«Путь к священству». Иеромонах Захария (Герасименко)

У нас в гостях был настоятель храма Рождества Христова города Вязьмы в Смоленской области, руководитель молодежно-миссионерского отдела Вяземской епархии иеромонах Захария (Герасименко).

Наш гость рассказал о своем пути к вере, монашеству и священству, об опыте общения с современной молодежью, а также о том, как он воспринимает свою опасную болезнь, и что помогает ему не терять присутствие духа.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

---

Константин Мацан:

— "Светлый вечер «на радио «Вера», здравствуйте, уважаемые друзья, в студии моя коллега Кира Лаврентьева.

Кира Лаврентьева:

— Добрый вечер!

Константин Мацан:

— И я Константин Мацан, а в гостях у нас сегодня иеромонах Захария Герасименко настоятель храма Рождества Христова города Вязьмы, это Смоленская область и руководитель молодёжно-миссионерского отдела Вяземской епархии. Добрый вечер.

Иеромонах Захария:

— Добрый вечер!

Константин Мацан:

— Я вам напомню, нашим радиослушателям, что в этих беседах, которые мы с Кирой ведём, мы говорим со священником о его пути к вере в вере, потому что священниками не рождаются, священниками становится. И, как правило, это путь вопросов, поиск ответов, которые в итоге приводят человека, мужчину, к тому, что он дерзает совершать это, может быть, самое высокое для мужчины придуманное служение. Совершать Евхаристию и преподносить людям Таинства. И вот нам кажется, что те вопросы, те ответы, с которыми сталкиваются наши гости, могут как-то резонировать с теми вопросами, которые есть у наших радиослушателей, для любого, кто задумывается о своих взаимоотношениях с Богом, о своём месте в церкви, или только со стороны смотрит на церковь, присматривается к церковным традициям, вот об этом обо всём хотелось бы с вами поговорить.

Кира Лаврентьева:

— Ну Константин Мацан всегда так вступает, что я чувствую себя человеком, который хочет как-то подхватить эту волну, но у него не хватает ни таланта, ни словарного запаса. Здравствуйте, отец Захария, Христос Воскресе!

Константин Мацан:

— Воистину Воскресе!

Иеромонах Захария:

— Воистину Воскресе!

Кира Лаврентьева:

— Отец Захария, ну смотрите, вы настоятель храма, руководитель молодёжного миссионерского отдела города Вязьма, не маленького города, это регион, это много народу.

Иеромонах Захария:

— В пяти районах Смоленской области.

Кира Лаврентьева:

— Вот, вот. Вы знаете, сразу хочется спросить не столь философски, как вы дошли до жизни такой? Не столь философски, как вступил Костя, но всё же. Каждый будет занимать тот уровень, который он заслужил. Это я про себя.

Иеромонах Захария:

— Но в Вязьме я вообще оказался чисто случайно волею судеб и милостью Божьей. Я переводился с Украины, когда начался этот конфликт, точнее, не начался, а продолжался уже он к тому времени очень долго. В 19-м году. И искал место себе, куда попроситься, и попалась Вязьма, потому что поближе ну разве только в Москве, мама у меня в Тульской области жила на то время. И Вязьма была самым удобным вариантом. И вот владыка милостиво принял меня, сначала клириком я служил в храме, потом уже через девять месяцев меня поставили настоятелем храма и, по-моему, месяцев через 7 — 8 руководителем молодёжного отдела. А за какие заслуги — сказать не могу. Вот как-то так получилось.

Кира Лаврентьева:

— Это мы все знаем. Отец Захария, а как все начиналось? Как вы стали верующим человеком?

Иеромонах Захария:

— Я родился в Казахстане в Алма-Ате в 90-м году, и годы были тогда очень тяжелые, мама у меня инвалид, она глухонемая, папа ушел от нас, когда мне было четыре года. Мама вышла второй раз замуж, было голодно, холодно, отчим был, мягко сказать, абьюзер. Ну и как-то, видимо, вот это всё, наверное, подтолкнуло мой маленький мозг на то время к тому, чтобы искать что-то хорошее и светлое в жизни. И однажды, будучи в гостях у двоюродной сестры моей бабушки, в то время в Казахстане были распространены секты, прям очень много их было, они были везде, вот, и у неё лежали листовочки, которые разносили сектанты по домам. И я смотрю, там буклетик, что-то про Бога, и значит, заполните извещение, форму и пришлите нам, и мы вам пришлём в подарок книги. Я думаю, как так, книги? Да ещё и бесплатно? Надо брать. Заполнили, мне было лет семь, наверное, или восемь, я не помню. Мы с мамой заполнили, отнесли на почту, отправили, через некоторое время пришли книжки. Я помню, как сейчас, жизнь Иисуса Христа в комиксах. Чёрная книжечка, значит, Новый завет и какая-то третья, по-моему, молитвослов какой-то маленький, и приглашение на собрание. Это были баптисты. Ну я маме говорю: хочу, она говорит: пошли. Отвели меня туда. Я записался в воскресную школу, хотя ходил я к ним, наверное, месяца два или три. Потом у нас в подъезде жили пятидесятники. Они сказали, что нечего тебе делать у баптистов, пошли к нам.

Кира Лаврентьева:

— Ну в общем, полный набор.

Иеромонах Захария:

— Да, они меня уволокли к себе, я посмотрел на это со стороны. Они же харизматы, и у них там все очень весело во время их богослужений.

Константин Мацан:

— Сплошные дары духа с небес сыпятся.

Иеромонах Захария:

— Да. Неподготовленному человеку становится не по себе в такие моменты. Мне не очень у них понравилось, потом я ходил к католикам, а потом бабушка мне говорит: ну вообще то мы православные, может быть, ты в православный храм пойдёшь? Я говорю: ну давай. И она отвела меня в парк, у нас там парк 28 гвардейцев — панфиловцев, и там прекрасный собор Вознесенский, очень красивый, и вот меня туда бабушка привела, мне понравилось, была служба как раз, ну это было лето, и меня записали в воскресную школу с нового учебного года. Ну и всё, я дождался, начал ходить, мне очень все нравилось, как-то православие меня затянуло.

Константин Мацан:

— Сколько вам лет было?

Иеромонах Захария:

— Лет, наверно, девять. Когда я начал ходить в Вознесенский собор. Потом в 11 мы переехали в Липецкую область с родителями, ну с мамой и с отчимом. И я там пошёл в Никольский храм к отцу Николаю, Царство ему Небесное, он меня взял в алтарь, и уже лет в 12, по-моему, меня взяли в алтарь, вот с тех пор я как бы в алтаре. В 16 лет я уехал обратно в Алма-Ату, от семьи к бабушке, был пономарем в соборе при владыке Мефодие, потом уже уехал в Москву, из Москвы меня духовник забрал и увёз на Украину.

Константин Мацан:

— Вы Одесскую семинарию закончили?

Иеромонах Захария:

— Да, в Одессе.

Константин Мацан:

— То есть уже к моменту поступления или окончания школы к этому возрасту сомнений не было?

Иеромонах Захария:

— Нет, с детства мне хотелось быть священником. В детстве, лет, наверное, до 14 я просто грезил страшно монашеством, такой аскетизм был, я думаю: мама родная, откуда у тебя было столько сил в 12 — 13 лет, когда сейчас мне 32, я думаю, с дивана встать — это уже подвиг. А в детстве прям и молитвы, и всё, чуть ли ни ночные бдения, было все очень благообразно, по сравнению с тем, что осталось сейчас.

Кира Лаврентьева:

— То есть такое горение? И сколько это продолжалось, отец Захария? Говорят, это как медовый месяц с верой.

Иеромонах Захария:

— Долго, лет до 18, наверное. Наверное, лет в 12 я начал осознанно понимать, кто такой бог, ну то есть относиться к нему не к какому-то к дедушке на небе, а как чему-то более серьезному и глубокому. И, наверное, лет до 18 было такое благочестие внутри, не какое-то фальшивое, а вот именно желанное и настоящее.

Константин Мацан:

— А почему оно уходит? Почему оно как-то немножко тускнеет со временем? Связано ли это, я не знаю, с поступлением в семинарию, может быть, с тем, что оказываешься в среде, где чуть более все формализовано?

Кира Лаврентьева:

— А может быть, оно не уходит?

Константин Мацан:

— Становишься таким профессиональным верующим?

Иеромонах Захария:

— Наверное, профдеформация такая существует отчасти. Просто, наверное, привыкаешь. Из-за того, что это становится обыденностью, то есть если человек поначалу приходит в храм, для него все ещё очень интересно, он ещё ничего не понимает, не знает, пение, иконы, это всё красиво, какие-то новые эмоции у человека возникают. А когда ты ходишь 10 лет в один и тот же храм, уже всех знаешь бабушек в лицо, и тебя все знают, ты знаешь каждый уголок, наверное, это уже становится какой-то обыденностью, может быть, из-за этого немножко остываешь ко всему.

Константин Мацан:

— А вы помните момент, когда второе дыхание открылось после этого?

Иеромонах Захария:

— Да, мне было 22.

Константин Мацан:

— А что это был за опыт?

Иеромонах Захария:

— Просто вот накрыло. Как-то проснулся и думаю — что-то я себя запустил. Надо как-то опять браться.

Кира Лаврентьева:

— Что-то делать.

Иеромонах Захария:

— Да. Ну и как-то вот опять пошло, пошло, пошло. Начал потихонечку опять молиться, мысли какие-то опять храм, потихоньку, потихоньку и пришло в норму. Но это, конечно, огромная заслуга моего духовника, Царство ему Небесное, отцу Андрею. Он меня, конечно, выдернул. Потому что молодая жизнь, молодость, горячность, максимализм, это всё немножко меня свернуло с правильного пути. Ну года два меня поштормило. А потом вот батюшка позвонил и говорит: так, всё, хорош, давай, едем. И я уехал с ним. Он переводился, и я за ним уехал.

Кира Лаврентьева:

— То есть все бросили и просто уехали?

Иеромонах Захария:

— Да мне, в принципе, бросать нечего было. Я снимал комнату в Москве. Работал официантом. Да, я уехал, потому что понимал, что действительно, чем я могу быть ещё полезен здесь? Пока я жив? Послужить, мне это нравится, я хочу быть священником. Ну про монашество я тогда как бы думал, но, скорее, склонялся к тому, чтобы жениться, чем принимать монашество. Потом уже всё-таки определился.

Кира Лаврентьева:

— «Светлый вечер», на радио «Вера», в этом часе с нами иеромонах Захария Герасименко, настоятель храма Рождества Христова в городе Вязьма, руководитель молодёжно-миссионерского отдела, у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Отец Захария, вот момент между монашеством и не монашеством всё-таки вы выбрали путь такого священства более трудного, наверное.

Иеромонах Захария:

— Наоборот, у меня взгляд на это иной. Я думаю, семейный крест как раз — таки тяжелее, чем монашеский, потому что монашество — это отчасти эгоизм, наверное, ты живёшь один, для Бога и для себя, всё. Больше, в принципе, никаких у тебя задач нет. А семья — большая ответственность, прежде всего, труд над собой, потому что, если ты не будешь работать над собой, это будет насилие партнёра и вообще, это не семья получится. А вот работать над собой — это всегда очень трудно.

Константин Мацан:

— Мне кто-то рассказывал, что в настольной книге священника есть такие слова, что для священников, которые не могут понести тяготы семейной жизни, существует монашество.

Иеромонах Захария:

— Ну да, поэтому я вот тоже из тех. Потому что для меня очень тяжело работать над собой. Монаху можно сказать: да я юродивый, там прикинуться блаженным.

Константин Мацан:

— Христа ради сумасшедшим.

Иеромонах Захария:

— Да, я такой получился. А когда ты женат, у тебя дети.

Константин Мацан:

— Жена сразу скажет: так, прекрати юродствовать. Иди посуду мой.

Иеромонах Захария:

— Да, да, да. Как про юродивых говорил один мой знакомый батюшка: юродивых в 17-м году отменили.

Кира Лаврентьева:

— Ну как-то вы все равно к этому пришли, отец Захария.

Иеромонах Захария:

— Да, пришел, ну был круг общения такой. Владыка говорил: ну что ты решил? Всё время спрашивал. Что ты уже решил? Что ты уже решил? Сколько ты будешь бобылем мотаться? Что ты решил? Ну и в итоге я говорю: ладно, уже всё, постригайте.

Кира Лаврентьева:

— Вы помните этот день пострига?

Иеромонах Захария:

— Помню, было очень жарко.

Кира Лаврентьева:

— Страшно было?

Иеромонах Захария:

— Да, но больше жарко. Это на Украине было, в Могилеве в Подольском монастыре скальном, там очень жарко, градусов 40, наверное, было, это в июне, когда меня начали облачать во все это, оно же всё не дышит, все синтетическое. Я понимаю, что я сейчас потеряю сознание. И уже: пожалуйста, быстрее, быстрее. Там клобук надели, жарко, ряса, подрясник, мантия. Было очень тяжело физически. Потом ещё — иди читай Псалтирь. Пожалуйста, только не сейчас, дайте раздеться. Ну ничего, там потом уже увидели, что я начинаю, побрызгали, окропили святой водичкой и отправили читать Псалтирь, всё.

Константин Мацан:

— Всё равно монашеские будни.

Кира Лаврентьева:

— Да, начались сразу.

Константин Мацан:

— Вы в начале программы сказали, что для вас в виду непростой семейной ситуации, где было много проблем с мамой и отчимом, для вас путь к вере стал таким поиском света, чего-то такого светлого, доброго. А вот как вы сейчас на этот опыт смотрите? Что нашел ребёнок такого доброго, светлого в церкви именно? Понятно, что там красиво, поют, но вы же нашли этот свет? Как вы сейчас его переживаете?

Иеромонах Захария:

— Да, вот отец Николай, первый священник, который меня взял в алтарь. Я ему очень благодарен как отцу, несмотря на то, что он военный, вертолётчик, у него такая закалка, он и щелбан мог дать нормальный, и отругать, но тем не менее от него чувствовалось какая-то любовь к нам, к ребятам. Вот у него в классе я и ещё мой одноклассник Паша, вот он сейчас тоже учится в семинарии. То есть как-то получилось у него не оттолкнуть мальчишек, подростков, а наоборот — привлечь и задержать в храме и показать им действительно любовь, и открыть какую-то красоту православия, Внутреннюю красоту. Поэтому он сейчас тоже учится в семинарии, вот нас двое из класса. Из класса девять человек, нас двое пошли в семинарию.

Константин Мацан:

— А сегодня, когда вы общаетесь с молодыми людьми, вы руководитель молодёжного миссионерского отдела вяземской епархии. Как вам кажется, что, какой запрос есть у молодых людей, на который может ответить православие сегодня для них?

Иеромонах Захария:

— Вы знаете, молодёжь, вот я с представителем как раз из моей молодёжки, они готовы верить Богу и в Бога, но они хотят, чтобы это была не игра, чтобы не было лицемерия, они хотят, чтобы была правда. Чтобы если они приходят в храм, чтобы то, о чем говорят в храме, соответствовало. То есть, чтобы люди в храме, действительно проводили работу над собой, а не только в храме являлись елейно-православными, а приходя из храма домой, оставались змеями. Нынешнее поколение молодёжи, у них очень большой запрос на правду. Они хотят видеть правду. И если то, что они видят, соответствует их представлению об истине, тогда они остаются. И, самое главное, нынешняя молодёжь не любит, когда пытаются поставить себя выше их, когда мы начинаем вещать от жреца ладана и кадила, от имени, им это не очень нравится.

Константин Мацан:

— Мне кажется, что это никому не понравится.

Иеромонах Захария:

— Когда мы пытаемся с высоты своего жизненного опыта что-то им рассказывать, им это тоже не нравится. Они готовы прислушаться, но, если ты являешься их другом. Поэтому у нас молодёжка, в принципе, не очень большая, порядка 20 человек, но все очень положительные ребята, которые... я со всеми дружу. Прям действительно — это дружба, они могут в любой момент ко мне прийти попросить какую-то помощь, совет, не имеет значения даже что.

Кира Лаврентьева:

— Есть ли граница между дружбой и панибратством? Я слышала, что есть такая проблема, когда священник общается с молодёжью, они в какой-то момент начинают тоже немножко так к нему относиться.

Иеромонах Захария:

— А я не вижу проблемы в этом вообще.

Кира Лаврентьева:

— Ага, то есть вы такой среди них свой.

Иеромонах Захария:

— Да, я молодой, мне нравится с ними общаться, я не хочу лицемерить, перед ними там строить из себя, что я вот такой правильный батюшка. Я не вижу в этом смысла. Мне наоборот приятно, что они меня приняли как своего. Это не моя заслуга, наверное, это благодарность им за то, что они ко мне отнеслись как своему и приняли. И доверяют, что немаловажно.

Кира Лаврентьева:

— Для вас как для монаха это сложно: постоянно находиться в общении?

Иеромонах Захария:

— Я очень социализированный человек. Мне очень нравится общаться.

Кира Лаврентьева:

— В чем монашеское предназначение для вас?

Иеромонах Захария:

— Жить для Бога. Быть с Богом всегда, чтобы ты был с Богом, и Бог был с тобой. Вот для меня это смысл монашества. В семье это гораздо сложнее сделать, потому что есть какие-то бытовые нужды, семья всё-таки отнимает большую часть времени.

Кира Лаврентьева:

— У вас тоже много организационных вопросов.

Иеромонах Захария:

— Да, но я же это делаю ради церкви. То есть, в принципе, всё, что я делаю, я делаю ради церкви. Церкви, Бога, ну отчасти, конечно, и для себя. Даже не знаю. Монашество — это моя жизнь. Для меня монашество — это я. Все. То есть я не вижу в себе, конечно, сильно каких-то аскетических сторон, не могу сказать, что я прям аскет, какой-то великий постник, молитвенник, нет. Но для меня монашество — это живой Бог. Для меня монашество — это Бог — отец. А я Его сын. Для меня монашество — это быть уверенным в том, что я делаю по Евангелию, правильно, так, как учил Господь. Для меня монашество — это научиться любить людей, даже особенно тех, которых не хочется совсем любить порой. Для меня монашество — это научиться прощать. Монашество — это, наверное, опять же повторюсь, просто работа над собой. Только ты один.

Константин Мацан:

— Знаете, о чем я сейчас подумал? У нас в программе был собеседник, который рассказывал, что много лет ходит в школу, по-моему, даже в какой-то кадетский корпус, общается с детьми, какие-то беседы проводит, он опытный педагог, тоже уже знает, как находить подход, совсем не вещает свысока и делится своим опытом, что много лет можно было начинать общение с детьми о Боге с притчи о блудном сыне, Что Бог как Отец, который любит, который прощает и так далее. И в последнее время это изменилось для него, потому что у многих из детей просто нет отца. Семья неполная. И рассказывать о Боге, который любящий Отец, им не с чем это сравнить, они не поймут о чём. Вот вы киваете, вы это видите, вот это тема — Бог как Отец, это про что? Как вы это чувствуете? Как, если угодно, это расшифровать? Вот если вас спросит, допустим, ребёнок из неполной семьи или просто ребёнок, который: а вот вы говорите, что для вас Бог как отец, а я не понимаю, что это такое. Вот как вы это объясните?

Иеромонах Захария:

— Так я сам в такой же ситуации был, несмотря на то, что физически мужчина в семье был — отчим, да? Но отцом он не был, кроме оскорблений, пьянок и всего остального, я, в принципе, ничего от него больше не видел. Поэтому как раз — таки я тоже не знаю, что такое отец. Но я чувствую, что Господь мне дает то, что давал бы мне хороший отец — это любовь, это воспитание, потому что нас Господь всё-таки какими-то ситуациями жизненными воспитывает, к чему-то подталкивает, от чего-то отводит. Это любовь бесконечная, милость. И когда ты общаешься с Богом там молитвами, своими словами, неважно, когда ты обращаешься к Богу и когда ты любишь Бога, когда ты уверен в том, что Он есть, тогда ты чувствуешь, что Господь тебя слышит и отвечает тебе через каких-то людей, через обстоятельства, ситуации. Но у меня, по крайней мере, было очень мало ситуаций какой-то там богооставленности, или ну нет, Бог меня не услышал, потому что потом, когда даже если такая ситуация была, потом через какое-то время я понимал, что слава Богу, что тогда Он меня не услышал. Потому что сейчас был бы просто ужас.

Константин Мацан:

— С нами сегодня иеромонах Захария Герасименко настоятель храма Рождества Христова в городе Вязьма и руководитель молодёжно-миссионерского отдела Вяземской епархии, Смоленской области, в студии моя коллега Кира Лаврентьева, я Константин Мацан, мы скоро вернёмся, не переключайтесь.

Кира Лаврентьева:

— Ещё раз здравствуйте, дорогие радиослушатели, «Светлый вечер» на светлом радио продолжается, у нас в гостях иеромонах Захария Герасименко настоятель храма Рождества Христова города Вязьма, руководитель молодёжно-миссионерского отдела, у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Отец Захария, очень тяжело эту тему начинать, очень тяжело, признаюсь честно, но знаю, что вы говорите о ней, и знаю, что вы не видите для себя в этом никаких проблем. И, наверное, в свете нашей сегодняшней программы правильно было бы её поднять. Мы знаем, что вы сейчас справляетесь с заболеванием.

Иеромонах Захария:

— Да, да.

Кира Лаврентьева:

— И хотели спросить вас, как молодому человеку, которому выпадает вот такая непростая ситуация жизненная, сохранять стойкость духа и душевный мир? Потому что мы все так или иначе справляемся со своим, но когда слышишь ваш пример, то как-то себя чувствуешь... ну глупо, потому что ты переживаешь из-за какой-то ерунды, а человек так мужественно справляется с проблемами куда серьезнее твоих. И в свете этого, если вы позволите, мы бы хотели спросить вас об этом.

Иеромонах Захария:

— Да я не справлюсь. Я просто расслабился. У меня есть ещё одна знакомая девушка, она педагог, и у неё тоже подозрение на онкологию. И вот она говорит: я так нервничаю, я так переживаю. Я говорю: больше пофигизма в жизни. Потому что ... А что мы можем изменить? Нервничать, плакать, это все понятно, что это бывает, будет периодически, ну что от этого? Ну вот я возложил все на врачей и на Бога. Как будет, так и будет. Я, как говорит апостол Павел, жизнь моя Христос и смерть приобретение. Так что... Единственное, за что я переживаю, это из-за мамы. Потому что мама сейчас на моем обеспечении. Это единственное, за что я переживаю.

Константин Мацан:

— Слова апостола Павла о том, что жизнь Христос, а смерть приобретение. Опять же я себя ставлю в позицию человека, который вот смотрит на вас со стороны и не может не спросить: неужели вы вовсе не боитесь смерти?

Иеромонах Захария:

— Нет, боюсь. Почему не боюсь? Боюсь. И боюсь, что может быть очень больно и что могут быть всякие болезни. У меня есть примеры, когда люди с онкологией в окно выходили от боли. И есть такой страх, что да, это возможно будет. Но я пока об этом... Проблемы нужно решать по мере их поступления. Сейчас проблемы пока не настолько глобальные, и пока я с ними справляюсь, а дальше? Но если Господь дает испытания, даст и силы, надеюсь на это. Этим себя я пока успокаиваю. А так нет, конечно, страшно умирать, страшно. Потому что за жизнь и ошибок наделал много, и, кажется, что есть и такие грехи, которые непростительны мне. Ну вообще, в принципе, человек живёт и много ошибается, поэтому страшно помните фильм «Остров»? Когда они сидят: старец Анатолий и игумен монастыря. И он говорит: неужели тебе умирать не страшно? Он говорит: нет, умирать не страшно, страшно перед Богом стоять потом, давать ответ. И такая же примерно ситуация, то есть страшно не умирать, а страшно, что будет потом, как я буду смотреть в глаза Господу за свою жизнь, смогу ли дать достойный ответ. Но я пока не планирую умирать.

Константин Мацан:

— И это прекрасно.

Иеромонах Захария:

— И это прекрасно. А там уже, как Господь, конечно, решит.

Константин Мацан:

— Недавно в разговоре с одним священником такая мысль прозвучала, меня поразившая, риторический вопрос: а насколько мы действительно, мы, христиане, живём, веря в жизнь после смерти? Или как говорит наша коллега Анна Леонтьева в жизнь после жизни, вечную жизнь, является ли это просто частью Символа веры, что мы чаем воскресения мёртвых и как-то исповедуем, что смертью всё не заканчивается. Но является ли это таким прямо живым, живой верой, живым знанием того, что смерть — это переход. Вот я это говорю и вижу, что какие-то громкие слова произношу, я не знаю, верю я в это до конца или просто исповедую. Но я вот так у игумена Никона Воробьёва я помню, читал такой совет человеку: каждый день помышляйте немножко о смерти, представляя, что сейчас последние минуты твоей жизни. Вот в качестве упражнения аскетического я это пересказываю со ссылкой на авторитет, на источник, и прошу наших радиослушателей без специальной подготовки в домашних условиях это не повторять, ну вот я ставлю свой вопрос, который озвучивает отец Никон: и понимаю, что ужас, нет, нет отрицания. То есть я вроде бы умом исповедую, что чаю воскресения мертвых и жизни будущего века, а на практике вдруг подумаешь и в кусты. Что вы об этом думаете?

Иеромонах Захария:

— По моим личным ощущениям я знаю, что там точно что-то есть, ну не может этого быть, что просто человек пожил, умер и все закончилось, черви съели и аминь. Вот в этом я как раз-таки сомневаюсь гораздо больше, чем в том, что есть жизнь после смерти. По поводу воскресения мертвых. Если мы не будем верить в это, тогда мы не верим в Христа вообще. Потому что Христос при жизни Лазаря Четверодневного воскресил, дочь Иаира.

Кира Лаврентьева:

— Если Христос не воскрес, вера наша тщетна.

Иеромонах Захария:

— Да, поэтому тут как бы всё взаимосвязано. Не знаю. Я вот ещё небольшое отступление к детству, мой круг состоял из концасветников, царебожников, энэнэнщиков...

Константин Мацан:

— Весёлая компания у вас в детстве была.

Кира Лаврентьева:

— Да, да, у меня тоже была.

Иеромонах Захария:

— Бабушек, которые, мы готовились вместе с ними к антихристу.

Кира Лаврентьева:

— Мы с вами полностью ровесники, я очень хорошо понимаю, о чем вы говорите.

Иеромонах Захария:

— Там у нас, у меня много в окружении было духовных чад отца Петра Кучера с Боголюбова, оттуда очень много вытекало этих всех движений. Околоцерковных. Мы все ждали антихриста. Прям ждали.

Константин Мацан:

— Не дождались.

Кира Лаврентьева:

— Я прямо помню это ощущение жуткое.

Иеромонах Захария:

— Да, вот ты ждёшь антихриста, а потом как-то, видимо, с возрастом я начал понимать: подожди, а зачем? А зачем я жду антихриста? Кто он мне есть? Я понимаю ждать Христа, Второе пришествие, я понимаю ждать встречи с Богом после смерти, да? Это для каждого из нас будет конец света свой личный. А какого я жду антихриста? Кто он такой для меня? И после этого я как-то и пришел, наверное, к тому, что мой конец света когда придёт, тогда и будет встреча со Христом, и не надо будет мне ни о чем другом думать. Вот, ни об антихристе, ни о воскрешении мёртвых.

Константин Мацан:

— Весёленькая тема.

Кира Лаврентьева:

— Да.

Константин Мацан:

— Это «Светлый вечер», дорогие друзья, радио «Вера».

Кира Лаврентьева:

— «Светлый вечер», но действительно ведь мы должны с радостью, с радостью ждать Христа. Если ты всю жизнь пытаешься встретиться с Христом в своем сердце, то это надо хотя бы на 1% уметь сделать на деле. Вот, мне кажется, какая позиция должна быть, наверное. К чему мы должны все стремиться. Отец Захария, ну когда мы с вами договаривались об эфире, о записи, мы переписывались, и меня удивило, почему вы все время... Нет, меня удивило, и я понимала почему вы все время пишете: если доживу. Я говорю: давайте вот такого числа, вы говорите: хорошо, если доживём, если доживём. И это постоянно.

Константин Мацан:

— То есть это не фигура речи.

Кира Лаврентьева:

— Я точно знала, что это не фигура речи.

Иеромонах Захария:

— Да, потому что ну кто знает, что будет завтра. Сегодня есть.

Кира Лаврентьева:

— То есть вы действительно так думаете, вы живёте сегодняшним днём? Я спрашиваю сейчас не про болезнь, я спрашиваю, скорее, про ваше вот это душевное расположение.

Иеромонах Захария:

— Ну, наверное, болезнь и последние события меня ещё больше к этому подтолкнули. Мне очень нравится выражение Игнатия Богоносца: помни час смертный, и вовек не согрешишь. Всё-таки отец Никон Воробьёв, наверное, опирался на него. Поэтому да, пытаюсь помнить о том, что сегодня, может быть, последний день. Христос нам говорит: в чем застану, в том и судить буду.

Константин Мацан:

— А вот тут интересный момент в том смысле, ведь это же может быть чувством и таким парализующим, чувством страха. Что каждый момент может быть последним.

Кира Лаврентьева:

— Тревоги, да.

Константин Мацан:

— Это можно и в тревогу улететь. Как говорят психологи, попасть в травму. А можно переживать как такую радостную полноту бытия момента. Здесь и сейчас как у митрополита Антония Сурожского: «Быть под своей кожей». А в чем разница? В чем одно от другого отличается?

Иеромонах Захария:

— Ну я не могу сказать про себя, что я, конечно, прям радостный.

Константин Мацан:

— Ну когда я говорю радостный, я не имею в виду, что надо прыгать и веселиться и на ушах стоять от счастья. Я, скорее, имею ввиду ну какое-то чувство: радость моя, Христос Воскресе. Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите. Вот такое чувство лады, покоя, тишины и какого-то...

Иеромонах Захария:

— Ну вот это, наверное, есть. Надеюсь, что это не инертность, а как раз-таки состояние покоя. Да, такое, когда я узнал об этом, у меня сначала брат умер, а потом через некоторое время я узнал, что я болен.

Кира Лаврентьева:

— Ваш ровесник причём брат.

Иеромонах Захария:

— Да. И вот эта вся ситуация, я понял, что смерть гораздо ближе, чем нам кажется. И вот эта вся ситуация толкнула меня, наверное, к этому состоянию. Потому что до этого у меня амбиции были, планы какие-то наполеоновские, на все свое мнение. Сейчас я понимаю, что да нет, наверное, надо жить сегодня, пока есть возможность. Потому что завтра может не наступить. Но от этого да, покой определённый появляется, когда ты наконец-то перестаешь хотеть, потому что думая постоянно о том, откуда же у нас появляются всякие проблемы внутренние и внешние, это же всё появляется от нашего хочу. Вот я хочу лучше, я хочу больше, я хочу сейчас, я хочу это, то, от этого получается, что все наши проблемы мы сами высасываем из пальца из собственного. И от этого же и страдаем. А когда ты понимаешь: ну полгода, может, год тебе осталось, а, может быть, и 20 лет. В такие моменты ты осознаешь, что не от тебя зависит то количество времени, которое ты про живёшь. Что жизнь она конечна. Когда мы здоровые, когда у нас всё хорошо, мы не думаем, что смерть может наступить завтра, через месяц, через полгода, мы думаем, что мы будем жить до 100 лет или минимум до 80. Будем жить, радоваться, и у нас все будет хорошо. А когда ты понимаешь, что вот твой близкий родной человек умирает, потом ты узнаешь, что у тебя онкология, понимаешь, что всё серьёзно, ты уже начинаешь радоваться тому, что имеешь. Отталкиваешь свои хочу, потому что понимаешь, а зачем оно? Вот к чему?

Кира Лаврентьева:

— А у вас есть вопросы к Богу на эту тему? Простите за личный вопрос. Есть какие-то недоумения?

Иеромонах Захария:

— Касательно себя нет.

Кира Лаврентьева:

— А касательно брата?

Иеромонах Захария:

— А касательно брата, наверное, есть, не буду лукавить, но, наверное, есть. И есть непонимание почему. Я его считал и считаю человеком гораздо лучше чем я, то есть он был гораздо более ближе к Богу, чем я. Несмотря на то, что я монашествующий, а он мирянин. Ну вот он был действительно... у меня, может быть, опять же от обыденности, иногда бывает так, ай, вот такое отношение, не сказать, что наплевательское, оно такое более холодное. А у него такого не было. Он был очень горячий в этом плане, в плане веры и всего остального. И вообще, как человек он был очень хороший.

Кира Лаврентьева:

— Иеромонах Захария Герасименко настоятель храма Рождества Христова города Вязьма, руководитель молодёжно — миссионерского отдела проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». Отец Захария, знаете, тема у нас сегодня, конечно, болезненная. И вы говорите сейчас о своем брате, а я думаю, что, когда я потеряла очень близкого человека рано для него очень и скоропостижно, я утешалась разными знаками, посылаемыми мне оттуда. Они были до такой степени очевидны, что было понятно даже окружающим меня людям, что это не плод моих скорбных фантазий, что ты от скорби ищешь хоть какое-то подтверждение того, что человек рядом с тобой и у него там всё хорошо. И какое-то время, пока я не утешилась, вот эти подтверждения они все время шли. И даже люди, которые вообще ну к церкви так не очень как бы близко находятся, они говорили: вот это да, слушай, вот если бы я не видел и не услышал от тебя, я бы, наверное, даже и не подумал, что так бывает. Вы понимаете, о чем я говорю? У вас есть что-то подобное?

Иеромонах Захария:

— Ну каких-то таких вот ... Два раза он мне снился. Он мне снился два раза. И второй раз это было после 40-го дня, он мне приснился, я его спрашиваю: тебе там хорошо было? И он мне говорит: хорошо. И потом он приснился ещё девочке, и она мне рассказывала, что видела его во сне, и он ей говорит: у меня с понедельника все стало хорошо. То есть он в воскресенье умер на Торжество православия и говорит: у меня с понедельника все стало хорошо.

Кира Лаврентьева:

— Ничего себе. То есть я это, отец Захария, знаете к чему, потому что, с одной стороны, кажется, что ты недоумеваешь, почему Господь так сделал, да? А, с другой стороны, получаешь какие-то утешения. Утешение и надежду на то, что ты получишь свои ответы.

Иеромонах Захария:

— Я знаю, что я с ним встречусь.

Кира Лаврентьева:

— Да, да, вот это.

Иеромонах Захария:

— То есть я живу знаете, когда человек покупает билет, куда-то хочет поехать, ты купил билет, и ты живёшь вот этой поездкой. Просто нужно дождаться даты, когда ты туда поедешь. То есть уже билет у тебя на руках, только вот дождись дня, и садишься в поезд, и едешь. Я живу вот так сейчас. То есть я понимаю, что он там с Богом 100%, потому что он человек ну действительно очень достойный был.

Кира Лаврентьева:

— Казалось бы, если не он, то кто?

Иеромонах Захария:

— Да, да. Ну то есть я уверен, что он с Богом, по-другому не может быть. И я знаю, что мы с ним встретимся там после моей смерти, но когда это будет, только одному Богу известно. Ну вот билет у меня в руках есть, и я живу этим ощущением.

Кира Лаврентьева:

— Знаете, отец Захария, у нас был в студии несколько лет назад, я делаю акцент на этом не просто так, священнослужитель, священник замечательный совершенно, с онкологией четвёртой степени. И мы сидели с Костей, не дышали, мы просто не дышали, мы... Ну, наверное, как сейчас все происходило, потому что на эту тему невозможно говорить спокойно и расслабленно. И вот мы сидели, замерев, в какой-то момент он на нас смотрел, смотрел, смотрел, а потом говорит: слушайте, рассмеялся и говорит: слушайте такое ощущение, что вы все вообще здесь останетесь, а один я умру, вы так на меня смотрите, как будто я сел на корабль неудачи. Но такого нет, ребят. И я замечу, отец Захария, что прошло уже очень много времени, Господь, слава Богу остановил у него развитие этой болезни, она просто затихла, и слава Богу, он живёт и здравствует. В общем, я к тому это говорю, что действительно у каждого свое, и у каждого всё по-своему. Дай вам Бог здоровья, и я прошу наших дорогих радиослушателей тоже помолиться о вас. О вашем здравии.

Иеромонах Захария:

— Спаси Господи.

Кира Лаврентьева:

— Отец Захария, что для вас самое радостное в священстве и монашестве?

Иеромонах Захария:

— Любовь людей. Это самое дорогое и самое радостное, и причём раньше я как-то не очень это ценил, хочу сказать честно. То есть я считал, что ну как будто так и должно быть. А потом я понял, вот как раз в свете последних событий я понял, насколько люди действительно меня любят. Насколько мои прихожане не просто прихожане, а то, что это действительно моя семья. Настолько они меня согрели, настолько они меня полюбили, это опять же не моя заслуга, это их заслуга, потому что они мне доверили свою любовь, что я понял, что это, наверное, самое ценное, что может быть в моей жизни, по крайней мере, я буду говорить только за себя, что любовь людей чужих, не родных по крови, но вот они к тебе относятся ... У меня есть бабушки, которые внучеком меня называют. Внучек, ну хорошо.

Кира Лаврентьева:

— Я готов быть внучеком.

Иеромонах Захария:

— Да. И внучеком, и кем угодно, и сыночка, и внучек. «Ты наш сыночек», — они мне говорят.

Кира Лаврентьева:

— И при этом они вам исповедуются. Это тонкий момент

Иеромонах Захария:

— Да, да. Исповедуются.

Кира Лаврентьева:

— То есть вы им и отец, и внучек, и духовный отец, и внучек, и сын.

Константин Мацан:

— Отец — внучек.

Иеромонах Захария:

— Да. У меня был знакомый, друг, он мне говорит: будь мне духовным отцом, я говорю: ну духовник из меня такой себе. Я могу быть твоим духовным другом. Вот. Да, я могу и поисповедовать, и подсказать что-то, но пускай это будет по дружбе, а не с высоты роли отца. Также у меня с бабушками — я их внучек, ну просто внучек батюшка. Так случилось.

Константин Мацан:

— А есть ли какая-то проблема для молодого священника выступать в рамках исповеди, Например, или какого-то просто общения на какие-то жизненные темы, общаться с людьми сильно старше? Что вы, казалось бы, можете им посоветовать? С высоты вашего жизненного опыта?

Иеромонах Захария:

— Посоветовать? Могу посоветовать открыть Евангелие, потому что в Евангелии есть ответы на все вопросы жизненные, вообще на все. Ну и как-то у нас так получилось, вот я уже третий год в этом храме, и у меня подобралась такая паства, что они знают, что ко мне на исповеди нужно подходить с исповедью.

Константин Мацан:

— Что это значит?

Иеромонах Захария:

— Это значит, приходить тогда, когда есть уже покаяние, когда есть плод покаяния, то есть они знают, что ко мне, не пройдёт такая штучка, что поругалась там со снохой или ещё с кем-то...

Кира Лаврентьева:

— Она сама виновата.

Иеромонах Захария:

— Прийти нажаловаться на сноху, да. И, Господи, я тебе каюсь. Они знают, что со мной такое не работает. У меня первый вопрос такой: а ты с ней помирилась? Она говорит: нет. Тогда это не исповедь. Тогда ты просто пришла, поставила галочку перед Богом, потому что перед Богом проще поисповедоваться, покаяться, чем пойти действительно к живому человеку и сказать: прости, я была не права. Бабушки про это знают, поэтому они сначала все свои заглаживают шероховатости дома и приходят ко мне уже с бумажечкой, на которой написано: ругалась, значит, я говорю: примирились? Да. Дальше. Я ничего не советую, они подходят, в принципе, я говорю, так сложилось, что у нас такой приход, что как-то, ну если я не могу посоветовать, они друг друга спросят. Бывает, конечно, какие-то захожане: ой, у вас такой молодой батюшка. А не рановато ли вы пошли в семинарию? Мне говорят.

Кира Лаврентьева:

— А сколько вам лет?

Иеромонах Захария:

— 32

Кира Лаврентьева:

— Ну как бы есть такое: а сколько вам лет?

Иеромонах Захария:

— Да, а вы батюшка? Да. А другой есть? Нет.

Кира Лаврентьева:

— Приятно, наверно.

Иеромонах Захария:

— Нет, другого нет, только такой. Ну каждому свое. У меня один знакомый батюшка говорил: сколько попиков, столько типиков. Вот. Каждому свой батюшка найдётся. Кому-то нужен весёлый, кому-то юродивый, кому-то...

Константин Мацан:

— Каков попик, таков и приходик.

Иеромонах Захария:

— Да, да, именно так.

Константин Мацан:

— Мы сегодня говорили о вашем общении с молодёжью. И меня так очень согрела, зацепила ваша мысль о том, чтобы перестать хотеть. Такая свобода от самого себя, на самом деле. Простор от себя. Как это называл, по крайней мере, я это встречал у Сергея Фуделя. Делать что-то, жить что-то, жить в просторе от себя, от своего хочу, от своих вечных прихотей, которые сковывают и, на самом деле, не ты ими владеешь, а они тобой. А вот насколько это вообще возможно донести до молодого человека? Там до 30, до 25, вы общаетесь с подростками, наверное, в том числе, которые как раз-таки все горят, они все в будущем, у них взгляд туда, великие дела, и они не могут не хотеть самореализации, какого-то своего пути, своей жизни, своих целей.

Иеромонах Захария:

— У них сейчас очень интересные ценности, интересный подход к жизни. Они хотят, ну посмотрите на них, сколько молодёжи сейчас активно в плане защиты окружающей среды. Они отказываются от вредных привычек. Не все, конечно, да? Ну определённая часть молодёжи. Они как-то стараются даже в каких-то мелочах позаботиться о планете, сколько волонтеров, вот в Воронеже, например, воронежская молодёжка, её возглавляет отец Николай, у них огромное количество молодёжи, просто огромное. Там у них, по-моему, около пятиста человек молодёжка. Они все волонтёры. То есть у них крупнейший волонтёрский штаб на территории Воронежской области, ну я так думаю, что Черноземья, потому что Воронеж — самый крупный город. То есть молодёжь сейчас очень активна в плане как раз — таки они себя и ограничивают сами, то есть они понимают, что вот это мне нужно, действительно нужно, а вот это, в принципе, мне не очень-то нужно. И помогать они готовы другим. И себе помогать. Но у неё другой подход. Нет, есть определённое количество молодёжи, которые хотят жить как блогеры, которые показывают только положительную сторону своей жизни, богатство, красоту, излишества какие-то в жизни. Понятно, что есть такой определённый процент, но в целом я говорю, вот у меня, например, такой молодёжи нет. Я из 20 человек, наверное, могу за всех сказать. У меня молодёжи, которая хочет жить как-то так с излишествами нет. У меня все такие нормальные, все понимают, что такое жизнь. Это, может быть, конечно, моё дурное влияние, что я им говорю: меньше хотите. Так легче жить. Когда ты меньше хочешь, так легче жить, потому что не тратишь время на это, на добывание чего-то, может быть, из-за этого. Но, в принципе, они у меня сами сообразительные, и без меня. Я у них многому учусь, как раз отношению к окружающей среде. И вот подростки 16 лет говорят мне о том, что нельзя мусорить, нельзя выбрасывать, да это салфетка бумажная, она органическая, она сама разложится, нет-нет нельзя, а если каждый кинет? Ну то есть такой пример есть.

Константин Мацан:

— Помните, у Бориса Борисовича Гребенщикова в одной песне есть такие слова: «их дети сходят с ума от того, что им нечего больше хотеть». Это то же самое, мне кажется, с другой стороны. Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу, за её такую тональность и глубину, и за свет, который, несмотря ни на что, в ваших словах льется.

Иеромонах Захария:

— Спасибо вам.

Константин Мацан:

— Иеромонах Захария Герасименко настоятель храма Рождества Христова в городе Вязьма, руководитель молодёжно-миссионерского отдела Вяземской епархии сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер». У микрофона в студии была моя коллега Кира Лаврентьева, и я Константин Мацан. До свидания!

Кира Лаврентьева:

— Всего хорошего.

Иеромонах Захария:

— С Богом!