У нас в гостях была исполнительный директор благотворительного фонда «ПАМЯТЬ ПОКОЛЕНИЙ» Катерина Круглова.
Разговор шел о деятельности фонда по поддержке ветеранов военных действий.
А. Пичугин
— «Светлый вечер» на Светлом радио. Здравствуйте, дорогие слушатели! Меня зовут Алексей Пичугин. И сегодня в нашей программе Екатерина Круглова — исполнительный директор благотворительного фонда «Память поколений». Здравствуйте.
Е. Круглова
— Здравствуйте.
А. Пичугин
— Что это за фонд? Мы с Вами впервые встречаемся, впервые видим друг друга в этой студии, ни разу Вы у нас не были, поэтому рассказывайте. Фонд «Память поколений» — уже понятно, что речь идет о людях, которые жили в какие-то прошедшие годы.
Е. Круглова
— Это частое заблуждение, с которым...
А. Пичугин
— Вот, давайте развеем сразу.
Е. Круглова
— ...с которым мы живем уже два года. Благотворительный фонд «Память поколений» был создан в 2015 году, и его основной целью является оказание адресной помощи ветеранам всех войн и боевых действий, в которых когда-либо участвовала наша страна. То есть речь идет как о ветеранах Великой Отечественной войны, так и тех, кто сейчас, например, проходит службу в Сирийской Арабской Республике.
А. Пичугин
— Ну, а меж тем — и Чечня, и Афганистан.
Е. Круглова
— Афганистан, контртеррористическая операция на Северном Кавказе и любые другие боевые конфликты, в которых Россия официально принимала участие.
А. Пичугин
— А история — все-таки об истории фонда... Почему Вы решили этим заняться?
Е. Круглова
— Я лично?
А. Пичугин
— Нет, Вы, как представитель фонда, поэтому — Вы и Ваши коллеги?
Е. Круглова
— Два года назад нескольким ветеранским организациям стало понятно, что необходим новый механизм, который качественно лучше будет оказывать помощь данной категории граждан, а также сможет собирать средства на оказание этой помощи. И с помощью определенных спонсоров и административной поддержки была создана такая организация. В учредителях нашего фонда находятся самые главные общественные ветеранские организации, и президентом нашего Фонда является первая женщина-космонавт Валентина Владимировна Терешкова.
А. Пичугин
— Она, кстати, в Москве живет или в Ярославле?
Е. Круглова
— Она живет в Москве, она депутат Государственной Думы.
А. Пичугин
— А, она депутат Государственной Думы, точно! У меня просто все в памяти о том, что она долгое время в последние годы перед Государственной Думой была депутатом в Ярославле.
Е. Круглова
— Она очень активно участвует в жизни всей Ярославской области...
А. Пичугин
— Она сама урожденная...
Е. Круглова
— Да, да, безусловно. Но она в Москве. Как Вы знаете, в новом составе Думы — там прогуливать нельзя.
А. Пичугин
— А сколько — я понимаю, что мы сейчас не будем называть точное количество, да это и не нужно... Ветеранских организаций вообще в России много, которые занимаются социальными проблемами адаптации ветеранов, особенно недавних конфликтов?
Е. Круглова
— Их, безусловно, скажем так, немало. Однако существуют главные организации, у которых очень расширенная филиальная сеть по всей стране. То есть, по факту их — четыре, все они являются нашими учредителями.
А. Пичугин
— Надо назвать, наверное?
Е. Круглова
— Это «Российский союз ветеранов», «Российский союз ветеранов Афганистана», «Боевое братство» и «Союз десантников России». Это такие «столпы» ветеранской общественности, которые курируют жизнь ветеранов здесь, в мирной жизни.
А. Пичугин
— Я помню с детства, что основное — это, конечно, ну, понятно, что Великая Отечественная война, но организации ветеранов Афганистана в 90-е годы были известны, в первую очередь, в конце 80-х — в начале 90-х, и там много про них рассказывали — и то, что они занимаются благотворительностью, и то, что им помогают, и то, что там какой-то криминал был. В общем, тут все намешано. Как сейчас? Все-таки люди уже стареют, и война в Афганистане — если в 90-е годы самым младшим участникам боевых действий в Афганистане было 30 с небольшим лет, то сейчас этим людям уже под 60. А самые возрастные — это участники Великой Отечественной, им за 80.
Е. Круглова
— Афганцы есть и младше, нежели 60. То есть в этом конфликте принимали участие и более молодые люди. В настоящее время, к счастью, все достаточно спокойно, и, насколько мне известно, они поделили всю свою зону ответственности. Это очень сильная, мощная организация, которая аккумулирует в себе десятки тысяч людей — мужчин, которые когда-то имели доступ к оружию. И, безусловно, многие ветераны в 90-е годы, когда возвращались, не могли себя найти — сами понимаете...
А. Пичугин
— Так называемый «афганский синдром»?
Е. Круглова
— В том числе. Ну, обстановка была не самая простая.
А. Пичугин
— В 90-е годы — да.
Е. Круглова
— Поэтому, безусловно, люди с военным прошлым, некоторые из них так или иначе находили себя в криминале. Сейчас такая проблема не стоит, поэтому есть комплекс других проблем, которые мы и пытаемся решить. Однако ветеранские общественные организации живу и существуют на государственные деньги. Фонд «Память поколений» — качественно другая история, поскольку государственных денег у нас нет, это деньги физических лиц, граждан Российской Федерации, а также корпоративных спонсоров.
А. Пичугин
— То есть государство вообще не участвует? Вы сказали, что среди учредителей была некая иниицатива свыше.
Е. Круглова
— Безусловно.
А. Пичугин
— Или это просто была инициатива, разрешение — «создавайте, но как Вы это будете делать, это уже Ваше дело»?
Е. Круглова
— У нас прекрасные отношения с органами государственной власти, поскольку сейчас фонд «Память поколений» является уже крупнейшим фондом в России, который оказывает помощь взрослой отдельно выделенной категории граждан. И к нашему мнению прислушиваются, и нам помогают и разного рода профильные министерства, которые нам интересны, и представители администрации Президента. У нас неплохой административный ресурс — как на федеральном уровне, так и на региональном. Но государственных денег у нас нет.
А. Пичугин
— Какие проблемы в первую очередь сейчас стоят перед ветеранами любых конфликтов? Это и Вторая мировая война — понятно, что там одни проблемы, у «афганцев» — другие, у участников чеченской войны — примерно те же, что и у афганцев, потому что по возрасту многие совпадают, но третьи. И так далее. Сирийский конфликт — это уже совсем другая история. Но давайте по порядку, с ветеранов Великой Отечественной начнем, тем более, что люди уходят, что самым молодым уже сильно за 80. Какие проблемы Вы помогаете решать?
Е. Круглова
— Наш фонд оказывает адресную помощь, касающуюся высокотехнологического медицинского оборудования, — все, что касается здоровья. То есть продуктовые наборы мы никому не закупаем. Мы оперируем, протезируем. Оперируем как в России, так и за рубежом. Мы имеем на это право, и если аналогов у нас в стране нет, мы спокойно можем увезти человека в любую другую страну, где есть специалист, который ему поможет.
А. Пичугин
— Вы имеете на это все финансовые возможности?
Е. Круглова
— Да, безусловно.
А. Пичугин
— Интересно. Просто очень часто приходится общаться с представителями разных фондов здесь, в этой студии, которые пытаются помочь онкобольным, людям, которые страдают от других тяжелых заболеваний, и всегда очень большая проблема — это выезд за рубеж, потому что стоимость, конечно, баснословная.
Е. Круглова
— Безусловно, это очень дорого. Здесь вопрос идет о возможности и целесообразности такой помощи. Если позволите, я вот приведу Вам недавний пример.
А. Пичугин
— Да, конечно.
Е. Круглова
— У нас есть ветеран из Ставрополя, он участник Чечни, и ему 34 года. И когда он к нам обратился, мы работали всего лишь несколько месяцев и, по понятным причинам, у нас была некая стратегия. Фонду на его начальном этапе очень важно завоевать свою репутацию, заслужить ее. Поэтому важно иметь историю успеха: то есть, вот есть ветеран, у него была проблема, фонд пришел, ее решил — все счастливы. Это вызывает у людей, которые хотят нам помочь, а также у компаний, короткую историю деятельности, успешной реализации проекта и готовности нам помочь. Поэтому долгие и неоднозначные по «выхлопу», скажем так, истории мы всегда боялись брать — мы были ограничены тогда в деньгах очень сильно. Он к нам обратился, и его история следующая. Он ехал в некоем бронетранспортере, залетела граната, произошел взрыв, в результате чего он лишился одного глаза, а на втором глазу он перенес в России 30 операций и зрение, по итогам, потерял.
А. Пичугин
— 30 операций ни к чему не привели, только, наоборот, ухудшилась ситуация?
Е. Круглова
— Да. Он потерял, по итогам, зрение и полностью ослеп. Проблема его заключается в том, что сделать ему операцию можно всего лишь один-единственный раз. Там настолько все истончено, что либо да, либо нет.
А. Пичугин
— Уже никогда.
Е. Круглова
— Да. И в России мы делали запросы — все отказались. Ни одна клиника не подтвердила нам о готовности такое провести. Речь идет о трансплантации части сетчатки, и там очень много дальше медицинских терминов. И сначала мы сделали запросы в Израиль, Штаты и Германию и, пока ждали, понимали, что, скорее всего, мы будем вынуждены ему отказать, поскольку это очень неоднозначная история. Но потом в процессе общения с ним мы выяснили, что у него есть супруга, которой тоже 30 с небольшим, и она перенесла онкологию. Она победила онкологию, но в результате онкологии, как последствие, она ослепла. Просто вдумайтесь в это: на двоих три глаза — ни один не видит.
А. Пичугин
— А онкологию она перенесла и ослепла, уже будучи за ним, незрячим, замужем?
Е. Круглова
— Да, да, она была за ним замужем. И сейчас у них родилась маленькая дочка, которой около года. И когда мы все это услышал, это настолько такая животрепещущая история... Мы понимаем, что мы по своему уставу в данный момент не можем ей никак помочь — мы не знаем ее глубины проблемы, восстанавливаемо ли...
А. Пичугин
— И неизвестно, насколько, до сих пор неизвестно?
Е. Круглова
— Мы пока не знаем, восстанавливаемая это история или нет. Но нам пришел ответ из немецкого города Аахен от одного профессора клинического института, который сказал, что они готовы его посмотреть. Мы отправили его за свой счет. Два месяца врачи принимали решение, уже после того, как он вернулся назад, в Ставрополь, и консилиум немецких врачей заключил, что они готовы провести эту операцию и сейчас будут искать донорский материал. Дальше с помощью одного из федеральных телеканалов мы сделали несколько сюжетов о нем, о его семье, его прекрасном доме — у него сад, хозяйство...
А. Пичугин
— ...ну, которым он занимается, продолжает заниматься?
Е. Круглова
— Да. И люди откликнулись, и мы собрали порядка 60% ему на операцию. Нашелся донорский материал, мы провели эту уникальную операцию в Германии. Сейчас он находится на реабилитации у себя дома. Он уже видит и различает цвета. И вот мы держим кулачки — через два месяца он снова поедет в Германию выбирать очки. Я говорю это к тому, что да, это очень большая сумма для помощи одному человеку, но если...
А. Пичугин
— Назовите, сколько.
Е. Круглова
— Все вместе, в общей сложности — порядка 5 миллионов рублей. Однако...
А. Пичугин
— Угу. Такая ситуация...
Е. Круглова
— ...это тот пример, который показывает, как мы можем изменить жизнь человека, и не только его одного, а всей его семьи.
А. Пичугин
— Как к Вам можно обратиться, если нас слушают люди из числа тех, кому Вы призваны помогать и кому нужна эта помощь?
Е. Круглова
— У нас есть сайт «память поколений.рф». У нас есть номер телефона — 933-00-20. На сайте есть коротенькая форма обращения...
А. Пичугин
— Это прямой московский номер с кодом?..
Е. Круглова
— +7 495.
А. Пичугин
— Код 495, да, в Москве. (495) 933-00-20. И средства связи через соцсети, я так понимаю, тоже работают у Вас здесь — совсем не представлены.
Е. Круглова
— Соцсети, сайт — любым возможным образом, через ветеранскую организацию в Вашем регионе.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня Екатерина Круглова, исполнительный директор благотворительного фонда «Память поколений». Обратная ситуация, соответственно: если кто-то хочет помочь Вашему фонду?
Е. Круглова
— 8 (495) 933-00-20...
А. Пичугин
— Это все тот же номер.
Е. Круглова
— А также у нас есть короткий номер, с помощью которого можно отправить SMS с суммой пожертвования — 2206.
А. Пичугин
— Там не надо ничего писать?
Е. Круглова
— Нет, просто сумму.
А. Пичугин
— Просто 2206 — сумма.
Е. Круглова
— Да.
А. Пичугин
— Все-таки мне очень интересно, какая помощь нужна сейчас, в первую очередь, ветеранам Великой Отечественной войны.
Е. Круглова
— Ветеранам Великой Отечественной войны мы можем улучшить и скрасить качество жизни. В основном это средства реабилитации. Очень большой запрос на протезирование слуха, технические средства реабилитации, инвалидные кресла, специальные коляски, электрифицированные кровати и так далее. Ветераны Великой Отечественной войны в массе своей люди очень стойкие, гордые — в хорошем смысле этого слова. И, зачастую, когда человек становится ограниченным в движениях и немощным, им психологически очень тяжело постоянно просить помощи.
А. Пичугин
— Кстати, психологическая помощь — это тоже очень важно. Вы им помогаете?
Е. Круглова
— Мы сейчас запускаем новый проект совместно с Лигой психотерапевтов России. Это будет встроенная часть в нашу новую единую онлайн-платформу — онлайн-психологическая помощь и ресоциализация ветеранов. Проект заключается в следующем: любой человек из любого региона, при наличии доступа в Интернет, может записаться и установить защищенный видеоканал связи с психотерапевтом и психологом.
А. Пичугин
— О, это очень крутая штука.
Е. Круглова
— И проговорить с ним все свои проблемы. Более того, мы решили пойти чуть дальше. История в следующем: ветеран по каким-либо своим желаниям из Владивостока может выбирать и общаться с психологом, который находится во Владивостоке, или с тем, который находится в Калининграде. Тот, кто хочет...
А. Пичугин
— Благо, Интернет это позволяет.
Е. Круглова
— Именно так. Тот, кто хочет, потом может выйти в оффлайн и прийти к специалисту в кабинет. Это очень важная история, поскольку ресоциализация, которая, к сожалению, провалилась на «афганцах» несколько лет назад... Сейчас мы понимаем уже, как и куда нужно идти.
А. Пичугин
— Тут еще ведь одна сложность есть — для любого человека поход к психологу, а то и к психиатру — это довольно сложная штука. Это же надо себя преодолеть, перебороть, понять, что проблема есть, и уже с ней идти. А часто для людей, которые проходят через военные конфликты, особенно недавние, когда это молодые люди, у них есть определенные сложности, связанные с этим, — в реабилитации, в социализации, в ресоциализации. Для них, наверное, поход к специалисту — это вообще... Ну, не то, что пытка, но очень тяжелая вещь? Это же... Человек понимает, что он прошел через войну. Он выжил, прошел — и чего же тогда он в мирной жизни не может?
Е. Круглова
— В нашей стране культура профессиональной психологической помощи — она, ну, если не зарождается, то вот она только родилась и учится ходить.
А. Пичугин
— Да. Но она хотя бы, по крайней мере, действительно учится ходить — уже.
Е. Круглова
— Уже учится ходить. Это уже неплохо. А, собственно, именно онлайн, мы считаем, — хороший старт для того, чтобы потом дойти до этого кабинета, хотя он может постоянно делать это онлайн за счет фонда, и фонд будет эту помощь оказывать. Поскольку, представьте... Для меня это самой было откровением. Мне всегда, всю мою жизнь казалось, что военные — они такие мощные, крутые и сильные ребята, которые лидеры. Но проведя и пообщавшись с психологами, и прочитав те исследования, которые на эту тему в мире есть... Оказалось, что все так, но есть, как всегда, одно «но». Человек попадает в армию, и ему всегда кто-то говорит, когда ему лечь спать, когда ему встать, как ему сложить свои вещи, что ему делать, когда ему есть. Эти вопросы... какая-то, некая рука его направляет. Он оказывается в боевом конфликте — да, он крутой.
А. Пичугин
— Но у него есть командир.
Е. Круглова
— Но ему говорят, куда бежать, какие действия совершать и так далее. Оказываясь в мирной жизни, этот мужчина просыпается утром — и ему никто ничего не говорит. И он должен как-то сам сменеджировать свой день. И вот в этом происходит разрыв шаблона. Поэтому очень важно их в это вернуть и вложить им эту уверенность, что они сами для себя могут быть той «рукой», которая будет строить их день, строить их жизнь, строить их будущее.
А. Пичугин
— Вдвойне же сложно, если молодой человек попал в армию после школы, в 18 лет, потом он остался служить по контракту, и даже если он там прошел через войну, в итоге, в мирную жизнь он вернулся к 30 годам — а это почти столько же, сколько он прожил до этого.
Е. Круглова
— Именно так. А до 18 мама ему говорила, что делать.
А. Пичугин
— Там родители были, да. И он впервые оказывается в ситуации, когда он действительно не может построить день... Да, в этом, наверное, большая сложность есть работы.
Е. Круглова
— В этом — большая сложность. Более того, мы столкнулись с еще одной историей. Мы очень серьезно занимаемся протезированием верхних и нижних конечностей. Это как раз история Афгана и Чечни. Мы ставим только зарубежные протезы — дорогостоящие. Немецкие, исландские...
А. Пичугин
— ...которые позволяют вернуть руки ее функции почти в полной мере.
Е. Круглова
— Да, которые позволяют на протезе покорить Эльбрус. Такой у нас был пример в прошлом году.
А. Пичугин
— Я видел — совсем недавно по телевизору показывали человека, который не просто водит машину... Это тоже после войны, по-моему... Не помню, может быть, в ДТП... Но он не просто сумел водить машину с механической коробкой, с автоматической — какой угодно. Он и бегает вместе на этих протезах совершенно спокойно, и марафоны, и полумарафоны пробегает. А полгода назад к нам приходил последний Герой Советского Союза, который — ну, он долгое время был бизнесменом, помощником Президента — недавно принял монашеский постриг. Ветеран Афганистана. Я никогда в жизни не сказал бы, что у человека нет обеих ног. Он абсолютно нормально ходит без всякой палочки, без всего. Но это, наверное, как раз те самые импортные протезы, которые доступны далеко не всем.
Е. Круглова
— Безусловно, не всем. Ну, Алексей, мир изменился...
А. Пичугин
— Да.
Е. Круглова
— К счастью. И — мы не перестаем это говорить — отсутствие ноги это не просто не приговор. При правильном финансировании это больше не проблема. Вообще не проблема. Как бы странно это ни звучало.
А. Пичугин
— То есть можно сделать новую ногу, с которой человек будет ходить, и никто даже не заметит?
Е. Круглова
— Эта нога «может раздавать вай-фай», мы так часто шутим. И говорим: «Ребята, ну Вы уже просто настоящие люди нового поколения — Вы можете раздавать вай-фай и на этом кадрить девушек в парках».
А. Пичугин
— «Смотри, как я могу!»?
Е. Круглова
— Да, потому что вай-фай сейчас всем нужен. Безусловно, это мировые лидеры по производству протезов. И — да, это стоит дорого, но это того стоит. Наша цель не в том, чтобы человек смог дойти и купить себе хлеб. Мы хотим, чтобы он на этой ноге бежал, покорял Эльбрус, танцевал, и чтобы никто вокруг — хотя этого пора перестать скрываться, стесняться — даже не мог предположить, что у тебя такие проблемы. Если ты это проблемой считаешь.
А. Пичугин
— Сознание меняется, слава Богу. Потому что после Второй мировой войны это была государственная политика — когда инвалидов свозили на Валаам, и там они были предоставлены, практически сами себе и через 20 лет просто умирали. И родственники даже не могли их найти — люди просто исчезали на улицах. Слава Богу, что сейчас вообще в мире все это меняется — отношение к ветеранам.
Е. Круглова
— Это самый важный наш прицел. И наш фонд, безусловно, всегда вне очереди оказывает помощь ветеранам Великой Отечественной войны и приравненным к ним категориям граждан. Однако наш прицел — это молодые ветераны, трудоспособные мужчины. Я объясню, почему. В нашем фонде, так сложилось, нет ни одного человека с опытом работы в НКО, в благотворительности. Общественников нет. Мы все из бизнеса — из того или иного, из рекламных агентств...
А. Пичугин
— Или из армейских структур. Нет?
Е. Круглова
— Ни одного.
А. Пичугин
— Правда, что ли? Надо же...
Е. Круглова
— Это фонд хипстеров. (Смеется.)
А. Пичугин
— А, понятно! А Вы — хипстеры? (Смеется.)
Е. Круглова
— Ну, условно. Все выглядят...
А. Пичугин
— Да я понимаю, конечно, о чем Вы говорите, естественно. Я смеюсь, да.
Е. Круглова
— Хотя обычно все ждут, что придет некая женщина с «гнездом» или большой серьезный мужчина. Так вот в чем дело. Поскольку у нас очень сильный маркетинговый блок, мы провели исследования по всей стране — онлайн и оффлайн. Какая картинка у Вас возникает, когда я Вам говорю слово «ветеран»?
А. Пичугин
— Ну, у меня — понятное дело, что связанного с журналистикой человека, — возникает поликартинка — от ветерана войны 1812 года до ветерана Сирии. Я думаю, что у большинства сейчас все-таки, уже в наше время, если Вы выйдете на улицы и проведете опрос среди молодежи, все-таки ветераны — это будут ветераны как раз последних конфликтов — 90-х и 2000-х. Потому что понятие «ветераны Великой Отечественной» для людей «16 минус» уже отсутствуют. Вот сейчас, может быть, еще помнят, но времени много прошло. Нет? Я ошибаюсь?
Е. Круглова
— Нет. 90% представляют дедушку в медалях — вот это ассоциативный ряд.
А. Пичугин
— Дедушка в медалях — это для 20-летних и дальше уже, 30-, 40- и поехали. А для подростков, которые сейчас учатся в старших классах школы и в средних классах ветераны, если они понимают, о ком идет речь, наверное, все-таки это ветераны поздних конфликтов.
Е. Круглова
— Совершеннолетние только принимали участие, действительно, в нашем опросе...
А. Пичугин
— А, это да, тогда, естественно, «ветеран» — «дедушка в медалях».
Е. Круглова
— Вот сложилась картинка. Может быть, нам стоит еще через какую-нибудь социальную сеть провести туда, ниже возрастного ценза. Смысл в следующем: мы поняли, что у нас действительно очень большой разрыв, и мы ужаснулись, поскольку если мы сейчас не переформатируем это в сознании населения, через 10 лет вот тем, кому 16, предъявить будет вообще уже некого. Люди уходят — это нормально, никто не вечен, — и люди не знают, что вот эти ветераны живут среди нас. Они очень крутые ребята, очень интересные, с невероятным жизненным опытом, с какими-то интересными взглядами, хобби, увлечениями. Это наши супергерои. Но у нас в государстве сложилась такая история, что Великая Отечественная война — это, по большому счету, очень понятная война. Был один очевидный черный враг, он на нас напал, мы его победили — вот она, Великая Победа, вот и все. И никто не может это осуждать, по большому счету. Однако другие...
А. Пичугин
— С Афганистаном уже другая история.
Е. Круглова
— ...другие боевые конфликты — у них есть разного рода вопросы, которые многие люди задают. Стоило ли нам там участвовать и так далее. Фонд «Память поколений» — вне политики.
А. Пичугин
— Вот, я как раз хотел сказать, что здесь же не идет речь о политике — стоит участвовать, стоило... Это все уже история, она будет рассуждать. Люди-то пострадали.
Е. Круглова
— Но, однако, там нечего праздновать. Вот нету этого чего-то такого, за что все были бы очень горды, как за 9 Мая. Фонду «Память поколений» глубоко все равно, нужно нам было идти в Афганистан или нет. Нас это вообще не интересует. Мы — фонд, который стремится объединить людей вне зависимости от их политических, религиозных, социальных и любых других взглядов и различий. Есть человек, у него есть такая работа, она сопряжена с риском для жизни. Он выполнял ее качественно, он отстаивал интересы страны, в которой он живет. Это его приказ. Выполнять приказ — его работа. Именно этих людей мы сейчас поддерживаем. Только так — и никак иначе. Так вот, с этими ветеранами, которые живут среди нас... В прошлом году... И мы с ужасом для себя поняли, что «Бессмертный полк» — это прекрасное движение, мы тоже там интегрированы, мы в нем участвуем. Но наше большое убеждение заключается в том, что если Вы и я знали своих дедушек, у нас с Великой Отечественной войной есть хоть какая-то эмоциональная связь. Вот у меня есть маленькая дочь. И, к сожалению, для нее период смуты при Иване Грозном и Великая Отечественная война...
А. Пичугин
— ...примерно одно и то же.
Е. Круглова
— ...они будут, очевидно, одинаково эмоционально окрашены, поскольку нет этого живого примера. И это нормально.
А. Пичугин
— Только хотел сказать, что это нормально.
Е. Круглова
— Это нормально! И насадить это сверху, заставить это любить, плакать, ценить — невозможно. Мы, безусловно, должны каждый в своей семье нести эту связь поколений. Это очень важно, когда человек знает, откуда он, какое у него прошлое, прошлое его семьи. Это очень важно. Но заставить это чувствовать так, как это чувствовали наши родители или даже мы, это невозможно сделать.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня Екатерина Круглова, исполнительный директор благотворительного фонда «Память поколений». Мы вернемся в студию через минуту.
Возвращаемся в студию Светлого радио. Напомню, здесь сегодня Екатерина Круглова, исполнительный директор благотворительного фонда «Память поколений». Кстати, коль скоро Вы хипстеры, как же Вас угораздило-то заниматься такими темами, как ветераны военных конфликтов?
Е. Круглова
— Ну, наверное, все-таки для хипстера я уже слегка старовата. (Смеется.) Но...
А. Пичугин
— Да ладно! Вы 60-летних хипстеров в парках не видели?
Е. Круглова
— (Смеется.) Моя история очень простая. Я раньше работала в главном банке нашей страны, и главный банк является одним из главных спонсоров фонда «Память поколений». И в какой-то момент меня просто пригласили на собеседование. Я была в декрете. Мне эта история очень понравилась, поскольку до этого я выходила с юридической точки зрения — помочь настроить механизмы в фонде, когда он только запускался. И меня пригласили, и я решила попробовать, просто сменить вектор своей деятельности.
А. Пичугин
— Угу. У Вас есть несколько акций, про которые мы еще пока не говорили. Вот, например, акция «Красная гвоздика». Я, пока не узнал, что Вы к нам придете, ничего не знал про Ваш фонд, но вот про акцию «Красная гвоздика» я слышал — я думаю, как и многие наши слушатели. Расскажите подробнее. Ей, по-моему, столько же лет, сколько и Вашему фонду?
Е. Круглова
— Меньше на один год.
А. Пичугин
— Меньше, да? Ну, а вот это все было примерно год-полтора назад, 22 июня, там, вот где-то летом...
Е. Круглова
— Да, именно так. Да, да.
А. Пичугин
— Что это за акция?
Е. Круглова
— Акция «Красная гвоздика» — ничего нового, не нужно придумывать велосипед, чтобы взять какую-то успешную практику. И в Великобритании существует уже более 100 лет акция «Красные маки», которая подразумевает следующее. В один определенный день (в нашем случае это 22 июня), но также и в любой другой уместный для этого день (мы хотим и 23 февраля это продвигать) люди, приобретая значок «Красная гвоздика» во всех магазинах нашей страны (в этом году он был представлен в 81 регионе), могут его надеть и продемонстрировать свою сопричастность и помощь ветеранам, живущим среди нас. Это значок, он стоит в продаже 50 рублей. К части его тиража приглашаются ветераны боевых действий, которым мы, безусловно, эту работу оплачиваем. Также мы сотрудничаем с некими другими благотворительными фондами, такими, как «Фонд слепоглухих, поддержки их, соединения», где люди собирают... И, таким образом, наш фонд несет чуть-чуть социальные функции. Мы оплачиваем эту работу, помогая людям заработать чуть больше. Все средства от продажи «Красной гвоздики» поступают в фонд на помощь ветеранам боевых действий. Это такой некий круг, как мы надеемся, «умной благотворительности». И эта «Красная гвоздика», без ложной скромности скажу, новая благотворительная традиция современной России. Мы дружим с «Георгиевской ленточкой», и когда-то «Георгиевская лента» должна была стать той самой «Красной гвоздикой», как механизмом. Однако мы у себя внутри говорим так: «Георгиевская лента» — «я помню», а «Гвоздика» — «я помогаю». «Красную гвоздику» невозможно получить бесплатно. Это наша позиция, на которой мы стоим железобетонно. Человек должен сделать это осознанно. 50 рублей, слава Богу, в нашей стране не является какой-то критичной суммой ни для кого сейчас ни в одном регионе. И мы гарантируем, что мы абсолютно прозрачны, у нас годовые отчеты, и квартальные, и полугодовые, и у нас внешние аудиторы, внутренние, нас проверяет «Сбербанк» и так далее. То есть наша репутация — это наш единственный актив, которым мы вообще в принципе обладаем. И «Красная гвоздика» — это осознанная благотворительность. Это то, к чему вообще благотворительный сектор сейчас, в нашем понимании, должен прийти. Когда человек осознанно достает эти 50 рублей и, веря в эту «Гвоздику», он ее покупает. Если он не верит, он проходит мимо. Только так, и никак иначе, можно показать свою сопричастность.
А. Пичугин
— Еще раз: в какое время проводятся эти акции?
Е. Круглова
— Акция «Красная гвоздика» сейчас проводится... Она появляется в продаже с 1 мая по 30 июня.
А. Пичугин
— Угу. Ну, то есть, ближайшей весной через соответствующие сколько-то месяцев?
Е. Круглова
— Да, именно так.
А. Пичугин
— Простите, плохо считаю. А кроме «Красной Гвоздики» у Вас еще есть ряд акций. Это фотопортреты ветеранов, спортсменов, паралимпийцев. Это выставки... Ну, давайте по порядку.
Е. Круглова
— Это один проект — все, что Вы, Алексей, перечислили. Как раз в продолжение того разговора о переформатировании понятия «ветеран». В общем, когда мы все это узнали, мы решили, что нам нужно что-то с этим делать. И мы собрали самых лучших фотографов из фэшн-индустрии у нас в стране.
А. Пичугин
— Они согласились бесплатно с Вами сотрудничать?
Е. Круглова
— Да, это «pro bono история». Возглавляет эту команду Данил Головкин. Это мировая величина сейчас в фэшн-фотографии. За ним бегают лучшие топ-модели мира — не России. И просто на личных связях... Ему идея очень понравилась, он поддержал. Его коллега Оля Тупоногова-Волкова — также известный очень фэшн-фотограф. Мы их собрали, переговорили с ними и пришли к выводу, что мы должны показать к 9 декабря — выбрали еще одну дату, это День Героя Отечества — «Герои России: такими их не видел никто». И вышел цикл — фотопроект с циклом фотографий, где были ветераны-паралимпийцы, Герои России и Герои Советского Союза, а также просто ветераны, как их видят фотографы из мира моды. Нас часто спрашивали... Мы открыли эту выставку в трех городах — в Москве, Казани и Иркутске, и после этого мы даже устали ее в какой-то момент открывать, она у нас проехала по очень многим регионам, была и в Государственной Думе, и в метрополитене, и в Белгороде. И где она уже только ни была! Нас часто спрашивали, почему именно фэшн-фотографы, что это такое, «что, Вы никого приличнее не могли найти?», и мы объясняли, что вот есть молодое поколение, которое сидит ВКонтакте, в Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) и в другого рода социальных сетях, и этот патриотизм, навязанный сверху, проходит сквозь них и никогда в них не останавливался. Это невозможно насадить сверху через силу. И им очень часто все равно, поскольку они чувствуют некую искусственность во всей этой истории. Однако они следят за тем, что им интересно. И мода очень много для кого является предметом такого большого интереса. И когда подростки видят, что их кумиры этим интересуются искренне, они в это тоже верят, они вкладывают в это свои ресурсы и свое время.
А. Пичугин
— А Вы думаете, молодым людям 17-19 лет известны эти имена — Даниил Головкин?.. Да, известны?
Е. Круглова
— Да, да.
А. Пичугин
— Это те, кто интересуется модой, наверное? Потому что...
Е. Круглова
— Мода, кинематограф — он снимает огромное количество актеров, у него миллионы подписчиков. Те, кто увлекается фотографией, в том числе, и так далее. Это уже история, приближенная туда.
А. Пичугин
— Это Вы такой более интеллектуальный срез берете молодежи?
Е. Круглова
— А мы вообще за интеллектуальность сейчас.
А. Пичугин
— Это понятно, это хорошо. Но есть еще люди, которые за кадром остаются, в таком случае. Но, хотя, наверняка есть...
Е. Круглова
— На самом деле, та молодежь, которую я вижу, вызывает у меня чувство восхищения и удовлетворения, скажем так, по большому счету.
А. Пичугин
— А Вы по регионам, кстати, ездите?
Е. Круглова
— Очень много.
А. Пичугин
— И с молодежью тоже общаетесь?
Е. Круглова
— Да, достаточно.
А. Пичугин
— Это я сейчас не хочу сказать, что молодежь плохая. Просто мне интересно Ваше мнение. Ветеранов-то ведь много очень живет как раз в регионах. Москва, в данном случае, вообще не показатель. Люди, которые участвовали в боевых конфликтах, особенно в чеченской, например, войне — это люди из регионов, как раз они и участвовали. И вот там-то, наверняка, Ваша работа гораздо заметнее.
Е. Круглова
— Мы очень много ездим по стране, поскольку у нас есть еще одно направление — мы оказываем помощь профильным учреждениям. Это дома ветеранов, дома-интернаты, госпитали ветеранов войн. Мы оборудуем палаты, операционные и так далее. Мы уже оказали помощь около 40 профильным учреждениям подобного рода. И под каждую такую адресную помощь, поскольку она объемная и дорогостоящая, всегда приезжает представитель Фонда, приезжает пресса. Поскольку мы искренне верим в том, что пиар — это никогда не плохо, а это хорошо, и чем больше людей будет видеть нашу деятельность, тем больше людей будет нам доверять, будет интересоваться нашей работой и так далее. Ну, Алексей, давайте так: у нас очень большая страна, и вообще, в принципе, все люди разные. И это нормально. Но уровень, скажем так, личностной образованности, как мне кажется, сейчас выше, нежели он был...
А. Пичугин
— ...в 90-е?
Е. Круглова
— Да, в период моего взросления.
А. Пичугин
— Безусловно, да. Ну так ведь спасибо Интернету.
Е. Круглова
— Интернет делает знания (вообще получение знаний), на мой взгляд, более масштабными, но более поверхностными.
А. Пичугин
— Я напомню, что Екатерина Круглова, исполнительный директор благотворительного фонда «Память поколений», в гостях у Светлого радио.
Е. Круглова
— Однако это не хорошо и не плохо, это наша данность. Недавно мы были на очень интересной лекции в Сколково, где представили новые мировые цифры, которые меня поразили. Вдумайтесь: за последние два года в мире появилось 90% информации, вообще в принципе существующей. И через два года будет еще на 90% больше. Люди ею перегружены. Но, так или иначе, у людей из каждой глубинки... У нас прекрасное покрытие Интернета по стране, в отличие от той же Европы.
А. Пичугин
— Очень спорный вопрос. Мобильный Интернет у нас относительно неплохой в сравнении с Америкой, дешевый в сравнении с Америкой и Европой, но хуже, чем в Европе, покрытие.
Е. Круглова
— Ну, у нас некритичная история. И многие ветераны, большинство, обладают Интернетом. И молодежь обладает Интернетом. И Интернет — это окно...
А. Пичугин
— Ну, они делают поверхностно. Видите, в сравнении с 90-ми например, из региональных центров... Даже из региональных центров, если это не город с населением больше 150 тысяч... Ну, пускай будет не региональный центр даже, а просто какой-то второй по величине город области. Если меньше 100 тысяч, нет книжного магазина — бизнес нерентабелен. Либо какие-то энтузиасты, которые на этом ничего не зарабатывают, либо просто книжного магазина в городе нет. Соответственно, все можно купить в Интернете. Но книжный магазин, где книжечки на витринах выставлены, — это же, согласитесь, тоже элемент образования, который оттуда ушел. Мы о другом сегодня говорим, естественно...
Е. Круглова
— А вот вообще, по большому счету, есть разница, какую книгу они читают, — аудио-, электронную или?.. В лучшем случае, главное — чтобы читали.
А. Пичугин
— Мне кажется, что разницы никакой нет. Но вот сейчас с Вами не согласится 90% аудитории.
Е. Круглова
— Я, как гурман, сама люблю...
А. Пичугин
— Вот, наш звукорежиссер Саша не согласна.
Е. Круглова
— Я, как гурман, люблю в переплете. Вот правда. Сама вот. Мне это нравится.
А. Пичугин
— А я, как человек, выросший среди книг, который открывал посудный ящик, и на него выпадало собрание сочинений, люблю электронную книгу. Но это все вкусовщина.
Е. Круглова
— Да.
А. Пичугин
— А книжные магазины должны быть.
Е. Круглова
— Ну, может быть, найдется благотворительный фонд, который тоже это разовьет? (Смеется.)
А. Пичугин
— Видите, это все благотворительность... Давайте вернемся к основной теме нашей программы. Давайте, для начала, еще раз напомним Ваши контакты и реквизиты. Это, в первую очередь, телефон — 8 (495) 933-00-20 и сайт памятьпоколений.рф. Это «.рф» — если в кириллической доменной зоне, или http://pamyatpokoleniy.ru — будет тот же самый сайт. Сюда можно обращаться как если Вы хотите чем-то помочь фонду «Память поколений», так и если Вы или Ваши родственники — эти самые ветераны разных, любых войн, в которых официально участвовала Россия или Советский Союз, и можно как-то здесь найти помощь. Кстати, по поводу «официально участвовала». Советский Союз официально не участвовал в ряде конфликтов, в которых он неофициально участвовал, начиная с вьетнамской войны и заканчивая конфликтами в африканских странах. Там тоже есть ветераны, но мы о них практически ничего не знаем, нам их не показывают по телевизору — просто потому, что нет такой цели, и задач таких тоже нет. Как быть этим людям, если они нуждаются в помощи?
Е. Круглова
— У них есть ветеранское удостоверение, что для нас является главным документом. Мы его видим...
А. Пичугин
— М-м... А если нету ветеранского удостоверения? Вот, например, в Анголе где-нибудь — самый распространенный пример.
Е. Круглова
— У нас...
А. Пичугин
— Есть ветераны Анголы?
Е. Круглова
— Зачастую... Да, у нас были ветераны Анголы — немного, но... два, мне кажется, точно было.
А. Пичугин
— Ну, их не так много в принципе.
Е. Круглова
— Да. Однако у этой категории граждан очень часто есть удостоверение инвалида, по льготам приравненное к льготам ветеранов Отечественной войны.
А. Пичугин
— Это с Вами тоже работает?
Е. Круглова
— Что сразу нас отсылает к тому, что это наши клиенты, и мы их всех забираем.
А. Пичугин
— Какая помощь в первую очередь Вам нужна сейчас, как фонду?
Е. Круглова
— Мы будем рады, если каждый расскажет нам о ветеране, который находится рядом с ним и, возможно, нуждается в оказании нашей помощи.
А. Пичугин
— А у Вас даже плашка есть «Обратная связь»: «Я знаю ветерана».
Е. Круглова
— Да, именно так. Более того, мы открыты для всего, для любых предложений. Нам всегда можно позвонить, и, зачастую, в процессе разговора становится понятно, как человек может помочь. Очень часто... У нас был большой проект с одной крупной компанией, и когда он завершился, некоторые руководители этой компании через несколько месяцев вернулись к нам и сказали, что очень хотели бы лично взять под шефство ветеранов, которые проживают недалеко от их дома. Ну, это была Москва, и мы с Вами понимаем, что логистически это очень понятно. Мы подыскали таких ветеранов, и люди просто стали с ними дружить, помогать приносить продукты, прибить полку — вот какие-то такие вещи. Живое общение. По-разному. К нам можно обратиться с любым предложением и любой просьбой. Мы такие, знаете, «Команда «да». Мы сначала говорим «да», а потом думаем, что с этим делать».
А. Пичугин
— Какие у Вас еще в ближайшее время ожидаются акции, проекты, о которых Вы бы могли рассказать?
Е. Круглова
— 15 ноября в 12 городах нашей страны будет открыт новый фотопроект «Герои России: такими их не видел никто», и в этом году он будет более масштабный. Мы снимаем не только в Москве, но и в Казани, и съемки будут проходить на следующей неделе. Более того, у нас очень большая серия фотографий, мужчин, молодых ветеранов, которые занимаются спортом. У них есть некоторые ограничения по здоровью, однако цель этого проекта — показать, что мужчина, если он следит за собой, он красивый с двумя ногами, с одной ногой — это вообще не имеет значения, и нужно перестать этого стесняться. Это может очень круто выглядеть. Наши ветераны бегают быстрее нас, прыгают выше нас. Мы знаем огромное количество мужчин, которые не ветераны, и они не такие целеустремленные, как наши парни.
А. Пичугин
— Есть еще одна такая тема... Вообще, Вы помогаете ветеранам, сначала спрашивая... Ну, вот есть ветераны, живущие в сельской местности. Несколько лет назад была такая странная история — я думаю, она довольно распространена у нас, просто благодаря СМИ, благодаря каким-то добровольцам она стала известной. В Ивановской области, в небольшом селе (называется Ратницкое) жил ветеран. Не знаю, жив он сейчас или нет — уже какое-то время прошло. Его чего-то там поздравила местная администрация, подарив ему полотенце на 9 Мая. Всех это так возмутило, что ему собрали подарки, отвезли туда. И тут выясняется, что у нас очень много людей, все-таки достаточно еще много ветеранов, которые живут в деревнях, в селах — не в городах. И они не так очевидны, потому что — ну, как — вот живет Петрович, 80 лет тут живет, уже больше даже, ветеран войны. Ну, чего-то никто не знает, что ему нужно, что ему не нужно. Он одинокий, детей и внуков или не было никогда, или они разъехались. Помощь таким людям, кстати говоря, наверное, очень даже необходима. Вот как-то Вы с ними взаимодействуете?
Е. Круглова
— Ну, во-первых, вот если любой человек, который сейчас нас слышит, знает такого «Петровича», я очень призываю с нами связаться. А во-вторых, Вы сами сказали: к нему приехала администрация, подарила полотенце. Это говорит о том, что администрация-то знает о его существовании.
А. Пичугин
— И дарит полотенце — просто (нрзб.).
Е. Круглова
— Ну, это уже вопрос ко всем этим представителям администрации. На самом деле, ветераны, особенно Великой Отечественной войны, они все — ужасное слово сейчас будет — учтены. Ну, на самом деле так — учтены государством. И нельзя сказать, что государство не просто ничего не делает — на самом деле, уровень поддержки государства в адрес ветеранов Великой Отечественной войны достаточно хороший. Проблема заключается в реализации всего этого уже на местах. То есть на федеральном уровне эти льготы хорошо прописаны. И если бы все это правильно работало, таких проблем бы не было.
А. Пичугин
— А что, на уровне сельсоветов отбирают эти деньги, или как?
Е. Круглова
— Даже если не отбирают, они не в состоянии, по разного рода причинам, качественно эту услугу произвести. Короткий пример: каждый ветеран Великой Отечественной войны имеет право на бесплатное слухопротезирование. Что это такое — слухопротезирование? Это слуховой аппарат, на который, по Закону о госзакупках, все администрации организовывают тендер. Приходит компания, пусть даже качественная, и они говорят: «Нам нужно 50 слуховых аппаратов». Им говорят: «Ребята, его нужно правильно устанавливать, поскольку неправильно установленный слуховой аппарат, установленный не сурдологом, не специализированным врачом, влечет головные боли — вплоть до инсульта».
А. Пичугин
— Это индивидуальная штука очень?
Е. Круглова
— Очень сильно. Вплоть... Ну, минимум, он просто слышать так и не будет. Но, так как люди экономят бюджетные деньги — с корыстными целями или бескорыстными, не имеет значения, — они закупают эти аппараты, разносят по дедушкам, бабушкам, говорят: «Вот, Петрович, аппарат тебе государство подарило — слушать будешь». Он его на полочку ставит — и на этом все заканчивается. У нас слухопротезирование — одна из самых больших сейчас статей, поскольку мы отправляем и в сельскую местность, куда не ездят нормальные машины, и на каких-то вездеходах, сурдологов, собираем всех ветеранов этой сельской местности, они проводят обследование, делают слепки, и потом еще раз приезжают и эти аппараты устанавливают. Делает государство в данном случае? Да, делает. Реализуется ли это правильно? Нет, не реализуется. Проблема вся — в качестве. Вот именно все зависит от людей. Государство — это люди, власть — это люди, любой большой, малый, средний бизнес — это люди. Мы живем в мире людей. Поэтому нет какхим-то мифических организаций, где бы роботы управляли процессами.
А. Пичугин
— Нам надо заканчивать программу. Давайте в конце напомним еще раз Ваши координаты. Если Вы знаете ветерана, если Вы — тот самый ветеран боевых действий, и Вам нужна помощь, любая, видимо, помощь — ну, практически, то, что в силах: +7 (495) 933-00-20 — телефон фонда «Память поколений». Или его адрес в Интернете: http://: памятьпоколений.рф или http://pamyatpokoleniy.ru, это латиницей. И сегодня в нашей программе была Екатерина Круглова — исполнительный директор этого фонда, благотворительного фонда «Память поколений». Спасибо Вам большое, что пришли, что рассказали.
Е. Круглова
— Спасибо, что пригласили!
А. Пичугин
— Алексей Пичугин. Всего хорошего — и до встречи!
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (08.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 5 зач., II, 22-36
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Есть ли в наше время люди, подобные апостолам? Или же это служение — атрибут исключительно древней Церкви? Ответ на этот вопрос содержится в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
22 Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете,
23 Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили;
24 но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его.
25 Ибо Давид говорит о Нем: видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался.
26 Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя упокоится в уповании,
27 ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тления.
28 Ты дал мне познать путь жизни, Ты исполнишь меня радостью пред лицем Твоим.
29 Мужи братия! да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня.
30 Будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его,
31 Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления.
32 Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели.
33 Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святаго Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите.
34 Ибо Давид не восшел на небеса; но сам говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня,
35 доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих.
36 Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли.
Книгу Деяний апостольских иногда называют Евангелием воскресения. С такой силой в ней делается акцент на том, что Иисус Христос действительно умер и восстал из мёртвых. Эта мысль выходит на первый план не столько благодаря многочисленным рассуждениям, сколько деяниям апостолов. Другими словами, если бы не было Пасхи Христовой, ученики Спасителя не смогли бы совершить тех дел, о которых говорится в книге. Они не пошли бы проповедовать Евангелие. Скорее всего они просто перестали бы существовать как группа. Разбежались бы. Каждый пошёл бы по жизни своей дорогой.
Вместо этого мы видим небывалый энтузиазм и воодушевление. Не слишком образованные, провинциальные, без всякой финансовой и административной поддержки, вопреки запретам сильных мира сего, не обращая внимание на угрозу потерять свободу, здоровье и саму жизнь, апостолы говорят о Христе. О том, что Он воскрес. Само по себе это действие — яркое свидетельство истины их слов. Это яркое свидетельство того, что их вера живая. Её подпитывает мощный источник. Сердце апостолов будто наполнено огнём, жар от которого чувствуют и они сами, и о окружающие. Это энергия божественной благодати. Она побуждает учеников говорить о Своём Учителе, а людей слушать их и принимать всё сказанное с доверием.
Бог устроил человеческое существо таким образом, что, если Божественная благодать наполняет наше сердце, её невозможно скрыть. Её невозможно спрятать от окружающих и сделать своим личным достоянием. Она жаждет излиться наружу — побуждает нас делиться этой радостью с другими. И этому позыву невозможно противиться. Даже если существует угроза физической расправы или смерти, сила Божия такова, что её невозможно удержать. Древний пророк Иеремия очень красноречиво свидетельствует об этом: «Ты влёк меня, Господи, — и я увлечён; Ты сильнее меня — и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною... И подумал я: не буду я напоминать о Нём и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моём, как бы горящий огонь, заключённый в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог». Не мог пророк не говорить о Боге своим соплеменникам. Несмотря на то, что они смеялись над ним и гнали его. Как говорил Христос в Евангелии, «Никто, зажегши свечу, не ставит её в сокровенном месте, ни под сосудом, но [ставит её] на подсвечнике, чтобы входящие видели свет».
Важный духовный принцип следует из этого. Если мы Божии, если Его благодать живёт в нас, мы не можем не свидетельствовать о Нём. Это не означает, что мы должны с каждым встречным говорить о Боге, доказывая истинность христианства. Внешне наша жизнь может быть волне обычной. Работа, семья, бытовые обязанности. Однако если человек стремится, подобно апостолам, не просто говорить о Евангелии, но исполнять Его, жить им, искать волю Божию и служить своим ближним, даже самые привычные и рутинные дела, которые он совершает, преображаются. Господь наполняет каждую нашу мысль, каждое наше слово и поступок светом Своей благодати. И так делает нас живыми свидетелями и проповедниками Своего Небесного Царства.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Иеромонах Давид (Кургузов)
У нас в студии был клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань иеромонах Давид Кургузов.
Наш гость рассказал о своем пути к вере и о том, как после работы программистом и эстрадным режиссером пришел к решению стать монахом и священником.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником Святой Пасхи. Это «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. В студии приветствуем вас мы, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. Добрый вечер.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Здравствуйте.
Константин Мацан:
— Я вам, отец Давид, напомню и нашим слушателям, что в этой программе, которую мы по вторникам в восемь вечера с Кирой на волнах Радио ВЕРА ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек, мужчина, дерзает служить алтарю и видит это своим главным и единственным служением. Это всегда, как нам кажется, путь вопросов, путь поиска, иногда сомнений или преодоления каких-то сомнений. И, наверное, на этом пути есть не только вопросы, но и ответы. Какие размышления, какой опыт о Боге, о жизни, о церкви на этом пути возникал, это очень интересно. И нам представляется, что это может войти в резонанс с теми вопросами о жизни, которые есть у наших слушателей. А они разной степени церковности, кто-то уже ходит в церковь, кто-то, может быть, только присматривается к религиозной традиции со стороны. Вот об этом поговорим. Мы до начала нашей программы с вами начали уже о вашей биографии рассуждать, вы стали рассказывать. Там виражи крутые, достаточно сказать, что по первому образованию вы программист, а по второму — режиссер эстрады, вы закончили ГИТИС эстрадный факультет как режиссер. Если переход из программирования в творчество в принципе не такой уж редкий в нашей жизни, то ваш следующий переход после эстрадного факультета ГИТИСа через какие-то, видимо, этапы к священству и к монашеству — вот это уже вираж. Это уже само по себе интересно. Расскажите, как это получилось, каким путем вы в этом смысле шли, на какие важные, может быть, вехи и этапы этот путь для вас распадается.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, в конце обучения, это был четвертый-пятый курс, всего пять лет всего мы учились...
Константин Мацан:
— В ГИТИСе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Четыре года актера и пятый год режиссера. И на четвертом курсе как-то так сложилось, что я стал замечать явно, что Бог принимает личное участие в моей жизни. Встречались какие-то люди, появилась одна театральная постановка по христианским мотивам. Мой друг, тоже выпускник этого же факультета, Читрани Николай поставил с нами по книге «Школа для дураков» Саши Соколова спектакль, «Те, кто пришли» мы его назвали. Он длился четыре часа, три отделения, ни разу не уходишь со сцены, такой современный был спектакль. И там было очень много христианских смыслов, там были даже цитаты из апостола Павла. И уже стал, я помню, о чем-то задумываться и стал видеть, как совершенно из ниоткуда в моей жизни появляются люди точно, как мне нужно. Совершенно ясно я понимал, что это невозможно, я не мог бы это сделать сам по какому-то заказу. В очередной раз сел и крепко задумался, что, наверное, я бы хотел с Богом как-то познакомиться.
Константин Мацан:
— А до этого вы никакого отношения к религиозному мировоззрению не имели?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— До 27 лет я абсолютно трезво считал, что все священники это толстые негодяи на больших черных джипах, которые обирают народ, а церковь это какая-то организация по тому, как этот весь отъем денег у населения официально оформить.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас многие у радиоприемников стали прислушиваться особенно к дальнейшему ходу нашего разговора.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это была ясная формулировка, это был ни какой-то стереотип. Понятно, что, может быть, из интернета, но тем не менее. Некое воспитание, конечно, большей частью заложила мама. Когда я задумывался, я думал, что что-то, наверное, есть. Были какие-то маленькие попытки всяких практик, думал, читал какие-то книжки, может быть, больше про восточную религиозную традицию. Но когда уже сел и понял, что Бог лично принимает участие в моей жизни, я крепко задумался, и сложилось несколько важных вещей. Первое: мама все детство нас возила по Золотому Кольцу, хочешь — не хочешь два раза в год мы ехали во Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский. Очень забавно, как она все время вспоминает: помнишь, когда тебе было два года... Я говорю: мама, это невозможно вспомнить, когда мне было два года. Видимо, это пространство храма, иконы. Мы раз в год обязательно ходили смотреть иконы Рублева в Третьяковскую галерею. Это было обязательно.
Кира Лаврентьева:
— Интересно.
Константин Мацан:
— То есть мама была человеком церковным?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она воцерковилась позже.
Кира Лаврентьева:
— Она была культурным человеком.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она все время искала, всю жизнь, и всю жизнь, что она живет в Москве, даже еще в Подмосковье когда жила, она ездила смотреть иконы Рублева. Это у нее была такая тяга, просто она была не оформлена, но этот культурный аспект вообще не был никаким препятствием. Когда я первый раз зашел в храм, чтобы в каком-то смысле молиться Богу, у меня не было какого-то препятствия от обстановки. Немножко стыдно было перекреститься по первой. А иконы, архитектура — совершенно никаких проблем. Потом эти христианские смыслы и спектакли. А потом я понимал, что я крещенный человек, в шесть лет меня крестили в 91-м году. Один из ста я был крещенных.
Константин Мацан:
— У меня та же история в том же году.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Храм Всех святых на Соколе, довольно известный храм, я помню, что мы с братом, ему было одиннадцать, мне шесть, вышли во время крещения, потому что ничего не понимали, идет совершенная не ясная процессия. И когда пришло время окунать в купель, бежали за нами на улицу, чтобы нас забрать. Это сыграло свою роль. И эти встречи. Еще была такая мысль, что Церковь на Руси существует тысячу лет и уже неоднократно ее пытались каким-то образом разрушить, то внешними, то внутренними силами. Я подумал, что, наверное, надо с Церковью познакомиться поближе. И первое, что я сделал, я начал поститься. Проходил Великий пост, и как человек высокоорганизованный, я решил согласно монастырскому календарю пройти этот пост. Открыл его записал, надел крестик, церемониально, заходя в какое-то кафе, спрашивал, есть ли у вас постное меню, пожалуйста. Когда увидел у какого-то моего собеседника крестик на шее, а он ел что-то непостное, я очень акцентировано делал ему замечание. Ужасное фарисейское поведение. Посередине поста даже умудрился попасть первый раз на богослужение, это была литургия Преждеосвященных Даров на Подворье Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре, шесть часов, ничего не понятно, очень долго. Я то сидел, то стоял, то выходил, то еще что-то, но мне понравилось. Может быть, кстати, я понимал, что происходит что-то мне близкое. Я понимаю, что вообще богослужение в православной церкви выросло в чем-то из каких-то античных мистерий, в том числе. Мне понятна механика, как режиссеру.
Константин Мацан:
— А смотрите, важный момент. Вы так легко сказали, что в какой-то момент события стали легко происходить, все одно к другому как будто подходит, и это дает идею, мысль того, что Бог здесь действует. Но можно же все это и без Бога было бы проинтерпретировать. То есть была, видимо, настроенность сознания на то, чтобы, через идею Бога, через участие Бога это объяснить. Ведь это вовсе не обязательно. Или и в правду что-то заставляло вас подумать, поверить, что именно Бог, Личность здесь действует, что это не стечение обстоятельств? Или это чувствовалось как-то, что возникает кто-то новый в жизни, а не просто стечение событий?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— На тот момент я могу так вспомнить, мне кажется, я стал потихонечку встречаться с отдельными частями Евангельского учения. И их высота показалась мне совершенно невозможной и безличностной. Не может человек подставить другую щеку, исходя из каких-то будущих выгод. Я вот сейчас смирюсь, и вселенная мне пошлет...
Кира Лаврентьева:
— Вселенная.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Она же такая добрая, пошлет что-то, что мне поможет в жизни. То есть эта высота, которую я не встречал нигде и никогда, противоречила всему, что происходит вокруг. Как это вообще возможно? Зачем это делать? И я понимал, что это безличностно невозможно. Это только возможно в каком-то общении человека с Богом. Я тогда никак не мог его называть, даже боялся как-то обратиться. И этот первый пост я не обращался к Богу, вообще никак не молился, ничего не делал, даже не крестился — ничего. Я просто соблюдал определенные правила питания. Наверное, эта мысль была самая главная. Самое главное событие, которое произошло, которое вообще все перевернуло — это была Пасха.
Константин Мацан:
— После того первого поста.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно верно. Я все время жалею, что много людей приходят к Богу оттого, что у них произошла какая-то трагедия, болезнь, утрата близкого, что-то такое. Наверное, Бог видит мое малодушие и привел меня в церковь через радость. Не было никаких событий. Когда люди узнают, что я монах, священник, особенно раньше, когда я был чуть-чуть моложе, говорят: а что случилось? Все прекрасно. Я пришел на первую Пасху, подумал, что я постился, мне надо как-то завершить этот пост. Как-то. И решил, что надо сходить на ночную службу в храм. Это Благовещенский храм в Петровском парке покойного отца Дмитрия Смирнова. Я первый раз в жизни его тогда увидел. С точки зрения обычного человека это было ужасно, было душно, много людей, ходила какая-то бесноватая между людьми, заглядывала всем в глаза в широкой шляпе с белыми полями. Все плохо.
Кира Лаврентьева:
— Как режиссер вы все это, конечно, тонко заметили?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, конечно, я же смотрю, кто где движется, что делается. Это автоматически происходит, даже сейчас, может, даже к сожалению. Но в конце, даже в середине этого процесса, а во время службы отец Дмитрий вышел и что-то грозно с амвона всем говорил, я, к сожалению, не слышал, далеко очень стоял, но я вдруг понял одну мысль, самую главную, — я дома.
Кира Лаврентьева:
— Потрясающе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я даже хотел дерзнуть пойти причаститься Святых Христовых тайн, ничего не понимая, три раза вставал в очередь, складывал ручки на груди, пытался петь тропарь Пасхи, не понимая до конца, что там за слова, и три раза выходил, думая, что-то я не то делаю. И понял, что там истина, там Тот, с Кем я хочу быть, мне надо туда. И дальше этот процесс пошел как по маслу.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, мы еще раз поздравляем вас с праздником Светлого Христова Воскресения. Христос Воскресе! Сегодня у нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Как символично мы сегодня в нашем разговоре тоже подошли к Пасхе и к входу в лоно святой Церкви отца Давида, и это действительно чудо. Как дальше продолжался ваш путь? К причастию, как я понимаю, вы не подошли?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нет. Слава Богу, не дерзнул. Причем, там были знакомые мои люди, это было в районе, где я вырос практически. Метро Динамо, а я вырос на метро Аэропорт.
Кира Лаврентьева:
— Это где отец Дмитрий Смирнов покойный как раз был?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно, он самый. Самый ближайший храм это был для меня. Потом у меня встал вопрос, что делать дальше, он встал ребром. Я думал, все я понимаю, что дом здесь, что нам делать? Естественно, пошел разговор о том, как первый раз исповедоваться. Мой друг подсказал, есть такой священник отец Александр Борисов, он на протяжении лета, или может быть не только лета, вечером в пятницу принимает всех желающих, доступный батюшка, кто с вопросом, кто с исповедью. Так как, наверное, не было больше никаких вариантов, я в один из пятничных вечеров, предварительно что-то почитав, написав небольшой списочек, к нему пришел. Он совершенно не пытался никак меня вразумить, просто сказал: вот это надо читать. После этого была первая подготовка ко причастию. Наверное, я не могу сказать, что это было какое-то особое впечатление, потому что Пасха уже была до этого, потом это стало некой нормой. Причащаться я стал практически сразу каждое воскресенье, это стало чем-то совершенно необходимым в жизни. Без этого невозможно было жить.
Кира Лаврентьева:
— Как на все это ваше окружение отреагировало?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Так как человек, который быстро воцерковляется, пытается всех окружающих заставить заняться тем же самым, некоторые мои друзья хотели отвести меня к психиатру либо к какому-то такому специалисту, говоря, что ты в секте, все с тобой понятно, надо тебя лечить. Потому что ты начинаешь всем эту радость пытаться передать и говоришь достаточно резко. Ты же познал истину, надо всем ее донести. В той сфере, в которой я тогда работал, а это организация, режиссура мероприятий частных, больших, разных, это достаточно контрастно выглядело, везде ты начинаешь искать повод заявить что-то из того, что ты узнал.
Константин Мацан:
— Помиссионерствовать.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. И поэтому первый год прошел с боями. Мама моя, тогда еще не воцерковилась, она не очень приняла то, что происходило. Она через год-два воцерковилась и тогда...
Кира Лаврентьева:
— То есть вслед за вами.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, но я не повлиял никакими своими словами. Наверное, сам факт повлиял как-то на нее, что это произошло. И, наверное, она из-за этого задумалась, в разговоре это звучит так, по крайней мере. И потом постепенно сами собой стали шаги складываться. Естественно, когда молодой мужчина, тогда мне было 28 лет, встает вопрос о семинарии, наверное, ты сможешь стать священником. Практически все молодые мужчины или ребята, все такого возраста, скажем, старше восемнадцати, и, наверное, до пятидесяти, задают себе вопрос: наверное, ты сможешь стать священником. Потому что священников у нас нехватка в Русской Православной Церкви.
Константин Мацан:
— А этот вопрос для вас изнутри рос, или человек, попадая в окружение, молодой верующий...
Кира Лаврентьева:
— Горящий неофит.
Константин Мацан:
— Да, горящий, почему бы не в семинарию, не в священство. Сразу по умолчанию предполагается, а куда еще, только туда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это с двух сторон. С одной стороны, об этом говорят, а с другой стороны, появляется некая тяга к богослужению. Я практически сразу в себе это обнаружил, я очень быстро научился читать на церковно-славянском языке. Следующий пост меня потерпели мои, как назвать этих любезных людей — клирошане. Я-то не был, а они были, они давали мне читать псалтирь на Великий пост, но это было ужасно. Но они меня терпели пару недель, потом достаточно быстро стало все получаться. Тяга у меня точно сразу появилась, она до сих пор не остывает, это, наверное, это был один из поводов задуматься о монашестве серьезно. Эта тяга с одной стороны, непосредственно каким-то предметом, потому что хочется быть перед престолом Божиим, какое-то необъяснимое желание, хочется находиться внутри этого пространства, когда оно не наполнено ничем, кроме славословия Бога, молитв покаяния, спокойствием людей, их личной молитвой, соединенной с церковной. Все это, наверное, одно из лучших дел, которые по моей душе. Наверное. И плюс об этом говорят, напоминают тебе все время: ой, наверное, был бы хороший батюшка. И в этом ты находишься все время. Поэтому мысль сама собой появляется.
Кира Лаврентьева:
— Тут отец Давид, какая грань, у вас же очень хорошая профессия была. Вы же уже были состоявшимся человеком, вам не было ни 17, ни 18, вы не думали о выборе жизненного пути.
Константин Мацан:
— Даже не 19.
Кира Лаврентьева:
— Выбор жизненного пути, как некая проблема, вообще не стояла в вашей жизни на тот момент.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно.
Кира Лаврентьева:
— Поэтому вот тут-то и вся загвоздка, как вы отошли от такой хорошей успешной профессии, в которой вы были не последним человеком, как вы отошли от этого, полностью отказались? И мало того, что вы стали священником, вы же монахом стали — вот гвоздь нашего вопроса, нашей программы сегодняшней?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Кстати, как интересно, когда отказываешься от этой профессии, от жизни в Москве, достаточно сыто живешь, и приходишь в православную церковь, и вдруг твой стереотип, что все священники богатые, толстые негодяи на больших черных джипах...
Кира Лаврентьева:
— Развеивается моментально.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Абсолютно разбивается.
Кира Лаврентьева:
— Особенно, если по России поездить, посмотреть, как живут священники, с поминального стола питаясь, и собирая по копейке на ремонт храма.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Наверное, внутри работы произошел такой перелом. Так как режиссер эстрады и вся эта профессия подразумевает большое количество неоправданного праздненства, это постепенно стало так неинтересно. Я все время в этом что-то искал, я помню, что пытался наполнить смыслом какие-то эстрадные постановки, праздники. Но когда ты с начала октября по конец февраля какого-то года каждую неделю говоришь: с Новым 2013 годом! Или что-нибудь такое. А потом ты приходишь на литургию или открываешь Евангелие или молитвослов, и там какой-то смысл, а здесь он не очень находится. Наверное, это постепенно стало вытеснять, и я просто перестал понимать, что я делаю и зачем, и деньги перестали играть какую-то роль. Был какой-то страх, как же я откажусь от работы. Именно поэтому так получилось, что я оказался в Сызрани, потому что я не мог отказаться от работы. Московские духовные школы на заочное брали только либо уже священников, либо монашествующих. А я вроде и молодой, мог бы поучиться на очном, но я не стал, поэтому поехал учиться в Самару по знакомству. Наверное, нет такого красивого момента, что я отказался от всего. Просто мир стал терять свой смысл: а зачем? Зачем слушать вот эту музыку. Мне иногда попадается, что я слушал в студенчестве, думаю: зачем я вообще этим занимался? Все так неинтересно. На страницах Евангелия, внутри богослужебных текстов, в участии в социальных делах, в участии в каком-то чужом горе столько насыщенности, столько наполненности. Например, люди спросят: смотрите вы какой-нибудь сериал? У нас монастырь в городе, каждый Божий день к нам приходит какой-то человек с совершенно тупиковой ситуацией, полностью. Зачем мне какие-то выдуманные истории, если я постоянно нахожусь в том, что у людей такие проблемы.
Константин Мацан:
— Это как-то, по-моему, одного митрополита пригласили посмотреть филь Николая Досталя «Монах и бес» про жизнь монаха в монастыре, и митрополит ответил: да нет, я смотреть не пойду, я этот фильм и так каждый день смотрю у себя в монастыре просто по жизни — монах и бес.
Кира Лаврентьева:
— Так и есть. Мы, конечно, не будем спрашивать о тайнах внутреннего выбора, Промысла Божия.
Константин Мацан:
— Ну, а все-таки спросим.
Кира Лаврентьева:
— Прикровенная история. В нашей программе крайне сложно иногда эту черту соблюсти, не переборщить с вопросами. Отец Давид, этот выбор радикальный действительно осуществился потому, что кроме Христа и церкви вам перестало быть что-то интересным. Правильно я понимаю наш разговор?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это было бы смело так говорить.
Кира Лаврентьева:
— Зато это правда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Что насколько святоотеческим был выбор. Наверное, толчком был следующий эпизод. Почти когда мне исполнилось 30 лет, на тот момент я уже уехал из Москвы к другу священнику в Подмосковье, чтобы помогать ему восстанавливать приход, был там три года. Я уже учился в Самарской семинарии на заочном, ездил на учебу и все время задавал себе вопрос, надо как-то определиться, либо жениться, либо монашеский путь. Достаточно утомительно, появляется на приходе какая-нибудь молодая барышня в длинной юбке, глазки в пол, такая кроткая. Тогда я еще не знал, что, по святителю Василию Великому, миловидность обманчива, а красота суетна — эту истину надо юношам вешать над выходом из дома или из своей комнаты обязательно. Ты все время, раз в несколько месяцев ты влюбляешься или какие-то переживания романтические испытываешь. Мне это очень надоело, и я сказал: давайте этот вопрос как-то решать, надо понять, либо жениться, либо все-таки монашество.
Константин Мацан:
— Вы сказали это кому?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Священнику, у которого я был, который мне помог в Самарской семинарии, меня туда наставил, что мне надо туда. Он помог, сказал: хорошо, давайте решим тогда, что надо попробовать монашескую жизнь. Я же не был до этого ни разу в монастыре, не жил, не послушался. И меня отправили в Сызранский монастырь, месяц побыть, посмотреть, что как. И оказалось, что это опять что-то родное и опять же дома, и все замечательно. Не в смысле, что какой-то курорт. Ты самый последний человек, тебе надо со всем смиряться, вроде как ты образованный из Москвы, такой весь умный. Сызрань. А это дом. И это очень повлияло на выбор.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в Сызрани. У микрофона Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, Христос Воскресе!
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Кира Лаврентьева:
— У нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы сегодня говорим о пути к священству и к монашеству отца Давида, и разговор этот необычайно интересен, как нам кажется.
Константин Мацан:
— Как мама среагировала на такое увлечение монашеством?
Кира Лаврентьева:
— Радикальное увлечение.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Я не ставил ее в известность, если честно.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Принимая иноческий постриг, я ее не предупредил. Я знал, что я не готов к этому разговору. На тот момент она уже была воцерковленным человеком, она вообще стала очень верующим человеком. Но я понимал, что для нее это очень тяжелое решение. Тем более представлял себе картину, что все, мы расстаемся навсегда. Сейчас я стараюсь ее достаточно часто навещать по разным поводам, то Рождественские чтения, то еще что-то. Поэтому она говорит потом, что я чувствовала, что что-то происходит, но разговор состоялся после. И это какая-то радость сквозь слезы, катарсис, выражаясь театральным языком. То есть она это полностью приняла сейчас, естественно, немножечко хвалится этим в среде своих друзей церковных, что вот у нее сын священник, монах. Но это был процесс. Когда был переход, она восприняла это с трудом, но с радостью.
Константин Мацан:
— А был момент, когда первые неофитские розовые очки спали и начались?.. Как сказал один мой знакомый священник про другого молодого на тот момент, только-только рукоположившегося священника, который по сорок минут исповедовал каждого к нему пришедшего. И опытный священник на это сказал: это пройдет, у него еще просто поповские будни не начались.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Я не помню этого момента. Я сейчас сравниваю с тем, что ты испытываешь в начале священства. Есть разные воззрения на то, что Бог дает какую-то излишнюю благодать, чтобы ты мог нестись, летать и все делать. Я думаю, что Господь очень доходчиво мне объяснил, что надо немножечко сбавить болезнь спины и поэтому нет никакой возможности исповедовать людей целыми сутками, надо себя немножко беречь, потому что можно потом и не встать. Я думаю, это такой технический у нас с Ним был разговор, Он знает, что я человек конкретный и мне надо конкретно объяснять: это делай, это не делай. И Он меня так вразумил, это, может быть, не духовный момент был, но, мне кажется, очень доходчиво.
Кира Лаврентьева:
— Кстати, отец Давид, в этом смысле сразу у меня вопрос возник один. Вы сказали, что вы вообще принимали решение о монашестве, я так понимаю, что это был ваш духовник, с человеком, который помогал вам устраиваться в Самарскую семинарию. Мы знаем, что есть несколько разных видов окормления, есть Лаврская традиция отца Кирилла Павлова, есть еще разные традиции, есть строгие, есть нестрогие. Вы так упомянули, что вы человек конкретный. Получается, что вам ближе конкретные благословения, конкретные указания? Или нет? Или вам скажут, делай, как делал отец Кирилл Павлов. Его спрашивают: батюшка, как мне поступить? А он говорит: а ты как хочешь поступить? Вашей душе, как ближе и как ближе вашей пастве, которая ходит к вам на исповедь? Какая традиция ближе вам в исповеди других людей? Что логично?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Думаю, что и мне и людям, которые считают, что я могу что-то посоветовать, все-таки надо давать свободу. Наверное, в этой конкретике, скорее, это мои личные отношения с Богом, не в смысле, что я требую от Него что-то конкретное.
Кира Лаврентьева:
— Я понимаю, о чем вы говорите.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Но этот разговор наш с Ним происходит через конкретные события. В течение жизни, когда я сейчас вспоминаю, что происходило, я понимаю, что все событийно.
Кира Лаврентьева:
— Все очень четко.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Режиссер, что поделать, профессиональная деформация. Но в разговоре с человеком нужно давать свободу. Когда я думал, что я хочу в монастырь, отец Иоанн Депутатов из Шатуры не говорил, что я выбираю тебе, благословляю, такого не было. Мы думали, даже был какой-то жребий, думали, в какой монастырь. Но как-то так случилось... Я помню, он меня сам спросил, вы мне доверяете, если я вам скажу, куда ехать? И мой был выбор, доверять, не доверять. Я мог сказать, что нет, я хочу в Оптину, там такие старцы, меня всему научат. Он меня спросил, я помню этот разговор: вы доверитесь моему выбору. Я сказал, что да, я доверюсь. И доверился. У нас почему-то такая есть школа, что должна быть какая-то инструкция, что священник это человек, который тебе дает пророчество, что не священник это человек, который эти пророчества должен воспринимать и выполнять. Это очень часто происходит.
Кира Лаврентьева:
— Знаете, отец Давид, все-таки тут традиция исихии, которая церкви нашей не чужда, стала основополагающей.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— В монашестве.
Кира Лаврентьева:
— Вспомним отца Иосифа Исихаста, у него настолько было все строго. Читаешь «Моя жизнь со старцем Иосифом» архимандрита Ефрема Катунакского, у тебя просто волосы встают дыбом. Но на самом деле ты видишь в этом тоже благодать, «дай кровь, прими дух», это тоже некоторая соль земли горстка его послушников. В итоге они разошлись по миру и основали множество монастырей, принесли огромный, сторичный плод за свое окормление строжайшее. То есть все-таки кому-то, возможно, это нужно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. Абсолютно. Но у каждого креста свой размер, нельзя взваливать на человека крест. Кому-то, например, нужно читать Иосифа Исихаста, а кому-то, например... Мы с друзьями-священниками сделали в телеграмме канал «Соборяне», и мы просто делимся кружочками, обсуждаем какие-то нас волнующие тему. Многие люди пишут, что мы слушаем ваших соборян и сами начинаем о чем-то думать. То есть человек должен думать, смысл пути исихаста не в том, что это обязательная дорожка, которая тебя гарантированно приведет.
Кира Лаврентьева:
— Приведет к спасению.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— А в том, что ты будешь смиряться. Ведь смирение не в том, что человек должен себя в рубище одеть. Самый простой путь смирения это семья, в этом послушании. В монастыре та же самая семья. Когда я приехал в монастырь, у меня был такой искус, наверное, редкий из опытов исихии, когда садишься в электричку Самара-Сызрань после сессии в семинарии и уезжаешь в Сызрань, как бы навсегда, вроде бы. Я садился в эту электричку, и мне внутренний голос, понятно, от кого, говорит: какая Сызрань, ты москвич, у тебя два высших образования, ты зарабатывал такие деньги, Сызрань. Я вцепился руками в сумки, просто вцепился, сел в эту электричку, и как только двери захлопнулись, все пропало. Всё, я спокойно поехал. Такой опыт тоже нужен. Но ты приезжаешь, ты с образованиями, а там монастырь провинциальный, и ты там последний человек, смиряйся, иначе ты просто без Бога ходишь там, нос подняв, что эти все ничего не знают, по-славянски толком не читают, что они там знают. Нет, будь добр смиряйся, если ты хочешь любить, смиряйся.
Кира Лаврентьева:
— Получается, что истинное смирение для монаха понятно, в монастыре, а для семейного человека, в семье. Вопрос усмирения собственной самости, о том, чтобы отойти от ветхого человека в общении с каким-то строгим или нестрогим духовником, для семейного человека не стоит. Правильно? При правильном подходе человек и сам от собственной самости освободится, если он будет служить ближнему своему. Так ли это?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не сам. Бог точно определяет человека.
Кира Лаврентьева:
— Конечно, все это с помощью Божией, естественно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У нас в монастыре сейчас четыре священника монаха, игумен и трое иеромонаха. Мы очень разные, один строгий, серьезный такой; один мягкий; один просто ничего не говорит на исповеди никому; один пытается добиться результата психологически. Мы очень разные.
Константин Мацан:
— А вы какой? Кто вы из этих трех?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не буду рассказывать. Мы меняемся периодически.
Константин Мацан:
— Ротация происходит.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И получается, что когда Великий пост или какой-то промежуток, человек решил, что ему надо попасть на исповедь, я вижу, как человек двигается, куда ему нужно, как Бог его двигает, я видел это много раз. Человек пришел... Мне сами говорили люди, что они пришли, знают, что вот этот строгий и не хотели к нему попадать, хотели к мягонькому, чтобы он по головке погладил и все простил. А так выходит, что к нему надо, как-то и не стояли туда, но что-то кто-то ушел, кто-то застрял, и надо к нему идти, и они идут и потом счастливы, говорят: это то, что мне было нужно. Это и было для меня самое главное открытие, что Бог не набор правил, не книга, Он Личность, Он с нами общается, Он с нами взаимодействует, ты только руку протяни. Я помню, как я сидел под Сикстинской капеллой в Риме и смотрел на эти нестыкующиеся пальцы Адама и Бога полчаса, потом только понял, что это и есть то место, когда человек выбирает Бога или грех. И это самая важная иллюстрация. Мой выбор, я выбираю, моя свобода, но я могу не выбрать. Если эту свободу отнять, то не имеет вообще ничего смысла. А приобретение этих качеств — путь, вы сказали все правильно, и в семье можно и на работе, и в армии, и где угодно, куда Бог тебя поставит. Если ты сам пришел, напросился на крест... Как детям, хороший фильм «Мой крест», напросил себе крест, ну, извини, пожалуйста, попробовал, лучше свой, какой у тебя есть. Самый желанный и любимый крест тот, который на тебе.
Константин Мацан:
— А то, что вы рассказали про искушение, когда какой-то голос, понятно, что не чувственный, не физический голос вы в себе слышали, а мысль приходит, куда я еду, у меня два высших образования, я состоявшийся человек — и Сызрань. Даже слово в этом контексте не привлекательное, какое-то провинциальное. Так можно почувствовать, понятно, что замечательный город и тут нет никаких иных коннотаций. А как определить, что этот голос не сверху, а снизу? Кто-то скажет, что это же здравый смысл?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У меня такой критерий выработался. Я не могу быть на первом месте. Как только мой внутренний голос или мои собственные мысли или то, что я делаю, является тем, где я на первом месте, это точно не от Бога. Потому что я не может быть первым, это невозможно.. Мы может быть вместе с Богом, а я невозможно. И Сызрань действительно замечательный город, прекрасные люди там.
Константин Мацан:
— Здесь никаких сомнений.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Особенный юмор, я убеждаюсь, что юмор это что-то Божественное. Полюности я шутил над тем, что Сызрань это в глубине глубинки.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас жители Сызрани не поняли, конечно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— С жителями Сызрани мы с большинством знакомы, у нас небольшой город, всего сто пятьдесят тысяч.
Константин Мацан:
— Есть города, у которых в самом названии есть что-то ироничное.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, да, да. Если вы помните, какое-то количество лет была Караганда из анекдота, потом еще что-то, а потом в начале, в середине нулевых по телевизору в КВН, если хотели про глубинку сказать, стали говорить Сызрань. Мы это подхватили. И о чудо, именно Сызрань стала тем городом, где я подвизаюсь. Это Божественно, это почти как жираф или гиппопотам, настолько же здорово и Божественно.
Константин Мацан:
— Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Помню, была на позднем советском телевидении программа «Веселые ребята», которую делал Андрей Кнышев. В тот момент везде гремела песня «Комарово», и авторы этой программы, как бы пародируя жанр соцопроса на улицах, подходили к какому-то человеку на улице, который, само собой разумеется, был актером, это не скрывалось, это была игра. И человек говорил: что из каждого утюга Комарово, Комарово, Комарово, что, нет других городов, я вот, например, из Сызрани. Я помню, что это название города меня тогда вдохновило, я тогда впервые его услышал и запомнил. Какие в этом смысле особенные искушения преодолевает священник и монах? Вы рассказали о первом искушении, ехать — не ехать, и мы заговорили о розовых очках, которые спадают. В чем вы сегодня не равны себе десять лет назад, как священник и христианин.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, одно из самых тяжелых искушений для священника и монаха это не вдаваться сильно в какие-то утешения.
Константин Мацан:
— Это как?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, например, я знаю, что я очень сластолюбив. У меня даже есть такая маленькая болезнь, если я открываю шоколадку и начинаю ее есть, следующее, что я помню, как я доедаю последний кусочек.
Кира Лаврентьева:
— О, точно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо не открывать шоколадку. Это для священника и монаха довольно тяжело, потому что народ у нас очень добрый. Сызрань — город, наполненный верующими людьми, которые хотят подбодрить и сладкое приносят, каноны у нас наполнены сладостями, и сладкое в доступе. Если его даже чуть-чуть каждый день есть — это катастрофа, это достаточно тяжело. Хочется как-то утешиться, ты наслушался за день чужих проблем, включился в какие-то всем сердцем, в какие-то не всем сердцем. Потом...
Константин Мацан:
— Эндорфины нужны.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нужны не эндорфины, а дофамин, который лучше, да?
Кира Лаврентьева:
— Там целая система.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наоборот дофамин это легкий, который шоколадки, а эндорфин это занятия спортом, еще что-то, которые лучше.
Кира Лаврентьева:
— Они вырабатывают серотонин, гормон счастья.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо себя понуждать каждый день не скатываться в это простое утешение. Оно может быть и разным для церковных людей и это легко: побольше поспать, с кем-то побольше поговорить, поболтать. Постоянно ты с этим сталкиваешься, потому что хочется облегчить вроде, а на самом деле это иллюзии. Каждодневный труд, сизифов труд, наверное, одно из самых сложных искушений. Как отец Дмитрий Смирнов, мой очень горячо любимый человек, мы с ним немножко были знакомы, говорил, что из ста людей тебя услышат двое, ты увидишь это собственными глазами. Почему многие священник перестают так активно проповедовать, проводить длинные беседы? Потому что действительно из ста человек тебя услышат только двое. За пять лет огласительных бесед, последний год я не так интенсивно их веду, а четыре года я вел в монастыре огласительные беседы. Монастырь у нас один в городе, крестим мы треть людей в городе. Соответственно, я посчитал, за четыре года я побеседовал на огласительных беседах где-то с тремя с половиной — четырьмя тысячами людей. Как вы думаете, сколько из них я еще видел в храме?
Кира Лаврентьева:
— Ну да.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— По пальцам рук, ног, чуть больше, то есть меньше одного процента. Руки могут опуститься, и все время приходится себе напоминать, что ты делаешь это не для того, чтобы у тебя показатели росли, а потому что Бог тебе сказал это делать. Он сказал: делай, ты можешь говорить, говори, можешь молиться, молись, делай. Не важно, что будет дальше. Это для священника, наверное, самое сложное испытание.
Константин Мацан:
— Мне кажется это вообще универсальный рецепт для любой деятельности по жизни. Делай дело Божие, а Бог сделает твое дело. Кто-то об этом тоже часто говорит, что надо прилагать усилие, делать свое дело, а результаты, количество просмотров и прослушиваний оставить Богу.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, если ты на себя трезво взглянешь... Я знаю, что я человек тщеславный, потому что в ГИТИСе это все разрослось, это профессиональная болезнь актерствующих и творческих людей.
Константин Мацан:
— И режиссерствующих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И режиссерствующих и поющих.
Кира Лаврентьева:
— И говорящих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я через день на неделе слышу: а, отец Давид, какой у вас голос замечательный. Могу на службе что-то такое спеть из Византийского, мы перешли как раз. Если ты понимаешь, что ты тщеславный, то ты понимаешь, что Бог, любя тебя, не пошлет смотреть на твой результат, потому что ты его примешь на свой счет: я провожу огласительные беседы, храм наполнился, я молодец. Зачем это? Поэтому, видя свои недостатки, ты понимаешь, как Бог действует. Вроде как простые слова, звучит слишком просто, но это очень помогает, каждый раз взбадриваться, что Бог работает, и ты работай.
Кира Лаврентьева:
— Это очень интересно. Правда. Отец Давид, а есть ли такой момент, когда люди приходят в монастырь и хотят поговорить с вами, не как со священником, которому нужно приносить по сути свои грехи, может быть, спрашивать каких-то духовных советов, а на часы пытаются развести с вами психологическую беседу, по сути дела, бесплотную совершенно, как мне кажется. И что вы советуете в таких случаях другим священникам, может быть? И что бы вы посоветовали молодым священникам, семинаристам? Тут же тоже две крайности. Одна это младостарчество, когда нам кажется, что мы вообще все знаем, синдром молодого специалиста, как говорит Костя, исповедь на сорок минут. Ты с любовью ко всем, тебе кажется, что именно ты сейчас послан этим людям, чтобы наставить их на путь истинный. Это потрясающее, наверное, тоже состояние. А другая крайность, когда кажется, я вообще ничего хорошего тут сказать не могу, я буду молчать, прости, благослови, иди, больше не греши. Где здесь грань преломления? Знаю еще, что некоторые духовники и священники на исповеди, когда совсем не знают, что нужно человеку, что ему посоветовать, что сказать, просто стоят и за него молятся. И как показывает их практика, это самое эффективное средство коммуникации с человеком, между духовником и человеком на исповеди.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Доброе слово серебро, а молчание золото однозначно. Святой человек сказал. Промолчать всегда хорошо, лучше даже промолчать. Я поначалу, когда был молодым священником, ой, стыдно даже как, пытался все всем объяснить, второй неофитский был период. А потом я понял такую вещь, что человек из разговора с тобой вынесет, скорее всего, одну мысль. Да, не факт, что тебе нужно ее только сказать и больше ничего не говорить, так только такие подвижники духа, как в будущем, скорее всего, канонизированный Иоанн (Крестьянкин) тоже так делал, как его называли «скорый поезд со всеми остановками». Он всем говорил одну вещь и всё. Сравнивать нельзя и поэтому больше приходится что-то говорить. Очень важно, мне кажется, любому священнику понимать, что Бог через него действует. У меня был такой случай. Когда я вспоминаю его, убеждаюсь, что мои слова Бог в ушах другого человека исправит на нужные, если я не буду при этом пытаться повлиять на мир. У меня знакомая, я из общения с ней знаю, что она очень чувствительна на запахи, очень сильно. В каком-то разговоре несколько лет назад она мне стала жаловаться, что вот, я никак не могу выйти замуж, в этом то не так, в этом сё не так. Я тогда, еще будучи обычным мирянином, сказал ей: если тебе Бог пошлет такого жениха, в котором все будет как надо, как ты мечтала, но у него будут ужасно пахнуть ноги, пойдешь ты за него замуж или нет? И она задумалась. Проходит три года, и она мне пишет, тогда я уже стал священником: отец Давид, я так тебе благодарна, помнишь, мы с тобой говорили, что если мне Бог пошлет жениха, а у него все будет прекрасно, только у него будут кривые зубы, смогу ли я выйти за него замуж? Так вот я решилась, и он за месяц до свадьбы пошел и все зубы переделал, спасибо тебе. Я точно помню, что я говорил про один недостаток, она точно помнит, что я говорил про другой. Вот так. Смысловых слов в нашем мире два: Христос Воскресе. Все остальное это комментарии. В этих комментариях, мне кажется, Господь способен нас немножечко подправить.
Константин Мацан:
— Как-то была на Радио ВЕРА и не раз в программе замечательная психолог, заслуженная, очень опытная учитель и педагог Татьяна Воробьева. Всегда с потрясающими советами. Из последнего общения с ней я запомнил, она подсказывала родителям, как общаться с детьми, и мне кажется, это универсальный совет вообще для общения с людьми. Она говорит: не говорите долго, мысль свою выскажите кратко, дети долго не слушают, не воспринимают и не запомнят. Сказал два слова, повторил и забыл. Не повторяй еще раз, не разжевывай, не комментируй, без подробностей. Это может остаться где-то в сердце, в памяти, в душе. Это первое. А второе, что все обязательно с любовью. Начинать любой разговор с ребенком, как я ее услышал: слушай, что я тебе сейчас скажу, потому что я тебя люблю и я хочу, чтобы тебе было лучше, удобнее, благо. Эту мысль можно выразить разными словами, но главное, чтобы посыл был, а дальше коротко свою мысль. И всё, отстаньте от ребенка. Мне показалось, что это универсальный совет для общения со всеми людьми.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И детей точно приобнять надо при этом, сто процентов. В воскресной школе, у меня миссия такая, я ее руководитель, но я понимаю, что я прихожу туда для того, чтобы их обнять и послушать, это самое главное. Остальное само собой получается, разговоры и какие-то важные истины. Но это самое главное.
Константин Мацан:
— Последний вопрос, время наше подходит к концу, но очень интересно спросить. Вы как режиссер какое-то особое измерение богослужения видите? Потому что складывается ощущение, что человек, который ставил на сцене спектакли, потом и Богослужение созерцает как действие, но священнодействие, и видит, грубо говоря, в том некий архетип для любого театра вообще, но все-таки священный архетип.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Поначалу, когда воцерковлялся, я немножко все делил, само таинство меня очень сильно вдохновляло. Евхаристия стала важнейшим элементом жизни, но при этом все было немножко отдельно. Я расстраивался из-за того, когда священник ошибался в богослужении, делал даже замечания, такой был ретивый. А потом со временем это стало единым целым. Безусловно, есть вечернее богослужение, есть литургия, есть великопостное богослужение, но это стало каким-то единым и неделимым. Вроде можно выделить отдельно, есть иконы, есть текст, есть пение, есть возглас, есть ответ народа, лик, который сейчас заменяет хор. Но оно стало совершенно неделимым, единым целым. Мы же с вами знаем, что богослужение на земле совершается непрерывно, целый день. А спектакль, постановка, фильм имеет начало и конец, драматургия, развитие, потом схождение. В богослужении, если его понимать, если в нем немножко разбираться, если это твоя форма общения с Богом в том числе, она тебе близка, то нет начала и конец. Оно прерывается на время для того, чтобы мы могли не сойти с ума, и чтобы ноги наши выжили, мы могли на них стоять. Всё. А остальное всё непрерывно, единое целое.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в замечательном городе Сызрани был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Христос Воскресе!
Кира Лаврентьева и Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Константин Мацан:
— До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
Все выпуски программы Светлый вечер