«Православная Старообрядческая Церковь в Советском Союзе». Алексей Константинович Светозарский - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Православная Старообрядческая Церковь в Советском Союзе». Алексей Константинович Светозарский

* Поделиться

Мы беседовали с профессором Московской Духовной Академии, заведующим кафедрой Церковной истории, преподавателем и профессором Сретенской Духовной семинарии Алексеем Светозарским.

Мы говорили об особенностях жизни старообрядцев в Советское время, о том, какие традиции сохранялись с дореволюционных времен, а также о том, чем примечательна была старообрядческая православная Церковь в Советские годы.

Ведущие: Алексей Пичугин, Ксения Толоконникова.


А. Пичугин

– Дорогие слушатели, здравствуйте. «Светлый вечер» на светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин. Я рад сообщить, что наш проект снова с вами, снова в эфире – проект совместный светлого радио и музея исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Мы были сначала на карантине, потом на летних каникулах, и вот уже в начале октября возвращаемся к вам и очень этому рады. Ксения Толоконникова, директор музея «Советский Союз: вера и люди»...

К. Толоконникова

– Добрый вечер, я очень соскучилась.

А. Пичугин

– Вот здорово, мы теперь все вместе. И Алексей Константинович Светозарский, один из учредителей нашего музея и профессор Московской духовной академии, Сретенской семинарии, заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной академии. Добрый вечер.

А. Светозарский

– Добрый вечер.

К. Толоконникова

– И сегодня мы хотим поговорить о бытовании старообрядческой древлеправославной церкви в Советском Союзе, в интересующий нас период. Дело в том, что вот уже почти два года выходит наша передача, а мы как-то несправедливо обходим молчанием, да, существование старообрядческой церкви. И, в общем-то... Ну я здесь могу говорить в больше степени, конечно, за себя. И в общем-то, мы так его представляем себе, это существование, довольно смутно. Что касается меня, то вот мое знание, в общем, ограничивается указом о начале веротерпимости 1905 года, да, когда старообрядцев стали называть старообрядцами, перестали называть раскольниками, и они смогли строить свои храмы и как-то, не таясь, посещать свои молитвенные собрания. И вот что я еще знаю – это утверждение Поместным собором 71-го года постановления Священного синода от 29-го года о упразднении клятв Московского собора 1656 года, и о том, что их необходимо считать «яко не бывшими». А что происходило между вот этими датами, я представляю себе довольно смутно. Но недавно, где-то около полугода назад, до того, как началась вся эта самоизоляционная история, к нам поступил очень интересный экспонат – это старообрядческий церковный календарь на 48-й год. И издан он примерно так же, как издавались в свое время календари патриархийные, и у меня даже есть подозрение, что и готовил их Издательский отдел Московской Патриархии. Вот прежде, чем мы перейдем к фундаментальным каким-то вопросам, Алексей Константинович, вот такое могло быть?

А. Светозарский

– Да, конечно, безусловно. Существовало и сотрудничество на этом уровне. Я вот напомню, был такой ну комплект даже целый записей, пластинок виниловых, посвященных тысячелетию Крещения Руси.

К. Толоконникова

– Да, у нас тоже они есть в музее, да.

А. Светозарский

– Это как раз вот песнопения знаменитой Гребенщиковской общины в Риге. Это старообрядцы-поморцы, там записаны фрагменты всенощного бдения под престольный праздник вот этой общины Успения Пресвятой Богородицы и также там чин отпевания. Это все, так сказать, вживую писалось, и даже я знаю, кто, вот сотрудница Издательского отдела, вот туда вдвоем они поехали, произвели запись, ну и вот сочли необходимым. Но вот возглавлявший тогда Издательский отдел владыка Питирим, он вообще очень лояльно относился к дониконовской традиции, он служил дониконовским чином, был такой случай, ну тогда это было редко, в нашем храме на Рогожском кладбище, который отмечал свое двухсотлетие со дня основания. Но, конечно, естественно, и до этого такие случаи были сотрудничества. И старообрядцы, не приемлющие священство, общий свой календарь выпускали при участии Издательского отдела. Это еще объясняется тем, что ну не было у них таких мощностей, там все было гораздо скромнее. Они готовили текст, ну а дальше уже была работа Издательского отдела.

К. Толоконникова

– И это продолжалось из года в год, насколько я понимаю, там с 45-го года, да, вот это сотрудничество издательское продолжалось. Скажите, пожалуйста, Алексей Константинович, а вообще какова была, так сказать, законодательная база, согласно которой существовали и действовали ну многочисленные старообрядческие ответвления? То есть официальной церковью была вот эта, древлеправославная?

А. Светозарский

– Давайте, может быть, мы сейчас определимся.

К. Толоконникова

– Давайте, я очень хочу определиться, да.

А. Светозарский

– От старообрядческих направлений до конфессий, которые, скажем, присутствуют в Москве.

А. Пичугин

– Сейчас присутствуют.

А. Светозарский

– Да. Москва всегда была все-таки крупным старообрядческим центром, это Русская православная старообрядческая церковь.

А. Пичугин

– Белокриницкая так называемая.

А. Светозарский

– Ну исторически Белокриницкая, совсем уж...

К. Толоконникова

– Это древлеправославная, да?

А. Пичугин

– Нет. Древлеправославная – это новозыбковская.

А. Светозарский

– Русская древлеправославная церковь, ее кафедральный собор находится на Новокузнецкой улице, возглавляет ее ни много ни мало «патриарх Московский и всея Руси». Ну традиционное название, потому что долгое время центр находился в городе Новозыбков, Брянской области – это уникальный случай, в советское время махонький городок, за полчаса можно обойти его, и три храма. Поскольку представлены были и Русская Православная Церковь, и Русская православная старообрядческая – так она называется с 88-го года, а тогда «архиепископия Московская и всея Руси», и вот Русская древлеправославная церковь – там тоже у них был кафедральный собор. Так что мне довелось быть в советское время там в Новозыбкове, конечно, это удивляло. Ну помимо вот этих двух конфессий, да, которые имеют свою иерархию, приемлют священство, как принято говорить, есть еще старообрядцы-беспоповцы – это бытовое название, необидное, собственно, они его принимают. Но, однако, более корректно: старообрядцы, не приемлющие священство – это поморское согласие и старообрядцы федосеевского согласия, обе эти ветви вот имеют свои центры на Преображенском кладбище в Москве.

А. Пичугин

– А когда-то было больше.

К. Толоконникова

– И обе эти ветви бытовали в советское время, да?

А. Светозарский

– Да, конечно.

К. Толоконникова

– То есть их молитвенные дома действовали.

А. Светозарский

– Очень интересная история. Ну, может быть, начнем тогда с Преображенки –когда-то это был старообрядческий центр, вполне легальный, у него был статус такого вот богадельного дома, поскольку и благотворительность, и похоронное дело у нас были, так сказать, конечно, тесно связаны с конфессией, и хоронили их на отдельном кладбище. В годы московской чумы именно годы – потому что это не только 1771, а с 70-го началась эпидемия в 72-м завершилась, – вот у них, им выделили землю для того, чтобы они могли хоронить своих усопших и ухаживать за больными. Ну и постепенно там возник крупный очень, так сказать, мощный, архитектурно оформленный, фактически беспоповский монастырь, с мужской и женской половиной, и целиком он принадлежал федосеевцам. Во времена Александра II на мужской половине был образован единоверческий монастырь – это еще одна такая ветвь и старообрядческая, и в то же время она связана да, является частью нашей Русской Православной Церкви, потому что принимает священников, рукоположенных православными архиереями. И вот этот монастырь просуществовал там до 21-го года. Потом монахов, как мне удалось выяснить, забрали в трудовое ополчение и там возник приход. Ну обычная история: закрывают монастырь, можно открыть в одном из храмов приходскую церковь, власти передавали общине верующих под ответственность и так далее. И потом это здание поделили пополам. Потому что закрыли...

А. Пичугин

– Вот, на Разгуляе.

А. Светозарский

– Часовню, да, в Токмаковом переулке великолепную.

А. Пичугин

– У меня из окна ее видно, я вот смотрю на нее всегда и сердце радуется. А можно вот буквально, простите, раз вы про него заговорили, я вас перебью, замечательная история про этот храм, который построил Илья Евграфович Бондаренко. В 1907–1908 годах он строил, и вот в его дневниках есть интересная запись, любопытная. Ну уже храм был построен, и он по каким-то делам поехал из Москвы в Петербург. И вот в купе вместе с ним ехал некий господин, который, ну просто почему-то, видимо, нужно было вот как-то завести разговор, ехать долго, говорит: вы знаете, а в Москве наконец-то начали строить, строить интересно. Ну Бондаренко кивает головой – мало ли что. Вот, говорит, на Разгуляе недавно построили старообрядческую церковь. Но сразу видно, что строили не русские, русские так строить не умеют. И вот, пишет Бондаренко, тогда пришлось познакомиться.

А. Светозарский

– Да, величественный храм. Но его закрыли, он был такой слишком заметный. И выделили вот этой общине, в то время очень многочисленной, поморцев, вот предложили вот это здание. Но половину его. То есть основной объем храма, где находится алтарь, беспоповцам ненужный, передали вот этой вот общине. Но тут не только забота, понятное дело, но и желание под контролем держать общину. Потому что особенно старообрядцы, имеющие такой опыт конспиративной, да, вот религиозной жизни, они, конечно, смогли бы приспособится и к этим обстоятельствам. Ну а в другой половине храма, там устроили два придела, и там служили, православная община была потом обновленческой, там служил Сергий (Ларин), обновленческий архиерей. И году в 44-м община вернулась с покаянием в Русскую Православную Церковь. Но вот это вот сосуществование в рамках одного здания, оно продолжается до сих пор. Ну надо отметить, правда, что никогда поморцев на кладбище Преображенском не было. Это был чисто федосеевский центр, и только благодаря вот усилиям советской власти их туда вселили, как в коммуналку. Кроме того, там еще небольшая кладбищенская часовня, сейчас она вновь федосеевская, а когда-то там, так сказать, я помню эти времена, по ночам молились филипповцы – это вот то течение, которое в Москве уже незаметно, неизвестно, у них нет никаких зданий.

А. Пичугин

– И существуют ли они вообще в Москве сейчас, тоже вопрос.

А. Светозарский

– Люди сведущие говорят, что вроде бы в Кимрах есть небольшая община. А вот на моей памяти – это середина и конец 80-х – бабушки остались, но они уже, так сказать, из квартиры не выходят, лежат по домам. Поэтому часовню эту как-то закрыли и потом ее все-таки передали вот историческим владельцам. Сейчас она, в общем, в должный вид приведена и внутри там интерьер восстановлен, там или был у них, я не знаю. Но вот они собирались на молитву ночью, под воскресенья, под праздники и, в общем, никто никогда в этой часовне из посторонних людей, я так понимаю, не бывал.

А. Пичугин

– Я напомню, что вы слушаете программу совместную светлого радио с музеем «Советский Союз: вера и люди», музей исследовательский центр. Мы сегодня говорим о старообрядцах в советской Москве, в советской России в целом, наверное. А правда ли, Алексей Константинович, что советская власть в первое время к старообрядцам относилась достаточно благосклонно, считая их тоже жертвами царизма, царского режима?

А. Светозарский

– Да, это было недолго. Это было очень недолго, они считались – такой был термин – «религиозно преследовавшиеся при царизме». Ну, так сказать, мы знаем, что у тех специалистов по религиозным вопросам, таких как, скажем, Бонч-Бруевич, ну и дальше, если мы во времена Герцена даже куда-то там погрузимся, ну всегда вот была попытка использовать некий протестный потенциал: вот изучалось вообще религиозное сектантство, изучались старообрядцы, публиковались материалы на эту тему. Ну действительно, вот февральскую революцию все старообрядческие конфессии поддержали. Потом был какой-то вот действительно тихий период, а потом они не избежали разгрома. Интересный еще факт: в 1923 году два старообрядческих иерарха авторитетных – это Иринарх Парфенов и еще второй архиерей, тоже такой очень известный в старообрядчестве, сейчас я запамятовал имя, они выпустили декларацию о лояльности, призвав паству – это вот белокриницкие старообрядцы, перейти на лояльные позиции в отношении советской власти. Это еще до, возможно, так сказать, заявления патриарха Тихона и, конечно, сильно раньше, чем вот декларация митрополита Сергия (Старгородского). Никаких внутренних разделений это заявление не вызвало, никаких там непоминающих и расколов.

К. Толоконникова

– Да, вот вы знаете, что очень характерно, вот как раз в том старообрядческом календаре на 48-й год, о котором я уже упомянула, там присутствуют такие верноподданнические заявления, которых не найдешь и в патриархийном календаре. Вот, в частности, там сказано, что старообрядцы «всегда были великими патриотами своей родины, если в тяжелые дни гонений со стороны царских властей старообрядцы, верные своей древлеправославной истинной церкви Христовой уходили на окраины России и там упорным трудом осваивали целые области и создавали большие поселения, как это было на Дону, на Урале и в Бессарабии, то теперь, когда великая октябрьская революция принесла нашей стране подлинно народную родную советскую власть и полное равноправие всех религий, теперь, братья и сестры, старообрядцы должны показать пример героического созидательного трудна на благо дорогой и любимой нами родины».

А. Светозарский

– Аминь. Ну дело в том, что, конечно, это здесь да, примешивается этот момент прошлых гонений, целый период истории вот оценивается через призму прежних каких-то исторических счетов, предъявляемых уже к несуществующему государству и к Церкви.

К. Толоконникова

– Ну на самом деле скорее здесь использование этих старых счетов, да, таких, в текущей действительности. Ну а почему бы и не использовать, да.

А. Светозарский

– Ну и потом риторика-то, она вообще вот у нас как-то – простите за такое выражение, иначе не скажешь – люди ведутся вот на эти тексты. Ну какие они еще могли быть.

К. Толоконникова

– Ну естественно. Нет, естественно, здесь на самом деле здесь не присутствие этого текста вызывает интерес, а так сказать, градус.

А. Светозарский

– Да, знаете, надо вот как-то, может, погромче заявить. Знаете, я вот хочу порекомендовать, текст этот вот в каких-то кругах давно известен, а вот для широкого круга наших слушателей я бы порекомендовал воспоминания Мариничевой – Галина Мариничева, в девичестве Оленева, она коренная обитательница Рогожского поселка. У нее ее прекрасные воспоминания как раз о том времени, о котором мы говорим – она была 23-го года рождения, – там и столкновение с идеологией, и с советской школой и, как она признается, даже некая раздвоенность, и вместе верность этим заветам. Текст очень теплый, очень трогательный. И вот то, что там им пришлось пережить, вот этим прихожанам Покровского собора на Рогожском поселке или, как привычнее, на Рогожском кладбище мы говорим, это уже центр старообрядцев, приемлющих священство, там очень хорошо все это показано. Там и победная Пасха 45-го года, и возвращение иерархов уцелевших и духовенства из лагерей дальних. Вот она была сотрудницей митрополии, а вся эта митрополия помещалась на паперти храма, где был православный приход. Вот если позволите, там тоже такая интересная история сосуществования. Там еще интереснее: в одном здании служили ну фактически представители трех направлений. Когда-то часть вот этой общины старообрядческой, приемлющих священство староверов, вот пожелала перейти в Православную Церковь на правах единоверия. И одну из часовен – на самом деле это большое довольно здание храмовое, просто статус часовни – им передали. Ну и вот тогда вот этим старообрядцам, пожелавшим на правах единоверия присоединиться к Православной Церкви, передали самую старую часовню по времени построения. Но на самом деле это статус часовни был официальный, а это было такое большое здание, вмещающее – было и есть – многочисленных прихожан, и там возник единоверческий приход. После революции ну постепенно стали преобладать обычные православные прихожане, а единоверцы служили в приделе, в правом приделе храма, он был отделен такой вот старозаветной фундаментальной дверью. И шло параллельно две всенощных – вот одна по дониконовскому чину, а другая по привычному для нас для всех. А в левом приделе разместился кафедральный собор вот тех самых старообрядцев, которых именуют исторически беглопоповцами, именуют их новозыбковцами – это вот то самая Русская древлеправославная церковь.

А. Пичугин

– А еще раз напомним, что получившая свою иерархию от обновленческой церкви.

А. Светозарский

– Да, Никола Позднев, Николай (Позднев), архиерей, который уклонился до этого в обновленческий раскол, в Саратове перешел к старообрядцам, был принят их общиной, и потом единоверческий архиерейский пан Расторгуев, ну и таким образом вот у них возникла своя иерархия. Ну там как-то вот они общались очень довольно закрыто. Ну представьте, небольшой придел, плюс там еще архиерейские служение иногда бывали. Вот так вот я помню, почему-то я запомнил Вербное воскресенье, там, где я бы на всенощной – и вот три богослужения идут, друг другу не мешая. Но, конечно, такое существование, сами понимаете. А почему так получилось, ну потому что единоверцам надо было что-то предоставить – их храм большой у Салтыкова моста был закрыт, Троицко-Введенская церковь...

А. Пичугин

– Единоверческий, да. Там вытрезвитель потом был долгое время.

А. Светозарский

– Вытрезвитель был, да, в храме. Ну сейчас вот потихонечку возрождается этот комплекс.

А. Пичугин

– Уже, можно сказать, возродился. Вот сам Введенский храм возродился, там и нижняя церковь, и верхняя. А вот большой, к сожалению, он еще пока только-только после пожара оживает, но уже службы проходят иногда.

А. Светозарский

– Службы, да, там уже идут. Но они там обычный приход, там подворье Сретенского монастыря. Вот там не восстановлен этот чин прежний. И я вот очень хорошо помню, мне довелось быть как-то вот на такой литургии, которую служили батюшки, которые придерживались обычных традиций богослужебных, а хор состоял из вот коренных единоверцев – это была не очень такая большая община, ну вот они соблюдали все эти обычаи. И были там схождения, скажем, во время пения Херувимской, и катавасии на всенощной – тоже хор сходил. Пели они древним пением, вот такие книги большие, выносились, старой единоверческой печати.

А. Пичугин

– Спасибо. Мы прервемся сейчас буквально на минуту. Я напомню, что вы слушаете совместную программу радио «Вера» и музея исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Сегодня Ксения Толоконникова, директор музея, один из основателей музея, профессор Московской духовной академии, Сретенской семинарии, заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной академии, Алексей Константинович Светозарский, я Алексей Пичугин. Через минуту мы в этом составе снова к вам вернемся.

А. Пичугин

– И мы возвращаемся к нашей беседе. Я напомню, что сегодня здесь, на светлом радио, первый раз после карантина и летних каникул мы встречаемся в таком составе. Ксения Толоконникова, директор музея исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Алексей Светозарский, один из основателей музея, заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной академии. Я Алексей Пичугин. И программа наша совместная с музеем «Советский Союз: вера и люди». Мы сегодня говорим о старообрядцах, о старообрядцах в советской России, о том, как им жилось, какими они были, какие традиции переходили с дореволюционных времен в советское время, и как это все могло существовать в 40-е, 50-е, 60-е и так далее.

К. Толоконникова

– А вот я хочу в связи с этим процитировать. Я сегодня все цитирую, благо, что я сегодня обложилась книгами, и вот сейчас передо мной «Спутник атеиста», издания 61-го года, очень интересная книга. И вот здесь в главе, посвященной старообрядчеству, сказано: «Последователи старообрядчества до сих пор продолжают призывать жить по-дедовски, даже счет годам ведут они от так называемого сотворения мира. Не выдвигая каких-либо политических целей, старообрядцы в настоящее время стремятся лишь к тому, чтобы оградить членов своих сект от влияния жизни. Они упорно цепляются за уходящий в прошлое старый быт, бескультурье и невежество, часто освящая как истинно христианские самые дикие нравы, обычаи и традиции крепостнического быта. Руководители старообрядческих сект запрещают своей пастве ходить в театры, учиться, читать газеты, смотреть кинофильмы, они запрещают даже бриться, носить платья современного покроя, пить чай и кофе и так далее. Фанатизм некоторых из старообрядцев доходит до того, что они не едят из посуды, к которой прикасался человек другой веры. Всякий посторонний верующий или неверующий для них поганый. В отличие от всех других сект старообрядцы не занимаются активной пропагандой своего учения, поэтому рост их сект происходит за счет лишь семей старообрядцев – это ограничивает возможность распространения старообрядческих сект, но вместе тем затрудняет не только лекционную, но и индивидуальную атеистическую работу среди их членов». Как можно заключить из этой статьи, старообрядцы не считались опасными, да, советский строй не считал их опасными. А вот как как существовали такие вот исторические старообрядческие компактные поселения, да, вот в связи с вышесказанным? Там Боровск, например, да, потом были целые села старообрядческие в Ивановской, в Костромской области, да?

А. Пичугин

– Далеко тут ходить, Ксения, за примером не надо. У нас в Подмосковье (ты, кстати, вот предварила мой вопрос, я об этом же хотел спросить Алексея Константиновича) есть замечательное место – Гуслицы...

К. Толоконникова

– Да, Гуслицы да.

А. Пичугин

– Такая историческая территория, от современного Ногинска и даже чуть ближе к Москве, до Орехова-Зуева и туда, к Владимирской области, Гжель знаменитая – это все места расселения старообрядцев. У меня очень хорошо знакомый мне священник долгое время был настоятелем монастыря в тех местах. И вот он достаточно много интересного рассказывал, конечно, в 90-е годы о сохранившихся еще тогда старообрядцах.

К. Толоконникова

– То есть одно дело, например, ситуация московских старообрядцев, где ну вот представим себе какого-нибудь среднестатистического ребенка даже из старообрядческой семьи: он приходит в школу – он один такой в классе. А например, в тех же Гуслицах весь класс может быть из детей старообрядцев, да, состоящим. И когда люди живут вместе, когда они живут вот таким тесным сообществом, их взаимоотношения с властью, они все-таки немножко другие. Как вот жили вот эти исторические компактные старообрядческие поселения, как это было там?

А. Пичугин

– Гуслицы там.

К. Толоконникова

– Гуслицы, Боровск, костромские села, ивановские – там же все-таки была какая-то другая жизнь, чем московская. И тоже вот интересна, да, степень смешения или не смешения, да, с вот таким вот советским бытом. Как это?

А. Светозарский

– Ну, конечно, вот эти процессы секуляризации, давления принудительного атеизма, конечно, сказывались. Но сказывалась и традиция. Люди все-таки помнили о своих корнях, ну и когда это стало возможным, многие возвращались. Это стало таким основным ресурсом внутренним именно для того, чтобы открывались и новые общины. Вот в Боровске, скажем, влияли друг на друга православные и старообрядцы, какие-то обычаи перенимали. Но там не было храма, значит, где-то молились по домам. Но непременно молились, непременно кто-то был. Это место связано и с протопопом Аввакумом.

К. Толоконникова

– И с боярыней Морозовой.

А. Светозарский

– И с боярыней Морозовой, да. И, конечно, вот об этом обо всем помнили, традиции сохраняли, но все было очень прикровенно. Ну в Новозыбкове, я уже упоминал, там действовало два храма. Ну и там такой вот принцип все-таки был, влиял очень авторитет старших. Вот человек, понятно, что он там замирщенный, что на работе и даже, может быть, член партии. Но тем не менее какие-то вот моменты, связанные с религиозной жизнью, просто его ставили под ружье, что называется. Вот большие праздники, семейные какие-то даты, события радостные, печальные. Вот то что там написано, конечно, это образец блистательный хрущевской пропагандистской кампании антирелигиозной.

К. Толоконникова

– Ну конечно.

А. Светозарский

– Вот чушь, так сказать, идеологическая, она перемешивается с какими-то чертами действительно характерными, да, это опора на традиционных старообрядцев, очень редки переходы. Вот с определенного момента они начинают перекрещивать тех, кто получил уже крещение в иных конфессиях там по целому ряду… Первый был момент, которого теперь уже нет. Человек, который пришел к ним в зрелом возрасте, скажем, куда-нибудь в общину Рогожскую, вот его перекрещивали, готовили долго к крещению, потом, значит, крестили или перекрещивали, если он был крещен, и он считался новообращенным. И в этом статусе мог пребывать весьма длительное время – этот не наш, это новообращенный, еще непонятно, что он, как он себя поведет. Такие люди не принимались на клирос читать и петь, ну и в течение длительного времени то есть он должен был как-то вот доказывать своим поведением, своей ревностью, истовостью, как говорят старообрядцы. Вот сейчас этот институт ослабел. И на моей памяти была попытка миссионерства, прозелитизма. Это было связано именно с Рогожской общиной. Было такое движение: добровольные помощники реставраторов – люди свои там выходные дни, как правило, это суббота была, отправлялись на какие-то объекты, где велись реставрационные работы, где интенсивные, где вялотекущие. Самые разные объекты. Вот я помню там Николо-Прозоровская усадьба, там и храм в очень таком был тяжелом состоянии. Вот прямо у меня, недалеко от моего дома, храм преподобного Сергия Радонежского в Бусинове. И вот, так сказать, это движение, конечно, самых разных людей охватывало и, конечно, у незначительного числа людей была какая-то религиозная мотивация, хотя и такие люди тоже присутствовали, и с годами их становилось больше. И потом они видели результат: вот этих первые храмы, куда они ходили там выносить мусор строительный или там накопившийся за десятилетия небрежения, их начинают освящать – это храм Архистратига Михаила в Тропарево, это, конечно, храм Рождества Богородицы в Старом Симонове, захоронение Пересвета и Осляби. Вот это такие события знаковые, все это было связано вот с тысячелетием Крещения Руси.

К. Толоконникова

– Но я так понимаю, что зародилось это все еще при возвращении Церкви Данилова монастыря, да?

А. Светозарский

– Это уже существовало, движение уже существовало. И как раз вот именно эти люди потом пришли в Данилов, но там, конечно, среди добровольцев верующих было значительно больше. Таким же образом там вот устраивались вот эти вот субботники, но это все параллельно. То есть Данилов был один из таких объектов. Ну а что касается вот Рогожского, то там велась реставрация дома причта. Сейчас это великолепный совершенно центр митрополии старообрядческой, там проводятся и соборы, и собрания общины, там и разного рода выставки бывают, и фильмы показывают и так далее, там своя такая жизнь. А тогда это были руины, из которых выселили жильцов, и вот надо было выгребать мусор. Были там и умельцы, которые что-то более квалифицировано могли делать. И потом работали где-то, наверное, до обеда, потом на открытом воздухе, если это лето, был обед – щи, каша, ну если нет, там в каком-то полуподвальчике такая была трапезная рабочая. И потом чай из самовара и беседа. И вот прораб, такой вот человек, который от общины наблюдал...

К. Толоконникова

– Истовый, да.

А. Светозарский

– Ну он такой интересный был, он инженер-строитель сам родом из Нижнего – обратите внимание, никто из представителей духовенства с добровольцами не соприкасался, – мирской человек, подкованный.

К. Толоконникова

– А не соприкасался почему? Это так хранилась такая левитская чистота?

А. Светозарский

– Нет, совсем нет, советское законодательство. Он объяснял так довольно грамотно и основы веры, и богослужения. И очень забавно, при этом, значит, вот есть такая Церковь – неправильная – вот так он корректно говорил, но вот надо вот так. А люди, в общем, там многие ну с никаким знанием в этой области были. Ну поскольку все трудились на одном объекте, ну как-то какой-то уже там и коллектив сложился. Были и представители, очень немного, я вот помню двух девушек, из общины, которые тоже во в этом участвовали, в этих работах. И вот те, кто там трудился, получили приглашении на старообрядческое празднование тысячелетия. Оно было позже, было приурочено к 1 августа по церковному календарю – по одной из версий это именно и есть день Крещения Руси – Изнесение Честных Древ – 14-го по-новому. Вот было богослужение и потом был концерт. Вот на этот концерт получили все пригласительные билеты, могли там в самом храме слушать разные песнопения, по-моему, даже были хоры из разных общин. И были представители нашего православного духовенства. Тоже было забавно смотреть, один уже ныне покойный отец архимандрит, он так очень обстоятельно подготовился: он был без наперсного креста, значит клобука цилиндрического на нем не было, а была скуфеечка и внешне полностью мимикрировал, не вызывал ни у кого никакого подозрения.

К. Толоконникова

– Сливался со средой.

А. Пичугин

– Напомню, что сегодня мы беседуем с Алексеем Константиновичем Светозарским, профессором Московской духовной академии, заведующим кафедрой церковной истории Московской духовной академии, профессором Сретенской семинарии, преподавателем. Алексей Константинович, ну вот если говорить про вот эти локальные места, где жили старообрядцы, все эти локации, Гуслицы те же, мне вспоминается биография нынешнего митрополита Корнилия – это митрополит старообрядческой церкви, главный представитель старообрядческой церкви, так называемой Белокриницкой, РПСЦ – Русской православной старообрядческой церкви. Человек, который всю жизнь работал где-то в районе Орехова-Зуева на заводе, и я думаю, такая биография для старообрядцев, живших в тех местах, она достаточно распространена. И вот он работал-работал, но в какой-то момент церковь призвала его на служение, он эту работу на заводе оставил, и уже в 90-е годы стал диаконом, в двухтысячные священником, и практически сразу епископом и митрополитом. И вот, мне кажется, там достаточно много таких людей остается, которые вот таким образом приходили в нужный момент служить.

А. Светозарский

– Ну тут, наверное, совершенно по-разному. Вот я-то помню по тем годам был Алимпий Гусев.

А. Пичугин

– Да, многолетний.

А. Светозарский

– Да, который стал митрополитом, можно сказать, на наших глазах. Потому что немножко отвлекусь,      вот 88-й год – там тоже собор, и на этом соборе, не предупреждая присутствующего чиновника из Совета по делам религий, он там тоже присутствовал, в президиуме, объявляется о том, что отныне это не архиепископия, а митрополия, глава ее митрополит, и вообще все это называется Русская православная старообрядческая церковь. Ну, конечно, это был в определенном смысле и вызов такой, да вот, и проявление вот такой явной самостоятельности. Но вот этот вот митрополит Алимпий, у него немножко другой путь, вот который очень ценили его современники – это путь инока, такого истового опять же человека, который жил при храме в Нижнем Новгороде.

А. Пичугин

– На колокольне 19 лет прожил, да.

А. Светозарский

– Да, и вот у него немножко такой ну совсем даже другой путь.

А. Пичугин

– Алексей Константинович, не совсем. Он же тоже до сорока, почти до пятидесяти лет работал бакенщиком в Горьком, на Волге, а потом вот так пришел. А его преемник, митрополит Андриан (Четвергов), работал на Казанском заводе инженером, до конца 90-х годов работал. А потом очень быстро диакон священник епископ, митрополит, предстоятель старообрядческой церкви.

А. Светозарский

– Ну все-таки вот митрополит Алимпий все-таки та еще эпоха, а здесь такое вот массовое возвращение. А потом, понимаете, там немножко такая ситуация другая – гораздо меньше возможностей у общин, в том числе и материальных. И вот человек работает в миру и, в общем, считается, что он должен и своим трудом подавать пример и, так сказать, избегать каких-то упреков, добросовестно, по-христиански относиться к той работе, которую он там осуществляет. Ну и потом да, вот в какой-то момент это похоже также и на членов общин, которые, может быть, по молодости не очень частые прихожане, все-таки уже где-то к концу жизни –   там же тоже эта картина неидеальна, да, – вот появляется борода вдруг окладистая, и человек начинает уже думать о таком завершающем периоде своей жизни.

К. Толоконникова

– В это время (вот мне все «Спутник атеиста» покоя не дает), ну и известно, например, что в какие-то давние годы действительно старообрядцы пользовались отдельными, например, отдельными кружками, да, отдельными плошками, посудой. А вот сохранялось ли это уже в более позднее время или далеко не везде?

А. Светозарский

– Ну сохраняется и до сих пор. Потому что и внутри вот этих вот направлений есть свои толки, да, вот определенные группы.

К. Толоконникова

– Ну вот вы говорите: питье чая из самовара, да, – и что потом с этими чашками делали?

А. Светозарский

– Да ничего, все было нормально, там этого нет у них, у старообрядцев, приемлющих священство. Это характерно для беспоповских течений, вот такая вот изолированность особая от мира, и это называется «хранить посуду», например, или отмаливать «торжищно брашно», то есть продукты, приобретенные в магазине или на рынке, прежде, чем они попадают на стол, за них надо положить сто поклонов. Ну я, так сказать, тут без подробности там, «отмолить лестовку», да, вот молитва и сто поклонов. И после этого, так сказать, можно их. Это характерно и до сих пор, и посуда, и могут поскоблить лавку.

К. Толоконникова

– А вот я сейчас вспоминаю, в деревнях и не старообрядческих вполне себе был такой обычай, что была постная посуда и скоромная посуда – посуда для вот постной еды, для поста, и вот для остальных дней.

А. Пичугин

– Это чтобы постная посуда не осквернялась скоромной едой, которая когда-нибудь могла в ней лежать?

К. Толоконникова

– Ну я так понимаю, чтобы нечаянно не съесть какую-то скоромную микрочастицу.

А. Светозарский

– Ну да. Но это здесь немножко другое, это уже нынешние толкователи, вот особенно в период пандемии, говорят: вот какие были мудрые обычаи – в посуде не сообщались, никакая зараза не приставала. Там нет, конечно, мотивация другая, чтобы не оскверниться...

К. Толоконникова

– Не гигиеническая, да.

А. Светозарский

– Да, здесь надо просто помнить, что некоторые течения имеют своеобразные такие особенности догматические – это то, что антихрист уже пришел в мир и царствует. Отсюда самоизоляция, отсюда, так сказать, вот нежелание, чтобы кто-то присутствовал на молитве.

К. Толоконникова

– И вообще входить в какое-то соприкосновение с кем бы то ни было через что бы то ни было. Ну да.

А. Светозарский

– Да, да. Есть те, кто не употребляет, не пользуется, например, деньгами.

А. Пичугин

– Ну кому-то приходится для них ими пользоваться. А иначе как жить?

А. Светозарский

– Есть, да, но эти люди «замирщенные», они тоже за это отмаливаются, а потом переходят в другой разряд вот таких вот более совершенных воздержников. Это характерно для вот именно беспоповцев, но не всех.

А. Пичугин

– Интересно, вот я слушаю сейчас вот все эти рассказы Алексея Константиновича про старообрядцев, понимаю, что многие из этих людей, да и как, я и до нашей программы об этом знал, и у меня, благо, у самого корни старообрядческих семей, правда, в Поволжье. Но я вот представляю, что эти люди до сих пор живут, в XXI веке, в Москве, среди нас, но мы о них и об их быте практически ничего не знаем. Вот тот же священник, о котором я рассказывал, который долгое время был настоятелем монастыря, отец Георгий в Подмосковье, в Гуслицах, вот он рассказал, что у него в начале 90-х вся паства была, это она четко делилась на две части, ну вернее не паства, старообрядцы-то к нему, понятное дело, не ходили в новообрядческий монастырь, но вот все местные жители делились на две категории: это либо рабочие местных заводов – а это все-таки фабричные края, и рабочих много, и понятно, что многие из них тоже когда-то были старообрядцами, но они уже совершенно такие стали обмирщенные, но вторая половина – это вот старики, которые четко и твердо держались старой веры и всех укладов жизни, и этот водораздел был заметен.

А. Светозарский

– Ну да.

К. Толоконникова

– А скажите, вот что-то изменилось после 71-го года или как шло, так и шло? Я имею в виду, после Поместного собора, подтвердившего отмену клятв.

А. Светозарский

– Ну сами-то старообрядцы не отреагировали. Здесь важный момент, что скорее это решение имело такое внутреннее значение для единоверцев. Вот они, так сказать, были немногочисленны, они давным-давно просили снять эти самые клятвы, считали, что они над ними тяготеют. Но вот сделали это только в 71-м году и то, в общем, как-то довольно-таки неожиданно для многих участников Собора был поднят этот вопрос. Но можно это было воспринимать и как некий такой дружелюбный шаг в отношении старообрядцев. Сами старообрядцы, конечно, на это никак не отреагировали, а особенно тем более официально. Но другое дело, что вот у нас да, вот есть.

К. Толоконникова

– А как старообрядцы относились при этом к единоверцам? Потому что вот мне приходилось читать, что вот церковь, пишет старообрядец, церковь «отняли в единоверчество», их молитвенный дом «отняли в единоверчество». То есть как-то там не было, по-моему, понимания.

А. Светозарский

– Конечно, они это воспринимали как унию, а людей этих считали отступниками, ну или относились к ним так, что вот они ну за некую чечевичную похлебку, за получение определенных преференций пошли на этот шаг. И очень ревниво наблюдали издалека за жизнью единоверческих общин, как они вот соблюдают устав и заветы древлего благочестия, что заставляло единоверцев все время вот держаться на уровне. И само богослужение вот у них не должно было подвергаться каким-то там изменениям, пренебрежению. Но в любом практически городе Центральной России, например, конечно, обязательно была единоверческая церковь, а то и несколько, а то и не одна. И потом вот эта форма, как-то она на какое-то время потерялась. Если мы говорим о советском времени, то вот был приход недалеко от родины протопопа Аввакума, в Горьковской области, был приход единоверческий в Прибалтике, в Латвии, кажется. И вот эта общинка, которая совершала богослужение, собиралась на молитву в храме, в приделе храма на Рогожском кладбище. А потом вот уже происходит некий такой период возрождения, но уже здесь общины наполняют не коренными единоверцы, каковых осталось немного. Вот в Подмосковье крупный центр старообрядных приходов это Михайловская слобода, и там, кстати, тоже вот паства, вот она местная паства, да, не приезжие москвичи там.

А. Пичугин

– Ну а я знаю приезжих москвичей, конечно, которые туда ездят, как действительно крупнейший такой центр.

А. Светозарский

– Нет, старообрядцы, вот особенно поначалу они принадлежали исторически к разным течениям. И вот батюшка, который возрождал храм, он возродил общину и, в общем, все они вот на правах единоверия вошли вот в Русскую Православную Церковь. Там были и потомки беспоповцев, но опять же вот под влиянием советских десятилетий, да, они помнили, что они старообрядцы. И там и в укладе-то было, там очень были такие интересные явления, вот ближнее Подмосковье фактически, да, там крестные ходы он стал возрождать, славление на праздники по домам. Так это было все очень интересно. Ну а что касается быта, XXI века, вот как раз старообрядцы-то говорят о том, что это, в общем, практически официальная позиция, что они всегда были на острие, так сказать, прогресса, перенимали все новшества, развивали промышленность – это исходит в основном от публицистов Русской православной старообрядческой церкви, что мы во многом были впереди планеты всей, вот мы пользуемся техническими новинками, но отрицая лишь то, что является греховным и душевредным – то есть у них вот такая позиция. Здесь зависит еще и от общины, не всегда даже от направления. Допустим, мой опыт, советский опыт, да, общения с людьми из Рижской Гребенщиковской общины – это опыт общения с людьми открытыми. Ни о какой посуде там речи быть не могло. А скажем, в то время поморская, они тоже поморцы, вот община на Преображенке, она была довольно так.

А. Пичугин

– Ну что же, спасибо большое, Алексей Константинович. Напомню, что мы сегодня говорили о старообрядцах в советское время. Алексей Светозарский, профессор Московской духовной академии, заведующий кафедрой церковной истории, один из основателей музея «Советский Союз: вера и люди», совместную программу с которым вы сейчас слушаете. Ксения Толоконникова, директор музея.

К. Толоконникова

– Да, надеюсь, теперь мы будем регулярно встречаться.

А. Пичугин

– Да, все, каникулы закончились наши.

К. Толоконникова

– Да, все, работаем.

А. Пичугин

– И мы с радостью анонсируем новый сезон. Я Алексей Пичугин. Прощаемся, всего доброго. Ну и напоследок: пишите нам свои истории советской Церкви, или, может быть, вы чем-то хотите с нами поделиться, или у вас есть какие-то темы для разговора, или интересные гости для нас.

К. Толоконникова

podspudom@yandex.ru – это адрес музея.

А. Пичугин

info@radiovera.ru – адрес радиостанции. Спасибо. До свидания.

К. Толоконникова

– Спасибо всем, дорогие друзья.

А. Светозарский

– Всего доброго.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем