У нас в гостях был настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского при МГИМО протоиерей Игорь Фомин.
В предновогодний вечер мы говорили о том, как православному христианину относиться к встрече Нового года, и как праздничные мероприятия соотнести с периодом Рождественского поста.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— 31 декабря. До наступления Нового года осталось всего лишь четыре часа. И в празднично украшенной студии Светлого радио, радио «Вера», я приветствую Вас, друзья. Меня зовут Александр Ананьев. В течение вот уже практически целого года я задаю в это время здесь свои вопросы неофита, но сегодня я хочу не просто задавать свои вопросы неофита, а, я надеюсь, отметить скорое наступление Нового года вместе с дорогим гостем, с настоятелем храма Святого Благоверного князя Александра Невского протоиереем Игорем Фоминым. Здравствуйте, отец, или добрый вечер.
Протоиерей И. Фомин
— Здравствуйте. Добрый вечер.
А. Ананьев
— Сразу вопрос. Я хотел Вас сразу поздравить, отец Игорь, с наступающим Вас Новым годом! А вот теперь я не знаю, имеет ли это смысл, уместно ли поздравление с наступающим Новым годом Вас?
Протоиерей И. Фомин
— Ну, конечно, имеет смысл, потому что я все-таки гражданин своей страны, люблю свою страну, и те правила, и те законы, которые существуют в моей стране, я, естественно, их чту и придерживаюсь. Не только, так скажем, Уголовный кодекс, не только Конституцию, но, в общем-то, и...
А. Ананьев
— ...традиции.
Протоиерей И. Фомин
— ...какие-то традиции, которые, естественно, не мешают моему спасению. Вот Новый год — он не мешает моему спасению, потому что это совершенно свободный праздник, на него никто никогда не сгонял... Ну, были моменты, когда, в общем, его повелевали праздновать в нашей истории, но в данный момент никто его насильно не насаждает.
А. Ананьев
— Тогда, отец Игорь, от имени всех своих коллег, от имени нашей семьи, от меня лично я поздравляю Вас, Ваших друзей, Вашу чудесную семью с наступающим Новым годом. Ну, и я так понимаю, что у Вас на эту ночь большие планы. Вот мы в девять часов заканчиваем, я посмотрел на сайте храма Святого Благоверного Князя Александра Невского при МГИМО, в 11 у Вас исповедь, потом часы...
Протоиерей И. Фомин
— Да, да. Будет богослужение обязательно. Обычное, ничем, в общем, так, не выделяющееся, ну, кроме того, что оно ночью будет происходить. А так — первые минуты Нового года мы встретим словами, благословляющими Господа.
А. Ананьев
— Вы, когда мы готовились к программе, сказали удивительную вещь, которая у меня пока не укладывается в голове. Вы на меня посмотрели с улыбкой, как Санта-Клаус, и сказали: «Вы знаете, Александр, а я ведь Новый год и не отмечал никогда — в том смысле, в котором мы приняли его».
Протоиерей И. Фомин
— Да, действительно, в общем-то, никогда не отмечал. У нас в семье как-то это не было принято — отмечать Новый год, хотя, естественно, выходными пользовались. На следующий день мы ехали к бабушкам-дедушкам, их поздравляли, потому что для них это было очень важно. Ну, и вообще время, вот это отпускное время, маленькое отпускное время родителей мы проводили очень как-то хорошо и весело — где-то гуляли, катались, что-то посещали. Я считаю, это очень-очень правильно.
А. Ананьев
— Вы знаете, чтобы продемонстрировать Вам, проиллюстрировать свое невежество в ряде вопросов, я хочу напомнить слушателям, что крестился я вот незадолго до Великого Поста в уходящем году, и, фактически, это мой первый Новый год, когда я начинаю делать первые шаги в Церкви. И вот еще совсем недавно я был уверен в том, что гражданский брак — это вот я сейчас на полном серьезе, — то есть брак «не по-настоящему» — это когда муж и жена живут в одном доме без регистрации своих отношений в ЗАГСе. Вот я был уверен, что гражданские муж и жена — это когда вот «не по-настоящему». И лишь недавно я понял, как глубоко я заблуждался, и гражданский брак — это когда регистрация в ЗАГСе есть, но они не венчаны в Церкви. И сейчас хочется разобраться с тем, что же такое «гражданский Новый год». И чем он отличается от церковного Нового года, потому что в Церкви тоже ведь есть Новый год!
Протоиерей И. Фомин
— Да, есть Новый год в Церкви. И, причем, в разные периоды истории Руси Новый год праздновался по-разному. То в марте он праздновался, потом решили перенести на сентябрь и в сентябре стали праздновать. И до сих пор, в общем-то, Церковное Новолетие — это 1 сентября по старому стилю, это значит, с 13 на 14 сентября по новому стилю.
А. Ананьев
— Да, вот мне, кстати, хочется разобраться: вот сразу после Крещения Руси Новый год, действительно, с 998 года начинался 1 марта. Почему Иван III в 1492-м решил перенести его на 1 сентября?
Протоиерей И. Фомин
— Здесь я затрудняюсь что-либо ответить. Наверное, надо спросить историков, которые изучали, наверное, акты и тому подобное. Но все-таки мое предположение — то, что Новый год 1 сентября совпадает с Новым годом 1 сентября в Греции, то есть откуда мы взяли с Вами веру. Естественно, Церковный греческий Новый год, потому что у них тоже свои гражданские праздники есть. И мы стали праздновать этот Новый год именно 1 сентября. Но я хотел бы обратить внимание всех нас, насколько это гармоничный, логичный праздник Нового года — 1 сентября. Мы же очень часто отмеряем какие-то свои даты именно учебными годами. Ну, то ли мы так привыкли, то ли это заканчивается уже время отпусков (ну, примерно, плюс-минус) и начинается новый рабочий год. То есть как бы это все очень логично было бы, действительно — праздновать Новый год 1 сентября.
А. Ананьев
— Ну, в нас генетически это заложено, и как-то уже ближе к 1 сентября мы начинаем срезать астры на наших приусадебных участках, одевать детей красиво...
Протоиерей И. Фомин
— Да, да-да. Да и вообще все заново — закончились каникулы и начинается что-то очень такое серьезное, основательное и так далее.
А. Ананьев
— Знаете, для меня это какой большой праздник? 1 сентября каждый год я смотрю в окно и думаю: «Какое это счастье! Слава Тебе, Господи, что мне не надо идти в школу!». (Смеется.) Самая настоящая радость.
Протоиерей И. Фомин
— (Смеется.) Я надеюсь, что мы когда-нибудь доживем, может быть, уже в глубокой старости до того, что школа станет не тем ужасом, который мы вселяем в наших детей... Мы, кстати, Вы знаете, очень часто своих детей настраиваем совершенно, мне кажется, неправильно. Ну, допустим, «папу не трогай, папа устал, папа с работы, но вот зато через месяц у него наступит отпуск, и тогда мы все отдохнем». Мы отучаем детей работать. Мы хотим научить их отдыхать, но совершенно не заботимся о том, чтобы они морально научились работать. То же самое со школой. Причем, этим грешу и я. То есть самое страшное, что для меня есть, это, в общем-то, общеобразовательная школа, да простят меня Департамент и Министерство просвещения города Москвы и всей нашей великой Родины.
А. Ананьев
— Я хотел этот вопрос задать немножко позже, но раз уж мы заговорили о школе, вот эти новогодние праздники — это не только школьные утренники, школьные концерты, школьные карнавальные костюмы, вот это вот, что называется, «не попади под хоровод», но и время Рождественского поста. Как правильно расставить акценты в сознании ребенка в православной семье в отношении всех этих праздников? Потому что он, получается, часто живет в двух мирах.
Протоиерей И. Фомин
— Мы должны прекрасно понимать, что пост — это не гастрономия. Или, скажем так, в первую очередь, это не гастрономия. Поэтому здесь, естественно, человеком надо оставаться в любых обстоятельствах, где бы ты ни был — в школе, на работе, дома и так далее, и тому подобное. Оставаться человеком именно с христианской точки зрения, с христианским пониманием этого значения. Значит — следить за собой, за своими поступками, за своими чувствами, за своим внутренним миром и следить за тем, что ты выдаешь, в общем-то, как говорят, «на гора», наружу, да? Каким ты предстаешь пред другими людьми. Вот, наверное, это очень важный такой аспект поста. Потом, Рождественский пост — он очень серьезно отличается по своему духу, накалу от Великого поста. Если Великий пост заканчивается Страстной Седмицей, теми ужасами, которые свершились в жизни Спасителя, то Рождественский пост — это совсем другое. Это хлопоты. Но Вы можете вспомнить и тех, кто, в общем-то, рожал и был как-то этому сопричастник, что такое поездка в роддом уже беременной жены, мамы, дочери и тому подобное. Этому предшествуют хлопоты. Она, бедная, лежит: «А конвертик приготовили? А ленточки какие заготовили? А коляску когда будете покупать? А вот возьмите то...» Вот эти хлопоты — они очень суетные, они очень большие, но они очень приятные, честно говоря. Они те, которые человека настраивают на появление какого-то чуда. И вот это чудо — оно, в общем-то, происходит в Рождество. Новый год, на самом деле, он попадает в разряд вот этих подготовительных дней к этому чуду. Зря, в общем-то, все начинают говорить, что «вот, начинается алкоголизация» и тому подобное. Ну, может быть, у кого-то начинается алкоголизация. Да, может быть, кто-то там...
А. Ананьев
— Может быть, у кого-то и не прекращалась.
Протоиерей И. Фомин
— Может быть, у кого-то... Ну, скорее всего, она начинается у тех, у кого не прекращалась. Но сейчас я смотрю, что этого все меньше и меньше происходит. Сейчас это время используется для подготовки к Рождеству. Конечно, было бы замечательно, если бы после Рождества нам тоже дали какое-то время, в общем-то, попраздновать. Но, впрочем, как происходит, наверное, в Западном мире — там, в Европе или в Америке — отмечается Рождество, а в Новый год, 1-го числа, в основном, уже все работают.
А. Ананьев
— Так все-таки вот что ответить ребенку, который приходит и говорит: «Папа, мы отмечаем Новый год, мне надо одеться чертиком, ведьмой, не знаю, кем-нибудь, потому что у нас утренник, и вот мы будем отмечать»? Уместно ли это во время Рождественского поста?
Протоиерей И. Фомин
— Нет, конечно, неуместно, и, в общем-то, ребенок, который это заявляет, можно диагностировать, что у него тотальная нехватка общения с родителями. Вот тот, который к верующим родителям приходит и говорит: «Мне надо одеться чертиком»...
А. Ананьев
— Ну хорошо, не чертиком — снеговиком.
Протоиерей И. Фомин
— Нельзя поставить, да, так «диагноз по телефону», но вот здесь, наверное, можно поставить «диагноз по телефону», что тотальная нехватка родительского внимания. Если он хочет нарядиться снеговиком — ну, наверное, это нормально. Вообще, все наши какие-то поступки, действия, взаимоотношения с внешним или, назовем так, гражданским миром — они должны проходить через определенное, в общем-то, «сито»: «Как это повлияет на мое спасение? Как это относится... Как это повлияет на то, чтобы приблизить меня ко Христу? Как это удалит меня от Христа?». И вот через это «сито» просеивая наши поступки, ну, естественно, тех детей, которые нам вручены в ведение, воспитание и за кого мы дадим ответ, именно мы за них дадим ответ, а не они за нас дадут ответ (это тоже мы должны очень четко понимать), вот мы должны, в общем-то, просеивать. Если что-то нас не устраивает в том, что насаждает внешний мир для наших детей, естественно, не огнем и мечом мы должны это выжигать из душ и сердец наших детишек, а, ну, каким-то разбором, разбором полетов. Ну, говоря о Новом годе, естественно, мы должны поговорить, допустим, о символах Нового года — мандаринах, оливье и шампанском, да? Кто мыслит Новый год в гражданском обществе без этих символов? Но мало кто знает, как они появились.
А. Ананьев
— Вот это интересно, расскажите.
Протоиерей И. Фомин
— Да, и... Ну, я думаю, в течение передачи мы поговорим и о советском периоде, и о другом периоде. То есть, понимаете, мы должны вот смотреть на это... Когда рассказываешь человеку о том, как это произошло, он как-то грустнеет. Ну, допустим, 1 января, Новый год — появилось в 46 году до Рождества Христова. Юлий Цезарь, когда делал календарную реформу. Мы это все прекрасно понимаем. К чему привязана эта дата? Ни к чему. Ну, 1 января — то же самое, что 2 января, 3 января и так далее. Все говорят: «Ну, вот Юлий Цезарь»... Ну хорошо, а кто такой Юлий Цезарь? Ну, очередной римский правитель. Гениальный? Гениальный, как и все правители, не только римские, но и другие, которые в истории оставили большой след или просто наследили, там. Ну, пожалуйста, как хотите, назовите. Вот юлианский календарь — 1 января, вот тогда-то стали мы праздновать. Когда он пришел к нам на Русь? С Петром Великим, Петром Первым, который был настолько скрупулезным человеком, что пытался регламентировать все стороны жизни, и даже частной жизни. Ну, не знаю, дресс-код...
А. Ананьев
— Бороды...
Протоиерей И. Фомин
— Да, брадобритие и так далее. То есть все стороны жизни он пытался, в общем-то, регламентировать, в том числе и Новый год переносит своим указом 1699 года, 20 декабря, если я не ошибаюсь (это, в общем-то, было по старому стилю), он переносит на 1 января. И, причем, прямо буквально здесь так и сказано: «Украшать дома еловыми, сосновыми, можжевеловыми ветками»... Не дома, а ворота. И пальбу в день праздников, что он и осуществляет первые на Руси в 1700 году, когда со Стрелецкой башни раздается несколько залпов пушек. Я думаю, Петр Первый, увидев, как мы сейчас празднуем Новый год с этими фейерверками и петардами, был бы очень доволен и очень рад. То есть мы все это преподносим ему как бы во исполнение его указов. Но самое интересное — что Новый год-то не прижился! Вот не прижился он на Руси, и все. Самые главные празднества — это были всегда Рождество, Память Святителя Николая, на которую начинали дарить подарки, само Рождество, в общем-то, когда уже ходили по домам, колядовали и так далее, когда можно было уже... были такие большие гулянья... А сам Новый год потом — да, если я не ошибаюсь, Александра Федоровна впервые привезла елку целиком, не только ветки, а целиком на Русь. Это, значит, у нас в правление Николая Первого, да? Александра Федоровна, его супруга, вот она наряжает юбку и очень робко, очень так постепенно начинает это распространяться — сначала, естественно, по элите, потом это все ка-кто начинает распространяться уже и в народе. И все равно это связано только с Рождеством, а не с Новым годом. Наряжают-то ведь на Рождество. Ну, а если уж... Кстати, «В лесу родилась елочка» — мы помним эту прекрасную песенку, которая была написана в 1905 году. Это же тоже такой вот интересный момент, и она потом возрождается, эта песенка. Ее забывают — возрождается. Ну, а в советское время по поводу Нового года мы что должны с Вами отметить? Ну, наверное, первая дата — это 1918 год, когда Ленин приезжает на — ну, тогда не елка, а все-таки — празднование Нового года в лесной школе в Сокольниках, где жили бездомные детишки. Вот туда их свозили, детишек, и там... Ну, это даже не то, что бездомные, а дети с заболеваниями были психическими, но без родителей. И вот туда приезжает Ленин, к ним на праздник. Только что организованная столица, Москва, только что сюда переехали. И вот он приезжает туда. Бонч-Бруевич очень прекрасно это все, очень красиво описывает, как был этот приезд. И потом начинается как бы насаждение Нового года. Как раз переносят календарь — теперь уже...
А. Ананьев
— На четырнадцать дней.
Протоиерей И. Фомин
— Да. Теперь уже Новый год празднуется перед Рождеством. Пытаются запретить Рождественские празднества, но это, естественно, нереально. Можно говорить, какой плохой поп, можно говорить, какая плохая Церковь и тому подобное, но праздновать Рождество, служить в Рождество — это просто немыслимо.
А. Ананьев
— Очень о многом хочется поговорить. Я думаю, что мы успеем. Я очень рад, что Вы заговорили, отец Игорь, про елки, потому что о елках отдельно хочется поговорить через мгновение.
Вы слушаете Светлое радио в празднично украшенной студии радио «Вера». Я — Александр Ананьев. И сегодня о Новом годе, о новогодних традициях, о рождественских традициях я беседую с настоятелем храма Святого Благоверного Князя Александра Невского при МГИМО протоиереем Игорем Фоминым. Еще раз добрый вечер, отец Игорь, еще раз с наступающим Вас, да!
Протоиерей И. Фомин
— И Вас!
А. Ананьев
— И я хочу сейчас поговорить о елках, потому что это все-таки символ зимних праздников. В храме Святого Благоверного Князя Александра Невского есть елки?
Протоиерей И. Фомин
— Да, есть елки, украшенные — все как обычно.
А. Ананьев
— Но эти елки — не про Новый год? Эти елки — про Рождество?
Протоиерей И. Фомин
— Да, эти елки — про Рождество. Ну, точнее, сейчас их еще пока нету, но они уже завезены. Они еще не стоят в храме Александра Невского, потому что мы все-таки украшаем к Рождеству. Это отчасти сделано и специально, чтобы не подчеркивать, в общем-то, Новый год. Новый год мы встретим по-другому. Новый год мы встретим ночным богослужением, потом посидим, попьем чайку и так далее. Причем, это богослужение, я думаю, сейчас будет во многих храмах, в большинстве храмов Русской Православной церкви.
А. Ананьев
— Вы знаете, я наткнулся совершенно случайно в любимом журнале «Фома» на статью, адресованную детям, в первую очередь, которую написал наш большой друг Александр Ткаченко. И вот, в частности, я хочу предложить Вам фрагмент из этой статьи про историю рождественской елки. Давайте послушаем.
- Давным-давно на землях, которые потом станут Германией, жили языческие племена, поклонявшиеся деревьям. Их жрецы — друиды — говорили, что в деревьях живут могучие божества, которым нужно приносить жертвы. И вот однажды к друидам пришел христианский священник, которого звали Святой Бонифаций, и стал объяснять им, что деревья — это просто деревья, и никаких божеств в них нет, а настоящий Бог — это Иисус Христос, сотворивший небо, море и землю, и все деревья, которые на ней растут. Друиды переглянулись и стали смеяться над странным пришельцем, показывая на него пальцами и говоря друг другу: «Ну вот ведь какой чудак к нам пожаловал! Это ж надо такое придумать — в деревьях нет божеств!». Святой Бонифаций посмотрел на них внимательно и спросил: «А вот что мне сделать, чтоб Вы мне поверили?». Друиды посовещались и ответили: «В лесу растет огромный дуб. В нем живет наше главное божество. Попробуй надломить на дубе хотя бы одну ветку, и увидишь, как страшно божество тебя покарает». «Ну что ж, показывайте, где растет Ваш дуб», — сказал святой Бонифаций. Друиды привели его в лес и указали дуб. Тогда Бонифаций взял топор и стал рубить его так, что только щепки полетели во все стороны. Друиды с ужасом наблюдали, как огромное дерево с оглушительным треском рухнуло, ломая все деревья на своем пути. Только стройная молодая елочка каким-то чудом уцелела во время этого падения. Никакое божество, конечно же, Бонифация не покарало. А растерянные друиды смотрели на все это и не понимали, ну как же им жить дальше. Тогда Святой Бонифаций подвел их к той самой уцелевшей елочке и сказал: «Раз Вы так любите деревья, пускай эта ель станет для Вас символом новой истинной веры — христианства». И вот с тех самых пор германские племена называли елочку «деревом Христа».
А. Ананьев
— Это фрагмент из статьи Александра Ткаченко, которую он разместил в журнале «Фома» специально для детей, рассказывая им о том, какая история у новогодней и рождественской елки. Отец Игорь, в 20-е годы большевики боролись с традицией ставить и украшать на Новый год елки. В 1935 году елки вернулись — вернулись вместе с Дедом Морозом. Интересно, почему?
Протоиерей И. Фомин
— Потому что это запретить невозможно. Мы уже говорили в этой программе, что можно говорить, какие плохие, там, попы, какая плохая Церковь и тому подобное. Но есть какие-то определенные символы в сознании человека, которые просто невозможно запретить. При чем здесь елка, при чем здесь, в общем-то, ну?.. Ну представьте — Россия перед революцией на 95% аграрная, и люди живут, 95% населения, жителей России — это все в деревне. Причем, вот мы сейчас с Вами говорим, но мы говорим с чисто такой урбанистической позиции, позиции городского жителя. Ведь в деревне-то по-другому праздновался Новый год. Там, понимаете, коровы-то или какие-нибудь свиньи, или козы — они не будут... не понимают, что наступил Новый год. Их надо доить, их надо кормить. Не погуляешь до утра — все равно в пять часов вставать.
А. Ананьев
— И уж, тем более, двенадцать дней.
Протоиерей И. Фомин
— Да. Там все, в общем-то, по-другому. Ну, в лучшем случае, бокал подняли — и легли спать, потому что все-таки труд на селе — он особый труд, в общем-то, и он зависит не от человека, а от окружающих природных явлений, скажем так. Запретить это было невозможно. Хотя запрещали, в общем-то, не сами елки, а елки на Рождество. Потому что весь этот — не побоюсь этого слова — антураж создает такую сказочность, он создает определенный такой настрой. Не было Дед Мороза как такового. Был Святитель Николай, на Память которого, в общем-то, и начинались подарки, в память того, как он совершал эти подарки — ну, для той же самой Семьи. Как он спас у отца...
А. Ананьев
— Да, об этом мы поговорим немножко.
Протоиерей И. Фомин
— То есть, понимаете... А на Рождество уже на само не было как таковых подарков. То есть, попробовав, запретив елки, советская власть поняла, что лучше не запрещать — лучше их трансформировать. И вот они были трансформированы. В Новый год начали украшать. Новый год — сюда пошли и выходные. То есть как человека переориентировать? Ну, надо ему дать какие-то поблажки, надо ему дать какие-то моменты, связанные с его комфортом. Это, в общем-то, и было дано. Были даны определенные выходные, а на Рождество все работали.
А. Ананьев
— Вот буквально недавно осознал, что все-таки елки — это действительно не символ Нового года, это мощнейший христианский символ, и звезда наверху — это не звезда на башне Кремля, а это совершенно другая звезда, это Вифлеемская звезда.
Протоиерей И. Фомин
— Да, это Вифлеемская звезда, которая и была, в общем-то, украшением всех елок до революции, восьмиконечная Вифлеемская звезда родившегося Спасителя. Ну вот, наверное, так.
А. Ананьев
— У Вас большая дружная семья, у Вас чудесный дом. У Вас дома — вот сейчас не спрашиваю, есть ли, — но будет ли елка под Рождество?
Протоиерей И. Фомин
— Да, конечно, конечно. И подарки, и елка, и...
А. Ананьев
— А подарки под елку, по традиции?
Протоиерей И. Фомин
— В общем, да. Да-да-да. Причем, это всегда бывает как-то очень так замечательно, спонтанно, весело, хорошо. Я помню очень замечательный подарок, который сделала самая младшая наша дочка, София, — она своими руками смастерила коробочки, кому большую, кому маленькую, все это обклеила, все это замечательно, завернула подарок, положила на дно этих коробочек. И вот мы с таким умилением все это разворачивали. Но что может подарить семилетний ребенок, шести или семи лет? Я вот сейчас не помню, это за городом было. Все с таким нетерпением разворачивали... Очень долго разворачивали этот подарок... Ну, и кому-то прищепка, кому-то еще что-то такое, но это было очень умилительно и очень красиво. Да, мы, конечно, потом смеялись. На самом деле, вот эти подарки, мне кажется, они необходимы, потому что пусть это будет даже прищепка или какая-нибудь морковка...
А. Ананьев
— Прищепка — это страшно полезная вещь!
Протоиерей И. Фомин
— Да. Это совершенно не важно. Важно то, что кто-то что-то своими руками сделал и обратил на тебя внимание.
А. Ананьев
— Ну что ж, мы вернемся в студию Светлого радио буквально через мгновение. У нас на очереди — нам пора разобраться с тем, кто такой Дед Мороз, кто такой Санта-Клаус и хорошо ли верить в Деда Мороза.
Вы слушаете Светлое радио. Сегодня 31 декабря, чуть больше трех часов остается до боя курантов. И я счастлив, что у нас в гостях, несмотря на свой невероятный праздничный график, настоятель храма Святого Благоверного Князя Александра Невского при МГИМО протоиерей Игорь Фомин. Добрый вечер, отец Игорь, еще раз!
Протоиерей И. Фомин
— Добрый вечер!
А. Ананьев
— Мы сегодня говорим о том, как праздновать Новый год по-православному. Но Ваш ответ на этот вопрос — никак, практически.
Протоиерей И. Фомин
— Ну, практически, никак, да. Практически, никак, хотя, вот видите, этот праздник есть в нашем государстве, значит, мы ему должны придать такой православный дух, православный взгляд. И я всех призываю — вот сейчас осталось совсем немного времени — прийти в храм и именно в храм, встретить с первыми словами Новый год, и пусть эти первые слова будут именно благословляющие Господа.
А. Ананьев
— Тему этого часа я обозначил примерно так: «Как отметить Новый год по-православному и не свалиться при этом в пучину фарисейского буквоедства?». Это не пустые слова. Дело в том, что за последнее время я так много всего надумал, что начинаю предполагать, что надумал в каком-то месте лишнего. Ну вот часто детей спрашивают: «Малыш, а ты веришь в Деда Мороза?». Он говорит: «Конечно, верю!». А при этом взрослые ребята подходят и говорят: «Да ты что, малыш, Деда Мороза не существует, подарки приносят твои родители!». Раньше я к таким беседам относился с умилением — это было трогательно, это было просто, там, где-то ребенок верит, где-то не верит. Сейчас для меня все стало гораздо сложнее. Ваши дети верят в Деда Мороза?
Протоиерей И. Фомин
— К сожалению, не все. К сожалению, не все.
А. Ананьев
— К сожалению?
Протоиерей И. Фомин
— Да, к сожалению, не все. Ряды тех, кто признает Деда Мороза, в нашей семье редеют. Мне кажется, остались только я и младшая дочь. И, к сожалению...
А. Ананьев
— Вот тебе и не празднуют Новый год!
Протоиерей И. Фомин
— Да. Ну, Дед Мороз и Новый год, Вы знаете, все-таки... Дед Мороз — это для меня немножечко другой персонаж. Вот не просто, там, дядя, который просыпается, запрягает оленей и едет...
А. Ананьев
— У нашего нет оленей, у нашего есть Снегурочка, он запрягает Снегурочку.
Протоиерей И. Фомин
— (Смеется.) Запрягает Снегурочку? Ну, «запрягает» — в том смысле, что она помогает раздавать ему подарки, да?
А. Ананьев
— Абсолютно верно.
Протоиерей И. Фомин
— На самом деле, Дед Мороз — для меня — это образ такого святого, который, в общем-то, дорог, наверное, каждому сердцу православного человека. Это Святитель Николай.
А. Ананьев
— Да. И вот сейчас я хочу, с Вашего благословения, вспомнить еще раз ту прекрасную статью, которую для детей написал Александр Ткаченко в журнале «Фома». И, в частности, он рассказывает историю не Деда Мороза, а Санта-Клауса. Вот прежде, чем мы ее послушаем, скажите — так все-таки Дед Мороз или Санта-Клаус?
Протоиерей И. Фомин
— Нет, Дед Мороз. Дед Мороз.
А. Ананьев
— Дед Мороз. Хорошо.
Протоиерей И. Фомин
— Санта-Клаус все-таки — это чисто западная такая. Это что-то про него, где-то там. А у нас все-таки это Святитель Николай.
А. Ананьев
— Ну даже в самом имени «Санта-Клаус»...
Протоиерей И. Фомин
— Санта-Клаус, я с Вами абсолютно согласен, но как-то вот не очень он приятен.
А. Ананьев
— Давайте послушаем, что написал Александр Ткаченко про историю Деда Мороза — ну, в его случае, Санта-Клауса.
— В переводе на русский язык имя «Санта-Клаус» означает «Святой Николай», или, как его еще называют, «Николай Чудотворец». Это один из самых почитаемых святых в русском народе. Правда, хотя борода у него и имеется, но в остальном он совсем не похож на румяного толстяка Санту. Его иконы мы можем увидеть, зайдя в любой православный храм. На них изображен худощавый старец с добрым и немного печальным взглядом. Добрым — потому что Святой Николай очень любил людей. А печальным — потому что слишком много видел вокруг себя людского горя. И каждому страдающему человеку старался помочь в его беде. Однажды, когда Николай был еще совсем молодым и служил священником, он внезапно получил очень большое наследство. Денег у него теперь было так много, что просто не сосчитать. Оставалось только купить себе на них богатый дом в центре города и зажить в нем, что называется, припеваючи — одеваться в белоснежные шелковые одежды, есть изысканную еду с золотых подносов и запивать ее прохладным вином из запотевшего кувшина. Вот именно так жили богачи в те времена. Но Святой Николай каждый день встречал в храме людей, которые иногда не имели даже куска хлеба для дневного пропитания. В городе были целые кварталы, населенные бедняками и нищими. И Николай решил раздать свое имущество тем, кто нуждался в помощи. Только избрал он для этого очень необычный способ. Вот как-то раз он узнал, что один бедняк, замученный долгами, вконец отчаялся и решил продать в рабство трех своих дочерей-красавиц. И сколько его ни убеждали в безумии этого поступка, он только качал головой и говорил, что иначе его дочери просто умрут от голода. Тогда Святой Николай решил помочь бедному отцу. Однако давать ему деньги открыто он не стал, потому что этот человек раньше был богатым купцом, торговал заморскими товарами. Однажды в шторм корабль с его грузом утонул, и он в один день потерял все, что имел. И вот чтоб не унижать бывшего купца подаянием, Николай пошел на хитрость. Темной безлунной ночью, когда все уже легли спать, он подошел к дому разорившегося отца трех дочерей и бросил в окно мешок золота. Утром хозяин проснулся, развязал мешок — а там денег столько, что хватило и долги раздать, и старшую дочь замуж выдать. Спустя некоторое время Николай таким же образом подкинул ему еще один мешок. Обрадованный отец выдал замуж вторую дочь, но твердо решил узнать, кто же его таинственный благодетель — стал караулить по ночам. И вот наконец услышал, как на пол комнаты тяжело упал очередной мешок. Хозяин тут же выскочил на улицу и увидел Святого Николая, который на этот раз не успел скрыться. Бедняк упал к нему в ноги и стал благодарить. А священник велел ему подняться и взял с него клятву, что тот никому не расскажет о случившемся. Но, видимо, бывший купец свою клятву так и не сдержал. И теперь весь мир знает о Санта-Клаусе, тайком приносящем по ночам подарки в чужие дома. Так добрый поступок Святого Николая стал основой для легенды про сказочного Санта-Клауса. Ну а как иначе? Ведь Рождество же — Христово, и Николай Чудотворец — святой христианский.
А. Ананьев
— Это фрагмент прекрасной статьи, адресованной детям, которую написал Александр Ткаченко для журнала «Фома». У нас в гостях, напомню, протоиерей Игорь Фомин, настоятель храма Святого Благоверного Князя Александра Невского. И мы сейчас говорим про Деда Мороза. Вы знаете, не так давно с женой посмотрели один из многочисленных рождественских фильмов — американских. Там Рождество, Санта-Клаус, красный костюм, мешок с подарками. Фильм современный, поэтому Санта-Клаус загремел в тюрьму, и люди, которые бегали вокруг Санта-Клауса, говорили: «Санта-Клаус в тюрьме — все, Рождества не будет». Еще год назад такая логическая цепочка не вызвала бы у меня никакого недоумения. А сейчас у меня был какой-то шок: «Как это — Рождества не будет?» И какое отношение Санта-Клаус имеет, в конечном итоге, к Рождеству? Сразу первый вопрос: можно ли смотреть такие фильмы в принципе? И детям показывать? Они же детские.
Протоиерей И. Фомин
— Ну, наверное, в принципе, можно смотреть такие фильмы. Кто может смотреть такие фильмы? Наверное, тот, кто понимает и разбирается, и уже есть определенный запас, багаж каких-то знаний, который может критически подойти к любой ситуации. Какие книги мы можем читать? Ну, если человек укреплен в православии, он может читать любые книги, потому что у него есть определенный уже, догматический взгляд на происходящее, он может критически подойти к любой книге. Поэтому и с детьми... Просто детям показывать — нельзя, смотреть с детьми — можно, чтобы потом обсудить, чтобы потом поговорить, чтобы потом по свежим следам объяснить те или иные какие-то вопросы. Но вопрос был очень интересный, на самом деле. Если Санта-Клауса или Деда-Мороза посадят в тюрьму, то будет ли под вопросом Рождество? Конечно, не будет. Конечно, не будет, потому что Рождество — это главный праздник, и ради него Дед Мороз, в общем-то, взят на работу. (Смеется.) ...Который разносит подарки детям, да и взрослым тоже.
А. Ананьев
— Угу, угу... А вот то, что на Западе называется «духом Рождества», оно отличается от нашего? Я просто вот смотрел этот фильм — я понимал, что ну все совсем по-другому. В принципе... И такое впечатление, что то, что там отмечается как Рождество (а это же самый любимый праздник, гораздо более отмечаемый и популярный, чем Новый год), не имеет отношения к тому Рождеству, которое отмечается у нас, хотя и называется, в принципе, одинаково, и корни у него одинаковые, и история у него одинаковая. А смысл абсолютно разный.
Протоиерей И. Фомин
— Ну почему смысл разный? Мы же празднуем пришествие в мир Спасителя. Спасителя, начало нашего спасения. Но то, что для нас очень важно и дорого, причем, не важно, какой это человек — верующий или неверующий, воцерковленный или невоцерковленный, он все равно считает летоисчисление от Рождества Христова, хотя до Петра такого не было, на самом деле, мы от Сотворения Мира считали. Этот человек все равно как-то причастен, любой человек причастен к Рождеству Христову, даже не просто как... а очень серьезными событиями, которые свершатся потом в жизни того Младенца, День рождения Которого мы сейчас вспоминаем и празднуем. Так что про дух я сказать ничего не могу. Я один раз был только на Рождество... нет, два раза был на Рождество, и то в ГДР, и то в Советской армии отмечали. И мы были очень удивлены, когда в ГДР Новый год отмечался следующим образом: шла какая-то программа на телевидении, потом вдруг... И даже фильм шел какой-то... Фильм остановился, было поздравление с Новым годом, и через секунду фильм продолжился. То есть не было никакого такого ажиотажа, как это... как у нас.
А. Ананьев
— Не было поздравления президента...
Протоиерей И. Фомин
— Да, в общем-то, поздравление президента — это тоже, знаете, такой символ того, что для нас сейчас, в общем-то, дорого. Ведь любой праздник, который бы мы ни отмечали или который государство ни ставило бы своим праздником, это показатель того, что ему дорого, что ему важно, на что он ориентируется в дальнейшей своей деятельности и работе... Я имею в виду... или оно, государство ориентируется в дальнейшей деятельности и работе. Поэтому ну вот то, что Новый год с посланием президента мы отмечаем и встречаем, — ну, давайте назовем так: уходящий год мы провожаем с посланием президента, с какими-то надеждами на будущее. Что-либо сказать, что этот праздник — он какой-то незначимый... Нет, Вы знаете, он, конечно, вот для меня никакой. Вот для меня он связан с мандаринами, оливье и шампанским. Причем, знаете, именно так потусторонне, потому что если оливье постный, тогда еще...
А. Ананьев
— ...это не оливье.
Протоиерей И. Фомин
— А?
А. Ананьев
— Это не оливье.
Протоиерей И. Фомин
— Вот в том-то и дело. Вы очень хорошее замечание сказали. Дело в том, что оливье — этот тоже изобретение советского времени. Это тот продукт, ингредиенты которого можно было бы легко заменить с учетом тех твоих материальных возможностей и остаться в контексте празднования всей страны. Ну, вместо каперсов — горошек, вместо раковых шеек — колбаса, вместо еще чего-то — другой ингредиент.
А. Ананьев
— Есть один ингредиент, который не заменяем — это ведро майонеза.
Протоиерей И. Фомин
— Ведро майонеза... Ну, да, вот здесь тоже такой момент — ведро майонеза или, там, сметаны — у каждого свое. То есть, понимаете, я о чем сейчас хочу сказать? Наши символы Нового года — это те символы, которые нам совершенно навязаны. Тот же самый мандарин — мы должны прекрасно понимать, что это мы помогали марокканским повстанцам или...
А. Ананьев
— Серьезно, я не знал этой истории!
Протоиерей И. Фомин
— ...освободителям, поставляли им оружие, и они нам в отместку, в ответ вместо денег прислали мандарины, чему, в общем-то, мы были рады. У нас к Новому году уже развивается авитаминоз, и... То есть не с Абхазией это связано, а с марокканскими повстанцами, которых мы поддерживали, когда насаждали там, в Марокко, в Демократической Республике Марокко социалистический строй. То же самое с оливье это связано, с советским шампанским. Ведь больше нигде в мире нету шампанского. Только в Шампани, в двух провинциях Шампани. И мы, когда боролись за право... советское государство — за право тоже производить свое шампанское, князь Голицын все-таки когда-то это дело купил и технологии завода во Франции, мы отвоевали право, что шампанское может называться только «Советским шампанским». Вот они, три символа, понимаете? Один связан с тем, что всех приравнять, так как не все могли добавить каперсы и вообще не знать, что такое каперсы, раковые шейки и тому подобное, но это все проделки рук гастрономии Микояна, назовем так, да? И мандарины, связанные с повстанческим движением. Чего Вы еще можете рассказать про Новый год? И больше ничего.
А. Ананьев
— У нас в гостях настоятель храма Святого Благоверного Князя Александра Невского при МГИМО протоиерей Игорь Фомин. Я вот о чем задумался, отец Игорь. Все-таки Новый год — он имеет государственный статус праздника.
Протоиерей И. Фомин
— Да.
А. Ананьев
— Рождество — скорее, нет.
Протоиерей И. Фомин
— Уже — да.
А. Ананьев
— Уже — да?
Протоиерей И. Фомин
— Уже давно — да, с 90-х годов, потому что это всегда выходной день. И если он попадает на воскресенье, то добавляется еще один выходной.
А. Ананьев
— Должна ли быть государственная политика в вопросе регулирования значимости одного и незначимости другого, на Ваш взгляд?
Протоиерей И. Фомин
— Ну, понимаете, мой взгляд-то предвзятый. Поэтому — да.
А. Ананьев
— Поэтому мне и интересен Ваш взгляд.
Протоиерей И. Фомин
— Поэтому — да. Я хочу, чтобы каждый человек был причастен к этому замечательному празднику Рождества, который насаждает в душе доброе, вечное, самое лучшее и замечательное, который ограждает от всего того, что позволительно в нейтральный какой-то праздник, и тому подобное. Но Рождество нельзя встречать, допустим, с алкоголем — ну просто запрещено. А Новый год — можно.
А. Ананьев
— Интересный факт... Я это мнение вычитал в Интернете — уж не знаю, насколько оно справедливо. Бытует мнение — я сейчас сделаю голос посерьезнее, — что Новый год — это пародия на Рождество Христово. «Известно, что греческое слово «Антихрист» означает не только «Противо-Христос», но и «прежде Христа», значит, не православный, светлый праздник, пародирующий Рождество Христово и предшествующие ему, заставляет простых людей нарушать как постный режим, так и покаянное настроение поста — хлопушками, венками, салатами, пенистым шампанским, — и является антиХристовым в чистом виде». Вот это мнение — это за гранью, или оно имеет под собой основания?
Протоиерей И. Фомин
— Вы знаете, я с чем-то согласен, с чем-то совершенно не согласен. То есть то, что Новый гдо в нашей стране является таким «картонным Рождеством», как это замечательно сказал некогда отец Александр Абрамов в одной телепередаче, я с ним абсолютно согласен. Согласен вот именно по той причине, что он был устроен именно как бы в противовес Рождеству. Но, дорогие мои, кто Вас заставляет нарушать пост? Кто Вас заставляет захлебываться шампанским — так, чтобы из всех ушей это шло, это шампанское? Никто этого не делает. Пожалуйста, устав. Вы можете открыть и посмотреть церковный устав, что в воскресный день постом положено, даже Великим постом (уж не говорю о Рождественском посте) красавулю вина. Честно говоря, это не определено, сколько, но, предположительно, около 430 граммов.
А. Ананьев
— «Красавуля»?
Протоиерей И. Фомин
— Да, красавуля.
А. Ананьев
— Какое слово красивое! Я его не слышал никогда.
Протоиерей И. Фомин
— Да, ну вот такое есть выражение в типиконе. То есть никто же не говорит, что бокал вина или какого-либо другого напитка тебе смертельно противопоказан или не разрешен постом. Но никто также не говорит, что ты обязан выпивать и тому подобное. Насколько это бесовский праздник, это определяет мера твоего празднования. На самом деле, в общем-то, отрицательно отпраздновать можно вес, что угодно. Можно и Рождество так омрачить своим поведением, что, в общем, это не будет Рождеством, это не будет Днем Рождения твоего Спасителя, это не будет тем, чем это задумано. То есть априори сам праздник — он тебе дает возможность проявить себя. Но как ты проявишь, от этого будет праздник и в глазах других людей. Я о том, что, Вы знаете, конечно, день революции я не буду праздновать ни под каким соусом и не скажу, что «если ты его прилично отпраздновал, это повлияло на твое существенно христианское состояние». Но я не вижу ничего такого ужасного в Новом годе, если мой сосед будет его отмечать, а я при этом смогу спать, не будет он так бесноваться...
А. Ананьев
— Накануне Нового года в целом ряде московских офисов (да, наверное, и во всех) сотрудники решили украсить их изображениями свиней. Ну, потому что, с точки зрения Китайского календаря, 2019 год...
Протоиерей И. Фомин
— ...который наступит еще только в феврале...
А. Ананьев
— Это не важно! Это не важно. Это год Свиньи. Поэтому сотрудники в одежде свиньи — это как бы нормально. Для меня самого еще недавно это было нормально тоже. Вот в прошлом году, я помню, я каждому своему родственнику нарисовал картинку с собачкой. Я очень люблю собак, а 2018-й был годом Собаки, и я с удовольствием дарил эти картинки, они с удовольствием их принимали, и вопросов не было. А сейчас, вспоминая притчу о стаде свиней, в которых вселились бесы, вспоминая о том, что это единственное животное, которое не может поднять голову наверх и посмотреть на небо, я начинаю видеть в этом что-то нехорошее. Как правильно относиться к тому, что 2019 год — якобы год Свиньи?
Протоиерей И. Фомин
— Да никак не относиться. Не наше это, в общем-то, празднество. Христианство вообще говорит о другом — что не человека надо опускать до животного, а животное, в общем-то, должно подтягиваться к человеку. Когда Господь творит первого человека, Адама, то все очень иерархично, все очень иерархично. Внутри человека — дух, душа и тело. Тело должно стремиться к душе, к сердечному состоянию, душа должна стремиться к духу, Дух — он животворящий, от Бога. Человек ставится царем или правителем этого мира, ему дается возможность возделывать Рай, то есть его как бы улучшать, поддерживать, совершенствовать. И животные, в общем-то, они должны тянуться, в общем-то, что и делали в Раю эти животные. Но после изгнания приходит совсем другое состояние — вот то, о чем мы сейчас пытаемся с Вами поговорить. И сразу почему-то все начинают завидовать животным — «хорошо быть кошечкою, хорошо — собакою»... Сейчас вот начнут быть свинками и тому подобное. Вы знаете, нет, мне кажется, все-таки животные должны тянуться к человеку. То, что мы ассоциируем свое времяпребывание с пребыванием в определенном животном каком-то мире, зоопарке, и тому подобное, — ну, это даже не просто такая, знаете, детская наивность, детская игра, какая-то шутливость и тому подобное. Все под собой имеет то состояние, на что настраивается человек, на что он потом будет ориентироваться. Ведь это только при слове «халва» во работу слаще не становится. А при слове «свинья» обязательно когда-нибудь захрюкаешь. Надо здесь быть очень осторожным.
А. Ананьев
— Так что, друзья, в следующий раз, когда Вы в магазине по соседству, как я буквально на днях, увидите фантастическую сцену — ну, там, продается игрушка такая, отец Игорь, там, елка, на елке — звезда, у елки — свинья, и у нее в руках хлопушка, я понимаю, что это какая-то смесь всего. И здесь очень важно взять вот эту игрушку, взять ребенка за ручку и сказать: «Друг мой, давай-ка поговорим! Здесь очень много о чем надо поговорить!».
Протоиерей И. Фомин
— Да, вполне можно поговорить. Причем, поговорить очень просто и объяснить. Ребенок может сказать: «Ну и что? А я все равно хочу похрюкать». Это не значит, что он тебя не услышал. Он тебя услышал, у него обязательно это отложится в голове.
А. Ананьев
— Батюшка, у нас осталась ровно минута. Как всегда, очень жаль, что время летит так быстро. Но у Вас впереди большие планы, у меня тоже большие планы. У нас с супругой тоже очень хороший будет Новый год. Ну вот мы его (нрзб.) проводим старый. И вот за эту минуту я хочу немножко, знаете, вернуться в русло праздника. Я сейчас включу музыку и хочу, чтобы Вы пожелали то, что Вы считаете нужным, тем, кто сейчас слушает радио «Вера», тем, кто встречает Новый год и провожает старый вместе с нами, сказать спасибо большое Вам за это, друзья. Если Вы слушаете радио «Вера», мы Вам очень признательны. Я хочу, чтобы Вы поздравили так, как считаете нужным, и пожелали то, что считаете нужным, нашим слушателям.
Протоиерей И. Фомин
— Вы знаете, я буду очень банален, простите меня...
А. Ананьев
— У Вас не получится, отец Игорь.
Протоиерей И. Фомин
— Получится, получится. Вот сейчас Вы услышите и поймете... Буду очень банальным. Мне очень нравится поздравление на Новый год: «С Новым годом, с новым счастьем!». Я это всегда повторяю. Почему мне это поздравление нравится? Потому что старое счастье уже тебя не удовлетворяет, оно тебе уже надоело, и хочется чего-то нового, каких-то новых переживаний. Действительно, любовь, счастье — это тот, что может прогрессировать, это то, что надо всегда усиливать. Здесь нет потолка, чего надо достигнуть. Поэтому нашим радиослушателям я желаю, чтобы в Новом году у них обязательно появилось новое счастье.
А. Ананьев
— Прекрасное пожелание! С наступающим Вас Новым годом, отец Игорь!
Протоиерей И. Фомин
— И с грядущими замечательными праздниками!
А. Ананьев
— Обязательно! Вы слушали «Светлый вечер. Вопросы неофита». Я — Александр Ананьев. С наступающими Вас праздниками, друзья! Услышимся в 2019 году. Всего доброго! Спасибо!
Протоиерей И. Фомин
— До свидания!
«Генерал Владимир Константинович Витковский». Константин Залесский

Константин Залесский
Гостем программы «Исторический час» был историк Константин Залесский.
Разговор шел о судьбе яркого военачальника русской императорской армии — генерала Владимира Константиновича Витковского, о его участии в Первой Мировой войне, в Белом движении, а также о жизни в эмиграции.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Все выпуски программы Исторический час
«Путь иконописца». Мария Глебова

Мария Глебова
У нас в гостях была доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Мария Глебова.
Наша гостья рассказала о своем пути к вере и знакомстве с отцом Иоанном Крестьянкиным, об удивительных людях, повлиявших на ее путь в иконописи, а также о своем участии в работе над созданием иконы Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской.
Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева
Диакон Игорь Цуканов:
— Добрый вечер, дорогие друзья. «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. У микрофона, как обычно в это время, в студии Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Диакон Игорь Цуканов:
— Диакон Игорь Цуканов. И сегодня мы с Кирой очень рады представить нашу сегодняшнюю гостью Марию Олеговну Глебову. Мария Олеговна, добрый вечер. Мария Олеговна — доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, преподаватель также копирования в Суриковском институте, человек, который лично имел радость, такую благодать лично общаться и знать отца Иоанна Крестьянкина, да?
Так что у нас сегодня будет о чём поговорить. Мария Олеговна, добрый вечер.
Мария Глебова:
— Здравствуйте, уважаемые отец Игорь и Кира.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну вот, вы знаете, первое, с чего я хотел, честно говоря, начать наш разговор, это такая важная для меня, например, тема, потому что у нас в храме есть курс, последние несколько месяцев, курс, мы рассказываем о новомучениках нашим, прихожанам, потому что у нас храм царя Николая. А вы участвовали в создании вот той самой знаменитой иконы новомучеников и исповедников Церкви Русской, которая была написана как раз в стенах ПСТГУ к 2000 году, когда состоялся юбилейный архиерейский собор, на котором был прославлен Собор новомучеников и исповедников. И мне хотелось попросить вас рассказать, как вообще эта икона создавалась, и какую роль, какое значение новомученки в вашей жизни играют, если можно.
Мария Глебова:
— Икона эта создавалась как бы не то, что была поручена Святейшим Патриархом Алексеем, была поручена нашему университету, отцу Владимиру Воробьёву, который являлся членом комиссии по канонизации. Было благословение разработать эту иконографию. Председатель комиссии был тогда митрополит Ювеналий. И нас собрали преподаватели, сказали, что вот мы будем разрабатывать эту икону. Мы были представлены митрополиту Ювеналию, и были изложены некоторые задачи, что необходимым условием, что в центре должен быть храм-мученик, храм Христа Спасителя. Также должны в этой иконе быть отражены разные мучения новомучеников в разных концах нашей страны. И мы делали разные эскизы, все преподаватели, нас человек было 5, разные композиции, у нас до сих пор сохранились эти планшеты. Сначала мы думали сделать эту икону наподобие иконы Всех русских святых, разработанной матушкой Иулианией. То есть как бы русскую землю и разные группки святых, как бы куски земли. Там у неё же, насколько я понимаю, тоже с севера на юг есть распространена ориентация. И мы так тоже распределили. В центре у нас был храм-мученик. Но как-то не приняли эту икону. Ещё мы думали, что по бокам вот клейма с отдельными святыми, потому что русских святых, конечно, много, но какие-то есть наиболее чтимые, а здесь как-то хотели именно прославить святых, очень большие списки были, и хотелось отразить ещё наиболее ярких новомучеников и какую-то часть их жития. В общем, была у них такая задача очень большая.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну да, грандиозная.
Мария Глебова:
— Ну, конечно, саму иконографию у нас разрабатывал отец Владимир и наш декан, отец Александр Салтыков. И отец Александр, и отец Владимир, они сами потомки новомучеников. Вот у отца Александра его отец был членом общины российской, он сидел за веру, известны его стихи, которые он написал в заключении. И также известно, что когда он отбывал ссылку, последние годы ссылки были у него в Гжеле. И он, будучи искусствоведом, возразил, что у нас есть Гжель, это благодаря только отцу отца Александра Салтыкова.
По-моему, он Александр Александрович тоже. До ареста он был директором Пушкинского музея. Вот это был очень грамотный человек, и богословски, и как бы в истории искусства он очень обширные были у него знания. И эти знания он передал своему сыну, отцу Александру, и своему племяннику, отцу Владимиру Воробьеву. У нас вот отец Владимир очень разбирается в иконописи. То есть это редко настолько глубоко, такой у него хороший вкус, ну редко встретишь такого священника. Но это всё благодаря тому, что их в детстве водили в музеи, очень много с ним общался отец отца Александра. Он просто их вдвоём как бы образовывал. Вот, и поэтому они взялись тоже, отец Александр и отец Владимир, за богословскую часть этой иконы. Мы были исполнителями, мы сами придумывали сюжеты, композиции, но идея была отцов, корректировал как бы наши эскизы, вот как бы вся эта комиссия, митрополит Ювеналий, мы делали эскизы, мы привозили туда, в Донской монастырь, показывали их, вот, и нам делали замечания. Постепенно, как бы, канонизация святых, она шла как бы постепенно, то есть у нас постепенно заполнялись пустые места, то есть этих святых было очень много, и они добавлялись и добавлялись. Это было очень сложно, потому что вот мы начинали отрисовывать, говорили: надо ещё вписать нескольких святых. В результате там огромное количество, ну, больше трёхсот у нас святых в среднике. Конечно, таких икон не существует. И была задача, вот как это связать с клеймами. Это сложная была задача тоже. Вот сам средник мы всё равно использовали какие-то наработки матушки Иулиании, вот это как бы переливание нимбов друг в друга, мы шли от пятен, как бы, от пятен голов, то есть некоторые головы у нас соединены, так тоже на её иконе Собор русских святых, потому что, если мы бы делали по-другому, но она тоже, в свою очередь, посмотрела, ну, это наблюдала в древних иконах, вот, чередование там у нас поворотов голов, вот, очень сложно было, а у нас был тональный эскиз, перевести его в цвет. Сложная была задача, тоже продумывали. И тут очень много говорил нам отец Александр о символике цвета. Например, что вот у нас патриарх Тихон, он в зелёном облачении, митрополит Кирилл в красном. Вот он как бы, ну, как бы их подвиг тоже как-то... Я сейчас много не вспомню, но он как-то это всё объяснял. Они очень хорошо, например, у отца Владимира дедушка, он общался с митрополитом Кириллом. У него есть письма...
Диакон Игорь Цуканов:
— Смирновым.
Мария Глебова:
— Смирновым, да. У него есть, думаю, письма от него, какие-то памятные подарки. То есть митрополит Кирилл с детства был близок к отцу Владимиру, он собирал о нём, пытался найти его письма, найти... У него были какие-то документы, он собирал, митрополит Кирилл, долгое время о патриархе Тихоне тоже. В общем, всё это было утеряно. Надо отца Владимира, конечно, спрашивать, я сейчас боюсь соврать, но он очень следил за каждым ликом, как мы его пишем, похож, не похож. Мы бросали жребий и писали каждый какую-то свою группу святых, как их и свои клейма.
Диакон Игорь Цуканов:
— А кого вы писали?
Мария Глебова:
— Я писала митрополита Кирилла, разрабатывала убиение митрополита Владимира, ну, со своей студенткой я писала. И ещё я писала икону, где забирают священника у престола. И что-то ещё. Ну, и в среднике тоже. Ну, деисус ещё. Я деисус разрабатывала со студентами. Ну, мы все отрисовывали средник, и у нас очень большое было количество ликов в среднике. А также я... ну, просто вот мы все рисовали, и как-то все очень спорили, вот. А я училась в Троице-Сергиевой лавре, и как-то... Ну, как-то мне так Господь открыл, что у нас не получалось какое-то время. Ну, в цвете все разные люди. Я всех подчинила и просто сориентировала цветовой строй иконы на икону «О тебе радуется» Дионисия. Ну, как бы вот не то, что я прям срисовывала, но просто я ее сориентировала по цвету, заритмовала клейма по цвету. Ну я вот отвечала за цветовую всю часть и замешивала всем колера, потому что иначе эта работа начинала выходить нецельной. На меня очень все ругались, но всем пришлось смириться, и работа очень цельная вышла. Просто я замешивала каждый цвет, каждую опись, требовала исполнения, чтобы четко придерживались к цвету. Если бы такого не было, эта бы икона, она и так многолюдная, она бы просто развалилась бы по цвету, ну, и невозможно было бы смотреть. Но также я смотрела, чтобы личное было, тоже приём, написания был один, одежды, следила и за цветовой, и за такой структурой. Вот как бы мой вклад был. Ну и лики разрабатывала наравне со всеми. Но цвет я просто взяла в свои руки, потому что в Лавре мы много копируем, и у меня опыт был больше, чем у остальных в копировании, опыт с цветом, и я немножко всех уговорила меня слушаться.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, скажите, пожалуйста...
Мария Глебова:
— Сначала жаловались, а потом все уже радовались. Икона, в общем, цельная.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну, потому что результат прекрасный, да. Мария Олеговна, скажите, пожалуйста, вот вы ведь крестились уже в таком, ну, можно сказать, взрослом возрасте, да? Вот как это получилось, учитывая, что все-таки у нас в церкви есть традиция крестить детей еще маленькими? То есть ваши родители как-то сознательно решили дождаться, чтобы это было именно ваше решение?
Мария Глебова:
— Ну, знаете, мы в детстве ходили в храм, но мы были некрещеные. Вот мы и живем рядом с храмом Архангела Гавриила, и нас всегда на Пасху водили. Мама водила, мама была крещеная, а мы нет. Мы на крестный ход ходили, ну, как-то вот там яички там носили. В общем, как-то появлялись мы в храме, но мы были некрещеные. И когда я поехала вместе, я училась в московском лицее художественном, мы поехали на практику на раскопы в Псков, и как раз столкнулись с Псковщиной. И там мы очень много верующих людей встретили, там прям была такая святая Русь. Когда мы попали в Печоры, мне показалось, что мы в 17 век попали. Сейчас, конечно, Печоры уже другие, там были какие-то странники. Там были чуть ли не в веригах люди, в каких-то лохмотьях, какие-то в старых русских каких-то одеждах, я не знаю, и такие просто, ну, бородатые какие-то странники, там настоящие были странники, люди, которые прямо, ну, то есть такая прямо... Это был 1986 год, вот. И меня настолько это всё поразило, Печоры, что, конечно, и Троицкий собор. В Троицком соборе тогда служил, он уже сейчас пожилой, отец Олег Теор. Интересно, он тогда был молодым, а потом он заболел раком и исчез. Все думали, что он умер. А он очень молился, постился и исцелился от рака. Его не лечили, вот как-то чудом. А сейчас вот он такой почитаемый очень старец.
Но мы его знали, он с нами разговаривал очень много, с молодёжью.
Печоры, что, конечно, и Троицкий собор. В Троицком соборе тогда служил, он уже сейчас пожилой, отец Олег Тэор. Интересно, он тогда был молодым, а потом он заболел раком и исчез. Все думали, что он умер. А он очень молился, постился и исцелился от рака. Его не лечили, вот как-то чудом. А сейчас вот он такой почитаемый очень старец. Мы его знали, он с нами разговаривал, с молодёжью. Потом там вот митрополит Иоанн, я его помню. Вообще там, конечно, на Псковщине такая вера была сохранённая. И приходы, и люди какие-то были. Вот это всё мы увидели. Конечно, так всколыхнулось. И вот у меня подруга, она поехала в Порхов. Её пригласила, она плакала, и к ней подошёл отец Рафаил Огородников и говорит: вот не хотите приехать к нам чай попить? И она поехала, а я как раз тоже зарисовывала находки. Мы работали на раскопе, раскапывали деревню XII века, вот нам попадались даже кресты, кресты до Крещения Руси, то есть там были, вот мы их зарисовывали, эти находки, и как-то я вот очень унывала.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть кресты вот этих первых храмов, которые еще при Ольге, да, были?
Мария Глебова:
— Да, при Ольге это были янтарные кресты, вот я просто прямо помню эти находки, и металлические там, и каменные были крестики нательные, тапочки 12 века, вот, и 9 века, там разные были находки, мы слоями снимали деревню около прямо, это на Завеличье было, рядом, недалеко от Троицкого собора, и там, ну, чтобы перед стройкой в Пскове каждый слой снимается, зарисовывается, находки зарисовываются, а потом уже следующий слой.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, дорогие друзья, у нас в гостях Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Свято-Тихоновском гуманитарном университете, преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Так-так, Мария, продолжайте, пожалуйста, про Псков, это очень интересно.
Мария Глебова:
— Ну и ещё как бы рассказать, что вот мы учились в лицее, у нас было несколько подруг, мы очень много рисовали в разных стилях, очень много по музеям ходили, наброски, пейзажи. И вот в этот момент, мне было уже 16 лет, у нас это девятый, это у нас шестой класс или пятый,
по-моему, пятый класс ещё был, да. И у меня был какой-то свой стиль письма такой, и как-то я чувствовала, что в этой стилистике, в которой я пишу, я чувствовала уже какой-то тупик, вот это вот муки творчества, то есть мне хотелось что-то другого языка какого-то. То есть у меня очень цветная была живопись, очень такие тонкие отношения. И как-то вот что-то мне хотелось другого, как передать свет, я думала. Ну ещё разные, я всё время, мы там до трёх ночи писали в Пскове белые ночи, мы вот писали, писали. В свободное время от работы мы всё время занимались живописью, я всё время с этюдником ходила. Помню, что мы очень бедно жили, нам нечего было есть, там очень маленькая была зарплата, какие-то корочки хлеба, всё время рисуем, куда-нибудь ездили, там рисовали, в общем, везде. Как бы занимались живописью, я чувствовала, что у меня какой-то тупик в моём творческом пути, и тупик какой-то мировоззрения. Я вот хотела креститься, но как бы я не знала, как к этому подойти. И вот моя подруга, она поехала в Порхов, познакомилась с отцом Рафаилом, и потом приехала такая счастливая к нам, а мы вот уже там всё сидим, рисуем эти находки, ужасно скучно, грустно, почему-то какая-то тоска такая, пишешь одно и то же, как-то не можешь вырваться из этой стилистики живописной, хочется чего-то другого, а не можешь это найти. Это такой вот кризис какой-то и внутренний, и в творчестве, и какой-то внутренний. И, в общем, когда мы её увидели такой счастливой, я тоже захотела поехать туда, в Порхов. И отпросилась с работы и поехала в Порхов вместе с этой подругой своей. Туда мы приехали. Вот, я думаю, только креститься я точно не буду, потому что я не готова. Ну, к крещению я читала, что надо очень готовиться. Я не готова, пускай даже... А все же подходят, говорят: давай, мы тебя покрестим. Я говорю: нет, я буду готовиться. Вообще, я ехала, думала, только бы он меня не крестил, отец Рафаил. Я откажусь. Мы пришли в такой домик, такая избушка, двор какой-то, мухи там летают, какие-то котята ползают. Зашли туда, и он увидел меня, говорит: ну нет, крестить мы тебя не будем. И я думаю, ну и хорошо. В общем, там все чай пили, какие-то были люди, вот была жена Булата Окуджавы, я видела, потом ещё какие-то очень, вот отца Василия Рослякова, он туда приезжал, какие-то были люди, батюшки, вот отец Никита там был. Я помню, отец Виктор был такой очень лохматый, чёрный такой, как цыган, монах Гришка. Вот они там все туда приходили.
Кира Лаврентьева:
— В общем, публика такая довольно колоритная.
Мария Глебова:
— Да. И какие-то были очень такие богемные и московские люди, и такие какие-то монахи. В общем, там помогали чай разливать, в общем, ну я всё думала про крещение, вот как-то про своё, ну вообще, что, и отец Рафаил очень такие духовные беседы вел интересные за столом, такие, ну как бы, ну как-то немножко всех поддевал так, и меня тоже. Но я была вот очень погружена в то, что мне хочется креститься, как это сделать, как подойти к Богу, молилась я всё время. Вот я даже ничего не замечала, что там, я даже не очень помню, потому что для меня это всё не существовало. Очень много я молитв читала каких-то своих, вот такой путь к Богу вот был у меня. А потом всё-таки, по-моему, как-то я услышала, что все едут в Печоры к отцу Иоанну какому-то. И я сказала, что я тоже хочу. И я поехала как раз с этим Гришкой, монахом таким чёрным, страшным. Но мне было всё равно. Я помню, что у меня и одежды какой-то не было, какое-то было платье, было холодно, какие-то, ну ещё какая-то крайняя нищета, но дух парил, я вообще была вся в молитве. Мы поехали туда и оказались в Печорах. Меня они поразили, конечно. Мы стояли на службе, и после литургии в Сретенском храме вышел такой очень радостный человек, такой действительно похожий на Айболита. Это отец Иоанн был. Он так на меня очень как-то мимо, вскользь посмотрел, как будто меня нет, разговаривал с Гришей. Он говорит: вот у нас некрещённая. Он говорит: ну, надо её крестить к Преображению. И тогда же на меня не смотрят, говорят: как твоё имя? Я говорю, Мария. Ну, думаю, если уж креститься, то уж с именем Марии Магдалины. Он говорит: ну, какой у тебя день рождения? Я говорю, ну, ноябрь. Он говорит, ну, тогда у тебя Блаженная Мария будет. Вот думаю, ну, вот ещё. Вот тоже как-то я расстроилась. И вообще он сказал, чтобы меня покрестили, и я приехала в Печоры уже причащаться. И вот потом я поехала опять на работу, но уже как-то у меня уже радость такая была в сердце большая. Там какие-то находки, доделала дела, и обратно поехала в Порхов. Вот Рафаил меня исповедовал вечером, а утром меня покрестили. Вот, ну как-то всё, он очень много шутил, он такой очень был добрый человек. Ещё, что меня подкупило, в те годы была бедность большая, а он нас всё время угощал, он покупал ящиками фрукты, а там были ещё какие-то бедные дети жили, там много людей жило, какая-то женщина, ну вот её муж бросил с детьми, мы все поедали эти груши, персики, такой прям отец такой, каких-то собачек он ещё, кошечки, все у него там ели. Люди какие-то несчастные там было много. Потом всё время он подавал каким-то милостыню, за ним бежали. Такой очень любящий человек. Меня это поразило, конечно. Нигде такого не увидишь. Такая монашеская любящая душа, любящая всё живое. Он ещё мух не разрешал убивать, потому что это живая тварь, объезжал лягушек на машине. Какой-то удивительно такой нежный человек, добрый ко всему, живому, сострадательный. Видела после, как приезжал к нему отец Тихон, сейчас митрополит. Он был тогда ещё послушник, жил в Москве как-то, он унывал. И я видела, что отец Рафаил его утешал, очень как-то разговаривал с ним, и очень много за него молился. Вот мы видели, что он как-то поклоны много кладёт. Мы говорим, батюшка: за кого вы молитесь? Он говорит, вот за этого Георгия, чтобы он с пути не сбился. То есть он очень много вымаливал его.
Вот, наверное, благодаря ему и как-то его жизнь так сложилась. Ну, в общем, как бы меня покрестили, и я вечером... Такой ночной поезд был, поехала в Печоры. В Печорах была служба, я первый раз причастилась на Преображение. Такое было большое счастье. И потом отец Иоанн сказал, чтобы к нему пойти. А там очень много всяких женщин, на какой-то меня источник. Меня там уморили молениями, то есть я часа в три уже попала к отцу Иоанну. Отец Иоанн принимал при входе в братский корпус, там была комната, и он обнимал каждого человека, клал его голову на грудь. Это какое-то такое счастье, что даже описать невозможно. Встреча с таким человеком. Это, наверное, ни на что не похоже. У него огромные глаза. Он заглядывал тебе в твои глаза, и твоя душа просто таяла. Просто ты весь как ребёнок на ладони был. Это действительно такое усыновление было.
Конечно, кто видел такое, это человек никогда не забудет. Вообще большое счастье каждому увидеть такого человека. Можно описывать, но благодать, её невозможно описать. Как вот он с тобой молитвы читал, как говорил, это невозможно. Кто это видел, это на всю жизнь путь такой в жизни даёт, путь веры как бы. Вот, наверное, вера, она так и передаётся как бы из...
Диакон Игорь Цуканов:
— Из рук в руки, да. Вот, дорогие друзья, если кто-то сомневался, что, так сказать, задавался, может быть, вопросом, кто у нас сегодня в гостях, я думаю, даже потому, как Мария Олеговна рассказывает, мы можем понять, что это живописец, потому что ваша речь, она очень живописна, да. Себе просто представляешь очень живо вот всё то, о чём вы рассказываете. У нас в гостях сегодня доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Мария Олеговна Глебова. Также Мария Олеговна преподает в Суриковском институте, она преподаватель копирования. У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов. Мы вернемся в студию буквально через несколько секунд. Пожалуйста, не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, у нас в гостях Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Свято-Тихоновском гуманитарном университете, преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, вот хотел задать вам вопрос о ваших еще наставниках, потому что я прочитал в одном из ваших интервью, что вашим преподавателем по иконописи была такая Екатерина Сергеевна Чуракова, одна из ближайших учениц как раз матушки Иулиании Соколовой, которую вы уже упоминали. А благодаря матушке Иулиании мы вообще, как я понимаю, ну, может, я ошибаюсь, вы меня тогда поправьте, но мы имеем ту иконописную школу, которая, ну, вот это преемство дореволюционной такой старой классической иконописи, оно произошло в нашу жизнь уже как раз через матушку Иулианию во многом. И вот Екатерина Сергеевна была таким вашим преподавателем. Вот что вам помнится о ней и как, может быть, какую тоже роль она сыграла в вашей жизни?
Мария Глебова:
— Ну, Екатерина Сергеевна, я вообще из семьи художников, конечно. Самую большую роль во мне сыграла моя мама. Как бы она меня и наставляла. Но вот в иконописи, конечно, открыла иконопись моя преподавательница Екатерина Сергеевна Чиракова, как бы основной был завет: учитесь у древних икон. Мы очень много копировали, сама она тоже очень много копировала, реставрировала. Она была очень интересный человек, такая личность.
Она была чадом отца Иоанна Маслова. Она строгой жизни была, у неё был распорядок, хотя она была уже очень пожилой человек, но и до самой смерти она очень рано вставала, вела дневник каждый день. Она меня научила работать, ну, даже учиться — это тоже работа. То есть она говорила, что на день себе надо задачу ставить, и обязательно её выполнять. То есть распределять время. Но сама она так и работала. Она очень много сделала. Почти весь ЦАК и многие храмы в Лавре отреставрированы именно ею. Но в ЦАКе просто почти каждая икона отреставрирована ею. Это большой труд, и реставрация такой...
Диакон Игорь Цуканов:
— ЦАК — это церковно-археологический кабинет в Лавре.
Мария Глебова:
— Да, церковно-археологический кабинет. Ну, также, когда мы только поступили, мне, конечно, она не очень понравилась. Какая-то бабушка, вот у других молодые учителя, а у нас какая-то бабушка, и она всё время ходила по классу и говорила, мол, «положи, Господи, хранение устом моим». Мы её что-то спрашиваем, и она не всегда рассказывала.
То есть мы хотели её расспросить про матушку Иулианию. Она говорит: «Это для меня очень дорого, и я это на ветер не бросаю». Она вот не любила как бы выносить что-то так. То есть она очень такой сокровенный была человек. Ну, стихи она знала, даже пела нам. Она очень богата культурно была человек. Мне вот это очень было близко, потому что учиться я у неё училась, она очень приветствовала все мои начинания, я очень много ездила, копировала, даже вот к овчиннику ездила, она всё это поддерживала, мне это очень нравилось, разрешала всё, разные работы делать. То есть я такой человек активный, она меня как бы поддерживала в этом.
Вот я копировала в Кремле, очень много общалась с реставраторами. И, конечно, там я узнала, что у нас очень великий педагог, потому что она известная очень реставратор. И вообще их род, ну, как бы отец её, братья, они все реставраторы очень известные. Благодаря имени Екатерины Сергеевны открывались многие возможности по копированию. Вот, например, в Кремле мне давали прямо в руки Рублёва, и я копировала. Вот.
Также вот больше всего меня поразило, что она очень точно видит цвет. Вот тоже мы делали выкраски в Благовещенском соборе Московского Кремля, были на балконе, до икон метров 20-30, и она сделала выкраску. Мне показалось, что она ярковатая. Ну, я не сказала, но она мне дала её, я думаю: ну ладно. А когда спустили эти иконы, я приложила, этот цвет был один в один. То есть это очень, у неё точные были знания, древние иконы. Потом она сама была очень хороший художник. Я потом уже, когда бывала у неё в гостях, видела её зарисовки, альбомы. Вообще их семья, у неё папа учился у Серова.
К ним, ну, как бы друг их семьи, был Корин, и к ним часто приходил Нестеров, вот, советовался с ними о своих картинах, в доме остались какие-то памятные вещи об этом. Вообще, сам дом, они все его построили, разукрасили всей семьёй, все художники. Там резные были колонны у этого дома, все стулья были сделаны из каких-то коряг, столы, ложечки, всё выточено, потому что братья скульпторы были. В общем, весь дом был живой, всё было расписано. Это было просто какое-то торжество искусства. И вообще всё, что у Екатерины Сергеевны было, всё было живое, красивое, интересное. Она такая была, очень самобытный человек. И очень любила икону древнюю. Она мне сказала, вот держись, древней иконы, и тогда всё будет хорошо. Вот такой завет. И я тоже стараюсь своим ученикам это передавать, не придумывать, а держаться за традиции. Потому что вот тоже недавно была беседа с Евгением Николаевичем Максимовым. Он сказал, что он как бы понял, что
вот почему нам нужна традиция? Это как благодать передаётся от отца к сыну. Вообще вот что в церкви как бы. От старшего к меньшему. Так и мы вот от древней иконы мы перенимаем. Мы не своё что-то создаём, а мы вот как бы это воспринимаем то, что уже есть, и дальше это храним. Как благодать она передаётся, ты не можешь её придумать, но её обязательно надо получить.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну еще на Стоглавом соборе же было заповедано, что писать, как писал Андрей Рублев.
Мария Глебова:
— Это да, но это как бы слова такие каноничные, а вот как понять это изнутри? Вот тоже интересное такое наблюдение академика. Вот он говорит, что я сам до этого додумался. Тоже интересно.
Кира Лаврентьева:
— Я вот как раз на эту тему хотела спросить, Мария. Радостно, конечно, видеть вас в нашей студии сегодня, помимо того, что вы очень интересный многогранный человек, вы ещё очень благоговейно говорите об иконописи. Это уже так, наверное, нечасто встретишь, хотя я не каждый день общаюсь с иконописцами, художниками, но всё же пересекаюсь и по роду профессии, и просто среди знакомых есть такие люди. Да, тоже прекрасные и замечательные, но что я хочу спросить. Ведь раньше, прежде чем художник брался за образ, он же постился, молился, не разговаривал. Если он какой-то помысел в себе там допустил, не дай Боже, он бежал к старцу, потому что у него, например, мог не прописываться образ. Вот он видит, что у него не пишется образ так, как нужно, он начинает вспоминать, может быть, он что-то не исповедовал. Я так много читала об этом, что, может быть, это, конечно, гипертрофированно, я понимаю.
Мария Глебова:
— Может быть, сейчас это существует, но, может быть, в другом виде?
Кира Лаврентьева:
— Почему я спрашиваю? Какое-то вот это благоговейное отношение. Я понимаю, что невозможно, когда у тебя там семьи, дети, и ты иконописец, поститься перед написанием каждого образа 40 дней. Я понимаю. Но какая-то форма все-таки аскезы, она хотя бы проговаривается на уровне обучения?
Мария Глебова:
— Ну мы читаем молитвы перед началом всякого доброго дела, потом читаем молитвы Алипию Иконописцу и преподобному Андрею Рублеву. Ну, понимаете, благоговейные ученики, они так это и несут. Другие, ты их не проверишь. Но я молюсь перед работой. Стараюсь, когда ответственное что-то пишу, причаститься и писать. Ты сам образ не напишешь. Особенно, когда срисовать некогда. Это только особая благодать просто.
Ну, все по-разному, но вот я просто, ну, акафист читаешь или там слушаешь, как бы, сейчас получается, что ты пишешь и слушаешь. У нас, конечно, очень заняты руки. Руки, но я часто слушаю службу просто, акафист, канон там, песнопения кто-то слушает. Ну, кто как может. Ну, стараюсь на литургию ходить, вот, когда пишу часто.
Ну, конечно же, исповедоваться. Мы все ведём такую церковную жизнь. Да, это не искусство. Это всё-таки такая... Ты создаёшь святыню, конечно, иконописец обязан быть чистым человеком. Вот даже если человек живёт уже, он как бы грешит, всё равно молитву Иисусу творить стараешься. Я не знаю, мне еще помогает очень природа, но я стараюсь, в Москве ты пишешь — как-то это не так, я вот стараюсь писать на природе, у себя на даче мне нравится сидеть, там слушать что-то, писать, чтобы было тихо, спокойно, мне это очень важно. Я даже мастерские не очень люблю совместные, люблю одна писать, мне легче сконцентрироваться. Ну, конечно, общество — это прекрасно. Может, потому что я преподаватель, но мне нравится уединение.
Диакон Игорь Цуканов:
— Дорогие друзья, сегодня в гостях у «Вечера в воскресенья» Мария Олеговна Глебова, доцент кафедры и иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов.
Кира Лаврентьева:
— Я просто почему спрашиваю? Ну, вопрос мой, наверное, наивен для вас, и вообще рассуждения такие детские, может быть, немножко, но всё же мне кажется, что благоговение нельзя терять. Всё-таки иконопись, да, это ведь не обычная живопись.
Мария Глебова:
— Да, это совсем разные вещи. Я не знаю, мне просто, я как бы не дорассказала, когда я крестилась, я сразу стала писать иконы, мне вот стало тягостно заниматься светским искусством. Да, я была очень счастлива, что я потом уже оставила всё светское. Хотя я часто пишу пейзажи, природа меня просто радует. И мне кажется, что в иконах очень много от природы красок. То есть вот так, сидя в серой Москве среди каких-то домов, ты не напишешь хорошо. Всё-таки природа — это такой, как бы, Дом Божий такой. И нам много можно, художникам, взять из этого творения Божьего, для своей работы. Конечно, мы не такие аскеты, как раньше, но мы как бы со смирением, с покаянием пишем иконы и как бы стараемся следовать поэтому святым этим образам, которые написали наши предшественники, которые были высокой духовной жизни, молиться. Вот я не знаю, для меня вот, ну и копирование, ты как бы постигаешь этот образ, это большое счастье, углубляешься в него. Я думаю, что такого нового что-то современный человек едва ли может прекрасного создать, хотя бы соприкасаться.
Диакон Игорь Цуканов:
— А вот как сегодня работает иконописец в том смысле, что очевидно, что он пишет иконы по заказу, я не знаю, храмов или каких-то благотворителей, но вот как это происходит? Вот приходит какой-то
проситель, то есть тот, кому нужна икона, говорит, что вот мне нужна икона, там, святителя Николая Чудотворца, например. Вот насколько иконописец, скажем, ну, свободен в том, чтобы, вот, существует же много, множество иконографических типов, допустим, иконы святителя Николая того же самого. Насколько иконописец свободен в том, чтобы написать конкретного святителя Николая, вот именно такого, а не какого-то другого? Или обычно вас ставят в какие-то жесткие рамки, что вот только так и никак иначе?
Мария Глебова:
— Да по-разному. Ну, я всегда беседую с заказчиками, и прислушиваются очень многие люди, объясняю, что там светленький лик такой живоподобный, что это, как бы, это времён упадка такое изображение. Как мы говорим о том, какой образ лучше. И вот часто заказчики прислушиваются, то, что они с уважением относятся, даёт то, что ты можешь как-то сделать достойный образ, выбрать образец хороший, доказать заказчику, что именно это хороший образец, и стоит его делать, что он и грамотный, и в традиции выполнен, что он духоносный этот образ, художественно прекрасен. Ну, объясняешь это, объясняешь почему. Некоторые прям не верят, но постепенно перестраиваются. Вот такой диалог, он сейчас почти повсеместный, потому что людям часто нравится, ну, как в музыке попса, так им нравятся такие какие-то слащавые образы, безвкусные из интернета, и вот получается, что заказчик, благодаря иконописцу, он образовывается тоже. Получается, что для иконописца сейчас необходимы знания, вот, в принципе, наш вот университет, он много знаний даёт, у нас немножко маловато практики, часов, но уж знаний у нас даётся более чем, то есть у нас очень грамотные выходят ребята. Некоторые даже искусствоведами начинают работать, кто не такой талантливый, потому что очень гуманитарное, достойное такое образование дается, и они вполне способны к диалогу.
Диакон Игорь Цуканов:
— А какое количество выпускников после того, как они уже заканчивают ПСТГУ, действительно остаются, иконописцами, становятся? Кто-то ведь уходит на какие-то другие стези, да?
Мария Глебова:
— Ну, понимаете, вот, например, я в своей мастерской. У меня, конечно, такое образование, такое, может быть, тяжёлое, я очень много заставляю заниматься, но вот мои почти все работают выпускники в профессии. Но тоже идут, например, в мастерскую ребята, которые действительно хотят учиться, работать, ну, как бы у нас очень жёсткий режим, я опаздывать не разрешаю, занятия начинаются, прогуливать не разрешаю. Как-то так.
Диакон Игорь Цуканов:
— А если прогуливают или опаздывают?
Мария Глебова:
— Ну, объяснительные пишут.
Диакон Игорь Цуканов:
— Но вы за это не отчисляете?
Мария Глебова:
— Нет, мы не отчисляем, но я просто стараюсь, чтобы была дисциплина. Вот, потому что...
Диакон Игорь Цуканов:
— Екатерина Сергеевна как раз, да?
Мария Глебова:
— Ну да, чтобы люди, чтобы мы успели пройти всё, потому что у нас очень много устных предметов, а если всё-таки быть иконописцем, надо очень много практически работать. И для этого надо много учиться, потому у нас ребята приходят часто вообще без художественного образования. И вот так, ну, как бы такая милость Божья, очень у нас хорошие есть преподаватели, окончившие Суриковский институт, они могут обучить рисунку, живописи, и вот получается, что многие ребята учатся и академическому, и иконописи, параллельно, но без этого нельзя. Вот, как отец Иоанн сказал, что надо научиться сначала рисунку, живописи, чтобы рука была верная и сердце верное, а потом уже начинать заниматься иконой. Вот отец Иоанн Крестьянкин, когда благословлял меня на учёбу по иконописи, он говорил, что обязательно надо, чтобы был хороший рисунок и живопись. То есть он меня благословлял учиться, чтобы я хорошо училась по этим предметам, потому что в иконописи это всё очень важно.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть можно ли сказать, что вся ваша деятельность, художественная жизнь, она проходит по благословению отца Иоанна? Так и получилось, да?
Мария Глебова:
— Ну, он очень помог, когда я поступала учиться, мы поступали с его благословения, учились, какие-то проблемы были. Потом уже батюшки не стало, у меня духовник, отец Владимир Воробьёв, какие-то я вещи спрашиваю. Человек должен трудиться, но Господь ведёт человека, у нас каждый день что-то происходит, какие-то задачи, какие-то события. Мы должны по-христиански проводить свою жизнь, освящаться молитвой, богослужением, таинствами. Вот такой труд благодатный, это, конечно, большое счастье. Трудиться и преподавать мне тоже нравится. Иногда, конечно, я устаю, потому что институт — это всё-таки некое заведение, там эти экзамены, просмотры всякие бывают сложные. Это не просто мастерская. График, какие-то сейчас всякие там требования такие бывают тяжёлые. Ну, всё равно очень приятно общаться с ребятами вот такими молодыми. Есть очень хорошие, искренние такие сердца, трепетные души. Очень приятно сталкиваться с такими вот ребятами.
Да все хорошие, и как бы радостно, когда как-то у них жизнь устраивается, работа. У нас не много уже выпускников, все, в принципе, даже кто многодетные мамы, но они даже всё равно ещё умудряются рисовать. Но это сформировало их как личности, вообще иконопись. Многие, прям, много детей, но у них очень творческие семьи, и дети все рисуют. Значит, даже если они сами мало рисуют, всё равно это то, как они освятились иконописанием, как дало благодать их семьям, их детям. Я тоже считаю, что это прекрасно.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, ну вот вы сказали, что вас благословил на занятие иконописью, на обучение в Лаврской иконописной школе отец Иоанн Крестьянкин, а вот дальше, после вашего первого знакомства в 1986 году, вы ведь продолжали с ним общаться, да?
Мария Глебова:
— Да, ну вот как раз батюшка очень следил, чтобы я хорошо училась в МСХШ, чтобы занималась рисунком, живописью хорошо, чтобы закончила хорошо. Он говорил, что всё это, за всё ты дашь ответ на Страшном суде, за каждое пропущенное занятие, за каждую несделанную работу, что очень важно, мастерство, чтобы было у художника, чтобы, если я собираюсь писать иконы, то моя рука должна быть крепкой, глаз верным, и сердце отдано Богу. Только тогда можно приступать к иконе. Говорил: неизвестно, вот как ты будешь учиться, выйдет из тебя иконописец, не выйдет. То есть иконопись — это уже какая-то награда такая художнику, вот, а не то, что это вот художник одолжение делает, что он занимается.
Диакон Игорь Цуканов:
— Не ремесло.
Мария Глебова:
— Не ремесло. Вот. Также всегда мы болели, когда там родственники у нас там... Я помню, что я ещё как бы батюшке написала помолиться, была какая-то опухоль у наших родных, вот. И мы просили его молитвы, и опухоль рассосалась. Вот такое чудо было у нас. Потом тоже вот часто, ну, как бы отец Иоанн участвует в жизни, мы чувствуем его молитвы, чувствуем какое-то особое присутствие его в своей жизни.
Диакон Игорь Цуканов:
— До сих пор?
Мария Глебова:
— До сих пор, да. Ну, советов очень много давал. Вот самое большое, что он для меня сделал, вот я, например, не очень слушалась свою маму, всё время куда-то уезжала, убегала, что-то искала где-то. А он очень следил, чтобы дети очень почитали своих родителей. Его была задача, чтобы в послушании рос человек. И он всегда спрашивал мнение, как вот мама думает. Вот как мама думает, так мы и поступим. И у всех моих друзей также отец Иоанн, он как бы вернул детей родителям. Это очень много, потому что действительно, что может быть без послушания, без почитания своих родителей. И вот он как бы всегда о своей маме рассказывал. Также я помню, что была тогда угроза в церкви. Пожилой митрополит Виталий, в Зарубежной церкви, он как-то не следил за действиями своей церкви. И началась такая, ну, как можно сказать, экспансия на нашу территорию. То есть начали организовываться приходы новые, каких-то священников сманивали в зарубежную юрисдикцию. Потому что он был старенький, и как бы, видимо, не мог за этим следить. И обычно не самые достойные священники шли, ну как бы предавали, ну как бы нарушали клятву, и образовывались новые приходы. И вот мы тоже ходили к такому священнику, который был чадом отца Иоанна, и постепенно он перешел в Зарубежную церковь. И вот отец Иоанн нас собрал тогда и стал с нами говорить. Им легко говорить зарубежом, что мы предали, что мы сотрудничали с властями, а сами бы они прожили? Говорит, меня Господь вёл через этапы. И Господь меня хранил. Он так трогал свои волосы, говорил, у меня даже волосы не тронули. Настолько Господь вот был со мной в тюрьме. Говорит, когда я шёл, в этапе было объявлено, в этапе священник — волосы не трогать. Говорит, и вот, разглаживал свои волосы, говорит, и вот я же назорей.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть его не остригли, как заключенных.
Мария Глебова:
— Не остригли, да. И он очень осердился на все эти события, что такое происходит в церкви, и поддерживал людей, чтобы они оставались в нашей церкви, не переходили в зарубежную юрисдикцию.
Но потом пришёл, сменил его митрополит Лавр, и как-то наши церкви воссоединились. Интересно, что я, как немножко пострадавшая от этого, от Зарубежной церкви, писала икону новомучеников на воссоединение церквей. Её дарил патриарх Алексей, тоже так интересно было. Ну вот новомученики, они очень близки, и вот отец Иоанн ушёл в День новомучеников, и писали мы на канонизацию эту икону. Как-то в моей жизни они особое участие обо мне принимают.
Кира Лаврентьева:
— Огромное спасибо за этот разговор. Мария, честно говоря, мы с отцом Игорем радостно удивлены. Спасибо вам большое, что вы пришли сегодня в нашу студию. Дорогие друзья, это был «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, у нас в гостях была Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов были диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами до следующего воскресенья, а вам, Мария, желаем помощи Божьей силы, радости.
Мария Глебова:
— Спасибо большое.
Диакон Игорь Цуканов:
—Спаси, Господи.
Кира Лаврентьева:
— Всего доброго. До свидания.
Все выпуски программы: Вечер Воскресенья
«Уверенность в себе». Протоиерей Алексей Батаногов, Елена Браун, Светлана Чехова
В этом выпуске «Клуба частных мнений» протоиерей Алексей Батаногов, юрист, подполковник внутренней службы в отставке Елена Браун и предприниматель Светлана Чехова размышляли о том, что может давать христианину уверенность в себе, как отличить это от ложной самоуверенности и как доверие Богу помогает в жизни.
Ведущая: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Клуб частных мнений