«Неофитские порывы»

В этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Алла Митрофанова, Александр Ананьев, Кира Лаврентьева и наш гость — клирик Ильинского храма в городе Апрелевка священник Георгий Букин — делились светлыми историями о неофитских порывах при приходе к вере, которые могут казаться странными, но характеризуют чистоту первых впечатлений от встречи с Богом.

Ведущие: Кира Лаврентьева, Алла Митрофанова, Александр Ананьев.

---

А. Ананьев

— А давайте нетривиально начнем сегодня нашу программу «Светлые истории»: мы по очереди будем вставать и говорить: «Здравствуйте! Меня зовут Саша, я неофит». Добрый вечер, друзья! Это программа «Светлые истории» на Радио ВЕРА, особая атмосфера, где собираются хорошие люди и делятся своими светлыми историями. И сегодня делиться своими историями будут... О, какая радость представить вам нового гостя в этой студии — священник, с которым я знаком заочно (опять же, как неофит, это тоже немаловажно). Ой, да я же профессиональный неофит, мне можно вообще все истории из своей жизни рассказывать, и они все будут соответствовать нашей сегодняшней теме. Клирик Ильинского храма в городе Апрелевка, священник Георгий Букин. Добрый вечер, отец Георгий, здравствуйте.

о. Георгий

— Добрый вечер.

А. Ананьев

— Вы должны были не так сказать — «Здравствуйте! Я отец Георгий, я неофит».

А. Митрофанова

— Ну какой же отец Георгий неофит, Саш, ну что ты?

о. Георгий

— У меня здесь есть некоторые уточнения: я завидую неофитам, потому что лично я неофитом себя никогда не считал и такого опыта, к сожалению, именно собственного неофитства у меня нет. Но в неофитстве других людей я пребывал и присутствовал, и оно на меня, конечно же, влияло. Но есть у меня небольшая такая нотка зависти ко всем неофитам, которые испытывали это великолепное чувство воодушевления, вдохновения и какие другие эпитеты можно к нему применить, но, к сожалению, у меня такого вот не было.

А. Ананьев

— И это интригующее начало ничуть не значит, что отцу Георгию нечего будет рассказать на заданную сегодня тему. Абсолютно точно знаю, что сегодня будет что рассказать ведущей Радио ВЕРА красавице Кире Лаврентьевой. Добрый вечер, Кира.

К. Лаврентьева

— Здравствуйте.

А. Ананьев

— Ну и, конечно же, Алла Сергеевна Митрофанова. Я не застал период твоего неофитства, а он у тебя был определенно, когда ты училась в вузе, но я точно знаю, что тебе точно будет что рассказать на тему сегодняшней программы.

А. Митрофанова

— А давайте сначала объясним, кто такие неофиты, ну на всякий случай.

А. Ананьев

— Да. Тема сегодняшней программы — «Пыл неофита». Красота первой встречи с Богом. Самые яркие переживания человека, который только-только открывает тяжелые двери храма и вступает в эту «терра инкогнита» для себя. Отец Георгий, если бы я попросил вас дать определение того, кто такие неофиты, что бы вы ответили?

о. Георгий

— Если коротко, я бы, наверное, сказал о том, что неофит — это влюбленный человек. Вот такое понятие влюбленности, по-моему, максимально ярко характеризует человека в неофитстве. Он воодушевлен, он вдохновлен. Как мне один человек сказал: «Я благодать Божию чувствовал на кончиках пальцев».

А. Ананьев

— Класс! Продолжим разворачивать данное вами определение: он необъективен, он опьянён, он непредсказуем и неадекватен.

о. Георгий

— В той или иной степени — да, да. Я думаю, что так. Тут есть и такие негативные, может быть, окрасы, но тут и очень много позитива, да, и в опьянении, он восторжен, радостен, он видит больше света.

А. Ананьев

— Кира, а как бы ты определила, кто такие неофиты?

К. Лаврентьева

— Мне кажется, что это, знаете, какое состояние: когда ты ребёнок, не умеющий ходить, и ты ещё на руках Божьих, тебе кажется, что всё очень легко, радостно и очень просто всё даётся, и в духовной жизни, и в повседневной жизни тебе всё понятно, ясно. То есть, тебе открывается какая-то благодать, такая, знаете, призывающая. И потом она закрывается. Ну, ты можешь неадекватно на неё реагировать, это неважно, это свойство человеческой психики, но факт в том, что эта благодать такая чистая, как сосуд воды родниковой, и ты понимаешь всю красоту Божью, и ты просто от этого впадаешь в какое-то такое, как уже описали батюшка и Саша, в такое не очень адекватное состояние, а может быть, адекватное, не знаю.

А. Ананьев

— Прекрасное состояние. Я, как и отец Георгий, лишён был, и я расскажу, наверное, об этом, если мне хватит времени, потому что сегодня будет чего рассказать всем, лишён был вот этого периода неофитства, но я очень хорошо помню состояние, когда я хотел взобраться на табуретку и сказать: «Так! Я готов вам сейчас всё объяснить. Я знаю, как всё устроено, слушайте и запоминайте!»

К. Лаврентьева

— Ну, это оно и есть.

А. Ананьев

— Да, да, у меня до сих пор такое состояние. Алечка...

А. Митрофанова

— Что?

А. Ананьев

— Кто такие неофиты, на твой взгляд?

А. Митрофанова

— Ну, это такие, как мой муж, которые стоят на табуретке...(смеются)

А. Ананьев

— Определила.

А. Митрофанова

— Нет, нет, ну подожди. Ну, нет, конечно.

А. Ананьев

— А мне понравился твой ответ!

А. Митрофанова

— А ты не стоишь на табуретке, наоборот, ты всё время мне напоминаешь о трезвомыслии, о необходимости включить голову и адекватно оценить себя, реальность...

А. Ананьев

— Ну, ты понимаешь, как это обидно звучит? «Ты мне напоминаешь о трезвомыслии» — ты смотришь на меня и думаешь: так, надо не забывать включать голову, хотя бы иногда. (смеются)

А. Митрофанова

— Нет, нет, не в этом смысле — что ты меня учишь, то есть, я у тебя учусь. Ты для меня не неофит, вот.

А. Ананьев

— Хорошо. По традиции программы «Светлые истории», которую можно не только слушать, но и смотреть в наших социальных сетях, в нашей группе во «Вконтакте», где угодно, как угодно, обязательно присоединяйтесь, потому что одно дело — слышать, другое дело — увидеть. Первым словом мы даём нашему гостю, священнику, и сегодня это будет как раз отец Георгий Букин. Отец Георгий, почему вы сказали, что у вас не было периода неофитства? Оно же есть у всех.

о. Георгий

— Ну, это такое утверждение, которое я, может быть, сам для себя отказываюсь от этого утверждения для себя. Дело в том, что я с детства в Церкви, и вот этого вдохновляющего чувства веры, к сожалению, не могу... Может быть, оно и было, но, по крайней мере, был очень равномерный, степенный переход от детского состояния во взрослое и вот такого порыва неофитского, который испытывают очень многие люди, который характеризует его как изменение жизни, переворот, раскрытие новых горизонтов и так далее — к сожалению, у меня не было. То есть, я человек, который жил в гуще церковной такой жизни, и поэтому у меня ничего нет, этих вот барьеров, которые ограничивали одно от другого, или открытий. Как христианин, могу сказать о том, что чудо меня, например, не удивляет, то есть, есть люди, которые удивляются чудесам, а я настолько с ними вот, опять же, с детства ощущаю, вижу, что они у меня совершенно даже никакой эмоции могут и не вызывать, потому что — ну, привык, ну вот я в этом мире живу.

А. Ананьев

— Расскажите же историю.

о. Георгий

— Историю неофитства, опять же, не моего, но моих родителей, а я становлюсь в этом смысле частью неофитства своих родителей, я могу рассказать. Она заключается в том, что мама начала воцерковляться, когда я совсем был младенцем, и вот такой какой-то бурный рост развития её неофитства пришелся на мой осознанный более-менее возраст, но детский всё же ещё, где-то с шести лет, ну, и старше. И вот когда 90-е годы, открытие храмов, монастырей, расцветало всё бурным светом в России, вот мама увлеклась поездками по монастырям, паломничествами и всевозможными такими путешествиями. Я был неотъемлемой частью, соответственно, её путешествий. Я младший ребёнок в семье, ну и старшие тоже ездили, но я вот как хвостик такой постоянно был с мамой. И был такой замечательный случай, и я это именно характеризую как неофитский момент: мы ездили по монастырям, мне это очень нравилось, хоть приходилось иногда очень рано вставать, мама иногда меня будила там на электричку, которая отправлялась где-то в 4.15.

А. Митрофанова

— Ой!

о. Георгий

— Да. Иногда она говорила: «Я куплю тебе шоколадку». Но ничего меня не смущало, всё в детстве воспринималось очень радостно, приключения, бесконечные приключения. И вот мы как-то раз добрались, недалеко от нас, под Боровском, есть такой Свято-Пафнутьев Боровский монастырь, мне было лет, наверное, восемь, мы вот поехали туда, электричка ранняя, там автобус, от автобуса до остановки, от остановки до монастыря, и мы пришли туда, там такая вот возрождающаяся атмосфера монастыря. Мы там начали паломничать: жить, помогать, трудиться — я, мой брат и мама, иногда сестра ещё старшая присоединялась, нам так там понравилось, детям, что мы попросили маму там остаться. Мне восемь лет. Я говорю: «Мам, можно остаться в монастыре?» Мама, совершенно вот такой, видимо, какой-то советский человек, что ли, совершенно ничем не смущаясь — ну, деточки хотят, дети хотят, понравилось в монастыре, вот старший брат, он меня старше на пять лет, то есть, ему где-то было лет тринадцать, мне восемь. И она говорит: «Ну, оставайтесь». И она просто оставила нас в монастыре и уехала. И мы в этом монастыре — строящемся, восстанавливающемся, без всякой там структуры, никаких там детских учреждений, никаких детей, просто монахи, трудники, ну, и дети мои остались.

К. Лаврентьева

— Ну, это как бросать детей плавать на глубину, чтобы они научились.

о. Георгий

— Да, но здесь не было именно какой-то предпосылки у неё, какого-то вот желания нас оставить, просто вот дети попросили: «Вам здесь хорошо?» — «Да, да! Мам, можно мы останемся?»

К. Лаврентьева

— Такое доверие Богу, да.

о. Георгий

— Да. И вот её неофитство заключалось именно в том, что — вообще всё хорошо, никаких не может быть проблем, не дай Бог трагедии, ничего.

А. Митрофанова

— А время года-то хоть какое было?

о. Георгий

— Это было лето. Нас сразу определили, мы жили на территории монастыря вместе с трудниками, а трудники были людьми разного бэкграунда, то есть, кто-то отсидел в местах не столь отдалённых и так далее, и вот мы начали жить вместе с ними, трудиться, работать. Но, что замечательно — именно в Пафнутьевском монастыре я первый раз вошёл в алтарь, начал пономарить, алтарничать. Ну вот такой был мамин неофитский порыв. Она оставила нас на неделю, потом приехала сменить рубашечки, скажем так, покормила, мы говорим: «Мам, ну всё, пока-пока», и мы разбежались по всяким послушаниям, там были коровники, там были всякие сельскохозяйственные занятия, собирание картошки, много-много чего, но у меня, как у ребёнка, никакого негатива абсолютно в этом моменте не было. Это сейчас я себе представляю, вот у меня есть ребёнок, там семь лет, десять, тринадцать...

А. Ананьев

— И вы бы так не поступили?

о. Георгий

— Вообще ни разу!

А. Митрофанова

— Ещё надо понимать: нет мобильных телефонов в 90-е, позвонить в монастырь на какой-то стационарный телефон, но с кем там говорить и про кого спрашивать? Оставить какого-то взрослого, который был бы ответственным за этих двух парней — тоже никого.

К. Лаврентьева

— А ты не застала время, когда ключ под ковриком оставляли? Ведь это долго продолжалось, вы знаете, я долго над этим думала, мне кажется, что это некое последствие тоже советского времени, когда люди были настолько спокойны, что можно выпустить ребёнка и забыть о нём. И нас в 90-х, извините, среди шприцов и вообще непонятно чего, отпускали гулять спокойно, мы со всеми подружками это обсуждали. Это было реально опасно, но наши родители были спокойны, потому что эта матрица, она ещё была в голове, это потом она уже в силу обстоятельств подрасшаталась.

А. Митрофанова

— Я не думаю, что это про советское время, это, скорее, про всю предыдущую нашу историю.

К. Лаврентьева

— Какое-то доверие к миру, что ли, было у людей. Я не могу понять, правда, откуда оно взялось, но оно было.

А. Ананьев

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА, Алла Митрофанова, Кира Лаврентьева и наш дорогой гость, клирик Ильинского храма в городе Апрелевка, священник Георгий Букин. Невероятная история, казалось бы, простая, и я так послушал ещё, и так у меня внутри неофитское такое: «а что, так, правда, можно было?» Но ведь, правда, классная идея! Уж где ребёнку может быть безопаснее, чем в монастыре, с его строгим уставом, с его распорядком, с его системой ответственных, это же, правда, здорово. И потом, ребёнок, он не просто в пионерском лагере на линейке стоит, в барабан бьёт, а тут какими-то делами занимается, у него есть его зона ответственности.

А. Митрофанова

— И алтарь.

А. Ананьев

— И, безусловно, алтарь. И просыпаться под, даже...как этот колокольчик называется, с которым священники будят на утреннюю службу?

К. Лаврентьева

— Так называется колокольчик.

А. Ананьев

— Нет, у него есть какое-то название, я забыл. Я не так часто просыпаюсь в монастырях, но бывает, бывает, слава Богу, случается в моей жизни и такое. И проснуться в рассветных сумерках под этот колокольчик — это уже огромное счастье.

о. Георгий

— Но в то время такого не было, в Пафнутьевском монастыре, по крайней мере, не было. Меня брат толкал под бок, говорит: «Вставай, иди на раннюю!», потому что на раннюю никто не хотел ходить, она очень рано, в шесть, по-моему, начиналась. Я маленький брёл на эту раннюю службу, ставил чайник, разжигал кадила. И служил там ещё такой схиархимандрит Власий, и вот я при нём и вошёл в алтарь, и он меня один раз выгнал из алтаря, потому что я поставил для теплоты чайник, а к чайнику прилипла какая-то то ли бумажка, то ли какая-то тряпочка, и во время Евхаристического канона, в самой кульминации, скажем, она начинает чуть-чуть тлеть, и запах распространился на весь алтарь, отец Власий на меня так строго посмотрел, говорит: «Выйди!» А потом он говорил: «Он чуть алтарь не спалил, он чуть алтарь не спалил!» Ну, он шутил, конечно, но вот эта строгость, его настрой был на литургии так сконцентрирован, что он говорит: «Выйди», но потом он всё равно меня приласкал и пустил обратно, и всё было хорошо.

А. Ананьев

— Прежде чем свою историю опьяняющей влюблённости расскажет Алечка, я хочу вас спросить: а вы не чувствуете себя обделённым тем, что в вашей жизни не было вот этого головокружительного состояния прекрасного?

о. Георгий

— Ну, не то чтобы обделённым, но определённую добрую зависть к людям, которые испытывали это чувство, я, конечно, испытываю. И даже какие-то свои уже пастырские советы, например, людям, которые крестят деток, я уже вот этой историей, как минимум, своим опытом делюсь и говорю о том, что здорово иметь некоторый вот этот переход, что ли, чтобы всё-таки неофитское чувство присутствовало. Но, опять же, здесь нет никакого механизма или системы, как сделать так, чтобы неофитское чувство присутствовало, поэтому больше делюсь своим опытом, но лично у меня есть, конечно, переживания, я вот с такой доброй завистью смотрю на людей, которые могут поделиться вот этими впечатляющими ощущениями присутствия Бога в своей жизни.

К. Лаврентьева

— Отец Георгий, правда не было? Вот я вас слушаю очень внимательно и пытаюсь понять, что вы скрываете от нас. (общий смех) Но, на самом деле, ведь церковный ребёнок, он в какой-то момент начинает отделяться от того мировоззрения, которое дали ему родители, он начинает болтаться сам по себе, а потом уже выбирает этот путь, если его выбирает, осознанно, и вот здесь-то и происходит, понимаете, вот это вот состояние, когда тебе становится всё понятно заново, но уже это твоё личное обретение.

А. Ананьев

— И потом, у вас же был опыт переживания вот этого рукоположения.

о. Георгий

— Да, это один из моментов, который я бы мог назвать периодом неофитства, потому что я один период даже как-то говорил о том, что именно после священства я могу говорить о том, что вроде бы как я стал верующим человеком. Да, это было впечатляюще, но всё-таки не очень похоже на то, что мне, по крайней мере, описывали неофиты, в каком-то, может быть, более раннем возрасте, в подростковом возрасте. Вот у меня был знакомый, например, который пришёл в алтарь лет в 15-16, совершенно из неверующей семьи, пришёл в алтарь, был круглым отличником, и он настолько был вдохновлён верой, что даже сбегал с уроков, чтобы побыть на службе. Он клал себе в рюкзак с учебниками большой гипсовый позолоченный крест и сбегал с уроков, чтобы пономарить, побыть на службе, причаститься. И я вот на него смотрел, и не понимал, потому что для меня это естественно, я и так спокойно пропускал школу, потому что мама говорила, что храм важнее, иди в храм, а для него это было усилием некоторым, и некоторым исповедничеством даже, возможно, а у меня такого не было. Вера, она же вообще не имеет статичного состояния, поэтому, конечно, она в моей жизни и развивалась, и были определённые яркие периоды и моменты, в том числе и священство, но вот такого, что описывают неофиты, когда ты жил абсолютно обычной, простой светской жизнью, возможно, какие-то немыслимые поступки совершал и так далее, и потом это, как глоток свежей воды, как какой-то совершенно удивительный свет в твоих глазах открывался, вот так не могу сказать. Плавненько, медленно что-то менялось, что-то осознавалось, что-то, конечно, вдохновляло, безусловно, это было.

А. Ананьев

— Исходя из нашего определения, кто такие неофиты, сейчас в нашем разговоре возникает некая интрига. Дело в том, что неофиты, они немножко счастливые, немножко летающие на крыльях влюблённости, немножко неадекватные, немножко сумасбродные, всегда улыбающиеся. Дело в том, что Алла Сергеевна Митрофанова, она всегда такая...

К. Лаврентьева

— В смысле — «неадекватная»? (смеется)

А. Ананьев

— Ну, в смысле... Ну, ты же понимаешь.

К. Лаврентьева

— Я-то понимаю, но у нас много разных зрителей и слушателей.

А. Ананьев

— И слава Богу. Настоящая женщина должна быть всегда разная, в следующую минуту ты не знаешь, с какой женщиной проснёшься рядом, просто она всегда другая, и это слава Богу, так Господь задумал.

К. Лаврентьева

— Правда.

А. Ананьев

— Поэтому мне очень интересно, а какой же ты была, когда у тебя был вот этот период неофитства, Алла Сергеевна?

А. Митрофанова

— Вот мысли от противного: я была грустная, тяжёлая, рассудительная и чего-то там ещё. Ну, правда. Отец Георгий сейчас рассказывал, и я понимаю, что в моей жизни вот этой эйфории и влюблённости в церковную жизнь, наверное, тоже не было. Ну, просто в силу того, что сознательно в храме я оказалась в семнадцать лет в сложный период, когда нужно было выживать, физически выживать, морально выживать, брать высоту, то есть поступать в институты, и всё это вместе, как-то нужно было через это пройти. А потом поступила, и нужно было опять выживать, то есть, нужно было где-то искать деньги, нужно было пахать, учиться, искать работу, ну и так далее. То есть, вот одно на другое накладывалось, поэтому какого-то состояния эйфории, наверное, у меня не было, но то, что я прошла вот этот период, довольно непростой в своей жизни, психически сохранной, связываю исключительно с тем, что в это время я оказалась в храме. Причём действительно, не было каких-то таких моментов, когда я надевала на себя вериги, изнуряла себя постами, наоборот, мне как-то, по-моему, даже кто-то из священников вот этого чудесного храма Живоначальной Троицы в Останкине, куда я тогда ходила, рассказывал мне, что «если ты голодная, тебе надо обязательно пойти поесть, вот ты там смотри, себя не замори», то есть что-то вот такое было очень тёплое и хорошее всех их в отношении к таким, как я. И помню, как где-то, наверное, спустя три или четыре года я совершенно неожиданно обнаружила для себя, какого размера вообще-то правило подготовки к причастию, то есть, мне сказали как, когда я готовилась в первый раз к причастию, замечательный священник, он мне вынес молитвослов, который был в храмовой библиотеке, он был ещё дореволюционный, то есть, там в утренних, вечерних молитвах поминается «государь-император», «государыня-императрица», он принадлежал кому-то семинаристов, этот молитвослов чудесный, он у нас дома хранится. И он сказал: «Вот тебе молитвослов, здесь найдёшь...», как же он сказал, то ли Покаянный канон, то ли вот что-то вот к причащению... Короче говоря, я не помню, как в моей голове средуцировалось, что готовиться к причастию нужно чтением Покаянного канона ко Господу Иисусу Христу. А там ещё шрифт же тоже, надо понимать, соответствующий. Продиралась я с каким-то невероятным трудом, то есть, никакого полёта, никакой вот этой лёгкости, ничего этого не было, для меня это был тяжёлый труд — читать этот текст. И вот я немножечко к нему привыкла, прошло где-то, наверное, три года, может, три с половиной, мне в руки попал другой молитвослов, и там написано, значит: «подготовка к причастию: канон один, канон второй, канон третий...»

К. Лаврентьева

— Это очень страшно, когда ты видишь это впервые, я помню это чувство

А. Митрофанова

-«Последование ко Святому Причащению, ещё один канон, десять молитв». И, знаете, в тот момент меня прошиб холодный пот, вот правда, потому что я поняла, что всё делала неправильно, и мне стало жутко от этого. Но в этом ужасе, наверное, я недолго задержалась, потому что как-то мне стало понятно, что, может быть, Господь от меня это прикрыл, потому что, зная мой юношеский максимализм...

К. Лаврентьева

— И ответственность, ты ответственная.

А. Митрофанова

— Это было не про ответственность, это про синдром отличницы, это разные оттенки. Явления, может быть, похожие, но оттенки разные.

К. Лаврентьева

— Психотерапия пошла. (смеется)

А. Митрофанова

— Синдром отличницы, извините, это был мой диагноз. Я бы, наверное, просто не спала бы ночами и разбила бы себе голову, либо надорвалась бы и ушла из храма, потому что, собственно, о чём моя история? О том, что в какой-то момент у меня случился всё-таки надрыв. Вся общага мирно дрыхнет в воскресенье, простите за мой сленг, потому что накануне, в субботу, это ещё такое время было, что парни любили выпить, потому что суббота, последний день, в воскресенье можно спать. То есть всё общежитие в субботу вечером гуляет, все знают, что в воскресенье они выспятся, а потом они проснутся и сядут, и как обычно, как ненормальные, будут учиться на неделю вперёд: делать один язык, второй язык, там история, обществознание, экономика, в общем, все на свете. Но в воскресенье утром все спокойно спят. И только Аля, (ну и ещё там несколько человек, потому что были церковные люди у нас в общежитии) она каждое воскресенье просыпается, сначала это мне давалось легко, но чем глубже в учебный год, тем сложнее. И вот как-то раз я думаю: «ну что ж я, как про́клятая! Ну, все спокойно спят...» А это уже, наверное, был май, вот как сейчас примерно. Все спят. У всех как-то нормальная жизнь, а я каждое воскресенье, из Черёмушек в Останкино, через всю Москву, потом на трамвае, и голодная, ну, как обычно, голод вообще — обычное состояние, но тем не менее, даже как бы не попьёшь и не поешь, ничего. Думаю: «всё, завтра я никуда не поеду. Никуда! Вот хоть режьте меня, хоть что». И вот воскресное утро. И я просыпаюсь, смотрю за окно, а за окном тишина такая, так красиво. И зелень, у нас второй этаж был, зелень деревьев, она прямо как будто бы врывается в окно. У меня вот ощущение, что: Господи, как будто бы я пропускаю что-то очень важное. Вот что-то очень важное я сейчас пропускаю! Нет, ну я же решила, я никуда не пойду, нет-нет-нет. Всё, я лежу, я отдыхаю, у меня каникулы. Ничего подобного. Вот прямо меня какая-то сила поднимает из постели, вот такое ощущение, что прямо за волосы меня какая-то сила поднимает. Я иду умываться, ворчу про себя, но всё-таки вот довольно легко, выбегаю из дома. Естественно, я уже опоздала на службу. Но представьте себе, что я увидела: я выхожу из трамвая на конечной остановке в Останкине у пруда, иду по направлению к храму Живоначальной Троицы в Останкине — и весь храм в зелени. Травой усыпано, вот просто все плиты вокруг храма, всё усыпано травой, в храме всё усыпано травой. Там стоят берёзы, там стоит огромное количество каких-то невероятных цветов, всё благоухает! И мне навстречу выходит крестный ход с потрясающим пением, с каждением святой водой всех, кто вокруг собрался, и эта вода, она падает очень тепло, она падает на траву, которая на прогретых плитах лежит, солнце, вот это испарение воды начинается с запахом этой травы!.. У меня от счастья случился тот момент, мне кажется, просто головокружения. Я говорю: «А что происходит?» А мне говорят: «Так Троица! Так ведь Троица, престольный праздник!..»

А. Ананьев

— И вот на этой нотке давайте подвесим атмосферу, чтобы прожить её чуть дольше, и уйдём на короткую паузу на Радио ВЕРА, а через минуту вернёмся к истории Аллы Митрофановой и вообще к программе «Светлые истории». Не переключайтесь.

А. Ананьев

— Очень лично, очень откровенно, очень светло и тепло. «Светлые истории» на Радио ВЕРА, клирик Ильинского храма в городе Апрелевка священник Георгий Букин сегодня у нас в гостях, Кира Лаврентьева, я Александр Ананьев и Алла Митрофанова, которая утверждала, что не было в ее жизни никакого неофитства, что в длинной серой юбке, тяжелой поступью и кряхтя, первый раз вошла она в храм, как к себе домой...

К. Лаврентьева

— ... вычитывая все молитвы.

А. Ананьев

— Да, вычитывая все молитвы исправно. Но на самом деле это не так. И вот я очень хорошо представляю тебя, и зная тебя, я хорошо представляю вообще всю эту картину. Спасибо тебе за эти воспоминания, тем более, что вот сейчас они очень такие актуальные, можно вот просто прожить то же самое и можно даже в том же храме прожить, потому что я нисколько не сомневаюсь, что этот удивительный храм, он ничуть не изменился по своей атмосфере и по гостеприимству.

А. Митрофанова

— Конечно. Его отреставрировали просто, тогда он был в более сложном состоянии, но был ремонт, поэтому сейчас он все-таки... Как это сказать? Ну, внешне, да, какие-то изменения он претерпел, а внутренняя атмосфера там... Мы с тобой были там ведь недавно.

А. Ананьев

— Да, мы были там, и настоятель тебя даже узнал, по имени тебя называл, гладил по голове и говорил, что ты вообще-то молодец.

А. Митрофанова

— Я не помню такого, ну ладно. Отец Владимир Мишкорез там был, мне было очень приятно его увидеть, и я удивилась, что он действительно вспомнил. Но вот этот момент, связанный с тем, что... Ну, как сказать? Мне кажется, это такое неофитство наоборот, потому что неофит, он летит на крыльях, ему море по колено, он горы сворачивает, он не замечает, для него это не составляет никакого труда. У меня было наоборот, вот ровно наоборот. Но Господь вот как-то... Я даже не знаю, как это можно объяснить, потому что это правда, я понятия не имела даже, что это за праздник — Троица. Это первый год в храме.

А. Ананьев

— Значит так, Кира, у меня к тебе просьба.

К. Лаврентьева

— «Значит так» звучит ужасно. (смеются)

А. Ананьев

— Дело в том, что здесь, видишь, собрались три человека, у которых не было периода неофитства, и вся надежда на тебя. Вот у тебя есть еще немножко времени, чтобы не разочаровать слушателей и зрителей Радио ВЕРА.

К. Лаврентьева

— Вы знаете, я так счастлива, я слушала историю Аллы, и я опять была как в кино. У меня было такое в последний раз с ее АБВГД-кой, я до сих пор вспоминаю...

А. Ананьев

— А я так живу, это нормально.

К. Лаврентьева

— Она так рассказывает! Вот слушайте, талантливый человек, талантлив во всем, она действительно, так рассказывает, что я прямо себе это ярко... Я даже представляю, как стояла ее кровать в общежитии, возможно, не так, но главное — представить, понимаете? Это просто удивительно. Но я-то даже не знаю, что говорить, потому что...

А. Митрофанова

— Восторженная Кира, любящая людей.

К. Лаврентьева

— Нет-нет, правда, тебя просто невозможно не любить, это другой вопрос.

А. Ананьев

— Мы пробовали.

К. Лаврентьева

— Это правда. Ну, в общем, смотрите, тут такая история, что я вообще, в принципе, не знаю, что такое период неофитства, не потому что я там с детства в храме...

А. Ананьев

— Здрасьте...

К. Лаврентьева

— Да, да, прости. Не потому что я с детства в храме, и я-то типа не знаю, а потому что я до сих пор как бы в состоянии в таком нахожусь. Ну, знаете, такие незрелые люди с низким уровнем самопознания и интеллекта, они годами могут оставаться неофитами, иначе я это объяснить не могу. Но знаете, как я могу это объяснить? Вот мы отца Георгия сегодня пытали, пытали, и, я вспомнила сразу же, как только Саша его спрашивает, потом я спрашивала: «так все-таки, может, у вас был период неофитства? Так, может быть, все-таки вы от нас что-то скрываете?», такой допрос. А потом я вспомнила фразу Иоанна Лествичника, она у меня буквально в голове прописалась: «Не вноси разнообразия в натуры цельные» — вот это точно про отца Георгия. Вы знаете, ему просто непонятны вот эти истории, потому что он очень цельный и твердо стоит на ногах, ему можно просто позавидовать, на самом деле. Но я все равно, вот как и в начале нашего разговора, так и сейчас совершенно убеждена, что вот этот период неофитства, он действительно может всю жизнь продлиться, а может продлиться несколько дней, несколько месяцев...

А. Ананьев

— Нельзя же всю жизнь быть неадекватным.

К. Лаврентьева

— Можно, можно, Саша!

А. Митрофанова

— Да кто ж нам запретит?

К. Лаврентьева

— Да, женщинам это еще как-то можно. Но, смотрите, тут какая история: тут же ты в течение жизни несколько раз переживаешь, как мне кажется, в той или иной степени, вот это вот состояние, когда тебе хочется, ну я не знаю, босиком идти по снегу в монастырь, спать в спальных мешках, но сейчас меня отвези, как в 90-х это было очень-очень модно, когда все воцерковлялись, это были монастыри, автобусы, пели в автобусах эти песни, это было потрясающе, акафисты! Слушайте, это сейчас ты так, с такой легкой ироничной улыбкой вспоминаешь, ты-то теперь духовно зрел. (общий смех) Но на самом-то деле в этом было столько чистоты и столько веры, «по вере вашей да будет вам», настоящие чудеса происходили, и Господь, Он так любит это чистое сердце, и мне кажется, что Он так ждет его от нас, что даже, может быть, без этих порывов, а с каким-то очень внутренним, незаметным для других действием сердца Господь тебя примет и обласкает, и любви даст, и благодати, потому что, как мне кажется, очень важен порыв. Даже если ты не неофит уже давно, ты зрелый, всепонимающий, православный человек, который почитал святых отцов, ознакомился с собой, понял свои границы, свой ресурс, понял, на что ты способен, на что нет, смирение от слова «мера», то есть мы все поняли, все познали, это все правильно, но самые главные чудеса с тобой случаются в жизни, и самые главные откровения и открытия внутренние — когда ты головой пробиваешь потолок над собой, когда ты пробиваешь его сквозь боль и сквозь очень-очень сильное сопротивление. Вот Алла, как раз она сегодня про это рассказывала, это же постоянное пробивание лбом стены, и в конце концов ты входишь в какое-то иное пространство. То есть некий подвиг, некая аскеза — это ведь и есть то, что дается в неофитском периоде очень легко. Короче, значит, когда мне был год или два, мама рассказывала, что я в песочнице играла только с теми, у кого есть крестик (простите, это очень стыдная история)... (общий смех)

А. Ананьев

— На этом можно закончить.

К. Лаврентьева

— Это очень стыдная история. Я подходила и спрашивала: «Ну ты крещеная?» — «А в смысле, а чё это?» 91-й год, понимаете? «А чё это?» — «Ну, ты крещен? Тебя батюшка крестил или нет?» — «Нет». Я подхожу к маме и говорю: «Уходим», тут всё ясно. Ну, в общем, короче говоря, я вот эти истории так или иначе в жизни несколько раз переживала. Также, когда мы приезжали в монастырь в Дивеевский, приехали на источник батюшки Серафима в Цыгановку: ночь, холодно, автобус поздно приехал, задержался, пробки. И часа в два ночи мы туда приехали, и папа мне говорит «Кира, одумайся», а мне там было лет двенадцать. А мама пошла, всё, в открытую купальню, ночь. Вы понимаете, что такое источник в Цыгановке? Он очень холодный! И я говорю: «Нет, я пойду». Но это дошло, знаете, до чего? Мы потом приехали опять на этот источник спустя несколько дней, вот видит Господь, что я не вру — в этом источнике невозможно находиться даже несколько секунд, потому что у тебя перехватывает дыхание, сердце, и ты уже ни о чём не думаешь. А я, можете себе представить: переплывала его с одного берега на другой. Это правда, честное слово, я вот перекрестилась специально, потому что есть слушатели, которые, знаете, они пишут в комментариях: «История Киры, конечно, мне-то понятна, я-то ей верю, но боюсь, другие ей не поверят». Вот чтобы другие поверили, я вам говорю честно, дорогие наши друзья, слушатели, так всё и было. Я его лет в тринадцать переплывала вот так несколько раз, причём не один раз, а раза три, ну вот как-то мне так нравилось.

А. Митрофанова

— Время года было уже традиционно лето?

К. Лаврентьева

— Но ты же знаешь, что он всегда у одной температуры, + 4, и там невозможно находиться, холоднее только Тихона Задонского, говорят, просто невыносимо его терпеть. Так вот я к тому, что эта всё покрывающая благодать, она может в любом возрасте с тобой находиться, когда тебе это нужно. То есть, ты такой трезвый и твёрдо стоящий на ногах, понимая, что ты должен самостоятельно принимать решения, что ты не должен быть неадекватным и сумасшедшим, ты учишься быть трезвым. Вообще трезвение — очень важная вещь в нашей жизни, мы часто бываем опьянены в своём собственном самообмане — это неправильно, нужно постоянно искать внутри себя Христа и внутри себя себя самого, находиться в некоей трезвости, постоянно к себе возвращаться, откидывать всё лишнее. Но — когда тебе крайне важна помощь Божия, Он приходит к тебе вот именно так, как этот источник переплыть, понимаете? Я вот этот источник больше так не переплыву, но я точно знаю, что если мне нужно, Господь...

А. Ананьев

— Ну давай не будем ставить на этом крест, ты же сама сказала: будут ещё какие-то периоды...

К. Лаврентьева

— Сейчас я уже всё, у меня уже не то здоровье, правда. Но я могу точно сказать, и я по окружающим это вижу, что вообще вот эти прекрасные «конфетки», как говорит один мой знакомый оптинский монах, Господь тебе подаёт в течение всей жизни. Так что я к чему эту всю пылкую речь-то свою завела, и про источник, и про крестики, и про все свои вот эти внутренние откровения, рассуждения, у меня не сколько история сегодня, сколько словоблудие, простите, но к чему? К тому, что мы все — неофиты в той или иной степени, и истинная трезвость, она может очень сильно соприкасаться с детской радостью, когда ты не идёшь, а летишь. И даже ты, Сашенька, трезвый, очень трезвый, очень выдержанный человек, который возвращает всех всё время к адекватности, в тебе столько этого детского Саши, прости, что перехожу на личность, я ни в коем случае тут не занимаюсь ни самоанализом, ни психоанализом, но в тебе столько вот этого прекрасного Саши, что рано или поздно мы увидим ещё Сашу, который будет ходить по квартирам и раздавать Евангелие.

А. Ананьев

— ... и переплывать ледяные источники.

К. Лаврентьева

— И переплывать ледяные источники.

А. Ананьев

— Щас! Нет.

К. Лаврентьева

— Посмотрим.

А. Ананьев

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА, Кира Лаврентьева, Алла Митрофанова и клирик Ильинского храма в городе Апрелевка, священник Георгий Букин сегодня у нас в гостях. Не могу не спросить вас, отец Георгий: заставь дурака Богу молиться, он ведь — да? Разобьёт лоб?

о. Георгий

— Ну, может, конечно, может.

А. Ананьев

— Просто Алечка сказала, я сейчас сижу тоже, думаю: вот как-то её это не сломало. И Кирочку это не сломало. Хотя я смотрю — и та, и другая ходили вообще по тонкой грани. (смеются)

К. Лаврентьева

— И до сих пор ходят по ней, возможно.

А. Ананьев

— Да. Давайте так: три совета от священника Георгия Букина из благословенной Апрелевки. Как не разбить лоб дураку?

о. Георгий

— Хороший вопрос, а советов-то не так много, потому что, может быть, и разбить лоб не так плохо. Я вот подумал о том, что каждому своя мера и каждому свой опыт, и это очень важно, поэтому я не стал бы откидывать какой-то опыт, даже негативный, потому что это плохо. Да, есть такое понятие, как педагогика, определённая педагогика в духовной жизни, конечно же, должна быть, правильная, разумная, размеренная. Но нельзя забывать, и вот в этих всех историях, которые мы сегодня услышали, очень явно видно именно действие Божие в человеке, в его жизни, даже через какие-то свои, собственные неудачи или лёгкий экстремизм, духовный экстремизм, а всё равно Господь действует и ведёт человека. Вот про тот источник, который вы рассказывали, Серафима Саровского, у меня папа там плавал, именно в 90-х, просто плавал, но он всегда любил обливаться холодной водой, и было впечатление от этого неизгладимое. И после того, когда мы уже с детьми приезжали вот сейчас в Дивеево, и я рассказывал своему старшему: «а вот твой дедушка здесь плавал», а там сейчас всё выложено, отреставрировано, а тогда источник ещё особо впечатлял своей чернотой, там было тёмное дно, он был просто чёрный.

А. Митрофанова

— Чёрный, я его таким и помню.

о. Георгий

— Да. И мой Ваня сейчас под впечатлением: дедушка плавал, и я тоже хочу и могу, вот эти же пируэты от одного до другого делает.

К. Лаврентьева

— Это невозможно физически.

о. Георгий

— Но он любит ещё некоторый такой эпатаж своего рода, проявить свою смелость и так далее, поэтому он это делает. У меня был с водой тоже небольшой эпизод: я как-то шёл в один храм пономарить, а там река разлилась, и я не мог перейти, это мне было лет, наверное, четырнадцать, и надо переходить, там служба, без пономаря тяжело батюшке. Я думаю: пойду. Река, никак не могу, маленький мостик залит на полметра водой, думаю: как перейти? Может, как Моисей, я перекрещу, и как бы воды разойдутся? Перекрестил, ну, конечно, ничего не разошлось. Думаю: ну, ладно, снял ботинки, пошёл по воде, залился по колено, перешёл, надел, пошёл. Это забавный эпизод, но он не имел под собой, опять же, какого-то неофитства, я так, с какой-то иронией: ну, перекрещу, может, разойдётся? Не разошлась вода, но прошёл, ну, и пошёл пономарить спокойно. И поэтому Господь каждого ведёт как-то, и даже вот через это разбивание лбов. К сожалению, бывает, конечно, когда человек, например, становится заложником вот этих ощущений неофитских, и он становится искателем этих ощущений, и вся его духовная жизнь связана только с тем, чтобы найти новые какие-то вот эффекты в религиозной жизни.

К. Лаврентьева

— Но это уже прелесть, отец Георгий, такое околопрелестное состояние.

о. Георгий

— Да, да. Но мне кажется, неофитство в той или иной степени, оно немножко граничит, прелесть — это же что такое?

К. Лаврентьева

— Ну, опьянение такое.

о. Георгий

— Да, да. И здесь такой же элемент может быть, человек воспринимает духовную жизнь исключительно вот этими вспышками, и он хочет постоянно пребывать вот в этом состоянии. Вот вы историю прекрасно описали, это такой вот эпизод, а человек хочет, чтобы это было всегда, и вот он начинает какие-то, может быть, не очень адекватные вещи в своей жизни делать для того, чтобы заполучить это, то есть фактически заставить Бога сделать, дать ему то, чего он хочет, определённым механизмом или какой-то технологией.

А. Ананьев

— По этому же принципу и счастливые семьи существуют, вот когда влюблённость проходит, начинается какая-то такая контролируемая неадекватность, чтобы подстёгивать чувства и сохранить пылкость отношений.

о. Георгий

— Да, я поэтому и сравнил их именно с влюблённостью.

К. Лаврентьева

— Ого! Что, правда?

А. Ананьев

— А ты не пробовала? Советую, да-да-да. (смеются) Я, знаете, ещё что понял? Я, вас слушая, понял удивительную штуку: для чего Господь даёт нам этот период неофитства — очень просто: чтобы напугать и разогнать вокруг нас лишних людей! То есть, ты начинаешь вести себя крайне странно, по их мнению, они говорят: о-о-о! и уходят все. Я после крещения понял, что круг моего общения, причём сначала мне было горько-горько, ну, потому что всё-таки с этими людьми была связана изрядная часть моей жизни, а потом я начал относиться к этому с пониманием и благодарностью. Круг моего общения изменился процентов на 75. А социальные сети, запрещённые ныне и разрешённые же, они же имеют обыкновение напоминать тебе, что было пять лет назад, десять лет назад, и ты так смотришь десять лет назад: «о-о-о, какие люди! Я их не видел уже сколько? Ну, с момента крещения и не видел. Делись куда-то!» Я не знаю, что было бы, если бы они остались рядом со мной, возможно, ничего не было бы. Но я понял, что я каким-то образом их разогнал вокруг себя, потому что периода неофитства, я хотел было заявить, что — у меня его не было! Но, как отец Георгий правильно сказал: «неофитство — это влюблённость», а у меня неофитство совпало с реальной влюблённостью, понимаете? Я очень хотел в церковь, я очень хотел креститься, я очень хотел сделать этот шаг, но я долго не мог понять, как его сделать. И Господь повздыхал и говорит: «Ну, раз ты не можешь, как все люди, давай я тебе дам жену, и она тебя уже приведёт, раз ты не понимаешь каких-то других слов». Он приводит мне Алечку, и очень скоро я крестился в храме Александра Невского, протоиерей Игорь Фомин меня крестил. И поэтому у меня период острой влюблённости в эту женщину совпал с периодом неофитства, и влюблённость в женщину, как всегда, затмило всё остальное. Плохо это, хорошо это, я не знаю, но это правильно. И по поводу вот этого моего неофитства и того, как я разогнал вокруг себя всех адекватных людей...

А. Митрофанова

— Осталась только жена.

А. Ананьев

— Осталась жена, да. Пришлось заводить собаку в этом вакууме. Меня очаровало в Алечке всё, и в первую очередь то, что она работает на Радио ВЕРА, и я говорю: «Давай, я тоже буду тебе помогать».

К. Лаврентьева

— Я помню эту историю про настоятельницу монастыря.

А. Ананьев

— Да, Алечка же в роскошном отеле с чашкой чая, отогнув мизинчик, говорит, что она работает на Радио ВЕРА, а Радио ВЕРА в монастыре, и я сразу решил, что она там не просто монахиня, а главная монахиня, и я сразу влюбился, потому что это очень круто.

К. Лаврентьева

— Терракотовая юбка дополнила этот образ.

А. Ананьев

— Идеальные лодыжки, монастырь — всё, как я люблю! Идеальное сочетание. И я очень хотел ей быть полезен, говорю: «Давайте, я вам буду читать ваш журнал бесплатно, вот просто истории, которые там из журнала». Она говорит: «Да, конечно, если вам делать-то больше нечего, пожалуйста, читайте». А я работал тогда на федеральной фм-радиостанции, очень модной, бюджет такой дорогой был, большой, там много радиостанций. Я очень хорошо помню своё состояние невероятной гордости за себя. Когда я заходил в студию с распечатанными текстами, садился, поправлял микрофон, наушники, говорил: «Исповедь самоубийцы». Протоирей Игорь Фомин" и читал вот эти истории. И на меня все смотрели с каким-то недоверием и испугом, потому что нормальный человек в студии нормальной радиостанции так вести себя вообще-то не будет. Но этих историй становилось всё больше, люди становились всё более хмурыми вокруг меня. А потом мы, познакомились в ноябре, а в январе у Алечки день рождения. Думаю: ну что подарить любимой женщине? Потому что мы уже как-то и попутешествовали немножко, и вот уже знакомы близко были. Алечка жила тогда на съемной квартире, и многочисленные иконы, иконочки, иконки и иконища, все стояли на подоконнике. Думаю: ну не гоже верующей православной девушке хранить иконы на подоконнике, куплю-ка я ей полку для икон. А лучше две. А еще лучше три, чтобы все поместились. И, конечно же, заказал эти полки для икон. А куда еще? Ну, на радио себе.

К. Лаврентьева

— У Аллочки икон столько же, сколько книг.

А. Ананьев

— Да, да, именно так. И я очень хорошо помню вот эту сцену: мне звонят на проходную, я говорю: «Да-да, я сейчас спущусь, конечно». Я уже так внутренне ликую, что наконец-то мне доставили полки, я впервые в жизни покупал полки для икон или вообще что-то, связанное с православием или с обрядовой стороной, неважно. Я спускаюсь вниз, и там, значит, вот эти вот: раз, полка, два, полка, три, полка, вот это все обхватываю и счастливый, иду мимо постеров с мировыми звездами, мимо неоновых огней, рекламы, коммерческой службы, и люди так расступаются...(смеются) Я захожу к себе на радиостанцию, я все это дело выставлю красиво. Заходит программный директор, так молча смотрит, потом говорит: «Это что?» Я говорю: «Это полки для икон». Он говорит: «Ясно».

А. Митрофанова

— Ну, оцени, насколько терпеливы люди были.

А. Ананьев

— Были. Были, Алла Сергеевна! Но это прекрасное абсолютно состояние. Единственный минус, я вот сейчас ехал на запись этой программы, и я думал, и мне, наверное, вашего совета хочется спросить, отец Георгий, не совета, а мнения: есть у меня ощущение, что во всей этой истории мне больше хотелось казаться, а не быть. То есть, вот сделать так, чтобы все, все, все увидели, какой ты. Разделились бы, одни бы сказали: «какой ты замечательный!» А вторые сказали: !«с ума сошел окончательно. И та, и другая реакция тебя, в принципе, устраивала, главное, чтобы это не осталось незамеченным, вот это вот: гордо встать на табуретку, вытянуть руку и сказать: «Друзья, я вам сейчас расскажу, как устроен мир». Нет ли в этом какой-то гордыни, и какой-то вот: хочется казаться?

о. Георгий

— Ну, тут сложно оценивать, может, и есть. Вообще, я не склонен к категоричности, может быть, и гордыня, и искренность, искренние, позитивные чувства, может быть, и любовь, и это все перемешано вполне себе. Здесь я бы не сказал все это однозначно: вот просто гордыня, гордость, значит плохо. Ведь Промысл Божий, он действует даже через не очень хорошие вещи, мы уже сегодня об этом сказали, поэтому — да, какой-то элемент того, что это я делаю, возможно, присутствует. А может, это вообще естественное свойство человека, потому что мы же социальные, нам же важна обратная реакция, мы же не самодостаточные, в вакууме мы не можем находиться, мы же люди, поэтому какая-то реакция, даже вот такая: «я делаю», ну, детская достаточно, здесь очень много именно такого детского позитива я вижу больше, чем просто такой вот оценки — гордость, все плохо. Нет, я так не думаю.

А. Ананьев

— Дай Бог, чтобы сейчас мои мотивы были хоть сколь-нибудь отличны от моих мотивов тогда, потому что я иногда так смотрю на себя, думаю: «позёр, зачем ты это делаешь?»

А. Митрофанова

— Эх, то есть, тогда ты еще параллельно завоевывал любимую женщину, а сейчас говоришь: «главное, чтобы мои мотивы сейчас отличались от моих мотивов тогда».

А. Ананьев

— Нет, вот ты знаешь, не было такого, что «я сейчас вот так поступлю и завоюю женщину» — нет, женщина была завоевана, там вопросов не было. (общий смех)

А. Митрофанова

— Нормально!

А. Ананьев

— У меня горело внутри от того, что я, наконец, здесь, я, наконец, нашел, вот что было важно. А ты так, постольку-поскольку...

К. Лаврентьева

— Вы знаете, последние буквально десять секунд: ко мне в храме Антипы Пергамского на Колымажном дворе прямо в ближайшую, последнюю субботу подошла девушка, она глазам своим не верила, что мы встретились, но это обычная такая реакция, на самом деле, все же мы одинаковые люди перед Богом, но она была очень рада, что она встретила человека из «Светлых историй». И она начала, знаете, что говорить? Она говорит: «Огромное вам спасибо за вашу искренность! Вот передайте гостям вашим, коллегам вашим. Вы знаете, вот я пересылаю ваши истории другим девочкам, у кого какие-то большие проблемы в жизни, и больше всего им дорога ваша искренность, что вы рассказываете какие-то такие вещи, что далеко не каждый их решится рассказать».

А. Ананьев

— И на фоне наших проблем, их проблемы уже не так...

К. Лаврентьева

— Нет, в этом тоже есть какая-то доля юродства, наверное, с нашей стороны, но дай Бог, чтобы это было благословлено и кому-то нужно.

А. Ананьев

— Спасибо вам большое. Сегодня компанию вам в «Светлых историях» составляли: священник Георгий Букин, клирик Ильинского храма в городе Апрелевка, спасибо, отец Георгий, с удовольствием ждем вас в гости снова, потому что мы еще не все истории от вас услышали.

о. Георгий

— Спасибо вам.

А. Ананьев

— С вами была Кира Лаврентьева, Алла Митрофанова, я Александр Ананьев. Не забывайте, что искренность Киры Лаврентьевой можно не только слушать, но и смотреть на сайте Радио ВЕРА и в социальных сетях, в том числе в нашей группе во «Вконтакте». Всего доброго, пока!

А. Митрофанова

— Всего хорошего.

К. Лаврентьева

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Без Бога ни до порога»
• «История Савла»
• «Красота в христианстве»