«Путь к священству». о. Александр Нарушев

У нас в студии был настоятель храма Патриаршего подворья Свято-Успенского Старицкого монастыря при храме свт. Иова, Патриарха Московского и всея Руси священник Александр Нарушев.

Мы говорили с нашим гостем о его пути к вере и священническому служению, о том, какие сложности были у него на этом пути и как ему удавалось с ними справляться. По словам отца Александра, принятие священнического сана свидетельствует о проявлении человеком высшей любви к Богу. Также наш гость рассказал, почему так важно соработничество с прихожанами в служении Богу, когда священники помогают мирянам, а миряне помогают священникам стать лучше.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

---

К. Мацан

– «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья! В студии – Кира Лаврентьева…

К. Лаврентьева

– Добрый вечер!

К. Мацан

– И я, Константин Мацан, добрый вечер. У нас сегодня в гостях – священник Александр Нарушев, настоятель Храма святителя Иова, патриарха Московского – Патриаршего подворья Свято-Успенского Старицкого монастыря и председатель Комиссии по церковному просвещению и деятельности воскресных школ при Епархиальном совете города Москвы. Добрый вечер!

Свящ. Александр

– Добрый вечер!

К. Мацан

– В этих беседах мы говорим со священником не столько о каких-то общих вопросах духовной жизни (хотя неизменно мы к этим вопросам подходим и приступаем), сколько о личном пути священника к вере и в вере. Есть такой афоризм: «Священниками не рождаются, священниками становятся». Есть в этом какая-то, мне кажется, очень большая внутренняя правда – в том смысле, что это путь. Путь человека сначала к вере (или в вере, если человек родился в церковной семье), и путь, который привел к решению стать священником, посвятить себя служению алтарю – может быть, одному из самых высоких служений, которые для мужчины доступны, а может быть, самому высокому, которое вот доступно под луной, как мне кажется. Вот об этом сегодня с Вами хотелось бы поговорить.

Свящ. Александр

– Ну, наверное, сразу хотел бы поделиться своими мыслями по поводу того, что «священниками не рождаются, а становятся»…

К. Мацан

– Так, хорошо….

Свящ. Александр

– Почему – потому что, наверное, чем дольше служишь, тем больше приходит понимание того, что… Понимаешь слова Спасителя: «Не обольщайтесь, не вы Меня избрали, но Я вас». Потому что много всяких таких моментов и личной жизни, и духовного состояния, которые заставляют задуматься: а достоин ли я своего служения? Способен ли ты нести тот крест, который возложил на тебя Господь, или ты по юности своей как-то неразумно взял его на себя? И ты понимаешь, что недостоин. Недостоин… И вот в таком состоянии, ощущении личного недостоинства – либо унывать, либо вспоминать Спасителя слова о том, что «Я тебя избрал». Ну, если Господь избрал, поставил на служение – значит, Господь знает! И выбирает наиболее подходящий путь как личного спасения, так и особого Своего промышления через служение священника…

К. Мацан

– То есть, все-таки – рождаются или становятся?

К. Лаврентьева

– Становятся, видимо…

Свящ. Александр

– Ну, трудно сказать. Наверное, сложно вот так определить, что вот прямо от начала, от чрева матери… Хотя, наверное, и этот момент не стоит исключать. Это ведь не просто «профессия». Священнослужение – это не то, чему ты научился, как к ремеслу какому-то подошел… Взял вот, захотел быть священником – закончил семинарию, там, академию, защитил диссертацию, если вдруг хватает тебе какого-то желания и способности – и вот, стал служить. Служение священника – оно сопряжено с бесконечным количеством нюансов, особенностей, которые без особого Божественного промышления, наверное, вынести обычному человеку очень сложно.

К. Мацан

– Например?

Свящ. Александр

– Например? Не сойти с ума… Не сойти с ума от бесконечной духовной борьбы. От борьбы как с собственными грехами и несовершенствами, так и с болью, страданиями людей, с которыми постоянно приходится тебе встречаться, в которых приходится тебе участвовать… И вот есть у врача такая заповедь – «не навреди» – вот у священника вполне тоже такая заповедь может быть. Потому что одно неверное слово, одна неаккуратно, в раздражении сказанная фраза, или какая-то усталость, невнимание – а человек может уйти, и уйти навсегда из жизни Церкви. Так что здесь…

К. Лаврентьева

– Вас тяготит эта ответственность?

Свящ. Александр

– Нет…

К. Лаврентьева

– Но тем не менее, Вы боитесь сойти с ума от нее…

Свящ. Александр

– Меня удивляет, как Господь действительно дает силы и нивелирует немощи человеческие – в данном случае священника.

К. Мацан

– Вы знаете, я когда слышу вот эту мысль, что одно неверное слово, сказанное, допустим, в раздражении священником, может человека смутить или навсегда от Церкви как-то отвернуть – я, с одной стороны, понимаю, о чем Вы говорите, с другой стороны, задумываюсь о том… А может быть, это все-таки вопрос не столько к священнику, сколько ко мне, который может на это слово так среагировать? Ну мы же почему-то вот в обычной жизни, когда человек там что-то сказал – там, на работе коллега – мы можем обидеться, но мы понимаем, что, ну… день-два пройдет, и мы все равно будем с ним общаться, потому что, ну… все – люди! Мало ли что кому в голову пришло, какое было настроение, и так далее. А вот к священнику… Вот сказал он – священник – какое-то, может быть там, невнимательное (даже не грубое, а просто невнимательное) слово, или чем-то обнадежил, как нам показалось, и оно не сбылось – и всё, и мы разочаровались и в этом священнике, а потом еще и во всем христианстве – «за компанию»… Это к кому больше вопрос?

Свящ. Александр

– Ну вот такие передачи, в частности, и направлены на то, чтобы объяснить людям…

К. Лаврентьева

– Что священники – тоже люди?

Свящ. Александр

– Ну, и что священники – тоже люди…

К. Мацан

– И что ничто человеческое им не чуждо?

Свящ. Александр

– Наверное, так…

К. Лаврентьева

– Ну, так и есть…

Свящ. Александр

– Ну, еще и для того, чтобы они понимали, что жизнь в Церкви – это не одна сплошная вот такая благодать и райское пребывание. Что это тоже испытание, это работа. И священник тоже, наверное, испытывает какие-то трудности, сложности, и к этому надо относиться с пониманием. Ну вот вы упомянули про соработников, коллег – ну, вы замкнуты в одном коллективе, связаны какими-то обязательствами, ответственностью общими – вы все равно как-то пересекаетесь, и так просто не уйдешь. А очень часто люди приходят в Церковь совершенно разрозненные, болезненные, не совсем понимающие, что там происходит и как это должна устраиваться духовная жизнь, они приходят с какой-то болью… Мы живем в 21 веке – веке, когда, наверное, гордыня и потребление идут впереди с большущим флагом и барабанами, и человек ожидает… Если в супермаркете нас встречают улыбками, и даже на наше капризное настроение менеджер там, сотрудник должен реагировать по этикету и по нормам своей, значит, фирмы или магазина…

К. Лаврентьева

– «Клиент всегда прав»…

Свящ. Александр

– Да, «клиент всегда прав»… И вот, собственно, вот это сознание того, что клиент, потребитель «всегда прав», люди переносят, транслируют и на церковную жизнь. А мы должны, к сожалению, к этому подстраиваться… как мне кажется. Со мной можно не согласиться, и я это вполне принимаю.

К. Мацан

– Я вот понимаю Вашу мысль прекрасно, но все-таки хочу, продолжая (или завершая) этот маленький сюжет, еще пооправдывать священников, а вот нас, мирян, чуть-чуть в этом смысле, наоборот, не оправдывать… Ну вот…

Свящ. Александр

– Как это редко приходится в последнее время слышать!

К. Мацан

– Приходите к нам почаще! Просто и вправду нередко эта мысль звучит, и меня это… Я вот аналогию проводил: у меня болит зуб, я прихожу в поликлинику. Конечно, хотелось бы, чтобы врач был очень милый, любезный и в высшей степени учтивый. Ну, врач, наверное, таким и будет – ну, там, допустим, в регистратуре были бы такими же… Но если вдруг у женщины, которая работает в регистратуре, плохое настроение – это не отвадит меня от врача, потому что зуб болит, и нужно туда идти. Я за чем пришел – вот за этим же! А ведь это что-то похожее на Церковь?

Свящ. Александр

– Знаете, как… Зуб болит – это такая очевидная боль, с которой трудно жить и с которой трудно смириться. Болезнь души – это боль не менее очевидная, и томящая, и утруждающая, усложняющая нашу жизнь. Но человек – как у него сработает… Ведь враг рода человеческого искушает. Пришел в церковь – не помогли, не встретили, и ты уже – напряженный, как струна. И все, значит – попытаешься искать исцеления и помощи где-то в другом месте. Конечно, в этом вина не только и не столько священника… И нашей духовной, может быть, непросвещенности и темноты такой, и отсутствия религиозного опыта, религиозного воспитания в семьях – здесь много причин разных. Но священник должен учитывать в современном мире, что у тебя второго шанса встретиться с этим человеком может не быть. И как вот есть у врачей свое кладбище – у каждого врача там, хирурга, есть свое кладбище – ошибка, что-то еще, что произошло и привело к какому-то летальному исходу, так вот и у священника тоже есть свое кладбище, которое очень томит и вводит вот в такое вот скорбное состояние… Ну, или наоборот – побуждает к молитве за тех людей. Но любой священник, который мало-мальски продолжительное время прослужил – он имеет на своей совести, о чем ему нужно помолиться, о ком нужно помолиться, всегда это всплывает перед глазами… И ты сожалеешь и молишь Бога, чтобы у тебя была возможность что-то исправить, или снова встретиться с этим человеком, или попросить у него прощения… Это такой сложный момент – я понимаю, что формат, наверное, больше предполагает того, чтобы приземлить священника или показать его доступность… И когда я ехал к вам сюда в студию, я очень долго так размышлял – слава Богу, так пробки, и они не позволили мне быстро добраться, поэтому…

К. Лаврентьева

– Как сказал один священник, который был у нас в гостях, что у нас получается «Темный вечер», а не «Светлый вечер»… (смеется)

Свящ. Александр

– Наоборот…

К. Лаврентьева

– Ну, на самом деле всё это в жизни так и есть… Отец Александр, а каким был Ваш путь к священству? Почему Вы решили стать священником?

Свящ. Александр

– Вот этого вопроса я боялся… Почему – потому что у меня совершенно такая романтическая… такая романтичная история.

К. Лаврентьева

– Так это же прекрасно!

Свящ. Александр

– Наверное…

К. Мацан

– Наконец-то!

Свящ. Александр

– Да, ну, наверное, почему – потому что она связана с выбором, сделанным в подростковом возрасте – в общем-то, еще в таком идеалистическом состоянии, представлении… и непонимании, наверное… но вот – твердом желании вот стать на этот путь служения. При всём при этом надо понимать, что это 90-е годы, начало 90-х, это такой сложный период и в истории Церкви нашей, и в истории нашего Отечества, когда рушатся идеалы прежние – уже были разрушены, не сформулированы… не сформированы еще какие-то ориентиры для подростков и молодежи со стороны государства, и каждый живет… выплывает, кто как хочет. Как вот, да, в Священном Писании – «царя у них не было» – в Ветхом Завете… Ну вот в этот период происходило мое какое-то подростковое становление и воцерковление, и определение с тем… с той дорогой, с тем жизненным путем, по которому мне предстоит пойти. А при этом я не был, скажем так, каким-то таким… ну, благополучным (в хорошем смысле этого слова) подростком. То есть, меня все время тянуло в какие-то там разного рода субкультуры – это тяжелая музыка, это какие-то там спортивные клубы, это какие-то мероприятия, которых, наверное, сейчас и не хочется даже вспоминать… Но оценивая те круги общения и то, куда меня все время тянуло, и то, что в конечном счете стало – наверное, в этом какой-то… я сейчас вижу и понимаю промысел Божий. Почему я начал свою такую вот беседу с фразы… слов Спасителя: «Не вы Меня избрали, но Я вас»? Потому что, вот когда посмотришь назад, понимаешь, что только промыслом Божиим, молитвами матери и особым каким-то… особой Божественной заботой можно отсоединить то, что, вращаясь… занимаясь вот этими там подростковыми, какими-то молодежными делами там… Господь уберег от каких-то падений страшных и искушений, от какого-то греха, который был и сопровождал, ну, в частности, меня, в общем-то, вот везде вокруг… Вот как будто прямо мимо всё это проходило, не касалось. Вот как это объяснить – я не знаю.

К. Мацан

– Священник Александр Нарушев, настоятель Храма святителя Иова, патриарха Московского – Патриаршего подворья Свято-Успенского Старицкого монастыря, с нами и с вами сегодня в программе «Светлый вечер». Вы сказали, молитва матери… Мама верующая?

Свящ. Александр

– Да. И в советские времена, и в еще там… доперестроечные времена у нас… У меня отец – военный, и – много мест службы, много переездов… И отсюда у меня, наверное, если посмотреть – наверное, больше всех одноклассников на свете…

К. Мацан

– Потому что много школ было?

Свящ. Александр

– 9 школ, да… За время обучения 9 школ – и в общем, много одноклассников, с кем как-то более-менее поддерживаем связь, общаемся. При этом при всем мама была очень религиозным человеком, и отец – что удивительно – являясь таким действующим, в общем-то, боевым офицером, никогда не запрещал эту религиозность проявлять. Более того, даже вот в 70-х годах крестили меня в Москве, в Храме пророка Илии Обыденного – и он пришел в военной форме меня крестить, будучи, там, молодым лейтенантом… Сначала как – по воспоминаниям, рассказам родителей, думали сначала, что это какая-то провокация; но когда поняли, что вполне серьезно – храм закрыли «на уборку», и вот меня крестили в этом храме, в 78-м году, что ли. Поэтому мама была тем самым ветром, который начинал дуть в мои еще маленькие, не сформировавшиеся паруса. И деликатность, которую она проявляла в воспитании, особенно в вопросах веры – наверное, как раз она оказала серьезное воздействие.

К. Мацан

– Ну вот Вы сказали, что Вас интересовали разные субкультуры. А я думаю, каждый, вспомнив свою юность, может понять, что такие увлечения подростковые – они, как правило, связаны с той или иной… ну, говоря прямо – греховностью, с каким-то образом жизни, когда ходишь немножко по краю, в разных отношениях…

Свящ. Александр

– Да, совершенно верно…

К. Мацан

– И тем не менее, Вы сказали, что желание, мечта быть священником пришла именно в подростковом возрасте. То есть, среди вот этого «хождения по краю» вдруг такое – «па-бам»…

Свящ. Александр

– Вы знаете, это была, скорее всего, такая двойная жизнь…

К. Мацан

– Так…

Свящ. Александр

– Честно говоря – параллельная жизнь. В школе, среди друзей мне нужно было проявлять себя с определенной стороны – со стороны, значит, какого-то веселого, задорного… и человека, ко всему способного…

К. Мацан

– Всему открытого подростка…

Свящ. Александр

– Всему открытого… И если что-то вдруг неправильно – то, соответственно, требующего дать ответ, но – без любви и кротости, так или иначе… А в субботу и воскресенье я всегда ходил в храм. Вот такая вот… И там у меня был другой круг общения, мои сверстники… Очень серьезное, кстати, влияние оказала воскресная школа, в которую я начал ходить в 91-м, по-моему, году. Только-только всё это открывалось, у нас была какая-то огромная воскресная школа… Особых знаний, наверное, прямо таких фундаментальных там не было – там был дух, который тоже очень сильное влияние оказал на мое подростковое, а потом юношеское восприятие веры – живой веры именно. То есть, священник – он с нами общался, он играл, не знаю, там… Мы бегали, брызгали водой друг друга там на Крещение; какие-то поездки были паломнические, где тоже это сопровождалось какой-то игрой, весельем и таким неформальным, простым общением… Вот такая вот двойная жизнь – и она постепенно начинала вызывать у меня внутри какое-то противоречие личное. Мне было хорошо в храме в субботу-воскресенье утром, мне было весело с друзьями… Но как-то всё чего-то не хватало – то есть вот, какая-то тоска о светлом, чистом – она меня всё больше и больше накрывала, скажем так. И постепенно началось вот такое безболезненное – хотя я организовал всех своих друзей (назовем их хулиганами, хотя они очень замечательные ребята, и с многими мы до сих пор встречаемся) – началось формирование того, что я решил перестать ругаться матом (ну, извините, да). И когда сам перестаешь этим заниматься, ты понимаешь, что даже слышать мат тебе невозможно. Я говорю: «Так, ребята, всё: вы хотите со мной общаться – мы дружим, веселимся, слушаем музыку, играем на гитаре, там еще что-то, мы идем разбираемся в соседний двор с теми, с кем надо разобраться, но – при мне матом не ругаться. Или вы меня уважаете и не ругаетесь матом – или я ухожу, и всё». И вот это подействовало. У нас постепенно стала такая очень странная субкультурная группа – нас там человек 20 или 30 собиралось, такая группа – и постепенно (по крайней мере, при мне) перестали ругаться матом… И до сих пор, кстати!

К. Лаврентьева

– А не было такого…

К. Мацан

– Воображаю себе людей, которые идут «разбираться» в соседний двор без мата…

К. Лаврентьева

– Да, я тоже представила себе… Интеллигентная дуэль такая…

К. Мацан

– «Господа, мы обескуражены вашим поведением!»… (смеются)

Свящ. Александр

– Нет, там были другие слова…

К. Лаврентьева

– Отец Александр, а не было недоумения со стороны друзей? Типа: «Ты чего? В Церковь, что ли, ударился?»

Свящ. Александр

– Они всегда знали, что я хожу в храм. То есть, какого-то недоумения – нет…

К. Лаврентьева

– Насмешек каких-то? Потому что началось с мата, а дальше-то пошло всё больше и больше отказами, как я понимаю…

Свящ. Александр

– А дальше пошло, да – то, что я отказывался пить пиво во время поста, и от каких-то таких вещей, да, еще что-то…

К. Лаврентьева

– Ну, подростковых каких-то вещей…

Свящ. Александр

– Ну, то есть, понимаете – подростку легко… Когда ты начинаешь любить – девушку, дело, или Бога – тем более…

К. Лаврентьева

– Легко чем-то пожертвовать?

Свящ. Александр

– Да, ты начинаешь отдаваться этому весь, и ты уже не можешь каких-то полутонов придерживаться…

К. Мацан

– А Вы уже в том возрасте вот так формулировали для себя: «Я люблю Бога, и поэтому так-то и так-то выстраиваю жизнь со своими друзьями-хулиганами?»

Свящ. Александр

– Ну, не будем их все-таки хулиганами называть, потому что они, ну… все переросли это…

К. Мацан

– В хорошем смысле этого слова…

Свящ. Александр

– Ну, просто такие, скажем… нецерковная молодежь, нецерковные подростки, ребята с улицы… Ну, бывает, знаете, как? Бывает, на улице правда Божия проявляется даже не в меньшей степени, если не в большей, чем в какой-то другой, более располагающей для этого среде. По крайней мере, мы говорим об искренности, да – искренности чувств и отношений… И то, чего мне иногда не хватало – это именно вот этой искренности вот, кстати. Да, вот… Поэтому, не знаю… Любовь – да, наверное, да… Это же книжки еще появились – первые книги у нас вот прочитывались, мое поколение читало «Отец Арсений» – собирательный образ, да – священники, пережившие тяготы советских лагерей и гонений. И первые жития святых, которые тебе попадаются – когда это ложится на почву такую подростковую, ты понимаешь, что тебе хочется не меньше, так же, то есть, если умереть, то умереть по-настоящему – тиграми быть растерзанным, там, не знаю, сожженными на костре, и главное – чтобы при этом не сдаться, не сломаться… Прямо как взрослый человек я, наверное, не могу сказать, что я полюбил Бога в то время. Но всем сердцем, всей душою мне захотелось стать частью вот этой истории, частью вот этой жизни. И постепенно вот происходил такой вот уход… Я не знаю, это всё выглядит, конечно, так как-то сказочно, по-юношески, наверное… Но лет в 15 я уже твердо решил, что вот так…

К. Мацан

– Что Вы будете священником?

Свящ. Александр

– Что больше ничего не хочу, да.

К. Лаврентьева

– И Вас не манил этот мир обратно? В юношеском возрасте, в 17-18 лет? Такие самые тяжелые, мне кажется, годы в плане искушений каких-то подростковых, юношеских…

Свящ. Александр

– Господь мне дал возможность в 16 лет – я с 6 лет пошел в школу, и поэтому в 16 лет я школу закончил – попытаться поступить в семинарию московскую. Надо сказать, что я поступал туда дважды или трижды – в 16, 17 или 18 лет… Нет, дважды – два раза поступал. Не поступив в первый раз, я удивился, смутился, но не опустил руки. И поехал пожить в монастырь, недавно открывшийся в помещении, где находилась до этого казарма, воинская часть. Еще с не сложившейся монастырской жизнью там – что тоже могло бы, конечно, не посодействовать, но как-то отодвинуть вот это желание или оттолкнуть… Но что там заложилось, в этом монастыре, за эти недолгие… там месяца два, может быть, я прожил – это особый дух молитвы и богослужения. То есть, всё не устроено, всё как-то не так – но твой ритм жизни становится непохожим на прежний. И этот новый ритм жизни совершенно тебе нравится. Это ранние… в 5-6 вставали мы на братский молебен или там на молитву – не важно, что там… не особо тебе там нравятся твои сокурсники и товарищи, сокелейники, да… Но вот эта совместная молитва – она и нивелировала и негативные какие-то чувства. А эти ночные богослужения, которые происходили, общение с духовником монастыря – иеромонахом, отцом Владимиром (надеюсь, он жив и здоров – дай Бог ему здоровья) – это всё тоже складывалось в какую-то такую большую копилку. Поэтому, когда через два месяца я уехал брать благословение на монашество у родителей, и они меня не отпустили (соответственно, в 16 лет) – вот оказавшись снова в своей обычной среде… мне стало дико не хватать того, откуда я уехал. Хотя, когда я находился там, в монастыре, мне дико не хватало мира. Ну, это то, о чем я говорил – то есть, вот это раздвоение внутреннее, когда человек… один тебя тянет туда, к веселью какому-то там, к дискотекам (тогда дискотеки были не в клубах, как сейчас – они проходили где-то там на площадках, на улицах или в каких-то там заведениях)… Вот, тянуло тебя, может быть, прежнее такое веселье и простота общения – с одной стороны, а с другой стороны – душа тосковала по другому совершенно. И поэтому вот это пребывание, даже непродолжительное, в стенах монастыря и возвращение обратно в жизнь – они скорее утвердили в желании остаться в Церкви и продолжить этот путь, чем вернуться в мир. Ну опять-таки говорю – я же не монашествующий, то есть, мой уход из мира – как и у любого другого там белого священника: он – уход, но не совсем. У нас есть такие очень важные связи с этим миром, поэтому, наверное… Да…

К. Лаврентьева

– Священник Александр Нарушев, настоятель Храма святителя Иова, патриарха Московского – Патриаршего подворья Свято-Успенского Старицкого монастыря, проводит сегодня с нами этот «Светлый вечер». У микрофона – Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы вернемся через несколько секунд.

К. Мацан

– «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. У нас сегодня в гостях – священник Александр Нарушев, настоятель Храма святителя Иова, патриарха Московского – Патриаршего подворья Свято-Успенского Старицкого монастыря. У микрофона – Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. И мы продолжаем наш разговор.

Ну вот Вы рассказали, отец Александр, что на монашество вас родители не благословили…

Свящ. Александр

– Я бы, наверное, тоже 16-летнего своего сына вряд ли бы благословил…

К. Мацан

– Справедливо, да, справедливо… Но желание стать священником никуда не ушло. Вы к тому моменту уже один раз не поступили в семинарию – то есть, через год Вы пошли поступать снова?

Свящ. Александр

– Уже да – выучив все тропари, кондаки, величания, все даты вселенских соборов, я вновь предпринял попытку поступить в Московскую духовную семинарию…

К. Мацан

– В 17 лет уже?

Свящ. Александр

– Уже в 17, да – и вновь туда не поступил. Немножко было стыдно перед своими товарищами – им надо было объяснять, что конкурс все-таки в семинарию был довольно серьезный, а тогда их, этих учебных заведений духовных, было совершенно немного, да – это была Москва, это был Ленинград (Питер, Санкт-Петербург), это Киев, Одесса, Минск, наверное… То есть, вот как-то вот так – совсем немного было учебных заведений, где можно было бы на серьезном уровне, где хотелось бы… А, вот нет, кстати – открылась Курская семинария еще, в то время была… Но все юноши грезили лаврой, естественно, все юноши грезили поступлением в эту древнейшую и такую солиднейшую богословскую школу, к мощам преподобного Сергия, чтобы всегда окормляться у его честных мощей… И второй раз – фиаско… Друзьям рассказывать, и церковным, и светским, было бы очень грустно, а гордыня не позволяла этого делать – что я снова не поступил и что мне чего-то опять не хватило… И я по совету матери, по благословению мамы пошел поступать, отдал документы в уже существующий несколько лет Православный Свято-Тихоновский в то время институт – сейчас это университет… И вот таким образом – надо сказать, что тоже, наверное, промыслом Божиим – Господь привел меня вот в духовное учебное заведение, которое я закончил. Начиналось всё трудно, а закончилось, да, слава Богу, всё хорошо. И даже поучился в аспирантуре – потом, правда, защищался… Нельзя было в теории еще защищаться в Свято-Тихоновском университете – надо было выбирать какую-то из академий… Так что вот тоже в этом промысел Божий. Наверное, Господь, зная мой характер, зная мои какие-то те юношеские вот эти вот… нежелание жить по правилам, быть скованным какими-то вот особыми рамками… хотелось какой-то свободы… и я занимался спортом еще в то время – наверное, сейчас это трудно заметить, но как-то было и это… И Господь привел туда, где было бы возможно мне вот развиваться, сохраняя какие-то свои увлечения юности и постепенно от них безболезненно отказываясь, и получать достаточно хорошее богословское образование. Собственно, так я и остался, закончил Свято-Тихоновский институт (университет впоследствии)… И через два дня после окончания меня рукоположили…

К. Мацан

– Вот, я как раз хотел спросить, да…

Свящ. Александр

– То есть, 18-го числа я получил диплом государственного образца об окончании Свято-Тихоновского института… Я уже был женат… И 21 ноября 2001 года состоялась моя диаконская хиротония в Храме Архистратига Михаила на Юго-Западной…

К. Лаврентьева

– 18 лет уже?

Свящ. Александр

– Ну так да, 18 лет…

К. Мацан

– А что Вы чувствовали, что Вы помните о том дне? Достигли предела мечтаний, желаний? Свершилось?

Свящ. Александр

– От диаконской хиротонии, наверное, не было таких ярких впечатлений – как ни странно. Я даже немножко комплексовал по этому поводу. То есть, хотелось, стремился – вот, такой довольно-таки, как мне казалось, долгий путь, который прошел там… от 16 до 23 лет, вот… А ощущение было потом, когда была хиротония священническая. Три с половиной года я служил диаконом, и понимал с каждым днем, куда я пошел…

К. Мацан

– Так…

Свящ. Александр

– Да, потому что те романтические представления о священнослужении, какой-то внешней красоте, которые всегда, конечно, у подростков, у юношей стоят на первом месте при выборе такого пути – они постепенно уходили, и ты понимал, что ты вот как раз такую рутину и тяжелый-тяжелый крест на себя возложил. И когда это уже было… в 2005-м, по-моему, моя священническая хиротония – это был отнюдь не восторг. Это трудно передать, на самом деле – это настолько личное чувство… Наверное, это сравнимо с принятием креста, действительно. Вот как если представить, что человек, если он идет на крест – он понимает, на что он идет, но он тебе… Ты этот крест желаешь – то есть, ты понимаешь, что тебя ждет впереди, но не хочешь ничего другого. Вот многие мои знакомые, друзья, когда вот вдруг… Хотя это довольно личный момент в жизни каждого священнослужителя… Но если вдруг заходит разговор о том, «как ты вот в день хиротонии, какое у тебя было ощущение» – практически все говорят, что «плакал». Благо, у тебя на голове воздух, который закрывает твое лицо от остальных, но там – всё льется и течет… Вот, и эти слезы – они смешанные: это и радости, и какого-то трепета и страха, и ужаса, и в то же время восторга… То есть, вот этот каскад эмоций, который переживает священник – его трудно объяснить, и наверное – следуя мысли одного мудреца «мысль изреченная есть ложь» – наверное, стоит на этом остановиться. Но это непростое чувство, которое ты потом помнишь всю свою жизнь. И хиротонию ты помнишь так… достаточно подробно.

К. Мацан

– Вы упомянули в начале беседы, когда рассказывали о том, что мама была верующей с детства, и Вы были крещены в детстве, и я так понимаю…

Свящ. Александр

– Ну, с младенчества, да…

К. Мацан

– Ну, что как-то воспитывались в вере…

Свящ. Александр

– Насколько это возможно…

К. Мацан

– Но упомянули мамину деликатность… мамину деликатность и ненавязчивость в вопросах веры. А в чем она проявлялась?

Свящ. Александр

– Это то, что я сейчас использую в воспитании своих детей. Когда утро воскресенья, а ты пришел часа в три ночи, а надо идти на службу, и ты говоришь: «Мама, да, я завтра пойду на службу» (еще вечером, когда расстаешься), и мама тебя будит часов в семь утра и говорит: «Сынок, ты идешь на службу?» – «Ну, мам, я только заснул, так хочется поспать, отдохнуть, и потом, у меня один выходной, завтра в школу»… И она начинает громко собираться (она больше меня не трогает, не будила, ничего) – ну, шуршать пакетиками, хлопать так немножко какой-то посудкой поблизости…

К. Лаврентьева

– Надо взять на вооружение…

Свящ. Александр

– Да… А потом тихонечко мне говорит: «Сынок, я уже собралась – ты идешь, нет?». – Я говорю: «Мам, мам, ну что ты… поспать хочется…». Вот, а она опять продолжает собираться, а потом говорит: «Ну хорошо, сынок, спи, я уже ушла». Дверь закрывает… И ты уже просыпаешься, и ты уже не можешь спать. И вот пару раз я так не ходил, а потом уже, когда мама начинала шуршать пакетами – я понимал, что все равно это… я спать дальше не смогу, все равно будет невозможно мне оставаться… Я говорю: «Да-да-да, мам, щас, всё, я бегу, я тебя догоню». В итоге собираешься, одеваешься и идешь… Вот в этом деликатность. Никакой грубости, никаких требований: «Как же так? Как, ты обещал! Ты там, такой-сякой, грешник». Нет – она просто собирается, делает свое дело… Может быть, немножко громче… Я у нее спрашивал: «Мам, ты специально это делала?». А она даже не специально это делала, понимаете! Это уже сейчас я спрашиваю, а она говорит: «Нет, нет»…

К. Лаврентьева

– И вы сейчас так же шуршите пакетиками?

Свящ. Александр

– Я хожу с колокольчиком навязчиво, да… (смеются)

К. Лаврентьева

– Правда?

Свящ. Александр

– Правда!

К. Мацан

– Ну, а в этом есть такое все равно некое родительское назидание – что все-таки «на службу пойти надо», «на службу ты пойти должен»… Я почему об этом говорю – потому что мы же часто размышляем: а где граница вот, что можно заставлять ребенка или не заставлять?

Свящ. Александр

– Вы знаете, мой случай, наверное, не такой показательный, потому что мне нравилось ходить на службу, понимаете…

К. Мацан

– То есть, мама как бы Вас сподвигала просто сделать то, что Вы бы и так, наверное, и сами захотели бы сделать, если бы не пришли так поздно?

Свящ. Александр

– Ну да, плюс понимаете, еще что, какая вещь… В духовной жизни очень важно постоянство. Ты один день пропустил правило молитвенное – на второй день его пропустишь еще легче, на третий день – еще, а на четвертый – не вспомнишь. Ты пропустил среду-пятницу, сделал себе послабление, в следующую пятницу еще больше послабление – потом она уйдет из твоей жизни. Ты пропустил одно воскресенье (субботу), второе – а на третье тебе будет уже казаться это не таким важным… И, ну, мама, естественно, понимала, что постоянство – это важная вещь в духовной жизни. И хотя ты там хочешь погулять, позаниматься спортом, приехал с соревнований там, вернулся еще с каких-то вещей… Я еще музыкой занимался – то есть, понимаете, я… И чтец, и жнец…

К. Мацан

– Драмкружок, кружок по фото, мне еще и петь охота…

Свящ. Александр

– Да, практически… То есть, занимался спортом, музыкой, и тоже там было некое разделение… Кстати, вот сейчас вдруг вспомнил: ведь родители, они настаивали, чтобы я поступал в музыкальное училище. И у меня очень хороший педагог была – Татьяна Анатольевна, она и сейчас жива…

К. Мацан

– По какому классу?

Свящ. Александр

– Баян… Всё по-мужски, всё просто…

К. Мацан

– По-настоящему…

Свящ. Александр

– По-настоящему, да. И очень любил я заниматься этим инструментом, и музыку любил очень… И готовили меня в музыкальное училище, и все было хорошо, и уже я практически поступил – меня привезли посмотреть просто, как это всё… И когда я прошел по длинному коридору (это в Волгограде было, в музыкальном училище Серебрякова) – звуки, всё то, что меня радовало и тоже, на самом деле, немножко перетягивало в свою сторону, вот эти вот восторженные студенты и студентки, эта набережная в Волгограде роскошная, да, где хочется погулять… Но вдруг – необъяснимая опять-таки тоска… Вот, и я понял, что я… Вот нет! И когда я собрал свои вещи и почти без разрешения (ну, почти без разрешения) уехал сдавать документы в Троице-Сергиеву лавру – для мамы, для людей, близких мне, и для педагога, и для директора музыкальной школы, для людей, которые меня готовили к этому поступлению, это было, конечно, таким… обидой и потрясением. Единственный человек, который, наверное, встал на мою сторону в тот момент, оказался тот, от кого я больше всего не ожидал как бы получить помощь – это мой суровый отец…

К. Мацан

– Так…

Свящ. Александр

– Да. Он – ну, военный, понимаете, да, полковник, всё понятно там, боевой человек, лаконичный и довольно жесткий, твердый… И когда мама сидела и переживала: «Как же так, сынулька не будет теперь…» (она не думала, что я буду священником, она меня видела где-нибудь там на сцене, с музыкальным инструментом) – отец говорит: «Пусть идет и делает то, что хочет. И не мешай ему». Он никогда не пытался сделать из меня военного, или офицера, или еще кого-то – что тоже удивительно. Ну, мудрость родительская, она – вещь такая… необъяснимая. Родители чувствуют сердцем, если любят, где отпустить, а где немножко прижать стоит. Вот, поэтому отец встал на мою сторону, убедил маму, что не надо за мной бежать – пусть идет, и это его путь такой.

К. Лаврентьева

– Вопрос – откуда взять эту правильную любовь, да? Чтобы чувствовать границу в общении с ребенком – как надо поступить в конкретной ситуации и как поступать не нужно…

Свящ. Александр

– Я вспомнил пример другой родительской любви из жития преподобного Феодосия Киево-Печерского. Если помните, мать запарывала своего сына, закрывала его, не позволяя ему никакие богомолья посещать, ни в какие храмы ходить…

К. Мацан

– Сынок хотел в монастырь?

Свящ. Александр

– Да, а она его – вот… Но любовь у нее была очень сильная. Поэтому, когда он все-таки сбежал, и она его долго искала, и нашла его уже в пределах будущей лавры Киево-Печерской – она ничего… ей ничего не оставалось, кроме как принять монашеский путь и самой жить рядом с ним. Это житие преподобного Феодосия. Любовь родительская, она – сильная вещь. И иногда, конечно, она имеет какой-то перехлест и перегиб, но если она искренняя, то есть жертвенная – она приведет в конечном счете к какому-то очень правильному результату, правильному итогу. Ни один родитель, наверное, не желает зла своим детям. Просто мы иногда навязываем какую-то свою точку зрения…

К. Мацан

– Причиняем добро…

Свящ. Александр

– Причиняем добро…

К. Мацан

– Наносим пользу…

Свящ. Александр

– У меня сейчас дети как раз такого сложного периода – там 18, 16, 14 лет… Ну, маленькая дочка – ей 4, это пока не сложно, вот это всё такой «бантиковый» период… А это вот – смотришь на подростков и понимаешь, что где-то надо отпустить. Надо отпустить, не передавить и дать возможность проявить себя.

К. Лаврентьева

– Священник Александр Нарушев, настоятель Храма святителя Иова, патриарха Московского – Патриаршего подворья Свято-Успенского Старицкого монастыря, проводит с нами этот «Светлый вечер».

Отец Александр, а что для Вас – самое радостное, самое «ресурсное» в Вашем пастырском служении?

Свящ. Александр

– Божественная литургия, однозначно. Даже без доли размышлений.

К. Лаврентьева

– Очень многие так отвечают, да…

К. Мацан

– Да практически все…

Свящ. Александр

– Это источник жизни, это источник силы, это утешение, это… Я занимаюсь с детьми довольно много как педагог, как воспитатель, наставник. И когда я им пытаюсь объяснить, с чем можно сравнить божественную литургию – ну, вообще богослужение, а божественную литургию особенно – это… ее можно сравнить с полетом на машине времени, таким сквозь звезды, сквозь вечность, сквозь пространство, всё… что тебя ветер обдувает, а ты все равно крепко стоишь, и ты являешься свидетелем того, что, может, даже трудно себе представить, и не только свидетелем, но еще и участником…

К. Лаврентьева

– Да, нам – людям, стоящим в храме по ту сторону алтарной стены – это не понять…

Свящ. Александр

– А вы тоже летите, между прочим, как ни странно, в это время… То есть, священник – он стоит там впереди, у штурвала, но…

К. Лаврентьева

– Конечно, конечно… Но это все равно – не предстояние у престола.

Свящ. Александр

– Ну, наверное, да… Почему, кстати вот, священнослужители когда оказываются, даже в период отпусков – они стараются не просто стоять в храме молиться, а стараются, ну, попросить благословения поучаствовать именно в литургии. Потому что уже просто стоять на службе, не совершая богослужение, становится сложным таким испытанием.

К. Лаврентьева

– Да?

Свящ. Александр

– Да!

К. Лаврентьева

– А что сложного именно?

Свящ. Александр

– Восприятие богослужения другое, действительно. То есть, ты – свидетель, а здесь… Ну, это знаете, как за рулем – «дай порулить», да… То есть, ты можешь ехать…

К. Лаврентьева

– А тут ты – пассажир…

Свящ. Александр

– Ты – пассажир, да… Но всё важно, всё здорово… Я просто не знаю, насколько корректно такое сравнение, но тем не менее. А здесь ты – у штурвала, в процессе… Или не у штурвала, если ты сослужащий там – ну, по крайней мере, флагшток там поднимаешь, паруса там поднимаешь, якорь там…

К. Лаврентьева

– А если говорить о сложностях – Вы уже сказали об ответственности, да, о боязни ошибиться, о боязни устать, проявить усталость по отношению к людям, приходящим в храм… А что еще сложно Вам дается в Вашем священническом служении?

Свящ. Александр

– Я часто вспоминаю пословицу, которую мне сказал мой друг – он тоже священник, а он где-то ее тоже услышал. «Никто не видит, как поп плачет, только как скачет». Вот для внешних людей эта сторона жизни – внутренней жизни, внутренних борений, расстройств, слез, обид – она остается в тени. И слава Богу! Наверное, это не нужно – как-то бравировать и афишировать… Для многих людей восприятие священнослужителя, священника – оно ограничивается красивым облачением, возгласами, благословениями, совершением каждения и милыми беседами с прихожанами или прихожанками после службы непродолжительными. Но не замечается совершенно другое – я не знаю, это сложность или не сложность – это данность, с которой, в принципе, каждый священник сталкивается, живет в той или иной степени, но не расстраивается, скажем так, не опускает руки. Непонимание, конечно – то есть, всем же хочется быть любимыми, понятыми, да – как, помните, в фильме «Доживем до понедельника» (или «Большая перемена» – здесь я забыл): «Счастье – это когда вас понимают», да… Вот никто не ушел из этой жизни понятым до конца. Ну и, как любому человеку, священнику тоже хочется какого-то понимания, какого-то участия хотя бы, сострадания к себе… А если…

К. Лаврентьева

– От прихожан?

Свящ. Александр

– Да, от тех людей, которым ты себя отдал, в принципе. Как в семье: ты живешь в семье – ты отдаешь себя жене, детям, родителям. И иногда тебе тяжело, и хочется, если не вполне, то хотя бы отчасти почувствовать участие в своей жизни. Не знаю, тебе там… подушку поправили, кровать заправили, не знаю… завтрак приготовили… помогли сумку тяжелую донести…

К. Лаврентьева

– Ну, заботу какую-то…

Свящ. Александр

– Да, какую-то заботу… А не всегда это, к сожалению, в приходе можно встретить, потому что все сконцентрированы на своих потребностях, на своих… Ну и слава Богу – мы, собственно, для этого и живем, священники. Ну и, кстати, тоже вот я вспомнил – физически тяжело, ногам тяжело, вот это да…

К. Лаврентьева

– Профессиональная болезнь…

Свящ. Александр

– Да… И уже лет где-то через 15-20 ты начинаешь мучиться ногами. Но это – такая малость по сравнению с тем, что ты имеешь для души, для… То счастье, которое ты имеешь как священник – это нюансы.

К. Мацан

– Мне очень точными показались слова Ваши, когда Вы рассказывали о том, что Вы переживали, что Вы чувствовали в день священнической хиротонии – что это чувство принятия креста на себя. Желанного, радостного, но – креста. Вот такая парадоксальная вещь, когда тяжелый крестный путь предстает радостным и желанным, оставаясь при этом тяжелым и крестным. Я подумал о том, что мы часто вот смотрим на священника, который облачен в рясу, на нем крест наперсный, и думаем, что вот священник этим некий свой статус так как-то подчеркивает, являет – «вот я священник, смотрите, я особенно одеваюсь», как-то… А из того, что Вы говорите, следует, что это скорее человек надевает… носит тоже как некий… как некую метафору, как некие вериги – «я несу на себе крест»… Вот у отца Павла Флоренского, кажется, есть такая мысль (ну, тоже метафора, скорее) о том, что облачение священника – вот епитрахиль, например, да – тот кусок ткани, который надевается на шею…

Свящ. Александр

– Ярмо…

К. Мацан

– Да… такой длинный, до пола, которым священник накрывает человека, читая, допустим, во время таинства покаяния разрешительную молитву, и вообще в котором служит – вот епитрахиль и другие части облачения – это, по мысли отца Павла Флоренского, защитный костюм. То есть, если предположить себе, что в таинстве благодать, которая человеку преподается через священника, шла бы через священника без защитного костюма, то самого священника бы расплющило просто, его бы от этого тока, напряжения бы убило. А это – некий вот такой передатчик, то, что не дает священнику самому быть раздавленным этой величиной благодати, которую он передает. Вот это – некое такое вот средство защиты как бы вот от несоразмерности человека падшего и Великого, Абсолютного, Всесовершенного, Всеблагого Бога. Вот тоже в этой метафоре мысль о том, что священник – вот он несет на себе эту тяжесть священства…

Свящ. Александр

– В том числе – да, наверное, соглашусь, отчасти… Хотя я всегда мыслил об облачении немножко по-другому…

К. Мацан

– Ну, это метафора конкретного философа…

Свящ. Александр

– Да-да-да, я помню… И когда вот мы рассуждали в студенческие годы на эту тему – можно ли сравнить это со скафандром своего рода, да, когда ты выходишь в открытый космос, и тебя чтобы там не раздавило, он выполняет какой-то там функционал свой… Да, наверное, можно и так представить (в том числе) священнослужение, таким образом. Хотя вот здесь возникает другой вопрос – ко мне подходят прихожане, когда, ну, переоделся, или там, где-то на улице встретились: «Ой, – говорят, – батюшка, можно у Вас, вот пока Вы без облачения, благословение взять?». Я говорю: «Представляете, можно!»…

К. Мацан

– А почему такой вопрос?

Свящ. Александр

– Ну, потому что вот… Это, кстати, часто встречается. Если вдруг священник снял рясу, там, без рясы или без креста – им кажется, что чего-то не хватает, значит, какая-то способность, суперспособность его покинула… Костюма Бэтмена нету… (смеются)

К. Мацан

– Да… Железный человек снял свой костюм – и сейчас просто человек…

Свящ. Александр

– Да, сейчас просто человек… Вот кстати, я боялся, что у нас зайдет разговор именно в этом направлении.

К. Мацан

– Почему боялись?

Свящ. Александр

– Боялся, что священника начнут сравнивать с просто человеком.

К. Мацан

– Так…

Свящ. Александр

– Я все-таки здесь эту мысль не поддержу. Конечно, по всем физическим, психическим данным он может быть даже не самый лучший человек. Но это как беременная женщина: она просто женщина или нет?

К. Мацан

– Это мы спросим у женщин…

Свящ. Александр

– Да… Это уже не просто женщина – это мать, это человек, который носит жизнь внутри себя. Это человек, который наделен каким-то особым даром. И когда я пытался своим детям объяснить, с чем можно сравнить благодать, которую священник получает во время таинства хиротонии, а у нас мама беременная была как раз в то время – я говорю: «Вот наверное, вот с этим». Это когда у тебя внутри жизнь, за которую ты в ответе и которую ты должен беречь, чтобы она у тебя умножалась… И это даже не от тебя. Понимаете, как – во время литургии священник совершает такое движение рукой, да, над Святыми Дарами, произносит фразу «Преложив Духом Твоим Святым». Это очень четкая фраза. Ты вроде бы делаешь, совершаешь, но ты понимаешь, что это не твои руки, и не от тебя это только, и не столько от тебя это. Ты являешься совершителем не по своей воле, а по воле Божией. Наверное, вот это все в совокупности не отделяет, то есть, не делает его каким-то совершенным там, недосягаемым, но отделяет его в какой-то особую касту, что ли, в особое состояние людей. Вот про черное облачение – знаете вот, как все спрашивают: «Почему черное? Выделяетесь вы, одеваете его, такое…». Это земля, цвет земли. Священник одевает на себя вот это черное облачение – как и монашествующие, так и священник – показывая тем самым, что он умер уже, его нет, он умер для этой жизни. Он одел на себя вот это вот… Это не грустная, мортальная тема, и на «готов» это тоже не похоже – я вижу вашу улыбку, поэтому немножко предваряю… Это свидетельство миру о том, что священнослужитель… Как у Джош Магдауэлл есть такая книга (это такой протестантский богослов, интересный и известный) – «Не просто плотник» у него есть книга. Вот здесь тоже – не просто человек. Это не супермен, не человек, который лучше или хуже – а это тот, кого Господь поставил на особое служение. Кстати вот, у Иоанна Златоуста в книге «Шесть слов о священстве» есть очень важная мысль. Практически вот сразу – во втором письме, во втором слове – она прозвучала: «Принятие священства – это проявление высшей любви человека к Богу». Господь, когда восстанавливает в апостольском служении Петра, спрашивает его: «Симон, сын Ионин, любишь ли Меня?». Он: «Да, Господи». И Господь в ответ на это признание в любви говорит: «Паси овец Моих». Вот этот вопрос Господь задает каждому в таинстве хиротонии. Отец Александр там, отец Василий, отец Вадим, Дмитрий, Серапион – «Любиши ли Мя?». И когда он принимает, говорит: «Да, Господи» – Господь вручает ему особое полномочие, в особое служение ставит его. Поэтому можно сравнивать священника с просто человеком, совсем он такой же, как все, или не совсем – лично для меня это до сих пор вопрос, который я себе поставил и на который отвечаю всю свою жизнь. По жизни, по проявлениям – да, наверное, просто. Но не имею права быть таким. Священник не имеет права быть просто человеком. Он должен быть другим. А насколько это получается – это второй вопрос.

К. Лаврентьева

– Но тем не менее, образ вот этого сверхчеловека, который иногда пытаются на него надеть – это уже лишнее…

Свящ. Александр

– Нет, я понимаю… Здесь я с Вами полностью согласен… Конечно… Здесь я с Вами полностью согласен…

К. Лаврентьева

– Волшебника какого-то…

Свящ. Александр

– Не волшебники… И по облакам не ходим…

К. Лаврентьева

– Как у нас был отец Артемий Владимиров в гостях, и он рассказывал, что перед рукоположением женщины в храме, прихожанки – они за ним практически просто толпами ходили и говорили: «Отец Артемий, когда Вас уже наконец рукоположат? Мы хотим у Вас поисповедоваться». И он говорит: «Это меня очень пугало».

Свящ. Александр

– Кстати, про отца Артемия вспомнили – я очень так… У меня был такой случай в юности… Отец Артемий имел опыт вести передачу «Спокойной ночи, малыши» какое-то время – помните, нет? Вот, и я, увидев его, значит, по телевизору (мне было лет, наверное, 10 или 11), написал ему письмо. Ну, он с Хрюшей, со Степашей там, со всеми…

К. Лаврентьева

– Серьезно? Он вел «Спокойной ночи, малыши»?

Свящ. Александр

– Да-да-да, у него был цикл передач, которые я вот увидел – как раз в Волгограде я жил, в Волгоградской области… И я ему написал письмо, и что удивительно – он мне ответил. Ответил он, и даже матушка его ответила, несколько писем… А потом мы с ним встретились в семинарии московской, прогулялись вокруг пруда, и я в том числе тоже утвердился, что, слушайте – батюшка-то не только по телевизору может, но и так очень…

К. Мацан

– А о чем Вы ему написали?

Свящ. Александр

– Честно говоря, я не помню. Честно говоря, я не помню, и не буду сейчас фантазировать…

К. Лаврентьева

– Вы хотели обратной связи просто, да?

Свящ. Александр

– Я хотел, да, просто вот спросить, ну, может быть, какие-то такие простые, детские вещи… Письмо было, и не знаю, с переездами оно сохранилось или нет – но вот такой забавный момент был в моей истории, да… Так что отца Артемия я помню, да, еще с тех юношеских времен.

К. Мацан

– Ну, вот на этой ноте, которая располагает к улыбке, хотя до этого были сказаны вещи чрезвычайно серьезные и глубокие, о священнике или… и/или простом человеке… Вот Вы говорили о том, что священник – это не просто человек. И я так это слышу, что вот для Вас… Внутренне Вы как священник не позволяете себе быть просто человеком. А вот…

Свящ. Александр

– Я бы очень хотел себе не позволять быть просто человеком. Давайте так вот сразу – я не святой, не праведный, не аскет, не подвижник, но всегда об этом мечтал. Понимаете, как… Вот это продолжающееся внутреннее разделение, о котором апостол Павел говорит: «Бедный я человек! Что ненавижу, то делаю, а что желаю – того не творю», – вот это вот сопровождает, в частности, мою жизнь, и вообще любого другого человека, идущего путем за Христом. Поэтому я, кстати, хотел бы здесь немножко тоже и согласиться с Вами. Что по проявлениям своим мы, конечно – люди. По задаче, по долгу, который на нас Господь возложил… Он очень серьезный, очень тяжелый путь. А люди, которые с нами встречаются, с которыми мы встречаемся – они должны нам помочь. То есть, это какая-то должна быть взаимная работа, соработничество, помощь и участие в жизни друг друга. Мы как – простите за эту фразу – специалисты, или профессионалы в своем деле, можем помочь вам, мирянам. Вы, видя со стороны, можете с любовью, кротостью, молитвой помочь нам стать лучше. Соработничество – в любви, но не в осуждении и не в противопоставлении друг другу. И все-таки ведь не случайно люди… они ожидают от нас какой-то вот такой святости. Ну, будем стараться – вместе становиться святыми, и Господь нас рассудит потом, каждому воздаст по нашему усердию.

К. Мацан

– Спасибо огромное за эту беседу! С нами и с вами сегодня в студии светлого радио был священник Александр Нарушев, настоятель Храма святителя Иова, патриарха Московского – Патриаршего подворья Свято-Успенского Старицкого монастыря, председатель Комиссии по церковному просвещению и деятельности воскресных школ при Епархиальном совете города Москвы. В студии была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свидания!

К. Лаврентьева

– Всего хорошего!

Свящ. Александр

– До свидания!