Поделиться
У нас в гостях был клирик храма великомученика Георгия на Поклонной Горе в Москве священник Дионисий Лукин.
Наш гость рассказал о своем удивительном пути к вере и священническому служению.
Ведущая: Кира Лаврентьева.
К. Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА.
Здравствуйте, дорогие радиослушатели!
Меня зовут Кира Лаврентьева. И, как всегда в это время, по вторникам, мы говорим о пути к священству наших гостей. И, честно говоря, для меня это всегда разговор очень волнительный. Потому, что... ну, во-первых, я — женщина, и священство для меня, в принципе, недоступно, и говорить об этом... как-то так... спустя рукава — всегда очень страшно. И, поэтому, мы всегда очень волнуемся перед этим эфиром, и, если честно, я с волнением и радостью хочу вам сказать, что в нашей студии сегодня — священник Дионисий Лукин, клирик храма великомученика Георгия Победоносца на Поклонной горе.
Здравствуйте, отец Дионисий!
О. Дионисий:
— Христос Воскресе!
К. Лаврентьева:
— Воистину Воскресе!
И... вот, мы с Вами здесь собрались поговорить о Вас, отец Дионисий. И, в первую очередь, конечно, всегда хочется понять — а как мужчина, который рождается, растёт в какой-то семье, в какой-то среде, учится в школе, думает о чём-то, мечтает... наверное, у него есть какие-то представления о собственной жизни... в какой момент происходит с ним та разительная перемена, когда мальчик, юноша, мужчина понимает, что... в общем-то... единственное горячее желание его сердца — это предстоять пред Престолом, быть священнослужителем, быть пастырем Божьим.
О. Дионисий:
— Я, в своей жизни, до 23 лет, когда я Крестился... я... даже мне в голову такого не могло прийти!
К. Лаврентьева:
— Это интересный поворот...
О. Дионисий:
— Ни за что, и никогда! Даже в двадцать... вот... в ноябре — День рождения... вот, значит... 2 апреля я Крестился... вот, даже где-нибудь зимой 1997 года — мне даже в голову не могло прийти, что я буду православным верующим человеком. Я был далёк от Церкви — абсолютно. И мнение моё о Церкви было совершенно... тогда ещё Интернета не было... ну, так, широко распространено... тогда было бы ещё хуже. Вот, такое, типичное.
К. Лаврентьева:
— Коммунистическое.
О. Дионисий:
— Нет... ну, не коммунистическое...
К. Лаврентьева:
— Бабушки, скукотища...
О. Дионисий:
— Да... попы... и так далее. Вот... скукотища... да, всё верно. Скажем так. Но это — лучше тогда начать предысторию, чтобы уже... про Крещение... да?
К. Лаврентьева:
— Да, давайте, давайте, конечно...
О. Дионисий:
— Значит, было нас трое приятелей — Андрей, мой сосед, Кирилл и я. Вот, как-то так... Андрей с Кириллом — они больше общались, я — в меньшей степени. И... нельзя сказать, что это была дружба... это было... такое... приятельство. И, среди нас, лидером был, как раз, Андрей. Он... они считали, что они музыканты, я считал, что я — художник. Они какую-то группу даже создали — называлась она «Крейзи скаутс» ( «Сумасшедшие скауты» ).
К. Лаврентьева:
— Отчаянное название!
О. Дионисий:
— Вот... на Горбушке... у ДК Горбунова — там много было групп. Оттуда вышли «Тараканы» — вот, такая группа есть современная... раньше назывались «Четыре таракана»... «Наив»... это, вот, всё оттуда.
К. Лаврентьева:
— Так...
О. Дионисий:
— Вот. И, вот, там же играли много ещё других групп всяких разных, и вот, в частности, «Крейзи скаутс» тоже. Ну, и я... как-то так, вот... был «сбоку припёка», как-то их касался.
И, вот... ну, поскольку мы с Андреем были соседями — прямо по лестничной клетке, то влияние у него было большое на меня. Потому, что он был, такой, харизматичный лидер, сам по себе. Как, вот... то есть, когда в компании спрашивают: «А, вот, поедем — туда-то?» — а, вот, Андрей: «Поедем!»... то есть, если он говорит, что «поедем», значит, все едут.
Вот... и, значит, жили мы, жили... а потом — Кирилл погиб.
К. Лаврентьева:
— Ничего себе...
О. Дионисий:
— Да. Он хотел пошутить... они так уже делали неоднократно... он, на каком-то Дне рождения... видимо, был подвыпимши... полез из окна на балкон... хотел с балкона постучать — народ напугать. Зимой. И с шестого этажа — упал.
После этого, Андрюха пропал на пару месяцев. Я тогда в банке работал, и мне как-то было... в общем... небо с овчинку — потому, что очень большая занятость, и, в общем... ну, пропал он, и пропал на пару месяцев. Потом объявился, и... значит... я тогда курил... я ему, периодически, позванивал... дома его не было.
А тут звоню — и он подходит. Я говорю: «Пойдём, покурим». А он говорит: «Я не курю». Думаю: «Ну, ладно...» — «Но, всё равно, пойдём!» И, вот, мы с ним вышли, и он мне объявляет: «Я — православный христианин теперь».
Если сказать, что я удивился — это ничего не сказать. У меня челюсть отпала...
К. Лаврентьева:
— То есть, он пропал на два месяца после смерти вашего товарища...
О. Дионисий:
— Да...
К. Лаврентьева:
— ... и, в общем, вернулся христианином.
О. Дионисий:
— Да. Что-то у него в жизни произошло — я даже не знаю...
Вот... и мы с ним начали спорить. Потому, что я же понял, что надо парня спасать! Надо его — вытаскивать! Потому, что можно же... ну... если хочешь сойти с ума, это можно сделать культурно... там... как-то... красиво! Можно, там... в буддизм пойти... но к бабкам же и попам!
К. Лаврентьева:
— Уехать медитировать на Бали...
О. Дионисий:
— Да, да, да... что-нибудь такое...
Вот. И... в конце концов, он меня уговорил. И я пошёл креститься.
Я крестился... тоже было, так, интересно...
Непосредственно перед... вообще, человеку, который пришёл в храм... я до сих пор помню... ему переступить порог храма — очень сложно. Очень сложно!
Я крестился в храме Иоанна Предтечи на Пресне, крестил меня отец Борис Михайлов. И я туда явился с таким, вот, коротким ёжиком, и с двумя огромными синяками под глазами. Потому, что до того, как мне креститься, мне, во-первых, нос сломали — потому, что я в чужом районе неправильно ответил на поставленный мне вопрос, как это часто бывает... бывало... слава Богу, сейчас не так... не в той же степени. А потом, значит... я ещё когда шёл креститься, меня по дороге укусила собака, которая меня знала сто лет! Вот... дьявол — он всё, прям... ставил мне препоны...
К. Лаврентьева:
— Да, да...
О. Дионисий:
— Да... скотч-терьер, по имени Клинтон. Вот, он меня тяпнул за ногу.
Всё-таки, я пришёл, я крестился. Дал денег — за Крестины заплатил, сижу. И тётенька за свечным ящиком видит, что — молодой, необстрелянный, надо его воцерковлять. И она мне дала книжку. И книжка называлась... ну, что-то о покаянии, там... подготовка к исповеди... и там был список грехов. И я начал читать — пока батюшка панихиду служил.
Я читал, и понимал, что... мне здесь абсолютно не место. И, вот, я впервые почувствовал, что такое — невидимая брань. Когда мне, выражаясь моим тем языком, начало рвать башню. Потому, что у меня такая буря помыслов была!... И я уже был готов уйти, но мне было как-то неудобно подойти и сказать: «Верните мои деньги — я пошёл отсюда...»
Потом, в конце концов, всё-таки, как-то... так, вот... я уже собирался уйти, но тут — батюшка пришёл. «Креститься?» — «Креститься». И, вот, я крестился — с коротким ёжиком и с двумя фонарями под обоими глазами. Потому, что когда человеку нос ломают... в принципе... вот, такие, вот, два фонаря.
А батюшка, когда нас покрестил — а нас было двое — я и ещё женщина — он сказал: «Вот, сейчас идёт Великий пост, и надо во всём покаяться, свои грехи все вспомнить...» — так... голову склоняет в сторону этой тётеньки, и говорит: «Вот, если кого осуждал... если, там, сплетни... если, может быть, какие-то измены были супружеские...» — потом, в мою сторону склоняет голову, и говорит: «Ну... если кого-то убил...» — потому, что я стою, такой... перед ним.
Я, когда вышел из церкви, из храма, я почувствовал, что если я сейчас развяжу... ботинки сниму... то я взлечу! Вот, у меня было такое чувство. Меня Господь принял сразу.
Вообще, если брать каноны... то у меня не было — ни веры, ни покаяния, когда я крестился. А креститься можно, если у тебя есть вера и покаяние. Но Господь, как-то, вот, нашёл меня. Он меня — подхватил. Я думаю, это было потому, что я, действительно, хотел понять, зачем я живу. Я очень это чётко понимал, с самого детства — что я живу не для того, чтобы ходить на работу и получать зарплату. В смысле — не только для этого. Понятно, что это нормально — человек ходит... там... работает... всё... но... что-то должно быть другое, что есть гораздо выше.
И тут я получил ответ на свои вопросы как-то сразу. Я очень быстро стал воцерковляться. Я, прям, сразу набросился... а Андрей, поскольку он на три месяца раньше меня крестился, он взял на себя обязанности наставника. Он снабдил меня всякими книжками... книжки хорошие... это был святитель Феофан Затворник... «Авва Дорофей» — я сразу прочитал... «Невидимая брань» — я прочитал... «Что есть духовная жизни, и как на неё настроиться» — того же святителя Феофана... письма святителя Феофана... в общем... причём, это... вот... прямо, всё, очень... было так глубоко...
К. Лаврентьева:
— Всё — конкретно, глубоко, да...
О. Дионисий:
— Да... и у меня сразу... вот, мы сейчас, наконец-то, подошли к ответу на Ваш вопрос... у меня как-то сразу зафиксировалось то, что священство — это очень высоко. И это очень прекрасно. И это — самое прекрасное, что только может быть на свете. И я в этом убеждён до сих пор, и, я думаю, убеждён буду до конца своих дней — это самое прекрасное, что есть на свете. По крайней мере, для меня. Сто процентов.
Но я даже не думал, что я когда-нибудь стану священником, мне даже в голову такое... то есть, я... у меня были какие-то помыслы, но я их отсекал. Потому, что это... ну, как... какой из меня священник? И что я, вообще... и куда я, со свиным рылом, в калашный ряд?
Потом — я стал плотником. Уволился из банка, и стал плотником. Православные плотники мы были — АНО ( автономная некоммерческая организация ) «Русские начала». Мы занимались деревянным храмостроительством. Я никогда в жизни не брал в руки топора, никогда в жизни не занимался физической работой... вот, так, вот... с утра до вечера, но, вот... это было прекрасно!
Это было такое время — совершенно замечательное — несколько лет. Научился я работать. Очень это замечательное чувство, когда ты... вот... свободен в своём теле. Вот, ты можешь что-то — пойти, поднять, схватить, потащить... и мы, с утра до вечера, работали, а потом ещё — в футбол играли! Так было интересно! На всё хватало сил...
К. Лаврентьева:
— Отец Дионисий...
О. Дионисий:
— А... в сторону ушёл?
К. Лаврентьева:
— Нет, ни в какую не в сторону... всё очень интересно! Я доспросить просто хочу...
О. Дионисий:
— Да, да...
К. Лаврентьева:
— Вот, этот момент... вот, этот период жизни, когда человек крестится... принимает Крещение, становится православным, и, из совершенно, такой, недружественной Церкви среды, приходит в Церковь, и становится совершенно другим человеком. Ну, казалось бы, если это — от души, то он становится совершенно другим.
Но тут, как бы, по закону жанра... да... по законам духовной жизни, ясное дело, начинается брань.
О. Дионисий:
— Да.
К. Лаврентьева:
— И человека, естественно, начинают в разные стороны дёргать, пытаться вернуть обратно, внушить, может быть, какие-то гуманистические идеи, может быть, ещё что-то, ещё что-то... и человек, после первого запала, рискует от Церкви... ну, как-то, вот... и отойти. Был или у Вас такой период?
Почему — спрашиваю? Потому, что, мне кажется, это всегда актуально, и, я думаю, что найдутся радиослушатели, которые сейчас внимательно будут слушать ответ на мой вопрос.
О. Дионисий:
— Отход от Церкви?
К. Лаврентьева:
— Ну, вот, смотрите... Ты покрестился...
О. Дионисий:
— Я понимаю, да... я Вас понял...
К. Лаврентьева:
— ... ты — неофит, ты — горишь... а потом — всё меньше, меньше, меньше...
О. Дионисий:
— У меня было, как раз, наоборот. У меня было полное отсутствие Церкви в моей жизни — до 23 лет. А потом — я воцерковился. И теперь Церковь — это центр моей жизни. Так, что, тут я Вас разочарую — у меня такого периода не было.
К. Лаврентьева:
— То есть, возвращаться не хотелось никуда?
О. Дионисий:
— Я очень быстро потерял всех своих друзей прошлых... неверующих... зато обрёл очень много...
К. Лаврентьева:
— То есть, Вы припали к Источнику живой воды, и на этом... в общем... всё закончилось? Плохое.
О. Дионисий:
— Да. Я как-то... вот... у меня всё... да... вот, именно, так и...
К. Лаврентьева:
— Слава Богу...
К. Лаврентьева:
— Священник Дионисий Лукин, клирик храма великомученика Георгия Победоносца на Поклонной горе, проводит сегодня с нами этот светлый вечер.
Отец Дионисий, рассказывайте дальше! Вот, про плотничество очень интересно...
О. Дионисий:
— Да...
К. Лаврентьева:
— Вы, такую, сразу христианскую специальность обрели!
О. Дионисий:
— Да. Ну, кстати сказать, надо отдать должное — это тоже с подачи Андрея. Потому, что я... завис, конечно, после того, как воцерковился. И я начал бегать — всех воцерковлять пытаться. Потому, что у меня было такое ощущение, что я ем в ресторане бесплатном, а кругом — народ питается на помойке! И я всё пытался всех притащить... а народ, понятное дело, от меня шугался.
Все решили, что я сошёл с ума. Родители мои бедные — тоже решили, что я сошёл с ума. Особенно, когда я объявил, что я буду поститься. Дело в том, что у меня родители — повара. И у нас — если уж супчик, то в нём, обязательно, должен плавать чей-то трупчик. И... как это так... если ребёнок будет поститься, и не будет ничего есть? Он же просто помрёт!
И друзья тоже... вот, как-то сразу я пытался всех... у меня были тоже друзья — мои близкие друзья... и, в общем, стало ясно, что у нас с ними совершенно разный язык.
И, вот, у меня остался, фактически, из старой моей жизни, только Андрюха. Ну, и ещё — супруга его Настя.
Однажды он мне позвонил, и сказал — есть такое, вот, предложение. И... это были курсы сначала, а потом уже я стал непосредственно работать.
Интересно, что Господь нас собрал там... мы были, практически, все одного какого-то духовного возраста — недавно либо крестившиеся, либо воцерковившиеся, и у всех было похожее прошлое — какое-то такое... полуприпанкованное, простите меня за такое выражение...
К. Лаврентьева:
— Ну, и время такое было...
О. Дионисий:
— Да, время такое было.
Вот... и, как-то так, мы на одной волне все были, и было очень здорово. Было очень дружно, и даже деньги особо не играли роли — ну, потому, что мы были не женаты... по крайней мере, я. У меня было всё попроще. А денег там было маловато, конечно. И — мы работали.
Потом в моей жизни произошло одно событие, о котором я говорить не могу... и, после этого, я выбрал путь. То есть, я... как сказать...
К. Лаврентьева:
— Ну... священнический путь.
О. Дионисий:
— Да. Стало ясно, что я должен идти в Алтарь.
И я оказался в Алтаре — сначала на Поклонной горе, потом в храме Архангела Михаила близ Кутузовской избы — это за Бородинской панорамой, наш приписной храм второй. В оба храма стал ходить, помогать за Богослужением, и, в конце концов, с 2001 года — я уже официально был зачислен в штат. Оттуда я уволился. Конечно, мне и в голову не могло прийти, что я когда-нибудь буду алтарником — даже, когда я уже воцерковился. Я считал, что алтарники — это ангелы, а я — не ангел. Я на них на всех смотрел — на пономарей, вот... думаю... вот... «коснуться края риз»... Господь как-то сохранил мой помысл чистым, и это, конечно, была моя мечта заветная. И, когда появилась такая возможность, я стал помогать в Алтаре.
Потом уже благословился и поступил в университет Свято-Тихоновский ( тогда он ещё институт был ), закончил его, отучился, и потом у меня настал... такой... провал. Потому, что матушка моя уже была беременна вторым ребёнком, а я — очень сильно прокололся.
Однажды у меня была очень важная, как мне казалось, духовная причина, по которой я взял — и ушёл с дежурства в храме. Я подумал, что Господь как-то со мной поступит... как мне хотелось — войдёт со мной... в такой... прости, Господи... сговор, и пойдёт со мной на должностное преступление. Господь — не пошёл. И — приехал отец настоятель. И, когда я вернулся, он был там, и меня спросил внимательно — а что, собственно говоря, произошло?
Я, вместо того, чтобы покаяться, упёрся рогом, и стал говорить о том, что у меня были великие духовные причины. И, понятно, что после этого отец Серафим, наш настоятель, мне сказал: «Я не могу на тебя опереться», — совершенно верно! И я... так... завис. Оно сказал: «Можешь... я тебя не буду рукополагать. Я не могу... потому, что человек меня подведёт».
Я тогда... я боюсь перепутать немножко время... но, по-моему, именно тогда... я поехал в Оптину к отцу Илию. Потому, что я думал перейти в другой храм, и хотел получить от него ответ на этот вопрос.
Ну, вот, кстати сказать, я знаю точно, как это можно сделать — могу рекомендацию дать, ну, прям, рецепт. В Православии рецептов нет, да, точных, но вот — я знаю рецепт, как получить ответ от святого человека, действительно, о воле Божией.
Я месяц, или полтора, каждый день, после вечернего правила, клал три земных поклона, и просил: «Господи, открой мне волю Твою через раба Твоего схиархимандрита Илия». И, после этого, я поехал.
Я выхожу... там... смотрю — там народ, батюшка выходит... вокруг него — народа! Я понял, что я к нему просто не пробьюсь. Но у меня был друг, мой однокурсник, сейчас отец Александр Сухоруков, и у него там был знакомый монах, в Оптине, который попросил батюшку, и меня пропустили на территорию братских корпусов.
Я подошёл к отцу Илию, и говорю: «Батюшка, вот, такое дело...» — изложил ему. Он спросил, как зовут настоятеля, и как меня зовут... и потом... вот, я вижу, что отец Илий... вот, тело его здесь, а сам он — отошёл куда-то... так, вот... назад, и куда-то в глубину... это было очень чётко видно. Вот, прям, чётко совершенно чувствовалось.
И потом он оттуда вышел, и сказал: «Оставайся на месте». И благословил меня. И, вот, когда он на мои сложенные под благословение ладони руку свою положил... я, прям, почувствовал, что это мне пришла печать из Небесной канцелярии... прям, чётко.
И я остался на месте...
К. Лаврентьева:
— На месте... в смысле?
О. Дионисий:
— В смысле — да, не стал никуда переходить. Хотя, вот... отец Серафим мне сказал, что... «нечего тебе здесь ловить».
Прошло ещё какое-то время. Я, честно говоря, опять засомневался... вот... слабость человеческая. Потому, что всё — никак не разрешается, не разрешается... Ты ж думаешь, что... тебя ж благословили, всё будет сейчас, прям, сразу... а оно — не сразу.
И я опять уже... только отцу Илию пришлось мне передать записку — смог я передать записку, и келейник ответил, что отец Илий сказал: «Священство, только священство». Потому, что у меня уже были помыслы, что... вообще... уходить из храма, и... я уж так подумывал, что пойду я, наверное... ну, может, на Горбушку — Горбушка рядом — пойду на Горбушку работать, там, компьютеры продавать, там... может, что-то такое делать...
К. Лаврентьева:
— Получается, Вы готовы были отказаться от мечты... сердечного Вашего горячего желания?
О. Дионисий:
— Ну, у меня уже двое детей было!
К. Лаврентьева:
— Их надо было кормить...
О. Дионисий:
— Да, и надо было кормить... Но, как только, вот, подумал о том, что надо переходить на другую работу, меня взяла такая чёрная тоска...
К. Лаврентьева:
— Да, да...
О. Дионисий:
— ... жуткая совершенно... вот... просто, прям... хоть плачь!
И, вскоре, действительно, отец Серафим меня сам позвал, и сказал: «Ну, вот, ты мне дай только слово, что таких вещей больше не будет. И, вообще, что ты... будешь действовать правильно... и советоваться... и, вообще...»
К. Лаврентьева:
— То есть, то, что Вы остались, для отца Серафима тоже сыграло определённую роль...
О. Дионисий:
— Не знаю... я у него не выспрашивал... не расспрашивал... но...
К. Лаврентьева:
— Похоже на то.
О. Дионисий:
— Возможно. В общем... так случилось, так сложилось, что — я остался, и Господь меня помиловал. Просто, нужно было подождать.
Вот, так... Рукоположили меня в дьяконы, а, четыре года спустя, в священники.
К. Лаврентьева:
— Что это был за период дьяконства?
О. Дионисий:
— Дьяконства?
К. Лаврентьева:
— Да.
О. Дионисий:
— Здоровский!
К. Лаврентьева:
— Вот, вот! Каждый гость отвечает совершенно по-разному! Расскажите, отец Дионисий...
Кто-то говорит, что... вообще, вот... не мог дождаться, когда священство уже будет — ну, когда же, когда же? Кто-то, наоборот, говорил: «Не хотел уходить из дьяконства... потому, что такое благодатное время, когда ты ещё не несёшь большой ответственности, а ты уже — священнослужитель... Господь тебя уже поцеловал...»
О. Дионисий:
— И то, и другое, в общем-то, правильно. Ну... где-то посередине. То есть, конечно, и хочется священства... безусловно, понимаешь, что это — ответственность очень большая, и страшно... но, в то же время, и, конечно, хочется двигаться дальше.
А дьяконом было очень здорово быть — действительно, очень хорошо. У меня не было ни одного, наверное, дня, когда бы я шёл на службу, и мне не хотелось идти.
Единственное... что ещё рассказать... просто, чтобы закончить историю.
Андрюха, мой сосед — он начал от Церкви отходить постепенно. И, в конце концов, отошёл.
К. Лаврентьева:
— Вот, хотела, как раз, про него спросить...
О. Дионисий:
— Да.
К. Лаврентьева:
— А сейчас — вы как-то поддерживаете какую-то связь?
О. Дионисий:
— Только молитвенную — он погиб.
К. Лаврентьева:
— О... ничего себе...
О. Дионисий:
— Да. Произошло это 6 мая, в наш престольный праздник, 2008 года. Я уже был дьяконом, шёл на службу... вообще, в этот день была Радоница.
Я смотрю... а Андрей тогда уже совсем отошёл от Церкви, а он уже...
К. Лаврентьева:
— 6 мая... как раз, вот — Георгия Победоносца!
О. Дионисий:
— Да.
К. Лаврентьева:
— Надо же...
О. Дионисий:
— И Андрей... он стал искать... как, вот... такая притча о семи бесах... помните? Что... когда бес выходит... по безводным местам ходит... ищет... а потом приводит семь бесов, злейших себя...
К. Лаврентьева:
— ... если дом выметен и убран.
О. Дионисий:
— Да. И, вот, как раз, с Андреем это именно и произошло. Он сердце своё пытался чем-то наполнить, и... я так понимаю, что дело дошло даже до наркотиков.
И... он очень любил... вот, так... свесившись из своего окна, что-то, там... кого-то звать... кричать...
К. Лаврентьева:
— Понятно, да...
О. Дионисий:
— И, как-то раз, утром... вернее, как раз, в тот день я шёл, и смотрю — кровь на асфальте... прям, вот, под окнами. Я подумал, что он опять с кем-то подрался — он часто дрался... мог, там, по ночам в двери стучать, звонить... ну, и так далее. Вот. И — оказалось потом, что он в этот день выпал из окна.
Думали даже сначала, что — самоубийство... вообще было страшно... но потом... в общем...
К. Лаврентьева:
— Случайность...
О. Дионисий:
— ... милиция установила, что это несчастный случай.
К. Лаврентьева:
— Но получается, что, такую, ключевую роль он сыграл в Вашем приходе к священству... ключевую...
О. Дионисий:
— Получается, так. Ну, не к священству — к крещению.
К. Лаврентьева:
— К Богу, к вере...
О. Дионисий:
— Дальше... да, первичное воцерковление, а дальше потом — уже наши пути разошлись. Я остался в Церкви, а он... вот... его занесло.
Часто такое бывает. Я не один такой случай знаю, что такая, вот, харизматическая личность... волевой такой человек... он, как метеор пролетает по небу... и... при этом, он в Церкви может потом не остаться.
Но, вот... он успел за это время не меня одного воцерковить. Он, во-первых, супругу свою воцерковил, во-вторых — ещё одного обратил человека, который у нас в бригаде был — Серёжа Афанасьев, он сейчас крепкий православный христианин, а до этого даже совершенно не помышлял... даже в голове не было... он пришёл просто работать. Тоже он — многодетный отец, до сих пор продолжает плотничать.
К. Лаврентьева:
— Отец Дионисий... вот, думаю сейчас над Вашими словами про сильную личность, которая, как комета, пролетает... А как Вы думаете, что нужно для того, чтобы человек вот такой — сильный, живой, с живым, ищущим сердцем, с подвижной, вот, такой... может быть, даже... с подвижным нервным устройством — не без этого... как быть, чтобы он остался дышать Церковью, как воздухом? Чтобы для него церковный воздух стал родным, а имя Божие всё время было внутри — и в сердце, и в мыслях... в жизни?
О. Дионисий:
— Ну, конечно, нужно не иметь тяжёлых пристрастий — потому, что он выпивал ещё до воцерковления. Потом он бросил, потом — снова стал пить.
Во-вторых, нужно дело. И то, что он... он работал так же, по специальности, продолжал работать... причём... поскольку нашей православной этой организации платили мало, он стал переходить по разным стройкам работать уже просто — это было просто ради того, чтобы прокормить семью, а ему это было совершенно неинтересно. Это было совершенно не его. Он думал всю жизнь, что он будет музыкантом, у него «Фендер» был — гитара — на секундочку... то есть, это всё было... серьёзно он этим занимался. А тут, значит... он понял, что дальше ему ничего не светит... то есть, он не получил образования.
Я думаю, что, во многом, здесь... влияние, просто, нашего мира дурного, когда человек... если он Церковь не знает с детства... и... так бы, он успел всё сделать — он бы успел получить образование, он бы успел заняться чем-то, что ему было интересно, может быть... а так — он искал... и... получилось то, что получилось. Но, вообще... в перспективе... такой... большой... вечности... всё-таки, он очень много сделал, за него очень много людей молятся — тех, которых он привёл к вере. Господь милосерд.
К. Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, дорогие радиослушатели!
У нас в гостях священник Дионисий Лукин, клирик храма великомученика Георгия Победоносца на Поклонной горе.
У микрофона — Кира Лаврентьева.
Мы вернёмся через несколько секунд.
К. Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на светлом радио вновь приветствует вас!
Здравствуйте, дорогие радиослушатели!
Напоминаю вам, что в этом часе с нами — священник Дионисий Лукин, клирик храма великомученика Георгия Победоносца на Поклонной горе.
С вами — Кира Лаврентьева.
Христос Воскресе!
О. Дионисий:
— Воистину Воскресе!
К. Лаврентьева:
— И мы продолжаем наш разговор.
На самом деле, разговор — очень живой, дорогие радиослушатели, очень искренний. Если вы присоединились к нам только сейчас, настоятельно рекомендую остаться с нами в этот светлый вечер.
Смотрите, отец Дионисий... Мы с Вами очень много важных тем сегодня подняли, и меня совершенно потрясло, когда Вы рассказали о том, что Вы пришли к отцу Илию за советом жизненно важным, и поворотным, в тот момент, для Вас, но, прежде, чем к нему прийти, Вы клали поклоны, чтобы Господь открыл отцу Илию волю Свою. И, ведь, это — очень важно.
С одной стороны, из Евангелия, мы знаем, Господь говорит нам: «Просите, и дастся вам». И так как-то мы привыкли, что можно просить, просить, и — даст Господь. Или — не даст Господь. Но ведь и святые отцы настоятельно рекомендуют к своей молитве всегда добавлять какой-то труд... ну, или дополнительную молитву. Я не знаю... что-то читать, или что-то дополнительно на себя взять.
Вот, как это для себя определять, чтобы это было по силам... в то же время, чтобы сохранилась грань — чтобы не было подвигов не по разуму... и... как бы... и совсем уж ничего тоже... знаете... не пустовало место без труда в душе. Как, вот, эту, вот, для себя грань возможного служения Богу, если хочется что-то у Него попросить, или хочется что-то понять для себя, что тебе дальше делать в жизни — как вот эту вот грань своей маленькой епитимьи, или своего маленького труда, определять для себя?
О. Дионисий:
— Нет, обязательно нужно, конечно, что-то делать. Просто так молиться — это не получится. Это — известно, это и Пахомий Великий... если мне память не изменяет, Ефрем Сирин сказал, что молитва без труда — выродок. Вот, прям, буквально, так. Так... с резкостью такой...
К. Лаврентьева:
— Жёстко, жёстко...
О. Дионисий:
— Да, действительно. Но как определить меру? Надо, чтоб было трудно, но чтобы не было... такой... досады и уныния от того, что ты делаешь. Вот, какой-то... вот, где-то та грань... это, конечно... надо иметь какой-то, небольшой хотя бы, опыт подвига, чтобы это понять...
К.Лаврентьева :
— Тут, всё-таки, лучше, наверное, со священником советоваться...
О. Дионисий:
— Посоветоваться, да... ну, с тем, который тебя хорошо знает. Наверное, так. И, где-то... это у каждого — своё. Но, вот, первый такой вот сигнальчик — это то, что начинается досада, и идёшь, как на Голгофу, молиться... вот, как-то, вот, так, вот...
Но — должно быть тяжело. То есть принуждение нужно обязательно. Вот... пойди, пойми... Преподобный Серафим даже говорил, что: «Мне приходится себя понуждать к тому, чтобы встать на молитву», — даже преподобный Серафим. Нас это должно утешить! Нас, грешных... потому, что...
К. Лаврентьева:
— Как говорят: молиться — это кровь проливать.
О. Дионисий:
— Ну... да. В то же время, да, какие-то труды обязательно должны быть.
Ну, как, вот... поутру помолился, поработал, помолился, поработал... ты почувствуешь, когда тебе нужно... устал от работы... перемена занятия... надо помолиться. Иногда нужно и ослабить натяжение — это... Антоний Великий шутил с братией, помните? Из Патерика такая история, что он шутил с братией, и один монах соблазнился. И тогда Антоний почувствовал это, и сказал: «Вот, возьми палку, согни её, ещё сгибай, ещё — она сломается. Вот, так же — и человек, может взять — и сломаться».
К. Лаврентьева:
— Да. Отец Дионисий...
О. Дионисий:
— Макарий Великий... пардон... прошу прощения... оговорился...
К. Лаврентьева:
— Да. Вот, мы говорим о молитве, да? И, ведь, действительно, читать книги, даже ходить на Богослужение, рассуждать о Христе и о христианстве — ну... это, объективно, легче. Ну, Богослужение — наверное, нет... не входит в этот перечень, конечно, это — самое основное для души христианской, но личная молитва — она так же важна. И, получается, что необходимость приучения себя к молитве, необходимость полюбить эту молитву — она стоит чуть ли не самым острым вопросом в духовной жизни христианина.
О. Дионисий:
— Да.
К. Лаврентьева:
— А как, вот, человеку, который пришёл в Церковь, без подвигов не по разуму, всё-таки, приучать себя к молитве?
С одной стороны, кажется, ведь — и трудно, и страшно, и сосредоточиться тяжело, и... как бы... есть опыт Иисусовой молитвы... но это тоже нельзя делать без духовного руководства... но делать, как бы, всё-таки, обязательно нужно — просто, у каждого своя мера.
То есть, это, вот, всё очень тонко, но, ведь, это крайне важно — об этом мало говорят... Но я, всё чаще и чаще, вижу и слышу от разных людей, особенно в наше сложное время, о необходимости углубления в себя, о необходимости углубления внутрь своей души, где ты встречаешься с Богом во время молитвы.
Вот... вот, этот труд — как он должен проходить, отец Дионисий, на Ваш взгляд? Особенно тогда — если вспомнить Вас, того, 23-летнего, когда Вы крестились — как это было всё у Вас тогда?
О. Дионисий:
— Нет... вообще, я не знал, как Богу угодить... я вообще не знал, что делать. И, вот, книжки, наставления...
Вообще, мне сразу вспомнилось то, что говорил отец Иоанн Кронштадтский. Однажды была встреча его, отца Иоанна, со священниками петербуржскими, и один батюшка задал очень простой вопрос: «Как Вы творите чудеса?...
К. Лаврентьева:
— Действительно...
О. Дионисий:
— ... Как у Вас это получается? Как Вы стали чудотворцем?» А он сказал: «Я просто живу церковной жизнью. То есть, я соблюдаю молитвенное правило, служу Литургию, стараюсь жить по-христиански, чту праздники, соблюдаю посты, и так далее». То есть, это просто наша жизнь. Наша церковная жизнь.
И, вот, как говорят монахи, что «келья тебя всему научит» — вот, то же самое — и здесь. То есть, нужно просто определённые рамки — такие, стандартные — взять. Наше правило утреннее и вечернее, причастие раз в две недели, по праздникам, и на какие-то личные праздники — там, именины, дни рождения, и — стараться жить по-христиански. И дальше — эта келья — она тебя всему научит. Вот, ты свои какие-то взял правила...
Потом уже, в этих правилах становится чуть попроще, ты начинаешь чувствовать, что ты можешь немножко их изменять — в большую или меньшую сторону.
Сначала люди берут очень большой подвиг на себя, и много молятся...
К. Лаврентьева:
— Тут обжечься ведь тоже можно... перенапрячься...
О. Дионисий:
— Можно обжечься... можно, вообще, даже с ума сойти... не с ума сойти... но бывали такие случаи, действительно...
К. Лаврентьева:
— Нервные расстройства, да... от перенапряжения...
О. Дионисий:
— Да. У меня одна барышня такая была — она была, как открытая рана вся, ей вообще невозможно было ничего сказать — она сразу начинала раздражаться — просто, потому, что она перемолилась. Очень сильный был подвиг такой... прям, вот: «Не надо мне ничего говорить! Ой, только не надо мне никакие епитимьи...» — а она там живёт уже в грехе... просто, потому, что человек перенапрягся... вовремя не подхватил... но это тоже от гордости. Вообще...
Вот, точно... вот, это — самое главное! Потому, что нужно — да, нужно просто понимать, что какие бы у тебя подвиги не были, ты — не богоугодник, ты... не равен святым, и, вообще... То есть, ты просто делаешь какое-то своё дело, стараешься делать, и... понимать, что это — просто почва. Ты готовишь почву, ты рыхлишь почву. А семя, и дождь, и возрастание — это уже, вот, от Господа.
К. Лаврентьева:
— Дело Божие.
О. Дионисий:
— Дело Божие, да. Ты должен делать... есть такая замечательная французская поговорка — до России от неё доехала только первая часть: «Делай, что должно, и будь, что будет». Вернее, вторая часть до нас доехала — «будь, что будет». А первая — «делай, что должно». И — «будь, что будет». Вот, это, собственно, оно и есть. И — постараться смирение, конечно, хранить... так, вот... не чувствовать себя великим подвижником. Тогда всё будет нормально.
К. Лаврентьева:
— Вот, по поводу гордыни, отец Дионисий...
О. Дионисий:
— Это не ко мне...
К. Лаврентьева:
— Святитель Василий Великий вот что о священстве говорит: «Да не надмевает тебя степень церковного чина, но более да смиряет, ибо преуспеяние души — преуспеяние в смирении, а лишения и бесчестия рождаются от высокомудрия. В какой мере будешь приближаться к высшим священным степеням, в такой мере смиряй себя, боясь примера сынов Аароновых.
Познание благочестия — познание смирения и кротости. Смирение — подражание Христу, а превозношение, вольномыслие и бесстыдство — подражание диаволу», — это он говорит о священстве.
Вот, это сложный момент, отец Дионисий... почему? Потому, что... ну, ты, ведь, всё равно, священнослужитель, ты, ведь, всё равно, благословляешь, ты... как бы, вершишь судьбы, в некоторой степени. Потому, что люди приходят к тебе за советами — иногда, прямо, крайне жизненно важными. И не факт, что ты найдёшь в себе силы сказать им что-то мудрое...
О. Дионисий:
— Да.
К. Лаврентьева:
— И, вот, тут-то важно, наверное, как-то... я, вот, не знаю... тут, наверное, важно как-то в сторону отступить, как Вы сказали про отца Илия, да?...
О. Дионисий:
— Не превозноситься?
К. Лаврентьева:
— ... и дать Богу действовать через тебя. Но это, ведь, очень всё сложно.
О. Дионисий:
— Надо помнить, откуда ты пришёл.
Вот, есть такая история — тоже из Патерика. Один монах — он всё время раздражался... если раздражался, то он сразу куда-то убегал... убегал к себе в келью. И братия просто думала, что он так вот бегает, чтобы, что называется, конфликт не поднимать.
А потом его спросили, что он делает. И он сказал: «У меня там, под кроватью, лежит рубище моё, в котором я пришёл в монастырь, будучи нищим — и меня сначала приняли в трудники, потом — в послушники, потом я стал иеромонахом. И, если я начинаю раздражаться, я бегу туда, достаю это рубище, и понимаю, откуда я вышел, откуда меня Господь вытащил, смиряюсь, и понимаю, что всё это... что я не имею права гневаться».
Я Вам скажу: я в этом рубище... я тоже в рубище... я первый раз в храм пришёл, когда его только построили — у меня храм виден из окна прям, в котором я сейчас служу. И я туда пришёл, первый раз... я Вам скажу, в каком я рубище пришёл. Я был в тишоте «х-files», с такой пятернёй, отпечатанной на спине, в драных джинсовых шортах и в ботинках на шнуровке «Dr. Martens» вишнёвого цвета без носков. И я, такой, зашёл... с серьгой в ухе... посмотрел... тётеньки на меня, так, тоже... так, вот... шарахнулись от меня, и ждали, когда я уйду поскорей... посмотрел, такой... ну, ладно... и пошёл домой. И я, вот, помню своё это рубище... периодически приходится, конечно, его вспоминать. Очень хороший рецепт.
К. Лаврентьева:
— То есть, получается... да, это очень важно. Так же, как говорят... если тебя несправедливо, на твой взгляд, обидели, ты, прежде, чем обижаться, вспомни разного рода свои грехи в прошлом, или в настоящем, и представь себе, что... ну... это, наверное, поделом тебе. Прилетело, просто, с другой стороны.
О. Дионисий:
— По крайней мере, только надо это успеть сделать. А если не успел, то уж — потом, задним числом, хотя бы, вспомнить, смириться... ну, да...
К. Лаврентьева:
— Смириться и простить.
О. Дионисий:
— Дай Бог нам всем.
К. Лаврентьева:
— Да, это важный момент.
Отец Дионисий, получается, что Вы и молодёжь-то, которая приходит в «рубище» в храм, понимаете, наверное, неплохо. Есть ли у Вас, среди прихожан, такие ребята, которые... ну, вот... тоже приходят... знаете... с фингалами на обоих глазах, абстрактно говоря?
О. Дионисий:
— Знаете, я, вообще, заметил... ну, так, по крайней мере, мой малый опыт говорит... я же занимался «молодёжкой» у нас в храме достаточно долгое время. И я заметил, что человек, о котором думаешь: «Ну, этот... точно... он не воцерковится никогда!» — он постепенно начинает ходить... как-то всё это... внешность меняется... и человек становится прихожанином. А, вот, те люди, о которых ты думаешь: «Какой хороший человек... осталось, прямо, буквально совсем чуть-чуть... вот, только поисповедоваться, причаститься, и всё будет хорошо...» — и когда ты начинаешь... человек мог ходить к тебе очень долго... в молодёжный клуб ко мне ходила такая девочка одна, и, как только я ей намекнул — она сразу с горизонта исчезла. Всё. Только один раз мне написала ВКонтакте — попросила молитв перед поступлением в университет. И всё, больше не появляется. А она была, прям, действительно, очень хорошая, и интересующаяся, она даже доклады у меня делала в молодёжном клубе по каким-то православным темам. Но, при этом, вот... сама не захотела.
Так, что... Вы знаете, «аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии»... и... кого Отец не призовёт, тот сам не придёт, как ты ни пытайся... всё от Господа зависит.
К. Лаврентьева:
— «Не вы Меня избрали, но Я вас избрал».
О. Дионисий:
— Да. У меня был первый мой молодёжный клуб... первый состав... мне привёл его алтарник наш Кирилл, помогающий в Алтаре — он ещё в школе тогда учился. И, вот, он своих одноклассников привёл, и ребята были... я тогда ещё дьяконом был... они увидели дьякона — человека в подряснике, и они... так... как аршин проглотили... встали, на меня смотрят. Потом они быстро освоились, даже стали покуривать там — выходили за территорию. И я пытался... что только не делал — все танцы с бубном, как это называется... «мы вам пели печальные песни — и вы не рыдали, мы вам играли на свирели — и вы не плясали...»
К. Лаврентьева:
— Да... да...
О. Дионисий:
— Вот. В конце концов, отец Серафим, благочинный, смиренно, после очередного... там... каких-то шашлыков, подметая окурки за ними, убираясь, вместе с нами со всеми, сказал: «Всё-таки, как-то, наверное, состав надо менять...»
И, действительно, мы поняли, что должно начинаться с Литургии всё. Вот, если человек приходит... попадает в Церковь, и если для него Христос ничего не значит, а ему интересно... там... в спорте поучаствовать, в футбол поиграть в команде...
К. Лаврентьева:
— Ну, да... приходская жизнь такая... весёлая... залихватская такая...
О. Дионисий:
— ... вот эта вот вся движуха... вот, если с этого начинается — начинается не с той стороны. Абсолютно.
К. Лаврентьева:
— То есть, шансов к тому, что человек зайдёт в храм, получается, что — нету?
О. Дионисий:
— Скорее всего, нету. А потому, что они не знают, зачем это? Они не знают, зачем это всё происходит.
К. Лаврентьева:
— Так, по сути, приходская жизнь, она же и организована для того, чтобы... как бы... привлечь молодёжь? Ну... так мне кажется... или я ошибаюсь?
Ну, вот... привлечём молодёжь... тут будет много молодёжи... они все поймут, что... надо молиться...
О. Дионисий:
— Для того, чтобы создать атмосферу для проведения времени вне греховной среды. А не для того, чтобы что-то... привлекать, там... мы — не рыбоудильщики. Нам просто нужно создать атмосферу для того, чтобы человек чувствовал себя в храме, как дома. И в церковном доме, и в Воскресной школе — как дома. Чтобы он туда... вот... ходил, любил. Как это... не помню... кто-то из святых вспоминал, что... или про какого-то святого было сказано, что... ребёнок у него по келье бегал кругами... преподобный Амвросий Оптинский. Маленький мальчик с мамой пришли, и мальчик, на какой-то момент, просто не выдержал, и начал бегать по келье... вот, так, вот... и мама говорит: «Как ты себя ведёшь? Где ты находишься?» — и мальчик так, очень спокойно, сказал: «Дома».
К. Лаврентьева:
— Да...
О. Дионисий:
— Вот, это, вот — оно! Вот, такая должна быть атмосфера — чтобы человек это чувствовал сердцем. А не для того, что мы пытаемся привлечь кого-то, чтобы кто-то зашёл потом и воцерковился...
К. Лаврентьева:
— Вообще, это слово «воцерковился» — оно такое... да... режет слух.
О. Дионисий:
— Нет, ну... не знаю. Может, конечно, немножко и есть. Это нормальное слово, но — насильно мил не будешь, и невольник — не богомольник. Человека должен, действительно, Господь коснуться... человек должен пустить Бога в своё сердце — тогда уже всё остальное будет, как, такое, приложение, и это будет здорово.
К. Лаврентьева:
— Священник Дионисий Лукин, клирик храма великомученика Георгия Победоносца на Поклонной горе, проводит с нами сегодня этот светлый вечер.
Отец Дионисий, знаете, мне очень понравились слова одного небезызвестного священнослужителя. Когда начались всем нам известные события, которые сейчас происходят, он сказал очень важную вещь: «Всё, что мы можем сейчас дать нынешней ситуации — это своё мирное устроение души». И сказал ещё одну фразу: «Господь нас будет судить ровно по одному критерию — есть ли у нас мир душевный ( вот это Царствие Божие внутри нас ), или нет». Только по одному критерию.
Да, это, конечно, можно оспаривать, на эту тему можно беседовать, но мне это, лично, очень откликнулось. Я нашла в той, непонятной для себя, внутренней ситуации, очень много ответов. И я хочу спросить, по-первых, Вас, на эту тему — согласны ли Вы с этим? И — как, вот, этот мир человеку, который дезорганизован, который совершенно не понимает, куда ему думать, в какую сторону, и как ему жить, как ему себя сейчас собирать — вдруг сейчас, среди наших радиослушателей, такие есть люди, а, возможно, они есть, все мы немощные и слабые, и все мы можем, в какой-то момент оказаться в неутешительном душевном, психологическом состоянии — отец Дионисий, есть ли у Вас какие-то, может быть, рецепты, как ни кондово и пошло это звучит, или какие-то способы... вот это вот... обретения душевного мира? Ну, ясно — молитва, храм, причастие — это мы всегда помним. Но, вот, как собраться, когда ты не можешь себя, вообще... понять даже... почувствовать самого себя, ощутить... собраться в кучку как-то... и к Богу устремиться... как?
О. Дионисий:
— Это, вообще, дословная, практически, цитата преподобного Амвросия того же, Оптинского. Он сказал: «Возлюби мир внутренний, как Самого Христа».
К. Лаврентьева:
— «Стяжи дух мирен...»
О. Дионисий:
— «Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи», и «цель духовной жизни — это стяжание Духа Святаго Божьего»... да, это преподобный Серафим.
То есть, это — не какое-то частное мнение богословское одного взятого батюшки, а это — учение Церкви. И, собственно говоря, Церковь — она и есть такой оплот покоя и мира, среди бурного моря. Почему и говорится о том, что раскол не может быть уврачёван даже мученической кровью — потому, что единство Церкви — оно определяет вот этот вот адамант, непоколебимость, надежду на то, что все войны заканчиваются и воцаряется мир, и должно быть, чем этот мир клеить... чем этот мир будет сдержан, чем он будет держаться. Спайка, клей какой-то, который будет его держать, поддерживать.
Потому, что то, что сейчас много ненависти — мы должны понимать, что и это закончится. И нужно будет нам строить в нашей общей Церкви наш общий мир. И, поэтому — да, действительно, это совершенно верно — надо хранить себя от ненависти, в любом случае.
К. Лаврентьева:
— То есть, это такой... некий, вот, такой... дух войны, да? Который нельзя впускать в своё сердце, получается, в свою душу...
О. Дионисий:
— Ну... можно упростить до такого, да. Безусловно. А, вот, как именно — это, собственно говоря, Вы назвали рецепт. Это — надо исповедоваться и причащаться. Потому, что пока ты исповедуешься и причащаешься, пока ты каешься, эта дрянь — она к тебе подобраться не сможет. А если подобралась, то ты её оттуда — вытаскиваешь. Это — способ.
И ещё есть очень хороший способ: не смотреть и не читать новости.
К. Лаврентьева:
— Да, действительно, хороший...
О. Дионисий:
— Я его рекомендую, вообще, всем прихожанам, и тем, которые приходят ко мне просто на исповедь. Очень многие, действительно, в таком... смятённом состоянии, и я говорю: «Не читайте новости». Потому, что...
К. Лаврентьева:
— Всё стремительно меняется...
О. Дионисий:
— Конечно, конечно! Вы узнаете всё... и это будет, примерно, страница текста... когда всё закончится. Примерно так можно сказать.
Конечно, невозможно встать абсолютно в стороне, и новости — они тебя догонят. Но, вот, самому их искать — не надо. Потому, что достаточно 10 минут посмотреть новости, и ты потеряешь духовный мир. Причём, любые, совершенно. Человек — он рассеивается.
Кажется, это психологи... они проводили эксперименты... и 10 минут листания ленты новостей портят человеку настроение на несколько часов.
К. Лаврентьева:
— Да, ничего себе... хороший рецепт...
О. Дионисий:
— Да. Настроение... выбивают его просто! Потому, что там — то одно, то другое... то котики... то катастрофа...
К. Лаврентьева:
— Слишком много всего.
О. Дионисий:
— Да... и человека просто... вот... раздирает его на части. Как рыбу — то замораживают, то размораживают... в конце концов, она становится... такая, вот... совершенно, как тряпочка. То же самое — и с душой человеческой.
Поэтому, надо беречь себя от демонов!
К. Лаврентьева:
— Золотой рецепт! Золотые слова!
О. Дионисий:
— Очень просто.
К. Лаврентьева:
— Отец Дионисий, сейчас, когда много лет прошло уже Вашего священства, у Вас уже есть какой-то опыт, и понимание — и себя, и священства, и себя в священстве, что бы Вы могли сказать о себе — молодом священнике, и о том, который — Вы сейчас? Это — один и тот же человек?
О. Дионисий:
— Нет, конечно. Мы все развиваемся.
К. Лаврентьева:
— Ожидание и реальность — насколько они отличаются?
О. Дионисий:
— Каждый человек, который живёт духовной жизнью, он понимает, что он — изменяется. Нет никакой статики. Даже человек, который не живёт духовной жизнью, он изменяется в этой жизни — он может про себя это сказать. Не какие-то профессиональные навыки, а это — именно изменение души.
Мне кажется... вот, говорят, что... есть хорошие старые вещи... и старые... то есть, человек, который долго в одной профессии находится. И, вот, есть хорошее старое вино... и что-то... не помню, там... всё перечислять... вот — старый врач, старый учитель и старый священник... может, кто-то и ещё. То есть, действительно, когда ты движешься по этой стезе, то ты приобретаешь опыт. Конечно, всегда какие-то есть искушения уйти в сторону куда-то, и выгорание... искушения с выгоранием... и прочая, и прочая. У каждого священника... вообще, у каждого человека, в каждой профессии...
К. Лаврентьева:
— Тем более, помогающая профессия... это же — помогающая профессия...
О. Дионисий:
— Да...
К. Лаврентьева:
— Вы постоянно, всё равно, сталкиваетесь больше с болью, чем с радостью...
О. Дионисий:
— Я понимаю, да... помогающая профессия... есть такой термин, да... не знаю... мне слово «профессия»... оно режет, да, слух...
К. Лаврентьева:
— Профессия — нет... к священнику, вообще, никак не вяжется... совершенно... Но, тем не менее, если её определять в какую-то классификацию, то будет, наверное, так.
О. Дионисий:
— Да. Вот... всегда есть какие-то такие искушения, но, при этом, всё-таки, конечно... чем священник дольше служит, тем он больше опыта приобретает, и тем больше от него можно получить пользы. Я думаю так.
Поэтому, я искренне надеюсь, что... я бы сейчас не хотел вернуться в тот опыт, который у меня был 10 лет назад.
К. Лаврентьева:
— Да, удивительно...
О. Дионисий:
— Я бы хотел остаться с тем опытом, который у меня сейчас есть. Здоровье — это другое дело.
К. Лаврентьева:
— А есть духовник?
О. Дионисий:
— Конечно. Слава Богу! Тоже батюшка из нашего храма.
Во-первых... у нас был отец Георгий. К сожалению, ковид его от нас забрал...
К. Лаврентьева:
— Да, да... мы все очень любим отца Георгия Бреева, да...
О. Дионисий:
— Вот. Сейчас у нас — отец Андрей Смирнов. Замечательный батюшка! Тоже... очень... прекрасно ему исповедоваться. А, так, духовник мой — тоже клирик нашего храма, отец Вадим Никулин, я его очень люблю, очень ему доверяю, замечательный наш батюшка, и, вот — он мой духовник.
К. Лаврентьева:
— А тогда, в начале самом, когда Вы только пришли к Церкви, у Вас был духовник? Я не спросила, а ведь это очень важный вопрос.
О. Дионисий:
— Был.
К. Лаврентьева:
— Он помог Вам тогда определиться?
О. Дионисий:
— Да. Он помог мне определиться. Вообще... у меня был негативный опыт с первым духовником. Потому, что я ушёл к другому, и первый духовник этого не понял.
Я даже не то, что уходил... мне, вообще, даже это в голову не приходило, что есть такие вот моменты... они могут быть... какая-то ревность... в одном и том же храме... мне это в голову даже не приходило.
К. Лаврентьева:
— А когда наступает та грань, когда человек из просто человека, который постоянно ходит к тебе на исповедь становится твоим духовным чадом?
О. Дионисий:
— Это — незаметно. Совершенно. Это... как, вот... ну, я не знаю... ты понимаешь, что ты стал в каком-то деле профессионалом... или — ты полюбил какого-то человека. То есть, это не то, что — объявляется: «Я тебя, вот, с сегодняшнего дня, люблю. Год назад — не любил, а теперь буду любить, и буду любить навсегда, и это, вот, оно и есть — чувство!» А просто — это постепенно, постепенно приходит, и ты понимаешь, что это любовь. И — то же самое и с членством в приходе, и с духовничеством.
Вот, однажды, просто... вот... ходишь к разным священникам... вот... как к разным колодцам — пьёшь из разных источников воду, и понимаешь, какая — самая лучшая, какая — самая полезная, и начинаешь ходить постоянно, и пользоваться советами.
То есть, это... даже есть... схоластические даже есть такие этапы, вот, выписаны, в пастырском богословии — как постепенно человек становится духовным чадом. И это происходит в течение нескольких лет, порой... и... просто, человек начинает абсолютно... ну, нет... абсолютно — это, конечно, сейчас такого нету... доверять, пользоваться советами... вместе ошибаться даже... и, в конечном итоге, становится духовным чадом. Вот, так.
К. Лаврентьева:
— А как, вот... этот, вот, момент, когда ты спрашиваешь совета у духовника, и ответ его не ложится тебе на душу сразу?
О. Дионисий:
— Конечно... да...
К. Лаврентьева:
— Вот, что с этим делать? Святые отцы рекомендуют, всё равно, выполнять, и Господь покроет... всё равно... за послушание, покроет... как бы... даже, если он ошибся. Вот, я знаю точно — есть такое.
О. Дионисий:
— Да...
К. Лаврентьева:
— А что Вы думаете на этот счёт?
О. Дионисий:
— А что я могу думать, если так сказали святые отцы? Я с этим согласен.
К. Лаврентьева:
— Ну... да...
О. Дионисий:
— Действительно... что ж... священник — он может ошибаться. Но он может ошибаться искренне, и... тогда вместе будем, что называется, выгребать.
А то, что не ложится на сердце — это очень часто бывает так. И, вообще, духовник — это не тот, который всё время гладит по шёрстке. Это, как раз, тот, который может сказать жёстко, и... какие-то вещи... сказать, что этого — нельзя делать. И...
К. Лаврентьева:
— ... и быть готовым к сопротивлению...
О. Дионисий:
— ... просто потому, что есть взгляд со стороны — вот, как раз, священника-духовника. Он может посмотреть со стороны на то, на что человек не может сам посмотреть, и он ему отвечает.
К. Лаврентьева:
— Что для Вас самое трудное в священстве? Вот... самое трудное, и самое радостное? Я бы даже объединила в один вопрос.
О. Дионисий:
— Самое трудное — это когда ты не можешь помочь. Потому, что приходят к тебе... скажем, у меня был такой случай, когда пришла ко мне мама, и у неё... трёхлетний ребёнок — у него рак. И она плачет, и говорит, что: «Мой сыночек... он говорит: „Мамочка, давай опять поедем летом на море... мне так нравилось собирать ракушки!“ — а я понимаю, что он до лета не доживёт...»
К. Лаврентьева:
— Ну, да...
О. Дионисий:
— Вот... и... что тут... я должен что-то сказать. Вот, такие вещи. Это — очень тяжело. Потому, что ты ничего не можешь сделать, и чувствуешь это бессилие... и это очень тяжело. Вот.
А самое радостное... самое радостное — это, наверное... вот... молитва на Литургии! И, когда ты всё сделал, и пришёл домой... нет, не пришёл домой... когда ты всё сделал, и очень сильно устал. И... вот... Господь тебе даёт благодать. Благодать! Самое прекрасное — это утешение от Господа.
И... конечно, есть и любовь прихода, и уважение, и... вот... такое, вот, единение... потому, что на одном приходе — слава Богу, я на нём и вырос, и вышел из этого прихода, здесь же служу, и я очень люблю наш храм, и наших прихожан всех, и... вообще, у нас замечательно, очень хорошо и тепло... и... но, вот, самое большое утешение, конечно, даёт Господь. Потому, что если нет вот этого внутреннего содержания, то всё это — не нужно... всё это — просто внешнее. А самое главное — то, что Господь нас Причащает, нас поддерживает, нас утешает, нас любит... вот, это самое прекрасное — во-об-ще!
К. Лаврентьева:
— Священник Дионисий Лукин, клирик храма великомученика Георгия Победоносца на Поклонной горе, был с нами сегодня в этом «Светлом вечере».
Огромное спасибо, отец Дионисий! Большая радость была сегодня мне с Вами побеседовать...
О. Дионисий:
— Спаси, Господи! Мне тоже очень приятно было...
К. Лаврентьева:
— Христос Воскресе!
Дорогие радиослушатели, «Светлый вечер» на Радио ВЕРА!
До следующего вторника!
Всего вам доброго, и — до свидания!
О. Дионисий:
— Спаси, Господи!
Все выпуски программы Светлый вечер
Послание к Евреям святого апостола Павла
ПоделитьсяЕвр., 322 зач., IX, 24-28.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Христианская традиция существует уже около двух тысяч лет. Для её изучения созданы целые институты. Как же простому человеку, который хочет жить в согласии с правилами Православной веры, не потеряться в этом объёме информации? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 9-й главы послания апостола Павла к евреям, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 9.
24 Ибо Христос вошел не в рукотворенное святилище, по образу истинного устроенное, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие,
25 и не для того, чтобы многократно приносить Себя, как первосвященник входит во святилище каждогодно с чужою кровью;
26 иначе надлежало бы Ему многократно страдать от начала мира; Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею.
27 И как человекам положено однажды умереть, а потом суд,
28 так и Христос, однажды принеся Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение.
В только что прозвучавшем отрывке апостол Павел сравнивает Иисуса Христа с ветхозаветным первосвященником. Однако служение Спасителя качественно отличается от того, что делает при помощи религиозного ритуала человек. Если священник входит для совершения жертвоприношения в рукотворный храм, то Спаситель, по слову апостола Павла, вошёл в самое небо. То есть совершённые Христом действия имели мгновенный отклик от Бога-Отца. Хотя были совершены вне храмовой постройки. Всё, что сделал Господь, происходило в присутствии Небесного Родителя, с Которым у Иисуса Христа была теснейшая связь. Если священник приносил в жертву кровь животных, то Спаситель окропил жертвенник собственной кровью. Наконец, если священник по закону Моисееву был вынужден совершать жертвенный обряд каждый год, то жертва, принесённая Христом, совершилась один раз. И этого было достаточно, чтобы искупить грехи всех людей, которые когда-либо жили и будут жить на этом свете. На Голгофе Спаситель вновь открыл человеку путь к Богу. Открыл его раз и навсегда. Теперь дело только за нами. Мы призваны принять этот дар, чтобы благодать спасения и любви Божией поселилась в нашем сердце.
Весь вопрос — как это сделать? Казалось бы, ничего проще: вступи в церковную общину, посещай богослужения, принимай участие в таинствах Церкви, молись, держи пост, одним словом, соблюдай церковный устав, не отступай от благочестивых обычаев. Однако бывает, что даже самое дотошное исполнение этих очевидных предписаний, которые освящены временем и авторитетом православной традиции, не даёт сердцу удовлетворения. Будто что-то важное, чем обладали святые, ускользает от нас. Будто в общей картине нашей религиозной жизни постоянно не хватает какого-то важного пазла. Всё делаю, а покой на сердце не приходит. И бывает даже так, что традиция благочестия ложится на меня тяжким грузом, а порой и невыносимым бременем. Что же это за недостающая деталь?
Приглядимся к образу Спасителя. Он не просто Небесный Первосвященник, для Которого существует мир и Который правит Вселенной. Он вместе с этим и смиренный служитель, Который существует для мира и является нашим Вечным Слугой. Нам кажется это странным, парадоксальным. Но в этом-то и беда. Ведь это означает, что у нас просто нет опыта подобного служения. Если мы служим, то или по необходимости, словно тянем лямку, или преследуя свои собственные цели и увлечённые собственными идеями. Евангелие же говорит нам, что дар спасения усваивает тот, кто всю свою жизнь организует так, чтобы служить Богу и людям. Бескорыстно. Во всех своих делах. В любых ситуациях. На ежедневной основе. Это и есть та самая недостающая деталь. Именно сознательное и бескомпромиссное служение — тот ключ, который запускает весь сложный, формировавшийся столетиями комплекс, который мы именуем церковная традиция. Для того, кто служит, она оживает. Она становится лёгкой и прозрачной. Всё в ней оказывается на своём месте. Не важно, кто я и какой у меня опыт, она очень органично усваивается моим умом, моими чувствами и моими сердцем. Во мне словно открывается источник благодати. И душа обретает долгожданные мир и покой.
«Cохраните любовь, и этого будет достаточно для вашего спасения»
Поделиться
Апостол Иоанн Богослов дожил до ста лет. И когда у него уже не было сил посещать церковь и церковные собрания, его приносили туда на руках ученики. От старости апостол не мог много говорить и проповедовать. Все другие апостолы к тому времени уже погибли от руки гонителей. И только Иоанн Богослов ещё был жив. На него смотрели и слушали с особым вниманием. Апостол только повторял: «Детки, любите друг друга». И когда у него спрашивали: «Почему ты часто это повторяешь»? Иоанн Богослов отвечал:
«Cохраните любовь, и этого будет достаточно для вашего спасения».
Все выпуски программы Слова Святых
Прийти утром первым в храм или как православные болгары просят Бога о помощи?
Поделиться
Фото: Alexandr Bormotin / Unsplash
Русская Православная Церковь до сих пор находится в стадии восстановления после крайне непростых для нее семидесяти лет коммунистической власти в нашей стране. Схожая по сложности история имеется у Болгарской Православной Церкви. В Болгарии, хоть и не было столь жестоких гонений за веру, как в Советском Союзе, но и здесь последствия антирелигиозной пропаганды до сих пор видны.
Выражаются они, эти последствия, в том, что на современном этапе многие болгары, считая себя православными, тем не менее, по большей части являются людьми нецерковными. Они редко посещают богослужение, еще реже участвуют в церковных таинствах. Даже на богослужениях главы Церкви, Патриарха Болгарского, молящихся крайне немного.
Чаще всего, приход того или иного жителя Болгарии в храм обусловлен какими-то несчастьями, неприятностями, которые с ним приключились. Случилось подобное событие — человек идет просить Бога о помощи. В общем-то, картина привычная и для нашей страны. Но — в Болгарии на протяжении столетий существует обычай, который местные православные христиане стремятся исполнить, если хотят, как они верят, чтобы молитва их была Небом услышана.
Обычай этот состоит в том, что желающий получить от Бога помощи православный болгарин берет на себя обет — в течение какого-то времени исполнять обязанности церковного сторожа. Не в полной мере. Человек обещает приходить в храм раньше всех и отпирать церковные двери.
Данному человеку вручаются ключи от церкви. И он в течение нескольких дней рано утром отпирает храмовые двери, зажигает лампадки, свечи. Делает все необходимое, чтобы подготовить церковь к началу утреннего богослужения. Отпирая двери, зажигая лампады и свечи, взявший на себя обет человек в это время молится Богу и просит Его помочь в решении волнующего вопроса.
Естественно, что подобный обет может исполнять человек, священнику знакомый. Бывали случаи, что данной традицией пользовались люди бессовестные, которые под предлогом благочестия просто обворовывали тот или иной храм, получив от него ключи.
Кто-то может спросить — а что такого трудного в том, чтобы прийти в храм раньше других? В чем подвиг? Отвечать на этот вопрос нужно, зная особенности болгарского менталитета. Современные болгары, как и многие южане, люди неторопливые, живущие по принципу «один день — одно дело». Для них это действительно труд — понудить себя встать с утра пораньше и прийти в храм.
Здесь еще нужно учесть и такую вещь. Каким бы маленьким ни был труд, если он совершен во имя Бога, никогда он без ответа не останется. Господь потрудившегося ради Него человека без своей помощи не оставит.
Все выпуски программы Вселенная православия
