
Едучи со службы в Андреевском монастыре, я стал свидетелем того, что перевернуло меня и, может быть, хоть на йоту сделало лучше.
Прямо передо мной стояла девочка лет девяти с рюкзачком за спиной и рыдала, нет, не на весь вагон, но искренне и больно:
«Мамааа! Ну, прости меня! Ну, пожалуйста! Мама! Говори со мной! Что ты молчишь? Маама! Пожалуйста! Прости!..»
Мама молчит с каменным лицом, уставившись в мобильник. Потом как-то шевелит губами. А дочка понимает это ее движение губ и вскрикивает:
«Мама! Не надо так делать ртом! Это неприлично!... Мамааа! Прости, прости, прости, прости меня! Мама! Что ты хочешь, чтобы я сделала?»
Мама непроницаемо отвечает: «Хочу, чтобы ты замолчала».
«А если я замолчу, ты простишь меня?!»
«Нет».
«Ну, мама! Мама! Ну, прости же меня...»
Они вышли. В чем провинилась эта девочка, я никогда не узнаю. Но боль от этого «НЕПРОЩЕНИЯ» пронзила меня насквозь. Почему-то мне услышалось имя девочки: Оля. И я стал говорить ей мысленно:
«Оленька! Мама тебя обязательно простит, не плачь, пожалуйста, а то я умру!»
Потом долго молился Богородице, чтобы Она примирила их.
Дай-то Бог, чтобы моя молитва дошла!
Оленька, не плачь: всё забудется, изгладится, ты вырастешь... И вот тогда ты прости свою маму, ладно?
А на следующий день была воскресная Литургия, я звонил уверенно и радостно, и всё думал об этой девочке, и видел ее прощенной.