Поделиться
В нашей студии был настоятель храма святителя Николая Чудотворца в поселке Константиновка в Казани священник Александр Данилов.
Мы говорили с нашим гостем о его пути к вере и священническому служению. Отец Александр рассказал, как личный блог помогает ему в духовной жизни. Разговор шел также о том, как сопоставимы между собой психология и религия.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. А в гостях у нас сегодня священник Александр Данилов, настоятель храма Николая Чудотворца в селе Константиновка в Казани. И, как отец Александр сказал, блогер. Хотя для кого-то это слово, может быть, и ругательное, но для нас на радио «Вера» нет, это такая форма миссионерства. Добрый вечер.
Свящ. Александр Данилов
— Добрый вечер.
К. Мацан
— Отче, напомню нашим слушателям и вам, что в этих беседах мы разговариваем со священником о пути священника к вере и в вере, и о том, какая цепь событий привела к тому, что человек захотел стать священником, как это переживал и так далее. Нам этот разговор кажется существенным, потому что для тех, кто смотрит на Церковь со стороны, нередко может показаться, что священниками рождаются, а не становятся — вот есть человек на амвоне в облачении или в блоге с крестом, и вот ему, видимо, на роду было написано быть священником. Наверное, он из какой-то особой среды возник, пришел. И он как-то немножко к этому миру в некоторой оппозиции. При этом мы помним, понимаем, что священники это такие же люди, из той же среды, из того же общества вырастают. И в какой-то момент человек, мужчина для себя принимает решение, что я хочу всего себя этому посвятить. Вот что это за выбор, как это связано с верой, с поиском Бога, с ответом на вопросы, с сомнениями, мы хотели бы с вами сегодня поговорить. Может быть, я бы с самого последнего и начал. А сомнения в вере для вас, как для священника, существуют?
Свящ. Александр Данилов
— Я бы соврал, если бы сказал, что я никогда ни в чем не сомневаюсь. Понимаете как, любой процесс познания предполагает, что у тебя будут возникать сомнения. Только мертвые или сумасшедшие ни в чем не сомневаются или, допустим, ничего не боятся. Я бы опять соврал бы, если бы сказал, что я ничего не боялся. Вы бы поняли, что я вру. Здесь так же. Если я познаю Бога, я к Нему двигаюсь, но в любом случае бывают моменты сомнения, бывают моменты слабости, бывают кризисы банальные, у любого человека есть кризисы. Я люблю сравнивать отношения с Богом с отношениями в семье. Есть другой человек, и ты его любишь. Но у вас в отношениях бывают кризисы — легкие, иногда тяжелые, но без них невозможно, потому что эти отношения живые. И отношения человека с Богом они живые. И меняется человек, бывают разные ситуации в жизни. И действительно, бывают моменты, когда ты можешь сомневаться и в верности выбранного пути и в своей вере. Во многом, действительно. Но меня всегда спасало множество вещей, но одна из самых главных — это опыт общения с Богом. Потому что ведь вера, когда смотришь со стороны на христианство вообще и на православие, для многих внешних людей — что такое христианство? Это набор догматов. Вот, вы сидели, пили чай и решили: а дайте-ка я поверю в Бога. Ну, потому что, чтобы мне проще было жить. Чего там нужно принять: вот это, вот это? Ну, хорошо, теперь я верующий. Нет же — человек верит в Бога не потому, что он выбирает определенный набор догматов. Нет. Он верит потому, что у него есть опыт соприкосновения с чем-то совершенно необъяснимым, во многом иррациональным, выходящим вообще за рамки его восприятия мира, себя — что-то, что сотрясло его сильно или полностью перевернуло во многом. И этот опыт общения с Богом в разной форме, по-разному, но он есть у христиан. У каждого есть такие моменты, о которых он мало кому говорит, но о которых всегда помнит — это моменты, наверное, особенного какого-то переживания Бога, общения с Богом. Когда есть этот опыт общения с Богом, то он во многом помогает остаться в Церкви, остаться верующим, потому что ты вспоминаешь о том, что у тебя есть этот опыт — вспоминаешь о Боге, о Его присутствии в своей жизни. И постепенно-постепенно преодолеваешь...
К. Мацан
— А о вашем опыте вот такой встречи, этого богообщения? Насколько, во-первых, это вообще поддается выражению в словах и насколько это возможно рассказывать кому-то, этот глубочайший интимный момент? Вы чем-то можете поделиться?
Свящ. Александр Данилов
— Да, я могу поделиться не ста процентами, но определенными вещами, да. Общие моменты могу сказать, как к этому я шел. У меня в жизни не было момента, когда я был неверующим. Я из семьи людей, которых можно назвать, что они верующие, но нерелигиозные. У меня папа — летчик, а мама — учительница. То есть у меня семья достаточно интеллигентная. Они верили в Бога, они меня крестили. Но в плане религиозности, то есть ежевоскресного посещения храма, совместной вечерней молитвы с детьми и так далее, такого не было. Мама мне рассказывала о Боге, она рассказывала мне о вере, меня возили иногда в храм, раз в несколько месяцев. Но глубоко мы не погружались в это. И отчасти я им за это благодарен, потому что в период моего подросткового бунта у меня христианство, православие не ассоциировалось с тем, против чего я бунтую — это не ассоциировалось у меня с системой правил, запретов и так далее. Я просто верил, что Бог есть, молился своими словами. И так потихонечку и жил. Всё религиозное для меня казалось чем-то очень тягостным, чем-то ненужным совершенно. И так было, наверное, до 9-го класса. В 9-м классе я купил Евангелие, начал его читать. Я его купил его в храме, который был неподалеку, у священника, который впоследствии стал моим духовным отцом. Я купил Евангелие, я с ним поговорил. Знаете, у меня это оставило такое светлое впечатление определенное. Я читал Евангелие, но опять же этого было достаточно. Я окончил школу, пошел в университет. И первое по-настоящему серьезное переживание Бога я получил, как это ни странно, от протестантов. Тогда я встретился с протестантами — одна девушка, протестантка, она училась на моем факультете, мы с ней познакомились. Она пригласила к себе. Это были баптисты. И, общаясь с ним, я понял, что то, как я до этого верил, по сравнению с тем, что они мне показали, мое безрелигиозное христианство, скажем так, моя безрелигиозная вера, это просто ничто по сравнению с тем переживанием Бога, которое они мне показали — какими могут быть отношения с Богом. И я начал тогда ходить к ним, параллельно иногда захаживал в православный храм, потому что формально я считал себя православным. Я ходил к ним все чаще, я начал ездить в Москву, я был вхож во многие протестантские тусовки и к пятидесятникам, к харизматам, много чего там было интересного. Но в этот момент, действительно, они мне показали, что вера — это то, чем ты живешь. И, в принципе, так бы я к ним и ходил, все чаще и чаще, пока передо мной не поставили вопрос, что, мол, хорошо, конечно, ты ходишь и к нам, и туда и туда. Но надо определиться.
К. Мацан
— Вы уж решите, с кем вы: с большевиками или с коммунистами?
Свящ. Александр Данилов
— Да. Определись: ты к нам или к ним? Ну, конечно, родители об этом не знали, я очень от них скрывал, потому что я очень боялся, что мама очень расстроится и будет конфликт, я не хотел ее ни в коем случае обижать этим. Поэтому я решил, ну, надо посмотреть, собственно, от чего отказываюсь прежде, чем я куда-нибудь перейду. Понимаете, в сравнении с первым впечатлением от православного прихода, конечно, какая-то церковь «Слово жизни» в Москве просто выигрывает, потому что первое впечатление от православного храма, которое у меня было, когда я пришел — мрачно, темно. Это был мой любимый собор Вознесения, город Тверь, собор Вознесения, наверное, самый мой любимый храм в моей жизни. Но на первый момент — это было мрачное место, где все сидят в темноте по углам, ничего непонятно, я никому не нужен, какие-то непонятные люди что-то непонятное делают. И главная мысли на Литургии у меня была: скорее бы запели «Отче наш». Потому что я понимал, что это конец Литургии. Прихожу к харизматам или к пятидесятникам, и я вижу, что там движуха идет, там всё классно, там всё понятно, там эмоции, там переживания, там люди плачут во время молитвы.
К. Мацан
— Там громко, в конце концов.
Свящ. Александр Данилов
— Да, то есть там есть эффект. Там проповедь, на которой пастор просто вспотел, пока ее говорил...
К. Мацан
— Как сегодня говорят: вау-эффект.
Свящ. Александр Данилов
— Да. И вот эффект эмоций, эффект выражения этой внешней эмоциональной веры, конечно, он цеплял во многом. Плюс умение завлечь человека, привлечь его и так далее. Так вот, я начал читать. Что мне попалось по первости — это две книги: Игнатий (Брянчанинов) — «Приношение современному монашеству» и «Моя жизнь во Христе» Иоанна Кронштадтского.
К. Мацан
— Как-то вы сразу с такого хард-контента начали.
Свящ. Александр Данилов
— Я пришел в храм, две книжки стоят — я их взял и начал читать. Я же не соображал, что мне читать нужно. Я открыл, и меня во многом поразило то, что я там прочитал.
К. Мацан
— Поразило в хорошем смысле?
Свящ. Александр Данилов
—Да, в хорошую сторону. Я увидел, что отношения с Богом могут быть в миллион раз глубже, чем они есть сейчас. Что можно верить так глубоко, так красиво. И я хочу к этому прикоснуться. Я увидел, насколько красивыми могут быть отношения Бога и человека. Как глубоко можно переживать Бога и как можно меняться, идя к Нему, даже, как ты молишься, как ты во время молитвы себя ведешь, как ты к ней готовишься, готовишь свой разум, готовишь свою душу — не просто в порыве эмоций что-то изрекаешь, а то, что для тебя это момент интимный, глубокий.
К. Мацан
— А вот если чуть подробнее про то, что вас так впечатлило даже у этих двух авторов — Игнатия (Брянчанинова) и Иоанна Кронштадтского. Какая фраза запала в сердце?
Свящ. Александр Данилов
— У Игнатия (Брянчанинова) даже не фраза, а отдельные главы запали — как он говорил про молитву. В протестантизме... Я не был полностью протестантом, я хочу еще раз это подчеркнуть, но в том, что говорит пастор, ну, там нету этого особенного упора на то, что нужно как-то готовиться, что нужно что-то делать, чтобы свою молитву действительно не то что усилить, мне не нравится слово «усилить». Углубить — сделать ее чем-то более проникновенным, глубоким. Нет — ты хочешь молиться, ты молишься. У него, когда я начал читать про то, как он говорит про молитву, что к ней готовятся.... Господи, у него целая глава про подготовку к молитве. У меня это было просто: взял и начал молиться. Я читал — я просто об этом не подозревал даже. У Иоанна Кронштадтского мне понравилось его поведение. Не слова, а именно поведение — когда он описывал, как он просит прощения. Что он наругался на человека и тут же пошел просить прощения, мгновенно. И его поведение, его переживание Бога — когда он пишет о своих грехах, переживание этих грехов, переживание прощения Бога и так далее. Вот эти два момента — подготовка к молитве, и переживание своего несовершенства и любви Бога к тебе — меня поразили. И я начал копать.
К. Мацан
— Священник Александр Данилов, настоятель храма Николая Чудотворца в селе Константиновка в Казани сегодня с нами и с вами программе «Светлый вечер». Итак, вы начали копать. И?
Свящ. Александр Данилов
— И докопался. Докопался до православных миссионеров. Понятно, что их имена всем известны, они у нас из столетия в столетие те же. Сначала Алексей Ильич Осипов, дай Бог ему здоровья, это человек, который очень много мне открыл. Затем был отец Олег Стеняев, так как он пишет о протестантах очень много интересного, особенно с наличием интернета это очень-очень было интересно. Отец Даниил Сысоев. Несмотря на то, что я с некоторыми вещами сегодня с ним не соглашаюсь, но тот эффект, который он на меня произвел, он был крайне положительным. Отца Георгия Кочеткова я тогда не читал, его книг. Он тоже был одним из миссионеров, но его книги до меня дошли только лет через пять, я не знал о его существовании. Отец Андрей Кураев — я не могу ничего сказать, потому что, действительно, когда я его слушал на тот момент, меня поражало то, как он рассказывает о Церкви.
К. Лаврентьева
— Он очень многих привел.
Свящ. Александр Данилов
— Поэтому, как факт, я благодарен этим миссионерам, каждому из них за то, что тогда они показали, что помимо этих двух фамилий, помимо Иоанна Кронштадтского и Игнатия (Брянчанинова), есть огромный пласт того, что я раньше не видел в православии.
К. Мацан
— Вот, пока далеко от этого не ушли. Если не погружаться, чтобы не закопаться в деталях и текстах тех, кого вы перечислили. Что о православии, если угодно, в целом вы поняли? Что такого принципиального о православии вы для себя открыли и сформулировали, с ними познакомившись? Поскольку сейчас вы много говорили о периоде вашего увлечения протестантскими деноминациями, что принципиально отличало православие — то, чего вам не хватало, что вы в нем нашли, от вашего предыдущего опыта?
Свящ. Александр Данилов
— Я могу сказать, еще основываясь на том опыте людей, которые перешли из протестантизма в православие, к примеру через мой блог мы с ними разговаривали. В протестантских церквях, я не хочу сейчас никого обидеть, но там ничего не говорили про борьбу с грехами, про какую-то духовную жизнь — ты покаялся, ты в церкви, — ну, аминь. Всё классно, вперед. Но пастор не говорил ничего — ни один из пасторов, которых я слушал, не говорил ничего про духовную жизнь, про борьбу со страстями, даже про молитвы, про добродетели: каким образом это всё на твою жизнь влияет. Ничего не говорили про понимание Священного Писания.
К. Лаврентьева
— Отец Александр, простите, перебиваю. Но это вы сейчас говорите уже со стороны человека, который давно в Церкви, который священнослужитель, и он уже понимает конкретную разницу, глубокое разделение между православием и протестантизмом. Но в тот момент, когда вы сочувствовали им, назовем это так, это же очень удобно — не нужно слишком выходить из зоны комфорта. Я сейчас не хочу никого обидеть, но факт остается фактом — ты радуешься, ты христианин, ты ликуешь, славишь Бога, поешь песни. Зачем выходить из зоны комфорта в сторону своих страстей, сопротивления греху? Я сейчас ни капли не иронизирую, я действительно пытаюсь взглянуть на это из того взгляда. Почему вы все же выбрали православие? Почему вы в итоге ушли из протестантской общины?
Свящ. Александр Данилов
— Я осознал, что я далеко не такой хороший, каким могу сам себе казаться. Потому что когда ты понимаешь, что ты далеко не подарок, — когда ты читаешь святых, тогда ты понимаешь, что ты далеко не подарок, что у тебя есть очень много моментов в твоей жизни, которые можно назвать грехом, страстью. Когда ты это читаешь, ты осознаешь это. И через это ты начинаешь по-другому смотреть на свою духовную жизнь. Это не значит, что ты должен повеситься на ближайшем дереве от того, что ты никчемное животное и ни на что не способен. Нет. Это не про неврозы, не про это. Просто ты осознаешь, что в тебе есть твоя темная сторона. И когда ты ее видишь и осознаешь ее наличие, глядишь в нее и понимаешь, что твоя духовная жизнь проходит в том числе и вот здесь вот, в этой темной, скажем так, части твоей личности — в протестантизме про это мало что говорили. А в православии есть масса всего. И когда ты видишь, что, преодолевая это, ты получаешь другие отношения с Богом, это меня зацепило. Зацепило, потому что главным желанием всегда, с момента вообще моего обращения, такого сознательного, с протестантами к Богу — это было желание быть с Богом, больше о Нем знать. И когда я встретился в православии с совершенно с другим пониманием жизни бытия с Богом, когда я понял, что отношения с Богом могут быть качественно другими, когда я встретился в себе со всем этим. Тот же Осипов очень много говорит о страстях, основываясь на Игнатии (Брянчанинове). Я помню прекрасно его лекции о духовной жизни, когда я слушал, что он говорил на основе Игнатия (Брянчанинова), я всё это смотрел на себя, относил к себе. И я понимал, что я очень много нахожу в себе от того, о чем мне никогда мне раньше не говорили.
К. Мацан
— У вас такая интересная логика получается, что открытие в себе этой темной стороны ведет вовсе не к унынию, а наоборот, к открытию перспективы преодоления этой темной стороны, и через это выход на новое качество отношений с Богом. То есть это не про то, чтобы закуклиться и на этом сконцентрироваться — ты открываешь в себе то, что должно быть преодолено и через это выйти на новые этапы. Это, получается, православие перспективу открывает.
Свящ. Александр Данилов
— Да.
К. Лаврентьева
— Но, с другой стороны, ты порой видишь в себе такую непроходимую историю грехов, каких-то ужасных привычек и каких-то врожденных склонностей, неврозов, помноженных на неправильные поступки, и всё это крутится по одной и той же спирали, что ты действительно на какой-то момент можешь прекратить верит в то, что тебя вообще можно исправить.
Свящ. Александр Данилов
— Согласен с вами. Но тут есть вторая сторона. То есть православие сочетает в себе две стороны. С одной стороны, осознание этой темной части человека. Но, с другой стороны, когда ты понимаешь, что в тебе есть эта темная часть, которую ты преодолеваешь, ты понимаешь, насколько сильно тебя любит Бог — насколько сильно Он тебя любит, что Он дает тебе силы это преодолевать, что Он все равно с тобой. Он тебя не оставляет, даже учитывая эту твою темную сторону. И ты глубже осознаешь, какого уровня могут быть отношения с Богом. Плюс ко всему, это воспринимается отчасти как стены — то, что отделяет меня от более, наверное, глубокого понимания, познания Бога. Поэтому потихоньку, прикасаясь к ним, я начал понимать, что есть иное видение христианства. И это меня очень сильно зацепило. Я стал меньше ходить в московский, допустим, «Дом молитвы», чаще посещать православные храмы. Это был такой первый, наверное, этап вхождения в православную церковь. Не последний, конечно, были и кризисы. Но вот именно по-настоящему первое мое вхождение в Церковь было, благодаря и святым отцам и миссионерам, и через познание этой темной части самого себя.
К. Мацан
— А был у вас какой-то религиозный опыт, который, знаете, разделяет жизнь на до и после? Вот что-то такое человек переживает, мы это часто называем встреча с Богом. Причем не обязательно первая в жизни. Это может быть встреча уже в пути в вере, знаете, после которой ты не можешь прежним оставаться.
Свящ. Александр Данилов
— Да, было два момента, о которых я могу сказать. Первый момент — в этот момент я очень уже начал ходить в храм, и я пришел в собор Вознесения днем после лекции. Я тогда очень сильно согрешил, не буду говорить, что я сделал, но достаточно серьезная вещь. И я это переживал, но не так глубоко и сильно, в принципе — ну, есть и есть. Я помню себя, я стою в храме... А там, чтобы вы понимали — собор Вознесения в Твери сделан в таком стиле классицизма — сверху небольшой купол и оттуда, собор достаточно темный, сверху купол и оттуда свет идет. И свет попадает на распятие, так получается. И я помню прекрасно, что я стою там и вдруг осознаю, что как будто меня просто видят насквозь — все мои мысли, всё то, что я думаю, скрываю даже от себя самого. И это было непередаваемое ощущение, когда ты понимаешь, что Бог тебя видит здесь и сейчас насквозь, всего — все твои мысли, все твои страхи, все твои тайны, всё до конца. Это не было страшно или не было эмоциональных всплесков, но это что-то совершенно непередаваемое, когда ты понимаешь, что Бог видит всё. Всё в тебе, тебе нечего от Него скрывать. И второй момент, когда я расстался с девушкой. Когда я расстался с девушкой, я это переживал целый год, потому что это было первое мое встречание, в течение года меня прямо кидало влево, вправо. И я тогда уже пономарил. Я стою, реву, потому что мне плохо, у меня разрывается сердце. (Это я сейчас могу так счастливо рассказывать, а тогда для меня это была жуткая трагедия.) И я помню момент, когда мне плохо, Литургия, и наступает момент, и я прошу: «Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы это всё прекратилось наконец-то, чтобы этого всего больше не было. Не могу выдержать этого всего». И у меня постепенно-постепенно... в течение Литургии я начал успокаиваться. И, действительно, было на уровне ощущений, как будто кто-то тебя гладит по голове, успокаивает, что-то теплое потихонечку у тебя по всей твоей душе разливается, ты успокаиваешься. И с того момента я начал приходить в себя полноценно — я начал всё это оставлять в прошлом и жить, как говорится, настоящим. Ну, вот это два момента. О других говорить не буду.
К. Мацан
— Потрясающие истории. Я, повинуясь долгу журналиста, не могу не спросить. Допустим, сейчас нас слушает человек, который размышляет со скепсисом о религиозной вере. И такой человек может сказать, что, ну, это некоторое эмоциональное переживание. (То, что вас так отпустило, например.) Очень хорошо, что сработало, но это же может пережить и человек неверующий — ну, вот как-то психологически с собой поработал, настроил себя на что-то. Может быть, музыка красивая в храме, эмоции — ну, отпустило. Бывает же, что отпускает. Почему вы это связываете именно с личным Богом, с Его участием в вашей жизни? Можно ли это, если угодно, артикулировать и обосновать? Или это только можно пережить и почувствовать?
Свящ. Александр Данилов
— Двояко. С одной стороны, я могу доказать, по крайней мере, предположить, что пока вас нет в студии, вот этот стол уносят невидимые гномы и возвращают назад, понимаете? И вы не докажете обратного. Я могу объяснить что угодно. Но объяснить, не значит доказать, понимаете. Если человек отрицает...
К. Мацан
— Не значит убедить.
Свящ. Александр Данилов
— То есть, если человек говорит о чем-то и логично выстраивает обоснование, то это не значит, что это так. Можно логически выстроить любую цепочку, на любой вкус. Это не значит, что так и есть. Во-вторых, я в своей жизни, это не единичный случай, я видел, как Господь в моей жизни направлял меня, даже помимо моего собственного желания это делать. И явно показывал, и много раз показывал Свое присутствие в моей жизни, и обличая меня, и достаточно жестко обличая порой. И наоборот, помогая выйти из абсолютно безвыходных ситуаций. И этого настолько много, что я не верю в случайности, просто не верю. Либо это массовый вселенский сговор в моей жизни, и мир просто гнется все время, либо Бог существует. Учитывая, что у меня есть опыт и такой и такой, я могу честно сказать, что это Бог в моей жизни действует. Ну, опять же тут момент веры, понимаете. Можно сказать, что ты любишь свою супругу потому, что у тебя внутри химические реакции идут — просто химия впрыскивает в мозг какие-то элементы, ферменты и так далее. И на самом деле ты ее не любишь, это просто химия такая. А можно сказать, что ты ее действительно любишь. И это невозможно объяснить, эти чувства. И, на мой взгляд, второй вариант убедительнее, потому что мы не просто куски мяса — мы создания духовные, и мы переживаем и окружающий мир, и Бога не только на уровне химии и физики. Так же и здесь — есть опыт переживания Бога.
К. Мацан
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Напомню, сегодня с вами и с нами в программе «Светлый вечер» священник Александр Данилов, настоятель храма Николая Чудотворца в селе Константиновка в Казани. У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Мы вернемся после небольшой паузы, не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели. «Светлый вечер» на светлом радио вновь приветствует вас. У нас в гостях священник Александр Данилов, настоятель храма Николая Чудотворца в селе Константиновка в Казани. С вами Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы говорим с отцом Александром о его пути к священству. Отец Александр, прежде чем спросить вполне логично и последовательно о том, как вы все же приняли решение быть священником, как получилось так, что вы все же им стали и как вам живется в этом священстве, я, как давний читатель вашего блога в социальной сети «Инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)», позволю себе процитировать вас: «Мой духовник как-то сказал мне, как определить момент своего духовного взросления. Пересказываю своими словами. Если тебе кажется, что вокруг бегают радужные единороги, жизнь абсолютное счастье и тебя все любят, значит, духовно ты еще ребенок — тебе кажется, что все тебя должны любить и принимать. Взросление начинается, когда ты вдруг осознаешь простую истину: в твоей жизни есть и будут люди, которые будут тебя искренне ненавидеть, им будет противен твой голос, твои мысли и твои действия, они будут считать тебя злом. Всегда. Ты не сможешь их переубедить в обратном, что бы ты ни делал. Ты не обязан им нравиться. Если ты не делаешь им зла, и с твоей стороны ничего злодейского не исходит, то и запариваться на эту тему не нужно. Это приведет к принятию того факта, что ты не идеален и мир не идеален, люди не идеальны, единороги вымерли, радуга бывает только после бури, а за углом может поджидать далеко не счастье. И это действительно успокаивает. Раньше, какое-то время, у меня в голове не укладывалось: как меня могут ненавидеть люди, с которыми я практически не общался? Сегодня я это принимаю как факт. Я понимаю, что с моей стороны я ничего плохого им не делал, но они имеют полное право меня не любить. И мне как-то спокойно». Из этого вы делаете вывод, что тогда действительно и приходит духовное взросление. Вы пересказываете слова своего духовника.
И мне тут очень хочется привести еще одну цитату, я сейчас прошу терпения у наших радиослушателей, но это действительно крайне важно сейчас, потому что параллель сразу возникает в голове. Владыка Антоний Сурожский: «Позвольте рассказать вот о чем. Я принадлежу к поколению, которое пережило Первую мировую войну, и революцию, эмиграцию, все связанные с ними тяготы. И когда я был мальчиком, у меня сложилось впечатление, что мир вокруг меня — джунгли, вокруг меня дикие звери, и чтобы выжить, нужно либо стать абсолютно бесчувственным и уметь сражаться, либо приготовиться быть уничтоженным и разорванным на куски. И в какой-то поворотный момент Христос вошел в мою жизнь. Мне тогда было лет четырнадцать, и я помню, как читая впервые Новый Завет, я открыл его на отрывке из Евангелия от Матфея, где сказано, что Бог проливает Свой свет на добрых и на злых, любит и добрых и злых, одних — радостно, других — в крестной муке (Мф.5: 44-46). Помню, я отложил книгу и подумал: я хочу быть с Богом, потому что даже если меня будут жечь живьем, я все равно буду любить людей, которые это делают, потому что хочу быть с Богом. Я думаю, мы все находимся в таком же положении: в науке, в литературе, в искусстве, в музыке, в человеческих отношениях, в мирное время или на войне, в здоровье или в болезни мы идем по тому же морю, по которому шел апостол Петр. Порой нам удается идти по волнам, потому что мы думаем о Боге гармонии, порой мы начинаем тонуть, потому что вспоминаем о себе, о нашей хрупкости, об опасности, которая нам грозит. И в этот момент Христос берет нас за руку, и мы оказываемся в безопасности на берегу». Вот после всех этих долгих моих прочтений цитат владыки Антония и цитат из вашего блога, отец Александр, мне хочется спросить о вашем личном опыте. Вот тот самый момент, когда вы поняли, что есть люди, которые вас не любят и вы в этом совершенно не виноваты — вы сразу пришли к тому, что это надо просто принять? С этим надо спокойно жить и особо на эту тему не переживать — не переходить в эту область, не переходить в область психоза и невроза? Как вы пришли к этому, что это был за путь? Потому что, мне кажется, это самое сложное для человека. Для нас естественно любить и хотеть, чтобы нас любили. И когда на нас обрушивается правда, что, нет, нас не любят, а мы в этом не виноваты, мы плохого этим людям не сделали, тогда наступает конкретный вопрос к Богу, вопрос миру, вопрос себе и разочарование в жизни. Как в итоге этого разочарования избежать, на ваш взгляд? Как вам удалось прийти к тому, к чему вы пришли?
Свящ. Александр Данилов
— Ну, во-первых, я впервые слышу, чтобы меня цитировали. Это интересное чувство. Я этому только учусь, я не могу сказать, что я великий аскет, который со спокойствием ровным слушает потом, как его полоскают. Нет, конечно. Меня этому начал учить Бог через блогерство. Потому что когда ты в храме, когда ты священник, понятно, что тебе улыбнутся, тебе скажут «батюшка, доброе утро, мы рады вас видеть», «благословите нас». А когда ты открываешь комментарии к блогу, а там — тебя шлют, там тебе желают смерти. Смерти желают раз в неделю примерно, жене и ребенку раз в месяц примерно, угрожают найти и убить тоже примерно раз в месяц, в два. Есть и люди, которые пишут гадости, блогеры и так далее.
К. Лаврентьева
— Вы об этом очень спокойно говорите.
Свящ. Александр Данилов
— Потому что я уже отпереживал это. Но когда ты в это окунаешься постепенно, с каждой тысячей подписчиков, желающих, чтобы ты сгорел здесь на этом месте — больше, больше, больше. И, в конце концов, наступает критический момент, когда ты не можешь это игнорировать, ну, просто никак — этого много и это есть. И я, в конце концов, начал, сначала я начал просить у Бога, чтобы Он мне подсказал, как с этим сражаться, что делать с этим? Потом пошел к духовнику. Духовник мне как раз объяснил, что это момент взросления, и он говорит: тебе просто нужно постепенно-постепенно, через молитву за этих людей, даже за себя, постепенно принять это, как неприятную, но данность этого мира. Как, допустим, ты идешь домой, льет дождь. Ты можешь на него ругаться, можешь его не любить, но он все равно будет идти вне зависимости от того, что ты хочешь или не хочешь. Поэтому воспринимать нелюбовь этого мира нужно начинать. Первый шаг — это восприятие неприятной, но данности, на которую ты не можешь повлиять со своей стороны. Это есть. Это следствие оторванности от Бога этого мира, к сожалению. Потому что для Бога несвойственна нелюбовь. Бог — это любовь, и единство с Ним — это любовь. И потихоньку-потихоньку, осознавая это, осознавая это, принимая это, ты учишься спокойнее... Плюс ко всему, как Булгаков писал в «Мастере и Маргарите», Иешуа Га-Ноцри, который говорит следующее: «Нет людей злых, есть люди несчастные». Это второй момент, который стоит признать после этого. Как только ты учишься более-менее адекватно воспринимать негатив, ты начинаешь понимать, что человек не будет тебя ненавидеть потому, что у него всё хорошо — это всегда крик боли.
К. Лаврентьева
— Отец Александр, в продолжение этой темы. Мне хочется с вами поделиться своими мыслями. Если вы будете с ними не согласны, буду вам очень благодарна, если вы не согласитесь. Если согласитесь, тоже буду благодарна. Вы очень много внимания в своем блоге уделяете науке психологии, причем подчеркивая каждый раз, что вы не психолог, у вас нет образования специального, то есть всё чисто теоретически. Ну, и практически, на своем опыте, но не основываясь ни на каких дипломах о психологическом образовании. Сейчас очень модно говорить о личных границах, о разных психологических способах защититься от негатива, о разных психологических путях ответа человеку, который хочет тебя подключить к этому негативному потоку. Вот эти все термины очень сейчас популярны. Отец Александр, но при всем моем уважении к науке психологии, я знаю прекрасных образованных людей, психологов, преклоняюсь перед ними, очень уважаю их, но мне кажется, что в данном случае, когда идет на тебя конкретный негатив и он несправедлив, как бы ты ни расставлял личные границы, как бы ты ни представлял себя в бушующем водопаде света вокруг негатива, до тебя он не доходит, или в каком-то куполе, — вот эти всё из книжек психологических способов защиты, — мне кажется, что это борьба с ветряными мельницами. То есть, фактически, тебя из этой всей негативной сферы может увести исключительно только Господь. И вот, скажите мне... Нет, конечно, это так, безусловно. Как с этим поспоришь? Но я к тому, что именно с этим, мне кажется, наука психология еще пока не научила справляться. Может быть, я ошибаюсь.
Свящ. Александр Данилов
— Понимаете, касательно психологии, я считаю ее одной из самых полезных наук наравне с медициной, которую считаю самой полезной наукой сегодня. Для меня теоретическая физика уровней на триста ниже, чем медицина.
К. Лаврентьева
— Доказательная медицина.
Свящ. Александр Данилов
— Да. Потому что то, что делает жизнь людей лучше, должно оставаться на первом месте. Так вот, психология. Но при этом я понимаю, что в определенных моментах при всем огромном уважении к психологии — у меня огромное количество друзей и клинические психологи и обычные, и чего там только нету, и друзья близкие, и знакомые. Но есть моменты в отношении человека, в которых психология и православие никогда не смогут договориться. Никогда. И я это понимаю.
К. Лаврентьева
— Это очень важно.
Свящ. Александр Данилов
— И для себя, когда стоит вопрос психологии или учения Православной Церкви, я всегда буду выбирать Церковь.
К. Лаврентьева
— А вы можете привести эти моменты? Буквально один-два. Как раз о негативе, например. Вы ведь наверняка об этом говорите.
Свящ. Александр Данилов
— Ну, смотрите. Один из моментов связан с окружением — тебя должны окружать люди, которые тебя ценят, которые тебя любят, твоя среда не должна быть токсичной. О’кей, я согласен. Но это нереально, это невозможно. Ну, невозможно никак в этом мире. Это возможно, если у вас страна единорогов, где все добрые и прекрасные, кругом Лепрекон, золото раскидывают и все прямо такие психологически зрелые и счастливые. Но жизнь полна не только красоты, но и мерзости и несправедливости. И ты никуда не денешься от того, что другие люди так или иначе в твою жизнь привносят негатив — ты никуда от этого не денешься. Особенно если ты живешь в большом городе, а не в маленькой деревне. И поэтому, скорее, тут я следую словам протопресвитера Александра Шмемана, который говорит, что христианство, в отличие от психологии, не решает проблемы, оно их снимает. Оно поднимает человека в такое измерение, где эти проблемы перестают быть проблемами. Вот так я скажу. Поэтому, касательно окружения, я работаю с разными людьми — есть люди, которые токсичные, есть нетоксичные, есть те, кто приносят негатив, кто позитив. Я, как христианин, учусь любить их настолько, насколько это можно.
К. Лаврентьева
— Отец Александр, пока мы эту тему обсуждаем, тогда еще один вопрос. Сейчас очень много говорят о любви к себе. «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». То есть, как возлюбить ближнего, если ты самого себя не любишь? И так далее и так далее. Я куда ни захожу, почему-то все время натыкаюсь именно на этот спор. Какое у вас мнение на этот счет? Вот здесь психология и православие сходятся или расходятся?
Свящ. Александр Данилов
— Сейчас, я чувствую, что там, на той стороне, зашевелится куча психологов, которые потом мне напишут в «Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)».
К. Лаврентьева
— Мы их очень уважаем и любим. Но у нас идет важный разговор на эту тему, о любви к себе и о любви к ближнему.
Свящ. Александр Данилов
— Основной месседж современных психологов, которые так или иначе называются православными, в следующем: ты не можешь любить других, если ты не в ресурсе. То есть у тебя должно быть «полное ведро воды», чтобы ты с кем-то мог поделиться. Логически это верно звучит. Но просто в таком случае чаще всего рассуждения сводятся к чему: сначала ты будешь любить себя, а потом, по остаточному признаку, будешь любить других. Вот сначала ты, а потом — потихонечку, по чашечке, будешь раздавать другим. Поэтому этот момент мне кажется однобоким. Хотя я скажу, что долгое время я придерживался именно его. Я считал, что вот именно этот момент правильный. И я считал, что если ты себя ненавидишь...
К. Лаврентьева
— Но вы изменили точку зрения.
Свящ. Александр Данилов
— Да. Если ты себя ненавидишь, то, конечно, ты не можешь любить других. Это факт, действительно. Если ты просто грызешь себя от ненависти, если ты полон ненавистью, ты не сможешь никого полюбить. Но при этом? О чем говорит Христос? Мы же должны подражать Христу. Его любви. О какой любви Он говорит? Он говорит, что нет больше той любви, чем жертвенная любовь. Так ведь? «Нет большей любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».
К. Лаврентьева
— Сейчас очень много критики и в сторону этого тоже — что человек не должен быть жертвой.
Свящ. Александр Данилов
— Вот. Но опять же, если я иду за Христом, если я вижу Его как образец, то, в идеале, для меня нужно научиться, для начала, ставить проблему боли другого человека наравне со своей — не выше, не ниже, но наравне. Для начала, как первый этап. Но это немножко не сходится. Если я вначале должен любить себя, а потом, по остаточному признаку других, как я могу поставить их наравне с собой? Есть у меня одна чашка воды, а нас двое, и она достанется кому-то одному. Либо я помру, либо он. С точки зрения психологии я должен дать ему в челюсть и сам выпить ее, потому что я должен быть у себя в первую очередь. С точки зрения христианства — я должен отдать ему (мы в идеале берем). Я должен сначала поделиться с ним, а потом взять себе. Конечно, поэтому меня порвут психологи, но идеал любви христианина — это Христос, который, не жалея Себя, отдает Себя другим. И пусть хоть что мне говорят, но для меня это гораздо более возвышенный образ любви, чем сначала я себя полюблю, а потом все вы, остальные. Поэтому пока что, к сожалению, у нас не так много людей, у которых базовое богословское и психологическое образование, поэтому эта проблема только еще набирает обороты. Но пока что я стою на этом — для меня образ любви, который показывает Христос по отношению к другим, это самая высокая форма.
К. Мацан
— Священник Александр Данилов, настоятель храма Николая Чудотворца в селе Константиновка в Казани сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Мне кажется, что в этой теме вы очень существенную вещь обозначили, когда вспомнили мысль отца Александра Шмемана, что православное христианство поднимает человека в ту сферу, где сами эти психологические проблемы снимаются и перестают быть проблемами. В этом смысле тот вопрос, который Кира задала, в той формулировке, в которой он прозвучал: как сходятся или не сходятся психология и православие, он заранее ставит нас в неверную ситуацию. Даже сама формулировка здесь уже в чем-то ущербна, потому что психология и православие не две равновеликие вещи, которые должны друг с другом как-то сочетаться. Православие это традиция, которой две тысячи лет и которая вообще охватывает собой всю мировую культуру в каком-то смысле, потому что это религиозное мировоззрение. Которое, как вы сказали, человека погружает в ту сферу, в область тех вопросов, которые мы называем духовными, религиозными — это про тайну отношения Бога к этому человеку — ко мне, к Кире, к вам. Это совершенно особенная и отдельно стоящая область. И она не сочетается с психологией, с любой психологической школой. А в психологии могут только конкретные школы, как либо/либо, как правое и левое. Как что-то фундаментальное и большое, один из частных подходов к решению каких-то душевно-психологических проблем. Мне очень эта мысль важна, которую вы озвучили. И в продолжение ее я бы вот о чем хотел спросить, поскольку мы говорим о пути к священству. А связано ли ваше желание, ваше дерзновение и решение просить рукоположения священника, в свое время, с этими мыслями — о том, что религиозная традиция, религиозная жизнь, какая-то совершенно иная по отношению ко всему остальному мирскому опыту? Ведь если человек хочет стать священником, наверняка он чувствует в себе, если угодно, лакуну, которая должна быть заполнена чем-то еще? Чем-то таким, чего нет в опыте мирской жизни? Вот как вы это переживали в свое время?
Свящ. Александр Данилов
— Немножечко расширю комментарий, хочу сказать относительно психологии. Психология у нас активно везде внедряется. Но есть моменты, где православие на человека действительно смотрит гораздо глубже. И об этих моментах нужно говорить, обсуждать. И для каждого христианина неизбежно так или иначе будет возникать вопрос, кому он доверяет больше: Церкви или учебнику психологии?
К. Мацан
— Я тоже своим вопросом никак не хотел принизить или дезавуировать необходимость психологии.
К. Лаврентьева
— Мы говорили о психологической защите от негатива. Тут никто не сравнивает православие и психологию.
Свящ. Александр Данилов
— Конечно.
К. Мацан
— Просто я каждый раз волнуюсь, когда мы берем их как две равновеликие вещи, как бы признавая их, как некоторое единосущное. В принципе, православие, как религиозное мировоззрение, это просто по сущности своей нечто отличное от психологической науки...
Свящ. Александр Данилов
— Психология, скорее, это инструмент. Инструмент, который ты используешь. Ты можешь использовать его на 50 процентов, на 80, на 100 и так далее. То есть в данном случае есть моменты, где психология, в рамках моей жизни не действует, и я опираюсь на опыт Церкви, на Бога. Смотрите. Касательно другого вашего вопроса — желания заполнить свою жизнь. Для начала: как я пришел к этой мысли, что я хочу быть священником. После того, как я был в церкви, у меня был определенный кризис, уже второй по счету, когда я понял, что и в Церкви тоже нет розовых единорогов. Понял я это, я начал пономарить, мне очень нравилось, я ходил после пар в собор, я сбегал с пар туда. Мы там были днями, ночами, мне нравилось помогать — тут драишь, тут читаешь, тут помогаешь. Мне это очень нравилось, я чувствовал, что это моё. Но, естественно, как в любом человеческом сообществе, я начал замечать, что не всё так хорошо в «Датском королевстве», что есть определенные проблемы у других людей, что, оказывается, не один я такой грешник. И что другие люди тоже грешат — и вне зависимости от того, священник он, пономарь или просто бабушка. Все грешат, каждый в свою меру. Потом начали появляться доброжелатели, которые, конечно же, начали мне рассказывать: а ты знаешь, вот у такого батюшки такие грехи есть... Естественно, мне начали вываливать всё, что только можно, как говорится, рубили, как только можно. Естественно, я этого наслушался, и это как раз совпало с видением того, что не всё идеально в окружающих людях. И у меня было сильное желание вообще уйти и никогда не появляться. И меня спас мой духовник. Я помню, я тогда пришел, я давно у него был, несколько лет, я приехал к нему, он в деревне служил. Я начал разговаривать с ним, приезжать к нему на службу, стал разговаривать с ним, общаться, говорить о своих проблемах, о своих переживаниях. И тот образ служения, который он мне показал, тот образ отношения к людям, к вере — мне показался настолько вдохновляющим, что я захотел быть таким, как он. Он кандидат, у него кандидатская, он очень образованный, очень культурный. При этом он хорошо находит язык с людьми, очень умеет хорошо разговаривать, говорить о вере. И когда я смотрел на него, как аккуратно он общается с людьми, как он с уважением с ними общается, как он осторожно относится к вере другого человека, к его жизни в целом, к его видению, глубокому видению окружающего мира, я понял, что мне хочется — я хочу попробовать стать таким же. И с этого мой кризис постепенно начал уменьшаться, потому что я увидел, что параллельно с грехами людей есть очень и очень много образцов красоты.
Еще больше в этом убедился, когда стал преподавать на заочке. Когда начал видеть много-много деревенских священников, я понял, насколько много в Церкви очень хороших людей. С того момента я начал двигаться в эту сторону. Мне было страшно. Страшно быть священником, потому что я понимал, что там очень много правил, много ограничений, а я не хотел себя ни в чем особо ограничивать. Потому что когда ты пономарь, ты свободен, как конь в поле, что хочешь, то и делаешь, куда хочешь, туда и скачи. А когда ты священник, то у тебя много-много стен, правил и так далее. Но, на мой взгляд, это было уже неизбежно, потому что вот эта жажда еще более глубоких отношений с Богом, жажда быть еще ближе к Нему, она у меня была. Я не скажу, что я был такой великий молитвенник и так далее и так далее. Это было во многом вопреки моей натуре, достаточно гнилостной во многих моментах, но даже в самые кошмарные моменты я понимал, что я хочу быть с Богом — я хочу больше, больше. И в итоге... я планировал попросить рукоположения в 33-34 года, я хотел сначала светской работы, опыта жизненного поднаберусь. Но Господь распорядился по-другому — меня пригласили поступить в Казанскую семинарию. И тогда я поехал в монастырь, в Нилову пустынь. Кстати, советую, если кто-то будет мимо проезжать, приезжайте, замечательное место, особенно когда там нет паломников. Ты один ходишь один по острову — это просто что-то невероятное. Молился очень долго, несколько дней я там был. И в итоге ко мне пришло ясное осознание, что это явный намек на то, что ждать не надо, нужно действовать сейчас. Я приехал, поступил. И мне предложили рукоположиться.
К. Мацан
— Очень интересно вы сейчас сказали, что предполагали и понимали, что жизнь священника связана с ограничением в свободе. Вот я знаю, как в похожей ситуации молодой человек так же сомневался в некоторой какой-то своей идее: а не пойти ли в эту сторону, не предположить ли будущее рукоположение? И ему духовник ответил такую парадоксальную вещь, он сказал: «Да, ты всего лишишься, когда будешь священником, во всем себя ограничишь и — станешь свободным». Вот вам понятно, о чем речь?
Свящ. Александр Данилов
— Да.
К. Мацан
— А вы могли бы уже под занавес нашей беседы, у нас совсем уже немножко времени осталось, сформулировать, как вы это переживаете?
Свящ. Александр Данилов
— Когда ты становишься священником, ты отдаешь всю свою свободу — всю свободу, которая у тебя есть. Ты не можешь выехать из епархии без разрешения, ты ограничен в стиле одежды, в том даже эффекте, который ты производишь на других людей. Ты не свободен очень во многом. Но при этом, когда ты видишь, как много хорошего ты можешь сделать людям, как много ты можешь света, добра привести в этот мир через это, ты становишься во многом гораздо свободнее, чем ты был раньше. И все вот эти жертвы, в кавычках, которые ты принес, они становятся несущественными, потому что ты понимаешь, что ты не зря живешь на этом свете и ты хоть что-то хорошее, но уже смог здесь сделать.
К. Лаврентьева
— А на семью время остается? Последний маленький женский короткий вопрос.
К. Мацан
— Женский короткий вопрос — это оксюморон.
К. Лаврентьева
— Я иронизирую, простите.
Свящ. Александр Данилов
— Остается ли время на семью? Первые пять лет не было вообще никакого времени. Серьезно. Я уходил, особенно, когда я занимал административную должность в семинарии, я уходил в 5 утра и приходил в 8-9 вечера. Первые пять лет. Потом, когда меня назначили настоятелем в деревню, время появилось, немножечко, но появилось. Но в целом, да — священник это тот, кто с семьей проводит мало времени и просто приходится вертеться. Вертеться, чтобы выуживать хотя бы раз в несколько месяцев, чтобы банально с женой куда-то сходить. Но у нас ситуация еще хлеще, у нас же в Казани никого нету, поэтому у нас всё усугубляется. Но в целом, да, семья, скажем так, это одна из очередных небольших жертв, которые ты приносишь. Ну, тут что поделать.
К. Мацан
— Вот хотел я закончить на оптимистической ноте, но не получилось. (Смеются.) Но ничего страшного. Священник Александр Данилов, настоятель храма Николая Чудотворца в селе Константиновка в Казани был сегодня с нами и с вами программе «Светлый вечер». В студии была моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свидания. Спасибо. До новых встреч на волнах радио «Вера».
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Свящ. Александр Данилов
— Большое спасибо.
