Священномученик Лаврентий, епископ Балахнинский, родился в тысяча восемьсот семьдесят седьмом году, в Кашире. Он закончил семинарию и духовную академию и принял монашество. В тысяча девятьсот семнадцатом году Лаврентий стал епископом Балахнинским. Когда в епархии начались аресты священников, архиепископ Лаврентий посещал их в тюрьме. Вскоре он созвал съезд духовенства Нижегородской епархии. На нем было принято воззвание, призывающее верующих протестовать против закрытия храмов, монастырей и конфискации церковного имущества. Вскоре владыка был арестован. Пока епископа вели под конвоем через весь город, люди то и дело подходили к нему за благословением.
В тюремной камере епископ Лаврентий часто и подолгу молился, не обращая внимание на насмешки сокамерников. Вскоре, видя силу духа владыки, они начали присоединяться к нему.
Священномученика Лаврентия расстреляли вместе с двумя другими инициаторам воззвания – протоиереем Алексием Порфирьевым и Алексием Нейдгартом. По преданию, в момент казни все, в том числе и отряд красноармейцев услышали пение Херувимской.
23 ноября. О пришествии Христа ко всем народам земли
Во 2-й главе Послания апостола Павла к эфесянам есть слова о Христе: «Придя, благовествовал мир вам, дальним и близким, потому что через Него и те, и другие имеем доступ к Отцу, в одном Духе».
О пришествии Христа ко всем народам земли — игумен Лука (Степанов).
В этих словах апостол Павел кратко описал все действия Божии в отношении человечества, совершенные Им в Евангелии. Он приходит по обетованиям из ветхозаветных пророчеств, Он приходит долгожданным Спасителем мира, но не к иудеям только, к ближним Богу, но и к дальним — ко всем народам земли. Его пришествие, хоть и имеет исторические корни и географическое место определённое и связано непосредственно с Израилем, является Его долгожданной утехой и упованием, но при этом осуществляется пророчество, данное Богом самому Аврааму: «В семени твоём благословятся все племена земные».
Все выпуски программы Актуальная тема
23 ноября. О личности и трудах Михаила Погодина

Сегодня 23 ноября. В этот день в 1800 году родился историк Михаил Погодин.
О его личности и трудах — протоиерей Артемий Владимиров.
Литературная гостиная Погодина и дом его видели у себя в гостях всех самых замечательных русских литераторов: Александр Сергеевич Пушкин, Николай Васильевич Гоголь, Фет, Майков. Погодин — замечательный издатель харизмы его, альманахи, в которых печатались будущие светила русской словесности.
Интересно, что первое впечатление об Александре Сергеевиче у Погодина было не то чтобы отрицательным, но и не вдохновил он его. Он назвал его вертлявым человеком, с ничего не обещающим будущим. Однако впоследствии гений Пушкина вполне был разгадан нашим издателем, и многие годы изучения русской словесности привели его к славянофильству.
Человек консервативных политических взглядов, он высказывал суждения на основании глубокого изучения западной и русской истории о том, насколько отлично было восприятие монарха, государя там и здесь. Если в Европе государя его вассалы рассматривали часто как соперника, то у восточного славянства государь — это отец нации, служение которому не за страх, а за совесть, собственно, и формировало психологию служивого человека-дворянина.
Замечательно, что дед Михаила Погодина был крепостным, а сам он, отроком живя при барском доме, знал лишь только грамоту, но его отличало неуклонное стремление к развитию, к самообразованию, так что уже в зрелые годы это был один из самых образованных и интересных в общении людей в России.
Все выпуски программы Актуальная тема
Псалом 22. Богослужебные чтения
Как вы думаете, есть ли у смерти — тень? Не такой уж и простой вопрос, как может показаться сначала. Есть ли у тени некая сущность, которая может отбрасывать тень — как любой другой предмет?
Пока не будем даже пытаться ответить на этот вопрос, а давайте лучше послушаем 22-й псалом Давида, который читается сегодня в храмах за богослужением, и потом вернёмся снова к озвученному вопросу.
Псалом 22.
Псалом Давида.
1 Господь — Пастырь мой; я ни в чём не буду нуждаться:
2 Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим,
3 подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.
4 Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня.
5 Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена.
6 Так, благость и милость Твоя да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.
Слова псалмопевца о «долине смерти», о «смертной тени» — своего рода сердцевина псалма, где и происходит качественный скачок смысла повествования. Первая часть псалма — очень светлое, радостное, благодушное описание дышащей весной и свежестью природы, где и пасутся милые овечки. Зелёная трава, изобилие воды, избыток пищи — всё это создаёт своего рода иллюзию райского блаженства.
И вдруг, кажется, совершенно неожиданно — поворот к «тени смертной». Зачем? Только ли ради такого жёсткого, пронзительного контраста? Конечно же, нет. В качестве ответа хотелось бы вспомнить слова немецкого философа Хайдеггера о том, что Бытие-к-смерти — не конец, а способ научиться присутствовать подлинно в этой жизни. Но что это значит в контексте 22-го псалма? И при чём здесь «тень смертная»?
Ответ — в словах «не убоюсь зла, потому что Ты со мной». Давайте сделаем своего рода инверсию — переговорим этот текст с точностью до наоборот. «Не пойду я долиной смертной, потому что боюсь зла, ибо Ты, Боже, меня покинул!» Как, ничего внутри не откликается? Не так ли мы слишком часто говорим Богу — в ситуации, когда что-то к нашей жизни приближается не слишком приятное — и мы тотчас же ищем любую возможность скрыться, слиться, испариться, избежать этой участи любыми способами?
Но так ли поступает Давид? Конечно же, нет: он не только не поворачивает вспять, но смело, с дерзновением идёт в самую гущу этой «смертной тени». И вот теперь настало время разобраться с этим выражением. Еврейское слово «гэй цалмавет» — «долина смертной тени» — на русский было бы точнее перевести «тьма тьмущая» — нечто, где исчезает любой даже намёк на просвет. Одним словом, сплошной непроглядный мрак. Место, в котором царит абсолютная неопределённость и полная непредсказуемость. Место, в котором можно мгновенно потеряться, — потому что нет никаких ориентиров.
Почему же Давид идёт туда, в самое непривлекательное место — «долину смерти»? Ответ — в самом же псалме: «Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена». Он прекрасно знает из своего личного опыта: без боли не бывает и награды. Без преодолённого страха не происходит перерождения. Там, где видится самое страшное в жизни, — точно ожидает нечто настолько грандиозное, что в состоянии целиком переменить весь предыдущий ход жизни. Но всё же есть одно условие — без которого ринуться в эту «тьму тьмущую» — не более, чем отчаянная авантюра: это наличие крепкой веры. Об этом и свидетельствует Давид: он не просто «рискует», он крепко уцепился верой своего сердца за Бога — и только поэтому готов встретиться лицом к лицу с самой тьмой.
В обычной жизни чаще всего мы встречаемся с совершенно иной моделью поведения: избеганием, исключением всего неподконтрольного, неопределённого, непредсказуемого — а в своём пределе — всего имеющего на себе хотя бы даже самое лёгкое прикосновение «тени смерти». О таких людях, «смертельно» боящихся встретиться лицом к лицу с этой «тенью смерти», прекрасно высказался современный философ Бён-Чхоль Хан: «Они слишком живы, чтобы умереть, и слишком мертвы, чтобы жить». Конечно же, нет у смерти никакой тени — но сама мысль о ней настолько будоражит человеческое сознание, что мгновенно эта «тень» начинает мерещиться повсюду!
Пример царя Давида — хрестоматиен: вот тот, кто не пытался быть «слишком живым», а фактически был уготован к неизбежной смерти — но пройдя сквозь её близость, в итоге не только выжил, но и стал для нас прекрасным образцом того, как верой можно пройти сквозь любой мрак — каким бы непроходным он ни казался!








