«Неделя 15-я по Пятидесятнице: Праздник в честь иконы Божией Матери „Неопалимая купина“». Прот. Максим Первозванский - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Неделя 15-я по Пятидесятнице: Праздник в честь иконы Божией Матери „Неопалимая купина“». Прот. Максим Первозванский

* Поделиться

Прот. Максим Первозванский

В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресение, в которое отмечается праздник в честь иконы Божией Матери «Неопалимая купина», о праздновании Чуда архангела Михаила в Хонех, о Рождестве Пресвятой Богородицы, а также о памяти святых преподобных Макария Оптинского и Иосифа Волоцкого.

Ведущая: Марина Борисова


М. Борисова:

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы каждую субботу говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. В студии Марина Борисова. И сегодня со мной в студии наш гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский.

Протоиерей Максим:

— Здравствуйте.

М. Борисова:

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в 15-е воскресенье после Пятидесятницы, и на наступающей неделе. Ну наступающее воскресенье у нас такое, перенасыщенное смыслами. Помимо тех воскресных смыслов, которые мы будем искать, как обычно, в отрывках из Апостольских Посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра за Божественной литургией, в этот же день, благодаря удивительным хитросплетениям нашего церковного календаря, празднуется праздник в честь иконы Божией Матери «Неопалимая Купина». И вспоминается за службой перенесение мощей благоверных Петра и Февронии и, в связи с этим, их даже будут поминать в особой молитве после окончании литургии. Ну поскольку о Петре и Февронии очень много говорится во время празднования дня их памяти, поэтому я предлагаю остановиться все-таки на воскресных смыслах и отдельно, хотя бы коротко, поговорить об иконе «Неопалимая Купина». Поскольку мне кажется, она очень важна для понимания того, что такое икона вообще и зачем она в нашей жизни. Но начнем со Второго Послания апостола Павла к Коринфянам — 4-я глава, стихи с 6-го по 15-й, и я позволю себе прочитать то, что больше всего вызывает у меня вопросы, я думаю, не только у меня. Вот с 7-го стиха: «Но сокровище сие мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам». И дальше: «Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем. Ибо мы живые непрестанно предаемся на смерть ради Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в смертной плоти нашей, так что смерть действует в нас, а жизнь в вас». Вот удивительно, русский синодальный перевод хитросплетением словес иногда настолько вуалирует смысл, что требуется какое-то хирургическое вмешательство. Потому что все очень красиво, но совершенно непонятно.

Протоиерей Максим:

— Ну дело, мне кажется, не в переводе. Дело в том, что действительно очень важно, чтобы понять этот текст, понимать богословие нашего спасения, которое апостол Павел нам в данном случае предлагает. Я начну с первой фразы, она на самом деле немножко не о том, о чем будет дальше, про глиняные сосуды — это здесь скорее просто про смирение, потому что ну действительно, в чем... Помните мультфильм «Маугли»?

М. Борисова:

— Советский.

Протоиерей Максим:

— Да. Где он цветок принес огненный, чтобы Шерхана победить. Так он его принес в глиняном сосуде. Важно понимать, да, что уголь, огонь переносился в традиционные времена вот в таких глиняных горшках. А дальше он вот разбивает этот горшок, и поджигает ветку, начинает там лупить этого Шерхана. А первоначально вот в глиняном сосуде, и его не видно. Это про смирение, про то, что благодать Божия, сила Божия, Сам Иисус Христос, живущий в нас — а об этом будет чуть позже, — не явным образом светится через нас, чтобы, как пишет апостол Павел, сила Божия «была приписываема Богу, а не нам». А вот она так прикровенно действует. И просто так внешним образом смотришь — ну горшок и горшок, глиняный сосуд, и то, что там внутри Господь — а об этом уже сейчас будет дальше, следующая мысль, которую апостол говорит, по поводу того, что «мы всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем». Вообще на самом деле эта мысль очень важная для апостола. Очень важная, она повторяется в нескольких местах, в разных Посланиях, разными словами. Что для того, чтобы жизнь Иисусова открылась в нас, мы должны умереть. Вспомним: казалось бы, написанная в любом школьном учебнике мысль о том, что крещение — это образ смерти. Мы крестимся в смерть Иисуса, для того чтобы совоскреснуть с Ним, мы умираем вместе с Ним. И вот у апостола Павла много таких слов, они тоже так разбросаны, и тоже бывает непонятно, почему так сказано. Например, он говорит: вы умерли, и жизнь ваша погребена со Христом в Боге. В другом месте: уже не я живу, но живет во мне Христос. Это ключевая мысль для апостола Павла, он через много лет, в разных обстоятельствах снова и снова ее повторяет, что для того, чтобы Бог жил в нас, мы должны умереть. В другом месте он раскрывает эту мысль, говоря: вы умерли для греха. Ну на самом деле да, это вроде как просто и понятно: надо, чтобы мы не грешили, и тогда... На самом деле нет. Мы вообще должны перестать жить свою жизнь, а мы должны начать жизнь жить Христову. Христос должен вселиться в нас, как это говорится: вселюся в них и похожду, и буду их Бог, и тии будут Мои люди. Вот здесь об этом — о том, что мы должны отказаться от себя, чтобы Христос жил в нас. И здесь сложно, сложная тема для современного человека. Особенно в чем это должно проявляться конкретно, как это должно быть реализовано конкретно. Ну, казалось бы, для монаха все понятно: человек полностью отказывается от земной жизни, для того чтобы стяжать Духа Святаго, чтобы Господь вселился в него, и человек вот просветился, преобразился, свет фаворский через него лился. А вот для обычного мирского человека здесь, пожалуй, что сложнее. Остается для греха умирать.

М. Борисова:

— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Матфея — 22-я глава, стихи с 35-го по 46-й: «И один из них, законник, искушая Его, спросил, говоря: «Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя». Знаем, как таблицу умножения.

Протоиерей Максим:

— Да.

М. Борисова:

— И ничего не меняет в нашей жизни, несмотря на все это знание.

Протоиерей Максим:

— Ну как, нет, меняет. Ну вообще знание не меняет ничего, да, на этом вообще стоит любая, то что называется на английском языке словом practice или практика, понимание того, что знание само по себе, апостол говорит: знание надмевает. Ну знаем мы что-то, а вот как измениться — в этом задача. Ну у нас, я думаю, нет сейчас времени об этом подробно говорить. Но все-таки если цели ясны...

М. Борисова:

— Задачи определены.

Протоиерей Максим:

— Если задачи определены, да, то мы можем взяться за работу. Мы можем в течение жизни так или иначе к этим двум заповедям, на которых стоит весь закон и пророки, приступать. И действительно да, мы, возможно, в 20 лет или там в 15 одним образом определяем для себя, что значит возлюби Господа Бога, в 20 или в 30 — другим, в 50 или в 80 — третьим, то же самое касается и любви к ближнему. Ну христианин, если он искренний христианин, всегда все-таки стремится эти заповеди соблюдать. А вот как это действительно на практике — это как с миссионерством, да, в чем должно состоять наше миссионерство? Надо ли ходить, к людям приставать, надо ли человека нагружать своей любовью, своей верой, своим знанием или ждать с кротостью и благоговением, чтобы дать отчет о своем уповании. Так и здесь понимание того, в чем должна проявляться наша любовь, это бесконечный и снова, и снова повторяющийся вопрос, который христианин снова и снова себе задает. Это и про пост, это и про молитву, это про какую-то и благотворительность, это и про отношения между супругами, это и про воспитание детей — что значит воспитывать детей с любовью, какова должна быть мера соответствующей строгости и принуждения, каким должны быть наказания и должны ли быть они вообще, как часто ходить в храм, как соблюдать пост самому человеку, да, — в чем проявляется эта любовь? Мы боремся за это состояние, за это чувство. Хотя тот же апостол говорит, что любовь не есть чувство, а есть совокупность совершенств. Мы ищем, снова и снова ищем любовь в своем сердце. Мы хотим быть любимыми и хотим любить. Это базовая прошивка человека: любить и быть любимым. Конечно, у нас ничего не получается и, еще раз говорю, мы снова и снова ищем, как это реализовать в своей жизни.

М. Борисова:

— И теперь, мне кажется, нужно хотя бы несколько слов сказать о празднике в честь иконы Божией Матери «Неопалимая Купина». Дело в том, что очень часто и мы слышали, и, наверное, нашим бабушкам и дедушкам в церковно-приходской школе говорили, что икона — это такое богословие для неграмотных, что-то типа такого благочестивого комикса: вот смотрите, там сюжет, там жития вот. На самом же деле все совсем не так. И когда мы смотрим на икону «Неопалимая Купина», которая была просто удивительно популярна в дореволюционной России, среди всякого верующего народа — и простого, и не очень простого, но это сложнейший сгусток символики. Причем чтобы прочитать все смыслы, заложенные в этой иконе, нужно очень хорошую подготовку иметь и даже, может быть, богословскую. Но людям, которые этой богословской подготовки не имели, она была абсолютно понятна. Что такое икона и в чем вообще необходимость иконы для православного сознания, для нашей веры?

Протоиерей Максим:

— Ну в данном случае как раз икона «Неопалимая Купина» явным образом представляет собой дидактическое пособие. В своем время Иоанн Дамаскин, отвечая на вопрос, как можно выразить смысл Ветхого Завета, назвал и сказал, что весь Ветхий Завет может быть выражен одним словом — Богородица. И здесь, в общем, это показано явным образом. Ну, конечно, если человека неподготовленного и у которого дома нет этой иконы достаточного размера, а во многих домах икона «Неопалимая Купина» висит где-нибудь над дверью...

М. Борисова:

— От пожара.

Протоиерей Максим:

— От пожара, да, и она обычно маленькая, ее там не разглядишь. А вот если есть большая, если вот кто-нибудь из нас сейчас, радиослушателей тоже скачает хотя бы из интернета это изображение, то он увидит, что на самом деле эта икона является таким живописным, иконописным изображением, ну иллюстрацией к стихире Благовещения, «Совет Превечный». «Совет превечный открывая Тебе, Отроковице, Гавриил предста, Тебе лобзая и вещая». И дальше, соответственно, идут вот эти призывы «радуйся» с образами Ветхого Завета: «Радуйся, земле ненасеянная; радуйся, купино неопалимая; радуйся, глубино неудобозримая; радуйся, мосте, к Небесе преводяй, и лествице высокая, юже Иаков виде; радуйся, Божественная стамно манны; радуйся, разрешение клятвы; радуйся, Адамово воззвание: с Тобою Господь». Такая ключевая, одна из главных стихир праздника Благовещения. Если бы я мог петь, я бы спел. А так, в общем, опять-таки вы можете в интернете ее услышать, как она звучит. И вот эти образы Ветхого Завета: стамна манны, купино неопалимая, лествица Иаковля, ею же сниде Бог. Мы видим, что кроме вот, собственно, изображения Матери Божией, а оно исторически менялось, и первоначально это была Оранта — то есть молящаяся с воздетыми руками, сейчас можно встретить этот иконописный образ, сейчас это Одигитрия — Путеводительница, наиболее распространенный образ, она находится как бы... и цвета тоже менялись этой восьмиконечной звезды — то есть изначально это мог быть зеленый и красный, зеленый — как куст горящий, который видел Моисей, и красный — как огонь. Сейчас часто это голубой и красный. И по углам мы видим изображения те самые Ветхого Завета. В левом углу верхнем, как правило, это та самая неопалимая купина, куст. Справа сверху — это лествица Иакова, снизу — древо Иессеово. То есть это вот такая икона, с одной стороны, являющая нам образ Пресвятой Богородицы, горящей и несгорающей, зажигающей наши сердца, а с другой стороны — да, это те образы Ветхого Завета, которые мы должны знать и помнить.

М. Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». В студии Марина Борисова и со мной наш сегодняшний гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. На этой неделе мы будем отмечать праздник, очень популярный у русских православных людей, но на совсем понятный, может быть, — 19 сентября, чудо Архангела Михаила в Хонех. Вообще Архангела Михаила очень любят и очень любят праздновать его дни по церковному календарю, но вот это вот чудо в Хонех — с одной стороны, сюжет-то понятен и, в общем, на большей части икон он изображен вполне доступно. То есть вот был такой храм в честь Архангела Михаила, был при этом храме пономарь, которого местные язычники сильно не полюбили. В результате вот они решили объединить русла двух рек, и чтобы эта вода смыла уже этот храм и этого пономаря, и чтобы не было ничего. Естественно, он начал молиться Архангелу Михаилу, и вот тот совершил чудо — сделал расщелину в скале, куда весь этот поток и устремился. Ну, собственно, такой нормальный иконописный сюжет понятный. Но смысл вот этого трепетного отношения к этому празднику, я думаю, все-таки не только в каком-то таком уважении к изложенному событию.

Протоиерей Максим:

— Ну мы же живые люди, нам теории мало, нам нужно конкретное подтверждение. И вот как бывает, разговариваешь с детьми об ангелах, например, и говоришь: вот у тебя есть Ангел Хранитель, он все время с тобой. Он говорит: а как мне это вот увидеть, почувствовать? Как я должен понять, что у меня есть Ангел Хранитель, и как это вообще? И вот надо, чтобы это понять, чтобы ребенок это понял и почувствовал, ему надо привести какой-то пример там из его жизни. И он может сказать: да, вот действительно, слушай, я прямо вот чувствую, кто-то меня останавливал, допустим. Или что-то в моей жизни такое случилось, вот смотрю — поток на меня несется, и вдруг Ангел появляется, ударяет своим жезлом, и этот поток устремляется в расщелину. Это же потрясающий и не просто образ, не просто дело в иконописности истории, а в ее такой архетипичности что ли. Когда ты понимаешь, что да, какой бы поток на тебя ни несся, какое бы зло против тебя люди ни придумали, вот у тебя есть защитник, Ангел Хранитель. А для всех нас и Архангел Михаил, который это все, который великий воин, который победил сатану. Ну это как-то в теории, да, ну если мы знаем, об этом читали. А вот тут конкретно, есть же свидетельства, нам очень важны эти живые свидетельства, и оно есть, и оно было очевидно для всех, его не придумаешь. Это не то что рассказ о каких-то переживаниях, чувствованиях, там еще о чем-то, это конкретное вот событие, ну может быть, не космического, но там земного масштаба, такое мощное — когда две реки, ненависть язычников, и вот явное явление Архангела Михаила, который спасает и церковь свою, и верного раба своего. Мне кажется, тут как раз все очень понятно. Потому что часто праздник, он так бывает абстрактный, вот мы празднуем, и он более понятен был человеку, чем общее празднование. Вот там Церковь установила воспоминать Архангела Михаила и прочих Сил Бесплотных, в соответствии...

М. Борисова:

— 21 ноября.

Протоиерей Максим:

— 21 ноября. Ну Церковь установила. А тут событие вспоминаем. Вот и не поспоришь с этим событием, оно обычному человеку очень понятно и явно.

М. Борисова:

— А как ребенку объяснить это? Вот вы говорите, объяснить, что есть Ангел Хранитель, на каких примерах? Я просто сейчас подумала, что на самом деле эти примеры, они рассыпаны по жизни, просто мы как-то мимо них проходим, не останавливаясь.

Протоиерей Максим:

— Да.

М. Борисова:

— У меня почему такое живое восприятие, потому что это было вот буквально на днях. Пришлось на собственном опыте убедиться, насколько близко бывает Господь, а мы этого даже не замечаем. Одним моим очень близким знакомым потребовалась срочная медицинская помощь, но тот человек, который мог бы ее оказать, которого я хорошо знаю, он сейчас находится в Париже, и единственный канал связи с ним у меня был обычно по той соцсети, которая сейчас в России не работает. Причем она у меня очень давно перестала грузиться. А до того, как она перестала грузиться, перестал грузиться мессенджер — такая мертвая совершенно зона. И вот вдруг я понимаю, что это единственный шанс каким-то образом получить нужный контакт. И я, на удачу что ли, начинаю загружать эту соцсеть, и она у меня загружается. Более того, загружается этот злосчастный мессенджер, я связываюсь с нужным человеком, получаю от него ответ — и все. С тех пор у меня соцсеть как не грузилась, так и не грузится. Я к тому, что мы мимо этих вещей проходим, как-то совершенно не обращая на них внимания, а они постоянно. Вот когда тормозишь, понимаешь, что все близко, вот оно здесь. Не где-то там в умствованиях, не где-то в абстрактных молитвах, а вот оно здесь — я даже помолиться не успела.

Протоиерей Максим:

— Несколько лет назад, примерно в этих же числах, может быть, чуть раньше мы переезжали с дачи. А для нас это всегда, знаете, как, если помните, «Титаник»: она не привыкла путешествовать налегке, — где Роза выгружается, в свои 95 лет, со всякими рыбками там. Вот мы тоже с дачи переезжаем — у нас там рыбки, птички, черепахи. И кошки, которые в свободном полете гуляют по даче, и надо их загрузить в переноску и поставить в машину. Вот мы должны были в обед переезжать, и один кот ушел. Ушел и нет его. Вот он обычно приходит. Звали — нет кота. А без кота уехать нельзя. И уже сидим, собранные, кукуем, дети малые уже орут, и никак уехать мы не можем. Тут звонит мне моя кума, Алена, и говорит: батюшка, что вы там, уехали уже? Да нет, кота нет. Говорит: сейчас я помолюсь Ангелу Хранителю, чтобы он пнул вашего Бонуса к дому. Вот такая была формулировка. Через две минуты появляется Бонус: мяу-мяу-мяу, — явно кем-то пнутый, подходит. Мы его сажаем в переноску и переезжаем. И я понимаю, что даже такая простая молитва к Ангелу, я теперь всегда с тех пор говорю, вот у меня это форма, когда я к Ангелу обращаюсь: Ангел, пни, пожалуйста, там кого-то, чтобы там это... И работает.

М. Борисова:

— В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Мы ненадолго прервемся, вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.

М. Борисова:

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА наша еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Итак, 21 сентября церковный календарь открывает счет двунадесятым праздникам праздником Рождества Пресвятой Богородицы. Событие, о котором мы практически ничего не знаем — то есть все сведения о том, что предшествовало Введению Богородицы во храм, мы черпаем исключительно из апокрифов и из Предания. Но почему же так важно для Церкви именно остановить наше внимание и наше восприятие на Рождестве Пресвятой Богородицы, что аж с этого события начинается отсчет двунадесятых праздников церковного года?

Протоиерей Максим:

— Ну я бы маленькое замечание хотел сначала сделать: мы не черпаем эту информацию из апокрифов. Апокриф — это подложное, и все что написано в апокрифах, не может являться для нас источником достоверной информации, поэтому Церковь в течение столетий апокрифы уничтожала. И да, то, что мы знаем, например, о Рождестве Богородицы, в том числе содержится и в апокрифах, которые были вот отрыты, я не знаю, уже в XX веке. А до этого, собственно, да, а вот когда вы сказали о Предании — так оно и есть: в стихирах церковных, в описаниях церковных историков что-то сохранилось, и мы не можем сейчас сказать, что является достоверной информацией, что является благочестивой литературой, но в данном случае Церковь имеет свое учение о Рождестве Богородицы. Почему это важно? Ну потому, что нам хочется знать, хочется каким-то образом переживать, проживать и праздновать все важное и значимое, касающееся тех, кого мы любим.

М. Борисова:

— Ну смотрите, если мы начинаем придираться, хотя совсем и не хочется, ради праздника, придираться, но так уж, нас XXI век приучил к скепсису. Вот мы смотрим на историю Иоакима и Анны, смотрим на историю Захарии и Елизаветы, и видим, что это почти одинаковые истории.

Протоиерей Максим:

— И почти история Авраама и Сарры.

М. Борисова:

— Да. Собственно говоря, историчность уходит куда-то на 25-й план, здесь что-то важное без того, насколько это соответствует исторической канве.

Протоиерей Максим:

— Мы, я вот не знаю даже, ну как бы у нас радио, и мы вещаем на большую аудиторию. И поэтому, с одной стороны, нужно взвешивать каждое слово, которое мы говорим, а с другой стороны, вот мы люди нового, сейчас вообще уже не нового, а новейшего времени, постмодерна, но если мы берем даже новое время, наше рациональное мышление, то мы абсолютно по-другому воспринимаем историю рассказанную. И, например, нам важно — ну нам, может, не важно, конкретно вот вам, Марии Ивановне, или мне, Максиму Валерьевичу, а вот обычному человеку нового времени очень важно: почему в Евангелии от Марка говорится об исцелении двух слепцов, а в Евангелии от Матфея об исцелении одного слепца? Почему в Евангелии от Матфея говорится, по прошествии дней шести Христос взошел на гору или по прошествии дней восьми? И начинаются рациональные объяснения: а вот дней восьми — это, считай, этот день не сам день, а дней шести — это без... А вот второй слепец сидел там в сторонке, его не так было видно, но он там тоже был. Для традиционного рассказчика это неважно. Традиционный рассказчик рассказывал свой сказ — это не было выдумкой, это не было легендой, это было песней буквально или стихами. Вот вы знаете, например, что в Древнем мире, в той же Древней Греции или в Древнем Риме проза вообще запрещалась? То есть прозой можно было только какие-то деловые бумажки писать. А все, любая история должна была быть рассказана или даже спета стихами. Потому что мы, люди, понимали, что если это рассказано — то это песня. Я не знаю, у меня не хватает образов, несмотря на то что я над этим уже, наверное, десятилетиями думаю, это другой образ передачи — опять не информации, а передачи образа, передачи смысла. Это передача смысла. И поэтому какие-то детали, переплетения того, что мы называем мифом — ну опять мифом не в современном смысле этого слова, как какой-то сказки. Если мы обратимся даже, я не знаю, к энциклопедии, то мы увидим, что миф — это выдуманная или невыдуманная, для мифа это неважно, выдуманная или невыдуманная история, которая переживается человеком как событие для него значимое, событие, по сути дела, проживаемое этим человеком, и которое является основанием для этого человека для восприятия мира, для действий в этом мире, для поступков в этом мире. То есть это базовая такая история, в которой не так важно, что там выдумано или не выдумано. Ну как, например, история о 28 панфиловцах. То она была абсолютно достоверна, точно вот такая она и была. Потом там рассказали, в 90-е годы, что вообще ее придумал корреспондент там «Красной звезды». Потом она была реконструирована, говорили, что нет, все-таки были. И вот то, как это показано в фильме «Двадцать восемь панфиловцев», вот оно вроде бы так оно и было. Для сознания человека, переживающего эту историю, смотрящего, например, фильм «Двадцать восемь панфиловцев», не так важны нюансы: конкретно вот эта стрельба из пулемета положила конец этой атаке или конкретно вот этот бросок гранаты. И что там было, а какие танки конкретно — Т-3, Т-4 или, может быть, чешские Т-38 там больше наступали. Это было неважно. Есть история: немцы были остановлены на этом рубеже небольшими силами конкретно в какой-то момент. Опять я уже начинаю рассказывать языком нового времени, потому что мы им пользуемся. Так и здесь. Пресвятая Богородица, несомненно, родилась, имена Ее родителей в церковном предании были сохранены, обстоятельства жизни каким-то образом нам что-то. А дальше благочестивый рассказчик начинает петь песню. И эта песня слушается нами и переживается как рождение Матери Господа нашего Иисуса Христа. И поэтому здесь нет какого-то противоречия. Здесь что бы мы ни говорили в рассказе — в самом Евангелии, в рассказах о Рождестве, о Введении во храм — это миф. Миф — не выдуманная история, подчеркиваю, речь не о том, сколько там истины, а сколько благочестивой выдумки, это не является сколько-нибудь важным, вообще сколько-нибудь важным для верующего религиозного сознания. Мы празднуем рождение Пресвятой Богородицы. Все остальное, если хотите, тост в Ее память, в Ее честь. Когда мы говорим: о, прекраснейший и мудрейший! — обращаясь там, не знаю, к своему соседу в день его рождения, мы же понимаем, что это наше отношение к нему, а не его физическое состояние. Поэтому да, возможно, мы в каких-то нюансах действительно, поскольку это действительно и не Евангелие, можем не знать обстоятельств того или иного события. Как в житиях святых. Ну дошла до нас конкретная записка, мученический акт, где написано, что вот такой-то отказался принести жертву и был казнен. А дальше его почитатели бесконечно будут стараться рассказать и приукрасить, возможно из самых благочестивых соображений, это самое событие. Ну и пускай приукрашают. Это же любовь.

М. Борисова:

— Мне хочется все-таки еще раз обратить внимание, что церковные праздники двунадесятые, хотя они посвящены Господу, это Господские праздники, но они нанизаны на историю жизни Пресвятой Богородицы.

Протоиерей Максим:

— Это праздники, связанные с историей нашего спасения. И несомненная история нашего спасения, ну она начинается с истории нашего падения, но непосредственно начинается действительно с Рождества Богородицы. Потому что да, в этот день родилась Мать Господа нашего Иисуса Христа, Которая стала в Своем успении Матерью всем нам.

М. Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Вот не знаю как для кого, для меня обычно церковный календарь — это некий призыв о чем-то подумать. Ну может быть, в силу того что я много лет занимаюсь...

Протоиерей Максим:

— Думаньем профессиональным.

М. Борисова:

— Изложением содержания церковного календаря в разных форматах. И вот на следующей неделе у нас ну для меня повод подумать о том, какие разные преподобные, то есть какие разные бывают подобия одному образу. Мы будем 20 сентября праздновать день памяти преподобного Макария Оптинского, а 22 сентября — память преподобного Иосифа Волоцкого. Вот два преподобных, и ведь не поспоришь, потому что абсолютное уважение, сквозь века, никто не отрицал преподобия что того, что другого — диаметрально противоположные по моему восприятию личности. Что касается Иосифа Волоцкого — ну о нем много и говорится, и пишется по разным поводам, вспоминается его дискуссия, скажем так, с преподобным Нилом Сорским. Но мне кажется, что здесь интересно другое. Ведь он из школы преподобного Сергия, вот буквально там второе рукопожатие, что называется. Он выученик преподобного Пафнутия Боровского, ну а тот, соответственно, ученик ученика преподобного Сергия. И школа-то такая, казалось бы, безусловная — мы же не подвергаем никаким сомнениям ни святость самого преподобного Сергия, ни святость его учеников, ни их вот эту великую, как сейчас принято говорить, монастырскую колонизацию Святой Руси. Но насколько удивительно поворачивается судьба. Вот все правильно, на мое восприятие. В том, чему учил сам Иосиф Волоцкий и что он сам в своей судьбе и в своем монастыре осуществлял, нет никакого расхождения с тем же Нилом Сорским. Потому что для него стяжание как таковое, приобретение монастырем каких-то земель там, я не знаю, достояний, было только поводом для того, чтобы раздавать милостыню — там до семисот человек кормилось вокруг его обители. Но это же ведь не один день семьсот человек накормили, это же вот люди, которые постоянно, годами получали помощь от монастыря. Чтобы эту помощь раздавать, нужно, как в мультфильме, чтобы...

Протоиерей Максим:

— Продать что-то ненужное...

М. Борисова:

— Продать что-то ненужное, нужно сначала купить что-то ненужное. Но вот поразительно: как только уходит сам Иосиф Волоцкий в мир иной, так все моментально девальвируется. Ну вот все остается внешне то же самое, но вот это вот приобретение земель и больших пожертвований выходит постепенно, постепенно на первый план. А к чему приводит, мы знаем, потому что упадок монастырского состояния монастырей в центральной части государства Российского в XVII веке и вот эта зацикленность на строгости внешних соблюдений уставов, привела к расколу XVII века, по сути. Потому что все вот это вот вызрело в ту трагедию, которая произошла.

Протоиерей Максим:

— Ну как известно, зациклить и извратить врагу рода человеческого удается все что угодно. Вообще все что угодно. Существует, собственно, много видов монашеского делания. Я не монах, и поэтому рассуждаю об этом, просто глядя со стороны. Сам преподобный Сергий и его ближайшие ученики, они, собственно, свою монашескую жизнь всегда начинали с того образа, который сейчас на греческом языке называется и назывался красивый словом «идиоритм» или «особножительство». Преподобный Сергий ведь не пошел в чей-то монастырь. Он как бы удалился в пустыню и как бы попытался, он даже многие годы там с братом, к ним приходил священник — священник приходил мирской, из обычного храма, они просто вот подвизались...

М. Борисова:

— Брат-то как раз не выдержал.

Протоиерей Максим:

— Ну брат не выдержал в какой-то момент, потом ученики стали собираться. И мы видим, та самая Северная Фиваида или монашеская колонизация, она ведь происходила по одной и той же схеме: подвижник удалялся куда-то. Он не собирался строить монастырь, что-то приобретать, там строить храмы, стены, там паломников, кормить кого-то. Он удалялся. И таких, очевидно, было множество. Потому что вот если брать — ну понятно, что к благодати Духа Святого не применима статистика, но северная пустыня, сколько, один из скольки становился известен, так что вокруг него собирались крестьяне. То есть большинство этих подвижников, оно скорее всего было безвестными. А, собственно, от идиоритма этот образ отличается только тем, что послушник приходит жить к конкретному старцу, у него есть наставник. Здесь как бы и наставников-то не было, то есть это, получается, такое самостоятельное, собственно, движение. Хотя, возможно, ведь человек начинал жить в каком-то монастыре, а потом удалялся — и вот эта схема была, может быть, наиболее распространенной. Этой схемы придерживается и преподобный Нил Сорский, например, то есть Заволжский — это даже не монастырь, а это подвижники, живущие каждый вот особно, собирающиеся вместе для молитвы, для наставления там, при ногу старца. И второй вариант, известный из древнейших времен — это еще монастырь того же Пахомия Великого, да, того же, там, по-моему, IV века...

М. Борисова:

— Саввы Освященного.

Протоиерей Максим:

— Саввы Освященного, да. Множество таких монастырей, где собирались вместе и жили в послушании иногда десятки, иногда сотни, иногда тысячи монахов. И тот же самый преподобный Сергий много сил положил для того, чтобы устроить русские монастыри именно по такому общежительному так называемому уставу. Кстати говоря, в современной Русской Православной Церкви официально это, по сути дела, единственный способ бытия монастырей — это общежительный устав. Хотя на практике, конечно, существует множество монахов, живущих особножительно, но юридически и канонически у нас сейчас в Церкви, по сути дела, распространен общежительный устав. И здесь много что обсуждается, говорится, идет живая дискуссия о том, как должны быть устроены монастыри. Ну это я тут ни при чем, я не монах, еще раз говорю. А вот монахи эти вопросы обсуждают, решают — это вопросы о послушании, о выборе игумена и о назначении их — ну тут много чего, и по сути как это все должно происходить. Так я к чему, что точно так же, как человек, живущий в одиночестве, там что, не может быть что-то извращено? Да еще как может. И человек может превратиться, допустим, в тунеядца, его могут захлестнуть страсти, он может не исправиться, впасть в прелесть или еще что-нибудь. Человек живущий в монастыре — да то же самое. Как легко превратить духовное братство в рабочую артель. Как легко превратить игумена, с любовью руководящего своей братией, в жесткого администратора. Как легко превратить паломничество в доходный туризм какой-нибудь. Любое дело, самое благое, диавол способен извратить. И здесь все всегда и в прошлом, и в настоящем, и в будущем будет упираться в конкретных носителей. Любая форма сама по себе, без наполнения Духом Святым, любовью и благодатью, — а любовью, благодатью и Духом Святым наполняются конкретные люди. Вот есть святой человек — он организует вокруг себя пространство таким образом... Помните: стяжи Дух Свят, и тысячи вокруг тебя спасутся. Сообразно времени, месту, состоянию, и один и тот же человек может оказаться святым отшельником, а может оказаться устроителем громадного монастыря, потому что Духом Святым это все будет устроено. А дальше — да, придут преемники, и хорошо, если будут эти преемники движимы тем же Духом.

М. Борисова:

— Теперь обратимся к другому преподобному, совершенно непохожему — и сама эпоха другая, и задачи другие, — преподобный Макарий Оптинский. Родился на излете XVIII века, когда уже монастыри, благодаря усилиям наших императоров и императриц, почти все позакрывали, а те, которые остались, поразвалились. В общем, положение монастырей в конце XVIII века при Екатерине II было настолько печальным, что, в общем, многие говорили...

Протоиерей Максим:

— Принято у нас государей обвинять. Интересно, какой государь был виновен или, наоборот, кому можно поставить пять с плюсом за монастырь преподобного Сергия или еще кого-нибудь. Поэтому все в людях. В людях все, не в правителях. Правители могут, да, что-то организовать помочь или, наоборот, разрушить...

М. Борисова:

— Ну вот с разрушением все получилось. Но сам феномен возникновения центра старчества в Оптиной пустыни...

Протоиерей Максим:

— Никому неизвестном монастыре, между прочим.

М. Борисова:

— Абсолютно. Заштатный, его закрывать собрались. Но обычно, когда вспоминают Оптину пустынь, первое что приходит в голову: старцы, преподобный Амвросий. Откуда взялся преподобный Амвросий? А то что были два старца, Лев и Макарий. Один создал, собственно, духовную школу старчества, будучи учеником Паисия Величковского.

Протоиерей Максим:

— А еще там Калужский преосвященный приложил руку, Филарет (Амфитеатров).

М. Борисова:

— Да. А что касается преподобного Макария, то, собственно, не было бы, наверное, в нашей памяти Оптиной пустыни такой, как она у нас сохранилась, если бы не было преподобного Макария. Потому что количество того, что он сделал и для того, чтобы в монастыре состоялась та удивительная школа старчества, там старцев выращивали. Вот Лев и Макарий вырастили Амвросия. Потом Иосиф и Амвросий вырастили Нектария. То есть там была школа старчества, которая вот многолетним...

Протоиерей Максим:

— Ну хорошо бы нам все-таки избежать искушения, потому что я сейчас не про то, что вы сказали, но я просто встречал такое мнение, что старцев типа можно вырастить.

М. Борисова:

— Да нет, конечно.

Протоиерей Максим:

— Конечно, нет. Это же благодать Божия, которая... Но не без нас, не без людей, не без школы. И поэтому часто, да, когда встречаются современные старцы — и в кавычках, и без кавычек, — они обязательно вспоминают, у кого они окормлялись в юности, в молодости, в зрелости: а я вот при таком-то старце, а у меня вот такой-то был духовник. То есть это, конечно, духовное воспитание и преемство, оно необычайно важно.

М. Борисова:

— Так, помимо этого, удивительно, что что было сделано: стараниями преподобного Макария была создана, как сказать, это не типография, это такой издательский центр Оптиной пустыни, целью которого была популяризация святоотеческой литературы. Ведь сейчас даже не верится, что в начале XIX века единственная изданная духовная литература была «Добротолюбие» в переводе Паисия Величковского. Всё. Вот кто был в состоянии осилить это чтение — ну слава Богу.

Протоиерей Максим:

— Ну так «Добротолюбие» — это тоже было издано Оптиной пустынью.

М. Борисова:

— Да. Но просто то, что было издано после, то есть там до двухсот наименований всевозможных.

Протоиерей Максим:

— Ну надо ведь четко понимать, что в XVIII веке в России действительно фактически не было духовной доступной литературы. Просто ее в принципе не было, как класса. Была куча масонской литературы, была куча переведенных и непереведенных, в оригинале ведь дворяне читали немецких романтиков. И в XIX веке, помните, там «Владимир Ленский, с душою прямо геттингенской».

М. Борисова:

— Геттингенской.

Протоиерей Максим:

— Да, то есть немецкой душой. То есть основные представления о духовной жизни были воспринимаемы, по крайней мере если мы говорим об образованных людях, вовсе не из святоотеческих источников. Это мог быть кто угодно, только не святые отцы. И поэтому, конечно, это, можно сказать, настоящая революция была произведена этим самым издательством Оптиной пустыни, которое сделало доступной как для... А народ просто как бы ничего не знал. Народ пребывал в обрядоверии, вот в таком магическом отношении ко всему тому, что происходит в церкви, а о духовной жизни никаких особых представлений не было. А здесь, собственно, мы получили тот самый взрыв духовный, интеллектуальный, какой угодно, информационный, открывший, по сути дела, для русских людей, заново переоткрывший и святоотеческую литературу, и подвижническую литературу.

М. Борисова:

— Так ведь еще и собравший вокруг Оптиной пустыни колоссальное количество творческой интеллигенции.

Протоиерей Максим:

— Да, еще вживую как бы все, процесс-то не просто происходил в книжном мире, он происходил здесь и сейчас, в жизни конкретно и носителей, то есть люди не просто... Как в Евангелии сказано: кому уподоблю тех, кто слушает Мои слова и не исполняет, да? Уподоблю мужу юродиву, который построил дом свой на песке. А они строили не на песке, они строили на камне — они переводили, писали и исполняли. Поэтому для нас Оптина пустынь, равно как и судьбы нашей Церкви и нашего монашества в XIX веке или в XV веке, они в очередной раз свидетельствуют о том, что как премудро Господь, переплетая Свою благодать с судьбами конкретных живых носителей, никогда не оставляет нас и всегда пребывает вместе с нами.

М. Борисова:

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». С вами были Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.

Протоиерей Максим:

— Храни вас Господь.


Все выпуски программы Светлый вечер

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем