«Религиозный путь Семена Франка»

Гость программы — Татьяна Резвых, доцент Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, кандидат философских наук.

Ведущий: Алексей Козырев

---

А. Козырев

— Добрый вечер, дорогие друзья, в эфире радио «Вера» программа «Философские ночи» и с вами ее ведущий Алексей Козырев. Сегодня мы поговорим о Семене Людвиговиче Франке, его пути в философии и вере. У нас сегодня в гостях доцент Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, кандидат философских наук Татьяна Николаевна Резвых. Здравствуй, Татьяна.

Т. Резвых

— Здравствуйте, Алексей Павлович.

А. Козырев

— Ну, мы давно знакомы, поэтому я думаю, что в эфире вполне можем продолжать общение, которое началось у нас в студенческие годы еще, когда мы определяли пути, выбирали и жизненные пути, и интеллектуальные пути, чем мы будем заниматься, и время такое было непростое, 80-е годы, был переход от тотального марксизма к многим тропинкам философии. Вот почему ты вдруг выбрала для себя Франка? Много путей, фактически последние публикации, публикации многих лет уже посвящены этому человеку, этому русскому философу, который был православный философ, но который не сразу пришел в Церковь, а прошел и через революцию, и через увлечение марксизмом, легальный марксизм, что тебя подкупило в предмете твоего исследования, как говорят у нас, в философских кругах?

Т. Резвых

— Во-первых, когда мы на первых курсах действительно выбирали какой-то свой научный и творческий путь, то это время совпало с открытием русской философии, с первыми публикациями русских мыслителей, с открытием прежде всего, конечно, Бердяева, Булгакова, Соловьева, ну, естественно, и Франка, и фактически мы в каком-то смысле, вот я и Алексей Павлович, и многие мои коллеги повторили тот самый путь, который, собственно, они и прошли. Как говорил Николай Михайлович Зёрнов, у него есть книга, посвященная русскому религиозному ренессансу, там есть такая глава, называется «Четыре замечательных обращения», имеется ввиду обращение к религии четырех человек: Струве, Бердяева, Булгакова и Франка. И так получилось, что мы всем этим стали увлекаться и стали печатать, сначала были ксероксы, потом уже стали выходить тома из издательства «Правда», серый, красный и оранжевый томики — «Приложение к вопросам философии» знаменитое, которое до сих пор еще у нас у всех стоит. Меня что подкупило: мне среди многих книг попалась его книга «Смысл жизни», она была в спецхране, тогда такие книжки надо было приходить читать не просто в библиотеку, а в специальный зал на пятом этаже Ленинской библиотеки, куда даже не всех и не сразу пускали, и там я прочитала эту книгу «Смысл жизни», которая была написана Франком, она вышла в 1924 году, через два года после эмиграции, и она была обращена, естественно, к молодежи, поскольку Франк участвовал в становлении и в развитии русского христианского студенческого движения, и вот она была обращена к молодежи.

А. Козырев

— На одном из съездов это такая была лекция, которая развернулась потом в книгу.

Т. Резвых

— Да, и эта книга, она меня убедила в существовании Бога, как это ни странно, то есть я обязана Франку просто своим обращением.

А. Козырев

— Не зря людей на пятый этаж не пускали, у нас даже существовало тогда поверье, что всех переписывают и списки относят, куда надо, читателей, которые там, на пятом этаже читали книги спецхрана, то есть это книги, которые в советские времена не выдавались или выдавались по большому партийному блату, а потом их уже начали выдавать студентам, но все равно еще было такое шаткое ощущение, вообще надолго ли это, потому что смысл спецхрана в том, что его можно открыть, но потом можно также быстро и закрыть, а людей, которые его посещали, можно было каталогизировать и отнести...Но, слава Богу, этого не произошло, стена рухнула, Берлинская, а потом и все остальные, но вот в Бога ты поверила, прочитав «Смысл жизни»?

Т. Резвых

— Да, кстати, я об этом иногда даже студентам говорю, когда они спрашивают: «А зачем еще философия?» бывает такое, тем более русская философия, я говорю: вот она очень часто играет роль такого... она приводит к церковным стенам, внутри церковных стен она уже может быть не всем нужна, только для научного изучения, это кому как, но довести до Церкви она очень легко может.

А. Козырев

— Потому что среди русских философов были и такие: Флоровский, то есть те, которые, начав в философии, философию, по сути, оставили, стали патрологами, богословами, исследователями отцов. Вот Франк ведь не дошел до этого, он остановился в философском притворе, если так можно сказать.

Т. Резвых

— Он никогда не хотел быть богословом, не стремился к этому и даже у него есть в его поздних книгах, это две поздних богословских книги: «Свет во тьме» и «С нами Бог», одна из них была написана в годы войны, а потом переработана, а вторая была написана уже после войны. Так вот, там он в предисловиях и в той, и в другой, по-моему, он даже извиняется, говорит, что я не хотел быть богословом, но мне приходится быть, это богословские тексты, на самом-то деле. Но вообще Франк всегда считал себя именно философом, который пытается рациональным языком истины веры раскрыть и, как его творческий путь, такой первый труд с этого начался, собственно, на этом пути он выявился. Но одна из его главных книг: «Непостижимое», которая вышла в Париже в 1939 году, она имеет подзаголовок «Введение в философию религии», то есть это было философское осмысление религиозного опыта, как и в традиции русской философии, потому что мы знаем, что вся русская философия апеллирует к личному религиозному опыту, это касается и Булгакова, и Флоренского, и Лосского, и Франка.

А. Козырев

— Смотря, как определять границы, Ленин не апеллирует личным религиозным опытом.

Т. Резвых

— Я имею ввиду, конечно, религиозных мыслителей.

Закадровый текст

Цитата. Семен Франк «Свет во тьме»: «В своей трагической судьбе на земле человек почерпает мужество и смысл жизни не только в поклонении святыне и бескорыстном служении ей, последний и самый прочный фундамент его жизни есть утешительное, успокоительное, дарующее блаженство чувство его собственной сопринадлежности к некоей небесной Родине, к дому Бога, как родного Отца, его обеспеченности и ненарушимой сохранности у Бога. Человек сознает себя не только слугой Бога, самое полное и совершенное выражения религиозного чувства есть то, что он есть дитя Божие».

А. Козырев

— Если на твое обращение подействовал Франк и сыграл здесь решающую роль, в конце 80-х годов, то, что подействовало на Франка? Почему он, юноша, воспитанный в еврейской семье, усыновленный отчимом, насколько я помню, который был народник, читавший Михайло́вского, других народников, почему он пришел к вере?

Т. Резвых

— Да, отчим Франка, Василий Зак, был народник, который был в ссылках и бежал, кстати, из этих ссылок, очень интересная судьба. Франк воспитывался в еврейской семье, дедушка его был крупный чаеторговец, но дедушка, хотя и в свободное время, как и полагается, все-таки изучал талмуд и знал еврейскую философию, но свою дочь он отдал в гимназию, мать Семена, Розалию Моисеевну, и она уже получила такое образование классическое. Жили они в Москве, это как раз во времена Александра Второго, когда евреям разрешили селиться в Москве. Но дедушка его, кстати, участвовал в собирании подписей, чтобы разрешили евреям открыть синагогу в Спасоглинищевском переулке и немножко успел маленького внука даже туда поводить. Даже и Франк всегда говорил, что его христианство, его православие, оно наложилось на вот эту ветхозаветную еврейскую религию, и он никогда не считал свое обращение изменой вере своих отцов, своих предков, это с одной стороны, то есть, безусловно, религиозное влияние деда сказалось, хотя в творчестве Франка иудейские мотивы практически не звучат, они даже меньше, чем у Карсавина или Булгакова, как это ни странно, то есть он больше тяготел, конечно, к античной философии, платонизму прежде всего, к немецкой, но больше всего к платонизму. А обращение Франка — это очень сложно, потому что он, конечно, воспитывался, как и все, на народничестве, естественно, читал Михайловского «Русское богатство», Успенский, Короленко, как и большинство его современников.

А. Козырев

— Ему удалось поступить в университет?

Т. Резвых

— Да, он закончил Лазаревский восточный институт, в смысле гимназию в Армянском переулке, там учились не только армяне, еще многие, кстати, учились именно не православные дети, потому что зачастую трудно было попасть в гимназию, процентные нормы и так далее, он учился в Московском университете, но диплом получил в Казанском университете, но это сыграло роль, кстати, какое-то время он провел в Нижнем Новгороде, там был марксистский кружок, в котором он участвовал, но там были народники, старшее поколение, с которыми они общались и в становлении Франка происходило такое вот оттачивание раннего такого юношеского марксизма в борьбе с народничеством, а потом, естественно, учится он вообще-то на юридическом факультете, но работу свою, главную первую работу он пишет по экономике, по политической экономии и в этой работе, это большой труд, называется «Учение о ценности» и хотя она посвящена политэкономии, но именно в этой работе формируется идея понятия ценности, идеальной ценности. И вот это такой зародыш перехода к идеализму, он в самых ранних работах Франка осуществляется, а дальше он, уже в это время знакомится с Петром Струве и его дальнейшая эволюция, конечно, обусловлена Струве, переход к религии происходит очень сложно, очень медленно, также, как и у Булгакова, кстати говоря, через Канта, через неокантианство, через различных современных немецких мыслителей, Шу́ппе, например, или Ло́тце, то есть формируется вот это понятие ценности, а от понятия ценности переходит уже к понятию смысла, к высшей ценности и к Богу. Но вот эта ранняя религиозность Франка, как и Струве, в начале 80-х годов это было такое, как он себе представлял: адогматическое христианство, не связанное, конечно, ни с какой Церковью, то есть он стал религиозным человеком задолго до крещения, но поначалу он свою религиозность не отождествлял с православием, то есть прежде, чем он крестился, прошло какое-то время. Но в 1912 году он принимает крещение.

А. Козырев

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи», у нас сегодня в гостях доцент Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Татьяна Резвых, и мы говорим о пути в философии и в вере Семена Людвиговича Франка, философа русского зарубежья, русского религиозного философа, одного из, наверное, главных русских религиозных философов. Сейчас у вас издается в Свято-Тихоновском университете собрание сочинений, можно сказать, академическое, очень такое хорошо подготовленное, с портретом Франка на обложке, вышло уже три тома, то есть как раз ранние его работы до 10-го года, по-моему, да?

Т. Резвых

— Да.

А. Козырев

— Ты там активно комментируешь, ведь приходится, наверное, и в архивах сидеть, изучать материалы вокруг Франка, переписку, общение, вообще он общительный был человек? Как можно охарактеризовать раннего Франка? Я помню, «Саратовский текст» есть такой, который Алексей Гапоненков издал, нашли дневник, никто не знал, что это за тетрадка, а оказалось, что это дневник молодого Франка, когда ему было 24, 25 лет, по-моему, начало века, ну и вот, судя по этому дневнику — достаточно угрюмый человек с какими-то даже, может быть, наклонностями: «а там ли я родился, вообще стоит ли мне продолжать...» Такой интроверт.

Т. Резвых

— Да, интроверт, он там говорит, что мне нужен мой субъективный смысл жизни и больше мне ничего не нужно. Ну, такой юношеский, хотя ему там действительно 24 года, но он там как-то выглядит психологически немножко даже как-то младше.

А. Козырев

— Ницше читает активно.

Т. Резвых

— Да, он как раз в 1902 году открывает для себя Ницше, и Ницше тоже сыграл, конечно, свою роль, и там, он, кстати, признается в том, что он читает Евангелие и говорит, что «я, наверное, читаю Евангелие, как никто его до меня не читал, то есть я читаю его без всяких, просто с чистого листа, как текст, который я даже не знаю, о чем написан». То есть в это время да, он открывает для себя именно Евангелие, но тогда еще он не видел разницы, он перечисляет через запятую: Христос, Будда, Сократ, то есть это такое близкое к Толстому, может быть, христианство, но это совсем раннее, конечно. Его дневник, он действительно угрюмый, действительно интроверт, действительно не знает, зачем ему жить, пишет как раз работу по экономике, но постепенно в нем совершается эволюция, но не надо забывать, что Франк — это участник сборника «Вехи» ...

А. Козырев

— Но он как-то размыкается, если он участвует в сборниках, то, наверное, какой-то кружок, какие-то люди, которые его увлекают...

Т. Резвых

— Да, конечно, петербуржское религиозное философское общество, он является его членом, начинает посещать занятия, ну и Франк, несмотря на то, что он интроверт, он даже инициировал несколько таких, во всяком случае, один из знаменитых споров о русской философии, спор о философии прагматизма был затеян Франком, он написал статью, после чего все это бурно обсуждалось и практически все русские философы что-то сказали о прагматизме, чтобы поспорить с ним или наоборот, согласиться. То есть да, он интроверт, но тем не менее он, например, участвует, когда Петр Струве, ему достается в редакторство большой толстый журнал «Русская мысль», то Франк редактирует его вместе со Струве десять лет, соответственно, он общается с огромным количеством авторов, которые туда пишут, принимает рукописи, или отклоняет их, но он всегда оставался достаточно замкнутым, несколько отстраненным, это был такой, действительно, мыслитель-созерцатель, кстати говоря, религиозный опыт, о котором он говорит всегда в своей философии, начиная с середины буквально 10-х годов до самой смерти, до самых последних своих произведений — это действительно личный мистический опыт, который неоднократно с ним происходил и этот человек был очень созерцательная натура, очень углубленная в себя.

А. Козырев

— Но это ведь и в «Вехах» видно, то есть статья в «Вехах»: «Этика и нигилизм» — это гениальная статья, по-моему, это лучшая статья сборника и именно в том, что он увидел в интеллигенции, вот в этой, катящейся вниз в бездну революции или толкающей машину в бездну революции, увидел в ней религиозный орден, то есть вот эта толпа, считающая себя высокими интеллектуалами, в которой все строятся, как один и никто не может даже сказать: «Ребят, а чего кричим, а куда мы страну-то сливаем? Вот Франк как-то это сумел увидеть, тебе не кажется, что здесь у него какая-то удивительная трезвость, может быть, в силу его такого солипсического интровертного характера, что он не хотел быть в толпе, не хотел быть в этом хоре, который «Распни Его, распни!» кричит.

Т. Резвых

— Конечно, в этом смысле относительности говорит в статье в «Вехах» Франк, конечно, не одинок, на самом деле, они там, судя по всему, участников в «Вехах» было семь человек, они распределили между собой разные сферы, Франку досталась этика, но безусловно, здесь критикуется народническая прежде всего этика, которая передалась потом марксистам и этика, которая все сводит к практической пользе, а пользу связывает с политическим смыслом, то есть все трактуется в зависимости от того, полезно ли это для классовой борьбы, полезно ли это для революции. И да, безусловно, очень глубокий текст 909-го года.

А. Козырев

— Который в каком-то смысле, наверное, для веховцев и вообще сам этот сборник, он стал для них этапным, потому что от идеализма уже нужно было идти дальше, то есть Булгаков в этом году уверовал, для него выход сборника совпал еше и со смертью сына трехлетнего, Ивашечки, и это была личная драма, колоссальная совершенно. А вот у Франка были такие в жизни события, которые можно назвать такой экзистенциальной драмой, которые могли подтолкнуть его к обращению, к тому, что из атеистического, может быть, агностического сознания он принимает крещение в 12-м году?

Т. Резвых

— Нет, мне кажется, что это был такой последовательный и именно философский путь, то есть это было обращение, которое, безусловно, было связано с философскими влияниями, например, это было влияние Шлейерма́хера, в 11-м году Франк переводит Шлейермахера, пишет предисловие и Шлейермахер, как мыслитель, который связал...то есть религия — это личный религиозный опыт, это связь человека с бесконечным, вот меня, маленького такого существа, то есть я могу в своем собственном опыте почувствовать вот этого Бога, который во мне живет. Конечно, для Шлейермахера все религии, не может быть ложной религии, нет может быть не истинной религии, потому что тот Бог, который открывается человеку в опыте, это его правда, он имеет право на существование, и Шлейермахер для Франка был такой важной фигурой, а до этого такой же фигурой, например, был Лев Толстой, тоже со своим таким специфическим христианством, но с такой вот проповедью ригористической, может быть, рационалистического христианства, но это тоже сыграло свою роль.

А. Козырев

— Он ведь и Канта переводил, да?

Т. Резвых

— Канта он не переводил, он переводил Гу́ссерля, он переводил Шлейермахера, он переводил Ницше, немножко переводил Зи́ммеля, и вот его путь, он и складывается из каких-то таких воздействий, это очень характерно, можно привести пример из Булгакова, как Булгаков буквально в начале 900-х годов вдруг открывает, что кантовская этика — это христианская этика и выясняется, что на самом деле немецкая вся философия, она шла правильным путем и это лишний раз для Булгакова подчеркивает правоту христианства. Точно также и Франк, это был, конечно, философский путь, но этот путь закончился, ну как закончился: было крещение, оно происходило в Петербурге, крестным отцом Франка был священник Константин Агеев, который был тоже участником Петербуржского религиозного философского общества, и вот с этого момента Франк уже занимает такое...

А. Козырев

— Он его крестил или был крестным отцом?

Т. Резвых

— Он его крестил, а вот крестным отцом...

А. Козырев

— Ну, у него могло и не быть крестного отца, он уже взрослый человек был, но Константин Агеев тоже ведь был любопытный и мыслящий человек, он написал диссертацию о Леонтьеве.

Т. Резвых

— Да, первый труд о Константине Леонтьеве написан был Константином Агеевым, Франк написал рецензию на эту работу.

А. Козырев

— И ведь это был критический труд, то есть он совсем не разделял взгляды Леонтьева, да?

Т. Резвых

— Да, ну и, кстати говоря, одним из первых, кто близко принял к сердцу Константина Леонтьева был, как ни странно, Струве, ну и за ним Франк, Струве говорил о Леонтьеве с большим пиитетом еще когда, в принципе, он мало кому был понятен.

А. Козырев

— Но можно назвать это либеральным православием, либеральным христианством ту линию Агеева?

Т. Резвых

— Ну и Агеев же новомученик, насколько я помню, по-моему? Он, кстати, участник записки 32-х священников, я точно знаю, но потом как-то он не принимал, по-моему, никто из них не принимал участия в обновленчестве, по-моему, Константин Агеев...не знаю...

А. Козырев

— Но это ведь совершенно никак не связано с политическими убеждениями, то есть новомучениками становились совершенно разные люди.

Т. Резвых

— Ну да, да либеральных взглядов, может, каких-то более свободных, тогда и Сергий Старгородский тоже у нас может считаться представителем либеральных взглядов.

А. Козырев

— То есть все-таки влияние Церкви было в обращении, не то, что: «я читал, читал, читал, перевел всех философов, а потом смотрю — Церковь, думаю: О! Зайду, покрещусь», все-таки понимание того, что жизнь вот эта, которая описана в книгах выдающихся мыслителей христианских, а, как мы выяснили сейчас, и Шлейермахер, Кант, они были христианскими мыслителями, она продолжается в Церкви и что надо прийти в Церковь, не в театр, не в казино, а прийти в Церковь и там искать продолжения этой жизни.

Т. Резвых

— Это был такой действительно эволюционный путь, это был путь, наверное, без каких-то таких вот, может быть, обращений, экзистенциальных кризисов, вот в этом смысле.

А. Козырев

— А не кажется ли тебе, что рождение Франка, как настоящего большого философа начинается именно после его крещения? То есть вот те работы, о которых мы говорим, как о классических работах Франка, начиная, наверное, с «Предмета знания», они же опубликованы уже после того, как он принял крещение и достаточно поздно, то есть это уже был сформировавшийся, сложившийся человек, не юноша, как Владимир Соловьев, который с 21 года печатается, даже с 20-ти, а уже такой известный публицист, общественный деятель и вдруг он становится философом-теоретиком, причем философом такого очень высокого уровня, очень высокой пробы, да?

Т. Резвых

— Я хочу повторить, что в его пути христианство накладывается на ветхозаветную основу — это раз. Во-вторых, Карташов, по-моему, о нем сказал, почему это был Агеев — потому что ему было, конечно, легче принять вот эту новую веру, не надо забывать, что не так много можем назвать таких крупных русских мыслителей, которые были еврейского происхождения, которые бы крестились, вот, например, Гершензон, он же не крестился.

А. Козырев

— Шесто́в тоже не крестился.

Т. Резвых

— Да. Айхенва́льд, литературовед крупный, замечательный автор, тоже не принял крещение. То есть из таких крупных фигур Франк один из немногих, то есть это было, конечно, эволюцией. Кстати, в 12-м году он пишет работу о Спинозе, такое прощание происходит у него как бы со старой верой, со старой жизнью. Конечно, Франк очень медленно входит в круг крупнейших таких мыслителей, и Булгаков, и Бердяев, они как-то раньше все успели сказать, я уж не говорю о Струве, Франк — да, на самом деле, его труд «Предмет знаний» — это именно философский труд, это философское обоснование интуитивизма, как теории познания, конечно, как религиозной теории познания...

А. Козырев

— Ну вот интуитивизм очень важное слово, я хотел про него как раз расспросить тебя, но, видимо, сделаю уже после небольшой паузы, напомнив нашим радиослушателям, что у нас сегодня в эфире Татьяна Резвых, доцент православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета и говорим мы сегодня о ее культурном герое — о философе Семене Людвиговиче Франке, о его пути в философии и в вере. После небольшой паузы мы вернемся в студию и продолжим наш разговор в программе «Философские ночи».

А. Козырев

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, доцент Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, кандидат философских наук Татьяна Николаевна Резвых. Мы говорим сегодня о Семене Людвиговиче Франке, о его пути в философии и в вере. Вот как он пришел к вере, мы уже рассказали нашим радиослушателям в первой части нашей программы, а вот в философии почему Франк выбирает для себя интуитивизм и вообще, что значит интуитивизм? Мы знаем, интуитивно понимаем, что такое интуиция, когда мы говорим «интуиция», я думаю, все радиослушатели, даже никогда не открывавшие ни одной философской книжки, понимают, что это такое, что интуиция у нас есть, что мы что-то предчувствуем, иногда она нас подводит, иногда наоборот выручает, а вот как интуицию можно сделать темой философии?

Т. Резвых

— Да, обычно мы понимаем под интуицией знание, которое мы не знаем, как оно у нас появилось, то есть вот я откуда-то это знаю, но не знаю, почему я это знаю, то есть источник знаний непонятен, при этом, конечно, интуиция может быть рациональной, мистической, какой угодно. Но в данном случае речь идет действительно о таком философском направлении, которое в России было представлено, собственно, именами Франка и другого русского религиозного мыслителя Николая Онуфриевича Лосского, старшего современника Франка, но применительно к Франку это обозначает, книга «Предмет знаний» — это обоснование интуиции, как способа познания, и речь здесь идет о том, что основная идея Франка, которая доказывает, в этой книге 400 страниц, что всякое рациональное познание, всякое рассудочное познание, то есть познание в понятиях, в суждениях, умозаключениях, то есть познание, которое должно соответствовать и соответствует, и описывает законами логики, оно опирается на то, что называется знанием жизни, а знание жизни — это, на самом деле, даже и не знание, а это ощущение того, что человек укоренен, что он глубинно связан с первоосновой бытия...

А. Козырев

— Или с Богом, да?

Т. Резвых

— Или с Богом, но в этой книге еще, как ни странно, Франк даже не называет эту основу Богом, он говорит именно о единстве противоположностей, то есть он прибегает даже не к аналогиям христианских мыслителей, а к аналогиям платонизма, то есть интуиция, о которой говорит Франк или знание жизни — это платиновский мистический экстаз, и только уже в своих работах послереволюционных Франк говорит о Боге и позиционирует себя, как действительно религиозный мыслитель.

А. Козырев

— То есть это такой неведомый Бог был или он уже уверовал в Него, но в мысли, мысль еще не была воцерковлена, лично он молился, он ходил в церковь, а вот мысль оставалась в тех рамках философских, в которых она привыкла быть в силу учебы, в силу профессии, в силу навыков, приобретенных в переводческой работе.

Т. Резвых

— Да, это именно философский текст, но, конечно, Франк, поскольку у нас практически нет писем, тем более личных писем дореволюционных от Франка не осталось, то не знаем, в какой храм он ходил, во всяком случае пока мне это неизвестно, а вот уже с 20-х годов у нас достаточно свидетельств.

А. Козырев

— Он ведь писал параллельно еще одну книгу: «Душа человека», да?

Т. Резвых

— Ну да, «Предмет знания» является магистерской диссертацией, а «Душа человека», которая вышла через два года, является докторской диссертацией. «Душа человека», она посвящена уже описанию структуры души, и эта тоже книга, скорее, навеяна все-таки неоплатонизмом.

А. Козырев

— Но уже все-таки человек знал, что душа есть. Раз человек пишет о душе, значит, он верит, что душа у человека существует, безусловно.

Т. Резвых

— Он посвятил очень много страниц опровержению всякой психологии без души, которая была популярна в 19-м веке...

А. Козырев

— И сейчас популярна, сейчас некоторые утверждают, что души нет никакой в человеке.

Т. Резвых

— Как раз наоборот, душа своими корнями, ее можно представить в виде такого дерева, которое корнями именно бытийно связано с Богом, то есть человек с Богом укоренен — это, конечно, скорее идея неоплатоническая, это вот книга, которая вышла прямо в 17-м году, то есть уже революция, в общем, он успел ее издать. Но Франк, как религиозный мыслитель, как философ религии, как даже богослов, как мы можем судить по поздним его работам — это, конечно, Франк уже 20-х, 30-х, 40-х годов.

Закадровый текст

Цитата. Семен Франк «Душа человека»: «Вера в личное бессмертие есть в конечном счете всегда осознание, что первооснова личности есть именно обнаруживающийся в ней ее абсолютный смысл, который по самому понятию своему неразрушим, в этом смысле Гете глубокомысленно замечает, что лишь тот заслуживает бессмертия в иной жизни, кто верит в него и тем самым обладает им уже в этой».

А. Козырев

— Известный в то время, да и сейчас текст пьесы Метерлинка «Синяя птица», помнишь, там у разных персонажей-предметов есть душа, не только у человека есть душа, есть душа сахара, душа воды, душа огня, а вот души света, на самом деле, нет, хотя в русском переводе и на театре душа света, но там не душа света, там свет. Так вот, есть еще и душа человека, и мы помним, как все оживает для Тильтиля и Митили в таком магическом кристалле, когда фея превращается и дает им что-то, алмаз повернуть, и вдруг они начинают видеть, что все одушевлено, вот Франк тоже напоминает такого Тильтиля, который вдруг от предмета знания поворачивает этот магический кристалл и вдруг раз — душа, у человека душа есть, оказывается, и вот он это обнаруживает и революция сразу. А как Франк, кстати, отреагировал на революцию, он в восторге был от того, что в 17-м году произошло?

Т. Резвых

— Ну конечно же, нет.

А. Козырев

— Ну почему, в марте, по-моему, все были в восторге.

Т. Резвых

— В марте, если смотреть, они там издавали газету дома со Струве, несколько еще таких еженедельников, потому что Струве все пытался какие-то политические действия осуществлять, но, наверное, у Франка были политические взгляды, они менялись и если говорить, что Франк верил в возможность какой-то победы демократии, чего-то подобного — это только, наверное, март, апрель, дальше уже наступает полное разочарование, ну а, конечно, большевистский переворот был воспринят трагически. Но Франк в 17-м году уезжает, его приглашают в Саратов, там открывается университет...

А. Козырев

— Он открывается чуть раньше, по-моему, в 13-м году, если не ошибаюсь...

Т. Резвых

— Нет-нет, в 17-м году.

А. Козырев

— Нет, он открывается еще...

Т. Резвых

— А, да он открывается в 13-м, а Франк поехал в 17-м году, да.

А. Козырев

— Последний императорский университет.

Т. Резвых

— Да, и среди целой группы замечательных людей, например, профессор Фа́смер, они уезжают в Саратов и создают там университет, и Франк руководит там философским факультетом. Там очень тяжелая была история, потому что наступает гражданская война, ситуация ухудшается, семью он перевозит в село Ровное, потому что в Саратове становится просто нечего есть. Его жена Татьяна Сергеевна, к этому времени у них уже рождается четвертый ребенок, четверо детей, есть ее записи на радио «Свобода», как она вспоминает, как они жили...

А. Козырев

— Она же сама саратовская была?

Т. Резвых

— Да, и есть, в мемуарах, по-моему, там она говорит, что эту деревню чуть ли не захватили белые, а там то красные, то белые приходили, в общем, они оттуда еле-еле выбрались.

А. Козырев

— А там было трое детей, четвертый рождается...

Т. Резвых

— Да, естественно, там было очень страшно, но тем не менее Франк остался в памяти, как один из создателей Саратовского университета, кстати, в Саратове это, конечно, помнят.

А. Козырев

— Он, по-моему, даже рукописи Владимира Соловьева купил, которые потом из Саратова обратно в Москву вернулись, но на какое-то время Сергей Михайлович заработал, племянник Владимира Соловьева, продав Франку часть архива, который бытовал в Саратовском университете.

Т. Резвых

— Какие интересные сведения я узнаю здесь, не знала этого.

А. Козырев

— Да, то есть ему удалось вот это время как-то пересидеть более-менее, но в Москву он вернулся или в Петербург?

Т. Резвых

— Он приехал в Москву буквально, точно я сейчас не могу сказать, это в 21-м году происходит, немножко он поработал в Московском университете, участвовал в бердяевской вольно-философской вот этой вот академии и на философском пароходе вместе со всеми в 22-м году в сентябре был выслан из Петербурга в Германию и уехал в Берлин вместе с Ильиным, с Бердяевым.

А. Козырев

— А почему Франка выслали, как участника вот этих сборников, да?

Т. Резвых

— Он участвовал в сборнике Освальда Шпенглера «Закат Европы», он — участник сборника «Из глубины» ...

А. Козырев

— То есть там уже было не скрыться, что контра такая, да?

Т. Резвых

— Ну конечно, контра, вообще-то их хотели чуть ли не расстрелять...

А. Козырев

— А Ленин писал что-то о Франке, у него были какие-то воспоминания?

Т. Резвых

— У нас есть эпизод, когда мы делали первый или второй том, есть статья, с которой полемизирует Ленин, это где-то начало 900-х годов, так вот Ленин думает, что это статья Струве, а это статья Франка, мы установили, что это не Струве, это правда так, забавно, Ленин был уверен, что это все Струве и поливает его, ругает, как выяснилось, это именно франковская статья, и мы ее тоже включили в собрание сочинений.

А. Козырев

— Ну, это честь, да, в советское время можно было оправдать даже написание диссертации о Франке, раз Ленин ее критиковал.

Т. Резвых

— Кстати, в одном из философских кружков, в котором участвовал Франк, там косвенно участвовала Мария Ильинична, то есть возможно он был знаком с сестрой Ленина, в архивных документах мне попадалось это имя.

А. Козырев

— То есть решение о высылке было однозначным и безапелляционным, Франка надо было выслать, никаких шансов остаться в советской России у него не было?

Т. Резвых

— Нет, шансов не было. Уезжать, конечно, никто из них не хотел, для всех это была страшная трагедия, ну вот они оказались в Берлине и поначалу думали, что как-то удастся, может быть, там, в Берлине существовать, тем более, что немецкое правительство, также, как и чешское правительство, надеялось, что большевистская власть долго не продержится, а вот сейчас они поддержат русских философов, а потом, когда русские философы вернутся назад, они, естественно, не забудут это, во всяком случае, такая была политика в Чехословакии, как известно, вот также, наверное, было и в Германии, поэтому поначалу, когда немножко власти поддерживали, было полегче, но потом уже пришлось тяжело, они основали там русский научный институт в Берлине, и все работали там. В начале 30-х годов Франку, с 30-го по 33-й год удалось немножко попреподавать в Берлинском университете, ну а все остальное время, конечно, он оставался фактически не у дел, ему приходилось зарабатывать гонорарами, написанием статей, текстов и поэтому, как и другие русские философы, как мы знаем из мемуаров и писем, они вели фактически полуголодное существование, приходилось читать лекции, Франк очень много ездил по Германии и по Европе, особенно в Голландию часто ездил, в Швейцарию с чтением каких-то лекций, докладов, ездил и в Чехию, в Польшу, и даже, по-моему, он был в Прибалтике, где-то в Риге или Вильнюсе, то есть такая большая география просто потому, что надо было зарабатывать деньги.

А. Козырев

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи», у нас сегодня в гостях доцент Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Татьяна Николаевна Резвых, мы говорим сегодня о Семене Людвиговиче Франке и вот в эмиграции Франк оказывается ведь не таким уж индивидуалистом и интровертом, он пытается сделать что-то для русской эмиграции, ты говорила уже о том, что он читает лекции на съездах РСХД — Русского студенческого христианского движения, это значит, он пытается чему-то научить молодежь, по всей видимости, свои разочарования, свой опыт передать, чтобы молодые люди не шли по неправильному пути, вот «Крушение кумиров», один из текстов, насколько я помню, также, как и «Смысл жизни», связанных с лекционной работой Франка.

Т. Резвых

— Франк принимал участие в Русском студенческом христианском движении, да, ездил, выступал, читал, есть у него такие впечатления, что да, что ему это очень нравится, он радуется, что есть молодая православная молодежь, которой ему есть что дать и получить какую-то отдачу, это 20-е годы. Естественно, он участвовал, приезжал читать лекции в Свято-Сергиевский институт в Париже, он читал там лекции, есть письма 27-го года жене, где он рассказывает о том, как он в Париже находится, читает лекции там, но туда работать он там...

А. Козырев

— Он был членом Братства Святой Софии.

Т. Резвых

— Да, но мне кажется, что все-таки путь Франка, он был такой, что он стремился вписаться в немецкую среду, немецкий язык он знал блестяще, он много переводил с немецкого и даже в одном письме он говорит Бердяеву: «Николай, Александрович, если хотите, я буду переводить ваши работы на немецкий язык», то есть он немецкий язык знал хорошо. Он был человек такой универсалистской ориентации, экуменический человек в том смысле, как гражданин мира, кстати, это связано, можно потом вспомнить про его внимание Соловьева, тоже очень интересно, потому что в поздних работах об этом говорит. Так вот мне кажется, что больший вклад Франка, о котором мы можем говорить — это вклад в популяризацию русской культуры на Западе...

А. Козырев

— Но именно русской, не советской, к советскому опыту он относился негативно, с Эйнштейном была переписка, где они обсуждали, что происходит в Советском Союзе.

Т. Резвых

— Эйнштейн, как большинство западной интеллигенции, которая фактически все время с существования Советского Союза была ориентирована, имела левые симпатии, потому что Советский Союз, конечно, воспринимался, как государство, которое противостоит гитлеровской экспансии и Эйнштейн, разумеется, не исключение. И Франк в письмах с Эйнштейном пытался убедить Эйнштейна все-таки отказаться от поддержки Советского Союза, потому что голос Эйнштейна — это было очень важно на весь мир, как крупнейшего ученого, но Эйнштейн ни во что это не верил, и вся переписка сводилась к тому, что Франк пытался убедить все-таки Эйнштейна поддержать людей в советских лагерях, Эйнштейн отказывался, и тогда Франк сказал ему: «Хорошо, если вы в это не верите, давайте я вернусь в Советский Союз и если меня отправят в лагерь, а меня, конечно, отправят в лагерь, то тогда может быть, вы измените свои взгляды?» Но Эйнштейн отказался от такого, но вот этот пафос Франка и вот эта его смелость и готовность пожертвовать собой ради того, чтобы показать всему миру, что происходит не только с русской интеллигенцией, и с русским крестьянством...

А. Козырев

— Я думаю, это были не простые слова, мы знаем, что Карсавин пошел по этому пути...

Т. Резвых

— Да, и попал в лагерь, и погиб в лагере.

А. Козырев

— ...а Франк тем более. А что он делает для пропаганды русской культуры?

Т. Резвых

— Он очень много выступал с лекциями на тему, конечно, большевизма: смысл большевизма, корни большевизма, как такое вообще могло произойти в России. Вторая тема — это положение Русской Церкви, что происходит с Церковью, потому что на Западе не знали или не хотели знать, что такое происходит здесь, в России и для немецкоязычной аудитории, например, он об этом говорит, и очень много не только философских текстов, посвященных русской философии, именно о русской философии, не только своих собственных текстов, и не только философии, но и поэзии, очень много о русской литературе именно на немецком языке, Франком был написан целый ряд текстов, посвященных Пушкину, Достоевскому и Толстому естественно и, кстати, Соловьеву, и когда он последние годы живет в Англии, то он издает антологию и антологию Соловьева на английском языке, и антологию русской философской мысли, тоже на английском языке, то есть Франк внес большой вклад именно в такую популяризацию русской культуры Германии. Помимо того, что он писал свои собственные тексты, из которых некоторая часть написана по-немецки, большая часть текстов, которая осталась в архиве от Франка неопубликованных — это лекции на немецком языке.

А. Козырев

— Они будут переводиться?

Т. Резвых

— А мы уже частично, у нас сложился дружный и большой коллектив, несколько человек, которые так или иначе занимаются Франком и эта группа, она напрямую не связана с собранием сочинений, у нас два коллектива, один работает над собранием сочинений, а другой работает над другими текстами, в общем, нас много, нам повезло. И последнее, что мы уже сдали в издательство ПСТГУ, книга, там уже верстка, скоро она выйдет — это переписка Франка с немецким философом, вернее, с швейцарским психологом и философом, но немецкоязычным Людвигом Бинсвангером, огромная переписка, очень интересная...

А. Козырев

— Двусторонняя, то есть и письма Бинсвангера тоже?

Т. Резвых

— Да, она двусторонняя, это именно переписка, и мы сделали двуязычный том билингва, который с трудом поместился, собственно, в том, большой такой труд.

А. Козырев

— Я думаю, что это станет событием и за рубежом, потому что Бинсвангер — крупная фигура для европейской философии.

Т. Резвых

— Это один из учеников Юнга Фрейда, это мыслитель, который попытался соединить, с одной стороны, Хайдеггера, с другой стороны, психоанализ и еще современные ему различные течения и, кстати, на его философскую мысль повлиял и Франк, там был такой интеллектуальный обмен.

А. Козырев

— То есть, несмотря на то, что Франк стал религиозным человеком, им было о чем поговорить и с Хайдеггером, и с Бинсвангером?

Т. Резвых

— С Хайдеггером Франк знаком не был...

А. Козырев

— Ну как же, он переписывался с ним.

Т. Резвых

— Нет, с Хайдеггером нет никакой у нас переписки, у нас есть только несколько отзывов, он хотел с ним познакомиться и был шанс, но не получилось, они не были знакомы. Франк был знаком с Шеллером, но у нас, к сожалению, нет свидетельств об их переписке, нет текстов, но они были знакомы, Шеллер, кстати, очень интересовался русской религиозной философией и в Берлине выступал, и русские философы его слушали.

А. Козырев

— А вот сегодня на западе Франка переводят, читают, на европейских языках существуют его книги?

Т. Резвых

— Книги Франка переведены, все его основные тексты переведены и на английский, кое-что переведено на французский, в частности «Предмет знания» вышел в 37-м году еще, вышло собрание сочинений на немецком языке, оно неполное, конечно, но это восемь томов, оно уже вышло, а вот русское собрание сочинений только-только выходит, но мы делаем полное, и мы стремимся сделать академическое собрание сочинений.

А. Козырев

— Сколько томов?

Т. Резвых

— По плану у нас 25 томов, но, к сожалению, пока что у нас только работа над четвертым томом, я думаю, что весной мы уже его сделаем, у нас уже готовится пятый.

А. Козырев

— Мне кажется, что это символично, что Франка издает православный институт, то есть не академия наук, а именно институт, который, может, является главным у нас институтом и по светскому религиозному образованию, изучению религиозной культуры, то есть мы отдаем дань Франку прежде всего, как православному философу таким образом.

Т. Резвых

— Совершенно верно, как-то у нас сложилось, во-первых, что есть желание его издавать, есть возможность его издавать, издательская возможность и научные возможности, и в нашем распоряжении архивные материалы, и есть коллектив, который не на стопроцентно совпадает с преподавателями Свято-Тихвинского университета, но почти на сто процентов, у нас есть коллеги из других структур.

А. Козырев

— А вот семья Франка вам помогает? Я, помню, был в Саратове, где более сорока представителей этой семьи собрались вокруг дома, саратовская ветвь его жены, его тестя, его тещи и вообще роль семьи в жизни Семена Людвиговича? Супруга же сильно его пережила, насколько я помню?

Т. Резвых

— Татьяна Сергеевна умерла, по-моему, в 67-м году...

А. Козырев

— Да нет, чуть ли не в 90-м, не в 91-м она умерла?

Т. Резвых

— Нет-нет, к стыду своему не помню, когда она умерла, где-то то ли в 76-м, то ли в 67-м. Да, она его пережила, у Франка, поскольку были четверо детей, есть внуки...

А. Козырев

— Она была сильная женщина.

Т. Резвых

— Она была очень сильная женщина, как кто-то говорил из внуков Франка, что: а знали ли вы, что ваш дедушка — великий философ? «О — говорит, — наша бабушка не давала нам это забыть». У Франка были дети, внуки, они есть, они живы и это действительно очень большой клан, и главой этого клана был отец Петр Скорер, старший внук Франка, который сын его дочери Натальи, который вот недавно умер совсем.

А. Козырев

— Он незадолго до смерти принял сан священный...

Т. Резвых

— Он долгое время был дьяконом, потом он принял сан и умер уже будучи священником. Это совершенно был замечательный, очень светлый человек, который все помнил и который действительно хранил всю эту память о Франке. У него есть дома архив, библиотека, часть книг Франка, в том числе с дарственными, одна из этих книг, кстати, у меня сейчас, как раз Бинсвангер с пометками Франка. Он умер, к сожалению, но живы другие внуки, например, Ник Франк, который...

А. Козырев

— Который был гостем нашей программы в самом начале ее становления

Т. Резвых

— Да, я думаю, не даст забыть. И они, правда, не все, к сожалению, не у всех сохранился русский язык, но они стараются.

А. Козырев

— Я никогда не забуду, как в том же Саратове Ник поставил оперу, посвященную своему дедушке вместе со своей супругой, которая режиссер оперного театра, получила образование в Германии, они поставили совершенно пронзительную и трогательнейшую оперу о семье, о том, как он принял крещение, о том, как он женился, это было совершенно незабываемое впечатление, потому что я до сих пор не могу понять, как с такими минимальным музыкальными ресурсами, инструментами, голосами можно поставить вполне полноценный иммерсионный такой спектакль, где нужно было ходить по комнатам этого дома, погружаться в эти переживания. Ну что же, у нас сегодня была Татьяна Николаевна Резвых, доцент ПСТГУ, мы говорили о Семене Франке. До новых встреч в эфире программы «Философские ночи».