«Путь к священству». Священник Александр Пермяков

У нас в студии был клирик Екатерининского монастыря города Калининграда священник Александр Пермяков.

Наш гость рассказал о своем приходе в православие из протестантизма, о пути к священству, а также о своих миссионерских экспедициях на паруснике «Крузенштерне».

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

К. Лаврентьева:

— Добрый вечер, дорогие друзья. «Светлый вечер» на Радио ВЕРА вновь приветствует вас. И сегодня у нас, как всегда, традиционно, уже не первый год в этом часе тема программы «Путь к священству». Мы говорим с нашими гостями о вере и смыслах, которые они нашли в Церкви, нашли в священстве. И этим особо дорог нам, ведущим, и нашим гостям этот разговор, потому что очень часто открываются какие-то сокровенные важные вещи, какие-то удивительные истории, удивительные узоры и переплетения жизненные, которые действительно по-настоящему ценны и для нас, и для наших радиослушателей, открывается некая истина в этих разговорах. И прежде, чем представить нашего сегодняшнего гостя, я хотела вот какую интригу подвесить и процитировать некоторые слова о нашем сегодняшнем госте из журнала «Фома»: «Вместе с курсантами и офицерами он пересек Атлантику, прошел вдоль побережья США. Отец Александр служил молебны под парусами — в часовне, построенной на борту корабля. Карабкался по грот-мачте, а после обсуждал с курсантами и офицерами историю Византии. Удивлялся обычаям коренных американцев и потомков русских эмигрантов. А еще размышлял о человеке и о месте веры в его жизни». Такое радостное вступление к нашей программе, дорогие радиослушатели, я не просто так сегодня зачитала такую цитату замечательную. А подробнее, как так получилось, что на «Крузенштерне» путешествует батюшка и занимается миссией в США, мы узнаем сегодня как раз у нашего гостя, священника Александра Пермякова, клирика Екатерининского монастыря города Калининграда. Напоминаю, что с вами Кира Лаврентьева. Итак, поехали. Батюшка, расскажите, что у вас за занятия такие, что вы на три месяца в миссию уезжаете?

Иерей Александр:

— Ну это, наверное, самая длинная командировка — предложили потрудиться в миссионерском отделе и поучаствовать немножко в организации миссионерской деятельности. Поэтому Господь управил, ну вот я и побыл в Москве, пообщался с москвичами, где-то выступил на радио, на телевидении. А так вообще достаточно длительные были командировки, да, это вот когда кругосветные плавания были. Но я, правда, ни раз не был полностью на всем кругосветном плавании, оно длится год, как-то фрагментарно участвовал. Поэтому очень много впечатлений, скажем так, о разных людях, о разных странах, о разных народах, традициях и так далее.

К. Лаврентьева:

— Батюшка, ну вот а для тех, кто вообще впервые слышит о каких-то плаваниях, где батюшки занимаются миссией, расскажите, пожалуйста, что это вообще за проект.

Иерей Александр:

— Он так стихийно сложился, знаете. Когда-то группа офицеров и адмиралов Балтийского флота, которые в отставке оказались уже, они решили на старости лет сделать такое доброе дело — профинансировали строительство нескольких часовен на кораблях Балтийского флота, но как-то так не срослось, и решили эти часовни поставить на парусных судах, таких как «Седов», «Крузенштерн». И это дало очень такой интересный импульс, для того чтобы с молодежью говорить о вере, о Боге. Потому что в часовне должен быть священник, потому что там курсанты проходят парусную и общеморскую практику. Поэтому меня пригласили сначала просто поучаствовать в 2008 году немножко, потом стали еще приглашать — и на «Седов», и на «Крузенштерн». Ну и вот сейчас уже, наверное, я пять или шесть раз сходил в плавание. Это очень хороший проект, потому что в море люди находятся в закрытом таком пространстве, и у них больше потребности говорить о смысле жизни, о каких-то вот важных вещах.

К. Лаврентьева:

— А как попасть обычному человеку в такое плавание?

Иерей Александр:

— Ну есть два варианта. Вот вариант первый — это стать курсантом, пойти учиться на моряка и пройти парусную практику в рамках учебного процесса.

К. Лаврентьева:

— Вот так.

Иерей Александр:

— Например, у нас есть Балтийская государственная академия рыбно-промыслового флота, где вот обучают разным специальностям — штурманскому делу, навигации, там разным специальностям, мотористов обучают и так далее. И там вот эти курсанты проходят практику, то есть они прямо в процесс, так сказать, нашего путешествия одновременно и обучаются еще тоже — то есть у них там коллектив преподавателей, параллельно они изучают парусное дело. И в свободное время мы с ними встречаемся, общаемся и обсуждаем какие-то вопросы.

К. Лаврентьева:

— А в чем миссия заключается?

Иерей Александр:

— Ну у каждого человека свое понятие о миссии.

К. Лаврентьева:

— Ну вы высаживаетесь на многих материках...

Иерей Александр:

— Если говорить про мою роль, то моя задача, вот если говорить о конкретном человеке, то найти то, что человеку надо, скажем так, и то, на что он способен в плане продвижения его ко Христу. Потому что часто человек бывает очень далек от всего этого, да, то есть вот если, например, он атеист, то для него, наверное, на данном этапе важно просто поверить в Бога. А если ты стразу начнешь ему рассказывать о Христе, он может просто не понять. Поэтому нужно найти такую тему разговора с конкретным человеком, которая близка этому человеку и которая находится в зоне его возможностей и желаний. Вот так. А если говорить в целом про коллектив, то там много разных своих ожиданий у людей. То есть очень важно, что священник — это не системный человек, который напоминает о доме, который не носит военную форму или морскую форму, то есть с ним можно говорить за жизнь, он не будет докладывать там ничего начальству или еще что-то. То есть он и психолог, он и жилетка...

К. Лаврентьева:

— Друг.

Иерей Александр:

— Да, он и друг, он и помощник, подсказчик, с ним можно пошутить и не ждать подвоха. То есть вот здесь такая безопасная среда возникает вокруг священника и курсантов, когда мы находимся в диалоге.

К. Лаврентьева:

— Отец Александр, вы фактически родились в Перми, в Сибири, и волею судеб оказались в Калининграде. А как вы задумались о священстве? Может быть, на это как-то повлияло то, что у вас прадед был священнослужителем?

Иерей Александр:

— Нет, я очень поздно узнал о том, что у меня прадед был священником, это было буквально года два или три тому назад. Я поехал на Урал к отцу, и там...

К. Лаврентьева:

— Выяснилось.

Иерей Александр:

— Да, там выяснился такой факт. Нет, я, ну вы знаете, наверное, может быть, кто-то уже знаком с моей историей, что я был протестантом пять лет. И, будучи протестантом, я общался с людьми, которые изучают святоотеческую литературу...

К. Лаврентьева:

— Да, что удивительно для протестантов на самом деле.

Иерей Александр:

— Да, и там я стал знакомиться с литературой древних христиан, и через эту литературу я стал знакомиться с богослужением православным. А через него я уже стал постепенно превращаться в православного человека, сам не понимая этого, то есть, может быть, осознавая себя долгое время еще протестантом, но, по сути, я уже мыслил, как православный. И когда я пришел в православие, то у меня уже было много книг прочитанных, как там отцов Церкви, так и современных каких-то богословов — то есть я читал Антония Сурожского, я читал отца Александра Меня, отца Андрея Кураева, читал там Николая Афанасьева и так далее — из вот людей, так сказать, каких-то писателей нашего времени. И, в общем-то, я увидел, что огромная потребность у современных православных христиан вот в том деле, к которому призвал Господь, сказал, что идите, обращайте все народы.

К. Лаврентьева:

— Отец Александр, знаете, когда я ехала на это интервью, у меня был только вот один вопрос, по сути, самый главный, центральный, наверное, для меня, в нашей сегодняшней программе, вокруг которого и строится все остальное: а что вам не хватило в протестантизме, что вы нашли в православии? Ведь вы тоже могли читать святых отцов, и вы совершенно справедливо замечаете, что в протестантизме все-таки некая христоцентричность, она идет первым планом. То есть у нас человек, который пришел за Христом — я горячо люблю нашу Церковь, я ни в коем случае не собираюсь сейчас говорить о каких-то там ее недостатках, потому что все мы люди, естественно, они тоже есть. Но вы говорите о том, что человек, который приходит в Православную Церковь, он в первую очередь там сталкивается с требами, с панихидами, с какими-то вот такими молебнами, и вот за всей вот этой вот важной на самом деле частью Церкви и церковной жизни человек и не сразу может и Христа найти, как-то встретить Его. А в протестантизме — там все о Христе, там говорится только о Христе, там цитируется Писание, там поются песни из Писания, поются псалмы — то есть все вокруг этого. Но все же чего-то важного вам там не хватило.

Иерей Александр:

— Знаете, если бы мы сейчас оказались в первом веке и жили бы среди христиан первого века, мы бы увидели, что они существуют как бы в двух позициях: между синагогой и храмом — ну то есть им было доступ и туда, и туда. То есть, с одной стороны, нужно некое училище, где человек обучается, где он там постигает что-то и так далее — это очень здорово. А с другой стороны, нужен храм. Храм — это место, которое принадлежит только Богу, и ты туда приходишь к Богу, для того чтобы принести туда какие-то жертвы свои, да. Так вот протестантизм — это синагога, по большому счету, то есть там все время идет процесс обучения — идет, идет, идет и так далее. Некоторым людям хватает того образования, которое они там получают, чисто умозрительного, логического там и так далее. Конечно, и в синагогах были и молитвы, конечно, был какой-то духовный опыт. Но была какая-то, если представить себе вот каких-то иудеев, которые были отделены от храма, допустим, да, в синагогу их пускали, а в храм не пускали, они, конечно, были ущербны.

К. Лаврентьева:

— Но тем не менее Тору все знали наизусть и повторяли ее в течение дня.

Иерей Александр:

— Да, согласен.

К. Лаврентьева:

— Не в пример нам, которые Евангелие даже не очень хорошо знают.

Иерей Александр:

— Ну я бы сказал, что когда я пришел в православие, все-таки я пришел в некое книжное православие, некое идеальное православие. То есть есть еще другое православие, о котором писал Игнатий (Брянчанинов), когда он был в Сергиевой пустыни, он писал такие слова, что, по-моему, неверие, наглое насилие, называясь православием, издевается над нашей священной иерархией и не имеет ничего святого, да. То есть есть некая такая форма религиозной жизни, которая называется православием, по сути остается древним язычеством. И это другое совершенно явление на самом деле, оно просто сосуществует где-то рядом, в параллельной реальности.

К. Лаврентьева:

— Ну как оно выглядит? Как сейчас человеку, который в ложном православии, себя узнать?

Иерей Александр:

— Оно выглядит в форме такого магического культа, где человек считает, что обряды — это некие магические мероприятия, которые действуют в силу правильно совершенного обряда. То есть в этой парадигме нет необходимости быть нравственным, нет необходимости бороться...

К. Лаврентьева:

— То есть я тебе — жертву, ты мне — исполнение просьбы.

Иерей Александр:

— Да, то есть обычное язычество, просто замаскированное под видом христианства — с какими-то христианскими терминами, с какой-то православной терминологией и так далее, но по сути по своей это язычество. Потому что человек, он не рассматривает Бога как цель, Бог для него средство, то есть средство решения своих материальных задач. То есть он не думает о Царстве Небесном, такой человек, он думает о том, как чтобы ноги не болели там, чтобы учиться хорошо было...

К. Лаврентьева:

— Какой иконе помолиться.

Иерей Александр:

— Да, там да, перед какой иконой поставить свечку. И именно в этой парадигме обычно бывают конфликты по поводу того, почему такие дорогие свечки там или...

К. Лаврентьева:

— Ну это, мне кажется, самый начальный этап, отец Александр.

Иерей Александр:

— Ну вот по статистике — мы проводили в Калининграде в Великую субботу, когда больше всего людей приходят, которые называют себя православными, мы проводили статистические исследования. Было больше тысячи человек, среди которых мы проводили опрос — то есть мы им давали листочки, там было 50 вопросов. Выяснилось, что у нас воцерковленных людей, то есть тех, кто верят по-православному и то есть имеют православное мировоззрение, и живут по-православному, стараются жить, именно стараются — таких вот 2% из числа всех, кто участвовал в этом процессе. То есть есть категория людей, которых можно назвать воцерковляющимися — это тоже наши люди, то есть мы от них не отказываемся, мы их любим. У них не получается чего-то там — то есть какая-то страсть есть: может быть, курение, может быть, чревоугодие там или там, в общем, человек осознает свою немощь, но не справляется с собой — 10% таких. У них православное мировоззрение, но образ жизни у них не может быть примером, и поэтому, если говорить о их миссионерских потенциалах, то, конечно, не очень, так сказать, такой сильный. Ну а дальше целый пласт людей, есть 5% неофитов — это люди, которые самые лучшие в мире миссионеры, в плане, так сказать, желания делиться верой, но при этом каша в голове. Потом идет огромное количество людей, которые называют себя «верующие в душе» — я даже для них термин придумал, уж простите, «душеверы» — 49%. Это я их назвал «лояльные душеверы» — то есть они не находятся в конфликте с Церковью, они говорят: ну вот вы верите, что Иисус Христос умер и воскрес, мы вот считаем, что вот Он на самом деле не умирал, допустим, что Он скрылся на Тибете, там пробыл какое-то время...

К. Лаврентьева:

— Еще есть такая версия? Вот это да.

Иерей Александр:

— Ну у нас 70% называющих себя православными, почти 70% — это люди, которые верят в переселение душ, например, да. Или, например, около 40% людей, они считают, что Христос либо не умер, а там какая-то версия Его спасения была, либо все-таки умер, но не воскрес, а просто вот некая такая метафора — что Он воскрес в наших сердцах, воскрес в наших телах — вот как-то так люди понимают это все. То есть они не верят в смерть и воскресение Христа — около 40%. И еще очень много людей, около 60% — это люди, которые считают, что Бог сидит на вершине горы, и разные религии — это разные тропинки на эту гору.

К. Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. У нас в гостях священник Александр Пермяков, клирик Екатерининского монастыря города Калининграда. С вами Кира Лаврентьева. Батюшка сегодня к нам с самолета прибыл в студию, дорогие радиослушатели. Так что гость у нас такой сегодня долгожданный и очень желанный.

Иерей Александр:

— Спасибо.

К. Лаврентьева:

— И отец Александр как раз сейчас отвечает на вопрос, что он нашел в православии и не нашел в протестантизме. И в этом смысле, наверное, очень интересно все-таки понять, как человек своим умом может выйти из некоего купола одного мировоззрения, да, и перейти совершенно в другое. На самом деле все-таки православие и протестантизм — это очень разные истории, несмотря на то что все о Христе.

Иерей Александр:

— Ну да. Ну если так анализировать детально, то можно сказать, что была боль некоторая внутренняя и неудовлетворенность. Мне все время чего-то не хватало, я все время был недоволен тем, что со мной происходит. Мне нужна была, знаете, какая-то проекция перспективы. То есть ну не для того же я сижу, знаете, вот в фильме «Собачье сердце», там революционеры этажом ниже или выше, не помню, над профессором Преображенским, они пели песню, и в этой песне были такие слова: «Суровые годы, за ними другие приходят, они будут также трудны». То есть понимаете, это такая насмешка на самом деле, вот эта песня является насмешкой. Почему? Ну есть суровые годы, согласен, они должны быть суровыми, должны быть трудности. Но они же не для того нам даны, чтобы потом, вслед за ними пришли другие суровые годы. Мы же не во имя следующих суровых лет это все делаем, понимаете. А за ними еще более суровые, а потом еще более суровые, и так далее — то есть какой-то мазохизм получается. То есть все-таки должно быть какое-то отдохновение.

К. Лаврентьева:

— Пасха. Должна быть Пасха.

Иерей Александр:

— Должна быть Пасха, да. Вот этого ощущения Пасхи, его не хватало, понимаете. То есть было ощущение того, что мы учимся, учимся, учимся, а когда же мы начнем...

К. Лаврентьева:

— Жить.

Иерей Александр:

— Жить, да. То есть когда же мы пересечем этот порог школы и начнется жизнь взрослая у нас. Поэтому для меня протестантский период, я его даже называю период моего счастливого духовного детства. Это именно детство такое — безответственное, там где-то очень похожее на советское детство, которое было там где-то в 70–80-х годах прошлого века, когда можно было удрать там за десять километров от дома, где-нибудь там взрывать петарды, шалаши строить. И родители только на следующий день могут спохватиться и как-то там начать тебя искать, потом дадут тебе по заднице вместо того, чтобы в полицию куда-нибудь заявлять или еще что-нибудь — ну вот так. То есть определенная радость была, конечно, пребывания в протестантизме. Но, конечно, она в моем случае несравнима с той радостью, которую я обрел, когда я пришел на литургию, когда я осмысленно стал участвовать в литургии. Литургии нет в протестантизме своей. Есть некое синагогальное богослужение, где читается закон, где есть гимны, молитвы и так далее. Но вот нужно все-таки сакральное пространство, где есть жертвоприношение, где есть вот это ощущение тебя как Моисея, который видит Бога в несгораемом кусте.

К. Лаврентьева:

— Неопалимая купина.

Иерей Александр:

— Неопалимая купина, да. То есть понятное дело, что для многих храм стал неким таким волшебным местом — то есть там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит там, да, и так далее — то есть это опять-таки из параллельной реальности. Но для меня вот так было, то есть я все-таки в храме открыл для себя дверь в лето. Знаете, у Хайнлайна есть такое произведение, называется «Дверь в лето», и там, если кто не знает, интересная история, она очень похожа на то, что происходит с человеком, когда он в православие приходит.

К. Лаврентьева:

— Интересно.

Иерей Александр:

— Да, то есть вот некий молодой человек, он отправляется, родители отправляют его купить молока — дают ему бутыли, чтобы он сдал пустые бутылки и купил молока. И вот он идет по улице — идет дождь, слякоть, дождь ветер там сильный дует — осень такая, да, и вдруг он видит — на стене зеленая дверь, обвитая плющом, на белой стене и думает: странно, что я никогда ее не видел. И такая чистенькая, аккуратненькая, красивая дверь. И он так открывает ее — а там лето. Заходит — а там бабочки летают, там счастье, там радость, там просто сияет солнце, там красивые места, там какие-то водопады, там какие-то овраги, там дети играют, все друг друга любят, все...

К. Лаврентьева:

— Такой рай прямо.

Иерей Александр:

— Да, рай, то есть такое счастье просто, знаете. И ты туда попадаешь, в это место такое, и ты не хочешь назад возвращаться. И вот, значит, там к нему походит какая-то женщина очень красивая и говорит: хочешь, я тебе покажу книгу твоей жизни? И некий такой фотоальбом перед ним открывает, значит, и он видит фотографии — как он тут взрослый, а здесь он юноша, а здесь он там человек зрелых лет, то-то, то-то — вот ему интересно смотреть. И он видит фотографию, на которой он стоит перед родителями и плачет. И думает: так, а почему это я плачу? Поднимает глаза, хочет у нее спросить, поднимает глаза и видит, что перед ним стоят родители и кричат: где ты был?! где ты шлялся?! та-та-та... И тут он понял, что он уже больше не в лете находится, что он обратно вернулся, в эту слякоть, грязь...

К. Лаврентьева:

— В реальность.

Иерей Александр:

— В эту реальность, да, вот он в ней пребывает, все. И дальше интересный, так сказать, поворот сюжета, что он начинает искать эту дверь в лето. Он каждый раз пытается придумать новые какие-то шаги для того, чтобы ее найти, да, то есть он ставит такую цель, любой ценой ее найти. Но каждый раз, когда он стоит перед неким выбором таким важным — например, там у него сделка на миллион долларов (он уже бизнесмен, богатый человек, там, да, вот у него через час эта сделка), он видит эту зеленую дверь — прямо сейчас заходи и уходи в лето. И он каждый раз думает: нет, я пойду осуществлю сделку, я запомнил это место, я приду сюда и войду в это лето. И не получается. То есть, когда он возвращается, опять не может найти эту дверь. То есть это о выборе человека, это о таком знаете, явлении, которое есть только в православии. Есть в православии учение о богооставленности. У аввы Аммония — я сейчас не дословно воспроизведу, по-моему, во втором томе «Добротолюбия» есть, по-моему, такие слова, что Господь, видя сердца чистые, посылает людям, которые верят в Него, радость для духовного делания, то есть они преисполняются радости. Потом же Он хочет испытать их, благодарны ли они Ему, и отнимает у них эту радость. И одни люди, впадая в это состояние богооставленности, начинают роптать...

К. Лаврентьева:

— Требовать.

Иерей Александр:

— Да, начинают требовать. В общем, они забывают о Боге, они неблагодарны Ему, они не познали Духа Святого, они не познали Бога, они не суть христиане. Так у аввы Аммония написано. Другие же, помня о прежней сладости, уповая на Божию милость, невзирая на сухость своего положения, стараются идти, пройти это поприще с упованием на Бога, да, с верой в Бога, сохраняя в себе память о том, что с ними было. И таким людям Господь посылает радость больше прежней. Так написано. То есть Бог дает тебе конфету, как говорит Паисий Святогорец, потом отнимает ее и смотрит на твою реакцию. Если ты будешь благодарен, Он тебе даст еще две. Вот здесь, наверное, тоже что-то подобное. То есть, когда я пришел на литургию... Вот, кстати, я сейчас вспоминаю забавный случай. Я еще был протестантом, и я решил в храм пойти православный помолиться. Это был Владимирский собор города Санкт-Петербурга. И я прихожу, и тут я понимаю, что я не знаю, что там делать, вообще не понимаю. Ну думаю: как здесь молятся-то? Потому что что нужно делать? На колени становиться, лбом, так сказать, стучаться о пол или как-то там креститься нужно или что? И я ничего лучше не придумал, как просто встал на колени, значит, воздел руки, как первосвященник какой-то там, Каиафа или Анна, я не знаю кто, какой-то иудейский первосвященник или как священник в храме во время литургии в Царских вратах воздевает руки. Ну, в общем, короче, мимо проходила уборщица с тряпкой и этой тряпкой, так сказать, проехалась.

К. Лаврентьева:

— Серьезно?!

Иерей Александр:

— Да. Это такой забавный сейчас вспомнился случай.

К. Лаврентьева:

— Вот это да.

Иерей Александр:

— Вот то есть я не понял вообще, что такое...

К. Лаврентьева:

— Таких историй я еще не слышала. Прямо тряпкой...

Иерей Александр:

— Да, да. Она просто убирала в храме там и увидела, что стоит какой-то сектант, который воздевает руки там, может, сумасшедший или еще что-то.

К. Лаврентьева:

— Ну может быть, она таким образом думала, что защищает как бы пространство церковное.

Иерей Александр:

— Ну да. То есть нет, обиды нет никакой. На самом деле сейчас даже с улыбкой это все вспоминаю. Тогда было просто недоумение такое. Ну вот.

К. Лаврентьева:

— Чудеса.

Иерей Александр:

— Ну на самом деле иногда бывает, вот когда ты в такой прелести, знаете, вот вспоминаю слова Игнатия (Брянчанинова), как однажды к нему пришел какой-то монах, который рассказывал. Ну что? Он говорит, что я, когда молюсь, у меня аж слюна сладкой такой становится, и стекает, и я прямо чувствую ее сладость. А Игнатий (Брянчанинов) говорит ему: отче, говорит, ты когда молишься, ты когда сюда подошел, ты же через мостик переходил? Да, говорит. А ты, говорит, не хотел сброситься? Да, была такая мысль. Он говорит: а ты где поселился? Я, говорит, на втором этаже поселился в гостинице. Переселяйся на первый. Почему? Он говорит: а вдруг ангелы тебя подхватят, короче, понесут и уронят. Ну то есть на самом деле есть разные, Богом данные нам средства борьбы с прелестью. Один из них такой бывает, что нужно вот так. Со мной это нормально вышло. А с другим, может быть, я бы не советовал бы так поступать.

К. Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, у нас в гостях сегодня священник Александр Пермяков, клирик Екатерининского монастыря города Калининграда. У микрофона Кира Лаврентьева. Мы вернемся после короткой паузы.

К. Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, дорогие друзья. Меня зовут Кира Лаврентьева. С радостью напоминаю вам о том, что у нас сегодня гость —священник из города Калининграда, священник Александр Пермяков, клирик Екатерининского монастыря города Калининграда. Мы говорим с отцом Александром о том, как он перешел из протестантизма в православие совершенно сознательно, и не только перешел, но стал здесь еще и священнослужителем. О его экспедициях миссионерских на «Крузенштерне», трехмесячных миссиях. Даже поговорили о том, по-моему, нет, поговорим еще о том, как ваша мужественная матушка с тремя детьми вас дожидается. И, кстати, отец Александр, вот это вот важный вопрос. Ведь у нас один священник был в гостях, и он говорит: что вы нас, священников, спрашиваете, вот как вы служите, как вы проповедуете, как вам это все так удается, как вы все это успеваете? Вы у матушек наших спросите — это на их костях, грубо говоря, да, выстраивается наш вот этот вот священнический путь, наше вот это служение каждодневное.

Иерей Александр:

— Да, это правда. Дело в том, что матушка как женщина — это аномалия, ну то есть это человек, который не очень похож на женщину вот в общепринятом значении этого слова. Потому что у нее нет тех отношений с мужчиной, да, которые обычно бывают у нормальной женщины с нормальным мужчиной в хорошей семье, понимаете. То есть, как правило, это женщина, которая замужем, но она одинока часто бывает чисто технически или даже духовно. Потому что, вы знаете, часто священники считают, что матушка, она как бы это не паства, это часть меня, и она априори должна быть духовной, должна быть такой. А она обычный человек, у которого тоже бывают ломки, у которой тоже бывают переживания, которая тоже может веру потерять, которая тоже может начать сомневаться, какое-то выгорание может наступить у нее или еще что-то — то есть это человек, который нуждается в особом попечении, в особой заботе на самом деле. Психологически священнику труднее всего выделить время для собственной матушки или для собственных детей. Потому что кажется, что вот это паства, у них столько нужд. Вот у нас в Калининградской области на одного священника приходится 18 тысяч людей, православных людей — то есть представляете, какое огромное количество людей. И если они все начнут претендовать на время священника, ну просто на семью ничего уже не останется. И матушка, она терпит. Терпит и ждет, что когда-то Господь управит, когда-то... Это часто бывает так, что священник, чтобы с матушкой пообщаться, он должен лечь в больницу, например, там понимаете. То есть вот тогда он общается с матушкой нормально, или дома лежит, болеет там. Потому что как только он выздоровел, он все, он уже начинает опять там попадает в круг разных забот, разных дел и так далее. А у миссионера вообще работы много, то есть на самом деле это сейчас просто очень-очень все это нужно. То есть потому что, ну я повторюсь, что вот столько народа у нас крещеных, да, но они невоцерковленные эти люди. И среди них, я говорю, даже если хотя бы найти 3–4% среди этих вот крещеных, но невоцерковленных — это будет огромное количество людей, понимаете. А ведь чтобы воцерковить одного человека, нужно очень много времени — то есть это постоянные разговоры на протяжении там года, например. Вот тогда человек, он уже потом взрослеет, ему уже не нужно так много встречаться со священником, он уже начинает самостоятельно какие-то шаги предпринимать и так далее. А в течение года он как младенчик, он беззащитный — то есть его легко ранить, его легко огорчить, его легко оттолкнуть, он очень многих вещей не понимает в Церкви, и нужна постоянно забота.

К. Лаврентьева:

— Я на эту тему цитату приберегла вашу: «Мы сейчас наблюдаем картину отпадения от Церкви когда-то воцерковленных людей. Это не значит, что они массово уходят в секты, становится буддистами или кем-то еще, они просто перестают посещать храм. Такой человек может начать злоупотреблять алкоголем, изменять жене и так далее — это означает, что у него не получилось в свое время воцерковиться. Когда-то в прошлом он, вероятно, недопрошел катехизацию, у него остались пустоты в мировоззрении». И вот здесь, отец Александр, очень интересно. Получается, что ты с детства в храме, например, и тебе кажется, что ты вообще в курсе всех дел, все знаешь, свой ты здесь человек. А в какой-то момент ты сталкиваешься с зияющей внутренней пустотой. Это что, получается? Это получается, что ты недопрошел катехизацию? То есть у болезни такой довольно простое логическое объяснение, такая простая причина? Не какой-то глубокий там метафизический кризис, экзистенциальный или, например, какая-то серьезная ошибка в духовной жизни, хотя это тоже, наверное, может быть, да, или какая-то страсть, которую ты так и не смог как-то от себя отнять, как-то отойти от нее, и, в общем-то, она тебя и сгубила, считай. А получается, ты недостаточно был посвящен в тайны катехизации?

Иерей Александр:

— Ну здесь нужно понять, что катехизация, о которой я говорю, это не какой-то учебный процесс. Вот дело не в учебном процессе.

К. Лаврентьева:

— Что это такое?

Иерей Александр:

— А дело в некоей вовлеченности человека в жизнь Церкви, и именно вовлеченности его сердца. То есть человек мог не пройти катехизацию в том смысле, что он не принял каких-то решений важных, он не включился в какую-то дисциплину, он не нашел своего места служения в Церкви, понимаете. То есть это человек, который пришел в Церковь и понял, что его пребывание в ней связано с какими-то знакомствами. Вот, допустим, я знаю священника такого — благочинный такой-то, а я знаю священника вот такого — он старец там, а я знаю такого. И люди думают, что вот это знакомство, это и есть церковность, понимаете, что оттого, что я его знаю. А бывает такая ситуация, что ко мне подходят, говорят: а я вот духовное чадо отца Александра Пермякова там, понимаете. А я смотрю на человека — я его не знаю. Я говорю: да вообще-то я отец Александр Пермяков. То есть люди-то знают нас. Одно дело, когда мы их знаем, другое дело... А второй вопрос: а Бог нас знает или нет? Помните слова из Священного Писания, как сказано, что некоторые будут говорить: Господи, не Твоим ли именем мы бесов изгоняли, не Твоим ли именем мы чудеса творили, а Господь скажет: отойдите от Меня, Я никогда не знал вас.

К. Лаврентьева:

— Делающие беззаконие.

Иерей Александр:

— Да, делающие беззаконие. Поэтому мало того, чтобы мы знали какого-то там протоиерея, какого-то архиерея, какого-то митрополита там или старца — это факультативные вещи на самом деле. А важно, знаем ли мы Бога и знает ли Бог нас, то есть какие у нас с Ним отношения. И ведь христианство — это ученичество, по большому счету, а ученичество связано с набором каких-то дисциплин. По латыни ученик — это discipulus, поэтому слово «дисциплина» здесь присутствует, да, в этом понятии. И вот, например, сказано в Писании, что кто не несет креста своего, не следует за Мной, тот не может быть Моим учеником. То есть несение креста, следование за Христом должно быть обязательно в жизни человека. А крест — это трудности, сложности и так далее. И вот человек, который отвыкает от этой идеи, он думает: христианство это некое такое вот...

К. Лаврентьева:

— Постоянная радость.

Иерей Александр:

— Постоянная какая-то развлекательная программа: я поеду в паломничество, я там оторвусь там, вот у нас сейчас там привезли какую-то икону там, — то есть он живет в мире развлекательных программ, он живет для себя любимого. Хотя это выглядит как некий подвиг, он это все презентует как подвиг, но на самом деле, если честно, это просто развлекательная программа, и ему здесь хорошо, это не несение какого-то креста. То есть дают ему, говорят: ну а теперь неси крест. И вот тогда начинается ропот, и часто вот именно вот здесь как раз человек не готов к этому, он не понимает, что происходит, как же так? Начинает возмущаться, и да, может отойти от Бога, отойти от Церкви.

К. Лаврентьева:

— То есть в этом причина отхода от Церкви.

Иерей Александр:

— Ну это одна из самых распространенных причин: нежелание нести крест. Нежелание, неготовность пострадать за Христа. А значит, неспособность и разделить Его опыт. Потому что, знаете, одна из очень важных идей Евангелия — это идея дружбы со Христом. Он же говорит: Я уже не называю вас рабами, Я называю вас друзьями. Вы друзья Мои, если делаете то, что Я говорю вам. А дружба со Христом — это, можно сказать, фронтовая дружба. Знаете, есть дружба, которая выстраивается вокруг совместного времяпрепровождения: люди вместе пьянствуют — они друзья. А со Христом по-другому. То есть мы с Ним дружим, я говорю, как на фронте — когда ты под обстрелами, когда ты кашу эту с грязью ешь там, да, когда ты то вместе с Ним идешь это поприще, вместе с Ним проходишь трудности. И тогда ты Его познаешь, ты постигаешь Его в уничижении, а потом постигаешь Его в славе. Вот так. И тогда ты получаешь этот опыт, настоящий опыт духовной жизни. Но очень важно, что в этом смирении и служении Христу обязательно должна быть радость. Вот часто бывает, что мы забываем вот этот момент. То есть как у птицы два крыла, также и у человека должно быть два крыла таких, на которых он летит — это смирение и радость. Вот одним крылом помашет — не взлетит, другим крылом помашет — тоже не взлетит. Если есть смирение, но нет радости, радость — это дар Духа Святого, то есть значит, нет действия Святого Духа. Смирение само по себе ценности не имеет. Потому что высшая ценность — рассуждение. Диавол же тоже требует себе смирения, можно быть смиренным и перед диаволом. А когда есть радость — значит, есть действие Святого Духа. Когда есть радость, но нет смирения — это прелесть. Поэтому нужно и то, и другое совмещать. Поэтому одна крайность — это вот такое, то есть человек все время радуется, у него развлекательные программы, а другая крайность — наоборот, то есть человек застревает в некоем таком в тупике мазохизма такого.

К. Лаврентьева:

— Мне сразу вспомнилась цитата из одного известного советского фильма: говорите, пожалуйста, помедленнее, я записываю. Подождите, отец Александр. Смотрите...

Иерей Александр:

— Хорошо.

К. Лаврентьева:

— Смирение без радости — это что, получается?

Иерей Александр:

— Смирение без радости — это...

К. Лаврентьева:

— Ну когда человек такой говорит: я смиряюсь, я смиряюсь, а сам весь в унынии, просто вот погрязший — вот это что тогда?

Иерей Александр:

— Ну наверное, это и есть уныние, да.

К. Лаврентьева:

— А радость без смирения — это прелесть. То есть если ты несешь крест, у тебя должно быть и смирение, и радость — это такие показатели того, что ты вроде бы на верном пути.

Иерей Александр:

— Ну Евангелие — это радостная весть, то есть все-таки надо не забывать об этом. Если мы живем по Евангелию, значит, мы живем с радостью, с радостной вестью. Поэтому, знаете, мы можем как угодно себя заставлять мучиться и так далее. Вот я вам приведу такой пример: представьте себе, что человек какой-то, вот он живет в пустыне и ему хочется пить, а вот есть рядом источник с грязной водой. И ты ему как угодно говори, что не надо пить эту грязную воду, он будет ее пить, потому что он пить хочет. Вот то же самое и радостью. Если у человека нет радости, ну вот если его лишить радости, он все равно будет искать какие-то другие источники радости, даже грязную воду готов будет пить, понимаете. Поэтому нам надо давать человеку чистую воду радости, то есть связанную с нашей дружбой во Христе. Надо научиться дружить. Это то, что я понял за 20 лет моего священства, понимаете, что очень важно в Церкви научиться дружить — по-настоящему, искренне.

К. Лаврентьева:

— С Богом.

Иерей Александр:

— Друг с другом и с Богом. Мы, бывает, пытаемся дружить с Богом так, чтобы друг с другом только не дружить, и как бы не пересекаться и не соприкасаться, то есть у нас такой, знаете, полный карантин друг от друга. Ну и поэтому на самом деле нет этой глубины. А оказывается, эта дружба с Богом, она как-то связана с тем, что мы дружим друг с другом — то есть мы, развиваясь в отношениях друг с другом, мы начинаем развиваться в отношениях с Богом. Не помню, кто этот пример привел, с треугольником, помните, наверное, да? Что если в центре на высоте там треугольника представим себе Бога, да, то есть люди на других углах находятся, то двигаясь к Богу, они приближаются друг к другу.

К. Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Напоминаю вам, что у нас в гостях сегодня священник Александр Пермяков, клирик Екатерининского монастыря города Калининграда. Меня зовут Кира Лаврентьева. Отец Александр, а как вы священником стали, как вы поняли, что это ваш путь?

Иерей Александр:

— Я когда пришел в православие, я пришел как активист такой, и мне начали люди говорить, что тебе надо быть священником. А первый вообще, кто мне об этом сказал, это был отец Николай Головкин, сейчас он уже архимандрит Нектарий, служит в Александро-Невской лавре города Санкт-Петербурга. И я к нему пришел — это был мой первый, так сказать, такой вот, первое общение со священником, с таким покаянным чувством и с желанием быть православным. И уже тогда он мне сказал: ты будешь священником. Он мне предсказал как бы это, да, то есть я был очень удивлен. Потому что сам я даже представить себе не мог, что я буду там священником, служить у алтаря и так далее. Это все для меня казалось ну бесконечно далеко. А потом — да, то есть разные обстоятельства, разные люди, разные встречи и каждый раз, с кем ни пообщаюсь, мне говорят: а что ты не хочешь в семинарию? И я говорю: ну хорошо, давайте поеду. И очень большую роль сыграла моя теща. Она в какой-то момент, видя, что я не сильно стремлюсь к этому, я стесняюсь, так сказать, этой мысли, что я буду священником, она — ну тогда еще была будущая теща, скажем так, тогда я еще не был женат, вот она некоторое, скажем так, давление на меня оказала, сделав так, что уже не было пути к отступлению.

К. Лаврентьева:

— Вот это теща.

Иерей Александр:

— И я уже под давлением будущей тещи, да, поступил в семинарию.

К. Лаврентьева:

— Мировая теща.

Иерей Александр:

— Да, она у меня вообще замечательная. И я просто очень благодарен ей. Потому что вот если бы не она, может быть, я бы до сих пор бы еще думал, можно мне в семинарии учиться и стать священником или нет.

К. Лаврентьева:

— Интересно.

Иерей Александр:

— Ну потому что, знаете, для меня священники были людьми, как бы небожителями такими — то есть я, конечно, их очень сильно идеализировал там и так далее. И я не мог себе представить, что вот я такой, как бы со своими грехами там, да, со своим бэкграундом протестантским буду священником. И ну я не выбирал, скажем так, то есть меня сподвигли. А потом я уже, когда пришел в эту, я опять-таки испытал эту радость, о которой мы говорили, я подумал, что, наверное, это мое, мне здесь хорошо.

К. Лаврентьева:

— Вот так.

Иерей Александр:

— Да.

К. Лаврентьева:

— А какие были ощущения вот от первых месяцев служения?

Иерей Александр:

— Интересно, что меня рукополагал в диаконы и священники тогда митрополит Кирилл, нынешней Патриарх.

К. Лаврентьева:

— Да, митрополит Смоленский тогда еще.

Иерей Александр:

— Да, Смоленский. И несколько раз переносилась моя, так сказать, дата моего рукоположения переносилась. И на четвертый раз все-таки согласовали дату — это была дата, день Петра и Павла. Рукополагали меня в день Петра и Павла, в храме Петра и Павла города Смоленска, в диаконы рукополагали. А в священники — на день Успения Пресвятой Богородицы. То есть я оба эти дня очень почитаю, так удивительно получилось, что меня рукопожили тогда, вот в те дни, которые для меня очень значимы.

К. Лаврентьева:

— Летняя Пасха.

Иерей Александр:

— Да. И вот когда я стал диаконом, вот я даже сейчас вижу, что я плакал, помню, в день рукоположения, но я ничего не соображал — меня куда-то там водили, что-то мне давали там, что-то говорили, — вот я просто как в тумане, что-то такое было. И меня как-то так сильно очень накрыло, и на протяжении двух недель я был в этом тумане, то есть я был просто, ну был вот как один на горе, вот перед Богом, все. Потом потихоньку приходило какое-то осмысление, какие-то были встречи, общение. Меня очень с большой любовью приняли священники Успенского кафедрального собора города Смоленска. Вообще, кстати, могу сказать, что в моей жизни не было плохих священников, то есть куда бы я ни приходил, меня всегда принимали с любовью. То есть и любые священники, и любые архиереи, я был поражен тем, что с какой любовью меня принимают и обо мне заботятся и так далее. То есть я со многими до сих пор дружу, со многими переписываюсь, общаюсь и так далее. Ну поэтому доброта и любовь, она согревает сердце и потом становится источником отдавания или, как сказать, то есть есть желание это дальше отдавать.

К. Лаврентьева:

— А есть такая усталость, бывает?

Иерей Александр:

— Ну конечно, бывает. Конечно. Знаете, у священников часто бывает, у всех, наверное, в какой-то момент наступает период, когда твои постоянно сменяющиеся богослужения, вот это все превращается в какую-то рутину. Ну у меня — уже 20 лет я служу, — это тоже такой момент есть. Но когда я чувствую, что моя жизнь превращается в рутину, я иду к собратьям, я иду к людям, которых я очень уважаю. Среди них есть такие люди миряне, с кем я общаюсь, просто по-доброму, по-хорошему, делюсь своими какими-то ощущениями. Это время обновления своих отношений с Богом. Бог так делает, чтобы человек не застревал как бы в этой теплохладности, не останавливался на месте, то есть нужны такие кризисы на самом деле. И здесь нужна очень помощь друзей —братьев, сестер во Христе. Поэтому, если у вас есть у кого-то вот из ваших близких есть такое состояние, да, или у вас самих — вот вы чувствуете, что вам чего-то не хватает в Церкви, вы чем-то недовольны, вы, может, собой недовольны или дух уныния вас поглощает — идите к тем, вот кому вы доверяете. Вообще нам надо научиться дружить. Просто вот самый лучший совет, который могу дать: научитесь после воскресной литургии не кушать в одиночку, просто вот собираться...

К. Лаврентьева:

— Агапе. Трапеза любви.

Иерей Александр:

— Да, собираться за столом. Трапеза любви. Да, организовывать такое — не формально, не для отчета, не для чего, просто для себя и для своих друзей. И отдавать себя там, то есть спросить: как у тебя дела, какие у тебя есть трудности, да, чем я могу тебе помочь там, да? И своими проблемами поделиться: а у меня такая проблема, я вот сейчас там не чувствую Бога, я не чувствую Его присутствия, я не знаю, что делать, помогите мне.

К. Лаврентьева:

— Ну это некая общинность такая.

Иерей Александр:

— Ну она вот так и выстраивается на самом деле, то есть она, понимаете, вот общинность настоящая. Сейчас многие говорят: община, почему нет общин? Потому что общину нельзя построить сверху. Бесполезно строить общину приказами, бесполезно указами и конференциями, не построишь никакую общину. Община может быть построена только снизу, за счет инициативы. И здесь нужно понять, что если тебе это не надо — ну значит, тогда и не делай. Но если тебе это нужно — значит, делай. Делай сам. Не надо смотреть: а что он? Что на другого смотришь, сам возьми, собери людей у себя дома, чайник согрей там, печенье купи там и Евангелие почитай.

К. Лаврентьева:

— Я немножко знакома с таким типом взаимодействия. Вы знаете, отец Александр, мне кажется, в этом есть тоже некая какая-то игра, некая театральность. Ну вот ты поделился своими переживаниями, все тебе посочувствовали. А потом ты пошел в семью — наорал на детей, огрызнулся на мужа. И, получается, что тебя два: один — ты такой весь благочестивый, с духовными проблемами, а другой — ты просто хам.

Иерей Александр:

— Ну по этому поводу есть книга Эрика Берна, называется «Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры». Дело в том, что такая игра является как бы нашей, архетипом нашей психологии человеческой — то есть это не что-то такое, связанное именно с Церковью, то есть мы все играем в какие-то игры. И задача человека в Церкви, может быть, не сразу, но постепенно уйти от игры, прийти к жизни. Ну, может быть, есть смысл, хорошо, пригласи свою семью. Почему ты собираешься с прихожанами отдельно, а семьи твоей там нет. Собери семью, жену, детей, а потом, когда они там посидят и увидят вот это счастье, радость, которая есть в общении, да, и они не заходят уже с тобой конфронтировать, и тебе не захочется на них орать. А, конечно, игра возникает, когда ты отделяешься от семьи, то есть ты отдельно с ними собираешься...

К. Лаврентьева:

— Ты такой весь благочестивый, такой красивый.

Иерей Александр:

— Да, не мешайте мне быть благочестивым, пожалуйста. Я очень хочу вот, чтобы произвести впечатление, чтобы все поняли, какой я благочестивый, и буду примером всем. А вы мне мешаете, понимаете.

К. Лаврентьева:

— Ой, отец Александр, вы очень важные слова сказали. Вы сказали, по сути, о том, что человек, который находится в Церкви, в идеале должен прийти к себе самому — то есть он, получается, должен стать максимально естественным с собой, с Богом и с людьми. Мы ведь даже перед собой играем некую роль. И вот мне кажется, если играть вот так в веру —это не мне кажется, это мне один очень духовный человек сказал, он говорит: когда играешь в веру, ты прекращаешь понимать, когда ты играешь, когда ты не играешь, и потом вообще ее теряешь.

Иерей Александр:

— Ну да, дело в том, что игра обладает таким свойством — заканчиваться, понимаете. А жизнь, она продолжается.

К. Лаврентьева:

— И ты остаешься у разбитого корыта.

Иерей Александр:

— То есть когда ты играешь во что-то, то для игры нужны ресурсы игровые. Они заканчиваются — хоп, и все разваливается, и ничего не остается. А когда у человека есть жизнь, вот чем жизнь отличается от игры — тем, что жизнь, она все равно продолжается, даже когда ресурсы заканчиваются. Это раз. Во-вторых, знаете, никто не хочет играть в такую игру, где просто есть боль. То есть вот в жизни есть боль, а в игре есть имитация боли, то есть мы изображаем боль, но ее там не должно быть на самом деле, в игре. То есть мы всегда стараемся ее всячески как бы из своей жизни изгонять. А в реальной жизни ты берешь боль другого человека на себя, можешь взять, например, да, и так далее — то есть это уже не игра на самом деле. То есть жизнь связана с жертвой, настоящая жизнь. А игра связана с разными формами имитации — имитация жертвы, имитация радости, имитация дружбы и так далее. У игры есть своя ценность, не надо отметать ее значение, то есть мы все проходим период взросления через игру. Вот вы, наверное, обратили внимание, что дети, они говорят про родителей, что родители друзья, если родители играют с детьми. Вот игра является тем триггером, по которому дети определяют, что родители — это друзья. Если, например, нет игры, то есть папа не играет с детьми, он не может быть другом, дети не воспринимают его как друга, вот и все. Они могут воспринимать его как какого-то авторитетного человека и так далее. То есть очень важно, чтобы ты играл с детьми. И вот в плане духовного нашего возрастания, воцерковления, видимо, тоже должна быть игра. Ну мы же говорим: духовные младенцы, духовный рост и так далее. То есть должен быть какой-то период игры. Но он не должен, человек не должен застревать в этом. То есть он прошел этот период, сформировался, стал самостоятельным, началась жизнь, вот и все. Когда человек умеет принимать свои решения, когда он несет ответственность за свои поступки и так далее. То есть когда он не ищет каждый раз, чтобы включить утюг благословения старцев, понимаете: «Батюшка, благословите меня взять благословение на то, чтобы благословиться утюг включить».

К. Лаврентьева:

— Ну это тоже перекладывание ответственности.

Иерей Александр:

— Это как раз говорит о том, что человек не повзрослел и не хочет взрослеть, часто бывает. И здесь большую роль играют сами священники на самом деле. То есть одна категория священников, они вообще дистанцируются, они говорят: нет, все, мы в этом вообще не участвуем — то есть, условно говоря, они не хотят играть. А по-другому ты не вырастишь духовных чад, то есть тебе придется играть, участвовать в каких-то игровых таких отношениях. А другие, они застревают в этой игре, понимаете. Они играют бесконечно вот в старцев, играют в какую-то прозорливость, еще что-то там. И когда уже потом им говорят: слушай, ну все, игра закончилась, ты что? А он уже не может, он как Гамлет, актер, который играл Гамлета всю жизнь, он уже не может выйти из роли, понимаете, он уже Гамлет, все, он уже старец для себя самого. И это боль, конечно, на самом деле и для людей, и для него самого. То есть жизнь, она другая. Поэтому единственное, что здесь хочу сказать, что игра должна называться игрой, то есть ну чтобы все было по-честному. То есть когда мы собираемся вместе, общаемся, чаепитие и так далее, я всегда говорю: друзья, это не литургия, это игра, это просто наше общение, вот дружим мы, это, это. Но это не компенсирует отсутствие на богослужении, это не является заменой нашего покаяния, исповеди и так далее.

К. Лаврентьева:

— Отец Александр, а как тогда закончить играть и начать жизнь? Священнику, мирянину, кому угодно.

Иерей Александр:

— Ну Господь предлагает человеку боль, трудность какую-то, какое-то послушание такое, которое нельзя сыграть, вот и все. Просто к этому надо быть заранее готовым, что однажды ты получишь такое, что однажды для тебя закончится период игры и начнется трудная жизнь. Да там подвиг, шахтерский там или какой-то боевой, или еще какой-то, учительский подвиг — то есть там, где места не будет для игры, а будет место для упорного, тяжелого труда. Иногда Господь дает отдохновение, там где-то можешь опять немножко поиграть чуть-чуть, но главное, чтобы это не становилось нашей...

К. Лаврентьева:

— Жизнью.

Иерей Александр:

— Жизнью, да. То есть это как раз вот больше похоже на протестантизм, понимаете. Поэтому, когда мне говорят: ну вот, эти православные, которые собираются там на чаепитие, они там тусуются. Я говорю: конечно, тусуются, а что вы хотите? Чтобы они не тусовались? Ну давайте не будем тусоваться, и что? Но они же в храм ходят? Ходят. Они на исповедь ходят? Ходят. Они же причащаются? Причащаются. Они Евангелие читают? Да. Молятся? Да. У них есть радость? Так порадоваться надо за них. Ну пускай они тусуются. Если такова цена их радости и их дружбы и так далее. Да пускай они чего хотят делают.

К. Лаврентьева:

— Огромное спасибо за этот разговор. Мне, конечно, не хватило времени, и это добрый знак. И я наш сегодняшний разговор разбила бы на цитаты с удовольствием. Дорогие радиослушатели, в этом часе с нами был священник Александр Пермяков, клирик Екатерининского монастыря города Калининграда. Меня зовут Кира Лаврентьева. Еще раз спасибо, отец Александр, искреннее, большое, настоящее спасибо вам за этот разговор.

Иерей Александр:

— Вам спасибо за хорошие вопросы.

К. Лаврентьева:

— Всего вам доброго. Дорогие радиослушатели, будьте с нами.

Иерей Александр:

— Всего хорошего.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Религиозная философия К.Н. Леонтьева». Юрий Пущаев
• «Вера и дело». Мирослава Сергеенко
• «Религиозная философия В.С. Соловьева». Алексей Козырев