Корней Чуковский «Александр Блок как человек и поэт»

Поделиться

В 2010-м году издательство «Русский Путь» переиздало книгу Корнея Чуковского под названием «Александр Блок как человек и поэт» – отдельным томиком.

Первое издание этой книги могло выйти ещё при жизни Блока, но появилось уже после его кончины. А потом – семь десятилетий забвения, а проще говоря – запрета.

Заветная книга Чуковского надолго ушла из читательского оборота, – впрочем, как и многое другое из написанного в начале прошлого века Корнеем Ивановичем для взрослых. Что же именно не смогла пережить советская цензура – из того, что пытался разглядеть в личности и поэзии Александра Блока его горячий почитатель и собрат по искусству – литературный критик Корней Чуковский?

«…Разве мы не стремимся увидеть в нем именно то, чего никто, кроме него, не имеет, то редкостное и странное нечто, которое носит наивное, всеми забытое, конфузное, скомпрометированное имя: душа.

Конечно, кое-кому может показаться – теперь – это слово неподходящим, старомодным, провинциальным. Знаю, что неуместно говорить о душе, пока существуют такие благополучные рубрики, как символизм, классицизм, романтизм, неоромантизм и прочее.

…Молчите, проклятые книги!

Я вас не писал никогда! –

воскликнул он в позднейших стихах, едва только ему представился тот внушительный труд, который благополучно напишет о его неблагополучной душе какой-нибудь ученый историк…»

Это был голос самого Корнея Ивановича Чуковского, который, можно сказать, «контрабандой» записал для истории фрагменты чтения из своей старой книги.

Правда, сожалея о прошлых и современных ему критиках, относящихся к поэзии исключительно как к материалу, – он так и не сумел повторить фразу о том, что «они-де и без того наказаны Богом».

Но в остальном – он повторился слово в слово, воскрешая в пожилые годы – свой молодой текст, – не утративший, как я чувствую, ни актуальности, ни любви к поэзии Блока, ничего.

«…читая его, мы забывали следить за ухищрениями его мастерства.

Мы читаем и говорим: “Там человек сгорел”, а виртуозно он горел или нет, забываем и подумать об этом. “Там человек сгорел”, такова тема Блока: как сгорает человек – от веры, от безверья, от отчаяния, от иронии, и, естественно, эти стихи  казались не просто стихами – но болью. Для читателя это не просто произведения искусства, но дневник о подлинно переживаемом.

Но только по внешности это был мрачный дневник, а на деле – радостный, потому что Блок, несмотря на все свои мрачные темы, всегда был поэтом радости. В глубине глубин его поэзия есть именно радость – о жизни, о мире… Поэт всегда говорит миру да, даже когда говорит ему нет…»

Обмолвлюсь, что фраза «В глубине глубин его поэзия есть именно радость – о жизни, о мире…» – в 1924 году заканчивалась ещё одним «о»: «…о Боге».

Произнести в 1960-е на микрофон это Слово – Корней Иванович не решился.

Слушая чтение Чуковского из своей – надолго запрещенной советской властью – книжки, я думал о том, что и сегодня слово «душа», о котором Корней Иванович говорил в начале программы, нередко остается для нашей научной среды – словом «забытым» и «наивным».

Но жизнь показывает, что даже в такой специфической области словесности, как критика  – то есть, в «литературе о литературе» – выживают лишь те труды, которые и сами содержат в себе это «конфузное и скомпрометированное имя» – душу.

…Как, например, старинная книга Корнея Чуковского об Александре Блоке.