«Помощь страдающим разного рода зависимостями». Роман Прищенко

У нас в гостях был православный психолог, директор реабилитационного центра для зависимых «Воскресение» Роман Прищенко.

Наш гость рассказал о том, как интерес к филологии и психологии помог ему найти свое призвание, каким был его путь к вере, как, столкнувшись с зависимостью, ему удалось преодолеть её и как пришел к тому, что делом жизни для него стала поддержка тех, кто также страдает от разных зависимостей.

Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский

---

Т. Ларсен

— Здравствуйте, друзья. Это проект «Делатели» на Радио ВЕРА. Я — Тутта Ларсен.

В. Рулинский

— Я — Василий Рулинский, пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности. У нас в гостях сегодня Роман Прищенко — православный психолог, директор реабилитационного центра «Воскресенье» для зависимых. Добрый день, Роман.

Т. Ларсен

— Здравствуйте.

Р. Прищенко

— Добрый день, друзья.

В. Рулинский

— Рома, должность твоя — православный психолог... не должность, наверное, а сущность твоя...

Т. Ларсен

— Профессия.

В. Рулинский

— Профессия, да, православный психолог. Она, конечно, сразу подвигает на какое-то конфликтное немножко состояние: с одной стороны — православие, с другой стороны — психология. Как это совмещается в тебе, как оно живёт вместе? У тебя же даже теологическое образование есть, не только психологическое. И как ты живёшь с тем, что помогаешь уже лет 20, наверное, зависимым людям?

Р. Прищенко

— 25.

В. Рулинский

— Господи, помилуй. Некоторые люди, которые нас слушают, наверное, столько не живут, сколько ты помогаешь зависимым. Как оно всё так совмещается-то в тебе: православие, психология?

Р. Прищенко

— Мне повезло: я сначала получил филологическое образование, а потом богословское.

Т. Ларсен

— Только хотела спросить: что было прежде — православие или психология? То есть православие было сначала.

Р. Прищенко

— Сначала была филология. Потом было богословское образование. И только потом психология. Поэтому внутреннего конфликта для меня не было. Если б я сначала психологическое получил образование, мне кажется, у меня были бы серьёзные трудности с восприятием людей, мира, Бога, себя. Но получилось так, что сначала с помощью образования, воцерковления я расставил все точки над i в тех вопросах, которые у меня были. А их было у меня множество, потому что я находился в непрестанном поиске: сначала абсолюта, потом дао, потом нирваны, потом града Китежа — чего только там ни было. И этот поиск завершился именно в православии. Если бы я ушёл в психологию, я не знаю, сидел бы ли я здесь сейчас. Поэтому для меня словосочетание «православный психолог» это прямая отсылка к тому, как видит человека, его душу и все психические процессы, состояния именно православие.

Т. Ларсен

— Как интересно. А связан ли этот духовный поиск с филологическим образованием? Я просто неоднократно слышала, что люди, познакомившись с великой русской литературой, пришли в храм, Достоевского прочтя, или, не знаю, кого ещё.

В. Рулинский

— Вот я из таких людей.

Т. Ларсен

— Правда?

В. Рулинский

— Во многом, да.

Т. Ларсен

— Ну, хорошо, что не Толстой тебя повёл, а Достоевский, или Гоголь.

В. Рулинский

— Толстой тоже глубокий писатель — не надо. У него только «Смерть Ивана Ильича» чего стоит.
Т. Ларсен

— Нет, я вообще никак, ничтоже сумняшеся, не умаляю. Но было ли это связано? Или всё-таки филология была просто наука?

Р. Прищенко

— Я считаю, хотя, может быть, это и прозвучит нескромно, что Господь дал мне такую естественную тягу, интерес, любознательность к силе слова, к красоте слова, к красоте образа, к его глубине. И я на естественном уровне, ещё не получив от Господа такой толчок призывающей благодати, уже понимал, что человек — это не кусок мяса, что в человеке есть что-то, что так прикровенно, а иногда прямо, я находил в зарубежной и в отечественной литературе, и в древнерусской. Когда я закончил филфак, я утвердился в том, что есть некий идеал.

Т. Ларсен

— Идеал человека?

Р. Прищенко

— Идеал человека, идеал мировоззрения и мироощущения человека в этой жизни, что есть некий высший смысл. Но мои поиски заводили меня в сторону, где основной лозунг — Вася уже слышала — «секс, наркотики, рок-н-ролл» и иже с ними. И я понимал, что я постоянно упираюсь в тупики. У меня всегда было два ориентира для выхода из этих тупиков — это голос совести, который во мне так и не заглох, несмотря на все мои приключения и поиски; и та красота, которую я открывал через искусство, через силу звука, через силу слова и образа. А в православие я пришёл молитвами моей сестры, которая подвизается в монашестве. Изменения реальные в моей жизни произошли через год после того, как она пришла в монастырь.

Т. Ларсен

— Фантастика.

В. Рулинский

— А что это за изменения? Как это происходило? Потому что ты как-то говоришь так, что просто хочется за каждым словом узнать: а что же там происходило-то?

Р. Прищенко

— Там много чего происходило. Но самое главное, что произошло — я перестал искать в химических веществах ответы на духовные вопросы. Я понял, что все поиски, все осознания, преображение, внутреннее, внешнее, может происходить только в состоянии трезвого сознания. И как только я это понял, хотя сердцем я это не принял, начали происходить изменения. Но мы потом с сестрой сопоставляли все точки реперные моих путешествий. И мы поняли, что реальные изменения со мной начали происходить тогда, когда она начала, приезжая к старцам в монастыри в паломничество, просить, чтобы они молились обо мне, чтобы Господь вывел меня на верный путь.

В. Рулинский

— То есть когда она понимала, что уже сама своей молитвой не может, нужно ещё усилить как-то молитву?

Р. Прищенко

— Да.

В. Рулинский

— Это, действительно, к слову о том, насколько сильна вот эта наша общая молитва. Потому что иногда думаешь: ну помолился, кого-то попросил — ну что там? А вот действительно это работает, получается, да?

Р. Прищенко

— В моём случае это реальный опыт переживания молитвы за меня близкого, кровного человека. Причём происходили вещи, которые очень сложно объяснить логически. На моём пути вдруг возникали те люди, которых не должно было возникнуть, и оказывали мне ту поддержку, которую они не должны были мне оказать. Вдруг оказывались у близких телефоны каких-то учреждений или центров, которые могли бы мне помочь. И вот так всё по крупинке, по пазлам сложилось в такую картинку.

Т. Ларсен

— Но мне очень интересно, как у вас это подружилось с психологией. Потому что всё-таки значительная часть корпуса знаний психологии никак не связана, скажем так, даже не просто с религиозностью, а вообще с абсолютом каким-то. Всё равно всё движется в некой горизонтальной плоскости. Вот есть психика человека, есть набор химических реакций, есть гормоны, которые выбрасываются в кровь, есть там типа неокортекс и лимбическая система, и мы все живём в этой системе координат. И плюс ко всему психология современная всё-таки очень человекоцентрична. Даже те психологи, которые называют себя православными, по крайней мере это мой опыт он, и он, скорее всего, неудачный, но всё равно как бы нет симфонии. То есть вот здесь у нас Бог, а здесь у нас психика твоя. И вот это психика работает, а это вот как бы вечные вопросы, метафизика — это другое. Как вам удалось эти два начала, вертикальное и горизонтальное, соединить в какую-то стройную систему?

Р. Прищенко

— Как я уже говорил, сначала появился фундамент: православная антропология и христианская аскетика. Чего мне не хватало? Мне не хватило неких технологий именно работы с людьми: как правильно консультировать, как актуализировать мотивацию человека, что делать, если человек сопротивляется? — и так далее и тому подобное. И уже обладая фундаментом, я начал искать эти ответы, обучаясь на факультете психологического консультирования. И там я увидел, сколько (чтобы не обидеть психологов неправославных) очень много лишнего для меня именно в моей сфере. А моя сфера — сфера помощи зависимым людям и их семьям — находится на стыке нескольких научных дисциплин: теология, социология, педагогика, психология, медицина. И я понимал, что я не могу стать сразу всем. Мне понадобилось ответить на вопрос: а кем я хочу стать? У меня была изначально цель такая — стать православным консультантом по проблемам химической зависимости. Потом это расширилось, и я начал читать православных психологов труды: Шеховцова, например, или Братусь. И я начал находить там ответы о том, как в их опыте горизонталь и вертикаль встречались, что можно было совместить в рамках этой системы координат, что категорически не подходило, в чём были сомнения. Я начал читать святых отцов и с удивлением открыл для себя мысль многих исследователей о том, что начало христианской психологии заложил святитель Феофан Затворник в своих трудах. Я купил, помню, все его книги, которые были, которые я мог найти в Троице-Сергиевой лавре. Я прочитал их и понял, что он даёт подробную картину того, что происходит с моими подопечными.

В. Рулинский

— Поподробнее: как это?

Т. Ларсен

— Ну то есть через духовный план, да?

Р. Прищенко

— Через духовный план. Но он очень психологичен в своём описании. Вот то, что я увидел, что он описывает не только такой духовный, аскетический опыт. Он при этом ещё говорит, что происходит с обычным человеком. Единственное, что меня немножечко затормозило — его язык. Он очень оказался витиеватым, сложным для меня, но я разобрался. И потом мне попались труды протоиерея Вадима Леонова — большой фундаментальный труд «Основы православной антропологии». Эта книга до сих пор моя настольная книга.

Т. Ларсен

— «Основы православной антропологии»?

Р. Прищенко

— Да, протоиерея Вадима Леонова. Она написана настолько простым языком, но там описаны настолько сложные вещи. Я был в экстазе интеллектуальном, если так можно сказать. Я её прочитал несколько раз, она у меня всё исчёркана.

В. Рулинский

— Это, мне кажется, прям вот берёшь эфир и конспектируешь книжки, которые надо обязательно прочитать.

В. Рулинский

— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА. Мы говорим с Романом Прищенко — это православный психолог и директор реабилитационного центра «Воскресенье» для зависимых. Если у вас есть желание поддержать работу этого центра (это очень нужно), по номеру 3443 можно отправить СМС-сообщение со словом «рехаб», поставить пробел и написать сумму. Например: рехаб 300.

Роман, получается: православные психологи современные, Феофан Затворник и сейчас ещё отец Вадим Леонов, современный такой специалист. Для себя ты понял, самое главное, что совершенно спокойно православие и психология соединяются, и в этом нет конфликта. Почему тогда конфликт? Почему про этот конфликт так часто говорят? Или его вообще нет, его придумали?

Р. Прищенко

— Нет, я не понял, что всё спокойно соединяется. Я понял, что из современной психологии научной можно в помощь к тому, как видит человека православие, взять некоторые вещи.

Т. Ларсен

— Чисто инструментальные?

Р. Прищенко

— Да, инструментальные. Или вещи, которые связаны с экспериментами наблюдательными, где очень точно выявлена реакция человека на какие-то вещи или на какие-то ситуации. И это очень совпадало с тем, что происходит с моими подопечными. Например, вот у того же протоиерея Вадима Леонова есть прекрасная статья о том, могут ли быть применены психологические знания современные в работе душепопечителя православного. Он пишет о том, что есть возрастная психология, например, или клиническая психология, или социальная психология, где описывается динамика развития группы. Я начал просматривать по его подсказкам — что-то мне подошло, что-то не подошло. Почему я называю себя православным психологом? Если я себя буду называть теологом, это будет как-то очень непонятно. Психолог — это настолько распространённый сейчас статус. Если я прибавляю сюда ещё эпитет «православный», то становится понятно, что я человек воцерковлённый и занимаюсь психологическим консультированием. Это значит, что в меру своих скудных сил, я смог отделить котлеты от мух... то есть, наоборот, мух от котлет, и могу помогать людям не только православным, но и светским. Мне очень понравилось: вертикаль и горизонталь. Я тоже использую в своей работе именно вот эти направления.

Сегодня только приехал к нам шестидесятилетний — даже язык не поворачивается назвать его воспитанником и подопечным, потому что человек с большим житейским опытом. Но, к сожалению, завяз в проблеме алкоголизма. И когда мы с ним начали разговаривать, он говорит: «Роман, я знаю, что у вас центр православный. Я верующий человек, но я никогда не был в церкви. То есть меня крестили, и всё». И как здесь быть? И вот как раз здесь я говорю таким подопечным, что мы будем работать с теми жизненными проблемами, которые у вас есть. Мы молимся за тех людей, которые невоцерковлены. И я видел прекрасные случаи, когда воспитанник, весь в наколках, с перевёрнутыми крестами, наколотыми на лбу — у нас и такие бывают.

В. Рулинский

— Я не ослышался — с перевёрнутыми крестами на лбу?

Т. Ларсен

— Ошибки молодости разные бывают у людей.

В. Рулинский

— Господи, помилуй. Такое ощущение, что ты знаешь этого человека.
Т. Ларсен

— У меня крестов нет, но татуировки тоже дурацкие.

Р. Прищенко

— Он звонит мне и говорит: «Роман Иванович, я всё понял. Но странные вещи происходят: я раньше времени ушёл из центра и вдруг сорвался. Я понял, что мне надо молиться. И когда я начал молиться, со мной стали происходить страшные вещи. Возьмите меня обратно в центр». Или мальчик пятнадцатилетний, который пришёл только потому, чтобы не расстроить маму. Он сказал, что если его будут заставлять молиться, он сразу уйдёт. Мы сказали «Нет, спокойненько просто посиди, пока все молятся, или в храме на Литургии». Он подошёл через два месяца и говорит: «Роман Иванович, можете мне подарить молитвослов?» Или девочка, сейчас достаточно успешный менеджер — пришла воинствующей безбожницей. И мы как раз её выпуск делали на слёте у отца Евгения Лищенюка в Воронеже — такой мини-слёт нескольких центров православных. Дали ей слово высказаться. И она сказала: «У меня сегодня выпуск. Я пришла в этот центр воинствующей безбожницей, а ухожу верующим человеком». Вот такие вещи бывают. Но начинаем мы с горизонтали. И здесь психология для того, чтобы найти к человеку подход, очень часто помогает.
Единственное, я хочу сделать ремарку такую. Дело в том, что современная психология, если мы берём психологию до 50-х годов, она выросла на материалистической модели. И там рассматривается человек как или чистый лист, который можно нарисовать, или как компьютер, который можно перезагрузить, или как животное, которое стимулируя, можно вызвать определённую реакцию. Я, например, больше беру из психологии, которая возникла в пику вот такой материалистической психологии — это экзистенциальная психология, это логотерапия Виктора Франкла, это психология Фёдора Ефимовича Василюка, понимающая психотерапия, или синергийная. Это были люди, которые понимали, что человек — это существо, которое обладает не только разумом, но и связью с духовным миром. И вот там очень много таких глубоких мыслей, но и техник. Допустим, у того же Фёдора Ефимовича Василюка, даже с точки зрения лингвистики, у него всё очень точечно отстроено, даже те фразы, которые нужно задавать. Когда я прошёл несколько ступеней синергийной психотерапии, курсов, качество моей помощи человеку в процессе психологического консультирования прям вот для меня зримо возросло. Я удивился, насколько это важно — осознавать, что ты говоришь, когда какое слово поставить, и на какой позиции ты стоишь. Вот с точки зрения именно горизонтали в отношении этого человека.

Т. Ларсен

— Есть такое мнение, что люди идут в психологию, потому что таким образом они решают свои собственные задачи, не говоря уж о проблемах. Это ваш случай? Или всё-таки вы уже сознательно шли именно для того, чтобы помогать людям?

Р. Прищенко

— Это не мой случай. Проводили исследования — пытались выяснить мотивацию, опираясь на которую, люди приходят учиться на психологов. Там на три основных группы разделились исследуемые. Первая группа (70%, по-моему): люди с такими серьёзными внутренними проблемами, которые пришли прежде всего для того, чтобы решить свои проблемы. Следующая группа (чуть меньше): те люди, которые захотели помочь своим близким или друзьям. И последняя группа: те, которые захотели, чтобы психология стала их профессией.

Т. Ларсен

— И последних меньше всего?

Р. Прищенко

— Последних меньше всего.

В. Рулинский

— Я так понимаю, что это твой случай?

Р. Прищенко

— Нет. Мой — второй. Я понял, что мне не хватает именно психологических знаний для того, чтобы процесс помощи, процесс консультирования был эффективным. Я понял, что я не дотягиваю по техникам. Но пришлось, конечно, разбираться с массой шлака. Процентов 90 я, наверное, отсеял для себя в процессе образования, процентов 10 я взял. Я даже не буду говорить, кто мне рассказывал эту историю (это один из церковных иерархов), как он разочаровался в психологии. У него умерла жена, и он очень долго переживал эту утрату. Он молился и обращался за молитвенной поддержкой, за моральной. И вот к нему просто пришёл поговорить с ним психолог. И он рассказал ему эту историю. Психолог ему сказал: «Да вы передвиньте мебель в своей квартире, и всё у вас будет нормально». И он разочаровался до конца жизни в психологах — этот человек. Пришлось очень много вот таких вещей для себя отодвигать. Но мне повезло, потому что до меня было много людей, которые осмысливают: возможна ли симфония, что является шлаком, что является полезным? И мне очень помогло общение с этими людьми и их труды.

Т. Ларсен

— Слушайте, это так интересно — вот то, что вы говорите. Я как человек, который много имел тоже опыта общения с разными психологами, прям подписываюсь под тем, что, действительно, большинство людей решают свои собственные проблемы, и они их не решают. Но они просто монетизируют свои неврозы. К сожалению, это травмирует их пациентов. Но вот у вас был очень высокий запрос, очень высокая планка профессиональная, к который вы стремились. А ведь кому-то действительно достаточно того, чтобы ему сказали передвинуть мебель — он передвинет мебель... или там, не знаю, скажут принять ванну с магнезией и подышать маткой, прости, Господи. И это тоже запрос. Значит ли это, что просто тот вид служения, который вы выбрали, тот уровень, на котором вы работаете, требует и определённого качества клиента, с которым работаешь?

Р. Прищенко

— Да. Не качества клиентов, а...

Т. Ларсен

— Не знаю, как это сказать. Ну то есть у человека должен быть и запрос на такое. То есть у него должны быть какие-то сложные задачи, и он должен быть готов на сложные решения.

Р. Прищенко

— Нет. Если я проанализирую свой, почти длиной в четверть века, опыт, я могу сказать так: тот запрос, с которым человек приходит, всегда переформатируется в процессе общения. Обычно 99% приходят с запросом, суть которого — как бы так увернуться от тяжёлого труда по очищению своей души, сердца и ума от страсти? Покажите мне лёгкий способ.

Т. Ларсен

— Ну да. Я хочу переставить мебель, и чтобы жизнь изменилась.

Р. Прищенко

— Да, я не хочу потеть. Если я буду работать с этим запросом, то это профанация того, что я делаю. Я считаю так: вот по горизонтали есть действительно жизненные проблемы: проблемы коммуникации, проблемы самоактуализации, самореализации, проблемы презентации себя в этом обществе, самоидентификации. Мы можем помогать решать эти проблемы. И здесь цель короткая — улучшение качества жизни. Но я-то в голове всегда держу, что, помимо улучшения психофизической трезвости и воздержания, существует ещё цель спасения души. Вот я как душепопечитель не могу в уме не держать это. Но, как Фёдор Ефимович говорит, самое главное увидеть тут точку, когда в консультировании можно соединить горизонталь с вертикалью. У него даже есть техника совместной молитвы в процессе консультирования. Я два года назад консультировал женщину на сносях, которая не понимала, что делать с мужем. И мы через полчаса консультирования пришли с ней как раз в эту точку. Мне повезло, что она была верующая. Она 30 минут молилась.

Т. Ларсен

— На сеансе психологии.

Р. Прищенко

— Да, я ей помогал. Это просто естественно вышло. С моей стороны не было попытки призвать её к этому. Просто в какой-то момент она поняла, что ей сейчас нужно молиться. Это была точка осознания собственного бессилия во взаимоотношениях с мужем. И там была в основном молитва за ребёнка — она боялась за ребёнка. Она потом очень долго сидела и плакала.

В. Рулинский

— А как её ситуация потом разрешилась?

Р. Прищенко

— Мы с ней не виделись после этого.

В. Рулинский

— Так не поддерживали связь с ней?

Р. Прищенко

— Нет. Я стараюсь именно после таких консультаций дожидаться звонка с той стороны. Я не звоню сам.

Т. Ларсен

— То есть она ушла и как бы взяла паузу?

Р. Прищенко

— Да. Но случай был очень щепетильный.

В. Рулинский

— Вы сейчас сказали о том, что душепопечитель — как-то обращая это к себе. Обычно для православного человека душепопечитель — это в единственном формате может быть священник, пастырь. А в данном случае, получается, берёте тогда на себя такую роль, не совсем свойственную мирянину. И вообще, получается православный реабилитационный центр, где, в принципе... обычно всегда же реабилитационный центр возглавляется православным священником. Здесь такая роль — немножко необычная. Как это всё работает? Почему так необычно, и насколько это мешает или, может быть, помогает?

Р. Прищенко

— Это ошибочное мнение, что мирянин не может быть душепопечителем. Причём это не моё мнение, а мнение глубоко уважаемого мною священника, который уже несколько лет пишет кандидатскую по душепопечению. И когда я ему сказал: «Отец Диомид, но душепопечителем же может быть только священник». Он говорит: «Ты ошибаешься. Душепопечителем может быть каждый». А что суть душепопечения? Любовь к человеку и любовь к Богу — всё, для этого сан не нужен. Если я вкладываюсь в человека, передавая ему то, что я получаю от Господа на Литургии, то есть делаю Литургию после Литургии, как говорит мать Мария (Скобцова), но и не только она, то что это, если не душепопечение о человеке?

В. Рулинский

— Да, это очень важная, глубокая мысль. Мы сегодня говорим в программе «Делатели» с Романом Прищенко, директором реабилитационного центра «Воскресенье» для зависимых и православным психологом. Если у вас есть желание поддержать работу центра, это можно сделать с помощью СМС-сообщения по номеру: 3443 — отправить слово «рехаб», поставить пробел, написать сумму. Например: рехаб 300. Ещё одно объявление очень важное: если у вас есть желание помочь пострадавшим жителям Мариуполя, пожилым, инвалидам, которые не могут сами отремонтировать своё жильё — оно там сейчас с пробитой крышей, с продувающимися окнами, — то можно записаться в волонтёры Синодального отдела по благотворительности и отправиться помогать. Это можно сделать по номеру телефона: 8-800-70-70-222. Очень нужна ваша помощь. Даже если нет у вас строительной специальности, но есть 7-10 дней свободного времени — это будет очень полезно. Проживание, питание, проезд Церковь берёт на себя.

И ещё одно объявление: прямо сейчас очень нужна помощь пострадавшим от наводнения. В разных регионах сейчас затоплены очень много домов. И на сайте, на церковной платформе «Поможем», на сайте mirom.help ведётся сбор средств для пострадавших от наводнения. Сейчас очень много нужно будет помогать тем людям, кто въезжает в разрушенные свои жилища. И нужно будет осушать дома, выкачивать грязь и покупать обстановку. Особенно тем людям, которые не могут сами это всё сделать. Так что очень нужна и здесь ваша помощь. mirom.help — сайт, где можно сделать пожертвование. Мы вернёмся после короткой паузы.

Т. Ларсен

— Вы слушаете проект «Делатели» на Радио ВЕРА. С вами Тутта Ларсен.

В. Рулинский

— И Василий Рулинский — пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности. У нас в гостях сегодня Роман Прищенко — православный психолог, руководитель реабилитационного центра «Воскресенье» для зависимых и, можно сказать, методолог церковной реабилитационной помощи. Роман один из авторов большой «Концепции Русской Православной Церкви об участии Церкви в реабилитации наркозависимых» и один из авторов методологии реабилитации в церковной общине, которая в Синодальном отделе по благотворительности разрабатывалась. Эта вся история, можно сказать, дело всей жизни. Некоторые люди, я думаю, такие успехи могут всю жизнь потом как-то вспоминать с радостью.

Р. Прищенко

— Монетизировать всю жизнь могут.

Т. Ларсен

— Вот вопрос о монетизации. Я сейчас буду очень по-светски: да, классная ниша, специализация такая есть, в общем, уникальные компетенции. Можно было бы работать с частными клиентами и всё это неплохо монетизировать, развиваться и так далее. А вы затеяли рехаб — дело сложное, неблагодарное, наверное, местами грязное даже.

Р. Прищенко

— Я раз, наверное, в три месяца своим сотрудникам говорю: «Всё, достали! Плюну на всё, пойду сейчас в частную практику, буду триста косарей иметь в месяц и забуду вот эти все ваши проблемы». Они смеются: «Роман Иванович, мы же знаем, что у вас много перед нами обязательств». Я говорю: «Ни одного обязательства перед вами нет у меня». Мы смеёмся очень часто. Действительно, у меня есть многие знакомые, которые монетизируют именно в этой нише своей компетенции. Но несмотря на то, что я потерял все мотивации, которые необходимы для того, чтобы в этой сфере оставаться, я в ней остаюсь. И понимаю, что мне неинтересно сидеть в кабинете и консультировать людей, даже на протяжении длительного времени. Я открыл в себе интерес... не я, наверное, а Господь показал мне что-то такое живое — ну да, наверное, это интерес именно к общинной жизни. Я законченный интроверт, моя стихия — это уединение, созерцание, не в богословском плане, а я люблю наблюдать за происходящим. Знакомые называют меня экстравертированным интровертом, то есть я вынуждено общаюсь с людьми. Но в последнее время я с удивлением начал замечать, что я испытываю какое-то обогащение от того, что я общаюсь с ребятами, с сотрудниками. Мы же там всё время вместе. Вот я сейчас только приехал из дома нового, в который мы переехали, там 40 человек. Вот так везде стоят чемоданы — чего там только не стоит. И всё это, как муравейник, а я наслаждаюсь. Хотя мне это не свойственно.

В. Рулинский

— Про мотивацию. Ты сейчас сказал о том, что потерял все возможные мотивации. И это надо как-то пояснить. Объясни, пожалуйста, что значит «потерял все возможные мотивации»?

Р. Прищенко

— Мне казалось, что должна быть какая-то постоянная движущая сила для того, чтобы оставаться в такой сложной области. И я её постоянно искал и терял, как ниточку такую. И я всем своим близким говорил, что всё, я ухожу — это раз в год как минимум было. Они говорят: «Слушай, ну хватит уже, замолчи. Ты это каждый год говоришь — уже или оставайся, или уходи». И вдруг в какой-то момент я понял, что, действительно, как я недавно на одной передаче сказал, что на сотни миль не осталось ни одной мотивации. Я начал для себя искать ответ: что я делаю в этой области, если нет движущей силы? Я долго его искал. И вдруг я открываю интернет, какой-то портал, уже не помню, и вижу там фразу, которая падает внутрь меня. Я понял, что я нашёл ответ. Это была фраза одного священника, которую он писал об образовании — о роли священника как педагога. Статья называлась «Призвание выше мотивации». И я понял, что всё это время, когда я терял мотивацию, интуитивно я задавал себе вопрос: а, может быть, это моё призвание, может быть, это воля Божия относительно меня? И пытаясь уйти от этих трудностей, облегчить себе жизнь, я, наоборот, её себе могу усложнить. У меня ведь были моменты, когда я на 3-6 месяцев брал перерывы и занимался другим: музыкой, столяркой. И вдруг я в какой-то момент спрашивал себя: что я здесь делаю? Мне надо возвращаться обратно. И вот на сегодняшний день — уже, наверное, и годы, и возраст как бы своё берут — я понимаю, что я на своём месте. Моя душа спокойна в данный момент. И у меня вот этих метаний уйти или остаться больше нет. Но вот отправной точкой для того, чтобы успокоиться, стала эта статья с заголовком «Призвание выше мотивации».

Т. Ларсен

— Так всегда бывает: если задаёшь правильный вопрос, тебе ответ прилетает из самых неожиданных мест.

Р. Прищенко

— А так и было.

В. Рулинский

— А мне напомнила эта история ту историю, которая случилась с пророком Ионой. Помните, когда он ушёл от своего призвания, к которому Господь его призвал, и сначала в бурю попал, потом, значит, то ему не так... в общем, ему надо было осуществить своё пророческое служение, но вот не хотелось ему. И вот всё было не то, всё было не так. Это, действительно, прям очень важное ощущение. Но, я так понимаю, оно родилось не сразу, то есть то, что ты начал заниматься реабилитацией зависимых, это всё стало следствием того, что ты сам оказался в плену у такой страсти, да?

Р. Прищенко

— Там была ещё первичная причина. Это началось с того, что я начал помогать своему отцу в совсем маленьком возрасте. И тогда уже у меня сформировались задатки, в кавычках, о том, как помогать не надо.

В. Рулинский

— Скажи, что это значит.

Р. Прищенко

— У отца были проблемы с алкоголем. Хотя вот сейчас как специалист я понимаю, что как таковой зависимости у него не было. У него было проблемное употребление на фоне каких-то травм детских. Он пытался эти проблемы решать с помощью алкоголя. Скорее, он был злоупотребляющим. Конечно, я его любил и пытался его спасать. Я прокалывала ему шины, чтобы он не уезжал, я выбрасывал ключи, я подсыпал сахар в бензин. Я защищал маму, защищал сестру.

Т. Ларсен

— Ну, это, мне кажется, довольно эффективное спасение — ситуативное, конечно.

Р. Прищенко

— Ситуативно эффективное. Но какие я поимел от этого последствия? Я сформировал структуру зависимой личности у себя. То есть по сути у меня не сложилась идентификация и автономность.

Т. Ларсен

— То есть созависимость возникла?

Р. Прищенко

— Да.

В. Рулинский

— То есть какой-то спасатель такой, который постоянно преследует того, кто зависим, да?
Р. Прищенко

— Да, я научился торчать на людях, благодаря своему отцу.

В. Рулинский

— Что это значит?

Р. Прищенко

— То есть отец стал для меня наркотиком. Я, помогая ему, спасая его, начал испытывать невероятно токсические эмоции. И у меня появилась зависимость от таких состояний. В мою жизнь очень рано в детстве вошёл криминал, девиантное поведение. Но это всё вызывало огромное напряжение и стресс — это были 90-е годы. И мне нужен был способ эффективный для того, чтобы с этим стрессом справляться. А так как я уже изначально создал себе в семье базу для развития любой зависимости, на основе созависимости, в таком широком смысле этого слова, то я нашёл рано или поздно своё вещество. Сначала это был алкоголь, потом разные эксперименты, пока я не дошёл до определённого вида веществ. И тут я сказал: вот это моё — и понеслось.

В. Рулинский

— Долго?

Р. Прищенко

— 12 лет. То есть первую часть своей сознательной жизни я микшировал с веществами и с творчеством. Они позволяли мне творить, работать с напряжением, ну и заодно реализовывать свою зависимую часть. Потому что другого себя я не знал.

В. Рулинский

— И осознание произошло только благодаря сестре? Или как это произошло — какой-то вот приход в себя?

Р. Прищенко

— Я недавно был у Владимира Романовича, и когда он задал такой вопрос, я прочитал стихотворение, которое у меня родилось в той точке, где я понял, что дальше меня ничего не ждёт:

«Холмистая, заснеженная даль и серый свет с крестами вперемешку, страдания холодная печаль, душевная надрывная усмешка. Безмолвного напева хоровод и прожитые в лихорадке годы. Судьба шальная, сполохи невзгод, и ни любви тебе, ни счастья, ни свободы».

Вот это была точка — я шёл через кладбище и нёс дозу своему другу. Это был конец февраля: грязный снег, с одной стороны свалка, с другой кладбище, вороны, низкое февральское небо. И я, истерзанный таким образом жизни и своим личным выбором.

В. Рулинский

— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА. Мы говорим с Романом Прищенко, директором реабилитационного центра «Воскресенье» для зависимых и православным психологом. Если у вас есть желание поддержать работу центра, помочь зависимым избавляться от этой зависимости, можно отправить СМС-сообщение на номер 3443 со словом «рехаб», поставить пробел, написать сумму. Например: рехаб 300.

Но вот осознание — это одно. Осознать — это уже, конечно, большое дело, но чтобы что-то сделать и освободиться, всё равно нужно что-то предпринять, это не просто так.

Т. Ларсен

— Но это же всё равно какое-то чудо было, что в этом угаре, в этом многолетнем опьянении, одурманивании, чтобы вдруг с тобой произошло такое трезвое озарение.

Р. Прищенко

— Господь пробудил в этот момент мою совесть. Для того, чтобы начать делать действия, нужна была энергия, которой у меня не было, мотивация. И вот как раз через молитвы сестры и старцев я получил силу и намерения, и уверенность в том, что нужно действовать. Вот на осознание легла мотивация внешняя, по молитвам. Потому что моя ветхая часть не хотела расставаться с этим. Это же был мой духовный психологический костыль. Для меня это было смерти подобно. Для меня это было горе.

Т. Ларсен

— Это, как отказаться от себя, потерять себя.

Р. Прищенко

— Да, я себя и потерял — себя в кавычках. Я думал, что я теряю себя, отказываясь от этого. Но вот прежде, чем перейти на новую сторону, нужно было оторвать староую. И вот этот переход — это горе настоящее. Потому что у меня на пьедестале были вещества и моя страсть. Как раз вот Владимир Романович спросил: это было трудно? Я сказал, что это было очень трудно. То есть три года я задавал себе вопрос: зачем мне такая трезвость, которая хуже, чем в употреблении? Я называю первые три года своей трезвости «адом выздоровления» — это было очень сложно. Там же вся физиология, психика, вся духовная часть завязаны на этом. И там происходит ломка, и телесная, и душевная, и духовная.

В. Рулинский

— Обычно ведь мы знаем, что когда человек, например, приходит к Богу, обретает веру, часто ему Господь даёт такую вот поддерживающую благодать на первых порах. У вас такого не было, когда вы пришли, не было такого ощущения всё-таки, что Господь помогает, утешает как-то?

Р. Прищенко

— Когда я зашёл в реабилитационный центр, приехал — мне дали телефон, я ехал в один конец, мне возврата не было обратно, — я долго стоял на морозе и не хотел заходить туда. Я видел в окно, что в этом центре сидят по кругу 26 участников, и стоит лектор. Я не хотел заходить, меня удерживало сопротивление моё. Меня загнал мороз. Я зашёл в тамбур, но не успел поднять руку, чтобы открыть основную дверь в центр — меня кто-то остановил. И у меня было ощущение, что меня взяли на руки в этом тамбуре, и мне сразу стало тепло. И вот тут я понял, что меня кто-то поддерживает. Тогда в моей голове были идеи неошаманизма — Карлос Кастанеда и иже с ними. Но я понял, что вот сейчас меня коснулась какая-то сила любящая — я называл её просто «силой». Но я понял, что это был знак, что, наконец-то, Роман, Я тебя поддерживаю в том, что ты делаешь. Но это был кредит. Через 9 месяцев я нарушил все рекомендации после выхода, и у меня произошёл рецидив. И вот здесь у меня было такое ощущение, что Господь мне сказал: «Не захотел слушаться? Ну-ка давай теперь на своих естественных силах, а Я на тебя посмотрю». И вот здесь как раз вот, наверное, это было самое сложное. Но вот, опять же с Божией помощью, я выкарабкался. Я в это время уже начал ездить как раз в монастырь к сестре, там приходил в себя по две-три недели.

Т. Ларсен

— Трудился там?

Р. Прищенко

— Да.

В. Рулинский

— А ощущение того, что всё-таки надо помогать другим, возникло сразу?

Р. Прищенко

— В какой-то момент мои друзья и близкие, наблюдая за тем, как я общаюсь с зависимыми людьми, сказали мне, что, Роман, смотри, как к тебе люди тянутся — у тебя получается с ними общаться. И вдруг я сам заметил, что, действительно, ко мне люди обращаются за помощью. Я начал участвовать сначала в группах самопомощи, а потом я записал первый альбом свой музыкальный и начал развозить его по Москве, по Питеру, по друзьям. И заехал к одному руководителю центра светского, подарил ему альбом, чайку попили. Я уже спускаюсь вниз, и вдруг что-то меня поворачивает. Я задаю ему вопрос: «Саша, у тебя нет работы какой-нибудь?» Он говорит: «Есть — консультантом в моём центре, только в филиале. Готов? Ехать надо в другой регион». Я говорю: «Готов. Мне всё равно — всю жизнь по России путешествую». И завертелось. То есть это уже, я считаю, точка входа в профессиональную сферу помощи.

Т. Ларсен

— Это какой год трезвости был?

Р. Прищенко

— На начало 2001 года у меня было два года трезвости. До этого я вёл группу самопомощи и консультировал просто так индивидуально, в силу возможности. А здесь меня прям пригласили. Я стажировался в Москве и потом поехал в другой регион.

В. Рулинский

— Рома, вот сейчас особенно тяжёлая проблема, многих волнующая, особенно молодых людей, это игромания. И, насколько я понимаю, практически мало кто ею занимается системно. Может быть, я чего-то не знаю. По этому вопросу есть понимание, что вообще делать людям? Или это обычная зависимость и такие же методы?

Р. Прищенко

— Механизм формирования один и тот же — предмет зависимости разный. Здесь рекомендации такие же: выносить сор из избы, раскачивать лодку. То есть об этой проблеме нужно говорить — это первое. Второе: нужно попытаться сохранить доверительный контакт с человеком, который попал в эту ловушку. То есть ни в коем случае не нужно навешивать на него ярлыки, стыдить его, унижать его, наказывать его. Наказывать можно только от слова «наказ». То есть это может быть увещевание, наставление, но ни в коем случае не рестрикция, которая унижает личность человека. И третий момент: конечно, нужно обращаться к специалистам. Действительно, отдельных центров для людей с игровой зависимостью нет. У нас сейчас в центре три человека с игровой зависимостью. Вчера звонила мама одного из подростков с игровой зависимостью и задала мне такой вопрос: «Роман Иванович, у моего сына игровая зависимость. У вас полный центр алкоголиков и наркоманов. Не станет ли мой сын зависимым от наркотиков, от алкоголя, если он приедет к вам на реабилитацию?» На это я посмеялся вслух с ней. «Не станет ли он употреблять у вас в центре?» — вот так она сказала. Я говорю: «А что он у нас в центре, кроме хлеба и супа, может употребить ещё? И зубной пасты». Я ей объяснил, что на самом деле у нас нет в центре места для зависимого мышления. То есть я всегда воспитанникам говорю, когда они начинают говорить, что мы же такие ветхие. Я говорю: нет ветхость вашей зависимости осталась там, а здесь новое поведение, новые правила, новые формы, новое мышление. Вот я ей объяснил. Алгоритм действий такой же.

В. Рулинский

— И выздоравливают, да?

Р. Прищенко

— Воздержание возможно в этом случае. Четверо из наших воспитанников сейчас посещают группы выпускников с игровой зависимостью. Один даже в моей статье для Милосердия.ru совсем недавно дал интервью — Миша Мохнач. То есть он как бы анонимность свою раскрыл, и даже у его отца взяли интервью. Вот вышла недавно статья на Милосердие.ru. Да, если человек имеет личное желание разобраться с этим и следует рекомендациям, то преодоление, выход из этой ловушки возможен — это, в общем-то, такой устоявшийся опыт.

Т. Ларсен

— А, кстати, про личное желание: правда, что нельзя помочь человеку, который не хочет останавливаться, не хочет выздоравливать?

Р. Прищенко

— Есть такое выражение: мы можем привести лошадь к водопою, но мы не можем заставить её напиться. Даже Господь не нарушает свободу человека. И я ребятам, нашим девочкам всегда привожу такой пример: Господь всегда стоит и стучится в дверь вашего сердца, но ручка этой двери с вашей стороны.

Т. Ларсен

— То есть если родители помещают ребёнка несовершеннолетнего в рехаб против его воли, то ничего хорошего особо не надо ждать?

Р. Прищенко

— Нет. Обязательное наличие внутренней мотивации... вернее, её отсутствие не является препятствием для поступления. Дело в том, что большинство наших воспитанников, я бы сказал процентов 90, отдали во власть зависимости все силы своей души, мыслительную, раздражительную, желательную, и совесть как последний рубеж. И для того, чтобы их сдержать, нужны только внешние факторы. Сам человек от греховного сна пробудиться не может. И здесь с одной стороны действует Господь, а с другой стороны — любящие люди. Мы учим их, как правильно использовать терапевтические рычаги, интервенцию, как правильно выстраивать систему внешней мотивации. Но договор человек должен подписать сам. То есть очень многие соглашаются под давлением родственников. Родственники создают внешнюю мотивацию.
Вот сегодня было поступление: дочь привезла отца. У отца очень амбивалентная мотивация, такая противоречивая — шаг вперёд, два шага назад. И вдруг в процессе беседы выяснилось, почему он не может получить загранпаспорт и уехать к дочери. Оказалось, что у него куча долгов, о которых он дочери не говорил. Вот вообще вылезло, непонятно откуда. И мы нашли рычаг. Она ему сказала: «Я помогу тебе разобраться с этим, если ты разберёшься со своей проблемой. Кормить твою зависимость я не буду, но решить тебе твои социальные проблемы я помогу, если ты дашь согласие». Он согласился. Это внешняя мотивация. Но программа выстроена таким образом, что мы помогаем актуализировать нормальные, здоровые потребности человека, и у него появляется интерес к здоровой, трезвой жизни. И вот тогда появляется внутренняя мотивация. Обычно это до полугода где-то процесс, когда человек начинает ехать сам, когда он пить начинает у водопое сам. Кстати, там ещё присловье к этой пословице есть: мы можем привести лошадь к водопою, но не можем заставить её напиться, но это не означает, что мы не должны продолжать этого делать. Это искусство мотивационного интервью как раз, да.

В. Рулинский

— Спасибо большое, Роман. Я думаю, что у многих появилось желание поддержать работу реабилитационного центра «Воскресенье», руководителем которого является Роман Прищенко. Это можно сделать с помощью СМС-сообщения, отправив на короткий номер 3443 слово «рехаб», поставив пробел и написав сумму. Например: рехаб 300. Сейчас вот Роману особенно нужны средства для того, чтобы полноценно закончить переезд, и много других других расходов. Это история не про коммерцию, как мы уже сегодня поняли, а исключительно про такое служение. Я бы ещё хотел сделать тоже одно важное объявление. У нас сейчас ведётся набор добровольцев-ремонтников для того, чтобы восстановить дома нуждающихся людей, пожилых, инвалидов, в Мариуполе. Если у вас есть желание присоединиться к этому проекту Синодального отдела по благотворительности, это очень нужно, то можно позвонить по телефону: 8-800-70-70-222. Проживание, питание, проезд мы берём на себя. С вас вот только доброе сердце, необязательно строительная специальность, главное, вот желание, доброе сердце и готовность поехать на 7-10 дней. Еще раз: 8-800-70-70-222.
Также хотел бы сказать, что очень нужна помощь пострадавшим от наводнения. На нашей церковной платформе «Поможем», на сайте mirom.help cейчас ведётся активный сбор. Там можно сделать пожертвование. И также можно узнать всю информацию о том, как Церковь помогает пострадавшим в зоне конфликта, пострадавшим от военных действий на сайте помочьвбеде.рф. Там тоже очень нужны пожертвования для поддержки пострадавших. Спасибо вам большое. Роман, мне кажется, что это задел для будущих программ. Потому что очень много тем мы ещё не успели обсудить.

Т. Ларсен

— А что, мы уже закончили разговор?

В. Рулинский

— Да, представляешь? Это вот ощущение того, что только начали.

Т. Ларсен

— Я половину вопросов не задала. Роман, вы потрясающий собеседник. Я требую продолжения. Спасибо огромное.

В. Рулинский

— Требую продолжения банкета! Это были «Делатели» на Радио ВЕРА. Роман Прищенко — православный психолог и директор реабилитационного центра «Воскресенье» для зависимых. 

Р. Прищенко

— Благодарю вас за беседу и за приглашение, друзья.

В. Рулинский

— Спасибо. С вами были: Тутта Ларсен —

Т. Ларсен

— И Василий Рулинский.

В. Рулинский

— До новых встреч.

Т. Ларсен

— Пока.

---

Все выпуски программы Делатели

• «Женщины за жизнь». Наталья Москвитина
• «Женское служение в Церкви». о. Андрей Постернак
• «Волонтеры в зоне конфликта». Наталья Кульева, Ирина Худякова