Поделиться
Флп., 237 зач., I, 12-20.
12 Желаю, братия, чтобы вы знали, что обстоятельства мои послужили к большему успеху благовествования, 13 так что узы мои о Христе сделались известными всей претории и всем прочим, 14 и большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедовать слово Божие.
15 Некоторые, правда, по зависти и любопрению, а другие с добрым расположением проповедуют Христа.
16 Одни по любопрению проповедуют Христа не чисто, думая увеличить тяжесть уз моих; 17 а другие — из любви, зная, что я поставлен защищать благовествование.
18 Но что до того? Как бы ни проповедали Христа, притворно или искренно, я и тому радуюсь и буду радоваться, 19 ибо знаю, что это послужит мне во спасение по вашей молитве и содействием Духа Иисуса Христа, 20 при уверенности и надежде моей, что я ни в чем посрамлен не буду, но при всяком дерзновении, и ныне, как и всегда, возвеличится Христос в теле моем, жизнью ли то, или смертью.
Комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Один западный богослов недавнего прошлого сказал об апостоле Павле совершенно замечательную фразу: «Он не был бы апостолом, если бы мог объективно говорить о своем личном положении, абстрагируясь от хода Евангелия, которому он принес в жертву свою субъективность». Эта сентенция довольно запутана, но если ее распутать, то в ней легко увидеть очень верную мысль: Павел, как и любой другой апостол, да и вообще, как любой другой верующий, видел во всем с ним происходящем волю Божию. И из всего он умел извлекать пользу. Но не для себя самого, а для проповеди Евангелия. Самому то ему во время написания Послания к Филиппийцам было, скажем так, несладко: он находился в заточении. Да, это не была какая-то подземная тюрьма с сыростью, голодом и склонными к садизму надзирателями, он был под домашним арестом и находился в доме, который снимал в Риме. Апостол мог принимать гостей, он был не один, но он был лишен свободы передвижения, а это значит, что и его планы претерпели существенные изменения. Кроме того, домашний арест той эпохи несколько отличался от практики нашего времени: по существовавшему тогда обычаю узника приковывали цепью, надетой на запястье, к охраннику.
Все те, кто вступал в Риме в тот или иной контакт с апостолом Павлом, слышали от него евангельскую проповедь. Всем было хорошо известно, что под стражу он попал не за нарушение закона, и что узы его были о Христе, то есть за проповедь Христа (Фил. 1:13). Стремясь заглушить истину, власти заключили под стражу того, кто говорил о ней, однако, стремление их потерпело поражение, и заключение Павла дало обратный результат: они ободрило тех, кто прежде не решался говорить о Христе: «большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедовать слово Божие». Сам факт содержания апостола под стражей стал словом, которое звучит, и проблемой, которая побуждает павлово окружение, причём не только ближайшее, к вопросам и размышлениям. Но, конечно, апостол имеет в виду нечто большее: его слово было услышано, оно показало себя реальной силой, оно вызвало не только досужий интерес, но и веру. Его заключение стало мощнейшим миссионерским фактором, несмотря на то, что апостол не имел возможности для осуществления миссии по всем правилам и канонам. Сама его личность была тем, что рождает веру во Христа вне зависимости от того, в каком положении находился апостол. Так было благодаря тому, что личное у апостола было принесено в жертву Евангелию и потому через него мог действовать Сам Христос, для Которого нет никаких препятствия, кроме воли человека.
