«Путь к священству». Архим. Алексей (Вылажанин)

архим. Алексий (Вылажанин)

У нас в гостях был настоятель храма в честь святых Апостолов Петра и Павла в Лефортове, благочинный Петропавловского округа Московской городской епархии архимандрит Алексий (Вылажанин).

Отец Алексей рассказал о своем пути к вере и священству, о том, что повлияло на выбор монашеского пострига, а также о том, как трудности могут помочь обрести радость.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

К. Лаврентьева

– Добрый вечер, уважаемые радиослушатели, меня зовут Кира Лаврентьева, и я с удовольствием представляю нашего гостя. Этот «Светлый вечер», ближайший час вместе с нами проведет архимандрит Алексий (Вылажанин), настоятель храма в часть святых апостолов Петра и Павла в Лефортове, благочинный Петропавловского округа Московской городской епархии. Здравствуйте, отец Алексий.

Архимандрит Алексий

– Добрый вечер, Кира. Добрый вечер, дорогие радиослушатели.

К. Лаврентьева

– Наши гости – это люди, которые избрали путь служения у престола, я имею в виду, гости программы «Пути к священству». И почему совершается этот выбор, и чем руководствуется человек, посвящая себя пастырскому служению – об этом бы сегодня очень хотелось поговорить. Отец Алексий, когда я смотрела вашу биографию, обратила внимание на то, что вы практически сразу после школы уже направили свои стопы в сторону Русской Православной Церкви. Как это получилось, что вас сподвигло? Ведь вы, я как понимаю, родились в обычной советской семье.

Архимандрит Алексий

– Вы знаете, Кира, действительно, вот ведь любого человека, который принял священство, спросить его путь, ну это, наверное, прежде всего призвание. Призвание Божие, которое просыпается в каждом человеке, независимо от того, в какой семье он вырос или как был воспитан. У меня обычная семья была, совершенно обычная – дедушки, бабушки, папа, мама. В храм ходили – ну как ходили, как обычно в те времена большинство людей: на Пасху освятить кулич, на Крещение набрать водички. Вот, может быть, как-то ходили и в другое время, но таких у меня детских воспоминаний не было. Ну по крайней мере вся жизнь человека сопровождалась в семье, рождался ведь когда человек, его крестили, вот когда умирал, его обязательно везли в церковь отпевать. Ну, наверное, вот таким поворотным моментом моего более близкого знакомства с Церковью уже в более осознанном возрасте – это 12 лет – у меня умерла бабушка, вот ее отпевание в храме. Наверное, после этого, это вот как-то открыло для меня уже, так сказать, ну еще не взрослого, но уже взрослого отрока, взгляд на храм, на его богослужение, на его устройство. И вот с этого момента я начал как бы в начале периодически ходить в храм. Было время, когда мог ходить каждый день, было время, когда месяц – два мог не появляться. Но это, наверное, как у любого ребенка в этом возрасте, происходит такое становление, когда даже дети, которые с детства ходят в храм, наступает момент, когда родители замечают, что вот ребенок начинает где-то проявлять какой-то протест против давления. Я всегда говорю: не давите на ребенка, он сам, потом все это даст свои плоды. Если это заложено было с любовью, оно даст свои плоды. Вот вначале просто ходил, потом начал на клиросе подпевать.

К. Лаврентьева

– Ну родители не спрашивали: зачем ты ходишь так часто в храм?

Архимандрит Алексий

– Вы знаете, нет. В семье как-то никто против этого не протестовал. Вокруг себя я как-то об этом особо не распространялся, это было дело моей совести. Особо никто не спрашивал, а специально об этом говорить как-то я не говорил. Конечно, учитывая то, что место, где я вырос, в Подмосковье, это такой поселок, где в основном мои одноклассники делились на две категории. Это часть ребят, которые были из семей рабочих, служащих авиационного завода Быковского, достаточно по тем временам крупный ремонтный завод был, там аэропорт Быково тогда еще работал. А вторая половина – это дети военнослужащих, воинской части. Ну и мои две тетки родные были замужем за военнослужащими из этой части. Поэтому присутствие военных в семье тоже было постоянно. Конечно, наверное, где-то в какой-то момент и близкие, и родители больше хотели видеть меня в военной форме, нежели в рясе. Но давления не было, всегда был мой выбор.

К. Лаврентьева

– Вы уже в 21 год стали иподиаконом у митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима (Нечаева), любимого многими. И как это получилось, что вы и практически дальше ваш весь жизненный путь, он был с ним связан?

Архимандрит Алексий

– Вообще вы знаете, вот ведь мы говорим, чудеса в нашей жизни, как бывает, мы не видим часто чудес в нашей жизни и Промысла Божиего не наблюдаем. Вот я в отношении себя могу сказать, что вот Господь являет мне действительно Свое особое милосердие на моем пастырском пути. И вот действительно только Его промыслом Божиим как-то все управляется. Казалось бы, я из нерелигиозной семьи, не сын священника. В 85-м году у меня появляется желание поступать в духовную семинарию, уже такое твердое желание, когда я уже определился. Это в 84-м я закончил школу, и были какие-то еще искания, но потом вот, к лету 85-го года у меня твердо определяется мое решение, что я хочу быть священником, хочу быть монахом. Я тогда первый раз поступаю в духовную семинарию, и тогда...

К. Лаврентьева

– Удивительно. Это вам 18 лет было.

Архимандрит Алексий

– Да, тогда.

К. Лаврентьева

– В 18 лет вы решаете быть монахом.

Архимандрит Алексий

– Да, тогда мне дает рекомендацию ныне здравствующий, слава Богу, протоирей Дамиан Круглик. Тогда он служил у нас, тогда уже его, правда, перевели, но он был тот настоятель, при котором я начал ходить в храме в Удельной, к которому я ходил на исповедь, который как бы меня направлял в этой жизни. И он мне дает рекомендацию, но, говорит с сожалением: ты не поступишь. Потому что по тем временам, это сейчас у нас принимают ребят после окончания школы, они в 20 лет уже заканчивают семинарию, выходят уже кто пастырем, кто еще кем. А тогда было все строго, тогда до армии старались не принимать, потому что о перестройке еще толком никто не слышал, а советская политика была такая, что в армии было сильное давление на тех, кто поступал из семинарии, потому что их все равно призывали в армию потом. Ну а где-то, наверное, такое мое упрямство, я говорю: нет, батюшка, я все равно, благословите, буду поступать. Ну он мне дал рекомендацию, я поступал, конечно, не поступил. Он говорил, не потому что ты чего-то не знаешь, не потому что ты не готов, у тебя недостаток один большой – армия, которую ты не отслужил, и не поступил. Но вот тогда впервые я увидел митрополит Питирима – абитуриентом, когда был в семинарии, он приезжал в академию и совершал в Лавре постриг отца Иосифа (Дьяченко), в монахи постригал в Троицком соборе. Вот тогда мы все, там кто был – семинаристы, абитуриенты – пришли на постриг. Во-первых, первый раз я тогда на постриг попал, несмотря на то что всегда к тому времени уже мечтал был монахом, попал на постриг. И как-то, конечно, Владыка тогда еще архиепископ был, ну такой, знаете, очень величественное производил впечатление. Но никак мы с ним не были знакомы, никак не пересекались. Однако после вот этого моего такого неудачного поступления, через отца Дамиана также мне поступило предложение от Владыки прийти на работу в Издательский отдел. Но при условии, что если, значит, мне армия грозит, то нет смысла тебе идти сейчас работать, а если армия не грозит, то вот он готов принять на работу в отдел. Не знаю, чем это было вызвано, тем ли что Владыка просматривал личные дела как преподаватель и профессор духовной семинарии, что-то, может быть, как-то увидел, не знаю. Но тогда армия предстояла, мне предстояло два года провести и в вооруженных силах, и как бы мне сказали, что ну когда вы вернетесь, тогда этот вопрос опять встанет.

К. Лаврентьева

– А что это были за два года?

Архимандрит Алексий

– Да вы знаете, нормальные два года, правда, вдали от дома. Сейчас можно было бы сказать, это за границей, два года в Баку. Родственники не приезжали. Ну опять как бы, когда военком меня провожал на приемный пункт, он сказал, что у тебя будет два года подумать о твоем решении.

К. Лаврентьева

– Вот.

Архимандрит Алексий

– Да. Ну как бы вот мое решение никак не изменилось. Наоборот, укрепилось. Я, ничтоже сумняшеся, первым делом, когда пришел из армии, опять пришел работать в церковь, в Удельную. До армии несколько месяцев я работал в церкви, вначале сторожем, в Троицком храм в Удельной, потом алтарником стал, потом призвали в армию, потом вернулся, опять поработал немножко алтарником, порядка там полутора месяцев, и как раз решился вопрос о встрече с Владыкой. И тогда вот он мне предложил работать у него в отделе. Так началась моя жизнь в Издательском отделе.

К. Лаврентьева

– Но это удивительно. Потому что вы были очень молодым человеком. И все-таки у меня не отступает вопрос: что происходит в душе, когда юноша решает стать монахом в 18 лет? Может быть, это какое-то горячее решение или это все-таки взвешенное, взрослое, зрелое решение. И, судя по вашей жизни, конечно, так оно и есть, конечно. Но это ведь всегда загадка для мирянина, да, почему люди становится монахами.

Архимандрит Алексий

– Я не знаю, чем это вызвано. Вы знаете, в советское время очень мало литературы было духовной. Но в библиотеках всегда была такая замечательная полка это как помощник атеиста, и в ней были разные книжечки, которые можно было почитать. И там, когда ты читал аскетическую какую-то литературу, она на тебя производила совершенно другое впечатление. Была такая книжечка «Путешествие в XVII век». Брошюрка небольшая аскетическая, как одна корреспондент описывала свою поездку в Псково-Печерский монастырь. Вот на меня она произвела очень большое впечатление. Вот ну не знаю, может, такая, знаете, романтическая настроенность, любовь к старине. Она так вот засела в сердце, и вот так сердце именно искало именно этого пути монашеского.

К. Лаврентьева

– А не было страшно на постриге, до пострига, после него?

Архимандрит Алексий

– На постриге было волнение. Потому что до пострига как-то суета все была. Вопрос о постриге решился очень быстро. Как-то я пришел к Владыке, через практически ну год, наверное, у него отработал, пришел к Владыке: Владыка, мне надо поговорить с вами. А у него была замечательная секретарша, Нина Николаевна. Я говорю: Нина Николаевна, мне с Владыкой надо поговорить. Она говорит: скажу, когда. Она очень чувствовала Владыку и знала, когда можно к нему подходить, когда не надо. Вот она вызывает: иди к Владыке, говорит, с ним иди, поговори. Вот я прихожу к Владыке. Владыка, говорю, у меня к вам вопрос. Ну, говорит, садись. Я говорю: Владыка, хочу просить вас о монашеском постриге. Владыка не стал спрашивать ни что, ни почему, ни зачем. Было единственное сказано: езжай в семинарию, подавай прошение. Чем это было вызвано? Потому что я, допустим, разговаривал опять со своими друзьями, которые тоже проходили через этот путь, тоже у владыки Питирима, они говорят: вот мы сидели, долго беседовали, Владыка там спрашивал, рассказывал какие-то вещи. Ничего Владыка не рассказывал, просто сразу благословил. И после пострига достаточно быстро меня рукоположил, тоже на что я совершенно не рассчитывал и не думал. 28 марта постригли. Замечательное слово, которое Владыка говорил. А вы говорите, был ли страх. Ну, во-первых, как-то, знаете, все в подготовке проходило, в суете какой-то повседневной, когда как-то особо и задумываться некогда было. Наверное, в момент за полдня до пострига, когда меня привезли в Лавру, отец Сергий (Данков) повел меня к отцу Кириллу на исповедь...

К. Лаврентьева

– Павлову.

Архимандрит Алексий

– К Павлову, да. Тоже отец Кирилл ничего особо не спрашивал на исповеди. Никаких вопросов не задавал, кроме того, что кто будет духовник. Я говорю: Владыка ничего не сказал по этому поводу. Ну тогда, говорит, отец Иларион. Так отец Иларион, духовник Академии, так у меня он стал моим восприемником в монашеском постриге. И вот только тогда, когда в приделе никоновском тебя оставляют одного – в полумраке, при мерцании лампадочек, ты стоишь в этой белой рубахе, в носках, никого нету – и вот тогда ты начинаешь, конечно, появляется волнение. Появляется волнение от того, что тебе предстоит, что будет, как это будет, что жизнь сейчас меняется кардинальным образом. И вдруг наверху начинает семинарский хор петь, появляются монахи с зажженными свечами, окружают тебя, ты ложишься. И вот это чувство, когда ты ползешь, вроде пока ползешь – ничего, а когда распинаешься, трижды нужно распинаться на пути наверх, и когда ты ложишься, руки в стороны в виде креста раскладываешь, то сердце начинает, знаете, как молотом об пол биться – бух, бух...

К. Лаврентьева

– «Светлый вечер» на радио «Вера». В этом часе с нами архимандрит Алексий (Вылажанин). Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш разговор. Отец Алексий что значит «ползешь и распинаешься» – это для наших радиослушателей очень важно, наверное, сейчас пояснить.

Архимандрит Алексий

– Ну это как бы показываешь свое смирение.

К. Лаврентьева

– То есть это этапы пострига.

Архимандрит Алексий

– Этапы пострига, да. Сердце колотится необыкновенно. Ну пока ползешь, как-то особенно об этом не думаешь, а когда лежишь, сердце, оно непроизвольно бьется. И вот последний такой момент, когда ты уже перед солеей лежишь, сердце прямо так бьет отчетливо, четко. Вот когда Владыка опустился, взял за плечи, поднял – и куда-то ушло волнение. Ты почувствовал что-то родное, близкое, ушло все волнение, и как-то все пошло уже дальше своим образом.

К. Лаврентьева

– А как складывались ваши первые годы после пострига? Всегда интересно спросить, поддерживали ли вы общение с близкими, с родителями, с родственниками?

Архимандрит Алексий

– Ну я жил дома.

К. Лаврентьева

– То есть вы продолжили быть монахом, но уже дома.

Архимандрит Алексий

– Я был в Издательском отделе. Понимаете, тогда проблема была какая. Из действующих монастырей была Троице-Сергиева Лавра, Псково-Печерский монастырь, только открывшаяся Оптина пустынь, и к тысячелетию отделан Данилов монастырь. По большому счету, мужских монастырей не было. Это все-таки 98-й год, начало 99-го, только-только начиналось возрождение духовной жизни. А постольку поскольку меня Владыка рекомендовал, постригал, и я оставался сотрудником Издательского отдела, то такое монашество в миру. Хотя я об этом, наверное, сожалею больше всего в своей жизни. Не потому, что я принял монашество, а потому что глубоко убежден, что монах должен быть в монастыре. Монастырский путь – это все-таки монастырский путь, когда ты ищешь монашества, ты должен пройти через монастырское послушание, потому что там у тебя есть непосредственное руководство постоянно, духовное. Ну если есть такое, конечно, это замечательно, когда есть наставник, который тебя ведет. Ну по крайней мере на первых порах у меня был таким наставником владыка Питирим, всегда была возможность съездить к отцу Илариону. К сожалению, по молодости как-то не всегда этим пользуешься, знаете, как ну далеко, не всегда возможность есть, всегда какие-то заботы, хлопоты, а потом достаточно быстро приход, суета. Так что вот этого, конечно, в жизни не хватало. Ну был пример перед глазами. Конечно, не без ошибок, конечно, может быть, как-то не попадание в такие духовные ямы, в которые спотыкался, приходилось вновь вставать, идти. Ну Господь милостив, Господь никогда не оставлял. Всегда на моем пути Он был рядышком, всегда помогал. Первое послушание, которое Владыка мне дал, ну во-первых, это 28 марта меня постригли, а 7 апреля он меня уже рукоположил в иеродиакона.

К. Лаврентьева

– На Благовещенье.

Архимандрит Алексий

– Да, тоже было очень интересно. На постриге Владыка сказал такие слова: молись, говорит, у тебя будет три дня и две ночи, такого времени говорит в твоей жизни больше не будет никогда. Потому что перед тобой пройдет твоя прошлая жизнь, будешь думать о своей будущей жизни. И действительно они пролетели очень быстро. Я на третий день приехал в Издательский отдел. Иду по коридору, навстречу мне идет Владыка. Я делаю земной поклон, прошу молитв о грешном монахе Алексие. А Владыка поднимает: ну вот, брат Алексий, говорит, вот ну давай теперь будем рукополагаться. Как-то для меня, во-первых, это было очень неожиданно – рукополагаться. Меня вполне устраивало мое положение иподиакона при Владыке, я был ризничим. Ну думаю: ладно, сейчас пока там месяц-два, как-то не раньше все это. Ну, Бог даст, говорит, езжай, подавай прошение, к Благовещению успеем. Приехал в Академию – они говорят: у нас не принято, чтобы монахи подавали прошение. Я говорю: меня Владыка благословил, я ничего не могу сделать. Подал прошение. Действительно все успели, сделали, было разрешение от Святейшего Патриарха Пимена на рукоположение. И Владыка меня в Волоколамске рукоположил в диакона. И первое послушание, которое он мне дал – тогда решался вопрос о передаче Иосифо-Волоцкого монастыря, – вставил меня в члены комиссии по приемке монастыря. Вот я, молодой мальчишка, 22 года, был членом комиссии по приемке монастыря. То есть, можно сказать, первый, кто там начал ночевать и готовить вместе с отцом Николаем Поповым, теперь уже монахом как раз обители Волоцкой, иеромонах Пафнутий, вот вместе с ним, тогда он еще был протоиереем женатым, мы готовили монастырь к первому богослужению, надвратный храм. Потому что он был тогда благочинным в Волоколамске, помощником Владыки во многих делах. И вот это было такое первое монашеское послушание.

К. Лаврентьева

– Отец Алексий, ну получается, что вы с самого молодого возраста, с самых юных лет вы стали участвовать во внутрицерковной деятельности, вы стали таким деятелем церковным. Не просто священнослужителем, или монахом, который там где-то, в сторонке несет свое послушание, а вы прямо в гущу событий вошли.

Архимандрит Алексий

– Я не был никогда на передовых каких-то позициях. Я всегда, в Издательском отделе я вначале работал в экспедиции, как очень многие, кто приходил работать – паковали литературу, рассылали ее в разные концы нашего Отечества. Отец Всеволод Чаплин покойный, Царство ему Небесное, был тогда заведующим английской экспедицией, вот они занимались рассылкой литературы за рубеж. Потом перешел на склад, литературу грузили туда-сюда –это не проблема, там как правильно укладывать пачки, я знаю, помню, для меня это никогда не было проблемой или упаковать, когда что-то нужно. Потом вот как раз начал иподиаконствовать, и Владыка меня забрал в отдел СБО – справочно-библиографический отдел. Ну уже в самом отделе и назначил ризничим своим.

К. Лаврентьева

– Вы сказали, что жалеете о том, что не жили в монастыре после пострига. А что такое жизнь монаха в миру? Он оставляет своих друзей, он оставляет свои привычки или он живет той же жизнью, но просто он монах? Он там не смотрит н женщин, не женится, а молится больше, выполняет монашеское правило какое-то определенное сугубое?

Архимандрит Алексий

– Ну что значит, не смотрит на женщин? На женщин смотрят даже в монастыре, потому что глаза не выколешь, они есть. Опять как смотреть – как на то чадо Божие, которое пришло к тебе, или с вожделением, понимаете.

К. Лаврентьева

– Да.

Архимандрит Алексий

– Поэтому это другой вопрос.

К. Лаврентьева

– Ну а удалось ли отсечь что-то сразу?

Архимандрит Алексий

– Опять, ну как вам сказать. От себя не спрячешься ни за стенами монастыря, нигде, это конечно. Еще раз говорю, что почему монастырь хорошо, особенно для новоначального инока – есть определенный уклад монашеской жизни, который там принят, строя церковного богослужения. Когда ты находишься в определенном послушании, ты вот его выполняешь и живешь. Потому что один из обетов, который мы даем – послушание. А здесь ты во многом, тебе дали послушание быть, допустим, настоятелем приходского храма, и ты ушел, и ты там совершаешь это послушание на свое усмотрение. Если там священноначалие где-то начинает корректировать что-то, ну это ты этой коррекции поддаешься, а в основном ты, в принципе, на приходе самостоятелен. Конечно, здесь сложнее. Сложнее в приготовлении пищи. В монастыре ты пришел – поел то, что тебе надо. А у меня маме приходилось готовить два стола: и мне постное готовить, там отцу и сестре готовить другой стол. Так что, конечно, есть. В монастыре тебе не надо никуда ехать. А мне надо было из Удельной, допустим, ездить в Издательский отдел – на электричке, в метро. Потом возвращаться также. Это сейчас мы привыкли на машине, уже ехать никуда не хочется. А тогда ничего, с удовольствием ездили.

К. Лаврентьева

– Как вы жили тогда, что вы чувствовали? Вы были еще неофитом или уже нет? Был ли какой-то восторг такой веры, возрождающейся Церкви после 70 лет советской власти, что было тогда внутри у вас и чем вы руководствовались?

Архимандрит Алексий

– Да вы знаете, я особо никогда этим не задумывался. Потому что всегда надо было что-то делать, всегда надо было строить. В Иосифо-Волоцком монастыре надо был готовить храм к освящению, организовывать какую-то повседневную жизнь, там какие-то рабочие вопросы решать там с поварами, еще с кем-то, на первом этапе. Потом, когда попал на приход, тоже особо думать и восхищаться некогда было. Когда тебе дали указ, храм – ни окон, ни дверей, ни людей. Слава Богу, в городе, и крыша была. Когда я приехал к своему другу на окраине Московской области, увидел, к однокласснику по семинарии, увидел, что у него, в каком состоянии храм у него и какого размера – говорю: ты, наверное, нагрешил в жизни больше, поэтому Господь тебе дал больше восстанавливать, чем мне. Это в деревне, как-то Господь их тоже укреплял. Поэтому приходилось думать о том, как строить. Несмотря на то, что в городе, и время-то вроде бы замечательное, духовное возрождение, а с другой стороны, экономически очень сложно. Потому что тогда очень много рушилось, начало 90-х годов, начиная от производства, кончая страной. И город, куда я попал, это Лыткарино, замечательный город сам по себе, когда-то очень знаменитый своими оборонными предприятиями, он закрытый был город. То когда я туда пришел, оборонные предприятия все находились в очень плачевном состоянии, когда все рушилось, финансирование прекратилось. Они говорили: вот пришли бы к нам пять лет назад – мы не знали, куда деньги девать, а сейчас у нас, говорят, очень сложно, сами еле выживаем. Потом пошли массовые сокращения с этих заводов: от 15 тысяч оставалось по 2-3 тысячи на заводе работать. Вот в этих условиях приходилось возрождать приход, поэтому особо, создавать общину, налаживать богослужение. Тоже опять с Издательским отделом очень много связано. У меня очень близкие отношения были, как я их всегда называл, с «моими тетушками», из бухгалтерии. И как-то перед Крещением приезжаю за определенным, ну литературу какую-то взять для прихода. Они меня там спрашивают: как, говорит, служить-то будешь на Крещение? Я говорю: да никак не буду, пока условий никаких нет, вот молебен отслужу. Ну чего, окна пленкой затянуты, морозы на улице, отопления нет, ничего нет. А они: как?! Как можно, говорят, без литургии, воду освящать? Я так подумал – действительно, как же я буду без литургии воду освящать? Хорошо Издательский отдел недалеко от Новодевичьего монастыря. Я тут же пошел в Новодевичий монастырь, написал прошение на антиминс, мне дали антиминс, что вот, первую службу на Крещение. То есть так вот началась уже литургическая жизнь на приходе. Если я в начале ноября получил назначение, 21 ноября мы служили уже первый молебен, а 19 января была первая, в Сочельник 18-го, была первая Божественная литургия, и вот теперь уже каждый день там совершаются службы.

К. Лаврентьева

– «Светлый вечер» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. В этом часе с нами архимандрит Алексий (Вылажанин), настоятель храма в часть святых апостолов Петра и Павла в Лефортове, благочинный Петропавловского округа Московской городской епархии. Меня зовут Кира Лаврентьева. И мы вернемся после короткой паузы.

К. Лаврентьева

– Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели. Меня зовут Кира Лаврентьева. И в этом часе с нами проводит «Светлый вечер» архимандрит Алексий (Вылажанин), настоятель храма в часть святых апостолов Петра и Павла в Лефортове, благочинный Петропавловского округа Московской городской епархии. Отец Алексий, вот вы рассказываете о том, что на окнах храма, где вы служили, висели пакеты, полная неустроенность, холод, да, бедность, копейки лишней никто не принесет. То есть я-то задавала вопрос вам, наоборот, был ли какой-то восторг там неофитский в начале вашего священнического пути, был ли какой-то полет...

Архимандрит Алексий

– А вы знаете, как раз это восторг был.

К. Лаврентьева

– А вы рассказываете совершенно вообще другое – вы рассказываете о невероятных сложностях, и тут же возникает вопрос: а не отчаивались ли вы?

Архимандрит Алексий

– Нет, вот как раз вопрос-то, если бы не было этого восторга и призвания, желания, стремления, то, наверное, ничего бы в жизни и не получилось. А Господь, несмотря, Он же посылал хороших добрых людей, те замечательные бабушки, которые составляли костяк, которые собирались вокруг, которых всех помню. К сожалению, уже большинство из них приснопоминаемые. Сегодня вот как раз день памяти моего одного из помощников, Михаила Михайловича, по храму. Это замечательные люди, с которыми и посмеяться можно было, когда придем после службы к кому-нибудь на квартиру, потому что при храме не было вообще ничего, чайку попить. Бабушки сидят, вот говорят: народ-то поумирали бы, побольше батюшке заработать бы дали. – Ну что так говорите? – посмеешься с ними. Ну вот, ну это опять такая вот. Люди как раз, знаете, они были добрые, хорошие, но только тоже начинали приходить к Церкви. Были те, которые, конечно, ходили в соседние храмы на протяжении всей своей жизни, но основная масса как раз была из тех, которые вот всю жизнь веру-то в сердце имели, может быть, конечно, кулич освящали и крещенскую воду набирали, а вот как я в свои юношеские годы, а в храм-то пришли уже на исходе своей жизни, на закате. Но они были добрые, замечательные. Поэтому много было веселого, много было радостного. Ну вот трудности, а трудности, они все, тогда и радость начинаешь осознавать, когда трудности есть. Когда только радость, когда только легко все, тогда ты начинаешь это не ценить.

К. Лаврентьева

– А какие-то родственники ваши, они стали христианами после вашего рукоположения?

Архимандрит Алексий

– Ну у меня мама начала в храм ходить, причащаться как бы, вот племянница регулярно в храм ходит. Ну не все конечно, так, ну опять никто не отрицает, все считают себя православными верующими. Знаете, как вот у нас сейчас опрос проведи – 90 процентов населения, наверное, назовет себя православными верующими. Из этих 90 – 1,5 процента является реальными прихожанами. Ну вот мои родственники относятся к тому большинству, наверное, которое...

К. Лаврентьева

– Отец Алексий, вот, знаете, мы разговариваем с вами сейчас, и все время хочется задать главный вопрос, который мы задаем священникам в нашей программе, но вам почему-то мне особенно хочется его задать. Я тороплюсь и все время себя останавливаю: нет, ну еще что-нибудь спрошу, еще вот этот вопрос задам. А на самом деле-то главный вопрос у всех у нас один – встреча со Христом. Мы же все стремимся к встрече с Богом. И можете ли вы сказать, что встреча со Христом – это какое-то событие в вашей жизни? Или это, может быть, путь, или она еще впереди – то есть всегда это ответы очень разные, но это всегда очень важные ответы.

Архимандрит Алексий

– Ну ведь опять, знаете как, ведь вот тут вопрос такой, который можно по-разному смотреть. Встреча со Христом, как у святых угодников, которым Господь являлся видимым образом, понимаете...

К. Лаврентьева

– Как апостолу Павлу, например.

Архимандрит Алексий

– Призывал их к служению или давал им какое-то откровение. Или соприкосновение со Христом через те таинства, которые есть, через то богослужение, через Церковь земную, которая есть, понимаете. Конечно, вот соприкосновение с Церковью, соприкосновение с осознанием присутствия Божия в жизни человека – конечно, много в моей жизни изменилось. Да и не то что много изменилось, вся жизнь переменилась, по-другому стала. Сказать, что я не ищу Бога в своей жизни – я постоянно Его ищу, постоянно надеюсь, что Господь, ну Господь-то всегда с нами, это мы по своему такому, знаете, неразумению, где-то не чувствуем иногда присутствия. Ну путь христианина, я считаю, что это, от его начала и до последнего вздоха, как раз путь искания Бога в своей жизни.

К. Лаврентьева

– А что такое радостно нести крест? Ведь нельзя же нести крест и унывать, свой жизненный, да? А только пребывать в эйфории, казалось бы, тоже нельзя. И где здесь золотая середина крестоношения? Но при этом не упускать из сердца радостного христианства, радостной веры. Ведь сколько раз это слово употребляется в Евангелии, как любил его Господь, это слово.

Архимандрит Алексий

– Ну крест нести со смирением надо. Отчаяние – нет, иногда бывает уныние. Уныние от какого-то бессилия своего, ну опять, от чего все проистекает – от маловерия. Потому что была бы очень крепкая вера в каждом из нас, тогда, как Господь в Евангелии говорит, смогли бы двигать горами. А мы, к сожалению, веры такой, с горушное зерно-то не имеем, поэтому и горами не двигаем. Поэтому, конечно, иногда бывает какое-то, наверное, и уныние. Но еще раз говорю, что вот я для себя знаю одно – что с Богом не бывает безвыходных ситуаций, с Богом могут быть временные трудности. Рано или поздно на твоем жизненном пути Господь, как бы тебе тяжело не было, как бы сложно не было, какую бы проблему ты не хотел решить, но всегда, во-первых, надо решать, почему говорят с радостью нести свой крест – да потому что крест это то, что жизнь твою дает тебе Господь, все идет по Его промыслу, научиться принимать этот промысл Божий. Я всегда цитирую, мне очень понравились слова владыки Питирима, которые я услышал в фильме, который снимался уже, можно сказать, на смертном одре – у него брали интервью, в больнице он находился. Вот там прозвучали такие его слова, что целью моей жизни было распознать волю Божию и стараться ей не навредить. А как часто мы, видя волю Божию, но вот она нам не очень нравится, и мы пытаемся ее корректировать на наше усмотрение, а это приносит только вред. Вот распознать волю Божию и не навредить – вот, наверное, в этом радость крестоношения твоего. И тогда, когда ты понимаешь, что Господь рядышком, и Он всегда тебе укажет свет в конце тоннеля, тогда и идти гораздо проще, и легче, и радостнее.

К. Лаврентьева

– А что это за процесс, распознавание воли Божией? Ведь очень часто, да, особенно в 90-х годах было популярным ходить по старцам и говорить: вот какая воля Божия обо мне? Но ведь, мне кажется, это больше процесс, это сама жизнь.

Архимандрит Алексий

– Ну знаете, во-первых, волю Божию, старец – это не оракул и не предсказатель того или иного.

К. Лаврентьева

– Конечно, да. Но вот я к тому, что нет же универсального конкретного ответа, вот который – раз, можно ответить: вот воля Божия такая о тебе, а о тебе – вот такая.

Архимандрит Алексий

– Ну в какой-то ситуации, наверное, старцы так и указывают: вот воля Божия такая.

К. Лаврентьева

– В исключительных, наверное.

Архимандрит Алексий

– Но не всегда мы эту волю Божию принимаем. У меня был случай, у одного архиерея, с которым я служил одно время, был послушник. И они, семинаристы, они поехали, значит, на Афон, и афонские старцы благословили вот его принимать монашество, сказали, что твой путь монашеский, другого пути у тебя нет. Он приехал сюда, ну порешил, поразмыслил своим умом и сказал, что нет, монашество я не приму, женился и, к сожалению, трагически погиб. Вот трагически погиб, причем во время там уборочной. Ну вот как вот. Может быть, если он подчинился воле Божией, опять если ты пришел к старцу за вопросом, старец тебе дал какое-то благословение, то старайся, наверное, его выполнять, значит, вот в этом увидь волю Божию. А если ты не доверяешь старцу, то тогда не ходи и не спрашивай у него. Вот вы знаете, к сожалению, я когда в этой жизни что-то делаю, к чему-то иду, я всегда прошу Господа: Господи, не моя, но Твоя воля да будет во всем. Если вот Тебе это угодно, Тебе это нужно, точнее это полезно моей душе, это может, и не нужно Господу, а вот моей душе если это полезно для спасения, вот пусть, Ты сам знаешь, каким путем, это совершится. Если это неполезно мне, то вот разрушь это Тебе ведомым образом. И, как правило, всегда это срабатывает. Иногда к чему-то стремишься, а оно никак не получается, да и думаешь: значит, так оно и должно быть. Потом походит время – понимаешь, действительно благодаришь: Господи, благодарю Тебя за то, что Ты не сделал этого. Или, наоборот, чего-то очень хочешь, а оно никак не получается, вроде бы там и сам делаешь, и какая-то помощь есть, а дело никак не идет. Ты вот это дело откладываешь. А Господь совершенно другими, неведомыми тебе путями выводит так, что твоя проблема, твой вопрос решается гораздо лучше, чем ты даже думал об этом. Ну и еще раз говорю, что иногда наше такое маловерие, сомнение в вере, оно где-то заставляет печалиться о каких-то вещах. Но я, по большому счету, счастливый человек. У меня есть возможность служить, стоять у престола Божия – что еще монаху нужно? Когда знаете, говорят: вот а не боишься, что тебя в монастырь отправят? Ну что значит, боишься – не боишься. Монаха пугать монастырем? Ну смешно.

К. Лаврентьева

– А было ли у вас в жизни, что к вам приходили люди и спрашивали благословения на монашество или благословения на семейную жизнь?

Архимандрит Алексий

– Ну как у пастыря приходского, знаете.

К. Лаврентьева

– Конечно.

Архимандрит Алексий

– С двадцатилетним опытом, конечно, в общем-то, приходили.

К. Лаврентьева

– Вот насколько сложно давать эти благословения? Мы просто говорили с вами о послушание духовнику. И что происходит тогда у самого духовника?

Архимандрит Алексий

– Ну, во-первых, я никогда не брал такую ответственность, что ко мне приходили и они: будьте моим духовным отцом. Я говорю: знаете, это большая ответственность и для вас, и для меня. Вы ходите, исповедуйтесь. Почувствуете, что вот я вас устраиваю – какая разница, назовемся мы духовными чадом или нет. Все зависит от того, насколько мы будет выполнять то, что говорим друг другу. Поэтому, скажем так, как духовник я никому ничего. Я говорю то, что я считаю нужным, а дальше уже твое дело. Хочешь выполнять – выполняй. Не хочешь выполнять... Ну то есть не стремлюсь к старчеству, не чувствую в себе этих сил. Поэтому приходят люди, допустим, которых ты знаешь, спрашивают совета. Ну где-то советуешь, где-то сомневаешься, что, допустим, сейчас надо этому человеку идти этим путем. Ну, конечно, ошибаюсь, наверное, иногда как человек. Ну опять, если бы мы всегда проявляли послушание в том, что нам говорят и то, что нам советуют. Приходят на брак благословение брать: ну мы любим друг друга, мы все, ну вроде бы и знают давно, и любят друг друга давно. Ну что же, Бог да благословит. Понимаете о том, что вы на себя берете? Понимаем да, вот, конечно, батюшка. Или где-то есть сомнения какие-то, они начинают еще уговаривать и убеждать. Ну давайте, с Богом, помоги вам Господь, укрепи Господь на вашем пути. Ну и несите тяготы-то друг друга, как вы обещались, как вы хотели. Ну опять же до первых трудностей. А начинаются трудности – начинаются взаимные упреки. Начинаются взаимные упреки –начинаются скандалы. Тут же забывают, что на венчании им говоришь о том, что вот помните, что научитесь слушать и слышать друг друга, это очень важно в семейной жизни, если вы этому не научитесь... Да, батюшка, обязательно. А так и не учатся слушать друг друга и слышать. Конечно, приходят за благословением, конечно, спрашивают. Когда приходят на монашество, о монашестве разговаривать, скажем так, я всегда говорю, что для себя сделайте один выбор. Поймите, что если вы идете в монашество, то в монашество надо идти только из-за любви к Богу. Не из желания сделать карьеру какую-то потом или еще какого-то пути, из-за там несчастной любви, из-за какого-то разочарования в жизни – тогда ты всю жизнь будешь разочаровываться в том пути, который ты выбрал. Вот если ты пойдешь на это служение из любви к Богу – опять, может быть, он не будет легким, не будет гладким, будет шершавеньким, но вот эта любовь к Богу, она будет постоянно помогать и укреплять, тогда не будет отчаяния в конце жизни о неправильности жизни, что ты чего-то не достиг, чего-то недополучил. А тогда будет благодарность Богу за все, что в твоей жизни было, за то что есть и радость того, что вот впереди. Надежда на то, что Господь, проявив Свое милосердие, все-таки вот явится для тебя тем любящим Отцом, к Которому ты все время шел, как тот блудный сын.

К. Лаврентьева

– «Светлый вечер» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. В этом часе с нами архимандрит Алексий (Вылажанин), настоятель храма в часть святых апостолов Петра и Павла в Лефортове, благочинный Петропавловского округа Московской городской епархии. Меня зовут Кира Лаврентьева. Отец Алексий, что для вас самое сложное в вашем священстве?

Архимандрит Алексий

– Выработать смирение, терпение и кротость в те моменты, когда вот видишь какое-то неблагоговение со стороны прихожан в храме. Но здесь себя ловишь иногда на мысли, что, конечно, вот прежде всего самому надо явить пример вот этого благоговения и любви, которая не всегда, тогда, наверное, от них можно этого требовать. Ну вы знаете, вот очень тяжело переносится какое-то отношение людей, в том числе которые много лет ходят в храм, служат алтарю даже вот – безразличие. Вот чего не должно быть. Вот если ты работаешь в храме – не надо приходить только как на работу. Это не то место, где ты работаешь и получаешь деньги. Это касается особенно алтарников. Я был, опять говорю, счастливый человек, у меня были совершенно потрясающие две матушки, две такие «подружки» в кавычках: ризничная, девица Евдокия и алтарница, монахиня Анна. Я, мальчишка молодой, попал меж этих двух огней, но замечательный они опыт мне дали. Вот они меня научили тому, чего я до сих пор в своем сердце знаю, храню. И они между собой иногда так вот тягали меня, где-то, может быть, это было сложно, но при всем при том, я говорю, что та любовь, которую они к Богу имели, она где-то и до сих пор согревает мое сердце. И когда сопоставляешь себя того, которым ты был тогда, и вот то, что видишь сегодня – ну не знаю, как-то вот это очень расстраивает. Расстраивает, когда люди стоят к святому причастию или во время богослужения, когда храм становится местом встречи, а не местом молитвы. Тоже очень расстраивает.

К. Лаврентьева

– Какие-то такие человеческие вещи, да, люди в основном.

Архимандрит Алексий

– Ну что еще, так же, наверное, я людей, поэтому не всегда сдерживаешься. Иногда, бывает, может, бываешь строг, а иногда, может быть, кажется тем, кто слушает тебя, вот что батя строгий, грубый. Но тут, наверное, Господь поэтому послал этот рассказ знаменитый, старца Гавриила Ургебадзе, о ропотниках, который: а вы-то кто сами? Вам святителя Николая на приход надо? А вы что думаете, он вам угождать будет? Он Богу угождает. Что, говорит, тогда начнется? Начнутся жалобы тогда, говорит, в Патриархию полетят, что жестокий, дерется даже. Поэтому, конечно, все зависит от нас, от самих священников. Если мы будем являть пример, пример благоговейного отношения к службе, благоговейного отношения к святыне, когда в алтаре будем сосредотачиваться только на молитве, а не на разговорах друг с другом, тогда, наверное, храм это будет чувствовать по-другому. Вот в Греции очень хорошая практика при всем при том: когда в алтаре находится только служащий священник и там какой-то один помощник, а все остальное духовенство, независимо там, игумен монастыря, епископ, они молятся, в храме стоят вместе со всеми. Поэтому как-то особо болтать уже не получается, потому что на виду у всех. А здесь иногда у нас вот человеческое взыграет, вроде бы алтарная преграда является такой, знаете, ширмой от всех остальных. Мы забываем о том, что висит микрофон, и там, в конце храма слышно все, о чем батюшки в алтаре разговаривают. А народ тоже: если вам там можно, почему нельзя нам. Это тоже от этого скорбишь, ну а иногда сам поддаешься такому соблазну.

К. Лаврентьева

– Вот тут сразу вопрос возникает: а нет ли привыкания, такого момента привыкания к святыне? Когда ты постоянно в алтаре, ты постоянно служишь литургии, и нет ли в какой-то момент выгорания, может быть, привычки и еще чего-то такого, равнодушия, может быть, вы назвали, равнодушия?

Архимандрит Алексий

– Ну что касается меня, знаете, иногда может быть бывает такое вот чувство обыденности, как будто должность, это должно быть. Но всегда себя ставить на место и напомнить: эта литургия или эта служба может быть для тебя последней. И когда вот это ощущение будет, тогда ну то есть себе приходится постоянно напоминать об этом, безусловно. К сожалению, еще раз говорю, к сожалению, происходит привыкание у людей. Я всегда вижу, когда вот человек только-только заходит в алтарь и как он хочет попасть в алтарь. Особенно алтарники, которые, да, молодые там или даже не очень молодые, каким они взором смотрят на тех мальчиков, которые в стихарях выходят из алтаря. Я себя вспоминаю, вот когда я был мальчишкой, стоял на клиросе, у отца Дамиана два сына, сегодня два священника московских, вот а тогда еще маленькие мальчики в стихариках выходили из алтаря, а нам было завидно. Там два диаконских сына, тоже теперь священники, вот выходили. А вот как хотелось, как рвалось сердце, с таким трепетом на все это смотрелось. И когда ты его вводишь, он весь трепещет. А потом происходит вот это привыкание. Да, конечно, там, где вот священник, умудренный духовным опытом, своей духовной жизнью, молитвенным состоянием, то, конечно, там, наверное, и другое воспитание. Когда, к сожалению, как вот часто бывает в нашей жизни, то они смотрят на нас и подражают, то что посеешь – то и жнешь. Ну опять, еще приходится себе напоминать и ребятам напоминать, что это такое, алтарь, как к нему надо относиться, как надо хранить. Или когда там тетки стоят перед причастием, начинают ругаться друг с другом: кто первый, кто вот, чего вы лезете. И ну вот какое же благоговение, зачем ты тогда пришел в храм? Сегодня, к сожалению, люди идут в храм не для того, чтобы прийти к Богу и принести что-то, а для того, чтобы потребовать что-то от священника, от Бога – вы нам должны. Вы подождите, вы вначале Богу свой долг отдайте, разберитесь с тем, что вы должны Богу. Вот за ту благодать, за ту любовь, которую Он вам явил, за те страдания, которые претерпел для того, чтобы дать вам возможность Царствие Божие получить. Ну вот мы должны, мы обязаны. Вы не требуйте, а ищите вот этого пути спасения. Поэтому ходят в храм, конечно, привыкают. И утрачивают, когда начинают ребенка приносить к Чаше и говорить о том, что сейчас тебе дяденька «наку» даст – это нельзя, нельзя ребенка с детства к этому приучать. Это не «нака», это Тело и Кровь Христовы. Как-то у одного греческого епископа, митрополита почитал книжечку, не помню сейчас, как называется, там как раз о том, как надо детей воспитывать, как духовную литературу им читать надо. Он категорически против использования так называемых библейских историй, библейских повествований, «Библии в картинках». И вы знаете, я в какой-то момент с ним согласился. Они очень красивые, они очень красочные, но они начинают детьми восприниматься как те сказки, которые им читают – тоже с красивыми картинками. И когда ребенок вырастает, у него остается ощущение сказки. Читайте ему обычное Евангелие. Что-то он поймет, что-то примет, что-то начнет понимать со временем, как и взрослые. Знаете, каждый раз на протяжении всего священнического пути читаешь те или иные отрывки постоянно, там ведь каждый раз что-то новое в них находишь для себя. Каждый раз по-новому открываешь, каждый раз что-то новое хочется сказать, услышав то или иное слово Божие, которое, в общем-то, не меняется, оно тем же остается. Только мы растем когда, оно растет вместе с нами.

К. Лаврентьева

– Я спрашивала, что самое сложное для вас в вашем священническом пути и, конечно, не могу не спросить, что самое радостное. Что самое радостное в вашем пастырском служении?

Архимандрит Алексий

– Радостное – это когда ты стоишь и совершаешь Божественную литургию. Ну вот это, наверное, самое-самое радостное, что может быть. Радость, когда доживаешь до того или иного праздника. Потому что когда ты молодой, совсем молодой, кажется, что вся жизнь впереди, как-то немножко легкомысленно ко всему относишься. Когда ты проживаешь какой-то определенный этап жизни и понимаешь, что вот большая часть ее уже, может быть, еще впереди-то, конечно, и немало осталось, но по крайней мере большая часть уже пройдена, а сколько впереди, мы не знаем, уже особых каких-то таких восторгов от этого не ощущаешь, то каждый праздник, каждая служба, она как праздник становится. Вот действительно это радость, это счастье. Ну иногда, конечно, бывает, что привыкаем как-то: ну да, это надо, моя жизнь, я это вот совершаю. А когда радость – от совершения Божественной литургии.

К. Лаврентьева

– Спасибо огромное. И, наверное, уже больше совсем не хочется ничего спрашивать, потому что самое главное уже сказал отец Алексий: радость – это совершение Божественной литургии, да. Огромное спасибо, отец Алексий. «Светлый вечер» на радио «Вера». Уважаемые радиослушатели, в этом часе с нами был архимандрит Алексий (Вылажанин), настоятель храма в часть святых апостолов Петра и Павла в Лефортове, благочинный Петропавловского округа Московской городской епархии. С вами была Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами. Всего хорошего и до свидания.