один там. Не может – значит, поднимут, я не знаю там, бревнышко это пятеро, шестеро.
В. Емельянов
– Его вместе с этим бревном.
К. Лобачев
– По силам все.
В. Емельянов
– Еще вот хочу я спросить, после чего мы перейдем к организационным моментам. Я хочу вот что, во-первых, сказать: всевозможные благотворительные фонды, организации, объединения волонтеров, помимо вот своей деятельности, постоянно стараются привлечь дополнительные средства на свою деятельность. Вот как обстоит с этим дело у вас? Принимаете ли вы какие-то пожертвования, ну скажем, предположим, даже если не в качестве денег, то в качестве инструментов, строительных материалов, может быть, спецодежды?
К. Лобачев
– Мы не откажемся. Мы не откажемся от именно такой вот поддержки инструментарием, снаряжением. И, пожалуй, откажемся от поддержки материальной. Скорее мы эти деньги передадим тем храмам, которым, например, мы помогаем, но не хватает средств на стройматериалы, и поэтому они даже нас не могут задействовать. Они знают нас, но работы там приостановлены, скажем, по той причине, что не на что купить стройматериалы, а мы можем помочь только физически. В крайних случаях, ну это также вот на наши интернет-ресурсах можно увидеть, в крайних случаях, только особо близким друзьям мы организуем сбор материальной помощи и только на определенные цели. Мы не ставим своей целью именно вот собирание денег с людей, с незнакомых. Скорее мы собираем свои. То есть те же самые добровольцы, которые итак бескорыстно ездят и трудятся за свой счет и в свои отпуска, мы их призываем: если возможно, помогите материально, больше не к кому обратиться. Вот там-то надо купить доски, там-то нужно купить кровельное железо. И таким образом вот пара есть храмов, которым мы помогаем. Деньги, наверное, все-таки они добровольческую среду портят. Ну вот если эти деньги остаются внутри добровольческой организации, на мой взгляд, отношения портятся.
В. Емельянов
– А почему?
К. Лобачев
– Люди пришли с целью бескорыстно помочь. Деньги, материальные средства, они, по-моему, смущают людей, они как-то вот в обратную сторону играют. Я не знаю, как это объяснить. Но лучше человек, у нас легче, когда человек что-то купит за свой счет и предоставит, нежели ему дадут деньги, и он это пойдет покупать.
В. Емельянов
– Но это вообще тема отдельного разговора. И это даже тема не для часовой программы на радио, а это тема для отдельной книги вообще: человек и деньги.
С. Максимов
– Деньги лучше адресно тратить. Условно, вот у этого прихода есть одна-две тачки, а для работы мы понимаем, что нужно четыре. Вот купить сюда нехватающие две тачки там. или три лопаты – вот этот вот лучше так даже.
К. Лобачев
– Если бы был такой резервный фонд, да, именно на докупку стройматериалов, инструментов, которых не хватает на определенные цели – да, наверное, это было бы хорошо.
В. Емельянов
– А он у вас есть, такой фонд?
К. Лобачев
– Нет у нас такого.
В. Емельянов
– А вы его планируете создать? Вот именно для этих целей.
К. Лобачев
– Ну если бы кто-то мне посоветовал, как это лучше сделать, может быть. А так-то «Реставрос», как с 90-го года пошло, так это организация энтузиастов, она не зарегистрирована, у нас нет своего юридического адреса, никакого счета. Это организация энтузиастов. То есть у нас есть название, у нас есть руководство в Свято-Даниловом монастыре, в Патриаршем центре духовного развития детей и молодежи, мы отчитываемся о работе. Но фактически вот мы существуем на бумаге.
В. Емельянов
– Финансовую деятельность не ведете.
К. Лобачев
– Финансовую деятельность не ведем, да, используя только свои средства внутренние.
В. Емельянов
– Ну хорошо, более или менее разобрались. Мне это было вдвойне интересно, потому что, как вы понимаете, я не сижу каждый вечер и не слушаю, когда я не работаю, я не слушаю наши программы, мне было очень приятно с вами со всеми познакомиться. Но мы как и планировали, давайте теперь расскажем людям, которые заинтересовались в рамках нашего сегодняшнего разговора вашей деятельностью и которые хотели бы принять участие в вашей деятельности, давайте мы им расскажем, что им нужно сделать, куда они могут обратиться, с кем они могут поговорить, куда они могут написать. Короче, сдавайте все ваши явки и пароли.
К. Лобачев
– У нас есть официальный сайт, где можно посмотреть, почитать о наших традициях, о наших планах, называется он dom-restavros.ru, есть страница вКонтакте. Скорее, в группе вКонтакте легче разобраться в нашей актуальной деятельности.
С. Максимов
– Больше оперативной информации.
К. Лобачев
– Там оперативно выкладываются фотоальбомы, фотоотчеты. То есть там богата иллюстрированная и с эмоциями отдельными, благодаря собственно сервисам, которые присутствуют вКонтакте, это когда люди могут написать свое мнение, комментарии к фотографиям на стене группы, могут писать какие-то свои заявки, просьбы. Скорее, да, на странице вКонтакте можно увидеть более актуальную информацию. Сайт dom-restavros.ru – это все-таки официальная такая страница, она редко изменяется. Так вот, обратившись, скажем, на страницу вКонтакте, вы можете увидеть график наших летних поездок этого года. Понять, что прямо вот сейчас уже начались несколько поездок, в июле. И еще до конца августа у нас намечено, они или только что начались или начнутся и закончатся, будут проведены, восемь летних трудовых смен, скажем, в Тверской области, в Карелии, в Рязанской области, в Ярославской. Тот самый амбар Строгановых в Ярославской области.
В. Емельянов
– В Тутаеве.
К. Лобачев
– Да, в Тутаеве. Любим мы, ну так уж сложилось в последние годы, помогать Тверской епархии. Вот несколько смен на выбор – недалеко расположены, удобно добираться до нескольких вот таких малоизвестных, но очень нуждающихся в помощи приходах в Тверской епархии. Узнать о нас можно, как я говорил, на сайте, а также по телефону «Реставроса»: 8 (916) 646-46-95. Трубку беру я, Константин Лобачев, руководитель «Реставроса», отвечаю на все ваши вопросы. Связываю вас с командирами смен, если вы заинтересовались какой-либо поездкой.
В. Емельянов
– Прекрасно. Спасибо большое. Очень рад был познакомиться с вами, Константин, с вами, Никита, с вами, Сергей. Спасибо большое, что нашли время прийти к нам на радио «Вера». Еще раз напоминаю, что это были руководитель и его коллеги добровольческого молодежного объединения «Реставрос», о котором сегодня шла речь. Программу провел Владимир Емельянов, я прощаюсь с вами, до новых встреч. Всего доброго. До свидания.
К. Лобачев
– Спасибо за эфир.
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (08.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 5 зач., II, 22-36
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Есть ли в наше время люди, подобные апостолам? Или же это служение — атрибут исключительно древней Церкви? Ответ на этот вопрос содержится в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
22 Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете,
23 Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили;
24 но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его.
25 Ибо Давид говорит о Нем: видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался.
26 Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя упокоится в уповании,
27 ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тления.
28 Ты дал мне познать путь жизни, Ты исполнишь меня радостью пред лицем Твоим.
29 Мужи братия! да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня.
30 Будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его,
31 Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления.
32 Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели.
33 Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святаго Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите.
34 Ибо Давид не восшел на небеса; но сам говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня,
35 доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих.
36 Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли.
Книгу Деяний апостольских иногда называют Евангелием воскресения. С такой силой в ней делается акцент на том, что Иисус Христос действительно умер и восстал из мёртвых. Эта мысль выходит на первый план не столько благодаря многочисленным рассуждениям, сколько деяниям апостолов. Другими словами, если бы не было Пасхи Христовой, ученики Спасителя не смогли бы совершить тех дел, о которых говорится в книге. Они не пошли бы проповедовать Евангелие. Скорее всего они просто перестали бы существовать как группа. Разбежались бы. Каждый пошёл бы по жизни своей дорогой.
Вместо этого мы видим небывалый энтузиазм и воодушевление. Не слишком образованные, провинциальные, без всякой финансовой и административной поддержки, вопреки запретам сильных мира сего, не обращая внимание на угрозу потерять свободу, здоровье и саму жизнь, апостолы говорят о Христе. О том, что Он воскрес. Само по себе это действие — яркое свидетельство истины их слов. Это яркое свидетельство того, что их вера живая. Её подпитывает мощный источник. Сердце апостолов будто наполнено огнём, жар от которого чувствуют и они сами, и о окружающие. Это энергия божественной благодати. Она побуждает учеников говорить о Своём Учителе, а людей слушать их и принимать всё сказанное с доверием.
Бог устроил человеческое существо таким образом, что, если Божественная благодать наполняет наше сердце, её невозможно скрыть. Её невозможно спрятать от окружающих и сделать своим личным достоянием. Она жаждет излиться наружу — побуждает нас делиться этой радостью с другими. И этому позыву невозможно противиться. Даже если существует угроза физической расправы или смерти, сила Божия такова, что её невозможно удержать. Древний пророк Иеремия очень красноречиво свидетельствует об этом: «Ты влёк меня, Господи, — и я увлечён; Ты сильнее меня — и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною... И подумал я: не буду я напоминать о Нём и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моём, как бы горящий огонь, заключённый в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог». Не мог пророк не говорить о Боге своим соплеменникам. Несмотря на то, что они смеялись над ним и гнали его. Как говорил Христос в Евангелии, «Никто, зажегши свечу, не ставит её в сокровенном месте, ни под сосудом, но [ставит её] на подсвечнике, чтобы входящие видели свет».
Важный духовный принцип следует из этого. Если мы Божии, если Его благодать живёт в нас, мы не можем не свидетельствовать о Нём. Это не означает, что мы должны с каждым встречным говорить о Боге, доказывая истинность христианства. Внешне наша жизнь может быть волне обычной. Работа, семья, бытовые обязанности. Однако если человек стремится, подобно апостолам, не просто говорить о Евангелии, но исполнять Его, жить им, искать волю Божию и служить своим ближним, даже самые привычные и рутинные дела, которые он совершает, преображаются. Господь наполняет каждую нашу мысль, каждое наше слово и поступок светом Своей благодати. И так делает нас живыми свидетелями и проповедниками Своего Небесного Царства.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Иеромонах Давид (Кургузов)
У нас в студии был клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань иеромонах Давид Кургузов.
Наш гость рассказал о своем пути к вере и о том, как после работы программистом и эстрадным режиссером пришел к решению стать монахом и священником.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником Святой Пасхи. Это «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. В студии приветствуем вас мы, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. Добрый вечер.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Здравствуйте.
Константин Мацан:
— Я вам, отец Давид, напомню и нашим слушателям, что в этой программе, которую мы по вторникам в восемь вечера с Кирой на волнах Радио ВЕРА ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек, мужчина, дерзает служить алтарю и видит это своим главным и единственным служением. Это всегда, как нам кажется, путь вопросов, путь поиска, иногда сомнений или преодоления каких-то сомнений. И, наверное, на этом пути есть не только вопросы, но и ответы. Какие размышления, какой опыт о Боге, о жизни, о церкви на этом пути возникал, это очень интересно. И нам представляется, что это может войти в резонанс с теми вопросами о жизни, которые есть у наших слушателей. А они разной степени церковности, кто-то уже ходит в церковь, кто-то, может быть, только присматривается к религиозной традиции со стороны. Вот об этом поговорим. Мы до начала нашей программы с вами начали уже о вашей биографии рассуждать, вы стали рассказывать. Там виражи крутые, достаточно сказать, что по первому образованию вы программист, а по второму — режиссер эстрады, вы закончили ГИТИС эстрадный факультет как режиссер. Если переход из программирования в творчество в принципе не такой уж редкий в нашей жизни, то ваш следующий переход после эстрадного факультета ГИТИСа через какие-то, видимо, этапы к священству и к монашеству — вот это уже вираж. Это уже само по себе интересно. Расскажите, как это получилось, каким путем вы в этом смысле шли, на какие важные, может быть, вехи и этапы этот путь для вас распадается.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, в конце обучения, это был четвертый-пятый курс, всего пять лет всего мы учились...
Константин Мацан:
— В ГИТИСе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Четыре года актера и пятый год режиссера. И на четвертом курсе как-то так сложилось, что я стал замечать явно, что Бог принимает личное участие в моей жизни. Встречались какие-то люди, появилась одна театральная постановка по христианским мотивам. Мой друг, тоже выпускник этого же факультета, Читрани Николай поставил с нами по книге «Школа для дураков» Саши Соколова спектакль, «Те, кто пришли» мы его назвали. Он длился четыре часа, три отделения, ни разу не уходишь со сцены, такой современный был спектакль. И там было очень много христианских смыслов, там были даже цитаты из апостола Павла. И уже стал, я помню, о чем-то задумываться и стал видеть, как совершенно из ниоткуда в моей жизни появляются люди точно, как мне нужно. Совершенно ясно я понимал, что это невозможно, я не мог бы это сделать сам по какому-то заказу. В очередной раз сел и крепко задумался, что, наверное, я бы хотел с Богом как-то познакомиться.
Константин Мацан:
— А до этого вы никакого отношения к религиозному мировоззрению не имели?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— До 27 лет я абсолютно трезво считал, что все священники это толстые негодяи на больших черных джипах, которые обирают народ, а церковь это какая-то организация по тому, как этот весь отъем денег у населения официально оформить.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас многие у радиоприемников стали прислушиваться особенно к дальнейшему ходу нашего разговора.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это была ясная формулировка, это был ни какой-то стереотип. Понятно, что, может быть, из интернета, но тем не менее. Некое воспитание, конечно, большей частью заложила мама. Когда я задумывался, я думал, что что-то, наверное, есть. Были какие-то маленькие попытки всяких практик, думал, читал какие-то книжки, может быть, больше про восточную религиозную традицию. Но когда уже сел и понял, что Бог лично принимает участие в моей жизни, я крепко задумался, и сложилось несколько важных вещей. Первое: мама все детство нас возила по Золотому Кольцу, хочешь — не хочешь два раза в год мы ехали во Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский. Очень забавно, как она все время вспоминает: помнишь, когда тебе было два года... Я говорю: мама, это невозможно вспомнить, когда мне было два года. Видимо, это пространство храма, иконы. Мы раз в год обязательно ходили смотреть иконы Рублева в Третьяковскую галерею. Это было обязательно.
Кира Лаврентьева:
— Интересно.
Константин Мацан:
— То есть мама была человеком церковным?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она воцерковилась позже.
Кира Лаврентьева:
— Она была культурным человеком.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она все время искала, всю жизнь, и всю жизнь, что она живет в Москве, даже еще в Подмосковье когда жила, она ездила смотреть иконы Рублева. Это у нее была такая тяга, просто она была не оформлена, но этот культурный аспект вообще не был никаким препятствием. Когда я первый раз зашел в храм, чтобы в каком-то смысле молиться Богу, у меня не было какого-то препятствия от обстановки. Немножко стыдно было перекреститься по первой. А иконы, архитектура — совершенно никаких проблем. Потом эти христианские смыслы и спектакли. А потом я понимал, что я крещенный человек, в шесть лет меня крестили в 91-м году. Один из ста я был крещенных.
Константин Мацан:
— У меня та же история в том же году.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Храм Всех святых на Соколе, довольно известный храм, я помню, что мы с братом, ему было одиннадцать, мне шесть, вышли во время крещения, потому что ничего не понимали, идет совершенная не ясная процессия. И когда пришло время окунать в купель, бежали за нами на улицу, чтобы нас забрать. Это сыграло свою роль. И эти встречи. Еще была такая мысль, что Церковь на Руси существует тысячу лет и уже неоднократно ее пытались каким-то образом разрушить, то внешними, то внутренними силами. Я подумал, что, наверное, надо с Церковью познакомиться поближе. И первое, что я сделал, я начал поститься. Проходил Великий пост, и как человек высокоорганизованный, я решил согласно монастырскому календарю пройти этот пост. Открыл его записал, надел крестик, церемониально, заходя в какое-то кафе, спрашивал, есть ли у вас постное меню, пожалуйста. Когда увидел у какого-то моего собеседника крестик на шее, а он ел что-то непостное, я очень акцентировано делал ему замечание. Ужасное фарисейское поведение. Посередине поста даже умудрился попасть первый раз на богослужение, это была литургия Преждеосвященных Даров на Подворье Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре, шесть часов, ничего не понятно, очень долго. Я то сидел, то стоял, то выходил, то еще что-то, но мне понравилось. Может быть, кстати, я понимал, что происходит что-то мне близкое. Я понимаю, что вообще богослужение в православной церкви выросло в чем-то из каких-то античных мистерий, в том числе. Мне понятна механика, как режиссеру.
Константин Мацан:
— А смотрите, важный момент. Вы так легко сказали, что в какой-то момент события стали легко происходить, все одно к другому как будто подходит, и это дает идею, мысль того, что Бог здесь действует. Но можно же все это и без Бога было бы проинтерпретировать. То есть была, видимо, настроенность сознания на то, чтобы, через идею Бога, через участие Бога это объяснить. Ведь это вовсе не обязательно. Или и в правду что-то заставляло вас подумать, поверить, что именно Бог, Личность здесь действует, что это не стечение обстоятельств? Или это чувствовалось как-то, что возникает кто-то новый в жизни, а не просто стечение событий?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— На тот момент я могу так вспомнить, мне кажется, я стал потихонечку встречаться с отдельными частями Евангельского учения. И их высота показалась мне совершенно невозможной и безличностной. Не может человек подставить другую щеку, исходя из каких-то будущих выгод. Я вот сейчас смирюсь, и вселенная мне пошлет...
Кира Лаврентьева:
— Вселенная.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Она же такая добрая, пошлет что-то, что мне поможет в жизни. То есть эта высота, которую я не встречал нигде и никогда, противоречила всему, что происходит вокруг. Как это вообще возможно? Зачем это делать? И я понимал, что это безличностно невозможно. Это только возможно в каком-то общении человека с Богом. Я тогда никак не мог его называть, даже боялся как-то обратиться. И этот первый пост я не обращался к Богу, вообще никак не молился, ничего не делал, даже не крестился — ничего. Я просто соблюдал определенные правила питания. Наверное, эта мысль была самая главная. Самое главное событие, которое произошло, которое вообще все перевернуло — это была Пасха.
Константин Мацан:
— После того первого поста.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно верно. Я все время жалею, что много людей приходят к Богу оттого, что у них произошла какая-то трагедия, болезнь, утрата близкого, что-то такое. Наверное, Бог видит мое малодушие и привел меня в церковь через радость. Не было никаких событий. Когда люди узнают, что я монах, священник, особенно раньше, когда я был чуть-чуть моложе, говорят: а что случилось? Все прекрасно. Я пришел на первую Пасху, подумал, что я постился, мне надо как-то завершить этот пост. Как-то. И решил, что надо сходить на ночную службу в храм. Это Благовещенский храм в Петровском парке покойного отца Дмитрия Смирнова. Я первый раз в жизни его тогда увидел. С точки зрения обычного человека это было ужасно, было душно, много людей, ходила какая-то бесноватая между людьми, заглядывала всем в глаза в широкой шляпе с белыми полями. Все плохо.
Кира Лаврентьева:
— Как режиссер вы все это, конечно, тонко заметили?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, конечно, я же смотрю, кто где движется, что делается. Это автоматически происходит, даже сейчас, может, даже к сожалению. Но в конце, даже в середине этого процесса, а во время службы отец Дмитрий вышел и что-то грозно с амвона всем говорил, я, к сожалению, не слышал, далеко очень стоял, но я вдруг понял одну мысль, самую главную, — я дома.
Кира Лаврентьева:
— Потрясающе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я даже хотел дерзнуть пойти причаститься Святых Христовых тайн, ничего не понимая, три раза вставал в очередь, складывал ручки на груди, пытался петь тропарь Пасхи, не понимая до конца, что там за слова, и три раза выходил, думая, что-то я не то делаю. И понял, что там истина, там Тот, с Кем я хочу быть, мне надо туда. И дальше этот процесс пошел как по маслу.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, мы еще раз поздравляем вас с праздником Светлого Христова Воскресения. Христос Воскресе! Сегодня у нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Как символично мы сегодня в нашем разговоре тоже подошли к Пасхе и к входу в лоно святой Церкви отца Давида, и это действительно чудо. Как дальше продолжался ваш путь? К причастию, как я понимаю, вы не подошли?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нет. Слава Богу, не дерзнул. Причем, там были знакомые мои люди, это было в районе, где я вырос практически. Метро Динамо, а я вырос на метро Аэропорт.
Кира Лаврентьева:
— Это где отец Дмитрий Смирнов покойный как раз был?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно, он самый. Самый ближайший храм это был для меня. Потом у меня встал вопрос, что делать дальше, он встал ребром. Я думал, все я понимаю, что дом здесь, что нам делать? Естественно, пошел разговор о том, как первый раз исповедоваться. Мой друг подсказал, есть такой священник отец Александр Борисов, он на протяжении лета, или может быть не только лета, вечером в пятницу принимает всех желающих, доступный батюшка, кто с вопросом, кто с исповедью. Так как, наверное, не было больше никаких вариантов, я в один из пятничных вечеров, предварительно что-то почитав, написав небольшой списочек, к нему пришел. Он совершенно не пытался никак меня вразумить, просто сказал: вот это надо читать. После этого была первая подготовка ко причастию. Наверное, я не могу сказать, что это было какое-то особое впечатление, потому что Пасха уже была до этого, потом это стало некой нормой. Причащаться я стал практически сразу каждое воскресенье, это стало чем-то совершенно необходимым в жизни. Без этого невозможно было жить.
Кира Лаврентьева:
— Как на все это ваше окружение отреагировало?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Так как человек, который быстро воцерковляется, пытается всех окружающих заставить заняться тем же самым, некоторые мои друзья хотели отвести меня к психиатру либо к какому-то такому специалисту, говоря, что ты в секте, все с тобой понятно, надо тебя лечить. Потому что ты начинаешь всем эту радость пытаться передать и говоришь достаточно резко. Ты же познал истину, надо всем ее донести. В той сфере, в которой я тогда работал, а это организация, режиссура мероприятий частных, больших, разных, это достаточно контрастно выглядело, везде ты начинаешь искать повод заявить что-то из того, что ты узнал.
Константин Мацан:
— Помиссионерствовать.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. И поэтому первый год прошел с боями. Мама моя, тогда еще не воцерковилась, она не очень приняла то, что происходило. Она через год-два воцерковилась и тогда...
Кира Лаврентьева:
— То есть вслед за вами.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, но я не повлиял никакими своими словами. Наверное, сам факт повлиял как-то на нее, что это произошло. И, наверное, она из-за этого задумалась, в разговоре это звучит так, по крайней мере. И потом постепенно сами собой стали шаги складываться. Естественно, когда молодой мужчина, тогда мне было 28 лет, встает вопрос о семинарии, наверное, ты сможешь стать священником. Практически все молодые мужчины или ребята, все такого возраста, скажем, старше восемнадцати, и, наверное, до пятидесяти, задают себе вопрос: наверное, ты сможешь стать священником. Потому что священников у нас нехватка в Русской Православной Церкви.
Константин Мацан:
— А этот вопрос для вас изнутри рос, или человек, попадая в окружение, молодой верующий...
Кира Лаврентьева:
— Горящий неофит.
Константин Мацан:
— Да, горящий, почему бы не в семинарию, не в священство. Сразу по умолчанию предполагается, а куда еще, только туда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это с двух сторон. С одной стороны, об этом говорят, а с другой стороны, появляется некая тяга к богослужению. Я практически сразу в себе это обнаружил, я очень быстро научился читать на церковно-славянском языке. Следующий пост меня потерпели мои, как назвать этих любезных людей — клирошане. Я-то не был, а они были, они давали мне читать псалтирь на Великий пост, но это было ужасно. Но они меня терпели пару недель, потом достаточно быстро стало все получаться. Тяга у меня точно сразу появилась, она до сих пор не остывает, это, наверное, это был один из поводов задуматься о монашестве серьезно. Эта тяга с одной стороны, непосредственно каким-то предметом, потому что хочется быть перед престолом Божиим, какое-то необъяснимое желание, хочется находиться внутри этого пространства, когда оно не наполнено ничем, кроме славословия Бога, молитв покаяния, спокойствием людей, их личной молитвой, соединенной с церковной. Все это, наверное, одно из лучших дел, которые по моей душе. Наверное. И плюс об этом говорят, напоминают тебе все время: ой, наверное, был бы хороший батюшка. И в этом ты находишься все время. Поэтому мысль сама собой появляется.
Кира Лаврентьева:
— Тут отец Давид, какая грань, у вас же очень хорошая профессия была. Вы же уже были состоявшимся человеком, вам не было ни 17, ни 18, вы не думали о выборе жизненного пути.
Константин Мацан:
— Даже не 19.
Кира Лаврентьева:
— Выбор жизненного пути, как некая проблема, вообще не стояла в вашей жизни на тот момент.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно.
Кира Лаврентьева:
— Поэтому вот тут-то и вся загвоздка, как вы отошли от такой хорошей успешной профессии, в которой вы были не последним человеком, как вы отошли от этого, полностью отказались? И мало того, что вы стали священником, вы же монахом стали — вот гвоздь нашего вопроса, нашей программы сегодняшней?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Кстати, как интересно, когда отказываешься от этой профессии, от жизни в Москве, достаточно сыто живешь, и приходишь в православную церковь, и вдруг твой стереотип, что все священники богатые, толстые негодяи на больших черных джипах...
Кира Лаврентьева:
— Развеивается моментально.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Абсолютно разбивается.
Кира Лаврентьева:
— Особенно, если по России поездить, посмотреть, как живут священники, с поминального стола питаясь, и собирая по копейке на ремонт храма.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Наверное, внутри работы произошел такой перелом. Так как режиссер эстрады и вся эта профессия подразумевает большое количество неоправданного праздненства, это постепенно стало так неинтересно. Я все время в этом что-то искал, я помню, что пытался наполнить смыслом какие-то эстрадные постановки, праздники. Но когда ты с начала октября по конец февраля какого-то года каждую неделю говоришь: с Новым 2013 годом! Или что-нибудь такое. А потом ты приходишь на литургию или открываешь Евангелие или молитвослов, и там какой-то смысл, а здесь он не очень находится. Наверное, это постепенно стало вытеснять, и я просто перестал понимать, что я делаю и зачем, и деньги перестали играть какую-то роль. Был какой-то страх, как же я откажусь от работы. Именно поэтому так получилось, что я оказался в Сызрани, потому что я не мог отказаться от работы. Московские духовные школы на заочное брали только либо уже священников, либо монашествующих. А я вроде и молодой, мог бы поучиться на очном, но я не стал, поэтому поехал учиться в Самару по знакомству. Наверное, нет такого красивого момента, что я отказался от всего. Просто мир стал терять свой смысл: а зачем? Зачем слушать вот эту музыку. Мне иногда попадается, что я слушал в студенчестве, думаю: зачем я вообще этим занимался? Все так неинтересно. На страницах Евангелия, внутри богослужебных текстов, в участии в социальных делах, в участии в каком-то чужом горе столько насыщенности, столько наполненности. Например, люди спросят: смотрите вы какой-нибудь сериал? У нас монастырь в городе, каждый Божий день к нам приходит какой-то человек с совершенно тупиковой ситуацией, полностью. Зачем мне какие-то выдуманные истории, если я постоянно нахожусь в том, что у людей такие проблемы.
Константин Мацан:
— Это как-то, по-моему, одного митрополита пригласили посмотреть филь Николая Досталя «Монах и бес» про жизнь монаха в монастыре, и митрополит ответил: да нет, я смотреть не пойду, я этот фильм и так каждый день смотрю у себя в монастыре просто по жизни — монах и бес.
Кира Лаврентьева:
— Так и есть. Мы, конечно, не будем спрашивать о тайнах внутреннего выбора, Промысла Божия.
Константин Мацан:
— Ну, а все-таки спросим.
Кира Лаврентьева:
— Прикровенная история. В нашей программе крайне сложно иногда эту черту соблюсти, не переборщить с вопросами. Отец Давид, этот выбор радикальный действительно осуществился потому, что кроме Христа и церкви вам перестало быть что-то интересным. Правильно я понимаю наш разговор?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это было бы смело так говорить.
Кира Лаврентьева:
— Зато это правда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Что насколько святоотеческим был выбор. Наверное, толчком был следующий эпизод. Почти когда мне исполнилось 30 лет, на тот момент я уже уехал из Москвы к другу священнику в Подмосковье, чтобы помогать ему восстанавливать приход, был там три года. Я уже учился в Самарской семинарии на заочном, ездил на учебу и все время задавал себе вопрос, надо как-то определиться, либо жениться, либо монашеский путь. Достаточно утомительно, появляется на приходе какая-нибудь молодая барышня в длинной юбке, глазки в пол, такая кроткая. Тогда я еще не знал, что, по святителю Василию Великому, миловидность обманчива, а красота суетна — эту истину надо юношам вешать над выходом из дома или из своей комнаты обязательно. Ты все время, раз в несколько месяцев ты влюбляешься или какие-то переживания романтические испытываешь. Мне это очень надоело, и я сказал: давайте этот вопрос как-то решать, надо понять, либо жениться, либо все-таки монашество.
Константин Мацан:
— Вы сказали это кому?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Священнику, у которого я был, который мне помог в Самарской семинарии, меня туда наставил, что мне надо туда. Он помог, сказал: хорошо, давайте решим тогда, что надо попробовать монашескую жизнь. Я же не был до этого ни разу в монастыре, не жил, не послушался. И меня отправили в Сызранский монастырь, месяц побыть, посмотреть, что как. И оказалось, что это опять что-то родное и опять же дома, и все замечательно. Не в смысле, что какой-то курорт. Ты самый последний человек, тебе надо со всем смиряться, вроде как ты образованный из Москвы, такой весь умный. Сызрань. А это дом. И это очень повлияло на выбор.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в Сызрани. У микрофона Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, Христос Воскресе!
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Кира Лаврентьева:
— У нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы сегодня говорим о пути к священству и к монашеству отца Давида, и разговор этот необычайно интересен, как нам кажется.
Константин Мацан:
— Как мама среагировала на такое увлечение монашеством?
Кира Лаврентьева:
— Радикальное увлечение.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Я не ставил ее в известность, если честно.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Принимая иноческий постриг, я ее не предупредил. Я знал, что я не готов к этому разговору. На тот момент она уже была воцерковленным человеком, она вообще стала очень верующим человеком. Но я понимал, что для нее это очень тяжелое решение. Тем более представлял себе картину, что все, мы расстаемся навсегда. Сейчас я стараюсь ее достаточно часто навещать по разным поводам, то Рождественские чтения, то еще что-то. Поэтому она говорит потом, что я чувствовала, что что-то происходит, но разговор состоялся после. И это какая-то радость сквозь слезы, катарсис, выражаясь театральным языком. То есть она это полностью приняла сейчас, естественно, немножечко хвалится этим в среде своих друзей церковных, что вот у нее сын священник, монах. Но это был процесс. Когда был переход, она восприняла это с трудом, но с радостью.
Константин Мацан:
— А был момент, когда первые неофитские розовые очки спали и начались?.. Как сказал один мой знакомый священник про другого молодого на тот момент, только-только рукоположившегося священника, который по сорок минут исповедовал каждого к нему пришедшего. И опытный священник на это сказал: это пройдет, у него еще просто поповские будни не начались.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Я не помню этого момента. Я сейчас сравниваю с тем, что ты испытываешь в начале священства. Есть разные воззрения на то, что Бог дает какую-то излишнюю благодать, чтобы ты мог нестись, летать и все делать. Я думаю, что Господь очень доходчиво мне объяснил, что надо немножечко сбавить болезнь спины и поэтому нет никакой возможности исповедовать людей целыми сутками, надо себя немножко беречь, потому что можно потом и не встать. Я думаю, это такой технический у нас с Ним был разговор, Он знает, что я человек конкретный и мне надо конкретно объяснять: это делай, это не делай. И Он меня так вразумил, это, может быть, не духовный момент был, но, мне кажется, очень доходчиво.
Кира Лаврентьева:
— Кстати, отец Давид, в этом смысле сразу у меня вопрос возник один. Вы сказали, что вы вообще принимали решение о монашестве, я так понимаю, что это был ваш духовник, с человеком, который помогал вам устраиваться в Самарскую семинарию. Мы знаем, что есть несколько разных видов окормления, есть Лаврская традиция отца Кирилла Павлова, есть еще разные традиции, есть строгие, есть нестрогие. Вы так упомянули, что вы человек конкретный. Получается, что вам ближе конкретные благословения, конкретные указания? Или нет? Или вам скажут, делай, как делал отец Кирилл Павлов. Его спрашивают: батюшка, как мне поступить? А он говорит: а ты как хочешь поступить? Вашей душе, как ближе и как ближе вашей пастве, которая ходит к вам на исповедь? Какая традиция ближе вам в исповеди других людей? Что логично?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Думаю, что и мне и людям, которые считают, что я могу что-то посоветовать, все-таки надо давать свободу. Наверное, в этой конкретике, скорее, это мои личные отношения с Богом, не в смысле, что я требую от Него что-то конкретное.
Кира Лаврентьева:
— Я понимаю, о чем вы говорите.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Но этот разговор наш с Ним происходит через конкретные события. В течение жизни, когда я сейчас вспоминаю, что происходило, я понимаю, что все событийно.
Кира Лаврентьева:
— Все очень четко.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Режиссер, что поделать, профессиональная деформация. Но в разговоре с человеком нужно давать свободу. Когда я думал, что я хочу в монастырь, отец Иоанн Депутатов из Шатуры не говорил, что я выбираю тебе, благословляю, такого не было. Мы думали, даже был какой-то жребий, думали, в какой монастырь. Но как-то так случилось... Я помню, он меня сам спросил, вы мне доверяете, если я вам скажу, куда ехать? И мой был выбор, доверять, не доверять. Я мог сказать, что нет, я хочу в Оптину, там такие старцы, меня всему научат. Он меня спросил, я помню этот разговор: вы доверитесь моему выбору. Я сказал, что да, я доверюсь. И доверился. У нас почему-то такая есть школа, что должна быть какая-то инструкция, что священник это человек, который тебе дает пророчество, что не священник это человек, который эти пророчества должен воспринимать и выполнять. Это очень часто происходит.
Кира Лаврентьева:
— Знаете, отец Давид, все-таки тут традиция исихии, которая церкви нашей не чужда, стала основополагающей.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— В монашестве.
Кира Лаврентьева:
— Вспомним отца Иосифа Исихаста, у него настолько было все строго. Читаешь «Моя жизнь со старцем Иосифом» архимандрита Ефрема Катунакского, у тебя просто волосы встают дыбом. Но на самом деле ты видишь в этом тоже благодать, «дай кровь, прими дух», это тоже некоторая соль земли горстка его послушников. В итоге они разошлись по миру и основали множество монастырей, принесли огромный, сторичный плод за свое окормление строжайшее. То есть все-таки кому-то, возможно, это нужно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. Абсолютно. Но у каждого креста свой размер, нельзя взваливать на человека крест. Кому-то, например, нужно читать Иосифа Исихаста, а кому-то, например... Мы с друзьями-священниками сделали в телеграмме канал «Соборяне», и мы просто делимся кружочками, обсуждаем какие-то нас волнующие тему. Многие люди пишут, что мы слушаем ваших соборян и сами начинаем о чем-то думать. То есть человек должен думать, смысл пути исихаста не в том, что это обязательная дорожка, которая тебя гарантированно приведет.
Кира Лаврентьева:
— Приведет к спасению.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— А в том, что ты будешь смиряться. Ведь смирение не в том, что человек должен себя в рубище одеть. Самый простой путь смирения это семья, в этом послушании. В монастыре та же самая семья. Когда я приехал в монастырь, у меня был такой искус, наверное, редкий из опытов исихии, когда садишься в электричку Самара-Сызрань после сессии в семинарии и уезжаешь в Сызрань, как бы навсегда, вроде бы. Я садился в эту электричку, и мне внутренний голос, понятно, от кого, говорит: какая Сызрань, ты москвич, у тебя два высших образования, ты зарабатывал такие деньги, Сызрань. Я вцепился руками в сумки, просто вцепился, сел в эту электричку, и как только двери захлопнулись, все пропало. Всё, я спокойно поехал. Такой опыт тоже нужен. Но ты приезжаешь, ты с образованиями, а там монастырь провинциальный, и ты там последний человек, смиряйся, иначе ты просто без Бога ходишь там, нос подняв, что эти все ничего не знают, по-славянски толком не читают, что они там знают. Нет, будь добр смиряйся, если ты хочешь любить, смиряйся.
Кира Лаврентьева:
— Получается, что истинное смирение для монаха понятно, в монастыре, а для семейного человека, в семье. Вопрос усмирения собственной самости, о том, чтобы отойти от ветхого человека в общении с каким-то строгим или нестрогим духовником, для семейного человека не стоит. Правильно? При правильном подходе человек и сам от собственной самости освободится, если он будет служить ближнему своему. Так ли это?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не сам. Бог точно определяет человека.
Кира Лаврентьева:
— Конечно, все это с помощью Божией, естественно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У нас в монастыре сейчас четыре священника монаха, игумен и трое иеромонаха. Мы очень разные, один строгий, серьезный такой; один мягкий; один просто ничего не говорит на исповеди никому; один пытается добиться результата психологически. Мы очень разные.
Константин Мацан:
— А вы какой? Кто вы из этих трех?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не буду рассказывать. Мы меняемся периодически.
Константин Мацан:
— Ротация происходит.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И получается, что когда Великий пост или какой-то промежуток, человек решил, что ему надо попасть на исповедь, я вижу, как человек двигается, куда ему нужно, как Бог его двигает, я видел это много раз. Человек пришел... Мне сами говорили люди, что они пришли, знают, что вот этот строгий и не хотели к нему попадать, хотели к мягонькому, чтобы он по головке погладил и все простил. А так выходит, что к нему надо, как-то и не стояли туда, но что-то кто-то ушел, кто-то застрял, и надо к нему идти, и они идут и потом счастливы, говорят: это то, что мне было нужно. Это и было для меня самое главное открытие, что Бог не набор правил, не книга, Он Личность, Он с нами общается, Он с нами взаимодействует, ты только руку протяни. Я помню, как я сидел под Сикстинской капеллой в Риме и смотрел на эти нестыкующиеся пальцы Адама и Бога полчаса, потом только понял, что это и есть то место, когда человек выбирает Бога или грех. И это самая важная иллюстрация. Мой выбор, я выбираю, моя свобода, но я могу не выбрать. Если эту свободу отнять, то не имеет вообще ничего смысла. А приобретение этих качеств — путь, вы сказали все правильно, и в семье можно и на работе, и в армии, и где угодно, куда Бог тебя поставит. Если ты сам пришел, напросился на крест... Как детям, хороший фильм «Мой крест», напросил себе крест, ну, извини, пожалуйста, попробовал, лучше свой, какой у тебя есть. Самый желанный и любимый крест тот, который на тебе.
Константин Мацан:
— А то, что вы рассказали про искушение, когда какой-то голос, понятно, что не чувственный, не физический голос вы в себе слышали, а мысль приходит, куда я еду, у меня два высших образования, я состоявшийся человек — и Сызрань. Даже слово в этом контексте не привлекательное, какое-то провинциальное. Так можно почувствовать, понятно, что замечательный город и тут нет никаких иных коннотаций. А как определить, что этот голос не сверху, а снизу? Кто-то скажет, что это же здравый смысл?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У меня такой критерий выработался. Я не могу быть на первом месте. Как только мой внутренний голос или мои собственные мысли или то, что я делаю, является тем, где я на первом месте, это точно не от Бога. Потому что я не может быть первым, это невозможно.. Мы может быть вместе с Богом, а я невозможно. И Сызрань действительно замечательный город, прекрасные люди там.
Константин Мацан:
— Здесь никаких сомнений.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Особенный юмор, я убеждаюсь, что юмор это что-то Божественное. Полюности я шутил над тем, что Сызрань это в глубине глубинки.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас жители Сызрани не поняли, конечно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— С жителями Сызрани мы с большинством знакомы, у нас небольшой город, всего сто пятьдесят тысяч.
Константин Мацан:
— Есть города, у которых в самом названии есть что-то ироничное.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, да, да. Если вы помните, какое-то количество лет была Караганда из анекдота, потом еще что-то, а потом в начале, в середине нулевых по телевизору в КВН, если хотели про глубинку сказать, стали говорить Сызрань. Мы это подхватили. И о чудо, именно Сызрань стала тем городом, где я подвизаюсь. Это Божественно, это почти как жираф или гиппопотам, настолько же здорово и Божественно.
Константин Мацан:
— Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Помню, была на позднем советском телевидении программа «Веселые ребята», которую делал Андрей Кнышев. В тот момент везде гремела песня «Комарово», и авторы этой программы, как бы пародируя жанр соцопроса на улицах, подходили к какому-то человеку на улице, который, само собой разумеется, был актером, это не скрывалось, это была игра. И человек говорил: что из каждого утюга Комарово, Комарово, Комарово, что, нет других городов, я вот, например, из Сызрани. Я помню, что это название города меня тогда вдохновило, я тогда впервые его услышал и запомнил. Какие в этом смысле особенные искушения преодолевает священник и монах? Вы рассказали о первом искушении, ехать — не ехать, и мы заговорили о розовых очках, которые спадают. В чем вы сегодня не равны себе десять лет назад, как священник и христианин.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, одно из самых тяжелых искушений для священника и монаха это не вдаваться сильно в какие-то утешения.
Константин Мацан:
— Это как?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, например, я знаю, что я очень сластолюбив. У меня даже есть такая маленькая болезнь, если я открываю шоколадку и начинаю ее есть, следующее, что я помню, как я доедаю последний кусочек.
Кира Лаврентьева:
— О, точно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо не открывать шоколадку. Это для священника и монаха довольно тяжело, потому что народ у нас очень добрый. Сызрань — город, наполненный верующими людьми, которые хотят подбодрить и сладкое приносят, каноны у нас наполнены сладостями, и сладкое в доступе. Если его даже чуть-чуть каждый день есть — это катастрофа, это достаточно тяжело. Хочется как-то утешиться, ты наслушался за день чужих проблем, включился в какие-то всем сердцем, в какие-то не всем сердцем. Потом...
Константин Мацан:
— Эндорфины нужны.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нужны не эндорфины, а дофамин, который лучше, да?
Кира Лаврентьева:
— Там целая система.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наоборот дофамин это легкий, который шоколадки, а эндорфин это занятия спортом, еще что-то, которые лучше.
Кира Лаврентьева:
— Они вырабатывают серотонин, гормон счастья.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо себя понуждать каждый день не скатываться в это простое утешение. Оно может быть и разным для церковных людей и это легко: побольше поспать, с кем-то побольше поговорить, поболтать. Постоянно ты с этим сталкиваешься, потому что хочется облегчить вроде, а на самом деле это иллюзии. Каждодневный труд, сизифов труд, наверное, одно из самых сложных искушений. Как отец Дмитрий Смирнов, мой очень горячо любимый человек, мы с ним немножко были знакомы, говорил, что из ста людей тебя услышат двое, ты увидишь это собственными глазами. Почему многие священник перестают так активно проповедовать, проводить длинные беседы? Потому что действительно из ста человек тебя услышат только двое. За пять лет огласительных бесед, последний год я не так интенсивно их веду, а четыре года я вел в монастыре огласительные беседы. Монастырь у нас один в городе, крестим мы треть людей в городе. Соответственно, я посчитал, за четыре года я побеседовал на огласительных беседах где-то с тремя с половиной — четырьмя тысячами людей. Как вы думаете, сколько из них я еще видел в храме?
Кира Лаврентьева:
— Ну да.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— По пальцам рук, ног, чуть больше, то есть меньше одного процента. Руки могут опуститься, и все время приходится себе напоминать, что ты делаешь это не для того, чтобы у тебя показатели росли, а потому что Бог тебе сказал это делать. Он сказал: делай, ты можешь говорить, говори, можешь молиться, молись, делай. Не важно, что будет дальше. Это для священника, наверное, самое сложное испытание.
Константин Мацан:
— Мне кажется это вообще универсальный рецепт для любой деятельности по жизни. Делай дело Божие, а Бог сделает твое дело. Кто-то об этом тоже часто говорит, что надо прилагать усилие, делать свое дело, а результаты, количество просмотров и прослушиваний оставить Богу.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, если ты на себя трезво взглянешь... Я знаю, что я человек тщеславный, потому что в ГИТИСе это все разрослось, это профессиональная болезнь актерствующих и творческих людей.
Константин Мацан:
— И режиссерствующих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И режиссерствующих и поющих.
Кира Лаврентьева:
— И говорящих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я через день на неделе слышу: а, отец Давид, какой у вас голос замечательный. Могу на службе что-то такое спеть из Византийского, мы перешли как раз. Если ты понимаешь, что ты тщеславный, то ты понимаешь, что Бог, любя тебя, не пошлет смотреть на твой результат, потому что ты его примешь на свой счет: я провожу огласительные беседы, храм наполнился, я молодец. Зачем это? Поэтому, видя свои недостатки, ты понимаешь, как Бог действует. Вроде как простые слова, звучит слишком просто, но это очень помогает, каждый раз взбадриваться, что Бог работает, и ты работай.
Кира Лаврентьева:
— Это очень интересно. Правда. Отец Давид, а есть ли такой момент, когда люди приходят в монастырь и хотят поговорить с вами, не как со священником, которому нужно приносить по сути свои грехи, может быть, спрашивать каких-то духовных советов, а на часы пытаются развести с вами психологическую беседу, по сути дела, бесплотную совершенно, как мне кажется. И что вы советуете в таких случаях другим священникам, может быть? И что бы вы посоветовали молодым священникам, семинаристам? Тут же тоже две крайности. Одна это младостарчество, когда нам кажется, что мы вообще все знаем, синдром молодого специалиста, как говорит Костя, исповедь на сорок минут. Ты с любовью ко всем, тебе кажется, что именно ты сейчас послан этим людям, чтобы наставить их на путь истинный. Это потрясающее, наверное, тоже состояние. А другая крайность, когда кажется, я вообще ничего хорошего тут сказать не могу, я буду молчать, прости, благослови, иди, больше не греши. Где здесь грань преломления? Знаю еще, что некоторые духовники и священники на исповеди, когда совсем не знают, что нужно человеку, что ему посоветовать, что сказать, просто стоят и за него молятся. И как показывает их практика, это самое эффективное средство коммуникации с человеком, между духовником и человеком на исповеди.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Доброе слово серебро, а молчание золото однозначно. Святой человек сказал. Промолчать всегда хорошо, лучше даже промолчать. Я поначалу, когда был молодым священником, ой, стыдно даже как, пытался все всем объяснить, второй неофитский был период. А потом я понял такую вещь, что человек из разговора с тобой вынесет, скорее всего, одну мысль. Да, не факт, что тебе нужно ее только сказать и больше ничего не говорить, так только такие подвижники духа, как в будущем, скорее всего, канонизированный Иоанн (Крестьянкин) тоже так делал, как его называли «скорый поезд со всеми остановками». Он всем говорил одну вещь и всё. Сравнивать нельзя и поэтому больше приходится что-то говорить. Очень важно, мне кажется, любому священнику понимать, что Бог через него действует. У меня был такой случай. Когда я вспоминаю его, убеждаюсь, что мои слова Бог в ушах другого человека исправит на нужные, если я не буду при этом пытаться повлиять на мир. У меня знакомая, я из общения с ней знаю, что она очень чувствительна на запахи, очень сильно. В каком-то разговоре несколько лет назад она мне стала жаловаться, что вот, я никак не могу выйти замуж, в этом то не так, в этом сё не так. Я тогда, еще будучи обычным мирянином, сказал ей: если тебе Бог пошлет такого жениха, в котором все будет как надо, как ты мечтала, но у него будут ужасно пахнуть ноги, пойдешь ты за него замуж или нет? И она задумалась. Проходит три года, и она мне пишет, тогда я уже стал священником: отец Давид, я так тебе благодарна, помнишь, мы с тобой говорили, что если мне Бог пошлет жениха, а у него все будет прекрасно, только у него будут кривые зубы, смогу ли я выйти за него замуж? Так вот я решилась, и он за месяц до свадьбы пошел и все зубы переделал, спасибо тебе. Я точно помню, что я говорил про один недостаток, она точно помнит, что я говорил про другой. Вот так. Смысловых слов в нашем мире два: Христос Воскресе. Все остальное это комментарии. В этих комментариях, мне кажется, Господь способен нас немножечко подправить.
Константин Мацан:
— Как-то была на Радио ВЕРА и не раз в программе замечательная психолог, заслуженная, очень опытная учитель и педагог Татьяна Воробьева. Всегда с потрясающими советами. Из последнего общения с ней я запомнил, она подсказывала родителям, как общаться с детьми, и мне кажется, это универсальный совет вообще для общения с людьми. Она говорит: не говорите долго, мысль свою выскажите кратко, дети долго не слушают, не воспринимают и не запомнят. Сказал два слова, повторил и забыл. Не повторяй еще раз, не разжевывай, не комментируй, без подробностей. Это может остаться где-то в сердце, в памяти, в душе. Это первое. А второе, что все обязательно с любовью. Начинать любой разговор с ребенком, как я ее услышал: слушай, что я тебе сейчас скажу, потому что я тебя люблю и я хочу, чтобы тебе было лучше, удобнее, благо. Эту мысль можно выразить разными словами, но главное, чтобы посыл был, а дальше коротко свою мысль. И всё, отстаньте от ребенка. Мне показалось, что это универсальный совет для общения со всеми людьми.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И детей точно приобнять надо при этом, сто процентов. В воскресной школе, у меня миссия такая, я ее руководитель, но я понимаю, что я прихожу туда для того, чтобы их обнять и послушать, это самое главное. Остальное само собой получается, разговоры и какие-то важные истины. Но это самое главное.
Константин Мацан:
— Последний вопрос, время наше подходит к концу, но очень интересно спросить. Вы как режиссер какое-то особое измерение богослужения видите? Потому что складывается ощущение, что человек, который ставил на сцене спектакли, потом и Богослужение созерцает как действие, но священнодействие, и видит, грубо говоря, в том некий архетип для любого театра вообще, но все-таки священный архетип.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Поначалу, когда воцерковлялся, я немножко все делил, само таинство меня очень сильно вдохновляло. Евхаристия стала важнейшим элементом жизни, но при этом все было немножко отдельно. Я расстраивался из-за того, когда священник ошибался в богослужении, делал даже замечания, такой был ретивый. А потом со временем это стало единым целым. Безусловно, есть вечернее богослужение, есть литургия, есть великопостное богослужение, но это стало каким-то единым и неделимым. Вроде можно выделить отдельно, есть иконы, есть текст, есть пение, есть возглас, есть ответ народа, лик, который сейчас заменяет хор. Но оно стало совершенно неделимым, единым целым. Мы же с вами знаем, что богослужение на земле совершается непрерывно, целый день. А спектакль, постановка, фильм имеет начало и конец, драматургия, развитие, потом схождение. В богослужении, если его понимать, если в нем немножко разбираться, если это твоя форма общения с Богом в том числе, она тебе близка, то нет начала и конец. Оно прерывается на время для того, чтобы мы могли не сойти с ума, и чтобы ноги наши выжили, мы могли на них стоять. Всё. А остальное всё непрерывно, единое целое.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в замечательном городе Сызрани был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Христос Воскресе!
Кира Лаврентьева и Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Константин Мацан:
— До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
Все выпуски программы Светлый вечер