«Опыт борьбы со страстью»

В этом выпуске ведущие радио ВЕРА Алла Митрофанова, Александр Ананьев, Константин Мацан, а также наш гость — настоятель храма Трех Святителей в Раменках протоиерей Александр Никольский — поделились удивительными историями об опыте борьбы с разными страстями и о том, и что давала человеку победа над ними в случаях, когда удавалось их преодолевать.

Ведущие: Алла Митрофанова, Александр Ананьев, Константин Мацан

---

А. Митрофанова

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА, дорогие друзья, здравствуйте! Как всегда, по понедельникам в шесть часов вечера, в светлой студии Радио ВЕРА собираются люди, которые делятся историями из своей жизни на заданную тему, такое у нас правило. И формат программы подразумевает, что нас можно не только слушать, но и смотреть на сайте Радио ВЕРА, на странице Радио ВЕРА «Вконтакте» и вообще на площадках, где Радио ВЕРА присутствует. Представляю нашего сегодняшнего специального гостя, протоиерея Александра Никольского. Отец Александр, не знаю, в курсе вы или нет, у вас есть фан-клуб, куда входит, например, моя мама. Каждый раз, когда она слышит, что вы в эфире, она: «Ой, ой, вот мне хочется послушать, а что скажет отец Александр? А вот на эту тему отец Александр что говорил? А на этот вопрос он как отвечал?» И таких людей очень много. Протоиерей Александр Никольский, настоятель храма Трех святителей в Раменках. Здравствуйте, отец Александр.

о. Александр

— Здравствуйте.

А. Митрофанова

— Константин Мацан...

К. Мацан

— Добрый вечер.

А. Митрофанова

— ... Александр Ананьев, я Алла Митрофанова.

А. Ананьев

— Добрый вечер, друзья. Традиционно хочется какой-нибудь короткий комментарий прочитать из тех, что вы оставляете под видеоверсиями наших «Светлых историй», обязательно смотрите их в наших социальных сетях, в нашей группе во «Вконтакте», во всех прочих. И каждый комментарий — это всегда такая радость, особенно когда вы нас ругаете, но вы редко это делаете, друзья, вам надо исправляться, ругайте нас чаще. Константину сообщение: «Константин, вы редкий по честности и глубине человек, кажетесь уязвимым и ранимым, но при этом дух ваш Христов. Рада, что в жизни узнала о вас. Раньше я думала, что стойкие оловянные солдатики — это сказочный персонаж, теперь знаю, что в жизни они есть, и имя им — христиане. Передача закончилась, а слёзы пока не высохли. Спасибо вам, Константин».

К. Мацан

— Слава Богу, и спасибо нашему дорогому слушателю за такие слова.

А. Ананьев

— Екатерина написала.

К. Мацан

— Спасибо Екатерине за очень обязывающие слова, теперь придётся соответствовать.

А. Ананьев

— Ну, Константин у нас всегда соответствует, а вот мы с Алечкой не всегда, а темы сегодня...

А. Митрофанова

— Всегда «не».

А. Ананьев

— Всегда. И нам есть о чём сегодня рассказать, что у нас за тема сегодня?

А. Митрофанова

— Тема у нас сегодня — «Опыт борьбы со страстями». Хотелось бы мне посмотреть на человека, который эту тему выбрал. Отец Александр-то предложил нам несколько, как вариант, а кто-то — кто-то! из здесь присутствующих сказал: «А давайте вот эту возьмём». Отец Александр, вы уж простите, вот «Опыт борьбы со страстями» тема нашей встречи, и традиционно наш специальный гость — то есть священник, то есть вы — разговор и начинаете.

А. Ананьев

— Да, и поясните, пожалуйста, вообще, что такое... Ну, мы как-то так согласились: да, тема борьбы со страстями нас устраивает, мы обязательно расскажем какие-то истории. Что такое страсти, и можно ли с ними бороться? Насколько я понимаю, страсти — это те мучения, которые выпадают на долю человека. Я правильно понимаю значение слова? Страсти Христовы, страстотерпец — это не то, с чем ты как-то борешься, это то, что ты принимаешь и стараешься поблагодарить Бога и за это. Бороться с ними... ну, я не знаю, как можно бороться со страстями в этом смысле.

о. Александр

— Ну, конечно, с плохой погодой бесполезно бороться.

А. Ананьев

— А это тоже страсть?

о. Александр

— Ну, вот что-то внешнее, вот внешнее — плохая погода, да? Страсти — это прежде всего то, что мы носим в своей душе. Страсти — это то, от чего не убежишь. В плохую погоду можно уехать, например, на Бали, Мальдивы, Кубу, хотя там тоже может плохая погода быть. Вот, а от себя не убежишь. Страсти — это духовные болезни души, это извращённое отношение к Богу, неправильное отношение к Богу и извращённое отношение к людям, неправильное отношение к людям. Это отсутствие любви к Богу и к людям, нечто противоположное любви. А поскольку мы призваны жить в любви, вот так нас Бог задумал, и так сотворил, по идее, то вот это извращенное состояние в отношении к Богу и к людям без любви, оно нас мучает. Мы часто его сами выбираем, совершенно добровольно, свободно, без принуждения, но оно нас мучает. Когда вот говоришь, например, об алкоголизме, там все понятно: человек выбрал, потом мучается. Но, общем-то, это любая страсть такая же.

А. Ананьев

— Страсть — это не грех?

о. Александр

— Грех — это проявление страсти, то есть когда я зол, я гневаюсь. Вот я на кого-то наорал — я согрешил. Но первоисточник — это моя гневливость, страсть гневливости.

А. Ананьев

— Давайте тогда начнём с иллюстрации того вообще, что такое страсть и как с ней можно бороться, и если позволите, именно с вашей историей начать.

о. Александр

— Ну вот, мы с вами начали, я люблю обычно страсть иллюстрировать алкоголизмом, потому что это все знают, всем понятно. Вот у меня был один знакомый молодой человек, такой очень мужественного вида, красивый, но наркоман. И вот он как-то пришёл уже к Богу, но бросить так вот не смог, вообще-то с наркоманией очень трудно бороться.

А. Ананьев

— Это приполз на кровавых коленях, что называется.

о. Александр

— Да, то есть, если в неё зайти-то очень легко, если те себе позволил это как-то, но выйти из неё крайне сложно, там процент очень страшный тех, кто уходит от нее. Ну и вот он лежит в больнице, а наркоманы, они очень часто лежат в больнице, потому что у них там всё разваливается и всякие гепатиты всевозможные, А, Б, С, Д, Е, там, не знаю, Ф, ну и так далее. И лежит на кровати, ну как, панцирная сетка, матрас сверху, и как-то вот молится Богу. Проходит другой наркоман, там отделение больницы, где как раз их достаточно много лежит, и говорит, ну, условно назовем Костя: «Кость, пошли, у нас есть».

А. Митрофанова

— В больнице?

о. Александр

— Да, ну так и в тюрьме есть, в больнице, где угодно можно, было бы желание и деньги. И, знаете, вот если говорить о страсти, вот у человека рак лёгких, ему осталось не так много, а он курит по две пачки в день — это совершенно нормально, когда у человека страсть такая «хорошая», развитая. Ну вот он лежит, начинает молиться, бороться, в какой-то момент он сильно прогневался, но не на человека, не на своего товарища, даже не на себя — он прогневался на свою страсть. А он, вот надо было его видеть, это мужчина выше меня, это, может, метр девяносто, и такой, знаете, соответствующей пропорции, то есть богатырь, он вскакивает, хватает матрас, отшвыривает его в край комнаты, под матрасом, у каждого наркомана есть заначка, шприц одноразовый — он хватает шприц и разрывает его пополам. И после этого его страсть оставила.

А. Митрофанова

— Ого...

о. Александр

— Вот стоило как следует прогневаться на свою страсть, вот так вот, в выражении таком, так сказать.

К. Мацан

— Праведный гнев.

о. Александр

— Праведный гнев, да. Вот «гневаясь, не согрешайте», как в Псалтыри сказано.

А. Митрофанова

— Ну, собственно, то, для чего гнев человеку, как инструмент, и нужен.

о. Александр

— Да, по идее, скорее всего. И вот его страсть оставила, и он перестал быть наркоманом, что, в принципе, в какой-то степени Божье чудо тоже. Если с наркологами поговорить, они скажут: да, это удивительно.

А. Ананьев

— Вот это сиюминутный... Я не верю в сиюминутные порывы, отец Александр. Я не верю в то, что можно вот так по щелчку раз! — и перестать употреблять вещества, перестать грешить. Вот это «раз!», оно бывает очень часто и поддаться вот этому щелчку очень легко. Но потом наступает утро, и тебя опять начинает тянуть туда же. И вот тут начинается самое тяжелое, вот тут начинается самое сложное: вот тут начинается рутина и нудная, вот как тебе кажется — бессмысленная, как тебе кажется — бесконечная борьба с этим искушением, с этим желанием, тебя тянет буквально обратно, даже не на резинках каких-то или на нитках, тебя цепями тянет обратно. И ты понимаешь, что... а нет другого выхода, кроме как взять и вернуться в тот же омут, в котором ты был. И вот здесь начинается самое тяжелое, я не знаю никого, кто бы вот так по щелчку раз! — бросил, и все, и облегчение. Это сиюминутно, я очень боюсь этих вот просветлений.

о. Александр

— Вы знаете, вы хорошо только описали, но это когда человек чувствует, что его тянет, и он как-то еще пытается... Ну раз его тянет, значит, он сопротивляется, то есть когда нас ведут за поводок, если мы не сопротивляемся, то у нас все хорошо, нас ничего не тянет, мы сами идем. А когда мы начинаем так как-то упираться, вот начинается ощущение, что нас тянут, а раз есть ощущение, что тянут, значит, ты уже сопротивляешься, пусть еще неэффективно, ты не можешь противостоять, чтобы... Если я собаку завожу в вольер, то я ее тяну иногда на поводке, правда, это очень сложно бывает, она большая, и вот я ее тяну, она сопротивляется, а если она идет со мной рядом, то все нормально, мы зашли, я снял поводок, она там осталась. То есть это уже, вот то, что вы описали — это уже достижение. Хуже, когда ты говоришь утром «я больше не буду», а вечером забыл обо всем, даже забыл свое «больше не буду», даже не помнишь, ты просто с радостью хватаешь вот эту страсть, ту или иную, у каждого своя, и в нее погружаешься, и потом уже это, может быть, даже прошло два часа, там три часа, если это алкоголизм, когда человек уже напивается там или закалывается, у него уже сознание не работает, а если у него сознание остается еще незамутненным наркотиком там или чем-то, и вот он думает: Господи, я же обещал сам себе, обещал Богу, обещал людям... Что произошло: то есть пик страсти, когда у тебя ничего не работает, никакая воля, никакой разум, ты полностью вот в это погружен. А вот когда тебя уже тянут, значит, у тебя уже воля начинает немножко сопротивляться.

А. Ананьев

— Ой, не всегда! У меня тоже бывают такие моменты вот этого вот радостного просветления, очень хорошего, когда я еду там с Алечкой в машине, говорю: «Так, жена, больше мы тортиков не покупаем! Я живу без тортов, эклеров и пирожных „картошка“, которые я очень люблю».

К. Мацан

— Я тоже.

о. Александр

— И я тоже люблю. (смеется)

А. Ананьев

— Ну, а тебе-то! Вот постыдился бы, Константин, господи, прости!

К. Мацан

— Я про «картошку».

А. Ананьев

— Про «картошку». Вот, но как только ты принимаешь такое светлое и правильное решение в своей жизни — к тебе приходят гости и приносят торт. А поскольку ты, конечно, решил, ты его там держишь на столе, да?..

К. Мацан

— Нельзя же гостей обижать, надо съесть.

А. Ананьев

— Да, нельзя, ну, ты немного... Не-не-не, вот когда они приносят, я ещё на людях-то как-то держусь, я же обещал не есть, и жена смотрит, всё... А потом-то тут наступает страшное, Кость. А потом приходит ночь, а потом гости уходят, а жена ложится спать.

о. Александр

— А тортик стоит. (смеются)

А. Ананьев

— И вот здесь мука просто страшная, и тут, тут! ты понимаешь, что это надо прекращать, а это прекратится только, если ты уничтожишь этот торт.

К. Мацан

— Слушай, как говорил Оскар Уайльд: «Лучший способ побороть искушение — поддаться ему».

А. Ананьев

— Да!

К. Мацан

— Но если не уходить далеко с той совершенно неизбежной сегодня темы, о которой отец Александр сказал, я не собирался никакую историю об этом рассказывать, потому что я много раз уже, мне кажется, даже в «Светлых историях» рассказывал о своём таком, во многом меня перевернувшем опыте посещения Центра реабилитации наркоманов в деревне Пошитни́ под Псковской областью, это было лет пятнадцать назад. Но просто это... Я кратко вспомню, что вот, Саша, ты говоришь, что, действительно, не у каждого бывает этот миг, и миг тяжело удержать, а я там встретил людей, которые в этот Центр приезжали, приезжают, и один человек говорит: «У меня уже пятая реабилитация, и я понимаю, что я либо пан, либо пропал. Вот если я сейчас не вылезу, то я просто умру физически, если я ещё раз сорвусь, то всё, химически организм не выдержит». Я не знаю, как сложилась его судьба, надеюсь, что хорошо, но про этот Центр «Пошитни» говорили, что, и сами же вот его подопечные говорили: «Туда едут настоящие мужики». — "Почему?«— «Те, кто по-настоящему хотят соскочить и исцелиться». Поэтому у меня перед глазами был пример людей, которые преодолевали в себе эту страсть, и более того, один из тех, кто работал как куратор с подопечными Центра, сам бывший наркоман, и он, в общем-то, себя называет зависимым, потому что бывших зависимых не бывает, но он вот преодолел, выкарабкался, пришёл к вере, женился, и вот теперь помогает таким же, как он.

А. Ананьев

— А я писал Мизулиной, чтобы она заставила всех по закону на тортах писать «Осторожно, вызывает смерть!» Не пишет.

А. Митрофанова

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА, дорогие друзья! Напоминаю, что нашу программу можно не только слушать, но и смотреть на сайте Радио ВЕРА, «Вконтакте», на странице Радио ВЕРА, на других площадках, где Радио ВЕРА присутствует. Мы сегодня говорим о победе над страстями, вот желательно не только о страсти, но и о победе. То, что отец Александр нам рассказал удивительную такую воодушевляющую, обнадёживающую историю в самом начале разговора, это просто прекрасно. Протоиерей Александр Никольский, настоятель храма Трёх святителей в Раменках, Александр Ананьев, Константин Мацан, я, Алла Митрофанова. Кость, давай тогда уж, раз ты начал, продолжим.

К. Мацан

— Раз уж взял слово.

А. Митрофанова

-Да, не говори, что не груздь.

К. Мацан

— Я всё-таки отойду от темы химических зависимостей, вот свои 25 копеек в эту тему вставил. Тема несколько обескураживающая, потому что из своего багажа личного похвастаться нечем в плане борьбы со страстями.

А. Митрофанова

— Мы тебя очень понимаем.

К. Мацан

— Да, не всякий вас, как я, поймёт. Но есть у меня вот не столько история с началом, серединой и концом, сколько такое собрание «ума печальных наблюдений и сердца горестных замет» о такой страсти, в чём-то, может быть, неожиданной, как страсть самореализации. Вот я вообще понимаю, что я эту страсть в себе ношу как цветок. Вот, помните, Августин говорит Богу: «Избавь меня от этого — но не сейчас!»

А. Ананьев

— А почему это плохо? Господь же дал таланты.

К. Мацан

— А вот я сейчас постараюсь об этом рассказать. Отвечая коротко, меня как-то очень зацепили слова одной матушки, нашей современницы, когда она себя в блоге написала: «Любовь к себе — это колодец без дна». Вот в эту самореализацию, в желание самореализоваться можно кидать, кидать, кидать, и она всё время будет требовать больше, больше, больше, больше, больше. Я к этому вернусь в конце своих «наблюдений и замет», но вот у меня перед глазами несколько таких коротких зарисовок о своих знакомых. Вот был человек, девушка, выпускница МГИМО, долго себя искала, потом, после МГИМО пошла во ВГИК, отучилась на режиссёра и всё искала вот этой самореализации. Посмотрела вокруг себя, поработала на телевидении и ушла работать в благотворительный фонд. И поняла, что вот там настоящая самореализация, потому что ты там делаешь что-то, что обслуживает не твои хотелки и не твоё тщеславие, а это реальная помощь другим людям. Вот она поборола в себе страсть к этой самореализации таким образом, как мне показалось, судя по разговорам. Другой пример удивительный тоже, ну, поскольку биографически я наблюдал в основном молодых людей с МГИМО, вот девушка, которая тоже в институте пришла к вере, и вдруг сказала родителям, друзьям, что — «Знаете, я вот вообще работать-то сейчас не очень хочу, детей хочу». Она вышла замуж, родила сейчас, по-моему, уже пятого или четвёртого, в общем, она очень рада. Но что интересно — что со стороны друзей, коллег, даже родителей встретила неприятие: ну что это такое, все вперёд, а ты назад, ну куда? Образование, перспективы, карьеры! Куда? Что за какие-то странные архаические патриархальные идеалы? А вот она тоже искала, тоже стремилась, тоже носилась со своим талантом, и в итоге как-то нашла ему такое применение, что оказалась счастлива в том, что, казалось бы, её талант не реализуется напрямую, но как-то косвенно реализуется. Есть более такой, может быть, неочевидный пример у меня перед глазами: мой друг работал в крупной нефтяной компании, тоже там перспективы, карьера, зарплаты, рост, всё на свете, корпоративы, и вроде, казалось бы, предел мечтания — попасть в такое хлебное место. Он мне сказал: «Я начал заболевать офисной болезнью». Я говорю: «А что это такое?» — «Понимаешь, это когда до обеда хочется есть, после обеда спать, и такое ощущение, что всё время недоплачивают». Это офисная болезнь, он так это назвал. И он ушёл делать свой бизнес, малый, зарплата в три раза меньше, препоны бюрократические невозможные, но он вдруг чувствует, что он занимается делом. Вот это тоже такая свобода от ложнопонятой самореализации, казалось бы, ну вот человек себя самореализовал на большом, хорошем месте, в хорошей компании, но там какая-то бессмысленность для него была, а тут вот трудится, мыкается, работает, но вот от чего-то он освободился. И может быть, венчает эту галерею образов, как раз возвращаясь, Саш, к твоему очень верному замечанию: Господь дал талант, и я тоже много об этом думаю, как же, что же, в землю его закапывать? Нам не поручено его в землю закапывать. Но вот долго можно на эту тему как-то философствовать, богословствовать, определять понятия... Меня очень поразила ещё одна траектория движения одного моего знакомого, это человек тоже из такой богемной, в общем-то, семьи, из архитектурного института, с большими перспективами, а там вообще все художники, творцы, талант — это вот такое, то, что пестуется, то, что несётся. Поразительная вещь, он мне рассказывал об этом, ну, там семья была связана с церковью, не знаю, насколько глубоко они были прихожанами, но православная культура, архитектура, храмы, всё это как-то вот присутствовало в жизни человека. И он один раз посмотрел интервью, не знаю, с кем, но с какой-то очень такой заслуженной, заслуженным деятелем культуры, ей было 93 года, вот она такой долгожитель. И вот он смотрит на эту старушку, бабушку, которая прекрасную жизни, тяжёлую прожила, на такую, полную встреч, и думает, вот он себе представил: а что сейчас я бы чувствовал, если бы мне было 93? Всё позади, вот всё, у тебя впереди как бы что-то совсем немножко оставшееся. И вдруг такое на него нахлынуло чувство, что я бы, наверное, в этот момент страшно бы боялся, испугался, страшно бы переживал о том, что — а я не успел того, что хотел, а я не успел до конца самореализоваться, потому что это колодец без дна, туда сколько ни кидай, там дна не будет. И передо мной чувство, что тебе там через год, грубо говоря, в вечность идти, а ты всё ещё живёшь несбывшимися своими надеждами и стремлениями. И тут, я не знаю почему, вот он говорит, что мне пришла другая мысль: а вот священник (может быть, отец Александр потом как-то прокомментирует это ощущение человека), вот он, совершая Литургию, каждый раз встаёт на пороге вечности, вот лицом к вечности, а спиной к всему временному, и никто так близко, как священник, к этой грани не подходит. И вот хотя бы на время совершения Литургии ты все свои земные хотелки, устремления, таланты и амбиции, связанные с земным, ты вот оставляешь всякое попечение, ты их оставляешь позади себя. Не отказываешься, не презираешь, не обесцениваешь, но просто не они главное. И вдруг он понял, что, видимо, с его точки зрения, человек, который таким служением занимается, он в высшей степени себя реализует, но потому что он реализует в этот момент не себя, он — руки Божии, он тот, кто передает другому человеку Таинство. Там нет его, как личности и таланта, но там есть он как служитель, и если он служит самому высшему, то в этом его самореализация. Он говорит: «Я понял, что вот я хочу так самореализоваться, чтобы реализовывать не себя». То есть, отказываясь от себя, как бы приходишь к какой-то высшей самореализации. Это пример, он сейчас поступил в семинарию, учится и мечтает о священстве, но вот такая свобода от страсти самореализации. У меня вот такие «сердца горестные заметы» сегодня.

А. Ананьев

— Отец Александр, не можем не спросить о ваших переживаниях на сей счет. У меня есть свои, и они очень радикальные, жена опять будет ругаться, ужином не покормит.

А. Митрофанова

— Да когда я так делала?

А. Ананьев

— А вы поделитесь, пожалуйста.

о. Александр

— Вы знаете, к сожалению, и священник, если он забудет то, о чем говорил Константин, что он предстоит перед Богом, перед вечностью, что он служит вечности, он может тоже заняться самореализацией на своем рабочем месте (я специально сказал про «рабочее место», не оговорился). Тоже красиво возгласы давать, говорить красивые проповеди, стяжать поклонения масс, с артистичностью такой и так далее, этим наслаждаться, потому что самореализация, чем она плоха, она гордость развивает. Если брать нашу сегодняшнюю тему, она развивает гордость. Тоже и у священника может быть как в театре, тем более что сто, двести, пятьсот человек стоит, все на него смотрят. Единственное что: конечно, Бог ему это делать долго не даст, Он его поставит на место.

А. Митрофанова

— А вот где все-таки граница проходит между такой самореализацией, как культом служения себе и реализацией тех талантов, которые Господь дает? Ведь вы говорите о гордыне, отец Александр, совершенно справедливо, а смотрите, к примеру, человек, который себя не нашел и понимает, что вообще, наверное, у него есть какие-то дары, но он даже не понимает, в какой области, как что, как он может ими распорядиться, и теряет себя в итоге, и понимает, что жизнь прошла напрасно. Отсюда у людей могут быть кризис среднего возраста или кризис еще какого-то более позднего возраста, или вообще непонятно...

К. Мацан

— Алкоголизм.

А. Митрофанова

— Алкоголизм, все-таки это про другое, мне кажется, там должны быть био-психо-социо-духовные, и там очень много химии тоже в этом заболевании, насколько понимаю, хотя я не специалист, подчеркну это на всякий случай. Но когда начинается вплоть до уныния вот эта потеря себя, невозможность в себе различить вот эти образ и подобие Божие и невозможность понять: а где я-то? Я вот вращаюсь как белка в колесе, у меня каждый день как день сурка, и нет той самой осмысленности, к которой, по идее, мы тоже Богом призваны, и вот это другая полярная точка. А в идеале как?

о. Александр

— Знаете, вот если взять, опять же, тему Константина о священстве, о служении священника, вот у священника может быть день сурка, если он будет заниматься самореализацией. Вообще самореализация — это бич западной цивилизации европейской современной. И у нее тоже будет, как один знакомый батюшка говорил мне: «Какой самый хороший день? Это первый день отпуска. Какой самый плохой день? Последний день отпуска», это священник говорил. Он, кстати, спился, к сожалению. И, понимаете — любовь. Если ты стремишься к любви, ну и к Богу, это, в принципе, одно и то же, то у тебя будет правильная самореализация, и ты найдешь свой талант. Если ты стремишься к самореализации и к поклонению, так сказать, людей, то да, ты даже, может, найдешь свой талант и в этом случае, но у тебя будет опустошение, потому что вот эта бездонная пропасть — это опустошение. Вот тут момент такой есть: вроде, когда мы каемся, это тоже бездонная вещь, потому что «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный», то есть это тоже вроде бесконечное такое покаяние, приближение к Небесному Отцу, но это наполнение, то есть ты становишься выше, выше, выше, пусть это будет совершенно бесконечный подъем, но это подъем. А здесь ты будешь всегда опускаться, если любви нет. Но если любовь есть, тебе Господь обязательно что-то даст, может быть, это будет не очень такое высокое с точки зрения успеха внешнего, но то, что будет наполнять твою душу любовью.

А. Митрофанова

— Протоиерей Александр Никольский, настоятель храма Трех святителей в Раменках, Константин Мацан, Александр Ананьев, я Алла Митрофанова, в таком составе мы сегодня рассказываем «Светлые истории» о том, как удалось победить ту или иную страсть.

А. Ананьев

— Я отмечу: не было в теме, «как удалось победить» — борьбу со страстью можно проиграть.

А. Митрофанова

— Об этом как раз во второй части нашей программы и поговорим.

А. Митрофанова

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА продолжаются. Друзья, напоминаю, нас можно не только слушать, но и смотреть на сайте Радио ВЕРА, на странице Радио ВЕРА «Вконтакте», на других площадках, где Радио ВЕРА представлено. Сегодняшние «Светлые истории» посвящены теме борьбы со страстью. У верблюда два горба, потому что жизнь — борьба.

А. Ананьев

— Не могу не прочитать еще один комментарий из тех, что вы оставляете, дорогие друзья, спасибо вам, пишите, пожалуйста. Анастасия пишет: «Дорогие и уже очень близкие мне люди, сегодня ваша программа очень помогла мне заглянуть в себя глубже. Константин, благодарю вас за откровение, ваши слова позволили мне принять и посмотреть себе самой в глаза, принять и понять себя ближе. Всегда с радостью жду очередной программы. Ангела вам в помощь, и Божьей благодати, дорогие». Ну как приятно читать такие вещи.

К. Мацан

— Спасибо. Ну вот как-то, слава Богу, который нас тут собирает и подкидывает истории время от времени.

А. Митрофанова

— Протоиерей Александр Никольский, настоятель храма Трех святителей в Раменках, наш специальный гость. Константин Мацан, Александр Ананьев, я Алла Митрофанова. Отец Александр, у вас вдогонку есть еще одна история, насколько понимаю?

о. Александр

— Да, про самореализацию, как вот ее найти, если каких-то особых талантов нет. Это вот у меня была моя двоюродная бабушка, она была теткой моей мамы, мама наша звала ее тетя Сима, мы тоже звали ее тетя Сима, хотя она мне двоюродная бабушка. И вот она была инвалидом детства, у нее было после голода 30-х годов там что-то с ногами, с суставами, она еле ходила всю жизнь. Она не вышла замуж, у нее никогда не было детей, она всю жизнь была на инвалидной пенсии, ну, плюс она там подрабатывала немножко, как портниха, там на дому чуть-чуть делала своим какие-то там мелкие портновские действия. Когда она умерла, в 83 года, не имея, повторяю, не имея детей, никого, вот собрались двести человек ее родственников, знакомых, сняли ресторан, и ее дружно оплакивали, потому что везде, где было трудно, была она: в семье алкоголика какого-то — она там, надо кому-то дать 500 рублей с ее пенсии мизерной — она давала, потом не требовала назад. Все дети, внуки всей нашей семьи — это были ее, она с ними сидела больше, чем любая бабушка, и их воспитывала. Она была очень простая, она была деревенская женщина, с несколькими классами образования, в последний раз она поисповедовалась и причастилась в 28-м году, а потом — в 98-м, следующее причастие перед смертью. Когда священник вышел, он сказал: «Я ни разу не слышал такой исповеди с таким чётким понятием разделения добра и зла». Ну вот она самореализовалась, никогда не думая об этом.

А. Митрофанова

— То, о чем Станиславский говорил: «Талант быть человеком ценится в жизни больше всего». Ну, и опять же, если мы на святых посмотрим, ведь прославлены в лике святых самые разные люди с разными тоже талантами и дарованиями, но не за то, что один был блестящим оратором, другой был хорошим управленцем, третий был каким-нибудь талантливым художником или иконописцем, или игуменом, или кем-то ещё, они же прославлены за то, что сердечной мышцей они любить научились.

о. Александр

— Да, да.

А. Митрофанова

— Вот, собственно, мне кажется, что это вообще чуть ли не единственное даже, о чём стоит...

о. Александр

— Вот когда есть талант, и ты этот талант ставишь на службу любви, тогда у тебя будет правильная самореализация, если так можно выразиться. Когда ты самореализуешься без любви, даже при всех успехах, которые ты будешь, может, иметь, если у тебя есть талант, значит, будут успехи, люди будут тебя ценить за что-то, у тебя самого внутри того, что нужно, не будет.

А. Митрофанова

— Александр Ананьев, твоя очередь.

А. Ананьев

— Александр Ананьев не то чтобы против, но у Александра Ананьева есть вечно своё мнение, на сей счёт я очень люблю какие-то простые формулы. Я вот сейчас слушал отца Александра, и мне пришло в голову, что мне почти 50 лет...

А. Митрофанова

— Ну, хватит округлять (смеется)

А. Ананьев

— ... и я, честно, не знаю, вот то, что я делаю — это для любви или для себя? Мне трудно определить, мне очень трудно учиться любви, я учусь, не знаю, научусь ли я когда-нибудь, поэтому мне нужен какой-то более простой критерий. Я его сейчас придумал, а вы мне скажете, прав я или нет. Смотрите, вот Костя очень правильно рассказал, подсветил работу в офисе вот у того человека, и мне знакомо это ощущение, это муки адские вообще, это проще вариться в котле в сливочном масле с девяти до шести. Время тянется незаметно, причём это время, которое ни тебе не принадлежит, ты обязан тут быть, ты раб на галерах. Буквально раб, потому что это ты себе не принадлежишь, время твое тебе не принадлежит, и оно тоже никому не надо, потому что ты сидишь и занимаешься какой-то ерундой. Или, что бывало чаще в офисе — вообще ничем не занимаешься, но ты там, потому что ты должен там быть, и время тянется. Но! Есть другой способ, есть, вернее, другой вариант: можно заниматься тем, что отменяет категорию времени в принципе. Ты занимаешься этим с такой радостью, с таким увлечением, что ты не замечаешь, как пролетело время и сейчас уже полчетвёртого утра, а ты по-прежнему сидишь, этим занимаешься, так бывает с интересной беседой, с интересной книжкой, с интересным делом.

А. Митрофанова

— А ещё сериалы так смотрят иногда. (смеется)

К. Мацан

— Я подумал, что Саша именно об этом и говорит.

А. Митрофанова

— Нет, Саша просто работает до пяти утра обычно.

А. Ананьев

— А почему бы и нет? Если это приносит тебе радость, то почему бы и нет? Хотя не знаю, вот видишь, вот уже тонкие нюансы пошли! Но мне кажется, что когда исчезает категория времени, и появляется радость, чем бы ты ни занимался, это уже отличный симптом того, что ты занимаешься тем, чем как бы Господу угодно. Если ты не замечаешь, как бежит время, если ты находишься в этом креативном круглосуточном состоянии.

А. Митрофанова

— Но радость — это же одно из слагаемых любви.

А. Ананьев

— Не факт. Любовь — это тяжёлая работа и страдания, а радость — это радость.

А. Митрофанова

— Ну, здрасьте. Это ты созависимость описал, а не любовь, по-моему. Отец Александр, разрулите, пожалуйста.

о. Александр

— Вы знаете, конечно, когда исчезает время, это не всегда значит, что это, и даже радость в этом присутствует, что не всегда здесь есть любовь. Это тоже, это может быть, когда вот любовь, может быть такое, что время исчезло и радость, но если время исчезло и радость, то необязательно это любовь. Почему? Потому что, когда ты удовлетворяешь страсть, то при удовлетворении страсти у тебя тоже возникает радость.

А. Ананьев

— Да, вот так неожиданно программа превратилась из программы о борьбе со страстями в программу, которая называется «Алкоголизм и самореализация». (общий смех)

А. Митрофанова

— Расскажи свою историю.

А. Ананьев

— Слушай, пока я вас слушал, у меня уже три истории пролетело перед глазами, первую я уже точно не буду рассказывать, вторую не уверен, что буду рассказывать...

о. Александр

— А третью я забыл.

А. Ананьев

— Нет, третью я вдруг понял, что я очень хочу ее рассказать, причем я ее как-нибудь так изверну, чтобы те, кто нас слушают и те, кто являются участниками этой истории, как-то себя не узнали, хотя, может быть, они все равно себя узнают. Допустим, друг мне рассказал, что у него есть бабушка — любимая, не любимая, бабушек не выбирают, бабушка есть. Не сказать, чтобы близкая, живут они в разных местах, но и не сказать, чтобы далекая, потому что он с ней часто контактирует. И вот бабушка его вымораживает просто до нельзя! Потому что бабушка подвержена одной из самых ужасных из страстей и самое главное, что она с этой страстью не борется в свои девяносто два, а она всех своей страстью замучила, и так невыносимо просто. Бабушка страдает вещизмом, я не знаю, как это правильно называется, у психологов, наверное, есть какое-то определение, когда она ничего не выбрасывает. Пахнущие старостью платья, трусы, шапки, пальто, забиты ими все шкафы. В холодильнике лежит, причем у нее чуть ли не три холодильника, лежит клюква, датированная 1963 годом, скисшее засахаренное варенье, датированное XIX веком, какие-то куски даже не мяса, а трупов, замороженные до каменного состояния в морозилке, которую все равно не открыть, потому что она замерзла еще 80 лет назад. Ну, то есть, вот такая история!

К. Мацан

— История, леденящая кровь.

А. Ананьев

— Да! То есть мне знакомы такие люди, они ужасные! Они вот забивают себе все... Под толстым слоем пыли угадываются старые фарфоровые статуэтки с отбитыми руками и носами, какие-то книги, которые отродясь никто не читал и читать не будет, лежат в углу, в ящике кухонном там еще где-то. И он приходит к ней и говорит: «Серафима Степановна, да доколе же! Выбросьте вот это все, так же жить нельзя!» — говорит он. Она говорит: «Ты ничего не понимаешь, пойди прочь, сатана! Ничего своего не отдам тебе». И вот он так ходил и бесился, ходил и злился. И однажды мама рассказала ему историю, которую он даже не знал: когда ей было четыре года, к ним в дом пришли люди в кожаных тужурках. Они арестовали ее отца, арестовали по доносу и увезли, больше она отца не видела. Отец занимал какую-то крупную должность на местной фабрике, на заводе. Они увезли папу любимого, четырехлетней девочки. Но это не самое страшное, даже не самое страшное. То, что оставило и разрушило вообще ее душу — это то, что эти мерзавцы с маузерами разнесли весь дом и вынесли из дома все, что можно было вынести: вещи, одежду, еду. В ту пору особенно есть-то было нечего и одеться было не во что... По сути, эти люди обрекли семью на вымирание. Более того, семья потом была еще и сослана куда-то в Якутию туда. И его мама рассказывала ему про то, как они ехали зимой или поздней осенью, ну, там что-то вот снег шел, а они плыли на открытой барже, чуть ли не в летней одежде, мама с двумя малолетними дочками, на открытой барже в мороз практически! И если бы не моряк какой-то, который их пригласил внутрь там к печке куда-то сесть и дал им там по кружке кипятка и по горбушке, они, наверное, не выжили даже вот этот вот переход. И таких историй там было много, но в душе этой маленькой четырехлетней девочки остался дикий страх того, что у нее не осталось ни одежды, ни книг, ни еды, ничего, и с тех пор она... Она не выбирала это, она не отдает себе отчет в этом, но она вот этими... ей уже там девяносто шесть лет, а ручки четырехлетней девочки, она вцепляется руками в эти вещи, в эту одежду и говорит: «Не отдам! Мне страшно, я не отдам». И эта история не о страсти вот этой бабушки слэш четырехлетней девочки, это история о страсти этого парня, который посмотрел на свою бабушку другими глазами. И вот эта вот страсть к осуждению: «да что ж ты делаешь, ты неправильно все делаешь», она вот так вот по щелчку рассыпалась, растаяла. Я не знаю, чем эта история закончилась, но я хочу верить в то, что он обнял свою бабушку и принес ей еще одежды, еды и книг. Наверное. Мне бы хотелось, чтобы она окончилась так.

А. Митрофанова

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА, сегодня говорим о борьбе со страстями и о тех случаях, когда, может быть, действительно удавалось страсти победить, такие случаи есть и слава Богу, что так. Протоиерей Александр Никольский, настоятель храма Трех святителей в Раменках, собственно, история первая в нашей сегодняшней программе от отца Александра была ровно о победе над страстью в самом прямом смысле этого слова — человек победил зависимость от наркотика, это сильно, и это, понятно, только с Божьей помощью возможно. Константин Мацан, Александр Ананьев, я Алла Митрофанова. Кстати, Саша, в продолжение твоей истории могу о себе тоже рассказать: с пренебрежением всегда смотрела на людей, которые на завтраках в отелях выносят с собой еду. Ну, то есть люди приходят на завтрак, и причем это вот, как многие отмечают, это людей постсоветских в первую очередь касается.

А. Ананьев

— Ты сейчас меня имеешь ввиду? Ты на меня смотрела с пренебрежением?!

А. Митрофанова

— Нет, ты ничего на завтраках с собой не выносишь, ты все съедаешь на месте. (смеется) А есть такое, вот говорят, что в отелях, причем даже вот если в некоторых странах, ну, когда еще мир был более открытый, чем сейчас, в некоторых странах, причем, говорят, на входе даже ставили специально обученных людей, которые, если видели, что идут россияне, просили показать карманы, сумки, потому что чаще всего именно россияне выносили. Я не знаю, с чем это связано, но вот когда я такое слышала, у меня всегда: «ой, ну елки, ну люди, ну зачем же мы так сами себя позорим!» И однажды в поездке я оказалась в автобусе рядом с женщиной, которая при длинном переезде из сумки достала вынесенную с завтрака с собой еду, и, видимо, у меня весь мой этот праведный гнев такой неофитско-подростковый был написан на лице, и она из тех мудрых людей, которые умеют оценивать себя со стороны, ситуацию вообще со стороны, даже находясь внутри этой ситуации. Она посмотрела на меня и сказала: «Я понимаю, о чем ты думаешь. Ты знаешь, у меня диабет первой группы, и однажды на длинном переезде в автобусе, вот точно так же в паломнической поездке, я оказалась в ситуации, когда автобус, чтобы не выбиваться из графика, несколько часов не останавливался, а у меня не было с собой еды». И при ее заболевании эта ситуация — практически прямая дорога, вот такая «зеленая миля» в реанимацию в лучшем случае, если успеют до реанимации довезти. И она оказалась в сложнейшей ситуации, потому что вынуждена была даже обратиться к гиду, чтобы гид задал вопрос в автобусе, нет ли у кого-нибудь кусочка печенья с собой, и слава Богу, у кого-то что-то завалялось, то есть до ближайшей там какой-то остановки, заправки, куда-то там они доехали, дальше она, естественно, купила себе там то ли сок, то ли что-то еще, чтобы вот этот баланс сахара восстановить, но она запомнила, то есть у нее практически уже все, у нее там холодели конечности и понимаете, да? С тех пор на всякий случай она берет с собой в автобус еду, и если рядом нет магазинов, то — да, приходится выносить еду из зала с завтраками. Для меня это было мощнейшим таким вразумлением, просто, как сказать, скоры мы бываем на такие суждения, речь, естественно, не идет о том, когда вскрываются сумки с какими-то пачками чая, вынесенными, подтыренными или я не знаю, что еще, но вот в данном случае, понимаете, бывает так.

о. Александр

— Знаете, я бы не стал этих людей еще осуждать, потому что это были наверняка, наверное, конец 90-х, начало 2000-х, вот я как-то, молодой инженер, ехал в 92-м, наверное, примерно на году, в 93-м в электричке, ну и я был такой общительный, разговорчивый, и со мной ехал один в военной форме человек, офицер, мы с ним разговорились, ну, я всегда говорил о Боге, особенно когда еще был нефитом, то есть это можно было любого там остановить: «Ты веришь в Бога? Не веришь? Давай поговорим».

А. Митрофанова

— Какие-нибудь «свидетели» или кто-нибудь еще, кто приставал к людям на улице, хватал за одежду, встретившись с вами, наверное, убежали бы от вас. (смеются)

о. Александр

— Нет, ну не так, чтобы: «пошли к Богу!» и хватал за одежду...

А. Ананьев

— «Вы хотите поговорить о Боге? Нет-нет, я православный».

о. Александр

— Да, ну, как-то обычно я так и разговаривал, разговаривал, а потом, так сказать, мы переходили. И вот он говорит: «Знаете, вот когда я ем картошку без масла, без всего, только картошку и соль, я нормально, когда я это даю четырехлетней дочке, у меня сердце кровью обливается, а у меня нет больше ничего». Я в то время его понял, потому что я был инженер, мне моей зарплаты месячной хватало на проездной билет на метро. Поэтому вот после вот этого, тогда я еще в Москве жил, это не самый плохой вариант, так как, естественно, столица, она всегда лучше провинции в этом плане. И вот эти люди, они немножко разбогатели, как-то жизнь наладилась, они оказались за границей, а вот у них сзади было десять лет голода у некоторых, натурального голода. Но еще в деревне там выживали картошкой, у них попроще было, а вот городским людям куда деваться-то? На балконе картошку не посадишь, поэтому я бы не стал их осуждать, потому что, может быть, это у них просто как у Джека Лондона, «Любовь к жизни», когда человека спасли, и он...

А. Митрофанова

— И до конца жизни он...

о. Александр

— Ну, не до конца жизни, там сказали, что через несколько месяцев у него прошло, но он набивал свои подушки сухарями.

К. Мацан

— У меня намного более прозаичная есть на эту тему не история, а опыт жизненный. Я тоже не понимал, зачем выносить еду, завтрак в отелях, пока не приехал отдыхать впервые с маленькими детьми своими, потому что ребенок приходит с тобой на завтрак, ты ему предлагаешь все разнообразие шведского стола, и он как-то поклевал вот как цыпленочек и ушел, ему сейчас пока еще либо не хочется, либо скучно. А вот через полчаса ты с ним придешь на пляж или на экскурсию, спросит: «Папа, что есть поесть?» Как-то вот надо, хочется поесть. И ты берешь эту несчастную булочку с собой, чтобы было что предложить, потому что на завтраке ребенок не съел, грубо говоря, своего, ты просто ему предложил это тут. Ну, это просто мило. А потом, когда дети стали взрослые уже, повзрослее, когда уже можно апеллировать к разуму, я стал говорить: «Я ничего выносить не буду, поэтому ешьте сейчас, пожалуйста».

А. Ананьев

— Отец Александр, вы хотели что-то добавить.

о. Александр

— Ну, вот мы сегодня очень много всяких историй рассказали замечательных, но надо понимать, что все эти истории, они не на пустом месте, вот как вы правильно в начале сказали, что «я не верю вот в это, по щелчку». Человек приходит к такой истории на протяжении всей своей жизни. У него внутренне копится, вот как у этого молодого человека, о котором я в начале рассказал, копится ненависть к греху, он молится. И вот очень важно в связи с этим, когда ты молишься, а вечером, так условно говоря, ты опять впадаешь в свою страсть, может, с борьбой, может, без борьбы, но с борьбой, как мы знаем, лучше, а может, без борьбы, и утром ты просыпаешься или вечером, когда ты страсть удовлетворил, и у тебя такое полное уныние, говоришь: Господи, ну, а что? Я молился, я старался, но я бессилен. И вот это очень важно, что ты осознаешь, что ты бессилен — ты бессилен, но не Бог, и продолжать молиться, продолжать копить ненависть к страсти, и в конечном счете ты обязательно победишь, вот в это надо верить, и у тебя в конечном счете произойдет с тобой светлая история.

А. Митрофанова

— То есть, если человек из года в год ходит на исповедь и среди его грехов есть, допустим, какой-то повторяющийся, это не значит, что он произносит свою исповедь формально, это значит, что просто если он каждый раз...

о. Александр

— Может быть, и формально. Вот если он формально, это будет до конца и, к сожалению, может перейти и за черту этой жизни. А если в это вкладывается вот эта ненависть ко греху, борьба по возможности молитва пламенная, насколько я способен гореть в молитве, и я не прекращаю этих усилий, вот тогда это накопится, и тогда это произойдет.

А. Митрофанова

— Я вспоминаю все время в связи с вот этой историей, вернее, темой борьбы со страстями, картинку из «Маленького принца» Экзюпери, помните, там нарисовал иллюстрацию к предупреждению «Дети, берегитесь баобабов». Астероид B612, Маленький принц, который пропалывает ростки баобабов каждое утро, потому что если этого не делать, то страсть... Ну, вернее, для меня вот эти баобабы — это такая метафора страсти. Он каждое утро начинает с того, что приводит в порядок сначала себя, а потом свою планету, он идет и пропалывает вот эти самые крошечные, такие невинные, казалось бы, милые ростки баобабов, которые, если вовремя не разглядеть и не распознать, и не прополоть, то дальше будет рис. № 2 в продолжение этого рисунка, где астероид B612, только никакого Маленького принца с тяпочкой там уже нет, там три баобабы, торчащие в разные стороны, которые своими корнями эту планету разносят в хлам. И это принцип действия, когда от личности человека уже ничего не остается, а вот эта вот самая страсть, она корнищами своими прорастает, и все, и начинается конец, начало конца такое, поэтому, действительно, штука опасная, и мне кажется, что единственная возможность тут то, о чем отец Александр сказал.

о. Александр

— Да, мы слабее страсти, это вне всякого сомнения и, к сожалению, не всегда это понимаем и пытаемся сами бороться с нею. А вот когда мы после, может быть, многолетней борьбы осознаем, что мы бессильны, кстати, был в группе анонимных алкоголиков у нас недавно, которая у нас при храме действуют, они четко поняли это, и когда они поняли, у них начался какой-то прогресс. Вот когда мы поняли, что мы бессильны, но Бог нам может помочь, вот тогда начнется прогресс.

А. Митрофанова

— Протоиерей Александр Никольский, настоятель храма Трех святителей в Раменках, Константин Мацан, Александр Ананьев, я Алла Митрофанова, прощаемся с вами. «Светлые истории» на Радио ВЕРА можно слушать, смотреть, а еще пересылать ссылки на наши программы друзьям, близким и знакомым. Благодарим за внимание, пока.

К. Мацан

— Счастливо.

о. Александр

— До свидания.

А. Ананьев

— Особенно тем знакомым, у которых очень много страстей, на ваш взгляд. Всего доброго.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Страдания и вера»
• «Приход к вере и изменения в жизни в лучшую сторону»
• «Без Бога ни до порога»

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов