«Любоначалие — что это?» прот. Александр Гаврилов

Нашим собеседником был настоятель храма иконы Богородицы Неупиваемая Чаша в Санкт-Петербурге протоиерей Александр Гаврилов.

Темой беседы стало прошение молитвы прп. Ефрема Сирина об избавлении от духа любоначалия. Мы говорили о том, в чем опасность любви к власти и желания начальствовать и почему Ефрем Сирин уделяет этому внимание в своей молитве.

Ведущий: Александр Ананьев

---

А.Ананьев:

— «Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми! Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй мне, рабу Твоему. Ей, Господи, Царю, даруй мне зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь», — молитва покаяния Великого поста, друзья! Самые главные грехи, которые тянут нас вниз, и самые главные добродетели, которые позволяют сделать шаг навстречу Христу.

Добрый вечер!

Меня зовут Александр Ананьев.

Как вы уже, возможно, знаете, в этот Великий пост, каждый выпуск программы «Вопросы неофита» я посвящаю одному из прошений преподобного Ефрема Сирина, и сегодня — пришла очередь третьего прошения. Сегодня я хочу поговорить о грехе любоначалия.

Досталась эта непростая ноша — тема этой беседы — священнику Александру Гаврилову, настоятелю храма иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша» в Северной столице. С приветом из Санкт-Петербурга — протоиерей Александр Гаврилов.

Здравствуйте, отец Александр! Добрый вечер!

О.Александр:

— Добрый вечер всем, друзья! Добрый вечер!

А.Ананьев:

— Вам, как, наверное, священнику... причём, настоятелю... должно быть хорошо известно, что же такое — вот этот загадочный грех любоначалия. Потому, что... вот... когда мы его произносим в молитве, он кажется... ну... чем-то, столь же далёким и непонятным, сколь и безопасным. А, вот, копни поглубже — и ты выяснишь, что всё то хорошее, что тебе хорошо известно по мирской жизни — причём, активной, современной жизни ХХI века — оно всё, в конечном итоге, сводится к любоначалию. А любоначалие — я поговорю об этом ближе к концу беседы — это, ведь, отсутствие любви. Или — компенсация отсутствия любви.

Итак, грех любоначалия. Должно быть, Вам хорошо известна природа его появления — поскольку... вот... Вы, например, возглавляете — а, ведь, Вы возглавляете — храм. Так, ведь?

О.Александр:

— Да, совершенно верно.

Ну... мне кажется, про любоначалие — это, значит, я люблю начальствовать. Вот, мне кажется, так вот этимология слова идёт — «люблю начальствовать». И те люди, которые любят начальствовать — это те люди, которые любят, чтобы им подчинялись, чтобы их слушали... ну... чтобы с ними были... как-то, вот... почтительны. Я бы даже, наверное, развил эту тему в такое слово — может быть, для кого-то неприятное — «сделать людей ручными». Вот, если я люблю делать людей ручными, то это, вот, тема любоначалия. Мне кажется, так.

А.Ананьев:

— Почему преподобный Ефрем Сирин — он же не случайно выбрал именно такую последовательность грехов — просит избавить от духа любоначалия, вслед за духом праздности и уныния?

О.Александр:

— Праздность и уныние. Ну... мне кажется... вот...

Давайте, я немножко с другой стороны зайду, чтобы... так, вот... понимать, почему он такой... более... ну... на третьем месте стоит, а не на первом.

Если мы сейчас возьмём просто вариант людей, которые как-то проявляются в мире, и я, как священник... ну... скажем так... делю их на такие градации — как прихожан, да? Вот, я священник, настоятель — вот, приходят прихожане.

Первая градация, первый уровень — это люди, которые научились жертвовать. Пожертвования приносят в храм. В чём их идея? Идея в том, что они хотят прийти в храм, готовы пожертвовать деньги, но за это они хотят получить — свечку, молитовку, тепло в храме, хороший хор, прекрасное освещение, или... там... хорошие облачения, или хорошие иконы. То есть, получается, что люди, которые приходят, как пожертвователи — они хотят отдать меньше, но получить хотят — больше. Вот — первый вариант.

Второй вариант — люди растут, растут, растут в пожертвовании, и переходят на вторую стадию своего духовного роста — это те, кто готовы давать десятину. Они готовы давать десятину, но они хотят, конечно, внимания священника, время чтобы он для них выделил, советы какие-то духовного отца. То есть, они, конечно, всё равно, дают меньше, а хотят получить больше. Но — уже не так больше, как первые, которые решили просто давать пожертвование.

И есть третий уровень людей, о которых мы сейчас, как раз-таки, и говорим — это благотворители. Ну, мы их называем спонсорами. Спонсоры — это, такое, светское название: «Спонсор моего храма... спонсор этого проекта... спонсор этого выступления...» — спонсоры. Ну, в храме мы их красиво называем благотворителями и благоукрасителями. Их идея такова, что они готовы потратить время на какой-то определённый проект в храме. Ну, допустим, построить колокольню, перекрыть крышу, и денег они дают на это — тоже больше. Но — что они хотят от этого? Они хотят, чтобы... и, вот, здесь вот начинается момент... они хотят, к сожалению, чтобы люди, которым они дают свои деньги, были для них — ручными. То есть, идея спонсора в том, что он любит любоначалие.

И, вот, сложность заключается в том всей этой... вот, я сейчас рассказываю... философии, что все мы проявляемся везде одинаково. Везде — одинаково. То есть, допустим, тот, кто пришёл пожертвование давать — он такой не только в храме. Он и в жизни хочет отдать меньше — получить больше. Тот, кто даёт десятину, он и в жизни такой — в отношениях, на работе, в учёбе: дать что-то, но с этого — что-то получить. А, вот, благотворители — это те, кто хотят сделать других ручными. То есть, спонсор — это тот, кто и в семье будет спонсором. То есть, я жене даю деньги, но, за них, хочу, чтобы она делала — то-то, то-то, то-то. То есть, была ручной. Я детям даю деньги, но хочу, чтобы они были ручными — учились там, где надо, делали то, что я хочу, вели себя правильно, дружили с теми, с кем я хочу, встречались с тем, с кем я хочу. Духовник — да, я ему даю денег, я делаю какие-то благотворительные проекты, но хочу, чтобы духовник был — ручной. То есть, чтобы на все мои косяки и какие-то неправды нашёл в Священном Писании какие-то нужные тексты, слова, интерпретации, чтобы оправдать меня. Я хочу, также, чтобы у меня были ручные друзья, и так далее, и так далее.

То есть, страх... страшность, я бы так сказал, любоначалия в том, что человек везде хочет сделать людей ручными — чтобы его слушались. Вот. И это, конечно же, с одной стороны, хорошо — то, что он кому-то помогает, но взамен он хочет взять... вот... свободу, что ли... которую даже Господь не забирает. Вот, в этом, наверное, страшность греха... вот этого духа любоначалия.

Я, может быть, копнул поглубже... вот...

А.Ананьев:

— Да, и я Вам очень благодарен! Потому, что это — такой потрясающий пример! Он мне хорошо понятен. Он... так... выписан современными мазками — мы живём, среди этих всех реалий. Но скажите мне вот что, отец Александр.

Вы говорите — так бывает всегда. Не, вот, там... иногда бывает так, что... а Вы говорите, что так бывает всегда. Получается, это — правило, которое не знает исключений, и... ну... скажем так: всякий благотворитель, который жертвует на какое-то благое дело, он преследует одну лишь цель — последовать за... вот... зовом духа любоначалия...

О.Александр:

— Я просто не договорил. Существует более... Это... как бы... первые три стадии, которые, если человек хочет расти духовно — ему, всё равно, их надо пройти. И они — не особо благодатные, на мой взгляд. Потом — существуют следующие благодатные стадии.

Вот, после того, как человек пережил любоначалие «делать людей ручными», и мы это называем «благотворитель», следующая стадия духовного роста — это меценат. То есть, меценат — он даёт деньги, и не спрашивает, что, за эти деньги, кто-то там сделал. То есть, он может быть, не отдаёт время, но он и не делает людей ручными.

То есть, он приходит к священнику, допустим, и говорит: «Слушай... ну, я вижу, ты тут суетишься, трудишься... вот... у тебя такие проекты — вот, я могу тебе пожертвовать... там... миллион рублей, и ты сам знаешь, как их правильно распределить», — и он не хочет, чтобы священник потом занимался с его женой, с детьми, чтобы освящал-переосвящал его заводы-пароходы. Он просто... вот... меценат — это тот, кто отдал деньги, и — не делает людей ручными. То есть, это — следующая стадия.

А следующая стадия, ещё более благодатная по духовному росту — это ктитор. Ктитор — это тот, кто отец родной для всех. То есть, он, в своей команде — ну, если мы берём храм, как сейчас аналог делали — он знает, где священники живут, помогает им с жильём, с машинами, с детьми... там... с медициной... то есть, он, как отец родной, за всеми заботится, и он — вливает. То есть, ему не нужно, чтобы священник... там... что-то исполнял, ему не нужно, чтобы игумен что-то... вот... как-то... То есть, ктитор — это... ну... такая... очень хорошая духовная стадия. И я могу сказать... вот... я уже давно в Церкви, уже около двадцати лет, как в священстве, и до этого был очень много... я видел только одного ктитора. Меценатов я видел, наверное... человека два-три, за всю свою жизнь, ктитора я видел — одного.

А самая последняя стадия, на мой взгляд, которую я не видел, но я её, как теорию такою, вот, предполагаю — это патриарх. Но патриарх — не в смысле Патриаршества, а в смысле ветхозаветном. То есть, вот, допустим, Авраам — патриарх. То есть, это идея, что я двигаю, прям, весь свой народ в какую-то...

То есть, если ктитор — просто, как, такой, хороший завхоз-отец, следит за всем, то патриарх вкладывает ещё в это и философию, и двигает весь свой род в какую-то сторону.

Ну... это... такая... мне кажется, уже теория — потому, что мы про них только читаем. Патриархи Авраам, Исаак, Иаков... вот. А, вот, ктиторы — да, ктиторы встречаются в наше время. Меценаты — встречаются.

То есть, получается, на Ваш вопрос ответ: если человек что-то жертвует — это не значит, что он благотворитель. Может быть, он — меценат, может быть, он даже ктитор. Вот. А, может быть, благотворитель. Но многие, к сожалению, застревают именно в благотворительстве.

А.Ананьев:

— Из этого Вашего примера я сделал сейчас два вывода — поправьте, если я ошибаюсь.

Во-первых, любоначалие надо перерасти всем. От него можно избавить себя, но надо осознанно работать над тем, чтобы уйти от этого духа любоначалия. Это — во-первых.

А, во-вторых, чем больше в человеке силы и возможностей — в том числе и духовных, и материальных — тем легче ему будет побороть дух любоначалия.

О.Александр:

— Да. И, поэтому, он стоит третьим. То есть, до него — до любоначалия — ещё надо дорасти, как говорится. То есть, не все мы с вами такие любители начальствовать потому, что это — ответственность, всё равно. Ответственность не все хотят брать, и, в том числе, вот, допустим, настоятельство.

Вот, почему не все священники — настоятели? Не потому, что нету храмов. Вот, допустим, если взять наше благочиние — ну, так как у меня больничный храм, то я нахожусь в благочинии социальном, и наш начальник — по нашему отделу, благочинный этого отдела, он говорит всегда: «Отцы, очень много храмов — при больницах, при каких-то вот таких... социальных учреждениях — пустует. Очень много храмов пустует!» — нету того настоятеля, того человека, священника, который бы взял бы ответственность за... вот... движение, за оживление вот такого больничного храма. Ну, потому, что больничный храм — это сложно, тяжело, невыгодно... ну... это сложно. Но я — к тому, что очень много храмов, которые пустуют.

То есть, получается, что даже пойти в тему духа любоначалия — не все готовы. Потому, что это — ответственность. То есть, это — как, своего рода, духовный рост очередной. Но: нельзя на нём останавливаться, его нельзя делать хроническим. Дошёл до любоначалия, начал командовать, отследил, что тебе нравится командовать — это нехорошо. И, всё-таки... но ты дошёл до этого уровня. С одной стороны, ты — молодец, с другой стороны, останавливаться нельзя... вот... расти дальше! И, вот, эти духи... да... которые мы просим — любви, кротости... да... вот, этого всего — хочется их, всё-таки, возделывать.

Поэтому, на мой взгляд... он — поэтому на третьем месте.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Ананьев:

— «Вопросы неофита» на светлом радио, и сегодня настоятель храма иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша», протоиерей Александр Гаврилов из Санкт-Петербурга, вместе со мною рассуждает на тему того, что же такое любоначалие, о котором, в своей великопостной покаянной молитве, говорит преподобный Ефрем Сирин.

И, вот, только что, мы дошли до того, что если человек поборол дух праздности, собрал себя в кучу и пошёл что-то делать, избавился от каких-то зачатков уныния, и, на пике своей деятельности, свалился в грех любоначалия — и это, получается, неизбежный камень, о который споткнётся всякий на своём пути от греха к добродетели. Я, ведь, правильно Вас понял, отец Александр?

О.Александр:

— Конечно, да, конечно...

А.Ананьев:

— Почему в стихотворении, посвящённом великопостной молитве Ефрема Сирина, Александр Сергеевич — «наше всё» — Пушкин называет любоначалие «змеёю сокрытой»? И почему нам кажется, что у нас этого духа нет? Ведь, казалось бы, у тебя даже... где-то... и в трудовой книжке написано, что у тебя есть дух любоначалия, раз ты... там... занимаешь какую-то должность!

О.Александр:

— А потому, что... у нас же всё идёт... ну, такое... мы же все в маске ходим! Мы же ходим в маске... такого... ну, как сказать... служения.

То есть, вот... допустим... смотришь на мамашу, которая командует детьми. Она же ими не командует, если её спросишь, она хочет для них светлого будущего. Если, конечно, её посадить на табуретку, добиться от неё кредита доверия через какое-то время, и просто с ней погрузиться поглубже, поглубже, поглубже в самоанализ, она, конечно, скажет, что она пытается реализовать свои амбиции на детях, нереализованные ею самой в детстве, она пытается их контролировать, она хочет казаться для всех, и для себя, хорошей матерью. Может быть, она начинает командовать детьми потому, что у ней нету других даров, и муж её держит только тогда, когда она — хорошая нянечка, а, если она не будет хорошей нянечкой, её выгонят из дома — и она понимает это. То есть, там может быть целая прямо плеяда того, почему ей нравится командовать. Но это же осознавать — тяжело, неприятно... И — красиво сказать: «Я — настоятель потому, что я хочу, чтобы наркоманы и алкоголики выздоравливали... Я — мама потому, что я хочу светлого будущего для детей... Я — директор колхоза потому, что я хочу поднять аграрные показатели страны... Я... там...» — и начинается: «Я — депутат потому, что я хочу, чтобы бабушки получали пенсию в 90 лет...»

Вот. То есть, получается, что у нас такая двуличность у всех — мы же все грешники великие. И, с одной стороны, что-то есть внутри, а, с другой стороны, надо что-то показать красивое. Даже самому себе — чтобы спокойно заснуть. И, поэтому: «Я не командую детьми! Я не люблю, вообще, ими командовать — мне приходится!... И я — не командую своими священниками! Мне приходится их „строить“, чтобы они вовремя приходили, чтобы они красиво служили... хотя... это, вот, Вы знаете... тяжба моя, это — мой рок, это вот — мой крест!» — говорят люди. А, на самом деле, так — чего, там, твой крест? Иди, да и стань вот там — штатным священником! Так, не пойдёт... потому, что командовать любит. Но боится себе в этом признаться.

А.Ананьев:

— Это гордыня — то, что мы любим командовать?

О.Александр:

— Конечно. Так, это всё — гордыня! То есть, все эти грехи — они все приводят нас к гордыне.

А мы, кстати, вот, говорили с Вами пост — про то, что чревоугодие рождает всё? Был же, вроде, у нас какой-то эфир?

А.Ананьев:

— Да, была у нас такая тема — что именно чревоугодие рождает... хотя... по-моему, это уныние... у нас — уныние было истоком всякого греха, в том числе, и чревоугодия, и блуда...

О.Александр:

— Не-не-не... то есть, у нас получалось, по святым отцам, чревоугодие рождает похоть, похоть рождает сребролюбие — то есть, жадность, а, вот, как раз-таки, жадность — когда я могу всё купить... вот, у меня сребролюбие, допустим... полностью — я всё могу купить, всех могу купить... а от этого — грустно, потому, что нечем развлечься. И от этого приходит печаль-уныние, и, чтобы победить печаль-уныние, нужно тщеславиться, чтобы... где-то, вот... опять же... быть благотворителем... да?

То есть, смотрите, как интересно... По святым отцам, сначала мы проходим печаль, уныние, а потом — заходим в тщеславие, то есть — в любоначалие. И тщеславие уже переходит в гордыню.

То есть, получается, что гордыня — это уже самое последнее... и самое первое, в том числе...

А.Ананьев:

— Я — не знаю, отец Александр! У меня никогда не было уныния от того, что я всё могу купить! Вот, правда!

О.Александр:

— Потому, что, пока ещё, не было этой стадии!

А.Ананьев:

— Ну, да... Но мне не раз было грустно, что я не всё могу купить! И, в общем, я, наверное, тоже не смогу назвать ни одного из своих друзей, которые бы пребывали в унынии из-за того, что... вот... всё, что можно было купить, они уже купили, и что покупать дальше — не совсем понятно... Это... такое... изысканное абсолютно, ощущение!

А я пытаюсь понять, что значит быть лидером. Потому, что, всё равно, ведь... или — пастырем, как правильно говорить... Что значит — быть лидером, что значит — обладать лидерскими качествами, с христианской точки зрения?

Потому, что... ну... мы же знаем, что всякая сласть — она от Бога.

О.Александр:

— Ну... мне кажется...

А.Ананьев:

— И — не любить эту власть... а что значит — любить? Отдавать себя этому служению.

О.Александр:

— Любоначалие — это любить командовать, на мой взгляд.

А.Ананьев:

— А разве... власть — она не подразумевает, что мы и командуем. И, как и всякое дело от Бога, мы должны, всё-таки... не относиться к нему с презрением, опасением, или отторгать его, а именно... ну... раз уж оно нам досталось, возлюбить его, принять его, и следовать вот этому пути?

О.Александр:

— Нет. Мне кажется, здесь, всё-таки, тема «я люблю командовать». Не «мне приходится командовать».

Ну, вот, допустим, возьмём Сергия Радонежского. Он же очень много раз отказывался от игуменства, и, так, всё-таки, и отказался от Патриаршества, да? Ну, а от игуменства... ему говорят: «Давай, давай...» — а он говорит: «Нет, я не готов... Не хочу командовать братией».

То есть, получается, что, в хорошем варианте, я это беру, как крест, и я становлюсь лидером — то, бишь, отцом — для всех. Но не в плане, что: «О, как здорово! Я сейчас... вот, вы у меня попляшете! Вот, я сейчас тут вам... дам!»

Грех любоначалия — это: мне нравится, чтобы плясали под мою дудку. Опять же: делать всех ручными. А правильная схема, конструктивная: мне приходится нести на себе бремя ответственности за то, что я взялся за этот объект: за семью ( как за проект ), за храм ( как за проект )... то есть, на мне — ответственность, и я вынужден, каким-то образом, смиряясь, нести этот крест. Не радость, а — крест.

А.Ананьев:

— То есть, как такового, стремления к лидерству, получается, у христианина быть не должно?

О.Александр:

— Ну, нет... лидерство, мне кажется, это другое. Лидер — это тот, кто помогает своей команде расти. А не тот, кто любит командовать. То есть, это — две разные штуки. Любоначальник — это никакой не лидер. Любоначальник — это тот, кто хочет всех сделать ручными, относительно себя. А лидер — это тот, кто хочет, чтобы команда росла.

То есть, допустим... если я понимаю, что в моей команде есть ребята, которые намного интереснее и сильнее меня, меня это радует — как отца, который радуется, что его дети превзошли его. А любоначальник — никогда не даст человеку подрасти. Он будет сразу же гнобить. Потому, что: «А вдруг, он теперь станет моим начальником, и будет мной командовать? А я же хочу...»

То есть, лидер — растит, выше себя, команду, и хочет, чтобы в команде были все успешны. Любоначальник — тормозит команду, чтобы все были болваны, которыми он командует. То есть: «Я хочу, чтобы всё было, как я хочу. И вы, давайте...» То есть: «Я — начальник, ты — дурак», — вот лозунг любоначальника.

У лидера — нет такого лозунга. Настоящий лидер делает так, что вся команда растёт ещё больше и больше.

А.Ананьев:

— А если происходят какие-то ошибки, то вину за ошибки истинный лидер берёт именно на себя?

О.Александр:

— Да, да. Причём, так в Церкви и построено у нас, что если, допустим, какой-то молодой батюшка... ну... где-то повёл себя некорректно, то, всё-таки, наказывают... ну... скажем так... наказывают или отчитывают настоятеля, а не вот этого, ещё молодого, или кого-то... почему? Ты — глава семьи. Перед Богом отвечает муж. Перед начальником отвечает... вот... тот, кто взял на себя ответственность. То есть, настоятель будет отвечать в епархиальной системе, если кто-то из священства... ну... где-то... что-то... повёл себя некорректно.

То есть, лидер — это тот, кто берёт на себя ответственность. Ну... как бы... с одной стороны, ему — и регалии, если всё получится, но он эти регалии разделит с командой. А ответственность — возьмёт на себя.

А.Ананьев:

— Вот, я сейчас смотрю на текст великопостной покаянной молитвы преподобного Ефрема Сирина, и пытаюсь найти вот в той части, где... такие... положительные прошения преподобный Ефрем Сирин делает, просит у Господа духа целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви, и зрети своя прегрешения, и не осуждати брата своего... я пытаюсь понять, есть ли, среди вот этих положительных прошений антоним слову «любоначалие»? И, если бы он был, то каким было бы это слово? Что такое — противоположность любоначалия?

Противоположностью уныния можно назвать радость... любовь?

О.Александр:

— Любовь, наверное... Любоначалие — это отнятие свободы. Любовь — это дарение свободы.

А.Ананьев:

— Поясните! Это неожиданно... потому, что у любви, как мне казалось, есть другой антоним — ненависть? Когда ты желаешь человеку зла, когда ты видишь в нём только дурное...

О.Александр:

— А мне кажется, ненависть — это следствие нелюбви.

А, вот, смотрите... вот, Господь нам дал любовь... то есть, вернее, так скажем: Господь есть любовь. Он любит нас. Самое главное, что Он нам дал — это Он нам дал свободу: «Делай, что хочешь. Но если ты, в свободе, будешь любить Меня, это будет самое большое благо».

И мы все — свободны. Хотим — ходим в храм, хотим — не ходим в храм. Хотим — верим, хотим — не верим. Если бы не было свободы... а, ведь, у любоначалия нету свободы, любоначальник — это тот, кто «слушайся меня». А если бы у любви не было свободы, не было бы любви.

То есть, мне кажется... вот... знаменателем и того, и другого является свобода. Только здесь — она даётся, а там — она отнимается.

А.Ананьев:

— И я правильно понимаю, что под любоначалием не подразумевается грех сребролюбия? Потому, что это совсем про другое. Хотя... ну... все те, кто сейчас, в современной жизни, мечтают стать большими начальниками — есть такие, я знаю таких — они стремятся стать начальниками даже не столько для того, чтобы руководить людьми, сколько они понимают, что начальник получает в три раза больше, чем он сейчас, на своём... в своей должности подчинённого.

О.Александр:

— Ну, мне кажется, что... немножко я бы даже расширил... что сначала люди стремятся к деньгам, а когда денег уже достаточно, они стремятся к более сильному наркотику, скажем так — это, как раз-таки, к власти. То есть, все, кто во власти — они уже переболели... ну... уже, скажем так, порабощены наркотиком сребролюбия.

То есть, сначала человек стремится, всё-таки, что-то начать получать, а потом, когда у него уже, более-менее, всё неплохо, он уже входит в тему, как защитить свои финансы. И, вот... ну... посмотрите, так... по сторонам: сначала он стремился стать директором колхоза, или... там... заводов-пароходов, а потом — куда все ребята-то эти идут? Они идут в депутаты — чтобы защитить своей неприкосновенностью те финансы, которые у них аккумулировались, неважно, каким путём.

То есть, всё-таки, более сильный наркотик, нежели сребролюбие — это власть. Потому, что власть даёт возможность, как раз-таки, любоначалия. Поэтому, он, всё-таки, повкуснее, чем все другие грехи.

А.Ананьев:

— Сейчас мы прервёмся на минуту — у нас полезная информация на светлом радио, а через минуту — продолжим разговор о любоначалии. И я вспомнил одну замечательную сказку Александра Сергеевича Пушкина, которая... и я, вот, благодаря Вашим словам, отец Александр, понял, что она, как раз, о любоначалии. Что это за сказка? Впрочем, вы уже, наверное, и сами догадались — об этом через минуту.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Ананьев:

— «Вопросы неофита» на светлом радио.

Сегодня я беседую о великой покаянной великопостной молитве преподобного Ефрема Сирина с настоятелем храма иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша» в Санкт-Петербурге протоиереем Александром Гавриловым.

Ещё раз, добрый вечер, отец Александр! Здравствуйте1

О.Александр:

— Добрый вечер! Добрый вечер всем, друзья!

А.Ананьев:

— Любоначалие, оказывается — я это понял вдруг очень, вот, когда Вы начали рассуждать о его природе — очень ярко описано Александром Сергеевичем Пушкиным в «Сказке о Золотой рыбке»! Помните?

Сначала эта нехорошая женщина требовала себе новое корыто, потом ещё что-то, потом ещё что-то, потом ещё что-то, и уже, как вершина её гордыни, как вершина её греховных заболеваний, апофеоз её нравственного падения: «Хочу быть Владычицей морскою! И чтоб ты у меня, Золотая рыбка, служила, и была б у меня на посылках!» И вот это, по-моему, и есть, выражаясь понятным детским языком, то, что мы называем любоначалием — то, о чём, как раз, и говорит преподобный Ефрем Сирин. Так это?

О.Александр:

— Вот, Александр, смотрите. Сначала, получается, она же хотела финансов...

А.Ананьев:

— Да.

О.Александр:

— Ну, и корыто чтобы купил... то есть, финансы, финансы, финансы...

А.Ананьев:

— Потом — статус...

О.Александр:

— Да, потом — статус. И — уже командовать. То есть, всё растёт, всё-таки... от сребролюбия мы поднимаемся к именно любоначалию.

А.Ананьев:

— Вот, благодаря Вам, я вдруг понял, что это — блестящий пример того, что такое любоначалие! Но — чего я не понимаю, отец Александр, так это того, что... вот...

Изначально — вот эта молитва великопостная... я, однажды, это услышал, и мне это так в душу запало... я спрашивал: «А почему здесь нет тех грехов, которыми... ну... которым мы чаще подвержены... там... более понятных? А здесь — какие-то такие... изысканные грехи...» — на что мне сказали: «Александр, вот эта вот молитва — она, всё-таки, адресована, в первую очередь, тем, кто посвятил свою жизнь монашескому пути — в первую очередь, монахам. А монахи, как люди, достигшие определённого высокого духовного уровня, очень хорошо понимают, что опасности скрываются здесь: в праздности, в унынии, как следствия любоначалия, празднословия...» — я не знаю... чего больше всего не хватает на пути Великого поста именно монахам. И — вот, у меня вопрос.

Во-первых, так это или нет? А, во-вторых, откуда же у монаха, который полностью отказался от светских основ взаимоотношений между людьми — а, в отличие от праздности и уныния, любоначалие — оно, как раз, про отношения, в то время, как праздность и уныние — это... такое... индивидуальное, можно заниматься этим дома... откуда это у монахов?

О.Александр:

— У монаха — любоначалие?

А.Ананьев:

— Да! Он же отказался от этого всего...

О.Александр:

— Ну... Александр, Вы как-то так рассуждаете, как будто не жили никогда в монастыре!

А.Ананьев:

— А, Вы знаете, я никогда не жил в монастыре! Единственное, что я знаю про монастырь — это... самое яркое впечатление ушедшего 2020 года, за которое я этому году благодарен — потрясающий документальный фильм «Где ты, Адам?» про старца монастыря Дохиар, на западном побережье горы Афон, игумена Григория, который был напрочь лишён любоначалия. И, вот, самые рвущие душу кадры — это где Григорий сидит и плачет за своих подчинённых, за монахов. За тех, кого он постриг в монахи, за тех, кем он должен управлять — он плачет о своей вот этой вот непростой ноше, о своём кресте, который он несёт. Он хотел бы, чтобы этого креста не было, и он плачет. Но он должен это нести. И он потом встаёт, вытирает слёзы, идёт, улыбается, обнимает своих братьев. Вот — это, прям, воплощение того, что такое отсутствие любоначалия, в лучшем своём виде!

О.Александр:

-Да, это — антоним...

А.Ананьев:

— Да, это — антоним! Старец Григорий из древнего монастыря Дохиар.

Вы, кстати, смотрели этот... потрясающий фильм этот?

О.Александр:

— Нет. К сожалению, нет.

А.Ананьев:

— Ой... вот, прям, рекомендую! Вот, Великим постом, прямо было бы прекрасно! И я думаю, что я его тоже ещё раз пересмотрю.

Так, вот, всё-таки, возвращаясь к монахам, отказавшимся от правил жизни в светском обществе. Откуда у них-то стремление... не стремление, а, вот именно, такая болезненная склонность к любоначалию, коль уж об этом, вот так, особо, говорит преподобный Ефрем Сирин?

О.Александр:

— Ну, если говорить про монашество, то — что мы видим? Да, человек, Который выходит из мира и идёт этим путём — он, получается, встаёт в начале тех трёх векторов, которые он должен преодолеть, постичь, стать выше... вот, какие три направления? Направление целомудрия, направление нестяжания и направление послушания. То есть, люди, которые входят в монашеский образ жизни, они начинают стремление вот к этим всем трём векторам.

Конечно же, это сложно. Конечно же, это... я бы сказал... безумно сложно. И хочется, каким-то образом, естественно, соскочить... официальным образом... от этой истории.

И... ну, допустим... чтобы соскочить с темы целомудрия, безбрачия... как можно соскочить? Можно перевестись на подворье, где, всё-таки, будут женщины ходить, как-то смотреть на них, как-то, вот... ну... что-то там, в своей голове, крутить в этом плане. А сидеть в монастыре — сложно.

Если мы говорим про тему нестяжания — как можно с неё... вот... спрыгнуть? Ну, можно обвешаться кучей икон всяких: эта иконочка — из этого монастыря, эта — из этого... вроде, как бы, ты молишься, а, вроде... так... твоё.

Я помню, как мы, когда я был трудником в одном монастыре, перевозили одну матушку из одной кельи в другую. И, вот... там... ну, не соврать... человек пять трудников, наверное, дня три перевозили имущество матушки, но оно всё было, как бы, официальным: то есть, иконочки, свечечки, маслица...

То есть, очень... вот... хочется. Вроде, как, нельзя заниматься какими-то вот такими штуками, но... вот... можно... вроде, как, можно.

И здесь — та же история. Когда мне нужно слушаться кого-то... а если я стану... ну, хоть кем-то главным... ну, допустим, главным по скотнику ( скотному двору ), главным в рухольной, главным алтарником, там, ключарём, или кем-то ещё, то — всё равно — мне будет полегче.

И я не думаю, что монах — сам, прямо, специально это всё делает. Просто его... вот... ну, как мы сейчас говорим, психологическим языком... подсознание — оно аккуратно, аккуратно, аккуратно вытаскивает его на какую-то должность, чтобы, в этой должности, было поменьше вот этого послушания кому-то, и, всё-таки, было, где кем-то можно руководить.

Но это — уход с той дороги, которую выбирает монах. Поэтому, может быть, Ефрем Сирин это говорил про себя. Может быть, когда... ну... вообще, когда человек пишет какую-то молитву — это же он ею молится. И, может быть, вот эти позывы, которые толкали его на любоначалие — он их и «промаливал», да: «Господи, не дай мне... духа любоначалия». А потом, конечно же, его ученики, которые, ясное дело, тоже страдали всеми этими сложностями душевной работы — они тоже переняли эту молитву.

И, смотрите, мы же её читаем в Великий пост — то есть, в тот момент, когда мы максимально концентрируемся на таких духовных... то есть, у нас сейчас идут самые духовные «сборы». Вот, у нас — четыре раза в году, мы, как бы, собираемся очень сильно, как и спортсмены — едут на какие-то сборы свои, потренироваться — вот, и мы, четыре раза в году, идём на такие тренировки усиленные по духу, но Великий пост — самый такой... и мы, поэтому, эту молитву в Великий пост и читаем каждый день по несколько раз. А для монаха, действительно, это... наверное... краеугольные... такие... штуки.

А.Ананьев:

— Вот, как это часто бывает со словами, которые мы произносим по нескольку раз в день, с молитвами, которые мы произносим по нескольку раз в день, с каждым разом — всё больше и больше размывается острое понимание каждого, произносимого нами, слова. И, вот, как раз, вот эти вот программы «Вопросы неофита», каждая из которых посвящена одному из прошений преподобного Ефрема Сирина, и должны, как раз, обратить наше внимание на то, а что же здесь имеется в виду, а что же здесь говорится, а что мы подразумеваем под любоначалием, чем оно опасно, и откуда оно в нас берётся?

Вопрос — вот какой. Нелюбовь к начальствованию, нежелание возглавлять людей, и, самое главное, нежелание быть возглавляемым — это отсутствие любоначалия, или это, своего рода, вид любоначалия? Когда человек хочет оставаться независимым ни от какого начальства, и независимым ни от каких подчинённых. Это — обратная сторона гордыни, получается... или — что это?

О.Александр:

— Ну, вот... мне приходит такой образ. Я, в своё время, занимался профессионально борьбой дзюдо, и читал... там... эти, всякие, книжки. И, вот, один из принципов этой борьбы заключается в том, что надо поймать противника на его движении. Идёт он вперёд — значит, надо его бросать вперёд, противник идёт назад — значит, надо бросать назад. То есть, добавляем к его движению свою силу, чтобы его, каким-то образом, победить.

Вот, к сожалению, в духовной практике происходит то же самое. Только ты решился никем не командовать — хоп, а здесь уже — бах! — и гордыня: «Чёй-то я буду ими командовать — не хочу брать ответственности». Только решился какой-то объект возглавить, чтобы что-то получилось, а тут — бах тебя опять! — в эту сторону уже толкают: «Ну, давай, покомандуй — как это здорово!»

То есть, получается, что, за что бы мы ни взялись — по-хорошему, по-искреннему, по-честному, по... такому, вот... правильному — всегда происходит какая-то штука, чтобы нас с пути... ну... скинуть.

И, вот, вроде, думаешь: «Да не хочу я командовать... ну, зачем мне командовать? Я, вот, лучше постараюсь быть без греха любоначалия...» — и тут же, прям, эта гордыня: «А чего это я буду брать ответственность?» И, получается, везде...

А.Ананьев:

— Вот! Вы меня... да...

О.Александр:

— ... везде, везде, везде мы... все благие намерения — скидываются прямо, чтобы нас... как-то, прям, в ад свести.

А.Ананьев:

— А я ещё как-то вот... в начале нашей беседы... ещё как-то радовался про себя, думая: «Ну, какой из меня грех любоначалия? Я же сижу у себя в гардеробной, работаю диктором, ни над кем не главенствую, никого не унижаю и не оскорбляю, и не заставляю работать на себя». А, вот, в процессе разговора, думаю: «Подождите... ну я же сижу у себя в гардеробной, гордо расправив плечи, и думаю про себя: как хорошо, я же здесь — самый главный!»

Чем это не грех любоначалия?

О.Александр:

— Конечно...

А.Ананьев:

— Просто, в какой-то своей, мышиной, интерпретации! Вот... это — удивительная история абсолютно...

О.Александр:

— Да. Грех поджидает на каждом пути.

А.Ананьев:

— Да. Причём, вот этот вот грех любоначалия — он может быть выражен ещё и в несколько неожиданной форме.

Допустим, человек едет за рулём. И то, как человек ведёт себя в потоке автомобилей, очень хорошо рассказывает о нём... о его духовном состоянии.

Вот, если человек подвержен этому любоначалию, он начинает вести себя на дороге, действительно, как главный, и становится крайне невыносимым для остальных участников дорожного движения. Он начинает сигналить, он начинает подрезать, он начинает влезать вправо-влево. И, в том случае, если к нему не относятся как к главному — ну, как правило, это зависит от стоимости машины — он начинает гневаться отчаянно, и говорить: «Да как вы смеете? Я же здесь — главный!» — хотя, казалось бы, по правилам дорожного движения, все участники дорожного движения — равноправны.

Это, ведь, тоже — любоначалие?

О.Александр:

— Так, а вот... как, вот... почему так получается? Вот, Вы хорошо подметили, что — зависит от стоимости машины. То есть, сначала у него был грех сребролюбия, и он накопил на эту машину. А теперь он плавненько переходит в любоначалие, то есть: «Я же, вот, теперь — вот такой, поэтому — вы меня слушайтесь!»

То есть, он — везде такой. Страшность любого греха заключается в том, что он не распространяется на часть нашей жизни.

Я привожу такой пример... он — не совсем приятный, но, зато, понятный. Вот, если у меня пахнет изо рта, у меня пахнет — и на жену, и на детей, и не подчинённых, и на друзей. То есть, нет такого, что я здесь — люблю любоначалие, а вот здесь — любоначалие не люблю. То есть, если я люблю любоначалие, я и в баню с друзьями приду, и буду: «Так, мужики... все заходим... так... закрываем... венички тут не портим...» — я везде буду командовать. Я и на дороге буду вот так вот себя вести, как Вы говорите. Я к детям приду: «Так, в какой институт ты хочешь поступать?... Это всё — ерунда. Вот, поступай в этот... я чувствую, здесь вот то-то, то-то...» И я приду в столовую, приду в ресторан — я буду хамить «этим официантам», которые «неправильно всё делают». У меня будет «пахнуть» моим грехом — на всё. Вот, в этом-то — катастрофа.

А.Ананьев:

— Нет, вот, пока... да... пока Вы не начали говорить о том, чтобы прийти в столовую и хамить официантам, мне казалось, что вот этот человек, который... там... как-то... и с вениками в бане разобрался, и с детьми разобрался, и везде... хороший человек, отец Александр! Ну, вот, правда, ну!

Вот, я... так... слушаю, и думаю: ну, а что? Ну, симпатичный дядька, симпатичный! Вот, таких называют, знаете, как? Душа компании!

О.Александр:

— Ну... душа компании, пока ты его слушаешься. А если другой скажет: «Нет, нет, нет! Давайте сначала сейчас водой обольём тут все полки, а потом...» — то есть, если сказал что-то не по его, он тут же начинает, из души компании превращаться в монстра.

Потому, что его должны слушаться — все должны быть ручными. Пока все ручные, всё классно. Как только ребёнок сказал: «Ты, знаешь, пап... а я хочу быть художником ( танцором или кем-то ещё )», — наш любоначальник превращается в монстра.

А.Ананьев:

— Потрясающе!

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Ананьев:

— Протоиерей Александр Гаврилов, настоятель храма иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша», и я, Александр Ананьев, в программа «Вопросы неофита» говорим сегодня о любоначалии.

И, вот, в завершение программы, как мне и хотелось, я предлагаю Вам, отец Александр, сделать акцент на связи любоначалия с отсутствием любви.

Вы уже, как-то, упомянули, что чем меньше в сердце человека любви, тем больше он стремится повелевать — хотя бы, так ощущая собственную значимость, и, хотя бы, так ощущая своё присутствие в жизни.

Мне это не совсем очевидно. Почему именно отсутствие... ну... с другой стороны, если человек — начальник, разве в его сердце нет любви? А если... вот... у него нет любви, то он... и к людям-то, наверное, тянуться не будет?

Ну, то есть... вот эта связь отсутствия любви...

О.Александр:

— Нет... любовь начальствовать. То есть, он может быть начальником — и здорово! Если он любит начальствовать — тогда в нём нету любви.

А.Ананьев:

— Вот... вот... вот... почему? Где вот эта связь?

О.Александр:

— А, вот, смотрите... Получается, что, на самом деле, любви нету нигде — в этих всех грехах. Просто, чем мы дальше идём по грехам, тем больше обнажается отсутствие любви.

То есть, в каких-то первых грехах — ну, допустим... там... ну, я не ем чего-то, или ем... ну... я, допустим, чревоугодник — ну, где здесь про любовь? Вообще, сложно, как-то, сказать. Вот, похоть — ну, вроде, как бы, тоже там... некоторые заменяют её словом «любовь». Сребролюбие... То есть, чем дальше мы идём по молитве Ефрема Сирина, по этим духам, которые хочется убрать — празднословия, там... да... всего — вроде, как бы, не про любовь. Но, чем дальше мы спускаемся в глубину, тем больше видно, что нету любви.

То есть, если я люблю командовать, я хочу их сделать ручными. Я хочу, чтобы они делали то, что Я хочу. А Господь разрешает нам делать то, что МЫ хотим. А Господь — это эталон любви. То есть, Он будет печалиться, что я не пошёл, допустим, сегодня... там... и не сделал доброе дело, хотя мог, но разрешает нам это. А любоначальник — накажет меня за это.

То есть, получается, что один из атрибутов любоначалия — это наказание за то, что ты неправильно что-то сделал. А Бог — никого не наказывает. Бог...

То есть, получается, любоначальник наказывает потому, что это — справедливо. Вот, наверное, такой даже термин возьмём. Справедливость — это меч любоначальника. Ну, с его стороны, справедливо, да? То есть, с его точки зрения, справедливо: кого-то — наказать, кому-то — поощрить. Справедливость.

А любовь — это антоним справедливости. То есть, если взять, допустим, земной шар, и два полюса, то один полюс — это любовь, другой полюс — это справедливость. То есть, Бог — несправедлив. Он — любвеобилен. Потому, что, если бы сейчас Бог был справедлив, то мы бы, Александр, с Вами сегодня из кабинета и гардеробной не вели бы этот разговор. Нас бы уже давно «почикали». А Бог, как Величайшая Любовь, к нам — несправедлив. Он нас обнимает, целует наши намерения. А начальник — любоначальник — наказывает. Потому, что там, типа, справедливость.

Вот, может, так посмотреть?

А.Ананьев:

— Но любое руководство в современном мире... ну, будем откровенны — любое руководство, оно опирается именно на принципы справедливости, а не на принципы любви. Потому, что, опирайся руководство на принципы любви — не было бы, как такового, руководства. Ну, в современном виде. Ну, ведь, правда. Вот, все эти руководители, начальники...

О.Александр:

— Ну, почему? Вот, мы, в храме, стараемся по принципу справедливости уходить, а по принципу любви — приходить.

А.Ананьев:

— Серьёзно?

О.Александр:

— Конечно. Мне кажется...

А.Ананьев:

— А почему это трудно... ну... как это получается? Потому, что... ну... сделал человек что-то хорошее — получил человек в награду что-то доброе. Сделал человек что-то дурное, или не сделал то, что обещал сделать — ну, получил по заслугам, пошёл каяться...

О.Александр:

— Нет, нет...

А.Ананьев:

— Нет?

О.Александр:

— Нет. То есть, мне кажется, что если акцент идёт на любви, то, даже когда человек сделал что-то плохое, надо посмотреть со стороны любви. Почему он сделал что-то плохое? Либо он боялся, и от страха это сделал, либо — от неуверенности в себе, либо — от незнания, либо потому, что он чем-то заболел, или — что-то ещё? Всегда можно оправдать человека и обнять его, и, в следующий раз, он сделает хорошо.

А.Ананьев:

— И — последний вопрос, относительно любоначалия.

Мне пришло в голову, отец Александр, что любоначалие происходит от отсутствия или недостатка веры в Бога. Ибо, если Бог — не Господь и Владыка, то я сам — господь и владыка. Я сам — становлюсь абсолютным центром своего маленького мира, своей маленькой гардеробной, своего маленького или большого коллектива, и я всё рассматриваю с точки зрения моих необходимостей, моих желаний и моего суждения.

То есть, получается, ещё одним антонимом любоначалия становится — вера?

О.Александр:

— Ну... вот... я, вот, не вижу этой связи. Почему? Потому, что бесы тоже же верят, что Бог есть. Они даже знают, что Он есть. Но это не делает их любовью.

Мне кажется, что вера не является атрибутом любви. Потому, что, если я знаю, что есть Бог, это ещё не значит, что я хочу Ему подражать.

А.Ананьев:

— Как можно знать, что есть Бог, и не хотеть к Нему стремиться...

О.Александр:

— Ну, вот — бесы...

А.Ананьев:

— Бесы?

О.Александр:

— Бесы. Бесы, допустим, или — сатанисты. Или кто-то сам... ну, вот, кто-то говорит, допустим... я очень часто слышал такую фразу: «У меня свои отношения с Богом». То есть: «Да, Бог есть, Он — то-то, то-то, но я на Него обижен, у меня... стало быть... своя тут песня».

То есть, люди знают, что есть Бог, что Он — всесилен, любящий, и так далее, и так далее, но у них... как бы... своя там пластинка играет, своя музыка...

А.Ананьев:

— Ох, не знаю, отец Александр! Мне кажется, что они просто знают не всё! Вот и всё. Я не могу себе представить... там... 43-летнего сатаниста — ну, это было бы смешно! Если ещё человек называет себя смешным словом «сатанист», то это — просто по дурости, просто по молодости.

О.Александр:

— Может, и так... может, и так...

А.Ананьев:

— Но уж никак не от большого ума, и никак не от знания.

А, вот, если человек знает... ну... или, по крайней мере, стремится знать, то не стремиться к Богу — было бы странно. А если человек стремится к Богу, и признаёт, что именно Он — Владыка всей жизни, в каждой её ситуации, в каждом её мгновении, на каждом месте, то... какое может быть любоначалие у тебя, если у тебя, буквально, один Начальник?

О.Александр:

— Да, вон, сколько верующих — и, всё равно, любоначалие процветает. Иначе, и такой молитвы бы не было.

А.Ананьев:

— А, вот, на Ваш взгляд... мне просто стало любопытно. Вот, у нас перечислены четыре таких греха — праздность, уныние, любоначалие и празднословие. Какой — самый распространённый?

О.Александр:

— Наверное, празднословие... мне кажется... Потому, что апостол Павел говорил: «Если ты усмиришь свой язык, ты станешь человеком совершенным». А, вот, праздность... ну, празднословие — это, вот... в него входит — и осуждение других людей, и сплетни по поводу других людей... празднословие — это такая... То есть, если я усмирю свой язык, я стану человеком совершенным. Стало быть, очень тяжело усмирить свой язык. Стало быть, мы все болтушки — ещё те...

А.Ананьев:

— ... и это — прекрасный задел на программу, которая выйдет в эфир ровно через неделю на светлом радио.

Ровно через неделю в «Вопросах неофита» мы поговорим о празднословии — откуда оно берётся, чем оно опасно, и почему — вот, как говорит отец Александр — празднословие распространено больше прочих грехов, перечисленных в покаянной великопостной молитве преподобного Ефрема Сирина.

Спасибо Вам большое, отец Александр! Как всегда, огромное удовольствие — с Вами поговорить.

О.Александр:

— Спасибо!

А.Ананьев:

— Несмотря на то, что мы говорили сегодня о дурном и греховном, радости от общения получили немало!

О.Александр:

— Спасибо, друзья!

А.Ананьев:

— Настоятель храма иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша» протоиерей Александр Гаврилов сегодня был в эфире. Вернуться к этой программе, переслушать её, послушать в дороге — это Великим постом особенно приятно — можете на нашем сайте radiovera.ru.

Я — Александр Ананьев. Услышимся через неделю!

До новых встреч!

О.Александр:

— Всего хорошего, друзья!

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА».