
Гостем программы «Исторический час» был доктор исторических наук Сергей Алексеев.
Разговор шел о судьбе одного из правителей Руси конца 11-го века — князя Олега Святославича, прозванного в «Слове о полку Игореве» «Гориславичем». Жизнь князя Олега была наполнена многочисленными событиями, кровавыми междоусобными войнами, борьбой за власть и княжеские уделы.
Каким был князь Олег Святославич в начале своей жизни и каким стал к ее концу — об этом шел разговор в этой программе.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Д. Володихин
— Здравствуйте дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. И сегодня мы поговорим об одном знаменитом герое древнерусской истории, а заодно и о человеке, о котором весьма скверно отозвался автор «Слова о полку Игореве» — это князь Олег Святославич, прозванный своими современниками «Гориславичем», и говорится о нем в «Слове о полку Игореве», как о великом крамольнике, человеке, который затевал междоусобия без конца, как будто ему все это было по нраву. Для того, чтобы разобраться в хитросплетениях интриг, войн и большой политики XI–XII столетий на Руси, мы пригласили к нам в студию доктора исторических наук, председателя историко-просветительского общества «Радетель» Сергея Викторовича Алексеева. Здравствуйте!
С. Алексеев
— Здравствуйте!
Д. Володихин
— Традиционно в начале мы говорим о главном персонаже этой передачи через визитную карточку: буквально три-четыре фразы, которые должны бы охарактеризовать этого человека так, чтобы наши уважаемые радиослушатели, когда заходит о нем беседа или сетевая полемика, сразу бы могли вспомнить самое главное.
С. Алексеев
— Олег Святославич — князь, живший на заре эпохи усобиц, немало способствовавший их разжиганию, и в то же время закончивший свою жизнь вполне лояльным блюстителем единства Руси и борьбы ее с внешними врагами.
Д. Володихин
— Ну, то есть, иными словами, есть у этой повести примерный христианский финал.
С. Алексеев
— Есть. В общем, из этих противоречий сплетена вся эпоха, и многие известные нам и менее известные ее персонажи одновременно могут быть названы и крамольниками, и в то же время старавшимися искупить свои грехи благочестивыми христианами.
Д. Володихин
— Но в некоторых сказывался возраст, в некоторых — вера, а в некоторых — отсутствие возможностей. Что тут скажешь, Древняя Русь — место, где люди любили рубить друг друга, и в то же время любили отдавать себя Богу, как иноки. Все было. Давайте поговорим об этом человеке. Олег Святославич — это, очевидно, тот случай, когда дети наследуют дороги, которые выбрали их отцы в какой-то степени. Очень многое в его судьбе заложено поколением его батюшки и его братьев.
С. Алексеев
— Олег был одним из сыновей в довольно многочисленном семействе Черниговского, а в конце жизни — великого Киевского князя Святослава Ярославича, сына Ярослава Мудрого. Святослав владел не только Черниговом по разделу, произведенному отцом, но и другими обширными землями на востоке Руси, собственно, вплоть до Ростова, до Северо-Восточной Руси включительно и был фактически одним из правителей Руси в составе так называемого «триумвирата Ярославичей» вместе со своим старшим братом, великим Киевским князем Изяславом и младшим братом Всеволодом. Вместе князья начинали борьбу с кочевой половецкой опасностью, вместе принимали новое законодательство — «Правду Ярославичей», запретившую кровную месть, и в то же время зафиксировавшую новое уже сословное расслоение древнерусского общества. Вместе устанавливали почитание святых Бориса и Глеба, покровителей Руси и Русского княжеского дома...
Д. Володихин
— А потом передрались.
С. Алексеев
— Ну вот, собственно, да, расхождения между братьями начались уже довольно рано, и с середины 60-х годов Русь охватили усобицы, сначала князей против их племянников и их родственника, полоцкого князя Всеслава, на этом фоне трения между Святославом и старшим киевским братом Изяславом возрастали, и, в конце концов, Святослав, скорее всего, несправедливо обвинив Изяслава в том, что тот сговаривается с их врагами, вместе с третьим братом Всеволодом сверг старшего братца с престола и изгнал его с Руси.
Д. Володихин
— Но помер рано. Изяслав вернулся.
С. Алексеев
— Да, Изяслав вернулся, и это, конечно, было весьма драматично для многочисленных сыновей Святослава.
Д. Володихин
— Изяслав со Всеволодом фактически разделили то, что имел Святослав, и дети его остались на бобах.
С. Алексеев
— Дети его остались, мягко сказано еще «на бобах», объективно это была расправа — их лишили всех их уделов. Олег, князь тогда Владимиро-Волынский, который в связи с этими событиями впервые упоминается в летописи, был вызван к своему дяде Всеволоду в Чернигов, отцовский его удел, которым Всеволод завладел, и там фактически оказался под арестом.
Д. Володихин
— Но его хотя бы кормили и не лишили жизни.
С. Алексеев
— Да, его старший брат Глеб был изгнан с Новгородского княжения, бежал в Заволочье, то есть в восточную часть новгородской земли, где был убит местными жителями, так называемой чудью. А еще один их брат, Роман, сидел в Тмутаракани, в далеком южном княжестве, сидел тихо. И, собственно, это единственное, что осталось у Святославичей.
Д. Володихин
— Забавная штука, многое в жизни решается естественным путем: уводит Бог старших, их место занимают младшие. Но тут, видите ли, проблема: ушел Изяслав, на его место сел Всеволод. Святослав помер раньше. И после того, как Святослав преставился, детям трех различных великих князей киевских надо было переделить как-то между собой Русь.
С. Алексеев
— Ну вот Всеволод и Изяслав переделили Русь так, что их племянникам, собственно, и изначально племянникам от других братьев мало что оставалось или вообще ничего не оставалось, а теперь и Святославичи оказались в этой роли безземельных князей.
Д. Володихин
— Там ведь была целая война.
С. Алексеев
— Да. Здесь выступает еще один персонаж на сцену, как раз один из племянников от других братьев, — князь Борис Вячеславич, внук Ярослава Мудрого, сын рано очень умершего смоленского князя Вячеслава, видимо, все это время где-то ходил, искал себе какой-то земли, как и некоторые его двоюродные братья, мы знаем о таких историях. В разгар вот этого передела русских земель он на несколько дней захватывает Чернигов, потом изгоняется оттуда, потом оказывается в Тмутаракани, и там вместе с ним оказываются Роман и Олег Святославичи.
Д. Володихин
— Это вот какой год? Там, помнится, было огромное сражение на Нежатиной Ниве.
С. Алексеев
— Да, это 1077 год, а в 1078 году Борис и Олег, то, что как раз очень ярко описано в «Слове о полку Игореве» в экскурсе в прошлое, в 1078 году Борис и Олег с огромной ратью появляются в пределах Руси, идут на Чернигов и Киев. Что здесь важно: Тмутараканское княжество не имело огромной рати своей, и Роман-то сам остался в Тмутаракани, ему нужно было держать город.
Д. Володихин
— Помахал рукой товарищам и родичам своим.
С. Алексеев
— Он потом выступит на сцену, и для него было бы лучше не выступать. Борис и Олег пришли с войском, и войско это большей частью, — это был первый такой случай в истории Руси, если говорить конкретно о половцах, — состояло из половцев. Предыдущий случай, когда войско князя, боровшегося за Киев, состояло большей частью или даже целиком из кочевников, было во времена Святополка Окаянного.
Д. Володихин
— Не самая хорошая аналогия.
С. Алексеев
— Конечно, половцев ещё за год до этого впервые князья позвали участвовать в усобицах. Владимир Мономах, сын Всеволода, ходил с ними в Полоцкую землю. Но это был просто вспомогательный отряд. Ничего хорошего, всё равно, использовать язычников и степняков в войне между христианскими князьями, но, по крайней мере, это не было наведение целой половецкой орды на русскую землю, что фактически сделали Борис и Олег. В первое время им сопутствовал успех, но вот действительно на Нежатиной Ниве произошло генеральное сражение между войсками их дядьёв, Изяслава и Всеволода, и, соответственно, Бориса и Олега, которые хвалились тем, что завоюют всю Русь.
Д. Володихин
— Это было какое-то огромное страшное сражение, не из числа каких-нибудь междоусобных стычек, а из числа сражений, которые открывают или закрывают эпоху.
С. Алексеев
— Ну да, и мы об этом можем судить по количеству погибших знатных людей, а самое главное, что попало в летописи — то, что два князя, по одному с каждой стороны, погибло. И если со стороны пришедших с левого берега, вот этой самой половецкой и немного русской рати погиб Борис, главный зачинщик усобицы, то с киевской стороны погиб великий князь Изяслав.
Д. Володихин
— Ну, на киевской стороне было кому его заменить — сел третий сын, Всеволод, отец Владимира Мономаха.
С. Алексеев
— Последний оставшийся в живых сын Ярослава Мудрого взошел на отцовский и дедовский престол. Олег бежал, в следующем году он лишается ещё и родного брата Романа, собственно, предпоследнего брата, который у него оставался. Остался ещё сводный брат Ярослав, который тогда жил в Германии со своей матерью. Роман решил взять реванш за поражение, выступил с половцами на Всеволода, но половцев по дороге перекупили, и они убили Романа.
Д. Володихин
— А не гонялся бы ты, брат, за дешевизною.
С. Алексеев
— Олег, по идее, унаследовал Тмутаракань, но очень ненадолго, потому что перекупили, видимо, не только половцев.
Д. Володихин
— А я хотел бы напомнить вам, уважаемые радиослушатели, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях доктор исторических наук, председатель историко-просветительского общества «Радетель» Сергей Викторович Алексеев, мы поминаем «труды и дни» Олега Святославича, древнерусского князя, который в «Слове о полку Игореве» удостоился прозвища «Гориславич». Момент переломный, и, если я правильно понимаю, то 1078–1079 годы — это та грань в судьбе Олега Святославича, которая показала — больше ему места на Руси нет, его никто не хочет видеть, и победители его хотят видеть в самой меньшей степени.
С. Алексеев
— Безусловно, так, хотя Русь в строгом смысле слова в его тогдашнем падении, лишении Родины на время, сыграла, может, меньшую роль. Собственно, против него выступила влиятельная в Тмутаракани, составлявшая немалую часть населения, хазарская община. Вообще Тмутаракань, мы исторически воспринимаем её как всё-таки русский княжеский удельный город, но и исследования археологов, да и письменные источники показывают нам, что всё-таки Русь в этническом смысле составляла очень небольшую часть населения.
Д. Володихин
— Ну, там была дружина, приближённые князя, члены их семей, но в сущности от Руси там был большой военный лагерь, властвующий этой землёй.
С. Алексеев
— Да, значительную часть населения составляли, собственно, коренные жители вот этого региона от Крыма до Таманского полуострова, смешанные из многих народов на греческой основе, на основе древних племён, которые населяли эту территорию, для которых, вполне возможно, языком общения был греческий, значительную часть населения составляли хазары, исповедовавшие иудаизм, которые владели городом непосредственно перед Русью. И вот именно с хазарской общиной, вероятно, договорился Всеволод о том, чтобы от Олега, от этого возмутителя спокойствия, его бы избавили.
Д. Володихин
— То есть он на коренной Руси изгой, и теперь на окраинах Руси, в далёкой Тмутаракани, он тоже изгой, это показывает определённое отношение: победители не то, что видеть его не хотят, а хотели бы, чтобы он исчез, пропал, чтобы его не стало.
С. Алексеев
— Ну, может, не до такой степени, всё-таки три княжеских головы за два года — это уже многовато для рода.
Д. Володихин
— Ну, разве что с той точки зрения, что: «мы христиане, давайте не будем убийствами заниматься».
С. Алексеев
— Даже четыре, считая Глеба Святославича, который хоть и не в междоусобице погиб.
Д. Володихин
— Ну, для христиан надо, с одной стороны, тормозить процесс, а с другой стороны, Олега Святославича, вероятно, рассматривали как серьёзную опасность.
С. Алексеев
— И вот разделались с этим следующим образом: его хазары пленили, и по соглашению со Всеволодом, как становится очевидно из дальнейшего, потому что Всеволод завладел Тмутараканью, он послал туда наместника, — Олега отправляют в Византию.
Д. Володихин
— Ну, в Константинопольскую империю.
С. Алексеев
— Довольно распространённая, кстати, практика в разных восточно- и южнославянских государствах, когда ссыльных представителей правящих домов отправляли «погостить» к ромейским императорам с просьбой, разумеется, назад не пускать. Но уж ромейский император решал судьбу ссыльного.
Д. Володихин
— Ну, Олег Святославич насмотрелся там. Ромейская империя, она же Константинопольская, она же Византия — в этот момент не блистала политической стабильностью. Мятеж за мятежом, бунт за бунтом, и император-мятежник Никифор III Вотаниат, который прославился порчей монеты и крайней неразборчивостью в вопросах брака и семьи (ну, мягко говоря, неразборчивостью), человек, который брал Константинополь на меч, пребывая в возрасте 78 лет, вот он и его держава в этот момент могли показать Олегу Святославичу только один образец — образец того, как навести в своей державе великий хаос или, как на Руси выражались, «раздрася». Но Олег Святославич насмотрелся.
С. Алексеев
— Ну, Олег, вероятнее всего, не был совсем чужим греческому царству. Мы не знаем, откуда происходила первая супруга его отца, младшим сыном которой был Олег. По русским источникам её звали Киликией, что может быть как греческим именем, так и западноевропейским, вероятнее всего немецким. Но греческий вариант считается большинством учёных более вероятным.
Д. Володихин
— А может быть это перевод имени, некое созвучие или попытка перевести?
С. Алексеев
— Скорее всего, форма имени Кикилия-Цецилия, которое было в ходу и на востоке, и на западе. Всеволод, в свою очередь, был женат на дочери или близкой родственнице одного из бывших императоров, Константина Мономаха, что ему обеспечило некоторые связи в византийской элите, но у Олега не исключено, что были свои.
Д. Володихин
— Вот история, которая приводится, прости, Господи, не к ночи будь помянута — в «Википедии», — история его брака или каких-то иных связей с византийской аристократкой Феофано Музолон. Что это за история?
С. Алексеев
— Ну, это брак, несомненно, и именно эта его супруга поминается с ним в помяннике Черниговских князей официальном, так что то, что это был брак, не вызывает никаких сомнений.
Д. Володихин
— В таком случае, если он имел, по всей видимости, византийскую аристократку в матерях, то ему открывалась возможность приобрести византийскую жену. Кем была Феофано Музолон?
С. Алексеев
— Музолоны — довольно влиятельный в Византии аристократический род, упоминаемый с достаточно раннего Средневековья или, во всяком случае, с начала Высокого Средневековья вплоть до XIV–XV веков, имевшие обширные земельные владения, хотя никогда не входившие в круг самых знатных динатов, определявших политику государства. Но там были и чиновники, там были и видные церковные деятели, в общем, род был влиятельный, аристократический.
Д. Володихин
— Ну хорошо, допустим, Олег Святославович, будучи в пределах Ромейской империи, удачно женился, а как же его ссылка? Открыл ли этот брак ему двери разнообразных аристократических домов, двери императорского дворца, или он продолжал где-то там томиться на периферии?
С. Алексеев
— Должен был открыть. Мы, кстати, не знаем, где он конкретно томился и насколько томился.
Д. Володихин
— То есть могли ему дать достаточно мягкий вариант содержания и возможность пребывать где-нибудь в столице или рядом с ней?
С. Алексеев
— Я думаю, что в условиях практически непрерывной гражданской войны византийским императорам было не совсем до того, чтобы держать непонятно зачем им присланных русских князей.
Д. Володихин
— «Да живи ты где хочешь!» — «О, а у меня богатая жена!»
С. Алексеев
— В 1081 году к власти в империи пришёл человек несколько более молодой и энергичный, и сумевший основать свою династию, правившую около ста лет в дальнейшем — Алексей Комнин, талантливый полководец, неплохой политический деятель, хотя не во всём удачливый, но, во всяком случае, сумевший консолидировать страну...
Д. Володихин
— ... и предотвратить, казалось бы, неизбежный политический распад.
С. Алексеев
— Да, и предотвратить неизбежный политический распад, и вполне вероятное завоевание соседями с запада и с востока.
Д. Володихин
— Кстати, он монету портить перестал, при нём опять стало выходить полноценное золото.
С. Алексеев
— Да, и о его правлении мы знаем преимущественно из такой эпической биографии, написанной его родной дочерью, под названием «Алексиада». Комнин увидел в Олеге, —наверное, не без помощи его новых высокопоставленных родственников, свойственников и просто знакомых, — возможность укрепить византийские позиции в Северном Причерноморье.
Д. Володихин
— Ах, тебя, хазары выгнали из Тумутаракани: нам пригодится Тумутаракань, дадим тебе шанс преодолеть хазар.
С. Алексеев
— В 1083 году Олег появляется в Тмутаракани снова, по всей вероятности, с наёмным отрядом, присланным из Константинополя или Херсонеса, или оттуда и оттуда. В Тмутаракани к этому времени воцарился хаос, поскольку наместник Всеволода был изгнан двумя бродячими племянниками Всеволода, которые не нашли себе другого княжения. Ну, собственно, вот эта ситуация бродячих племянников — князей-изгоев продолжалась. Олег обоих этих двоюродных братьев отправил из города подобру-поздорову, а вот с хазарами, по крайней мере, со старшиной хазарской общины поступил сурово: значительную часть попросту истребил.
Д. Володихин
— Вы меня отсюда выперли, ограбив — вот же вам воздаяние.
С. Алексеев
— Интересно, в каком качестве Олег утвердился снова в Тмутаракани. Собственно, с этого начинается вялотекущий конфликт между Комниновской Византией и Русью.
Д. Володихин
— Чья Тмутаракань?
С. Алексеев
— Да, конфликт продолжался ещё долго, практически до княжения Владимира Мономаха, до 1118 года, то есть почти сорок лет.
Д. Володихин
— В Византии, очевидно, его считали своим дуксом или архонтом.
С. Алексеев
— Да не то, что в Византии считали — он сам совершенно официально правил в качестве архонта Таматархи и всей Зихии.
Д. Володихин
— То есть, иными словами, уже не как представитель рода Рюриковичей, а как ставленник рода Комнинов.
С. Алексеев
— Ну, как вассал, правильнее сказать. Архонт — это всё-таки довольно растяжимое понятие и обычно такой титул давался полунезависимым периферийным правителям.
Д. Володихин
— Ну, дукс.
С. Алексеев
— Приравнивался. Ну, собственно, и русских князей-то именовали архонтами в Византии, так что можно, конечно, было бы сказать, что Олег продолжал править и в этом качестве, но всё-таки мы имеем его печати, мы имеем его монеты, и понятно, что правил он, представляя власть Ромейской державы, в первую очередь.
Д. Володихин
— Ну вот ещё одна история, связанная с его именем, или, во всяком случае, приписываемая ему в популярной, разумеется, литературе — это знаменитая находка сосудов, которые вроде бы использовались для транспортировки нефти, вроде бы относятся к тому времени, вроде бы использовалась эта нефть для использования греческого огня...
С. Алексеев
— Ну, Дмитрий Михайлович, вы всё уже сказали.
Д. Володихин
— Но проблем-то в том, что использовалась, конечно, да, для греческого огня, которым ромеи поражали чужие корабли, но вот хотелось бы узнать, до какой степени, действительно, Алексею I Комнину понадобился человек, который будет контролировать этот пункт ради транспортировки нефти, а не просто ради получения налогов, хлеба и прочих бонусов?
С. Алексеев
— Я думаю, не столько ради транспортировки нефти конкретно, сколько в принципе, потому что Керченский пролив, куда через Азовское мое выводил торговый путь по Дону, чрезвычайно важный, удобный в части сбора торговых пошлин пункт, территория. И, конечно, контроль над Тмутараканью и Керчью был в интересах Алексея Комнина, и это примерно вдвое с учётом предполагаемой территории Тмутараканского княжества расширяло владения Византии в Северном Причерноморье.
Д. Володихин
— Насколько я понимаю, Олег Святославович засел надолго и вёл себя тихо какое-то время, но в тихости своей не удержался. Вот сколько он лет жил так, что о нём никто не упоминал, жил, наслаждаясь тем, что он князь Тмутаракани?
С. Алексеев
— Десять лет.
Д. Володихин
— Очень хорошо.
С. Алексеев
— Ну, одиннадцать даже, можно сказать.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, давайте взглянем на это иначе. Человек, который с юных лет был задействован в разного рода междоусобиях, прошёл школу византийского мятежа, условно говоря, прошёл школу борьбы с хазарами в Тмутаракани, и вот при всех своих наклонностях и при всём своём опыте он больше десяти лет удерживался от того, чтобы влезть в горячую кашу политической борьбы на Руси, отметим это. Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы прерываем ненадолго наш разговор для того, чтобы буквально через минуту вновь встретиться в эфире.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях доктор исторических наук, председатель историко-просветительского общества «Радетель» Сергей Викторович Алексеев, и мы получаем от него знания по поводу того, как вел себя знаменитый крамольник и мятежник Древней Руси князь Олег Святославич, он же Гориславич. Ну что ж, пора перейти к самым знаменитым страницам в истории жизни Олега Святославича, когда он поучаствовал в больших войнах с Владимиром Мономахом. Что подстегнуло, когда умер Всеволод, отец Владимира Мономаха, и что это сдвинуло в системе старшинства?
С. Алексеев
— В 1093 году умирает Всеволод, в последние годы жизни не пользовавшийся в Киеве особой популярностью из-за расходившихся своих молодых дружинников, пытавшихся обогатиться за счет киевской городской общины и даже монастырей. Киевская знать не захотела видеть киевским князем его сына Владимира, и в Киев был приглашен сын Изяслава, прежнего князя, погибшего на Нежатиной Ниве, Святополк.
Д. Володихин
— По большому счету, честь по чести, то есть старший сын старшего брата, так и должно было быть, никто никого не обманул, не надул, не подставил, пошли по пути легитимности.
С. Алексеев
— Да, хотя, по многим признакам Всеволод все-таки надеялся оставить Киев сыну, и сам Владимир не сразу уступил Святополку, а только когда понял, что весь город считает так.
Д. Володихин
— Ну, весь город помнил батюшку, который был не только книгочеем, но, видимо, еще и стариком, который перестал крепко удерживать власть и над дружиной, и над городом. Практически сразу первым же делом Святополка и Владимира Мономаха, общим делом их, стал абсолютно бедовый поход на половцев, в котором погиб родной брат Владимира Мономаха, единственный его брат, утонул в реке Стугне во время отступления. Русская рать была разгромлена, и начались половецкие набеги очень активные на пограничье. Единственный остававшийся еще на Руси сын Святослава, единственный брат Олега, еще остававшийся на Руси, Давыд, княжащий в это время в Смоленске, в общем, мог разжечь усобицу, но он, судя по всему, усобиц не любил.
Д. Володихин
— «Устал я от вас».
С. Алексеев
— И для того, чтобы усобица на Руси разгорелась, не хватало именно его брата Олега.
Д. Володихин
— И вот он решил появиться!
С. Алексеев
— Он появился в 1094 году, как и за полтора десятилетия с лишним до того, с большим войском половцев, связи с ними у него в это время очень крепкие, и, овдовев, видимо, через некоторое время после этих событий, он берет в жены дочь половецкого хана Асадука.
Д. Володихин
— Хочется спросить: ну хоть крестил?
С. Алексеев
— Ну, естественно, крестил. Кстати, внуком именно по этой линии был герой «Слова о полку Игореве» Игорь Святославич. Так вот, Олег появляется у Чернигова, Владимир Мономах, после некоторого стояния и начала разорения своих земель, принимает решение уступить Олегу Чернигов ради христианских душ.
Д. Володихин
— Ну что же, это правильное решение с точки зрения формальной, и хотелось бы думать, что так оно и было в голове и в душе Владимира Мономаха. Вопрос, может быть, еще был в недостатке ресурсов для борьбы.
С. Алексеев
— Возможно, но Владимир Мономах все-таки действительно умел обдумывать свои поступки и оценивать их с христианской точки зрения, мы это знаем и от него самого.
Д. Володихин
— То есть он был нелицемерный христианский правитель?
С. Алексеев
— Он был нелицемерный христианский правитель, хотя оступавшийся не раз. И, в общем, в каком-то смысле и сам это признает — очень сухо, безоценочно, перечисляя в своем знаменитом поучении все свои деяния, в том числе и те, которые, может быть, не приветствует в других частях поучения. Некоторое время продлился мир, но он очень скоро оказался нарушен, и Олег в данном случае едва ли может быть сочтен однозначно виновным. Произошла довольно смутная история: половецкий хан Итларь, явившийся для переговоров к Мономаху, был убит дружинниками Владимира Мономаха и Киевского князя Святополка. Сын Итларя нашел убежище у Олега. Олег уклонился от совместного похода князей на половцев и наотрез отказался выдать сына Итларя им. Когда те пригрозили ему войной и начали собирать войска, он стал первым наносить удары.
Д. Володихин
— И тут половцы не могли ему не помочь, он для них свой.
С. Алексеев
— Тут для них это уже было кровное дело, он действительно для них теперь свой, зять одного из довольно могущественных ханов.
Д. Володихин
— Да еще и спаситель молодого сына Итларя.
С. Алексеев
— Да. Он обратился за помощью к брату Давыду, брат Давыд ему, может быть, и готов был помочь, но смоляне сказали: «нет, мы в этой войне участвовать не будем». Киевский князь Святополк и его союзник Владимир Мономах, узнав об этих переговорах, решили припугнуть смолян и совершили военную демонстрацию к Смоленску. После этого смоляне дали войско Олегу.
Д. Володихин
— Вот не надо было.
С. Алексеев
— Ну, тут, может быть, еще один фактор сработал: как раз в это время на Русь возвращается младший сводный брат Олега Ярослав, отыскивает спрятанные когда-то его матерью отцовские сокровища, и в руках Олега оказался еще и немалый финансовый бонус для привлечения на свою сторону войск.
Д. Володихин
— Значит, черниговцы, смоляне, половцы, тмутараканцы и брат с казной — да с этим можно и Киев брать.
С. Алексеев
— На Киев он не пошел, а пошел он завоевывать северо-восточные земли Руси, за которые, собственно, с самого начала и развернулась борьба — Рязань, Муром, Ростов. В Муроме сидел крестный сын Олега и родной сын Владимира Мономаха — Изяслав. Ну вот, кстати, можно видеть, что в прежние времена отношения между ними были истинно братские, между Олегом и Владимиром: Олег крестил двух сыновей Владимира, как минимум, Изяслава и Мстислава, княжащего в Новгороде, будущего Мстислава Великого. Но вот теперь он шел на них войной, и в битве с ним за Муром Изяслав погибает. Олег берет Муром, сажает там своего младшего брата Ярослава и готовится к борьбе за Ростов, к бою с другим своим крестником — Мстиславом Владимировичем, княжащим в Новгороде.
Д. Володихин
— Но Мстислав был незаурядным политиком и полководцем, с ним так просто не получилось.
С. Алексеев
— Тогда он был начинающим, конечно, политиком и полководцем еще.
Д. Володихин
— Ну, льва видно по когтям, а когти у льва с детства.
С. Алексеев
— Мстислав стремился к миру и, в частности, убеждал отца помириться с Олегом. Именно тогда Мономах пишет сохранившееся письмо Олегу, в котором прощает ему гибель сына со словами «дивно ли, если муж пал на войне», и предлагает замириться на условиях, фактически, сохранения статус-кво. Олег сперва согласился, потом его обуяли сомнения.
Д. Володихин
— Нет ли в этом хитрости и ловушки?
С. Алексеев
— Он нарушает договор предварительный, и в 1096 году в битве на реке Колокше терпит сокрушительное поражение.
Д. Володихин
— Ну, что ж, а здесь можно увидеть даже и Промысл Божий.
С. Алексеев
— Очевидно. И, собственно, и сам Олег, и победители Владимир и Мстислав, вполне его увидели. Владимир не стал гордиться особо победой, хотя имел полное право, и призвал Олега и брата его Давыда успокоиться, не бегать больше никуда, а собраться в следующем году на съезд княжеский, на снем, где наконец решить, кому что на Руси достанется.
Д. Володихин
— Ну, по большому счёту, ситуация-то взвешенная, ещё немного, и она потеряет опять равновесность, и опять будет хаос. Давайте, дорогие радиослушатели, всмотримся в эту ситуацию. В Киеве сидит человек, к которому власть пришла по праву — Святополк Изяславич. Он, может быть, не лучший правитель, зато абсолютно законный. А вот что касается его двоюродных братьев, они все держат свои княжеские столы, держат свои княжения на птичьих правах, потому что любое перемещение старших князей на Руси вызывает то, что эти владения вновь перемешиваются, перетасовываются, а упомнить, кто, когда из их отцов имел полное право на эти престолы, кому они достались на острие меча, кем были захвачены по договорённости с местными горожанами, и кто, соответственно, их законный владелец, было уже, в принципе, невозможно. Нужно было забыть о старине и наново договориться, не так ли?
С. Алексеев
— В принципе — да, тем более, что половцы уже сами обрушились на русские земли, и 1095–1096 года — это время страшного половецкого нашествия, когда разорению подверглась вся Киевская земля.
Д. Володихин
— Придётся договариваться.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, я напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях доктор исторических наук, председатель историко-просветительского общества «Радетель» Сергей Викторович Алексеев, и мы приступаем к финальной части рассказа о знаменитом Олеге Святославиче, одном из крупнейших деятелей политики и военных столкновений на Руси XI–XII веков.
С. Алексеев
— В 1097 году состоялся знаменитый Любечский княжеский съезд. На нём был провозглашен принцип: «Каждый да держит отчину свою». Это означало, что все князья должны переделить земли так, чтобы им, в определённом смысле, условно, остались примерно те земли, которые, по разделу Ярослава Мудрого, принадлежали их отцам.
Д. Володихин
— То есть давайте бросим недавнюю старину, а обратимся к старине наиболее глубокой, значит, наиболее истинной.
С. Алексеев
— Ну, примерно так. Этот принцип не совсем был выдержан, например, Ростов, принадлежавший когда-то отцу Олега так и остался за Мономахом и его родом, но в целом он был выдержан. Давыд перешёл из Смоленска в Чернигов, Олег, ну и как младший брат Давыда, и отчасти в наказание за свои деяния, отправился во второй по значению город левобережья Новгород-Северский.
Д. Володихин
— Не только второй, но и второстепенный.
С. Алексеев
— Да, действительно, город тогда ещё в значительной степени лесной, только начинавший подниматься, он, собственно, при Олеге-то и поднялся до уровня настоящей княжеской столицы. Ну, а Муром остался их младшему брату Ярославу. Проблема была в том, что, хотя князья договорились стоять на этом твёрдо, не нарушать чужих границ, вместе бороться против половцев, но для того, чтобы все эти прекрасные идеи осуществились, потребовалось ещё три года. Потому что сразу после съезда великий князь Киевский Святополк ослепил одного из своих двоюродных братьев — участников съезда.
Д. Володихин
— То есть «вы там что-то решили, а я — князь великий».
С. Алексеев
— Ну, там был спор из-за престолов Юго-Западной Руси, в который мы сейчас вдаваться не будем, но так или иначе Святополк совершил такое, чего, как справедливо заявили Владимир Мономах и Олег, на Руси прежде было не видано и не слыхано. Ну действительно, убивали друг друга, но слепить — не слепили.
Д. Володихин
— Неудобно как-то. Так кого?
С. Алексеев
— Василько, князь Теребовльский, это небольшой сравнительно, но тогда серьёзный удел на юго-западе русских земель.
Д. Володихин
— Скажем так, в иерархии русских князей этот человек, мягко говоря, невеликий, хорошо, если в первой десятке, а то и дальше, но, по всей видимости, это-то и соблазнило Святополка, и сильный, обидел маленького.
С. Алексеев
— Там был спор из-за этих юго-западных земель между несколькими двоюродными братьями Святополка, в котором он выбрал сначала одну сторону, потом другую, но самое-то главное, что это привело к новой трёхлетней усобице на Руси. И в ней сначала Мономах и Олег выступили единым фронтом против Святополка, когда Святополк отговорился, что он тут ни при чём, а вот его науськали и обманули, они его заставили вместе идти войной на его сообщников в юго-западных землях, тогда главный сообщник объединяется со своей жертвой, вот этим ослеплённым князем, против чужих князей, которые идут на их юго-западные уделы. В общем, война была совершенно безумная по своему содержанию, стороны в ней менялись калейдоскопически.
Д. Володихин
— Ну, одно хочется сказать: видимо, много викингского было в крови дома Рюриковичей.
С. Алексеев
— Только в 1100 году на новом княжеском съезде в Уветичах наконец договорились, как переделить вот эти юго-западные уделы, кому там что достанется, и, наконец, после этого князья возвращаются к идее общих походов в половецкую степь.
Д. Володихин
— Вот хотелось бы уточнить: а что досталось-то Владимиру Мономаху после этих двух съездов?
С. Алексеев
— Владимир Мономах получил, во-первых, свой коренной удел в Переяславле, это третий по значимости город на Руси, сын его Мстислав держал Новгород и Ростов, обширнейшие земли, плюс вероятно к уделу Мономаха относился и Смоленск, во всяком случае, по всей дальнейшей истории города это ясно.
Д. Володихин
— Ну что ж, ему грех было жаловаться, но он был среди победителей.
С. Алексеев
— Так вот, что происходит дальше? Первое время Олег без особого энтузиазма относился к идее походов в половецкую степь.
Д. Володихин
— Для него половцы тоже отчасти свои.
С. Алексеев
— Для него, действительно, половцы отчасти свои, он отговаривался и не ходил иногда, но в других случаях даже сам выступал инициатором: в конце концов, его княжество было открыто степи с востока, и набеги угрожали ему тоже.
Д. Володихин
— Может быть, он рассчитывал, какие именно рода, колена и племена половецкие будут противостоять, чтобы там не было брачных свойственников его.
С. Алексеев
— Ну, с Асадуком он не воевал, например, при том, что сам Асадук его даже ещё и пережил, мы это знаем. Так вот, Олег предпринимал и самостоятельные рейды в степь, и ходил вместе с князьями, в том числе в значительные походы начала 1100-х годов, которые иногда особо романтически настроенные историки называют «русскими крестовыми походами». Ну, там действительно был очень большой религиозный энтузиазм, и шли с развернутыми хоругвями под пение тропарей, так что да, это, конечно, понималось и как дело во имя веры, и летопись рассказывает о чудесах, сопровождавших победы на половцев. Олег участвовал во всём этом с половцами, в то же время это была, конечно, небезостановочная война, с кем-то мирились, с кем-то роднились. Например, в один и тот же год, разгромив половцев, в том числе двух ханов по имени Аепа (видимо, родственников), у одного из этих Аеп Мономах и Олег одновременно взяли дочерей за своих малолетних сыновей: Мономах — за Юрия, будущего Долгорукого, Олег, по всей видимости, за Святослава Ольговича, который сам был наполовину половец по матери. Но, правда, опять же, в отличие от того, что говорят некоторые романтически настроенные историки, — нет, вот здесь Игорь Святославич не имел половецкой крови именно в силу этого брака, поскольку это первая жена его отца, а сам Игорь Святославич — герой «Слова о полку Игореве» — все-таки сын новгородской боярышни, половцем он был всего на четверть.
Д. Володихин
— Ну что ж, зато в нем текла, стало быть, и византийская кровь.
С. Алексеев
— Ну, если мать Олега, Кикилия, была тоже гречанкой, то да.
Д. Володихин
— Ну, что ж, давайте посмотрим на новую ситуацию. Половцы бьют в этот момент, и значительная часть военной угрозы, нависавшей над южными и юго-восточными окраинами Руси, уходит благодаря тому, что русские князья смогли договориться и общей силой отстоять свои рубежи. Как ведет себя Олег Святославич в эти годы? Он ведь уже, наверное, не молод. Когда он теоретически мог родиться?
С. Алексеев
— Вероятно, они с Мономахом были примерно ровесниками или Олег был немногим моложе, то есть где-то в 50-х годах XI века он, скорее всего, родился.
Д. Володихин
— Он находится уже не в юных годах, не пренебрегает военными предприятиями, но ни в какие междоусобные столкновения уже не суется и, самое главное, не инициирует их.
С. Алексеев
— Более того, в 1113 году, строго говоря, у него был шанс. Святополк II, великий князь Киевский, умер. В Киеве вспыхнул бунт, вызванный недоброй памятью об умершем князе, и, с одной стороны, очень добродетельной, но вместе с тем показавшей итоги княжеского труда над самообогащением, раздачей милостыни его вдовой. Убивали княжеских чиновников, была угроза практически всем состоятельным киевлянам, призвали на княжение Мономаха, и когда Мономах из Переяславля вошёл в Киев, всё успокоилось. В этот момент Олег теоретически может или сам, или побудить Давыда выдвинуть претензии.
Д. Володихин
— Да более того — за ним права, он ведь сын второго из братьев Ярославичей. А Мономах — сын третьего. Значит, выходит, что по закону-то должно было достаться все не Владимиру Мономаху, а Давыду, а если он уступит, то Олегу.
С. Алексеев
— Ничего подобного, ни одного выступления против, ни намёка. Более того, когда половцы, во главе, кстати, с Олеговым тестем, подступили посмотреть, что там на Руси происходит, Мономах вместе с Олегом выводит дружины к границе. Половцы увидели, что происходит, и ушли.
Д. Володихин
— Ну очень разумные действия со всех сторон.
С. Алексеев
— Когда Мономах утверждает новое русское законодательство, в немалой степени по итогам киевских беспорядков, — Устав Владимира Всеволодовича, Олег — единственный князь, боярин которого приглашен на съезд для утверждения этого нового закона, новой части «Русской правды». Ну, правда, надо иметь в виду, что сам этот боярин был из весьма знаменитого на Руси семейства — Иванко Чудинович, к тому времени уже полвека этот род влиял на жизнь Руси, имел терем в Киеве, то есть это высшая аристократия. Но все-таки получилось так, что присутствуют Владимир Мономах, его бояре и боярин Олега.
Д. Володихин
— То есть сейчас в большой политике, сказали бы: достигнута согласованная позиция.
С. Алексеев
— Да. И два года жизни еще было отпущено Олегу, в течение этих двух лет он абсолютно лоялен Владимиру Мономаху, вполне удовлетворен своим Новгородом-Северским, и единственный спор, который у них вышел в 1115 году, незадолго до кончины Олега, — они поспорили о том, где именно положить Бориса и Глеба в отстроенной их совместными усилиями вышгородской церкви. По жребию восторжествовала точка зрения черниговцев Давыда и Олега. То есть вот единственное было их расхождение с Мономахом за время его княжения.
Д. Володихин
— Ну, все это выбор между хорошим и лучшим, честно говоря.
С. Алексеев
— Естественно.
Д. Володихин
— Борис и Глеб уже канонизированные князья, их родня обоих, и поэтому по-доброму, очевидно, поспорили и решили. Насколько я понимаю, Олег Святославич удостоился почести, он скоро скончается, и его похоронили не в его уделе в Новгороде-Северском, а в Спасо-Преображенском соборе Чернигова, то есть у старшего брата Давыда, и таким образом получилось, что как бы Чернигов навсегда утвердился за этой ветвью у Рюриковичей. Да, собор был родовой усыпальницей Ольговичей и позднее. Олег немало сделал для Новгорода-Северского, собственно, как я уже упомянул, он его превратил в княжескую столицу по-настоящему. Но был привезен в Чернигов, погребен братом Давыдом, и уже позднее потомки Олега Ольговичи утвердятся на Черниговском княжении, будет у Олега достойный наследник, первых лет княжения Олега, уподобившийся ему в этом отношении, возмутитель спокойствия на Руси — Всеволод Ольгович, который наездом захватит Чернигов у своего дяди уже Ярослава, не Давыда, после смерти Давыда. И в конце концов, так же почти что наездом возьмёт и Киев. Но это уже совсем другая история, более поздняя. А так семейство Олега было обширное, были там и великие крамольники, были и такие великие правители, как Святослав Мудрый, ещё один герой «Слова о полка Игореве», великий князь Киевский, дольше всего в XII веке державший Киевский престол. Ну вот, собственно, так и вошёл Олег, княжащий в Чернигове очень недолгое время, в историю, как один из величайших представителей Черниговского княжеского дома.
Д. Володихин
— Ну что тут сказать, при нём ещё и Черниговского княжеского дома-то не существовало, фактически с его участием он и возник. Время нашей передачи, дорогие радиослушатели, подходит к концу, и мне хотелось бы на доброй ноте завершить выступление Сергея Викторовича Алексеева. Что мы видим на примере судьбы Олега Святославича, которого прозвали Олегом Гориславичем: бывает так, что большая власть наполняет человека тягой поддаться большим соблазнам, и Олег Святославич долгое время провёл в кровавых междоусобных столкновениях, неоднократно приводил половцев на Русь, жёг, убивал, грабил, старался утвердиться силой, правда, вся его ветвь была крепко обижена в силу неудачно для неё сложившегося конфликта отцов. Но, понимаете, какая вещь, ведь каждый сам для себя выбирает — мстить, добиваться своего или повести себя по-христиански, с бо́льшим смирением. Олег Святославич смолоду этого не умел, потом всё-таки научился. О чём это говорит? Даже тот человек, который на долгое время был увлечён грехом гордыни, корыстолюбия, способен исправиться, способен повернуть от него и удалиться, способен быть послушным Господу Богу. И очень хорошо, что Олег Святославич, этот неистовый человек, в конце концов пошёл именно по этому пути, по пути небесному, а не кровавому, и закончил свои дни как добрый христианин, и удостоился за это почести захоронения в знаменитом главном соборе Черниговской земли. Дорогие радиослушатели, мне остаётся от вашего имени поблагодарить Сергея Викторовича Алексеева и сказать вам: спасибо за внимание, до свидания.
С. Алексеев
— До свидания!
Все выпуски программы Исторический час
- «Адмирал Андрей Августович Эбергард». Константин Залесский
- «Великая Отечественная война и танкостроение». Александр Музафаров
- «Рюрик — загадки личности». Сергей Алексеев
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Послание к Римлянам святого апостола Павла

Рембранд. «Апостол Павел в темнице». 1629
Рим., 93 зач., VI, 18-23.

Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Раб Божий — это выражение, которое нередко звучит в религиозном контексте. У некоторых даже церковных людей оно вызывает непонимание и отторжение. Что подразумевает Священное Писание, когда использует его? Тот отрывок из 6-й главы послания апостола Павла к Римлянам, который звучит сегодня в православных храмах, призывает нас поразмышлять над этим вопросом.
Глава 6.
18 Освободившись же от греха, вы стали рабами праведности.
19 Говорю по рассуждению человеческому, ради немощи плоти вашей. Как предавали вы члены ваши в рабы нечистоте и беззаконию на дела беззаконные, так ныне представьте члены ваши в рабы праведности на дела святые.
20 Ибо, когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности.
21 Какой же плод вы имели тогда? Такие дела, каких ныне сами стыдитесь, потому что конец их — смерть.
22 Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец — жизнь вечная.
23 Ибо возмездие за грех — смерть, а дар Божий — жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем.
Во времена апостола Павла рабство было нормой социальной жизни. В отличие от слуги, который был наёмным работником, получал деньги за свой труд, а также имел личное время и пространство, раб был просто вещью. Конечно, хозяева были разные. Кто-то в силу своей человечности видел в рабе человека. Бывали случаи, когда невольники даже становились членами семьи. Однако общее настроение было таково, что раб считался ничем не лучше и не хуже сторожевого пса, рабочей лошадки или повозки. А потому он не принадлежал себе ни одной минуты в течение суток. Он не имел никакого личного пространства. По сути, он был безволен.
Вот почему Павел использует образ раба. Он хочет донести до слушателей простую мысль. Та свобода, которой кичились многие знатные римляне, — это просто иллюзия. Возможность беспрепятственно перемещаться в пространстве и быть способным платить по счетам, это ещё не означает быть по-настоящему свободным. Ведь всякий из них мог быть порабощён идеями, эмоциями, людьми, вещами, состояниями, веществами. И мы знаем, что Рим времён Павла погряз в разврате. Зависимости независимых граждан приобретали форму одержимости. Люди совершенно теряли возможность выбирать. Именно одержимости диктовали им, что делать, что думать и что чувствовать. Конечный результат такого образа жизни всегда один — это смерть. И начинается она задолго до того, как тело предадут земле. Ощущение уныния, тоски и безысходности и есть плод рабства страстям. Это явный признак, что в какой-то сфере мы порабощены грехом.
Что же можно противопоставить этому тотальному рабству дьяволу? Лишь всецелое служение Богу. И для апостола Павла — это тоже в каком-то смысле рабство. Рабство потому, что Дух Святой начинает владеть человеком безраздельно. Как и у раба, у человека не остаётся ничего своего. Ничего скрытого и секретного. Дух проникает во все самые потаённые уголки его сердца и ума. Он освещает самые тёмные подвалы его души. Преображает всякое его чувство. Он использует человека по Своему Божественному усмотрению. Человек становится исполнителем Его воли, проводником Его силы. Замечательный образ в этом смысле Иоанн Креститель, предтеча Иисуса Христа. Писание называет его «глас вопиющего в пустыне». Вся его жизнь была подчинена служению Творцу. Словно от него остался лишь один голос, который возвещал людям волю Божию. Поэтому и на иконах он изображается как ангел Господень.
А если я не хочу быть рабом ни Богу, ни дьяволу? Если я хочу, чтобы меня оставили в покое и дали жить своей жизнью? Можете попробовать. Но Священное Писание настаивает на том, что сердце человека подобно сосуду. Оно не может быть пустым. Если ёмкость не наполнена жидкостью, она наполнена воздухом. Если мы не наполнены Богом, в нас постепенно заползает то, что противится Творцу. Оно заползает хитро. Под видом наших собственных желаний. И нам лишь кажется, что мы служим только самому себе и нам никто не хозяин. Но в итоге всегда оказывается, что мы работали греху. И отмотать назад возможности уже нет.
А потому чем быстрее мы примем сознательное решение всего себя посвятить поиску и исполнению воли Творца, чем усерднее мы будем исполнять Евангелие и служить ради Христа окружающим людям, тем раньше к нам придёт Дух Божий. И ровно в той степени, в какой Он будет владеть нами, исполнятся истинные желания нашего сердца. Мы отчётливо увидим своё подлинное призвание, то, зачем мы появились на этот свет. Мы войдём в полноту жизни и получим долгожданные удовлетворение и покой.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Поможем отремонтировать Ильинскую церковь (Рождества Христова) на костромской земле

В городе Костроме, на живописном берегу реки Волги возвышается белоснежный храм с зелёными куполами — в честь Рождества Христова. Один из его пределов освящён во имя святого пророка Илии. Поэтому храм в народе называют Ильинским. Это уникальный памятник костромского зодчества, возведённый 4 столетия назад и устоявший до наших дней. В 1941 году власти собирались его взорвать... Но чудесным образом этого не случилось, однако храм простоял закрытым несколько десятилетий, постепенно теряя былое великолепие.
Сегодня святыня находится под опекой священника Виталия Шастина и понемногу возрождается. Помимо Ильинского храма батюшка — настоятель ещё четырёх в разных сёлах Костромской области. Все они нуждаются в особой заботе и ремонте. Отцу Виталию 68 лет, и тем не менее он многое делает сам: красит, чинит и строит. При этом обычно обходится тем, что есть под рукой: кто краску ему принесёт, кто доски или чего-нибудь ещё. Батюшке часто приходят на подмогу добрые люди. Но бывают ситуации, когда только своими умениями и подручными средствами не обойтись. Необходима профессиональная помощь и качественные стройматериалы. Как в случае с Ильинским храмом. Он нуждается в ремонте кирпичной кладки и кровли, замене окон и внутреннем благоустройстве. И на это нужны немалые средства.
Понимая, что в данном случае без посторонней помощи никак не обострись, настоятель, отец Виталий, совместно с приходом обратился за поддержкой в благотворительный фонд «Мои друзья», где открыли сбор.
Если вы хотите присоединиться к помощи Ильинскому храму, что находится в городе Костроме, на улице Дачной, переходите на сайт фонда: Мои друзья.орг. Ваш вклад станет кирпичиком в стенах возрождающейся святыни!
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«4-е воскресенье по Пятидесятнице». Священник Стахий Колотвин

о. Стахий Колотвин
В нашей студии был клирик храма Ризоположения в Леонове священник Стахий Колотвин.
Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения и Апостольского (Рим.6:18-23) и Евангельского (Мф.8:5-13) чтений в четвертое воскресенье по Пятидесятнице, о днях памяти рождества Иоанна Предтечи, святых благоверных князя Петра и княгини Февронии, святых первоверховных апостолов Петра и Павла.
Ведущая: Марина Борисова
Все выпуски программы Седмица