«Подвиг, семья и помощь ближним». Светлана Самара

Светлана Самара

У нас в гостях была капитан полярной команды «Метелица» Светлана Самара.

Мы говорили с нашей гостьей о том, с чем связан интерес к сложнейшим лыжным экспедициям по островам арктических архипелагов членов её женской команды, как вера помогает ей в преодолении различных вызовов, а также с чего началась её благотворительная деятельность по поддержке людей с тяжелыми травмами.

Ведущие: Константин Мацан, Анна Леонтьева, Алла Митрофанова

---

---

А. Леонтьева

— Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева...

К. Мацан

— И Константин Мацан. Добрый вечер.

А. Леонтьева

— Сегодня у нас в гостях Светлана Самара, капитан полярной команды «Метелица». Добрый вечер.

С. Самара

— Добрый вечер, друзья.

А. Леонтьева

— Светлана, вот когда я увидела вас в социальных сетях, я обратила внимание на то, что у вас фонд и вы занимаетесь благотворительностью, я не знала, что вы капитан легендарной женской, да, можно сказать, команды «Метелица». Это такой дополнительный бонус для нашей программы. Поскольку мы сегодня говорим о семье, а вы сказали, что ваша семья принимала участие и в экспедициях, и сейчас занимается с вами благотворительностью, хотела спросить, как это все начиналось у вас?

С. Самара

— Ну давайте я в двух словах скажу, как это начиналось у «Метелицы», потому что «Метелица» немножечко старше меня, а я уже немолода. «Метелице» в этом году 56 лет, и начиналась она в 1966 году, с инициативы первого капитана и легенды полярной — Валентины Михайловны Кузнецовой. Она собралась как лыжная команда девушек, уходящих уже по возрасту, по достижениям из лыжного спорта, но еще имеющих море планов, море идей и так далее. И девушки сделали три сверхдальних лыжных перехода, в том числе лыжный переход Москва — Ленинград — Хельсинки — Торнио — Тампере — Турку — 2600 километров, и этот переход вошел в историю, он стал легендой, его рекорды до сих пор не побиты нигде — ни по времени, ни по протяженности ходового дня, ни по чему. И этот пробег был очень важен с международной политической точки зрения, поскольку это был 66-й год, после войны, еще очень сложные взаимоотношения и с Финляндией, и с другими странами Скандинавии, и именно этот переход, он дал возможность начаться движению в этом направлении. Потому что девушки произвели такой фурор в Финляндии, а там тогда шел конкурс «Мисс мира», и все газеты разрывались от того, кто тут красивее, вот «Мисс мира» или русские лыжницы. И их принимал президент Финляндии Урхо Калева Кекконен — вот это было на таком уровне потрясения, ну такое хорошее потрясение. Ну а дальше девушки мечтали об Антарктиде, но по международным соглашениям женщины не допускались в Антарктиду — и по гласным, и по негласным, и девушки поняли, что сначала им надо заработать определенный авторитет именно в полярной среде. И было несколько — это больше четырнадцати — автономных экспедиций в Арктику — это Земля Франца Иосифа, Новая Земля, Шпицберген, Таймыр, Чукотка, переход с Чукотки на Аляску. И все эти экспедиции были не просто спортивные, это были не просто экспедиции — пробежать там 100 километров за день, поспать в палатке и побежать дальше, это была научная медицинская, медико-биологическая лаборатория на лыжах. На момент 2007 года по ряду причин мне нужна была информация о том, что стало с биоматериалом, который «Метелица» привозила из Антарктиды — а там брались заборы крови, мочи, потожировых выделений, слюны, слезы и других материалов, прямо вот в момент нагрузки максимальный, в момент экстрима, и на тот момент я нашла 42 докторские диссертации, написанные на этом биоматериале. Он был передан в Институт проблем человека, и он ушел в работу не только для ученых «Метелицы», а в «Метелице» очень серьезный научный состав, но и для людей, работающих в рамках Академии наук. Ну а дальше получилась Антарктида, а дальше «Метелица» заработала уже такой авторитет, что на психологических программах, разработанных психологами «Метелицы», в том числе Ириной Баяновной Соловьевой — это легенда, это полковник военно-космических сил, дублер Валентины Терешковой, на этих программах полетела Савицкая, и на этих программах работала дальше «Метелица», и на этих программах в том числе сейчас работаем мы. В какой-то момент, придя в «Метелицу» в очень сложный период, когда по стечению самых нелепых, глупых и, наверное, все-таки дурацких причин Министерств юстиции случайно ликвидировало «Метелицу» как юридическое лицо — а она существовала в рамках правопреемственности там еще от спортивного клуба при Советском Союзе, и вдруг в 2006 году Минюст нас ликвидировал. Я пришла в этот момент, и мы с супругом, как два юриста, помогали выиграть суды. И суды мы выиграли, мы доказали незаконность действий Министерства юстиции, восстановились в старых номерах — это важно, это момент, который, наверное, вот в обычной жизни никому не интересен: ну ИНН, ну подумаешь, мы даже не знаем свой ИНН. Но для юридического лица это важная штука — как только мы получаем новый ИНН, у нас начинается новая история. И вот здесь удивительно: 29-я налоговая, тогдашние специалисты, они просто нас, как, знаете, как боксеров перед боем, настроили судиться с Минюстом. Потому что мы-то как раз думали: ну бог с ним, зарегистрируемся сейчас заново, поможем «Метелице» и так далее, и все будет хорошо. Но мы настолько в этот процесс погрузились — мы выиграли суды, мы восстанавливали очень долго (это, оказывается, очень муторный процесс), восемь лет вот эти номера все — ФССы, ПФРы, СНИЛы — мы возвращали восемь лет. То есть ни одна структура не знала, что делать-то, как это: незаконно, а как дальше? Процедуры нет. Вот мы изобретали восемь лет разные процедуры. Но все получилось, слава Богу, команда жива. Сейчас уже нет, к сожалению, в живых Валентины Михайловны Кузнецовой. И когда меня представляют капитаном команды, у меня есть ощущение, что что-то не на то место претендую, что-то я тут зарвалась, потому что, конечно же, капитаном — она капитан, она тот человек, который закрутил вот этот огромный такой процесс, огромный маховик. Ну и сейчас уже, после всех злоключений «Метелицы», вот эти замечательные программы психологической поддержки, психологической адаптации и реадаптации мы немножечко переточили под работу с инвалидами, с инвалидами с тяжелыми спинальными травмами. Ну и, соответственно, свои программы у нас за эти годы тоже уже наработались.

А. Леонтьева

— Светлана, а вот возвращаясь к вашей семье. Вот почему вы с мужем, вы тоже ходили в эти экспедиции?

С. Самара

— Нет, к сожалению. Вот жизнь так складывалась, что мы ходим в основном в экспедиции по гнойным хирургиям, по судам, по Минюстам и так далее. Так получилось, я такой якорный человек, который в основном всегда на базе, всегда в Москве. Ну вот моя помощница, чудесная Рузанна, она зимовала на Шпицбергене. Вот она совсем юная, прекрасная девушка, вот она сейчас летит с подопечными в Грецию. Моя семья просто втянулась: мы стали помогать с судами, и мы увидели не просто команду, вот мы увидели, что такое настоящая команда, но помимо этого мы увидели семью. Потому что никто из «метелиц» не одиночка. Это в подавляющем большинстве практически все, за редким исключением, семейные женщины, очень семейные, замужние, реализованные в детях, в профессии, в хобби, в экспедициях — и нас это потрясло. Потому что мы же всегда, вот на ушах у нас уже огромным слоем макарон висит идея: либо бизнес — либо семья, либо карьера — либо семья, либо наука — либо семья. А здесь мы увидели людей, которые просто берут и делают то, что они хотят.

К. Мацан

— А как им это удалось? Как им удалось этот баланс соблюсти или это просто нет речи о балансе? Как у них это сочетается?

С. Самара

— Я не знаю, как это сочетается. Причем я могу сказать, что вот у меня сложилось карьера, у меня самой, у меня нормальная, обычная, самая обычная семья — со своими сложностями, радостями и горестями, и там я реализовалась как психолог вот в личной карьере, не только в «Метелице».

А. Леонтьева

— То есть вы юрист и психолог.

С. Самара

— Да, к сожалению, еще и куча других специализаций.

А. Леонтьева

— К сожалению.

С. Самара

— Ну вы знаете, здесь женщин 90-х спросите: каких образований нет, что вы не умеете? И когда я слушаю сейчас страдания там более младших по возрасту коллег или знакомых о том, как страшно жить, я думаю: мама дорогая! Там вы про что? Сейчас страшно, да? Я помню 90-е, когда расстреливали машины на твоих глазах, когда погибали люди здесь, в Москве, на улицах, по дороге из «Шереметьево» взрывали целые кортежи. Сейчас страшно? Ну наверное, всегда страшно. Наверное, страшно всегда.

А. Леонтьева

— Есть чего бояться всегда.

С. Самара

— Эта жизнь, она наша первая, и всегда можно придумать, чего бояться. А как они, я не знаю. Понимаете, когда твое дело — то, чем ты занят, оно больше тебя, оно больше вот этой всей бытовухи — это так тащит, оно как-то все по дороге укладывается. Вот все как-то по дороге. Когда ты идешь к Богу, по дороге все выстроится.

К. Мацан

— А просто я в уточнение вопрос задам. Ну, может быть, я все это как-то пытаюсь сформулировать, секрет успеха, и со слушателями поделиться. А может быть, просто вашим коллегам, которые и в экспедиции, и профессия, и семья, у них просто времени нет рефлексировать о том, как они все совмещают? Просто живут и живут, делают и делают.

С. Самара

— У них нет ни времени, я думаю, ни желания, никакого ресурса на то, чтобы сидеть, рефлексировать, заниматься анализом: а как же у нас это все укладывается? А то ли нам надо, то ли нам не надо? Потому что их дело всегда было больше их. Это всегда было очень важно. Это всегда было очень серьезно. Это всегда было очень глубоко. И на самом деле не я придумала благотворительную деятельность «Метелицы», она была всегда. Всегда, отбывая в крайние точки нашего Заполярья, они везли с собой мандарины, петрушку и всякую зелень. Я говорю: зачем? Она говорит: ты представляешь, какой там голод? Цвет, запах — как это все важно. Что такое, когда люди уходят в автономную экспедицию, где рассчитан каждый грамм, они еще на себе сверх этого тащат — потому что там полярники, потому что вот там зимовка, потому что там люди уже год зимуют. Они тащат медикаменты, они тащат какое-то медоборудование, возможное и допустимое. Я думаю, что это люди, которые никогда не жили для себя — это раз. А два — для меня очень важно получать удовольствие от процесса. Не работать на результат — безусловно, результат важен, но в какой-то момент я поняла, что если я не научусь получать кайф от процесса от того, что я делаю, то, собственно, до результата может быть год, два, три, четыре, пять...

А. Леонтьева

— А это жизнь.

С. Самара

— Жить в ожидании, жить в режиме ожидания? А вот этот день, что сегодня? Где мой кайф, где мое удовольствие? Где моя жизнь сегодня? Она наступит через пять лет, когда будет результат? Я боюсь, так и результат не наступит в итоге.

А. Леонтьева

— Светлана, пока мы еще говорим про ваши экспедиции, расскажите вот про храмы, которые вы основали в этих землях.

С. Самара

— В свое время Валентина Михайловна, она была очень... она не была вот прямо демонстративно церковным человеком, она была безумно верующим человеком, она внутренне была очень верующим человеком. Ну и, наверное, все это без Божией помощи просто невозможно. На гордыне далеко не уедешь и на амбициях тоже, к сожалению. Они задумались о том, что полярная история — это история, где погибают люди, и они не всегда возвращаются. И девушки задумали поставить на Новой Земле часовню. Ну в том числе по причинам определенной такой, как сказать, спортивной вредности, если можно так сказать, по тем причинам, о которых мы с вами говорили за кадром. Новая Земля — это всегда предмет интереса военных других стран. И девушки захотели, чтобы там была часовня святителя Николая, покровителя путешественников, во-первых, и полярников. А во-вторых, чтобы, проплывая мимо, все помнили, чья это земля. Часовню поставили. Это был очень сложный процесс, в котором было задействован Росатом, и мы должно не могли получить подтверждение, освящена часовня или нет. Спустя какое-то время мы его получили, она была освящена. Но по просьбе подводников ее епархия освятила в честь Серафима Саровского, покровителя подводников как раз. Но обязалась поставить на «Нагурской», в заставе, храм святителя Николая. И так и получилось — на «Нагурской» стоит храм святителя Николая, там служит чудесный отец Гавриил, с которым мы познакомились совершенно сумасшедшим образом. К нам приехал наш очень хороший друг, настоятель Александро-Ошевенского монастыря, отец Киприан, ныне на покое. И он просто ночевал в «Метелице». Он сказал, что можно ко мне заедет друг? Мы когда-то постригались в Антониево-Сийском монастыре, тысячу лет не виделись, а тут он в Москве, я в Москве — это такое чудо. Ну конечно. Приехал чудесный батюшка — рыжеволосый, такой вот искренний, с яркими синими глазами, с тросточкой, прихрамывающий. А на полочке стояла книга «Метелица у полюсов земли», и там на главной обложке как раз эта часовня. И батюшка вдруг: о, моя часовня! А я же знаю, что это наша часовня. Я говорю: да нет, батюшка, просто похожа. Он: нет, говорит, это моя часовня, я там служил. Я говорю: да нет, батюшка, маловероятно, потому что это часовня, мы там ее ставили, очень далеко. Он говорит: это точно моя часовня, я там служу через день. Я говорю: да она стоит на Новой Земле. Он говорит: ну, а я и служу на Новой Земле. А мы, естественно, как-то не полезли к отцу Киприану с вопросом: кто, откуда, нам показалось невежливо. И тут мы стали вот это все: как, так, вот, оказывается... Он говорит: а вы знаете, что она там обросла мифами? В связи с тем, что нижние венцы черные, а остальные верхние, там такой миф, что ее чуть ли еще какие-то коми-пермяцкие казаки, да чуть ли не до Рождества Христова туда притащили, а уже потом кто-то восстановил.

К. Мацан

— Как интересно.

С. Самара

— Я говорю: да нет же, просто первые несколько венцов из лиственницы, дабы когда снег тает, не было гниения, а остальное — сосна, как и положено. Он говорит: ну надо же, я буду знать, и вот, спаси Господи. Он молится в этой часовне в том числе и о «Метелице». К сожалению, тогда уже не было Валентины Михайловны.

К. Мацан

— Светлана Самара, капитан полярной команды «Метелица», сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Так, еще храмы были?

С. Самара

— Дальше по инициативе Валентины Михайловны, ее после первой рекогносцировочной экспедиции в Антарктиде потрясла история о том, что полярников не вывозят хоронить на Большую Землю из Антарктиды. Они остаются там, на острове Буромского. Там стоят металлические саркофаги, и они остаются там. И у полярников такая есть песня о том, что эти камни слез женских не видели. Их это потрясло, потому что женщины, потому что ну невозможно. И они вышли с инициативной к Святейшему Алексию II — с тем, что там должна быть как минимум часовня, с отцом Георгием Студеновым — это настоятель храма Архангела Михаила на Юго-Западной...

К. Мацан

— В Тропарево, наш. Я там живу.

С. Самара

— В Тропарево, да, чудесный, наш. Вот, собственно, и в установке часовни на Новой Земле, и инициативой, первые зарисовки у нас хранятся, эскизы храма в Антарктиде — это рисовала Валентина Михайловна с отцом Георгием. У отца Георгия должна храниться памятная медаль об освящении часовни на Новой Земле и, в общем, да. И «Метелица» много-много лет туда ходила и окормлялась, и отец Георгий провожал в последний путь Валентину Михайловну.

К. Мацан

— Ну потом просто храм очень давно существует.

С. Самара

— С 88-го года.

К. Мацан

— И его даже можно увидеть в фильме «Ирония судьбы или С легким паром» — мимо него герой Мягкова идет. То есть такой храм, когда было мало храмов, храм Архангела Михаила в Тропарево был, туда все ходили, со все Москвы ездили, то есть на много-много станций метро был один храм, это было много лет, поэтому он таким легендарным стал.

С. Самара

— На много станций метро и, наверное, на много-много вот вокруг в Подмосковье. Потому что, наверное, только переделкинский храм из ближайших действовал, на Патриаршем подворье. Но тогда патриарх Алексий, выслушав Валентину Михайловну, сказал, что он это дело благословляет, что это нужно. И действительно странно, что там, где служат люди и служат в таких тяжелых условиях, никто не задумался об этом. И он принял эскизы, но сказал, что, наверное, негоже, что женщины будут тащить на себе такую стройку, а монашествующие мужчины просто созерцать. Все же, наверное, это должна сделать Патриархия. И это было сделано. Для «Метелицы» это не имело никакого значения, кто это сделает. Это было важно, чтобы там люди имели такую отдушины. Слава Богу, по сей день там идет служба, и также знакомы с отцами, которые в разные периоды там служили, это все потрясающе.

А. Леонтьева

— Потрясающая история. Я просто даже не представляю себе как это, такой далекий холодный край, там храм, служат и живут батюшки.

С. Самара

— Служат и живут, да, каждый Божий день. Ну монашествующие. Надо понимать, что, наверное, семейный священник это было слишком. Монашествующие — да.

А. Леонтьева

— Вот Костя задал вопрос о том, как реализоваться женщине и в семье, и в профессии, и ходить в экспедиции. А у меня в это время был вопрос: вот вы сказали, что не все возвращаются из экспедиций, и как же... Для меня было бы тяжело себе даже представить так оторваться от семьи и уйти в такой рискованный поход.

С. Самара

— Ну вы знаете, к огромному счастью, «Метелица» не потеряла ни одного члена команды. На прошлой неделе у меня брала интервью маленькая наша какая-то газета округа, просто получилось немножко сумбурно, и я упустила момент. И фотограф, который сопровождал девушку-корреспондента, он оказался полярником. И когда девушка задавала (ну такая юная, такая прекрасная, такая хорошая, но она немножечко не в теме полярной), и она задала один не очень такой правильный вопрос, другой не очень правильный вопрос, я не могу сказать, что глупые, ну просто некорректные. Но было понятно, что она не понимает, о чем она спрашивает, но ей было искренне интересно. И он в какой-то момент не выдержал, вмешался в разговор и сказал: слушай, ты не понимаешь. Вот у этого — погиб тот, тот; вот у этого — погиб тот; вот столько человек погибло в Антарктиде, вот столько гробов стоит на Буромском. А у «Метелицы» нет ни одной травмы, я это точно знаю. Я вот в этом году, в этом году, и в этом ходил параллельно в этих группах. И она говорит: да, а что, это важно? Он говорит: ты не понимаешь. Это не просто важно, это нереально, это невозможно. Это и вот то, чем я горжусь, то, чем гордилась всегда «Метелица»: вот сколько человек ушло, столько и пришло. Самая страшная травма — это мозоли на пятках и обморожение I степени. Но надо понимать, что обморожение I степени в высоких широтах — это ты поднял масочку, вдохнул воздуха — и у тебя уже обморожение I степени сразу. То есть −52⁰ — ты только высунул кусочек кожи из-под укрытия, и там уже обморожение I степени. Ни одной травмы, ни одной потери, и это всегда очень серьезная работа, и это очень серьезная подготовка. И это момент, по-моему, в дополнение к вопросу о карьере, об успехе, обо всем: вся эта работа шла в свободное от основной работы время за свой счет. Никогда у «Метелицы» не было серьезного системного финансирования. Никогда — ни в советское время, никогда. В советское время многие вопросы решались проще: комсомольскими отрядами, взаимозачетами и прочими вещами, в наше время это очень сложно. Но, к сожалению, вот так сложилась традиция: если ты хочешь делать то, что ты считаешь правильным, если ты хочешь делать честно до конца, то скорее всего ты будешь сидеть с протянутой рукой.

К. Мацан

— А вот мы уже заговорили про то, что среди ваших образований есть психологическое или занятие как минимум психологией. Вы сказали, что одна из составляющих сегодня деятельности «Метелицы» — это помощь людям с инвалидностью, психологическая помощь. Вот расскажите об этом. И я бы даже не просто спросил, как и кому вы помогаете. А вот, скажем так, нас слушают разные люди, и очень интересно услышать от вас какие-то, что называется, лайфхаки, как сейчас принято говорить, советы. Вот с какими вещами вы сталкиваетесь в работе со своими подопечными (о каком-то психологическом преодолении, о поиске ресурса, о том, как встречать трудности), которые могли бы быть применимы и вот в более простых ситуациях, в обычной жизни у нас, простых людей, у которых вот, может быть, таких проблем нет, но все мы сталкиваемся с теми самыми трудностями преодоления и какими-то своими вызовами. Вот каков здесь опыт «Метелицы», опыт ваш?

С. Самара

— Знаете, самый главный опыт, он прост как топор: как бы ни было страшно, что бы ни происходило, надо делать следующий шаг. Вот это самое главное.

К. Мацан

— Следующий шаг.

С. Самара

— Надо просто делать шаг. Нельзя останавливаться и стоять на месте. Дело в том, что большинство наших проблем стоит на страхах. Это уже уголок психологии, да, поскольку я не увлекаюсь психологией, я дипломированный психолог, клинический психолог, нейропсихолог и еще что-то там.

К. Мацан

— Это хорошая формулировка: я не увлекаюсь психологией, я дипломированный психолог.

С. Самара

— Ну вы знаете, к сожалению, сейчас такой своеобразный век...

К. Мацан

— Я понимаю, поэтому я акцентировал внимание.

С. Самара

— Когда ко мне приходят девушки и говорят: я хочу работать у вас психологом. Я говорю: класс! Диплом. И она мне говорит: вот три месяца я у этого там коуча то слушала, четыре — то, и еще потом два месяца где-то. И я говорю: простите, пожалуйста, а вот анатомия, физиология? «Причем здесь психология?» — говорит мне девушка. И я понимаю, что ну как-то выглядит неудобно, но чаем напоим и аккуратно проводим.

К. Мацан

— Давайте мы сделаем маленькую паузу, подвесим интригу, и вот вы потом продолжите нам рассказывать про вот эти уголки психологии, которые могут каждому откликнуться и отозваться. А я напомню, сегодня в программе «Светлый вечер» Светлана Самара, капитан полярной команды «Метелица». В студии у микрофона Анна Леонтьева, я Константин Мацан. Мы скоро вернемся, не переключайтесь.

А. Леонтьева

— Сегодня у нас в гостях Светлана Самара, капитан легендарной полярной команды «Метелица». С вами Анна Леонтьева и Константин Мацан. Наш разговор неожиданно повернул в сторону психологии. И, Светлана, вы в первой части программы сказали, что очень многие проблемы в нашей жизни держатся на страхах, очень хотелось бы продолжить эту тему.

К. Мацан

— Эту волнующую, приятную тему.

С. Самара

— Волнующая и приятная тема. Вы понимаете, каждый из нас чего-то боится: мы боимся потерять работу, мы боимся потерять близких людей, мы боимся потерять ошибиться. Иногда люди боятся ошибиться, выглядеть плохо или глупо гораздо сильнее, чем там онкологии или чего-то еще. И самое страшное в этом то, что это парализует, это не дает двигаться дальше, это обрастает, как снежный комочек — он сначала катится тихонечко, потом, чем больше на себя наматывает, тем больше лавина получатся в итоге. И в этом самое главное не остановиться: то есть тебе страшно, но ты все равно идешь, ты все равно делаешь следующий шаг. Иначе получится жуткое болото, которое засасывает. Это очень важно во всем. Когда мы забираем подопечных, мы делаем очень странные вещи. Ну, например, вот сейчас в самолете в Стамбул вот через 45 минут должна приземлиться наша подопечная Лена Шерышова. Это жуткая, трагическая совершенно история: девочка, которая упала с восьмого этажа, девочка, у которой два перелома позвоночника шейного отдела, поясничный отдел, крестец, таз у нее просто как в мешке валяется внизу живота, у нее раздроблены ноги и так далее. Тем не менее за четыре года мы сделали 21 операцию, мы прошли серьезнейшее восстановление, и она ходит.

К. Мацан

— Потрясающе.

С. Самара

— Никто не знает, как она ходит — это к вопросу промысла Божиего, потому что мы были везде. Мне очень любят советовать в соцсетях: а съездите в Юдинскую больницу, а слетайте в Чебоксары, там такой доктор... Я все время говорю: мы были везде: 21 операция — вы представляете, сколько консультаций? Перед каждой больше сорока. Мы были у всех. Бедную Шерышову знает весь травматологический мир, даже за границей. И вот сейчас она летит в Грецию, и я надеюсь, что у нас все сложится с финальными заключительными операциями, и ей смогут собрать позвоночник. Так вот, когда мы только забрали Лену в Москву, потому что мотать ее из дома было невозможно, оставаться ей дома тоже было невозможно — тому есть множество причин, в том числе и тяжесть травм, и риск ампутации обеих ног. И первое, что мы с ней сделали, получив все назначения от гнойной хирургов и травматологов, мы застелили заднее сиденье в своей машине и поехали в командировку в Новгород. И она поехала с нами. Для людей, которые не понимают, что происходит, это, конечно, было ужасно. И у нас водитель, который ехал со мной, мой коллега, Дмитрий, он такой же комплекции, как и я — если кто-то видит меня в соцсетях, все знают, что я нехрупкого сложения весьма. И мы с Димой две такие упитанные, как это сказать... морды — некрасиво, да, ну два таких упитанных человека. И между нами — Лена, которая весит 40 килограмм, не ходит, и единственное, как она может передвигаться: она садится на попу и на руках передвигается по полу, волоча за собой ноги. И так ей безопасно и так ей не страшно. И когда люди видели это на заправке — ей надо в туалет, когда люди это видели в гостинице — вы не представляете, у меня спина горела, такие взгляды были в спину, что вот, такая мать, совершенная фашистка: тут бедный ребенок — бледный, худой, с синюшными ногами, по полу таскается, а мамаша стоит, открыв дверь, и ждет, пока ребенок подползет. И папаша такой же. Но так было безопасно, потому что носить Лену на руках тоже было опасно — очень много осколков таза, и это движение, и это причиняло боль. А так она сама чувствовала свои возможности, и мы просто ждали, пока она... Она сказала, что а как же? А все же будут на меня смотреть. Я говорю: ты хочешь? Да. Я говорю: а мне все равно, кто будет как смотреть. И мы поехали с ней в Нижний Новгород. Это был чемпионат мира, это была красотища, это была такая френдли-атмосфера, это было настолько круто. Мы успели за сутки решить все проблемы, потому что как-то очень все испугались, что приехали люди из Москвы. Не понимали, что это за люди, но на всякий случай нам дали все, что мы хотели. И у нас остались сутки — и мы гуляли по Нижнему до утра до самого, мы везде пили там кофе, мы катались на этой канатной дороге. И когда мы вернулись в Москву, я говорю: ну что, социализация и виртуализация прошли? Она говорит: да, все. Я забыла про все, я забыла, что я инвалид, я поняла, что я это могу, я поняла, что мне действительно искренне наплевать, как на меня смотрят люди. Неприятно, но жить можно. И надо двигаться дальше. И таким образом мы вот устраиваем для каждого из подопечных свою историю.

А. Леонтьева

— Светлана, давайте вот определимся, что такое «мы» — это какой-то фонд?

С. Самара

— Да, конечно. Команда «Метелицы» на сегодняшний день существует в статусе международной общественной организации, официально зарегистрированной Министерством юстиции, со всеми вытекающими последствиями — ИННами и прочими вещам. И да, я руководитель этой организации.

А. Леонтьева

— То есть вы называетесь «Метелицей»?

С. Самара

— Да.

А. Леонтьева

— И по-прежнему... Я поняла вас.

С. Самара

— То есть вот команда «Метелицы» потихонечку, в связи со всеми положенными за 56 лет изменениями в законодательстве, мы трансформировались, трансформировались и пришли к тому, что на сегодняшний день мы международная общественная организация.

А. Леонтьева

— Я должна сказать, как я вообще обратила внимание на профиль Светланы в социальных сетях: я увидела какую-то очень красивую историю про молодого человека на коляске, который женится. И видео у вас было, как вот выходит красивая невеста, обнимает его. И я подумала: ничего себе! И стала смотреть на ваши истории. Можете рассказать вот какую-то такую историю, как это все происходило? Что это мультик?

С. Самара

— Сегодня такая же история происходит, вот сейчас параллельно моя коллега выходит замуж — чудесная Алена Агаджикова, и пускай это будет задним числом, но я ее поздравляю, вечером я ее еще лично поздравлю. Она выходит замуж, и у нее сейчас свадьба. Вы знаете, таких историй у нас несколько. Дело в том, что вот к вопросу семьи, поскольку я сама семейный человек, «метелицы» они все очень семейные люди, и у нас есть семьи, которые с нам на протяжении четырех поколений. То есть вы представляете, что это такое: дедушка — 1927 года рождения и правнук — 2011 года рождения, и они все в «Метелице», вся семья. Поэтому у нас и работа сложилась такая очень семейная. У нас есть небольшой центр под Москвой, в Новой Москве, под Ватутинками, куда мы забираем очень тяжелых ребят-инвалидов.

А. Леонтьева

— Вот в этом центре и была свадьба, о которой я говорю, правильно?

С. Самара

— Да, совершенно верно. В этом центре была уже не одна свадьба. В прошлом году у нас вышла за нашего тренера чудесная наша подопечная Кристина Бальчева, теперь уже по фамилии мужа — Лукина. У нас растут дети, после того как люди восстанавливались, уходили в обычную жизнь, вот есть дети, которые говорят, что они внуки «Метелицы» — нам это очень приятно, нам это очень нравится, и это очень круто. Наверное, это то, зачем есть смысл все это продолжать. И ну вот история, которую вы видели — это история нашего подопечного Кеши, Викентия, который травмировал позвоночник: у него жуткая огромная конструкция на половину спины, естественно, тут же приговор, что он не встанет, что надо учиться жить в коляске и так далее. Юля — это его школьная первая любовь, вот такая вот замечательная, нежная, красивая. И в итоге они поженились, сейчас им по 20 лет, они совсем юные. Но так они, в общем, замечательно справляются. Юля работает у нас тренером, поскольку первый год ухода за Кешей она научилась очень многому. И мы подумали, что, наверное, весь этот опыт, его не нужно упускать. Вот сейчас мы стараемся как-то находить ресурсы и учить Юлю, дальше будем как-то заниматься более серьезно образованием. И вот они прямо семьей наши подопечные, такая молодая семья.

А. Леонтьева

— Учить Юлю ухаживать?

С. Самара

— Ухаживать Юля — за два года после травмы Кешиной она умеет, я думаю, ни в одной больнице так не умеют ухаживать, как уже умеет Юля. И так, как она под руководством нашего главного тренера умеет заниматься и лечебной физкультурой, и всеми восстановительными вещами, и физиотерапией, мне кажется, уже многим врачам стоит у Юли поучиться. Нет, я имею в виду формальное образование. К сожалению, из-за того, что у Кеши произошла травма совсем в юном возрасте, Юля не успела поступить. Ну как-то мы это будем обдумывать, будем решать. Сейчас ребята восстанавливаются, проходят МСЭ, и вот у Кеши еще одна операция должна быть, она очень затягивается. И уже после этого мы будем определяться и двигаться дальше.

А. Леонтьева

— Вопрос, Светлана, вот как вы изыскиваете средства для того, чтобы заниматься вот этим нужным делом, которое вы делаете?

С. Самара

— Иногда мне кажется, что я профессиональный нищий. Только я сижу не у метро, не у храма, не на вокзале, а в социальных сетях и в электронных почтах и надоедаю всем так. Ну такова моя роль, на мой взгляд. Мы обращаемся, я не могу сказать, что у нас как-то хорошо выстроенный фандрайзинг, он не получается. И когда нас берутся учить со стороны и говорить, что вот надо вот так, надо вот так, вот есть методики, есть это, я все время всем говорю: ребята, я за вас очень рада, что эти методики работают. Потому что у вас основной фандрайзинг, основное привлечение средств строится на том, что есть картинка «до» — жуткая и страшная, худых, изможденных детей, онкология — это понятно, это очевидно, и у вас есть картинка «после» — счастливого здорового ребенка, который бежит, с мамой за ручку гуляет по парку — и это потрясающе. Моя картинка «до» — это жуткие пролежни вполовину спины, которые не пропустит ни одна социальная сеть, которые не опубликует ни одно издание. За 15 лет ни одно издание не опубликовало материалы о пролежнях. Сейчас мы ждем, опубликуют ли очередной раз. Нет, это жуткие картины, это страшные картины, нарушающие нормы, и я не очень за их публикацию. Потому что в обществе хватает боли и нерва, я не готова с этими вот пролежнями влезать к вам в форточки и из телевизора, из журнала, и соцсетей, потому что у каждого из вас, дорогие слушатели, хватает своих проблем. Но картинка-то «после» у нас тоже не очень красивая. Потому что картинка «после» — это жуткие рубцы на половину спины. Это взрослые мужики, по 190 сантиметров ростом, по 40 килограмм веса — и это победа, когда 40 килограмм, потому что начинаем мы с 32. Это нельзя показать, у меня нет этой картинки. Поэтому весь наш фандрайзинг про «сделайте буклеты», про «проведите мероприятие», про «пригласите волонтеров» — я говорю: ребята, какие волонтеры?! Мы и врачей не всех допускаем к нашим подопечным. Какие волонтеры, вы о чем говорите? И поэтому — да, мы просто сидим и просим у всех подряд. У нас какие-то свои такие наработались методы, да, вот мы там знаем, что перед Новым годом надо просить у всех подряд вообще и не задумываться. А летом просить без толку — люди заняты дачами, поступлениями в институт, окончанием школы и так далее. Ну летом — надо к лету все саккумулировать и заниматься текущими, ну вот не более того. То есть, по сути, это правда, вот такое профессиональное нищенство.

А. Леонтьева

— А если кто-то из радиослушателей захочет помочь вашему делу, как это сделать?

С. Самара

— Вы знаете, на сайте нашей команды и в социальных сетях есть все реквизиты, в том числе...

А. Леонтьева

— Надо искать «Метелицу», да?

С. Самара

— Да, команда «Метелица». Если вы забьете в поисковике: команда «Метелица», то появимся мы и какая-то детская команда гимнастическая из Челябинска. Вот и, пожалуйста, мы есть практически во всех социальных сетях — ВКонтакте, в Одноклассниках, какие-то еще новые соцсети наши отечественные появились, мы там пробуем. У нас есть даже Телеграм-канал, вообще практически модный. Я, правда, там не была, но он у нас точно есть.

А. Леонтьева

— А вот вы живете, наверное, коммуной вот какой-то с тяжелыми вашими подопечными. И я видела тоже в социальных сетях, что среди них как-то (ответь мне, Гренада, когда по-испански мы начали петь), в общем, появился кубинец. Откуда занесло кубинца и что случилось?

С. Самара

— Ну бедный Хулио, он приехал в Москву...

К. Мацан

— Еще имя такое, прямо для истории.

С. Самара

— А он Хулио Цезарь.

К. Мацан

— Ничего себе!

С. Самара

— Да, я каждое утро ему говорю: ave, Цезарь! Он говорит: ave мне! Такой юмор у нас. Хулио прилетел в Москву, чтобы немножечко заработать, поскольку у его отца онкология в достаточно тяжелой стадии, у дочери вот в следующем году выпускной, он хотел немножечко заработать денег, чтобы помочь отцу с лечением и немножечко отложить там на выпускной дочери. Но буквально на пятый день его сбила машина. Хулио не виновник ДТП, у него сломалась машина на МКАДе, и в его протаранила «Газель», хотя у него были включены аварийки, выставлены все треугольнички. К сожалению, травма получилась достаточно тяжелой, так называемая хвостовая травма, и машина еще была неудачная, его машина — это «Лада Надежда», у которой высокий бампер, это такой «теленочек» — это уже не легковушка, но еще не грузовик. И удар пришелся прямо в таз, но из-за того, что его откинуло, с головой назад, перелом шейных позвонков, травма грудных позвонков. И в итоге кубинец — не гражданин, документы остались в машине, по-русски — он пять дней, — он практически ничего не говорил, собственно. И он улетает в Юдинскую больницу и лежит там около 20 дней неопознанный. И никто не может понять из-за того, что у него дырка в горле и трубочка, на каком языке он говорит.

А. Леонтьева

— Кошмар.

С. Самара

— Пытались подумать: может быть, он из Средней Азии? Потому что он очень смуглый, но не похож на азиата. И, в общем, никто не могу угадать, что он именно кубинец. Ну я думаю, что действительно скоропомощная больница последнее, что она могла думать, что тут кубинец лежит. И бедный Хулио был в ужасе там. Потом его нашли друзья, приехала переводчица, его опознали и так далее. Он говорит, что это был самый страшный момент, потому что он ничего не понимал. С переводчицей мы до сих пор общаемся, она чудесная девушка, она приезжает его проведывать. И она говорит, первый вопрос, который он смог задать, зажав трубку: я виноват? я кого-то убил? — потому что он ничего не помнил. Ну пролежав в больнице, встал вопрос, куда его выписывать — парализован, пролежни, просто выписать на улицу (а ни родственников, никого) нельзя. Его перевели в хоспис — в хоспис на Сущевке, с сотрудниками которого мы дружим, по куче всяких исторических причин, они нас периодически приглашают как экспертов, мы их тоже любим. В общем, они попросили оценить его реабилитационный потенциал и что можно сделать. Мы приехали, посмотрели — красивый, здоровый мужик, с огромными плечищами, ничего не понимает, что с ним происходит. Изо всех сил цепляющийся глазами вот за каждое входящее незнакомое лицо с какой-то надеждой: а вдруг что-то сейчас такое скажут. Совершенно перепуганная худенькая мама, потому что успели вызвать его маму, и она прилетела. И мы, оценив (с нами приезжал наш специалист по лечебной физкультуре и восстановительной медицине), посмотрев его, протестировав, мы увидели, что у него есть не просто какой-то потенциал, но он встанет. Для нас, для нашего центра, он очень легкий пациент, но его социальная ситуация такова, что а что делать дальше? Тогда он приехал к нам в центр — это было 18 января этого года. Я ему объяснила, что, Хулио, ты знаешь, у нас очень скромные условия и так, и так, но ты всегда говори, ты пиши мне в Ватсап, я разберусь, мы все решим. И он мне сказал: здесь никто не умирает, это самое главное. Остальное не имеет значения. Я готов спать на полу, я готов спать сидя, не доедать, только чтобы никто не умирал больше, я не могу. Ну и, к сожалению, у Хулио выявились травмы, которые не зафиксировали в больнице — как раз перелом таза, перелом копчика и травматологический вывих тазобедренного сустава. На данный момент он лежит в больнице и ждет, пока ему вправят и зафиксируют сустав. Ну, я думаю, к Новому году он уже на этом суставе будет ходить.

К. Мацан

— Светлана Самара, капитан полярной команды «Метелица», сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Вы, конечно, удивительные истории рассказываете, которые без дрожи, с одной стороны, слушать невозможно. С другой стороны, у меня есть такое ощущение, что вы рассказываете все-таки истории успеха. Вот истории, которые все-таки нас к надежде обращают, к тому, что для человека нет ничего невозможного, если его поддерживают, если ему вовремя помогают, если есть неравнодушные люди рядом. А вы наверняка сами проходите разные какие-то эмоциональные ситуации. Неужели не бывает такого, что вот уныние, надежды нет, руки опускаются? Как вы с этим боретесь, если приходится?

С. Самара

— Если я вам скажу, что у меня не бывает уныния, то это будет странно. Но у меня не бывает уныния. Я не знаю, что такое уныние, я никогда не ощущала этой истории. Я могу чувствовать какие-то жуткие эмоциональные всплески —негативные, позитивные, иногда мне хочется прямо кровопролития. Я думаю, что сейчас я пойду и просто буду добро с такими кулаками, вот прямо, возможно, даже...

А. Леонтьева

— Это про вас, да?

С. Самара

— С кулаками, я приду — два центнера добра такого, смертоносного. Ну бывает у меня какой-то перекос, если я вижу, что моих подопечных обижают, моих подопечных унижают, мне кажется, у меня совсем кровью глаза наливаются. Но сказать, что есть уныние, я не могу. Вот это такая особенность нервной системы. Это не тренировка, не достижение, ничего, я такая всегда, наверное, поэтому я этим занимаюсь. Я не понимаю, что значит уныние. Потому что, если закрыта эта дверь, значит, открыта какая-то другая дверь. Если нельзя пройти прямо, значит, можно пройти в обход, перепрыгнуть, проползти, не знаю, то есть я не могу останавливаться. Мой муж иногда говорит, что если нет проблем, то ты их создашь и победоносно решишь. Поэтому занимайся тем, чем ты занимаешься, это душеспасительно. В противном случае ты будешь разрушать. Наверное, это так и есть.

К. Мацан

— Как одна моя знакомая говорила: если есть проблема, то есть решение, если нет решения — значит, нет проблемы.

А. Леонтьева

— Да.

К. Мацан

— Это, конечно, ироничный подход к делу. Но вот если есть проблема, значит, где-то есть и решение.

С. Самара

— Ну вы знаете, таких присказок очень много, да: к каждому замку есть ключ, тот кто закрыл, тот и откроет и так далее — есть разные интерпретации этого всего. На самом деле я для себя в какой-то момент, я даже не помню, в какой, просто с какого-то времени у меня появилась абсолютная уверенность в том, что нет проблем, есть задача. И есть задачи.

А. Леонтьева

— Это мы с тобой уже слышали, да, такое? Мне очень нравится эта фраза.

С. Самара

— И когда ты задумываешься о том: ну вот проблема, вот так нельзя. А давай разберем ее на составляющие, разложим на действия — и потихонечку-потихонечку ты начинаешь двигаться, ты начинаешь делать следующий шаг. Иногда ты останавливаешься, пересматриваешь: ну да, ты сначала хотел вот так, но теперь ты уже видишь это все с другой точки зрения, мы пойдем вот так. Вот в этот момент не останавливаться, о чем я говорила.

А. Леонтьева

— Вот Костя спросил про уныние, а мне хочется спросить вот то, о чем мы говорили — про страхи. Вот я хочу вас спросить: вам никогда не бывает страшно? Вы такие драматические истории рассказываете.

С. Самара

— Каждый день. Каждый день, все время страшно.

А. Леонтьева

— Как вы тогда с этим боретесь?

С. Самара

— Вы знаете, каждую перевязку. То есть вот сейчас у меня лежал подопечный в больнице — в очень хорошей больнице, правда, в очень хорошей, и там очень хорошие специалисты. Но у нас, к сожалению, в медицине определенные навыки, определенный опыт в том, что касается гнойной хирургии и ухода просто утерян, его нет нигде сейчас. Мы его собираем, честное слово, не просто по всей стране, по всему миру. Потому что я общаюсь со специалистами в госпитале «Сечжон» в Сеуле, я общаюсь со специалистами института в Великобритании, с египетскими хирургами — со всеми, кого я в этом направлении могу найти, поговорить, я ищу и пытаюсь говорить, и находить этот опыт. Три недели в больнице при хорошем уходе — правда, при хорошем уходе, потому что с этой клиникой мы работаем очень давно и с очень тяжелыми пациентами, он возвращается оттуда — уезжал он, у него на крестце был малюсенький, ровно с десятикопеечную современную монетку, пролежень. А сейчас он с большое куриное яйцо и глубиной, и размером. Нет опыта, нет понимания. Поэтому мне каждый вечер страшно. Поэтому мне каждый вечер страшно, потому что все наши пациенты осложнены гнойно-септическими проблемами. А гной — это пуля со смещенным центром, не просто со смещенным центром, а с сумасшедшим центром: ты никогда не знаешь, куда он выстрелит, какие осложнения он даст — это будет эндокардит, это будет энцефалит, это будет остеомиелит — ты не можешь знать. Сейчас уже, с приобретением опыта, с тем, что я вижу в год миллион пролежней, мне кажется, разных, я уже могу говорить с гнойными хирургами: знаешь, мне кажется, вот так, вот мы в эту сторону. И он говорит: да, вызывай кардиолога, вызывай этого, давай подстраховываться. И я говорю: ты знаешь, мне кажется, это может стрельнуть в сустав, давай сделаем УЗИ. Давай сделаем УЗИ. Мы едем, делаем УЗИ и видим, что между мышцами, в межфасциальных пространствах гной движется именно к суставам. И каждый раз мне страшно. Каждый пациент — это очень страшно, честное слово.

А. Леонтьева

— Ну а как, как вот жить с этим ощущением? Что помогает там, не знаю, то что вы психолог, молитвы — что?

С. Самара

— Наглость, наверное. Самоуверенность.

А. Леонтьева

— Хотелось что-то красивое услышать.

С. Самара

— Да вы знаете...

К. Мацан

— Ну наглость — это же другое название дерзновения. Если такое благородное, то это...

А. Леонтьева

— Вот умеешь ты переименовать.

С. Самара

— Вы знаете, когда-то мне исполнялось 16 лет, и в мой день рождения, у моей подруги со мной день рождения в один день, и нам родители дарят не 25 на двоих, а по 25 советских рублей. Ну мне кажется, это сейчас как 16-летнему дать там десять тысяч долларов — примерно такой же вау-эффект, голову разорвало. Выросла я в Подмосковье, до чудесного города Серпухова 35 километров, автобус ходит раз в три часа. И мы после школы пришли на автобус, потому что мы едем в Серпухов, у нас есть деньги, и мы сейчас едем в кафе-мороженое. Такие 16-летние дети, счастливые, и прямо автобус перед нашим носом закрывает двери и уезжает. А там бежать нормально — там Приокские террасы, там прямо хорошо бежать, под гору. И мы с ней сидим на остановке злые: всё, день рождения кончился, мир рухнул. Это деревня, за Приокско-Террасным заповедником, там все друг друга знают. Едет сосед на бензовозе, говорит: девки, а что это вы тут на остановке околачиваетесь, что это за безобразие? Мы говорим: да вот, Эдик, водитель, паразит такой... Он говорит: ну я вас подвезу вот там до этого места, а там выйдете, угол срежете и на городском автобусе поедете куда надо. Жизнь опять вернулась, день рождения вернулось, мы опять счастливые. Доехали, срезали этот угол, буквально сто метров — там такой резкий поворот, 90 градусов. Перед поворотом одна остановка, где нас высадил наш чудесный сосед, за поворотом другая остановка, на которой, мы видим — стоит автобус, наш автобус, на который мы опоздали, раздавленный панелевозом. Пока мы бежали под эту гору — это километра полтора бегом, и очень крутая гора, мы друг другу так сквозь одышку кричали, что мы сейчас сядем за водителем и поспим: 45 минут ехать — 45 минут мы будем спать. Погибли именно эти два человека, которые сидели, они погибли на месте. Что-то произошло, и плита упала, и благо, автобус в тот момент стоял как раз на остановке, и большая часть народа вышла вот там же, где и мы, на предыдущей остановке. Но два человека, которые сидели на этом месте, они погибли сразу. И мы увидели этого Эдика, водителя, которого мы еще 40 минут назад по-детски злобно проклинали, стоящего с половиной седой головы — ему лет 25 было на этот момент. Поэтому вот какая-то уверенность, что что бы я ни делала и, если мне не надо на этот автобус, я на него не успею, как бы я ни бежала. А если это мой день рождения, то я его в любом случае встречу. Поэтому ну я просто иду и все. По дороге. Все по дороге к Богу.

К. Мацан

— Ну вот начали мы сегодня с того, что главное — делать шаг и не останавливаться. Вот завершаем тоже этой же темой, про то, что идти по дороге к Богу. А как еще, собственно, жить.

А. Леонтьева

— Ну я бы вот то, что Светлана назвала наглостью, ты переименовал в дерзновение, а после этой истории я бы это назвала словом «доверие». Доверие Богу.

С. Самара

— Я не могу сказать о себе как о человеке верующем хоть что-то — это прямо в моем понимании это настолько личное, это куда более интимное, чем семейная жизнь и иже с ним. Вот личное богообщение — для меня это совершенно закрытая тема, несмотря на то что я православный человек и так далее. У меня нет благословения проповедовать, катализировать и так далее, я предпочитаю и не делать этого. Но я настолько внутренне после ряда событий своей жизни не сомневаюсь, и у меня не бывает... Если у меня были раньше какие-то: ну Бог есть... Бога нет... а вдруг там вселенная... а вдруг там какой-то разум — всякая муть в голове бродила, и всякое было, и были периоды, когда было тяжело или, наоборот, хорошо, и мне казалось, что я отпадаю от Церкви и от веры, то последние... Ну, наверное, вот выйдя замуж, у меня ушли какие-то сомнения и вообще размышления на эту тему. Как сказал один из моих сыновей: я знаю, что так правильно. Я не знаю, верю я или нет, но я точно знаю, я точно чувствую: вот так правильно.

К. Мацан

— Спасибо огромное за эти слова и за эту беседу. Светлана Самара, капитан полярной команды «Метелица», была сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

А. Леонтьева

— Я, наверное, добавлю, простите, пожалуйста, что люди, которые желают помочь команде «Метелица» в выхаживании очень тяжелых пациентов, могут это сделать на сайте, найдя по слову: команда «Метелица».

С. Самара

— Да. Международная общественная организация «Метелица» — пожалуйста, мы находимся. Все реквизиты, и кнопочка «Помочь» на сайте есть, мы будем вам очень благодарны. Спасибо.

К. Мацан

— Анна Леонтьева и я Константин Мацан. До свидания.

А. Леонтьева

— До свидания. Спасибо.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Лазарева Суббота и Вход Господень в Иерусалим: история и смыслы праздников». Священник Антоний Лакирев
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Еженедельный журнал» с Аллой Митрофановой. Выпуск 401