«Православие в Алании». Диакон Дмитрий Асратян

У нас в гостях был ведущий редактор пресс-службы патриарха Московского и всея Руси, сотрудник института истории и археологии Республики Северная Осетия-Алания диакон Дмитрий Асратян.

Мы говорили о том, как 1100 лет назад Алания приняла христианство, какие святые особенно почитаются в этом районе Северного Кавказа, а также какую роль сыграли русские миссионеры в возрождении здесь православия в 18 веке.

Ведущие: Алексей Пичугин, Алла Митрофанова

---

А. Пичугин

— Друзья, здравствуйте. «Светлый вечер» на светлом радио. Здесь, в этой студии, приветствуем вас мы. Я Алексей Пичугин...

А. Митрофанова

— Алла Митрофанова. Добрый вечер.

А. Пичугин

— И с удовольствием представляем нашего гостя. Ближайший час, эту часть «Светлого вечера», вместе с нами и вместе с вами здесь, в этой студии, проведет ведущий редактор пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси, сотрудник института истории и археологии Республики Северная Осетия—Алания, Дмитрий Асратян. Здравствуйте, отец Дмитрий.

Диакон Дмитрий

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— 1100-летие крещения Алании отмечается в этом году. В этом или в прошлом — здесь такой вот важный тонкий момент все-таки нужно уточнить, насколько принципиальна эта дата, не знаю, или она во многом условна. Вот, может быть, отец Дмитрий нам сегодня как раз прольет свет на этот вопрос. Однако 1100-летие — это ну даже там выдающемуся математику, типа меня, понятно: это больше, чем... то есть Алания крещена раньше, чем была крещена Русь. И это какая-то невероятная дата, которая производит ну просто сильнейшее впечатление, мне кажется, на нас, людей XXI века. Мы как-то привыкли мыслить в своей системе координат: вот мы есть, есть там век XX, есть XIX. Ну может быть, есть еще Средневековье, все что раньше, это...

А. Пичугин

— Очень даже есть Средневековье. Средневековье вообще прекрасно существует.

А. Митрофанова

— Говорит Алексей Пичугин, занимающийся раскопками в Суздале. Ну естественно. Леша, ну ты себя-то не равняй с простыми смертными.

А. Пичугин

— Ну я вообще не равняю ни разу. Я просто считаю, что как бы есть исторические периоды, которые какие-то ближе к нам, какие-то дальше, но они от этого не становятся... Вот тот же XIX век — это, извините, у нас такое лирическое вступление получается, — но тот же XIX век не более понятен, чем XII век, например. А естественно, в XII веке из-за отсутствия там, ну если мы говорим о русской истории, об истории Средневековой Руси и там северо-востока, Новгорода, понятно, что мы там можем ориентироваться в большей степени на небольшой корпус письменных источников и данных археологии. А в XIX веке можем ориентироваться на гораздо больше источников. Но тем не менее для специалистов, которые... Я вот не специалист в истории Древней Руси, совершенно, я просто иногда там бываю в экспедициях.

А. Митрофанова

— В Древней Руси.

А. Пичугин

— Да, просто я при этом не специалист в Средневековой Руси, не специалист по XIX веке, а по диплому так я вообще по XX веку. Но при этом просто когда ты чуть-чуть в это погружаешься, тебе XII век не кажется сильно более далеким, чем там век XIX и XVIII — все равно мы ни там, ни там не жили.

А. Митрофанова

— Это была историческая справка от эксперта радио «Вера», Алексей Пичугина. Отец Дмитрий, к чему, собственно говоря, все это пытаюсь привести. Для людей необразованных, типа меня, 1100 лет назад — это непредставимая какая-то эпоха. Расскажите, пожалуйста, что известно про это время, какой тогда была территория, которую сейчас мы называем Северной Осетией — тогда она звалась Алания, что она из себя представляла, кто там жил, и, собственно, кто крестил эти народы?

Диакон Дмитрий

— Я боюсь, что при столь широко поставленной задаче мы не уложимся ни в час, ни в два, ни даже, наверное, в десять. Ну начну, может быть, с самого простого, с того, что так ли это давно, одиннадцать веков? Вот мне трудно судить, так сказать, о том, как такой временной промежуток осмысляют, скажем так, жители Центральной России. Но могу сказать, что для Кавказа как-то, скажем так...

А. Митрофанова

— Это как один день.

Диакон Дмитрий

— Обращенность в прошлое, да, она, в общем, характерна. И я даже могу сказать, что та дата, которую мы будем праздновать — официально, я уточню, официально главные торжества намечены на будущий год. Был подписан соответствующий указ главы нашего государства. Там обычно между подписанием указа и, собственно, основными мероприятиями обычно дается как раз пять лет на подготовку. Так что это будет на будущий год празднование. Но вот возвращаясь к самой дате 1100-летия, могу сказать, что, скажем так, были и те, и сейчас остаются, которые считают, что эта дата, она, скажем так, сильно преуменьшена, что на самом деле крещение Алании было намного раньше. Так что это понятно, что 1100 лет было до официальной даты крещения Руси. Но для многих оказалось, что — это вы можете и в интернете достаточно найти, скажем, достаточно критические отзывы, в частности в Южной Осетии звучали, что даты занижены, у нас как бы пытаются украсть несколько веков христианской истории.

А. Пичугин

— А можно ли тогда говорить о 1100-летии крещения Осетии скорее в рамках того, что 1100 лет назад Алания попадает в такое поле влияния Константинополя? А до того это была несколько иная история христианская. Понятно, что это все восточно-христианские земли, что это все равно в той или иной степени влияние Константинополя, и еще в доконстантинопольский период, довизантийский период оно прослеживалось. Но вот 1100 лет назад христианство на таком вот в Аланию попадает, скорее имперском уровне.

Диакон Дмитрий

— Ну вы почти ответили, наверное, на поставленный вами вопрос.

А. Пичугин

— Вопрос-то сейчас шире будет.

Диакон Дмитрий

— Но, в принципе, да. Мы привыкли, с 1988 года мы привыкли к тому, что крещение Руси было, соответственно, в году 988, и не особенно даже задумываемся, почему именно эта дата была выбрана. Просто потому, что именно под этим годом записано о крещении князя Владимира в «Повести временных лет». Но на самом деле крещение страны, понятное дело, что это само понятие, оно такое, достаточно условное. Потому что крестить можно человека, а крещение страны — это такая некая метафора, но тем не менее она вполне устоявшаяся. И так же, как применительно к Руси мы можем говорить о том, что именно крещение Владимира может рассматриваться как уже, так сказать, уже в полном смысле слова начальная точка для христианской истории Руси, что, конечно, вовсе не отменяет, в частности, общеизвестного крещения при княгине Ольге. И бабушка князя Владимира приняла, как мы хорошо знаем, крещение. Но тем не менее, хотя некоторые русские летописцы и это событие рассматривали как еще одно крещение, была такая концепция, наверное, в XVIII веке — пяти крещений Руси, то есть начиная от апостола Андрея, который тоже, по преданию, посетил и Киев, и Новгород.

А. Пичугин

— Ну это уже летописная история, да.

Диакон Дмитрий

— Тем не менее, мы неизбежно говорим о некоторых условностях. И рассматривали, что можно говорить о пяти крещениях — вот от апостола Андрея до князя Владимира.

А. Пичугин

— Ну крещение князем Владимиром — тоже это же такое достаточно условное явление. Поскольку, естественно, и до этого там предыдущие четыре условных крещения, у нас стоит Десятинная церковь, христиане не только в Киеве, но и в Новгороде, и в Ладоге христиане, и на северо-востоке. И понятно, что это люди, которые связаны с Европой, связаны торговлей, связаны какими-то воинскими историями, и они есть. И, наверное, кто-то из местных жителей, и не только в Киеве, но и где-нибудь на северо-востоке становился христианином. И при всем при этом археология нам показывает еще практически 150–200 лет после крещения Руси Владимиром сосуществование, прямо практически реальное сосуществование разных совершенно обрядов, не только христианских.

Диакон Дмитрий а

— Ну будем честны, что и не только через двести лет после крещения, но и через тысячу лет мы можем наблюдать.

А. Пичугин

— Ну хотя бы в XII веке погребальный обряд, в принципе, на Руси становится христианским. А уж в кого верили и как верили люди, которые там лежат, это другой вопрос.

А. Пичугин

— Ну сегодняшняя вера в приметы, скажем, то же самое. Соседство сознания языческого с, казалось бы, уже просвещенным сознанием человека XXI века.

Диакон Дмитрий

— Конечно. Естественно. Я просто по поводу того, что сказал Алексей, просто чтобы не забыть, поскольку опять-таки обозначены были важные моменты. Значит, что мы принимаем за отправную точку, говоря о крещении Руси и, соответственно, по аналогии можно говорить то же самое относительно Алании? Во-первых, крещение правителя и, скажем так, начало некоей непрерывной истории христианства. Потому что, если княгиня Ольга приняла крещение, то потом, мы знаем, был откат к язычеству при ее сыне. Но начиная от князя Владимира уже все правители, соответственно, они остаются христианами. И по поводу погребения тоже, кстати, сразу можно отметить, это такой надежный достаточно критерий того, как, насколько христианство становится, так сказать, действительно принятой религией. То же самое можно сказать и относительно Алании. Потому что начиная с X века — может быть, для археологов это более грустно, так сказать, но погребения становятся, что называется, безинвентарными — то есть представления о том, что человеку в загробной жизни понадобится много всего того, чем он пользуется в жизни, вот эти представления уходят, и мы видим, что начинается совсем другой, появляется тип совсем другой погребения. Это тоже служит довольно надежным подтверждением того, что крещение не ограничено только верхушкой, то есть начинается некая непрерывная история христианства в Алании. Другое дело, что она была более, скажем так, драматичной, чем на Руси, и в последующие века происходили такие события, которые в какой-то степени ну и сейчас продолжают влиять, вот именно в плане...

А. Митрофанова

— Поговорим об этом еще. А сейчас, если позволите, все-таки об отправной точке чуть подробнее хотелось бы вас расспросить. Как все-таки, что сегодня достоверно известно о факте крещения Алании? От кого, кто и каким образом воспринят был этот факт, в сознании людей что происходило в тот момент?

Диакон Дмитрий

— Да, значит, если мы пока будем говорить именно о том, что происходило непосредственно в начале X века, то можно, конечно, сказать, можно согласиться с теми, кто критикует выбор даты 1100 — в том плане, что, конечно, знакомство алан с христианством происходило и намного раньше. С этим никто спорить не собирается, тем более что аланы активнейше участвовали в переселении народов. Соответственно, немало алан оказалось и очень далеко от нынешних мест расселения их потомков — это и Западная Европа, и Северная Африка. Поэтому, естественно, и в Крыму, естественно, аланы знакомились с христианством раньше. И нет оснований сомневаться в том, что это знакомство было и на Северном Кавказе. Не будем сейчас касаться вопроса об историчности предания об апостоле Андрее. Но тем не менее, как мне кажется, сам текст жития апостол Андрея, который сейчас датируется обычно началом X века, вот сложившийся текст, замечательным исследователем Андреем Виноградовым. Но можно оспаривать историчность самого путешествия апостола Андрея, но, видно, что то, как агиограф говорит об этом путешествии, говорит о том, что для самого агиографа аланы уже в какой-то степени прияли христианство. Потому что в рассказе они доброжелательно принимают проповедь, из чего можно сделать вывод, что, надо полагать, что уже и в начале IX века сложилось житие, и текст жития апостола Андрея, включающего экскурсы о его путешествии вот в пределы аланские. А что происходит в начале, соответственно, X века? Тут опять-таки сразу можно сказать, что сама эта дата, как я сейчас честно признался, следующий год, она в какой-то степени получилось, что зависела от президентского указа. Но здесь большой беды в этом нет, потому что до конца, с точностью до года датировать крещение страны, под которым разумно иметь в виду, также как и в случае с Русью, крещение правителя Алании, да, царя, если хотите, в византийских источниках по-разному именуется, мы до конца не можем, с точностью до года. Но можно сказать, что это было после 914 года, где-то в интервале: 914-й — 918-й. И надо сказать, что датировать — может быть, для кого-то покажется, что это слишком большой разброс, на самом деле если мы говорим о том, что происходило 1100 лет назад, это очень хороший результат. И что самое, как мне кажется, ценное в этом плане то, что о крещении Руси вот те сведения, которые мы обычно считаем отправными, то есть «Повесть временных лет», напомните, пожалуйста, Алексей, какими примерно годами датируется?

А. Пичугин

— «Повесть временных лет»? Ну смотрите, там же разные списки у нас, получается. Ну, в общем и целом, это вторая половина XII века.

Диакон Дмитрий

— Ну, в общем, как бы то ни было, временной интервал очень большой между самим событием крещения князя Владимира и тем моментом, когда он фиксируется в летописях. То есть в Древней Руси сильно позже, так сказать, зафиксировали факт этого, это сам факт, но никого это, по большому счету, не смущает, мы привыкли к этой дате.

А. Пичугин

— Извините, оговорился: не вторая половина, а вторая половина все-таки XI века. А с начала XII века это ее списки уже такие...

Диакон Дмитрий

— Дальнейшее развитие. Ну как бы то ни было, по меньшей мере около ста лет отделяет. Во всяком случае, тех источников, с которыми мы сейчас непосредственно работаем. А крещение Алании — у нас есть свидетельства, к сожалению, не непосредственных участников, может быть, но непосредственного организатора все этих событий — это патриарх Константинопольский Николай Мистик. Он был весьма выдающимся и церковным деятелем, и государственным, какое-то время он, собственно, фактически был главой государства, регентом при малолетнем императоре. И он, будучи учеником и, возможно, родственником патриарха Фотия, своего более знаменитого предшественника, в общем, продолжал вот эту традицию и традицию византийского миссионерства. Далеко не во все эпохи византийцы были сильно заинтересован, как ни странно, в распространении христианства. На сей счет есть очень содержательная, хотя и во многом полемичная, монография Сергея Иванова — еще одного замечательного исследователя, византиниста. Он как раз доказывает, что византийцы по большей части не слишком интересовались чем-то, что находилось за пределами ойкумены. Но, как бы то ни было, эпоха Николая Мистика явно связана с активизацией миссионерского проекта, прежде всего на Востоке. И помимо того, что у нас разворачиваются в это время достаточно бурные события, кроме того, существуют и достаточно большое количество письменных свидетельств. Потому что так получилось, что Николай Мистик активно писал, оставил очень большое эпистолографическое наследие. И эти письма не канули в Лету, они были переписаны практически сразу после его кончины, которая последовала в 905 году. То есть ко временам, когда начинается научное изучение истории Северного Кавказа и Алании, в частности, у ученых уже был материал достаточно подробный, и при этом ну практически аутентичное свидетельство. Сам Николай Мистик, конечно, никогда в Алании не был, но он написал обычно так называемое «аланское досье», которое выделяют в его обширной переписке — по меньшей мере семь посланий, которые связаны вот с событиями, которые мы называем крещением Алании. Поэтому это еще один аргумент в пользу того, что все-таки, так сказать, с научной точки зрения, да и с общечеловеческой, вот именно дата 1100, она как бы является наиболее обоснованной. Потому что о других крещениях Алании — будь то апостольский век, или в IV веке, одновременно с крещением, соответственно, более известным крещением Иверии и Армении, об этом у нас есть материалы преимущественно агиографического характера — то есть это жития святых, которые, конечно, написаны намного позже. И они, в общем, скажем так, решают некоторые друиде задачи, другие цели ставили перед собой их авторы. А в случае с крещением Алании у нас есть непосредственная переписка патриарха с первым аланским епископом, которого мы знаем по имени.

А. Пичугин

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Напомню, что в гостях у нас сегодня диакон Дмитрий Асратян, ведущий редактор пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси, сотрудник института истории и археологии Республики Северная Осетия-Алания. Говорим мы об удивительной дате — 1100-летие крещения Алании — начало X века, примерно, как мы уже выяснили, 914–918 годы — вот это очень узкий временной интервал, для современных историков настоящий подарок, что можно так точно датировать события 1100-летней давности. Примерно об этом времени речь идет, когда мы говорим о крещении Алании.

А. Пичугин

— А если вы говорите, что свидетельства о более раннем проникновении христианства на территорию Алании носят более всего агиографический характер, можно ли вообще выделить какие-то свидетельства? Вот от XX века есть (о чем мы тоже, надеюсь, с вами поговорим) Зеленчукские храмы — три храма, которые ну просто явно построены в то время, их явно, наверное, можно тоже увязать со временем патриаршего правления в Константинополе Николая Мистика. А вот есть ли какие-то более ранние свидетельства материальные?

Диакон Дмитрий

— Ну во-первых, что касается храмов, просто те храмы, о которых вы говорите, значит, их три в Зеленчуке, и еще, соответственно, нынешняя Карачаево-Черкессия — то есть по меньшей мере пять храмов византийской архитектуры, которые надежно соотносятся вот именно с веком крещения Алании. Есть более ранние постройки, другое дело, что они находятся в руинированном состоянии. И, насколько я понимаю, идут споры о том, так сказать, как, во-первых, и их датировки, и исторический контекст их появления, он более спорен, чем, допустим, Сентинский храм, о котором опять-таки упоминавшийся Андрей Виноградов просто-таки дешифровал надпись строительную, то есть он там четко датирован, непосредственно сам храм.

А. Пичугин

— Вы про Андрея Юрьевича Виноградова, сотрудника Вышки? Иногда он к нам приходит.

Диакон Дмитрий

— Да. То есть о руинированных храмах у нас информации меньше. Но есть ряд археологических памятников, которые по крайней мере свидетельствуют о том, что были аланы, которые, в общем-то, вывод достаточно банальный, просто он подтверждается в том числе и письменными памятниками, что были аланы, начиная уже там с конца I — начала II века, которые принимали христианство. И не только на территории Алании.

А. Пичугин

— Ну мы агиографические источники, то есть корпус житийный, можем с большой натяжкой трактовать как исторический источник. Я не знаю, как это может быть трактовано касаемо Алании и касаемо какого-то житийного корпуса людей, которые могли быть связаны с Аланией. Но вот что касается русских, таких вот центрально русских, древнерусских святых, понятно, что очень многие жития были написаны сильно позже (какого-нибудь Андрея Боголюбского — в XVIII веке), что-то базировалось на свидетельствах не дошедших до нас источников, что-то вовсе, как и любое житие, написано, сообразуясь с определенным каноном — а уж здесь точно с точки зрения истории трактовать это как-то или сложно, или невозможно вовсе.

Диакон Дмитрий

— Но тем не менее. Это все правильно, конечно, подходить к агиографическому памятнику невозможно просто как к историческому нарративу. Понятно, что его автор ставил перед собой определенные задачи и работал в рамках определенного канона, то есть многие сюжеты, соответственно, агиографические, они являются просто жанровыми характеристиками. То есть святой — либо он подвижник с младенчества, то есть постится в среду и пятницу уже сразу после рождения, либо, наоборот, какой-нибудь величайший грешник, который, встретив Христа, изменяется. Но тем не менее есть определенные элементы в житийных текстах, которые как бы, в общем-то, нечем объяснить, кроме как тем, что в них отражаются определенные исторические факты. Ну вот, в частности, житие мучеников, которые в русской традиции обычно именуются Месукевийскими — мученик Сухий и его дружина, они очень почитаются и в современной Алании. Они, по наиболее ранним текстам, которые сохранились на армянском языке, вот они были как раз аланами, сопровождавшими свою соотечественницу, ставшую армянской царицей. И вот они, находясь, правда, в Армении, принимают христианство и там впоследствии принимают мученическую смерть. Другое дело, что потом этот вариант жития, так сказать, в грузинской версии получает несколько иную этническую интерпретацию, но как раз вот это можно объяснить задачами грузинской агиографии. А предположить, что в V веке — по языку этот текст — житие святых мучеников — по языку это текст V века, то есть он появляется немногим позже, чем армянская письменность.

А. Митрофанова

— Потрясающе.

Диакон Дмитрий

— И трудно представить, что у агиографа были какие-то специальные, так сказать, предпочтения, почему он решил сделать своих, так сказать, героев именно аланами. То есть мы можем это объяснить, почему так важно было разным Поместным Церквам соотнести свою историю с апостолами — у этого есть прямое объяснение. А для чего нужно было ввести в одно житие мучеников-алан — пожалуй, это можно объяснить только тем, что в основе этого жития, там тоже можно такие усмотреть уже такие жанровые чисто детали, тем более что у нас сохранились по меньшей мере два варианта повествования об одних и тех же событиях. Но тем не менее сама историческая подоплека, она, в общем, не вызывает споров, разве что, может быть, по датировке. Потому что там в житии, а оно написано-то в V веке о событиях более ранних, до крещения Армении, поэтому там уже определенные анахронизмы могут наблюдаться. Но то, что его герои был аланы, принявшие христианство — ничего странного.

А. Митрофанова

— По степени невежества мой следующий вопрос сейчас побьет все рекорды, прошу прощения заранее. Мы знаем, когда Русь принимает крещение, у нас появляются свои святые. У нас, собственно, известна и святая равноапостольная княгиня Ольга, прославлена в лике святых, у нас есть первые мученики, пострадавшие от рук самого, еще некрещеного, великого князя Владимира, и появляется вот целый ряд подвижников после крещения Руси и так далее. Мы знаем их имена, мы гордимся тем, что такие люди есть в нашей истории. Что касается Алании — знаю, в Алании почитается великомученик Георгий Победоносец, вы сейчас упоминали о святых мучениках, житие которых датируется V веком — события, соответственно, еще более раннее. Среди сонма святых, известных нам сегодня, есть ли аланы еще, помимо тех мучеников, о которых вы уже рассказали, почитающиеся сейчас осетинами?

Диакон Дмитрий

— Да, ну вы немножко, у вас в вопросе, ну это довольно, так сказать, это вполне объяснимо...

А. Митрофанова

— Я предупреждала. Насчет невежества я предупреждала.

Диакон Дмитрий

— Нет, дело не в невежестве. А дело в том, что тут есть как бы, с одной стороны, святые, которые особо почитаются в Алании. И, независимо от их этнического происхождения...

А. Митрофанова

— Ну как Георгий Победоносец.

Диакон Дмитрий

— Да, Георгий Победоносец. Можно еще назвать, как и на Руси, святого пророка Илию, например, как бы редкий случай очень почитаемого ветхозаветного святого. Но тем не менее он и в Алании еще до, скажем так, возрождения православия, которое имело место в XIX веке, святой Илия тоже особо почитался. Так что это, так сказать, отдельная тема, какие христианские святые продолжали почитаться в Алании и после того, как там на определенный период, достаточно длительный, скажем так, церковные институты прекратили свое существование. А теперь что касается святых алан, то, несомненно, они, конечно, были. Но здесь мы сталкиваемся с одной большой проблемой, связанной с историей Церкви Аланской и того, чем все-таки отличается история христианской Алании от, допустим, истории соседних Армении и Грузии. Кавказ подвергался, начиная с XIII века, практически непрерывным...

А. Митрофанова

— Атакам.

Диакон Дмитрий

— Нападениям, да, извне. И так получилось, что к приходу России на Кавказ единственные христианские государства, которые еще продолжали существовать в том или ином виде, были грузинские, на территории современней Грузии. То есть и в Армении государство надолго исчезло, правда, сохранилась Армянская Церковь как институт, который во многом объединял армян, независимо от того, где они находились. Что касается Алании, то произошло на какой-то момент просто исчезновение Церкви. То есть еще достаточно долго оставался, среди иерархов Константинопольского патриархата довольно долго еще оставался титул Аланского митрополита. Ну так же, как сейчас современный Константинополь, там митрополиты носят титул Халкидонский, Пергамский — по названиям древних кафедр, Аланский еще тоже титул носил, но он пребывал уже далеко за пределами Алании. И еще одна проблема, помимо того, что у нас на какой-то период Церковь как таковая, можно сказать, ушла как институт в виде епископов, священников, это то, что аланская письменность, по всей видимости, существовавшая (есть серьезные основания считать, что она существовала, об этом можем отдельно еще поговорить), но до нас почти не дошло, вообще не дошло каких-то связных текстов на аланском языке. То есть у нас есть косвенные, ну прямые подтверждения, но текстов аланских летописей, вот, например, скажем, если говорить, например, об истории Армении, то впервые оригинальные тексты, написанные на армянском языке, были как раз исторические хроники, где также упоминаются аланы — то есть армянская письменность началась одновременно с армянской историографией. Вот в Алании письменность такого развития не получила. Соответственно, у нас если так хорошо задокументирован X век, эпоха крещения Алании, то о последующих эпохах мы знаем намного меньше. И поэтому, соответственно, о святых аланах мы можем узнавать из источников на других языках. Но они уже, конечно, не столь, не были, так сказать, нацелены на то, чтобы создавать какую-то связанную историю. Ну по меньшей мере одну, можно сказать, в значительной степени этническую аланку мы хорошо знаем — это грузинская царица Тамара, которая была, ну там можно по-разному оценивать, но, в общем, в значительной степени она была этнической аланкой. И неслучайно, что потом появляется в каком-то смысле альтернативная версия крещения Алании, которая связывает это событие именно с влиянием Грузии.

А. Пичугин

— Мы продолжим этот увлекательный разговор про 1100-летие крещения Алании с диаконом Дмитрием Асратяном, ведущим редактором пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси и сотрудником института истории и археологии Республики Северная Осетия-Алания. В этой студии также Алла Митрофанова, я Алексей Пичугин. И мы через минуту сюда вернемся.

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Алексей Пичугин, я Алла Митрофанова. И с удовольствием напоминаю, что в гостях у нас сегодня диакон Дмитрий Асратян, ведущий редактор пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси, сотрудник института истории и археологии Республики Северная Осетия-Алания. Говорим мы о 1100-летии крещения Алании — удивительное время, удивительное событие и удивительный регион, в котором сегодня есть православие, оно живо, и скорее, наверное, вопреки, чем благодаря тем историческим обстоятельствам, сложностям и вызовам, которые имели место на этой территории. Отец Дмитрий, вы в конце первой части нашего разговора упомянули, что примерно с XIII века Алания переживает бесконечную череду набегов, атак, разорений со стороны самых разных, наверное, народов. Прежде всего, я думаю, здесь монголо-татары руку приложили.

Диакон Дмитрий

— Ну монголы, да, и Тимур.

А. Митрофанова

— И Тимур. Вот, пожалуйста, две какие-то, я не знаю, мощнейшие силы, они и русские земли разоряли. А все-таки по мощности, наверное, если сравнить Аланию и Русь, Русь-то, может быть, больше имела оборонительных ресурсов, чем Алания. Хотя, вот вы сейчас улыбнулись — опять скорее всего здесь мое невежество проявляется. Расскажите об этом. Я просто иначе как чудом действительно назвать не могу то, что вопреки вот этим всем разорениям и истреблениям людей, сегодня на территории Алании мы видим и древние храмы, и традицию, которая, может быть, если и прерывалась, но тем не менее восстановилась. Что там происходило вот в эти века, которые кто-то темными называет, кто-то просто средними?

Диакон Дмитрий

— Я, наверное, не столько улыбнулся, может быть, какая-то, скажем, очень грустная улыбка появилась. Потому что на самом деле то, что произошло в Осетии, вот начиная с XIII века, и в последующие века, если говорить в современных терминах, это был именно геноцид — то есть практически основная часть и территории, и населения была уничтожена. Есть очень красивое в Осетии предание о женщине, которую называют просто, ну если перевести на русский, «Задалесская бабушка» — о том, как женщина просто собрала несколько сирот уцелевших, и от них, по преданию, собственно, и произошли современные осетины. И это предание, оно, скажем так, небольшое преувеличение, потому что большая часть территории, она просто обезлюдела на долгие-долгие века, и лишь в нескольких ущельях остались, собственно, потомки алан, которых в России, начиная с XVIII века, стали называть осетинами. Ну тут я, может быть, в какой-то степени коснулся еще одной, в значительной степени надуманной, проблемы аланской — вот того, кто в настоящее время может считать потомками алан. Но во всяком случае язык — а это для народа, у которого был большой перерыв в письменной истории, такой, как у алан, осетин — письменная история была, соответственно, прервана, но надежным свидетельством его истории стал язык. И на основании языковых данных у нас нет никаких сомнений в том, что именно современный осетинский язык и продолжает язык древних алан. Но новая, скажем так, история алан и осетин, начиная с позднего Средневековья, она уже продолжается лишь в нескольких ущельях, которые находятся сейчас, лишь часть занимают территории современной Северной Осетии. А выход на равнину, возвращение на равнину у алан, осетин, уже происходит, начиная с XVIII века, когда появляется современный город Владикавказ, то есть осетины начинают возвращаться из ущелий на равнину. То есть это был действительно очень трагический период в истории и алан, и других народов, населявших Кавказ. Ну вот все они по-разному, скажем так, пережили вот эту эпоху нашествий. Ну вот можно сказать, что другие кавказские народы, которые тоже, несомненно, были знакомы с христианством, и у нас есть христианские памятники и на территории Ингушетии замечательные памятники, и на территории Дагестана, но, как мы знаем, оттуда христианство ушло полностью, все заменилось исламом. Причем тут тоже надо сказать, что для нас как-то стало очевидно, например, да, что вот Ингушетия или Дагестан — это такие чисто исламские территории...

А. Пичугин

— Чечня тоже.

Диакон Дмитрий

— Да. Но надо сказать, что в этом плане особенно Ингушетия показательна: еще в XIX веке для русского духовенства ингуши представлялись тоже таким же народом в каком-то смысле, как и осетины, в плане миссии среди них. То есть были попытки и среди ингушей возродить христианство. А насколько мне известно, последние аулы в Ингушетии, которые окончательно приняли ислам, по-моему, это происходило уже во второй половине XIX века.

А. Пичугин

— То есть там сохранялись какие-то, ну их, наверное, было трудно назвать в чистом виде христианами, поскольку у них был достаточно серьезный отрыв от церковной традиции, священников не было.

Диакон Дмитрий

— Конечно. Но исламизация, в общем, происходила тоже еще, можно сказать, в последние, по историческим меркам, совсем-совсем недавно.

А. Пичугин

— Совсем недавно, да. Но интересно же очень, что они представляли собой в таком религиозно-культурном контексте, эти народы.

Диакон Дмитрий

— Вот как раз вот мы так немножко перепрыгиваем к XVIII веку, когда на территории Северного Кавказа, в том числе и в местностях, заселенных аланами и осетинами, вот появляются первые путешественники-европейцы, военные, в частности, или путешественники, которые выполняют в том числе и военные задачи. Понятно, что продвижение России было связано, как бы сейчас сказали, с большой политикой, с геополитикой. И для сторонних наблюдателей — это тоже тема для отдельного разговора, — в общем, можно сказать, что следы христианства среди осетин были вполне заметны. То есть путешественники, при том что они, естественно, не отличались современной политкорректностью и могли достаточно жестко описывать — ну мы все прекрасно понимаем, да, Киплинг, вот, белый человек в каких-то диких местах, для многих путешественников вот этих казалось, что, так сказать, эти края населены ну в каком-то смысле варварами. Ну надо полагать, надо сказать, что, конечно, так же, как и в случае с британцами в Индии, тут на самом деле, несмотря даже на то, что в Осетии вот и Церкви на тот момент уже не было, и письменности не было, но в последующие времена оказалось, что вот и у осетин, и у многих других народов Северного Кавказа на самом деле есть своя, самобытная, очень богатая культура. Но оценить ее по достоинству трудно требовать от людей, которые исследовали в основном каналы проникновения политические, чтобы они бы так уж углублялись в культуру. Но тем не менее следы христианства были вполне заметны и в XVIII веке.

А. Пичугин

— Напомню, что в гостях у светлого радио сегодня диакон Дмитрий Асратян, ведущий редактор пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси и сотрудник института истории и археологии Республики Северная Осетия-Алания.

А. Митрофанова

— Отец Дмитрий, вы упомянули русских миссионеров, пришедших в аланские земли с целью, может быть, возрождения или... А может быть, и знаете как, вот заново такой христианизации этих земель. Мне бы хотелось, чтобы вы, может быть, в нескольких словах рассказали и об этом периоде тоже. Это XVIII, получается, уже век? То есть мы поговорили сейчас в нескольких словах о веке XIII, когда начался серьезнейший кризис, и Алания оказалась просто разорена. И вы произнесли это слово «геноцид» — я думаю, что оно в данном случае вполне справедливо по отношению к тому, что произошло с аланским народом, это, конечно, очень страшно и чудовищно. И, повторюсь, чудо то, что в этих землях, особенно если мы рассматриваем исторический, географический, этнический контекст, если мы смотрим на соседние народы, принявшие со временем ислам, то что аланы сохранили христианство. А какую роль в этом сыграли, может быть, или в возрождении христианства, да, сыграли русские миссионеры?

Диакон Дмитрий

— Я, наверное, про миссионеров еще не успел сказать, я говорил о том, что, в принципе, стали проникать на территорию Северного Кавказа, и в том числе Аланию-Осетию, да, так сказать, чиновники, путешественники. Но вы правильно перевели разговор к миссии. На самом деле в середине XVIII века, еще до присоединения Осетии к России, появляется Осетинская духовная комиссия. Причем у нее такая тоже достаточно противоречивая история, связанная с московским Знаменским монастырем, который, насколько я понимаю, сейчас он по-прежнему еще не восстанавливается у нас в центре города.

А. Пичугин

— Знаменский монастырь — это вы имеете в виду какой из Знаменских монастырей?

Диакон Дмитрий

— На Никольской, правильно?

А. Пичугин

— А, есть Греческий, есть Заиконоспасский. Заиконоспасский, он действует как монастырь. А Николо-Греческий монастырь, ну там просто его нет, от него осталась только звонница.

Диакон Дмитрий

— Ну, в общем, там был грузинский архимандрит, который обратился с соответствующей просьбой, с соответствующим предложением обратился к императрице, и с 1745 года начинает работу Осетинская духовная комиссия. Возможно, что и у нее были некие предшественники, может быть, даже еще во времена Петра I, с которым, собственно, и связано начало вступления России на Кавказ. Ну и вполне, так сказать, объяснимо, что до того, как в Осетии появилась уже русская армия, русские чиновники, началась деятельность по восстановлению христианства на Кавказе, и что к этому имели отношение грузины. Потому что, конечно, грузины хорошо были осведомлены о том, что Осетия знакома с христианством, пусть даже там и не было постоянно служивших священников и епископов. Но о христианских корнях Осетии, конечно, грузины были осведомлены. А с другой стороны, Россия и не могла действовать напрямую и направлять духовенство, в силу договоренности с в значительной степени контролировавшей на тот момент эти территории Османской империей. Поэтому первыми направились грузинские священники. Ну нельзя сказать, что и есть в литературе противоречивые оценки того, насколько успешно велась их миссия, но преобладает, в общем, точка зрения отрицательная. Начиная с 70-х годов грузинское духовенство сменяется русским.

А. Митрофанова

— XVIII же века. Мы пока о XVIII веке говорим.

Диакон Дмитрий

— Да, это все еще только, так сказать. Но тем не менее были, пусть даже, может быть, не очень, так сказать, заметными успехи миссии. Но, во-первых, появляются школы для осетинских детей, появляется такой город, как ныне существующий в границах Северной Осетии, город Моздок, который становится одним из форпостов России на Северном Кавказе. И показательно, что именно там, соответственно, появляется и школа для осетинских детей. Правда, опять-таки есть свидетельства, что их уже учили по-осетински, но первая книжка на осетинском языке выходит только еще через тридцать с лишним лет — в Москве, кстати сказать, в 1798 году. Опять-таки этот опыт, первый опыт и книгоиздания на осетинском, оказался не слишком успешным и продолжения не получил. Письменность потом пришлось пересоздавать. Но тем не менее, пусть даже вот XVIII век такой носил такой предварительный характер возрождения христианства, тем не менее важно, что русские увидели в осетинах своих, так сказать, в каком-то смысле потенциальных, может быть, бывших, будущих, но единоверцев. И если попытки возрождения христианства среди других народов Северного Кавказа, в общем-то, ни к чему не привели — на сегодняшний день есть небольшое количество православных кабардинцев, но это лишь малая часть современных адыгов, — то в XIX веке, несмотря на многие сложности, несмотря на то что часто опять-таки миссионеры с грустью говорили о том, что многие продолжают придерживаться своих, то что они называли, языческих наклонностей, но здесь опять-таки можно скорее говорить о том, что, конечно, и мы не можем сейчас требовать того, чтобы все, кто занимался миссией в Алании и Осетии, могли бы увидеть в тех обычаях, которые они порой называли языческими, на самом деле самобытную традицию, просто увидеть еще одну форму существования христианства. Поэтому мы и в церковных источниках встречаемся с тем, что осетин называли, по отношению к осетинам употреблялось слово «язычество». Мы, в принципе, опять-таки, живя в России, вот у нас в значительной степени складывается такое представление, что то, как у нас, это и есть единственная возможная форма существования христианства. По крайней мере православного христианства. И, скажем, сталкиваясь с какими-то обычаями, например, у грузин, греков, иногда кажется, что вот, это что-то неправильное. Ну, конечно, в Осетии самобытность, скажем так, была еще больше, чем, например, у грузин. Просто опять-таки в силу того, что долгое время место священников занимали просто избираемые из народной среды — ну по-осетинки это называется <термин на осетинском языке>, а по-русски это опять-таки часто переводится словом «жрец», что явно, так сказать...

А. Митрофанова

— Неверно, некорректный перевод.

А. Пичугин

— Ну тут даже не то чтобы некорректно, мне кажется, он достаточно хорошо в традиции культурной объясняет функцию человека. В конце концов если мы возьмем такую дистиллированную, отвлеченную от нас, которые воспринимают себя как христиан, какую-то традицию, то священник тоже будет жрецом. Вот возьмем какую-то книжку, да, по этнологии, которая описывают разные сакральные функции людей в разные века, в разных обществах, и все равно жрец, он будет проходить красной нитью через все повествование.

Диакон Дмитрий

— Ну есть русские переводы Библии, где применительно к ветхозаветному «кохену» употребляется слово «жрец» — как раз таки потому, что священник — это как бы некий анахронизм, это вчитывание в Ветхий Завет реалий уже христианской эпохи. Ну все-таки тут слово употреблялось именно потому, что для многих сторонних наблюдателей казалось, что там религиозная традиция, которая есть в Осетии, она именно связана с продолжением языческих традиций неких, дохристианских. И, с одной стороны, вот я сейчас сказал, что слово «язычник» справедливо вызывает негативную реакцию, потому что ни один осетин не будет говорить, что он молится многим богам. Но тем не менее, что и в традиционной осетинской молитве обращение бывает к единому великому или славному Богу, как обычно говорят. И тем не менее, скажем так, в обратном переводе на русский язык часто бывает, что небожители, которые в значительной степени носят имена христианских святых, их иногда тоже начинают называть, так сказать, «богами» с маленькой буквы. То есть в обратном, так сказать, пересказе на русский это действительно легко воспринять как политеизм. Но здесь можно еще сказать о той, так сказать, исторической концепции, которая долгое время была не только в сознании многих представителей Церкви, но и в значительной степени проникла и в академическую науку, в том числе была представлена очень яркими именами выдающихся ученых, которые очень много сделали для истории Осетии. Но они исходили из представлений о том, что христианизация Осетии была очень поверхностной, что она затронула только небольшой какой-то круг людей, преимущественно верхушку, что, соответственно, в течении какого-то времени Церковь утратила свои позиции. Ну и потом, соответственно, вот эти вторжения иноземцев, они привели к тому, что она практически сошла на нет. Но как показывает более глубокий анализ и археологических данных, и этнографических данных, и это не только так считают ученые, в той или иной степени ассоциирующие себя с христианством, что те вот народные традиции, которые зачастую вызвали, скажем так, неприятие, они все равно очень глубоко переплелись, неразделимо переплелись с христианскими традициями. То есть, в общем, просто появилась еще одна форма народной христианской культуры. И это в значительной степени объясняет, почему несмотря на то что, так сказать, мы не будем идеализировать деятельность по возрождению христианства в XIX веке, нельзя сказать, что она шла, так сказать, по всем правилам. Ну нам, конечно, легко критиковать то, что было двести лет назад, но тем не менее...

А. Пичугин

— Мы бы все сделали по-другому.

А. Митрофанова

— И знаем как, главное, эксперты.

Диакон Дмитрий

— Да. То есть опять-таки не все, конечно, было однозначно. И кроме того, в значительной степени те усилия, которые прилагались в XIX — в начале XX века были сведены на нет октябрьским переворотом. Тем не менее, конечно, совершенно неслучайно, что именно в Осетии в XIX веке появляется вполне сложившаяся Церковь, в значительной степени представленная истинными мирянами, истинным духовенством, большое количество людей сознательно вернулись к вере своих отцов.

А. Пичугин

— Мне кажется, нам с отцом Димитрием надо чаще встречаться, не раз в четыре года.

А. Митрофанова

— Абсолютно точно.

А. Пичугин

— А темы мы обязательно найдем. Спасибо большое за этот удивительный разговор. Напомним, что диакон Дмитрий Асратян, ведущий редактор пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси и сотрудник института истории и археологии Республики Северная Осетия-Алания, был в гостях у светлого радио. Спасибо большое.

Диакон Дмитрий

— Спасибо большое вам.

А. Пичугин

— Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин...

А. Пичугин

— Прощаемся. До встречи.

А. Митрофанова

— До свидания.

Диакон Дмитрий

— Всего доброго. Спасибо.