«Культура как способ разговора о вере». Игумен Лука (Степанов)

У нас в гостях был настоятель Спасо-Преображенского Пронского мужского монастыря в Рязанской области, заведующий кафедрой теологии Рязанского государственного университета отец Лука, игумен, монах (Степанов).

Мы говорили о том, как через культуру можно говорить с современными молодыми людьми о вере и нравственных ценностях.

Ведущая: Анна Леонтьева

---

Анна Леонтьева

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, у микрофона Анна Леонтьева. У нас в гостях игумен Лука Степанов, настоятель Спасской Пронской пустыни в Рязанской области, а также заведующий кафедрой теологии Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина. Добрый вечер, батюшка.

иг. Лука (Степанов)

— Приветствую, друзья.

Анна Леонтьева

— Мы недаром, наверное, сегодня упомянули вот эту вашу ипостась — заведующий кафедрой, потому что сегодня мы хотим поговорить о молодежи, о воспитании нравственности, религиозных чувств, в том числе при помощи культуры, и вот такое вот развитие именно светских, да, и философских каких-то направлений. Какие книги, какие, может быть, фильмы, какие предметы помогают в этом вот нам, помогают молодёжи прийти к Богу? Такая тема серьёзная, и сейчас она особенно как-то остро встала, потому что очень ограниченное количество молодёжи способно прочитать тот объём литературы, который, в общем-то, является таким... для нас является таким, ну, базовым, так скажем.

иг. Лука (Степанов)

— Каким-то просветительским минимумом.

Анна Леонтьева

— Просветительским минимумом, да, там, классику какую-то и так далее. И вот как с преподавателем с вами очень интересно об этом поговорить. Я, знаете, только хотела... такую маленькую деталь ваших интервью подхватила, и мне... Она вообще, может быть, из другой области, мне просто очень хочется вам задать этот вопрос. Вы рассказывали в своих интервью о том, что в какой-то момент, когда вы играли... Ну, наверное, мы отошлём наших радиослушателей к архивам Радио ВЕРА и к беседе вот с Костей Мацаном и с Кирой Лаврентьевой о вашем пути к священству, замечательному. И многим, в общем-то, вашим интервью, где вы рассказывали, что в какой-то момент, когда закончили ГИТИС и стали уже играть, то в пьесе Гоголя вам не очень хотелось играть нечистую силу, которая там вокруг Вия, то вот с какими-то червяками и так далее. Ну, простите, вот у меня такой вопрос, отец Лука. А это же Гоголь, кто-то же всё равно должен играть эту нечистую силу? Там всё произведение «Вий» наполнено нечистой силой. Как вот негодяев в кино, тоже же кто-то играет.

иг. Лука (Степанов)

— Вы правы, назвался груздем — полезай в кузов. Но мне пришлось разочароваться, распоясаться от достоинства груздя, и в этом кузове я уже перестал обретаться, поскольку...

Анна Леонтьева

— То есть вы решили, если уж так, то вообще лучше уйти из этой профессии?

иг. Лука (Степанов)

— Ну да, хотя это получилось по воле руководителя, который требовал либо всё, либо ничего. Я при этом репетировал вполне нравственное произведение и серьёзное, готовившееся к постановке, Куприна, «Поединок». Ромашов, такой ищущий и голодающий духовно — молодой офицер, и очень интересное его внутреннее какое-то развитие и крах в результате, который с какими-то, несмотря на то, что предшествующие были моменты какого-то удивительного прорыва в эту христианскую любовь через жалость к солдатам, через какое-то сострадание, которое ему было присуще. Но при этом, как молодой артист, не смеешь уклоняться и от тех необходимых для театра постановок, которые уже совсем расходятся с твоим христианским сознанием, с твоим мировоззрением, не то чтобы сама идея «Вия», поскольку... Ну, мы сейчас это не обсуждаем, хотя это относится всё-таки к ранним произведениям Николая Васильевича, о которых он сам жалел. Так что уж от того, что Гоголь, и всё — неприкасаемо. Мы большие поклонники нашей русской классики и очень любим это средство использовать активно в миссионерском служении нашем и в образовательном. Но выборочно, но с разбором! А тем более там, где пересматривается несколько по-другому, ведь можно и «Мастер и Маргариту» взять и попытаться, хотя не знаю как, честно сказать, такой мудрёный и духовно-поддельный всё-таки роман уложить в какое-нибудь благочестивое изображение. Сам посмотрев когда-то там 5 или 10 минут — несколько кадров из этого фильма, из какого-то нового...

Анна Леонтьева

— Нового, да?

иг. Лука (Степанов)

— ... я потом ночью был вынужден заметить свою душу в каких-то бесовских наваждениях, впрямую связанных с видимым прежде вот этим каким-то произведением искусства, но вот явно, что не тем заряжающий душу, чем было бы полезно.

Анна Леонтьева

— Я, простите, вас прерву, отец Лука. Про «Мастера и Маргариту» настолько много мнений от того, что какие-то люди, прочитав «Мастера и Маргариту», наконец-то решили прочитать Евангелие, до того, что Булгаков заложил в «Мастере и Маргарите» вот это вот анти-, наоборот, что это, в общем, Евангелие от сатаны. То есть оно как бы... этот Га-Ноцри там совершенно какой-то специально прописанный, типа Воландом подсказанный — повествование, что это была скрытая такая штука. В общем, это можно отдельно, конечно, тему, но...

иг. Лука (Степанов)

— А я имел в виду, что если бы автор какой-нибудь инсценировки взял бы название, которое поначалу было дано самим авторам, а назывался роман ни много ни мало «Князь тьмы».

Анна Леонтьева

— Да, да.

иг. Лука (Степанов)

— При первом издании. А вот как раз этот спектакль в театре Гоголя, где я должен был участвовать, назывался не просто «Вий», хотя и само название тоже не очень-то, скажем так, располагает увидеть там ангелов, а не падших ангелов, а он назывался «Панночка, или бесовские проказы», мюзикл. Вот, поэтому...

Анна Леонтьева

— То есть так игриво, игриво было все преподано, да?

иг. Лука (Степанов)

— Там было обязательно нужно, чтобы какая-то современная музыка, современное телодвижение, было подчеркнуто, демонизировано так всё.

Анна Леонтьева

— Понятно.

иг. Лука (Степанов)

— Ну, к тому же, может быть, кому-то и все равно, хотя на моих глазах актрисы, которые, ну, вряд ли относилась уж к таким усердным прихожанкам какого-нибудь московского храма, но тоже просто её чисто женское достоинство было возмущено в связи с какими-то там движениями, кто-то на них должен был скакать сверху, кто-то на ком-то — они скакать, вот в этой демонстрации какого-то бесовского такого... Так что мы, мне кажется, выходим, знаете, на какую тему неизбежно, на мою любимую 22 беседу святителя Василия Великого. Не кого-нибудь, а этого величайшего и строжайшего святого отца, который, тем не менее, в 22-ой беседе, которая называется «О пользе языческих поэтов», они же философы, считай, для христианской молодёжи о пользе. И вот этот чудный святой рассказывает — представляет замечательные примеры из исторических хроник, связанных с великими людьми: Александром Македонским, там великими философами; произведения из «Илиады», «Одиссеи», еще какие-то — классика античной драмы. И при этом выборочно представляет удивительные примеры добродетелей. Причём не стесняется сказать, как будто этот философ языческий, поступая так, подслушал это слово Евангелия от Матфея, где сказано «не клянитесь всяко». Какой-то из философов, мудрецов древности мог бы однозначно оказаться в выигрыше, если бы поклялся. А он не клянётся, только говорит достаточно тех слов моих в подтверждении, которые я уже произнёс. «Откуда, — говорит Эд, — какая красота!» Или Сократ, которого бьёт нетрезвый человек по лицу до тех пор, пока не угомонился сам, тот его не останавливает, а когда он, наконец, утомившись, отошёл, ничего не сказал в осуждении этого человека, но лишь повелел написать у себя на лбу «Сделал такой-то», как автор подписывает картину, таким образом философски, стоически, обличая безрассудство того и великую сдержанность этого. Так вот, эти все многочисленные примеры, которые там святитель Василий для примера представляет молодёжи, действительно говорят о том, что мировая классика, поэзия, литература, несомненно, потому она и называется классикой, всё-таки происходит из какого-то удивительно светлого источника поиска правды самим автором. И она не всегда приводит, особенно у каких-то древних языческих писателей, да и писателей нашего времени, или, скажем, недавнего нашего времени. Ну, это всё-таки «Золотой век русской литературы» — это XIX, и «Серебряный век». Разные бывали результаты, но как поиск, но части их творчества, несомненно, отражали великолепное. Анна Ахматова говорит: «Всякое искусство, подлинное и великое, непременно имеет религиозные основания». Что она имеет в виду? Конечно, не то, что все поэты и писатели обязательно православные, а то, что именно поиск и объяснение мироздания, тайны человеческого бытия обязательно должно веять в произведении искусства разгадкой этих главных вопросов жизни. Иначе, ну, что это? Водевели? Что-то, создающее настроение? Ну, понятно, что есть и такое направление или такая функция искусства, но всё-таки это то, что относится, как правило, к скоро проходящим произведениям и быстро забываемым авторам, но только тот, кто каким-то образом прикасается к тайне бытия и основы, не все, конечно, как Данте Алигьери, заканчивает свою «Божественную комедию»: «Любовь, что движет солнце и светила». И вот он представляет каждому, насладившись, ужаснувшись, задумавшись, вместе с ним сделать вывод о том, что Бог есть любовь, и его служение Ему, ориентир на Него единственно имеет смысл в этой жизни.

Анна Леонтьева

— Напомню, что сегодня с нами и с вами игумен Лука Степанов, настоятель Спасской Пронской пустыни в Рязанской области, заведующий кафедрой теологии Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина. Отец Лука, ну вот то, что вы говорите, отсылает меня к той небольшой беседе, которую мы имели перед эфиром, что в советские годы, в которые, в общем, мы с вами выросли, мы в программе советской как бы имели всю ту классику, которая, собственно, может быть, во многом... ну, не всю ту классику, да, что-то было запрещено, но какие-то все-таки ориентиры были. Мы проходили Достоевского, мы читали, там Лескова, мы прошли по тем как бы вехам, которые, может быть, всё-таки души могли подготовить к восприятию религиозности.

иг. Лука (Степанов)

— Только при условии вашего уже навыка самостоятельного мышления. К сожалению, всё было так политизировано и это ... соцреализм — это же не просто реализм. Соцреализм — это классовое отражение каких-то реальностей.

Анна Леонтьева

— Ну да, толкование было другое.

иг. Лука (Степанов)

— Да, толкование, конечно. «Луч света в тёмном царстве», все Чернышевские, Добролюбовы, которые отравляли русскую литературу и пространство. Критики как раз конца XIX века, очень сильно влияя на молодёжь, они ведь были, в своём роде, законодателями мод. И Белинский, от которого восхищались поначалу, особенно наши действительно великие писатели. Так вот, они, разумеется, уже бредя будущей революцией, не любя самодержавие православное, не любя Церковь, они, конечно, уже искренне негодовали против Николая Васильевича Гоголя с его «Выбранными местами из переписки с друзьями», Лескова, мы с вами, всё-таки, кроме «Левши» ничего мы не слышали в средней школе.

Анна Леонтьева

— У меня просто была бабушка учительницей литературы, поэтому мне больше доставалось. (Смеется.)

иг. Лука (Степанов)

— Это другое дело, когда уже действительно некоторые искренне любящие. У нас тоже в ГИТИСе такие были чудные преподаватели русской литературы. Я сейчас вспоминаю, конечно, совершенно церковные люди со здоровым и просвещенным таким сознанием.

Анна Леонтьева

— Церковные люди?

иг. Лука (Степанов)

— Конечно, несомненно. Я вспоминаю такое, мы ее называли «матрёшка» между собой. Она была по форме действительно матрешечка, в платочке ходила всегда. Уже в годах, приятная дама. Но что она любовь к древнерусской православной литературе нам прививала, конечно, мы были тогда поверхностные такие восприятели. Но все равно кое-что получалось у них. У нас даже философ был, замечательный человек, какой-то широкий, международный весь, но удивительное нам наставление предлагал, вот, говорит: «Вы все в актёры лезете, хотите быть оригинальными, ни на кого не похожими, хотите индивидуальность какую-то свою заявить для всего человечества, и чтобы вас уже узнали. Я вам совет дам: изберите духовность! Никого не будет рядом с вами хоть чуть-чуть на вас похожим...

Анна Леонтьева

— Вот она оргинальность!

иг. Лука (Степанов)

— ..попробуйте двинуться не по форме какого-нибудь там вашего — прически сбоку-набок, не по какому-то вашему маночку там, — как это называлось, — или какой-то изюминке в каком-то характерном персонаже, что вы так будете или сяк, или какая-то ещё ваша стать какая-то будет. Изберите духовность! Вот попробуйте продвинуться в этой области не плотского и чувственного, а того, что составляет основу». Причем даже он не декларировал христианскую, а вот именно нечто такое высокофилософское, как философия, как и любовь все-таки к премудрости.

Анна Леонтьева

— К истине.

иг. Лука (Степанов)

— Да, собственно, к истине, к ней и стремлении. И это на меня произвело впечатление, тем более от него я тогда услышал впервые и повествование о Давиде и Голиафе, о том, как победа достается вовсе не в связи с техническим превосходством или количеством...

Анна Леонтьева

— Экипировкой.

иг. Лука (Степанов)

— Да, а только в связи с искренним недоумением в то, что как может этот необрезанный филистимлянин безнаказанно поносить войско Бога живаго. И дальше, что уже оказалось под рукой, но оно становится победоносным ради той веры, с которой идёт на сражение этот юноша белокурый и бесстрашный, потому что с ним Бог.

Анна Леонтьева

— Да, и Бог добавляет силу вот в этот маленький камушек, который он...

иг. Лука (Степанов)

— Ну, он, собственно, Бог всё обеспечивает, как и Александр Суворов подтверждал: «Молись Богу, от Него победа!» И для него тоже не было сомнения о том, что только молитва ко Христу, тут уж конкретности есть и в нашей русской жизни, в тезисах Александра Суворова, что, несомненно, победа даётся Богом, но в связи и с терпением, и с добрым произволением, верой, упованием, которым должен быть руководим воин.

Анна Леонтьева

— Ну вот вы сказали про этот совет вашего мудрого учителя выбрать духовность, и я понимаю, так вот мысленно пролистывая великих актёров и прошлых десятилетий, и нашей современности, вот те, которые действительно такие глубоко верующие люди, они сильно отличаются даже вот в этой среде.

иг. Лука (Степанов)

— Ну, сильно верующих в этой среде, да вообще...

Анна Леонтьева

— Есть, есть.

иг. Лука (Степанов)

— ... найти-то, конечно, можно, но сама среда, она всё-таки по своим каким-то законам как-то и воспитывает, и действует. Ну вот когда описывает Александр Сергеевич образование Онегина, ну так это прекрасно. В общем-то и языки он знает, и историю он знает, и философию он знает, и риторику он знает. Вообще-то совсем неплохо.

Анна Леонтьева

— «Да помнил, хоть не без греха, из „Энеиды“ два стиха».

иг. Лука (Степанов)

— Вот представьте!

Анна Леонтьева

— Я все время в школе читала, думаю, ну ничего себе он из «Энеиды» два стиха знал.

иг. Лука (Степанов)

— А Татьяна, кстати, вообще на французских романах воспитана просто, и никто этого не скрывает. Но тем не менее, откуда в них берется, ну особенно в ней, исключительно православные основы ее личности и какие-то по жизни самые важные решения принимаются исключительно в связи с христианским мировоззрением. Я к тому, что все-таки среда нашей творческой интеллигенции, к сожалению, формируется все-таки на такой почве крайнего плюрализма и какого-то релятивизма, нравственного разнообразия. Ну, а что нам делать еще, если у нас до сих пор памятники, изваяния главного экстремиста XX века, при разговорах о борьбе с экстремизмом...

Анна Леонтьева

— Владимира Ильича?

иг. Лука (Степанов)

— Разумеется! Если у нас при всех разговорах о необходимости сохранения спокойствия, стабильности этого общества — нашего народа, объединенного общим духом, верностью нашим традициям, а при этом остается для полной дезориентации. Но если это хорошо, если это нормативно, если это показательно, все-таки скульптуры, которые стоят на главных площадях по-прежнему почти всех наших городов — это показатель того «что такое хорошо и что такое плохо». Это не просто наша история. Много, что было в нашей истории: и того, и сего. Ну, если у нас в Рязани стоит этот Ильич на месте часовни в память Александра III, посвящённой Александру Невскому. Где у нас история? История в том, чтобы возродить наши духовные ценности и традиции, и восстановить эту часовню, а не в том, чтобы по-прежнему беречь. И второй раз, кстати, у нас в 1993 году сняли Ильича, а в 1997 обратно поставили по народной просьбе. Вот какая ситуация. И этот плюрализм, к сожалению, ну, очень нередко можно услышать. Сейчас, конечно, замечательные события свершаются и в наше время, уже вот четвертый год прошел, как у нас в ГИТИСе на актерском факультете есть предмет — история религий народов Российской Федерации, прежде всего. И это распоряжение президента, причем оно поступило через два года после того, как у нас уже начался этот курс, причем, видите, в таком особенно показательном, у всех на виду институте. Ну, видите, добрая воля ректора, где она есть!

Анна Леонтьева

— Это вместо наших партийных вот этих, да, предметов?

Иг. Лука (Степанов)

— Ну, да, видимо, так. Ну, хотя бы что-то.

Анна Леонтьева

— У нас на журфаке МГУ был предмет под названием «Теория и практика партийно-советской журналистики». И поскольку это произнести было невозможно, то он назывался «тырпыр». И такая вот была брошюрочка, я очень хорошо помню, что... да, это было очень нелегко сдать по нему зачёт.

иг. Лука (Степанов)

— Да-да-да, просто всё надо с учётом партийных решений, этой линии партии, вместе с ней.

Анна Леонтьева

— Ну хорошо, отец Лука, вот сейчас наши студенты уже не обременены — никаких вот этих «тырпыров», у них нет никаких партийных вот этих дел, и как это влияет на их волю? Так сказать, постигать, интерпретировать литературные произведения с той точки зрения, которая была вложена автором, не знаю, читать Достоевского и понимать, о чём говорит Достоевский, о чём он пишет и какие закладывает смыслы. Читать Пушкина и понимать, что был как бы верующим человеком, да.

иг. Лука (Степанов)

— Нужен путеводитель. Никак без Вергилия, который бы тебя водил по кругам ада и рая — никак не обойдешься.

Анна Леонтьева

— Вспоминаю о Данте, да.

иг. Лука (Степанов)

— Тут у нас прошла популярным очень таким веером информация о том, что и в Европе, и в Соединенных Штатах происходит массовое обращение в христианство. Молодежь идет в храмы, утомленные всей этой бездуховностью и развалом вокруг. Вот какие-то цифры очень убедительные о том, что и в Соединенных Штатах, и там и сям. Не сказано впрямую о православии, но вот христианство становится всё более привлекательным для молодёжи. А я на это думаю: без проповедующего, что можно усвоить? что это за такая добровольная... такое выбрасывание дельфинчиков на берег из этого моря суеты земной и страстей, и пороков, в которое вся мировая культура всё-таки стремительно сама катится и тащит своих товарищей, вернее, своих современников?

Анна Леонтьева

— Хороший образ дельфинчиков, да. Им нужна какая-то вода другая?

иг. Лука (Степанов)

— Другая вода нужна, точно. Вот и чтобы самим как-то восчувствовать необходимость, конечно, всякое бывает. И как Достоевский в рассказе старца Зосимы о своей молодости в «Братьях Карамазовых», вот недавно «Дни Достоевского» были в Оптиной пустыне, и я сподобился тоже поучаствовать, и освежить в памяти кое-что из страниц. И вот он же вспоминает, Зосима, прежде своего собственного обращения, смерть своего старшего брата Маркела, который, поднаслушавшись современных каких-то там собеседников, полностью потерял веру в юношестве. А потом, когда он заболел тяжело и ему оставалось до смерти, он понял, что дни его сочтены. И он вдруг так переменился, и эта перемена сделала из него какого-то блаженного. Он стал просить у всех прощения, все перед всеми виноваты. Это он услышал ещё от своего Маркела. Это потом уже как какое-то прозрение.

Анна Леонтьева

— Да, ему самому... вошло в него.

иг. Лука (Степанов)

— Оно уже усвоилось и дальше вот этой бесконечной нежности ко всякому ближнему, которая является и признаком веры во Христа, и равной заповеди любви к Богу и любви к ближнему, которые вырастают в душе человека только параллельно. Если что-то недорастает, значит, чего-то нету, и другое — говорить о любви к Богу, если ближнего не любишь — невозможно. И о любви к ближнему: невозможно подлинно его любить, если ты не любишь в это же время Бога, который и создал ближнего, и образ и подобие Свой запечатлел в нём, и так далее. Получается, что эта перемена совсем нежданно, внезапно произошла. Не по причине какого-то педагогического вторжения или того, что кто-то что-то прочитал, а по причине собственного смягчения сердца, покаянного какого-то чувства. У нас, знаете, в богословии первые занятия касаются темы естественного богопознания, то есть тех первых шагов в вере, которые каждый вынужден сделать только сам. И никто за него это не сделает. Никто, ни за кого не может признать неслучайность мира бытия, ну потому что это надо быть очень упертым, добровольно упертым в том, что всё развелось само собой из ничего, и само себя развило.

Анна Леонтьева

— Меня тоже поражает.

иг. Лука (Степанов)

— Это гениально просто и идиотски стопроцентно! Но это, как считается научным мировоззрением — теория Большого взрыва. Дело даже не в том, от обезьяны ли человек, или нет. Кто-то, может, и остался в достоинстве обезьяны. Но в том, что материя и есть сам развивающийся Бог, который Сам Себя от более простых к более сложным формам, имея какое-то божественное могущество, доразвил до меня любимого, и я и есть тот самый развивший сам себя Бог. Поэтому ко мне какие вообще вопросы, какие там нравственные требования? Я что хочу, то и ворочу. Конечно, в чистом виде демоническая такая история, а она воспринимается как будто подобие чего-то наукоподобного. Как будто это реальность может в этом состоять.

Анна Леонтьева

— Надо быть очень верующим человеком, чтобы быть материалистом. Надо быть прям таким сугубо верующим, как говорится в православии. Продолжим этот разговор, напомню, что сегодня с нами и с вами игумен Лука Степанов, настоятель Спасской Пронской постани в Рязанской области, заведующий кафедрой теологии Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина. У микрофона Анна Леонтьева, мы вернёмся к вам через минуту.

Анна Леонтьева

— Продолжается «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. У нас в гостях наш дорогой любимый гость — игумен Лука Степанов, настоятель Спасской Пронской пустыни в Рязанской области, заведующий кафедрой теологии Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина. У микрофона продолжает быть Анна Леонтьева. Вот мы недаром сегодня с отцом Лукой упоминаем вот эту его вторую ипостась — заведующий кафедрой теологии Рязанского государственного университета, потому что сейчас говорим о том, что приводит вообще молодёжь к вере из культурного нашего наследия. Вот вы в первой части, отец Лука, сказали, что массовый, как по вашим сведениям, приход западной молодёжи в церковь ещё не означает, что... Я так интерпретирую вашу мысль: ещё не означает, что они действительно приходят к христианству, потому что вот этот Вергилий, который должен сопровождать, да, и пояснять, что, и где, и как. Его, может быть, вот в этот момент нет. Но что делать тогда, как? Ведь это не только западная, простите, история.

иг. Лука (Степанов)

— Да-да, и тем более апостол Павел сам подтверждает эту мысль, говорит: «как уверовать без благовествующего; коль красны ноги благовествующих мир». И я вот чуть выше начал вот это рассуждение о естественных путях Богопознания, успел сказать о необходимом признании тварности — сотворенности всего нашего бытия, включая тебя самого. А второе — это как раз обнаружение и признание нравственного закона, который общеобязателен для всех, и только когда ты его признаешь таковым, тогда тебе открывается твоя собственная к нему неисполнительность в отношении его — твоя собственная поврежденность. И тогда ты только рождаешь покаяние в твоем сердце. Оно органично рождается от признания вот этого самого общего нравственного закона — закона любви, в котором ты чувствуешь себя никем другим, как нарушителем. Это чуть-чуть и толкование на Достоевского, которого мы чуть-чуть приводили ранее. Что это за перемена в человеке? А просто ему открывается этот закон любви, который несомненно имеет Законодателя. Не может быть никакого особенно нравственного закона у этой формы существования белковых тел, развившейся из ничего и ставшая... сделавшая сама себя всем. А, разумеется, если мы представляем некоторый закон и начинаем его чувствовать, что это закон любви в природе, в мироздании, в человеческой душе некоторым образом установлен. И тогда ты видишь себя в крайней неисправности в отношении его. И вот тебе органичное рождение простых и кротких слов «Господи, помилуй». А вся проповедь Христа Спасителя в Евангелии укладывается в четырёх словах. В начале Евангелия эти слова Иоанн Креститель произносит, и в последствии сам Господь: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное». Всё то, что связано для нас с преодолением власти греха и смерти, всё то, что связано для нас с понятием счастья, что связано с понятием вечного бытия — вот оно, рядышком, путь к нему, дверь к нему — покаяние. И вот это покаяние, оно... Вот мы сейчас этот механизм, я попытался озвучить как раз в этом втором способе естественного богопознания, из признания нравственного закона, который вдруг человек начинает чувствовать. И лучшие произведения мировой литературы, конечно же, дают вот это благоухание нравственного совершенства, которое стало причиной создания мира и которое отпечатлелось в душах человеческих. Хочешь ты этого или не хочешь, пока ты к этому не имеешь вкуса, пока твое обоняние забито никотином, выхлопными газами...

Анна Леонтьева

— Интернетом.

иг. Лука (Степанов)

— ... пока твое обоняние настроено, конечно, на суету века сего, на вот эти решения Вавилонской программы, на построение Вавилонской башни — увековечивание своего имени, утверждение своей воли, своих пожеланий. Пока ты не сказал «Господи, да будет воля твоя», вот остаёшься, как после ковида народ наш прочувствовал, что значит лишиться обоняния: Что-то я ничего не чувствую, — Угощайтесь! — Тут, правда, немножко запашок, — А я, вы знаете, с тех пор ничего не чувствую.

Анна Леонтьева

— Очень удобно, знаете ли. (Смеются.)

иг. Лука (Степанов)

— Вот, и это, как говорится, развязывает руки.

Анна Леонтьева

— Хорошо, вот вы, кстати, очень в первой части программы очень хорошее сказали слово про Достоевского, которое вы сказали — слово нежность. И для меня вот вся суть вот этих произведений многочисленных, которые мы читали, она именно вот в этой нежности: «Трости надломленной не переломит». И вот эта нежность, она как-то... Если вот убрать Достоевского, убрать вот ряд таких классических произведений, она как будто покидает этот мир. И главным образом, я говорю это, глядя на... Ну, это уже старческое ворчание, я понимаю, да. (Смеется.) Но все равно, глядя на молодых...

иг. Лука (Степанов)

— Нет-нет, это цитата апостола Павла, просто вами немножко интерпретирована: «Будьте предупредительны друг другу с нежностью, в почтительности друг друга опережайте» — это практический совет нежности. Попробуй быть понежней! Не вот в этом статусе звероподобного всё-таки такого разрушителя или добытчика, или какого-то эротического символа для человечества, потому что ты вот тогда из себя что-то представляешь: «Как он хорош! Икона стиля!»

Анна Леонтьева

— Смеется.

иг. Лука (Степанов)

— Никакого стиля, стиль дегенерации, разрухи. «Кротость ваша да будет известна всем человекам» — вот чудесный камертон. Поэтому, когда человек вдруг смягчается, смягчается к ближнему, и после, как Достоевский вспоминает, после ударов по лицу своего денщика, вот, как потом с нежностью к нему обращается. У Куприна, а не так уж много таких христианских мест, тоже этот самый Ромашов, тоже: «Брат ты мой!, — ему запах, вонь, которая исходит из этого нечистого, непомытого, непостиранного солдата — она ему не мешает. Уже со слезами и с нежностью обнять его, вот, и это как раз, я думаю, что наши великие пишут как вот то самое — прикосновение благодати к сердцу человека.

Анна Леонтьева

— Но вот всё-таки вы, отец Лука, заведующий кафедрой теологии, да, то есть молодёжь, с которой вы общаетесь, она уже ориентирована на христианство. Доводилось ли вам общаться с такой светской молодёжью? Задают ли вам вообще такие вопросы? Можете ли вы как бы отвечать на эти вопросы? Слышат ли вас?

иг. Лука (Степанов)

— Ну, у нас есть, конечно, батюшки самого высокого полёта. Птицы, которые просто блистательно и в стихах иногда на все эти юношеские вопросы отвечают. Есть у нас, слава Богу, в наше время чудесные пастыри, которые за словом в карман не лезут, а из их сердца оно сразу живо исходит, и вполне современное, и острое. Ну и мне приходится, разумеется, я ведь не только на теологии нашей преподаю, но уже упомянутый ГИТИС, и Московский энергетический институт, где мы имеем дело со студенчеством, только знакомящимся, глядящим на докладчика с бородой широко закрытыми глазами. Во всяком случае, с сердцем еще не вполне открытым для веры, а так, поэтому надо обязательно соблюсти не столько политкорректность, сколько образ ненавязчивости.

Анна Леонтьева

— Да, да, очень важно.

иг. Лука (Степанов)

— Мы тут недавно обсуждали с одним батюшкой — миссионером таким заметным. Он говорит, как торжество — только те случаи прихода к церкви и на службу даже, и на литургию, действительно достойны похвалы и восхищения, когда они это делают полностью самостоятельно. Я тут не во всем с ним согласился. Вот он критиковал всякую организационную форму, ну, такого принуждения, когда мы, ну, особенно в православных гимназиях, например. Ну, у нас есть день, я был четыре года директором, антикризисным директором православной гимназии в Рязани, так что я это дело тоже изнутри знаю, в том числе те порядки благочестивые, которые, в отличие от обычной школы в православной гимназии можно установить. Это подчеркивал, кстати, Святейший Патриарх Кирилл, о том, что как раз только в православных гимназиях можно реализовывать учебный процесс, при котором прививаются подлинные ценности христианские. Так вот, состоялась дискуссия как раз по поводу современной молодёжи у нас с этим батюшкой о том, что всякое принуждение потом возымеет противоположный какой-то результат. И пока они вынуждены подчиняться и придут на назначенную для всех литургию, хотя, конечно, у нас никогда не бывает, чтобы было назначено для всех Причастие. Бывает, то есть исповедь, например, принудительная. Понятно, мы до такого в любом случае никогда не доходим. И понятно, что в младших классах причащаются все в этот день. В средних классах причащаются большая часть. В старших классах большая часть не причащается. Такая общая диалектика почти неизбежная. Но бывают, конечно, исключения. Это, например, кадетские классы. Мы дружим очень с некоторыми из них, они регулярно семейными лагерями приезжают и в нашу обитель Пронскую, а когда мы планируем, например, какое-то богослужебное время для... среди их времяпровождения в монастыре. Говорю: Ну вот праздник там, накануне вечером всенощная, можно будет, кто желает, тогда пригласить поисповедоваться, чтобы уже на утро причащаться. Он говорит: Нет, отец Лука, так дело не пойдёт. Вы скажите чётко, когда надо, а у нас, когда надо, тогда все хотят. (Смеются.) Ну, это там, где есть...

Анна Леонтьева

— Но это военные, да, такие уже.

иг. Лука (Степанов)

— Воинский подход такой, да. А у нас все хотят, вот. (Смеются.) Ну, это тоже прекрасное в своём роде доверие, потому что для юности неизбежно. Я никак не согласился с батюшкой о том, что надо создать полную, как сказать, самоуправство, вот. И ты только должен дождаться и захлопать в ладоши, когда, наконец, он скажет: «А пойду-ка я приду! Ну, пускай-ка я приду!» То там один этот духовник, как называется в нашей гимназии, то там духовник один служит; пускай один служит, вот, мы не пойдем! И вдруг «Я пойду!», потому что я там чужую машину разбил, еще что-то там, есть какие-то доводы, почему и к нам в университетский храм, Татьянинский, у нас на территории Рязанского госуниверситета. Мы сейчас стараемся, есть такая вертушка, когда в первые числа сентября студенты знакомятся со всеми дополнительными различными организациями, которые есть в университете, молодежными всякими: клубами, театром, и другие. И последние годы обязательно они заходят и в храм. Поэтому со всеми знакомим, что вот это духовное сердце нашего университета, здесь вам всегда рады. Только в храме им, если холодно, чайку наливаем, если нет, то какого-нибудь лимонадика, конфеточки, сесть-посидеть среди этой вертушки. Они так немножко ошалелые — первокурсники, разных абсолютно светских специальностей. Я как раз про ваш вопрос. Но, конечно, впоследствии я вижу, что со мной как-то с теплотой здороваются те, кто хотя бы на минутку попали в наше...

Анна Леонтьева

— Атмосферу, да.

иг. Лука (Степанов)

— ... расположение, и мы успели за эти... там по несколько минут тратят на каждую станцию, в том числе эта станция есть и храм. И вот успеть в этот момент обратить их внимание на какую-то красоту икон, на просто любовь, которая к ним, их ждёт здесь, и внимание. И напомнить, что всё-таки не только у нас неприятности бывают материального характера, личной жизни, но и грехи, которые создают для души очень дискомфортное состояние. А здесь как раз и поисповедоваться самое, что ни на есть место. Но сказать, что последствия, уж сильно похаживают в храм наш университетский — совсем нельзя. Теологи ещё, понятно, по некоторой обязанности как раз, потому что если теологи уж не будут ходить на эти практические занятия, то уж куда деться? Кто истинно помолится, тот и богослов, как говорили наши чудесные отцы древности. Но, тем не менее, современное приобщение крайне сложно происходит, потому что и система среднего и высшего образования совершенно в ленинском духе, по-моему. К сожалению, его формулировка до сих пор и в Конституции есть о том, что Церковь отделена от государства, то есть она не имеет права, получается, даже влиять своим духом светлым на образовательную систему. И это подтверждается практикой, потому что вводится духовно-нравственная культура в 5-7 классе — это события этого года, с поправкой, добавление: преподавать должны учителя истории. Не теологи! Носители православной культуры, не батюшки образованные.

Анна Леонтьева

— О! Какая интересная поправка.

иг. Лука (Степанов)

— У нас батюшки теперь все бакалавры, они все семинарию заканчивают с государственным высшим образованием. Они могли бы! Да нет, сказано: только историки! Понятно, что историки у нас очень разной ориентации и частично из расформированных кафедр марксизма-ленинизма, и так далее.

Анна Леонтьева

— Напомню, что сегодня с нами и с вами игумен Лука Степанов, настоятель Спасской Пронской пустыни в Рязанской области, заведующий кафедрой теологии Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина. То, что вы сказали, это означает, что историки, которые идут преподавать вот эти духовно-нравственные предметы, они же изначально учились по выхолощенным...

иг. Лука (Степанов)

— Конечно.

Анна Леонтьева

— ... духовно-нравственным курсам истории.

иг. Лука (Степанов)

— Поэтому следующее событие, это мы тянем руку и говорим: Пускайте нас теперь к историкам! Преподавать им, давать им блок духовно-нраственных дисциплин, чтобы они потом это преподавали школьникам. У них же нет этого блока.

Анна Леонтьева

— Да, у них просто нет.

иг. Лука (Степанов)

— Да, и поэтому...

Анна Леонтьева

— То есть они как бы, простите, что вас перебиваю, они проходили исторические события, решения, не знаю, генералов, какие-то политические события, но внутри вот этот пласт духовной жизни...

иг. Лука (Степанов)

— История русской церкви...

Анна Леонтьева

— Чудес, Церкви, святых, которые обеспечивали победу зачастую, а не генералы. Этого они просто не знают.

иг. Лука (Степанов)

— Конечно. Да, например, высшее образование, тоже вроде бы лед тронулся, вроде бы исполнено распоряжение Владимира Владимировича от 2022 года о том, что у всех студентов должен быть предмет — история религии народов Российской Федерации, но как будто в насмешку. Только на кафедрах ввели с этого года, но только кто должны у себя ввести предметы? Теологи, религиоведы, которых кот наплакал по России, и философы, и какие-то историки академические, не педагогические, то есть практически те, у кого это и так есть. Теологи и так изучают эту историю религии, религиоведы тем более. Зачем нам вводить? Надо нашими силами ввести во всех направлениях образовательных, чтобы это было. Но это же какое-то засилье клирикализма — какая-то «Кабала святош»! Это минимальная информированность хотя бы! Но если среднюю школу заканчивает человек, не прочитав ни разу, не познакомившись с Евангелем, с каким бы то ни было комментарием.

Анна Леонтьева

— Ну да, хотя бы в целях, как я говорю, культурного развития. Ведь книжка-то, в общем, не толстая! Можно её освоить.

иг. Лука (Степанов)

— Наше просвещение России, ну это любят у нас сейчас, и Кирилла и Мефодия, и церковно-государственный праздник, и наши первопечатники. Но это же чем, собственно, вошла грамотность в наш народ? Исключительно Священным Писанием, но ничего другого не было! Никогда основой нашей грамотности, нашей мудрости, нашей народной духовной традиции — ничего другого не было. И сейчас позиция, разумеется, вот эта с 1917 года — антирусская, антихристианская, антиправославная, к сожалению, она остается как какая-то нейтраль такая, то есть то, что в любом случае сбалансировано. Как это сбалансировано, если это валяется глубоко в канаве придорожной? А вовсе не является содержанием дороги, которая ведет в будущее светлое.

Анна Леонтьева

— Отец Лука, но всё-таки вот зацепившись за ваше замечание о том, что вы общаетесь со светскими студентами таких серьёзных вузов, вот доносить до них какую-то христианскую мысль можно через всё-таки классику, через Достоевского, о котором мы говорим, или всё-таки можно как-то их сподвигнуть прочитать Евангелие? Вот как это сделать? Как такую харизму проявить, что вот никак нельзя не прочитать?

иг. Лука (Степанов)

— Вернусь к 22 беседе святителя Василия Великого. Он говорит, конечно, цель — это плоды на всякой ветве. Поэтому всё духовное, даже малое духовное — бесконечно дороже всего душевного. Это его так примерные формулировки. Но, говорит, на ветве, кроме плода, бывают и листья, и они нужны и для того, чтобы попитать этот назревающий плод, а во-вторых, для того, чтобы просто было красиво, говорит он. И поэтому это душевное прежде нужно, может быть, и прежде того, чтобы мы ожидали плода и дали бы духовное уже. Поэтому я всей душой сейчас, моё наибольшее время какого-то миссионерского служения — оно обрело форму сотрудничества с моей первой специальностью. Я читаю поэзию нашу русскую великую, и молодежи с большим воодушевлением. И Бориса Пастернака, особенно «Доктора Живаго», стихи доктора Живаго, и «Маленькие трагедии» Пушкина — это величайшая нравственная литература, это просто миссионерское произведение. А уж «Пир во время чумы», по-моему, просто написано для исполнения священником. Ну, может быть, конечно, с драматическим образованием тут, может быть, не всякому батюшке... сложилось, но появление старого священника на этапе, может быть, высочайшего напряжения, разгула, когда Вальсингам заканчивает: «... хвала тебе Чума/ Нам не страшна могилы тьма/ Не страшит твое призвание!/ Бокалы пеним дружно мы/ И девы-розы пьём дыханья,-/ Быть может ... полное Чумы!// Безбожный пир, безбожные безумцы!/», — появляется старый священник. Некоторые критики усматривают в этом продолжение диалога Александра Сергеевича со святителем Филаретом Московским. За два года до этого была вот эта переписка знаменитая: «Дар напрасный, дар случайный, ...»; «не напрасно, не случайно ...». И ответ уже Пушкина: «И внемлет арфе Филарета», — потом на Серафима было исполнено: «В священном ужасе поэт». И Пушкин пишет эти «Маленькие трагедии», как покаяние, причем народное покаяние от имени всей просвещенной нашей русской общественности того времени, зараженного через окно, прорубленное в Европу, сквозняком оттуда, конечно, надутым. И вот это обличение, эти призвания Вальсингаму со стороны священника звучат удивительно современно, сначала он говорит по-евангельски: Я заклинаю вас святой кровью Христа, пролитую за вас, прервите пир чудовищный. Придите в себя! Мы же все смертные, мы же все должны подумать об исходе. Не работает! Вальсингам, ты ли это! Три недели тому назад, мать, хоронивший и рыдавший над её гробом — не работает! Он говорит: Тень матери не выведет меня отсюда. Не хочу, не должен я за тобой идти. И последний козырь, которым победоносно бьёт уже священник — это упоминание о жене. А я не зря читал это произведение во время праздника как раз Петра и Февронии Муромских на «Русском Парнасе». Это такой там фестиваль замечательных музыкальных коллективов, и мне там предоставили площадку тоже для поздравлений с праздником, и так, ну, что-то на мой вкус. Потому что третий довод священника: Матильды, чистый дух тебя зовёт! И это уже выбивает председателя, и он впадает уже в какое-то мистическое видение светлого мира, то есть самого нежного мира, той благодати Божьей. И говорит уже, как бы скрыть от её глаз то, что происходит сейчас здесь. Но это невозможно! И тогда уже его собутыльники кричат: «Он сумасшедший, — Он бредит о жене похороненной!» А это доказательство того, что брак нерасторжим, что единство любящих душ, почему к Петру и Февроне-то это вполне привязано, и священник расстаётся с ним, остающимся в глубокой задумчивости, уже с особыми полными любви словами: «Спаси тебя Господь! Прости, мой сын». Он называет его сыном своим!

Анна Леонтьева

— Да.

иг. Лука (Степанов)

— И с молитвой о нем уходит, и очевидно, что председатель остается уже совсем не таким же, каким мы его встречаем вначале. Это чудесно — помочь немножко это переживать — чуть-чуть направить мысль перед чтением, иногда даже остановившись, все-таки мы не артисты-исполнители, а мы преподаем тот материал, написанный автором.

Анна Леонтьева

— Поговорить, побыть Вергилиями.

иг. Лука (Степанов)

— Даже где-то по ходу дела, да, что-то уточнить. А вы смотрите сейчас-то, например, надо хотя бы эти три довода священника помочь отследить. Сначала в чистом виде Евангелие и Крест Христов. Но это не доходит, это не впрямую работает. А потом вот эта реальность связи с семьей, с любимыми, которые уже по ту сторону жизни — в той жизни вот, оставляют уже человека в реальном чувстве покаяния. Он приходит уже, это слова покаянные: о, если б скрыть от неё всё то, что сейчас здесь происходит. И он, очевидно, уже плачет о своих грехах. А это и есть встреча с Богом, блаженны кающиеся, как назвали Фёдора Михайловича Достоевского, ну, сам старец — преподобный Амвросий Оптинский: Этот кающийся. Поэтому он изображен ныне на этой тропе покаяния, его скульптурное изображение на тропе в сторону скита Оптинских старцев.

Анна Леонтьева

— Слушайте, как вы замечательно рассказали. Ведь в прямую не рассказали, что, собственно, с молодёжью делать, но сразу я вовлеклась вот в этот ваш образный рассказ и понимаю, насколько он раскрывает сердце и насколько он универсален по отношению к молодёжи, к взрослым людям.

иг. Лука (Степанов)

— Да, «Пир во время чумы». Нам нового ковида не надо, чтобы опять почувствовать, насколько мы хрупкие и насколько занимаемся всё-таки не совсем тем, чем надо.

Анна Леонтьева

— Спасибо огромное, отец Лука! Как всегда, очень вдохновенный и очень наполненный получился разговор. Напомню, что сегодня с нами и с вами игумен Лука Степанов, настоятель Спасской Пронской пустыни в Рязанской области, заведующий кафедрой теологии Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина. Спасибо вам большое.

иг. Лука (Степанов)

— Вас благодарим, Анна. Храни, Господь, друзья.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Наследие протоиерея Иосифа Фуделя». Надежда Винюкова
• «Рождественская сказка». Священник Федор Лукьянов, Светлана Феодулова
• «С.С. Аверинцев». Егор Агафонов

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов