
Гостем программы был профессор Московского государственного университета, доктор исторических наук Ярослав Леонтьев.
Разговор шел о личности известного полководца, участника освобождения Москвы в Смутное время князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, и о его участии в отстаивании интересов России за её пределами и защите страны от внешней агрессии.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Д. Володихин
— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Сегодня мы обсуждаем светлую личность, одну из, можно сказать, лучезарных личностей эпохи Московского царства, человека, которому судьба щедрыми пригоршнями отсыпала серебра славы, притом совершенно заслуженно — это полководец эпохи Смуты, князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский — человек, который в трагический час блокады Москвы спас ее и отразил противника, который уже фактически сделал судьбу России решенной. Государство было на грани исчезновения. Он дал телу России, которая изнемогала в тяжкой борьбе, глоток свежего воздуха — и за это поклон ему и огромная благодарность. А для того, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой поговорить об этом человеке, мы пригласили к нам в студию специалиста, доктора исторических наук, профессора МГУ, Ярослава Викторовича Леонтьева. Здравствуйте.
Я. Леонтьев
— Добрый вечер, уважаемый ведущий и радиослушатели.
Д. Володихин
— Ну что ж, важно, чтобы всякий раз о человеке, который становится в фокус нашего с нами портретирования, нашим радиослушателям было что вспомнить. Ну что-то вроде визитной карточки — буквально три-четыре фразы для начала о том, что должно приходить в голову в первую очередь, когда речь заходит о Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском.
Я. Леонтьев
— Пожалуйста. Сразу же те характеристики, которыми только что вы наделяли нашего героя, ему давали, вот представьте себе, почти все историки давали ему такие характеристики, ограничиваясь только одной: гений Отечества — Николай Михайлович Карамзин. Второе, что я бы поставил на визитную карточку — это, конечно же, знаменитая парсуна, которая хранится в Третьяковской галерее и которая действительно много раз публиковалась в учебниках и, наверное, все радиослушатели хотя бы раз в жизни ее видели. И наконец третье — может быть, на обороте как раз этой визитной карточки я написал бы, что несмотря на то, что действительно судьба щедро его одаривала, абсолютно заслуженно, этой славой, в лучах славы он был тогда, но потом-то, увы, не то что она померкла — для историков нет, но смотрите, это, наверное, единственный, может быть, освободитель Москвы, в честь которого нет не только даже памятника в Москве и бюста, но и даже улицы не носят название, ни одна из улиц, уж не говоря о площадях и о чем-то другом, не носят имени Скопина-Шуйского. Вот это в то же время и слава, и известность, и вот какое-то забвение — это тоже всегда вот сочеталось в этой судьбе его посмертной, увы.
Д. Володихин
— Ох, вместе с нами восплачу — у нас много чего нет в Москве, в моем родном любимом городе. И нет у нас и, кстати, ни памятника, ни бюста Ивана III, создателя России, российской государственности в XV веке. И нет и Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. И, честно говоря, человека, который описал добрую половину истории Московского царства в «Истории государства Российского» — я имею в виду Николая Михайловича Карамзина. Находим ли мы где-нибудь ему памятник? Ну тоже с этим нехорошо.
Я. Леонтьев
— Соглашусь.
Д. Володихин
— Ну думаю, что с течением времени будет как-то выправляться. Ну а сегодня вернемся к Михаилу Васильевичу, собственно речь ведь пойдет не только о том, что он блистательный полководец и патриот своего Отечества, но еще о том, что он представитель очень высокого уровня русской аристократии. И вот, может быть, пару слов о его роде, о его семействе.
Я. Леонтьев
— Ну это род, конечно, тоже всегда на слуху, потому что его четвероюродный дядя Василий Иванович Шуйский был царем в момент совершения им главных подвигов в своей короткой жизни. А вообще род, конечно, замечательный, очень известный, и он нисходит к потомству Андрея Ярославича, младшего брата Александра Невского.
Д. Володихин
— Совершенно верно.
Я. Леонтьев
— И дальше Шуйские всегда были на плаву, действительно они всегда были вместе сначала с Нижегородско-Суздальскими князьями, они и были, собственно, представители вот этой ветви.
Д. Володихин
— Ну они да, действительно были среди Суздальско-Нижегородского княжеского дома, представителями его.
Я. Леонтьев
— Так точно, да. А далее, когда произошла уже интеграция с Москвой, с Московским великим княжеством, с Московским государством и царством, то, конечно, Шуйские тоже остались на самой высокой лестнице, вот наверху — в палатах боярской думы, в Московском кремле.
Д. Володихин
— Совершенно верно. Один Шуйский оборонял взятый Василием III Смоленск, другой завоевывал Ливонию, третий оборонял от польского короля Стефана Батория Псков.
Я. Леонтьев
— Ваш герой, Иван Петрович Шуйский.
Д. Володихин
— Ну да, один из моих любимых полководцев, конечно. Но тем не менее если даже убрать эти три блистательные фигуры, все равно в семействе Шуйских найдется немало выдающихся военачальников, прекрасных управленцев и так далее. Важно то, что Михаил Васильевич рос в среде людей, которые были столпами царства, всегда это знали, всегда чувствовали на себе эту ответственность и всегда неизменно учились, ну почти что с колыбельки, наверное, делу державного правления, суда и войны. Это люди, которые по крови своей должны были править, управлять. Ну и вот молодые годы этой короткой судьбы Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, они только подтверждают высказанный мною тезис.
Я. Леонтьев
— Да, безусловно. И я хочу только добавить к сказанному вами, что его родитель, Василий Федорович Скопин-Шуйский был как раз соратником Ивана Петровича Шуйского только что помянутого, они сражались бок о бок. Более того, даже Иван Петрович был в подчинении у Василия Федоровича, который являлся наместником Пскова вот во время наступления Стефана Батория и героической обороны, которую они сообща организовали. Ну, к сожалению, он рано ушел из жизни, и он не мог много рассказать своему сыну, родившемуся в 1586 году, в ноябре месяце — на Михаила Архангела он был крещен, наш герой, и в Михайловский день. Он не мог много рассказать, отец, он рано ушел. Но, видимо, ему много рассказывал, в том числе о подвигах отца, его родной дядя, который скорее всего и стал его воспитателем. Василий Федорович Скопин-Шуйский был женат на княжне Алене Петровне Татевой — это тоже княжеский род.
Д. Володихин
— Тоже Рюриковичи.
Я. Леонтьев
— Да, и дядя Скопина, Борис Петрович Татев, он тоже был достаточно известным воеводой, в самых разных местах воеводствовал. И вот он, наверное, племянника и напутствовал вот дальше уже, ну занимался воспитанием в буквальном смысле, да.
Д. Володихин
— Ну что ж, действительно блистательное окружение и, кстати, блистательная эпоха которая пришлась на детство и отрочество Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Напомню, что это царствование святого благоверного царя Феодора Иоанновича, человека, который вошел в собор Московских святых как чудотворец, и первый патриарх Московский посвятил ему житийное повествование. Что ж, вот собственно первые двенадцать лет жизни Михаил Васильевич провел в эпоху величественную, мирную, спокойную и, в общем, наверное, тогда его личность и сформировалась. А вот когда пришло время ему выходить на службу — а в то время, в ту эпоху, как правило, на службу отправлялись лет в пятнадцать, то царствование уже сотрясалось от отдаленных раскатов грома — это было уже правление Бориса Годунова. Ну вот, собственно, что там происходит в годуновскую эпоху и впоследствии с Михаилом Васильевичем, он выходит на службу и первые его шаги, каковы они?
Я. Леонтьев
— Сколько мне помнится, впервые в разрядных книгах он появляется во время посольского приема вот персидского посла, если не ошибаюсь. Ну а далее уже он действительно вступает на путь воина. Это произойдет чуть-чуть позже, правда, когда сначала окажется вместо Бориса Годунова на московском троне тот, который войдет в историю под именем Лжедмитрия I Самозванца, ну которого сначала называли все царем московским Димитрием Ивановичем. И Скопин-Шуйский совсем еще юный, он тоже еще 19—20-летний оказался в роли «великого мечника» первого Самозванца.
Д. Володихин
— Ну Самозванец для того, чтобы установить какие-то добрые дружеские отношения с русской аристократией, щедро давал ей разные титулы, без особенной материальной основы и с непонятным уровнем чести.
Я. Леонтьев
— Совершенно верно. И не будем осуждать никоим образом нашего молодого героя, потому что если мы вспомним знаменитую свадьбу Самозванца с Мариной Мнишек, то, простите, на этой свадьбе стольниками тут же мы могли бы увидеть и Дмитрия Михайловича Пожарского, и дядю Скопина-Шуйского, Бориса Петровича Татева, который был тоже на этой свадьбе. Конечно, они все были в каком-то плену, в заблуждении. Ну а как они могли поступать иначе, как они могли сомневаться, если сама Мария Нагая признала в нем сына, да, эта знаменитая сцена...
Д. Володихин
— Ну здесь даже, наверное, речь идет не о каком-то коллективном предательстве, измене, а скорее...
Я. Леонтьев
— Заблуждении.
Д. Володихин
— Да, о коллективном помрачении, заблуждении — очень хорошее слово, правильное. Потому что для нас это уже Смута, а для тех времен, наверное, все-таки людей посещает надежда, что да, на троне сомнительный человек — но хотя бы в державе мир, хотя бы вот мы не воюем друг с другом. Стало еще хуже — но пока еще мир. Появляется опасность окатоличивания России — но пока еще мир. Вот это «пока еще», «пока еще» — владело умами очень крепко. Мы и хотели бы что-нибудь сделать, ну давайте подождем, видимо, пока не станет совсем плохо. И совсем плохо стало. Пока не стало совсем плохо, в эфире прозвучит музыка Георгия Васильевича Свиридова к телеспектаклю «Царь Федор Иоаннович» — благо именно при этом государе родился и рос наш герой.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях доктор исторических наук, профессор Московского государственного университета, Ярослав Викторович Леонтьев. Мы беседуем об одном из величайших полководцев Московского царства, Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском. И настает время перелома и в судьбе России, и в судьбе Михаила Васильевича. Он еще очень молодой человек: 1606 год, который поставил точку в судьбе Самозванца, это время, когда Михаил Васильевич отмечает двадцатилетие всего-навсего.
Я. Леонтьев
— Точно.
Д. Володихин
— По нынешним временам молодой парень, на которого нельзя возложить никакого сколько-нибудь значительного груза ответственности, ни политической, ни военной. Но наше время очень инфантильно. Двадцать лет для Московского царства — это эпоха, когда мужчина считался вполне взрослым и мог принимать на себя ну хоть даже и управление царством. Поэтому хотелось бы поговорить всерьез о той роли, которую сыграл Михаил Васильевич в событиях времен правления Василия Шуйского. В результате восстания русской аристократии был убит Лжедмитрий I, на престол взошел царь Василий Иванович, Василий IV, Рюрикович природный, представитель Суздальской Нижегородской ветви Рюриковичей — у него на престол были все права. И то что он забыл спросить об этом Земский собор — так, я извиняюсь, Земский собор и не имел компетенции на то, чтобы оспорить это самое восшествие. Ну хорошо. Михаил Васильевич отдаленный, но все же родственник Василия Шуйского, и какое же он место занимает при государе?
Я. Леонтьев
— Ну сначала, наверное, все-таки не приближенное. Может быть, есть версия о том, что Василий Иванович Шуйский оказывал ему некоторое покровительство, но не на первых ролях, конечно же, он был. Потому что в ближайшем окружении Василий Ивановича были всегда его братья, очень амбициозные.
Д. Володихин
— И не особенно вместе с тем талантливые по части военного дела.
Я. Леонтьев
— Да я бы сказал бы даже бездарные, если вспомнить о дальнейшей катастрофе, которая была связана с одним его братом, Дмитрием Шуйским — но это мы сильно забежали бы вперед. Так вот все-таки восхождение молодого четвероюродного племянника Михаила Васильевича — я уже упомянул, что он встал на путь воина, у него начался воинский его путь — это было связано с Болотниковым, с повстанческим движением Болотникова, когда Болотников осадил Москву.
Д. Володихин
— Скажем честно: с мятежом Болотникова. В советское время так не говорили, но, слава Богу, времена переменились, можно назвать вещи своими именами. Мятежом Болотникова против царя.
Я. Леонтьев
— Ну человеком, который себя называл воеводой якобы вторично спасшегося Дмитрия Ивановича. Собственно говоря, в этот момент еще второго Самозванца не было, он выдвинется немножко позже. Но вот Болотников — не будем сейчас его обсуждать детально — то ли сознательно или несознательно, но он играл эту роль так или иначе. Тоже опираясь на некоторых сторонников Самозванца — на князя Телятьевского, князя Шаховского, с которыми он дружил. И вот он человек, который назвал себя, начал называть себя воеводой спасшегося снова царя Московского, который собирает вот новое войско, а пока вот главкомом его является Иван Исаевич Болотников, который начал наступление на Москву и подошел уже вплотную — он встал, его стан находился в селе Коломенском. Конечно, сейчас все радиослушатели понимают, что это давно уже в черте нашего большого града, ну тогда за пределами, где были летние дворцы как раз Московских царей, вот там находился стан Болотникова. Началась осада Москвы. И Скопин-Шуйский сыграл ну, может быть, пока еще не ключевую роль, но достаточно важную роль при отгоне Болотникова от Москвы. Он наступал от Серпуховских ворот, и хороший бой дал на реке Пахре — самое такое первое значимое сражение, выигранное еще тоже юным Скопиным-Шуйским.
Д. Володихин
— Это какой год?
Я. Леонтьев
— Это тот же, все тот же.
Д. Володихин
— Конец 1606 года.
Я. Леонтьев
— Да, декабрь 1606 года. Вот в этом генеральном сражении, когда отогнали болотниковцев до Калуги и гнали, и здесь уже при наступлении на Калугу Скопин-Шуйский начинает играть действительно более важную роль. Болотниковцы перешли в контратаки и чуть было не окружили царскую армию. И Скопину-Шуйскому тогда выпала честь спасать артиллерию — наряд, тогда русскую артиллерию называли словом «наряд». Он спас тогда артиллерию и это решило потом в итоге в пользу царской армии. Болотниковцы ретировались из Калуги в Тулу. И вот дальше уже Скопин-Шуйский командовал передовым полком, наступавшим на Тульский кремль, где засели болотниковцы.
Д. Володихин
— Ну Болотников в Туле в конце концов, после целого ряда поражений его соратников за пределами города и после того, как город был потоплен в результате разрушения плотины, вынужден был сдать оружие, и злейшая язва на теле России на тот момент все-таки была залечена.
Я. Леонтьев
— Совершенно верно.
Д. Володихин
— Начала затягиваться. И тут Михаил Васильевич славно поработал. Однако...
Я. Леонтьев
— Более того, извините, Дмитрий Михайлович, он получил чин боярина. Для двадцатиоднолетнего молодого человека это было, в общем-то, на самом деле даже для этого времени это было невиданно, вот такое стремительное чинообразование.
Д. Володихин
— Ну что ж, мы становимся свидетелями, как на месте одной злой язвы появляется вторая — Лжедмитрий за номером два: совершенно уже мутного происхождения человек. В то что он царь верили, по-моему, только безумцы и в основном эта фигура была использована разного рода проходимцами и властолюбцами для развития военной и политической интриги против законного государя. Однако, в общем, поддержка, оказанная из-за рубежа, со стороны Польши и Литвы, позволила Лжедмитрию II дойти до Москвы и остановиться на ее окраинах. И тут вот Михаил Васильевич опять оказывается востребован.
Я. Леонтьев
— Да, сторонники второго Самозванца стали лагерем в Тушино. Если Болотников, как видим, наступал с юга-востока, то здесь был как раз северо-запад по отношению к столице. И вот известный Тушинский лагерь, даже там целый дворец был в конце концов воздвигнут, целый город, городок появился со своими укреплениями, и ситуация была очень аховой, я бы сказал бы. Но позвольте, я еще сделаю очень маленькое отступление. Вот в этот короткий период между Болотниковым и Лжедмитрием II просто Скопин-Шуйский наладил свою личную жизнь — он женился на Александре Васильевне Головиной.
Д. Володихин
— Тоже представительнице древнего боярского рода, русско-греческого, чрезвычайно высокого, высоко стоящего при дворе русских государей.
Я. Леонтьев
— Да, и самое интересное, что и царь в это время женился, престарелый Василий Иванович Шуйский тоже женился. И свадьбы у них проходили практически в одно и то же время, и они присутствовали друг у друга на свадьбах. И в это время он действительно становится фаворитом Василий Ивановича Шуйского — наверное, я не побоюсь этого слова, он становится одним из наиболее приближенных именно как раз в этот момент.
Д. Володихин
— Ну и что ж, когда блокада со стороны тушинцев оборачивается тем, что не только окружают Москву, но еще и занимают все большее и большее количество областей России, царь поручает Михаилу Васильевичу освободительную миссию: отправляет его на север, чтобы там добыть сил для помощи осажденной столице.
Я. Леонтьев
— Отправляет на север. Но представьте себе, уважаемые радиослушатели, что все дороги вокруг Москвы были блокированы. В это же время шла, я напомню, беспрецедентная осада Троице-Сергиева монастыря, главной православной обители Русского государства. И представьте себе, что Скопину-Шуйскому — он поехал на север, в Великий Новгород, но он поехал единственной свободной дорогой, которая была отбита — Коломенской дорогой. Он выехал ровно в противоположном направлении и потом, где-то дав большой крюк, конечно, ему обойти нужно было все заставы, чтобы благополучно пробраться с небольшом отрядом. Вместе со своим шурином, с братом жены, Семеном Васильевичем Головиным, они все-таки сумели добраться до Великого Новгорода.
Д. Володихин
— И там по поручению Василия Ивановича Михаил Васильевич Скопин-Шуйский ведет тяжелейшие переговоры со Швецией. Речь идет о том, чтобы получить контингент наемников. Этот контингент оплачивается не только деньгами, но и землей, то есть он очень дорого будет стоить, но речь идет о спасении России и, в частности о спасении столицы. Михаил Васильевич успешно эти переговоры провел и через некоторое время этот контингент наемников получил. Но вот мы сейчас перейдем к разговору о его главном деянии — освободительном походе. Ну а сейчас, я думаю, будет правильным, если мы вновь послушаем русскую музыку, посвященную эпохе Смуты. У нас сегодня есть возможность наслаждаться замечательными музыкальными произведениями, касающимися этого страшного времени. И сейчас вы услышите музыку к трагедии Алексея Константиновича Толстого «Царь Борис», написанную Василием Сергеевичем Калинниковым.
А я хотел бы напомнить вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы прерываем наш разговор буквально на минуту, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, я напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы беседуем с доктором исторических наук, профессором Московского университета, Ярославом Викторовичем Леонтьевым о замечательном полководце эпохи Смуты, Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском. И подходим как раз к моменту, с которого начинается великий освободительный поход, внесший Михаила Васильевича в списки истинных героев нашей страны. Собственно, 1608 год. В Новгороде Великом под руками у Михаила Васильевича незначительное количество людей его свиты, в общем, не очень сильное и многочисленное ополчение северных земель новгородских — скажем так, провинциальные войска не высшего, прямо скажем, качества. И разношерстный злой сброд наемников. С этими силами надо сотворить чудо.
Я. Леонтьев
— Да. И буквально, может быть, одним словом о наемниках. Конечно, это были такие солдаты удачи, со всей Европы собранные. Между прочим, один из них хорошо потом отличился в дальнейшем — это был никто иной как прямой предок Михаила Юрьевича Лермонтова, шотландец Георг Лермонт. Да, даже ирландцы и шотландцы тоже были среди этих легионеров, во главе с Якобом Понтусом Делагарди — тоже молодым 25—26-летним полководец шведским, уже имевшим тоже боевой опыт в разных войнах европейских. Вот они подружились со Скопиным-Шуйским, надо сказать, и они вместе выступили в этот освободительный поход — это произошло в мае 1609 года. Но еще раньше Скопин-Шуйский отправлял свих эмиссаров — наверное, может быть, так, другого слова не могу сразу подобрать — в разные города и веси, установил с ними связь, то есть он выступал в роли такого координационного центра. Потому что уже с конца 1608 года в разных замосковных городах северных уже вспыхнуло движение — партизанское движение ополченческое против как раз Самозванца, против Лжедмитрия II — это Галич, Кинешма, Углич и так далее. Где-то удавалась карателям подавить эти вспышки и восстания, но где-то они собрались потом, эти разрозненные пальцы собрались в единый кулак. И представители Скопина-Шуйского, допустим, воевода Никита Вышеславцев-Буслаев, новгородец, отправился в сторону Ярославля и так далее. То есть Скопин-Шуйский уже координировал действия и далеко от Великого Новгорода. А непосредственно сам он выступил в поход по двум направлениям: одни отряды, возглавляемые его шурином, Семеном Головиным, шли на Старую Руссу и на Торопец, а основная армия шла по дороге, двинулась по дороге на Торжок — к крайнему городу вот новгородской земли, уже неподалеку от Твери. Тверь, соответственно, в этот момент занимали представители Самозванца, гарнизон Самозванца.
Д. Володихин
— Ну и что дали первые боевые столкновения? Насколько я понимаю, бои были достаточно трудными — не так уж много сил удалось собрать Михаилу Васильевичу, даже учитывая этот контингент иностранных наемников.
Я. Леонтьев
— Где как. Вы знаете, скажем, сражения под Торопцом и под Русой, они были в пользу вот этих союзных войск русско-шведских с Керназитским — они разбили отряды Керназитского, вот Головин успешно разбил. А передовой полк Скопина-Шуйского был выдвинут в Торжок, навстречу ему двинулся польский полковник Зборовский и «русский вор», как называли тогда, в то время — вот тушинец, Григорий Шаховской. Довольно кровавый злодей, еще который с Болотниковым был, один из вдохновителей Болотникова, мы упоминали немножко раньше его имя. По дороге они страшной зачистке подвергли Старицу, тот город, который перешел. Дело в том, что по мере того как двигалось войско Скопина-Шуйского, те города, которые раньше присягнули Самозванцу, они получали грамоты от Скопина-Шуйского и заново присягу давали теперь уже Василий Ивановичу Шуйскому. И вот Старица подверглась кровавой зачистке. Почему я упоминаю особенно Старицу на радио «Вера» — там погибла в этой ситуации местночтимая святая Пелагия, которую считают сейчас историки тверские родной сестрой первого патриарха Иова.
Д. Володихин
— Ну что ж, без неудач такое больше освободительное наступление вряд ли могло произойти.
Я. Леонтьев
— Да. Но потом дальше последовали сражения за Торжок — и вот здесь уже как раз армия Скопина-Шуйского опрокинула вот этих злодеев, супостатов, загнала их обратно в Тверь и повела уже наступление на Тверь. Тверь-то город большой и по тем меркам, был еще не так давно столицей самостоятельного государства, относительно недавно, там происходили очень серьезные бои, трехдневные бои с переменными успехами. В какой-то момент удалось тушинцам самим перейти в контрнаступление, опрокинув часть легионеров. Но вот Скопин-Шуйский и русские отряды спасли положение и загнали в Тверской кремль, не доживший до нашего времени, вот они загнали тушинцев, освободив посады тверские. И дальше двинулись разными дорогами: какие-то отряды пошли преследовать их в сторону по Волоколамской дороге, тушинцев, а другие отряды двинулись — то что сейчас все радиослушатели знают как Ленинградское шоссе — по Ленинградке, да, в сторону Городни. Первая почтовая станция была уже потом, в XVIII–XIX веке после Твери в местечке Городня на Волге.
Д. Володихин
— Ну а вот скажем, кремль-то когда удалось очистить, Тверской кремль?
Я. Леонтьев
— А Скопин-Шуйский не терял время. Конечно, там остались, была оставлена какая-то часть войска, чтобы она продолжала эту осаду. Он так и подумал, что они в конце концов сдадутся, голод заставит их сдаться.
Д. Володихин
— Сдались в конце концов?
Я. Леонтьев
— Ну конечно. А самим просто дальше надо было размышлять, двигаться. Ему хотелось быстрее двигаться на Москву, и как раз это прекрасная перспектива, если бы он двигался дальше по этому направлению, через Клин и все уже, дорога прямая на Тушино открывается. Но тут произошел форс-мажор: как раз именно не готовые к таким кровопролитным боям наемники, они потребовали немедленной вот уплаты довольно больших и компенсаций, и самое главное, вобще выплаты жалованья, которое было им обещано, когда в Выборге подписывался этот договор. А у Скопина-Шуйского не было денег в этот момент, у него не было никакой казны. Это позже ему придут, окажут прекрасные такие спонсорские услуги, говоря сегодняшним языком, Соловецкий монастырь, вот Калязинский монастырь придет ему на помощь, крупные монастыри и станут, так сказать...
Д. Володихин
— Ну что же, каков его ход в этой ситуации?
Я. Леонтьев
— Он не мог наступать на Москву, потому что произошел бунт наемников. Это был настоящий бунт, и у него просто не осталось сил, достаточного количества сил, с которыми можно было наступать. Да, к нему пришла еще на помощь трехтысячная рать из Смоленска, отправленная воеводой Шеиным. Тогда еще Смоленск не был осажден, в этот момент, она еще под Торжок пришла, какое-то усиление у него еще происходило и за счет русских воинов. Но все равно этого было недостаточно теперь, чтобы наступать — наемники-то взбунтовались.
Д. Володихин
— А как удалось решить эту проблему?
Я. Леонтьев
— Он решает продолжать собирать армию. Для этого форсирует Волгу, с правого берега уходит на левый — как раз Городня на правом береге. Оказывается на левом берегу и идет в сторону Кашина, двигается и встает лагерем, располагает там свою ставку, расположив в Троицком Калязинском монастыре.
Д. Володихин
— Насколько я понимаю, город Калязин именно что как город еще пока не существует, но местность отмечена словом «Калязин», «Калязинский монастырь» — именно здесь происходит решающее сражение между русско-шведской армией Михаила Васильевича Скопина-Шуйского и силами Самозванца.
Я. Леонтьев
— Да, и этому предшествовал как раз сбор армии. То есть Калязин монастырь стал, таким образом, как я уже выразился недавно, и спонсором, то есть начал оказывать финансовую помощь армии. Но сюда же стали стекаться вот те отряды, которые уже освободили с другой стороны Кострому, Ярославль, Углич соседний, со стороны Вологды подходили. Даже из далекой Сибири пришли мангазейские стрельцы, архангелогородские были стрельцы, Нижний Новгород прислал какое-то количество стрельцов.
Д. Володихин
— То есть на этот момент Калязин является центром национально-освободительного движения.
Я. Леонтьев
— Да, по сути, да можно сказать, даже временной столицей. Такую роль, которую потом Ярославль сыграет в время Минина и Пожарского, вот когда там Совет всей земли Русской будет. В этот момент Калязин стал такой столицей. А покровителем ополчения, конечно, преподобный Макарий Калязинский, основатель этого монастыря.
Д. Володихин
— Мы до разговора о монастыре доберемся, а сейчас несколько слов о том, что все-таки произошло. Ведь это действительно была огромная и долгая битва.
Я. Леонтьев
— Она длилась несколько дней, да, но кульминация-то была, происходила в один день — на праздник Успения Пресвятой Богородицы это пришлось. Но до этого были примерно в течение недели бои. Дело в том, что, я напомню радиослушателям, что в это же время продолжалась вот это долгая, длительная, многомесячная осада Троице-Сергиева монастыря. Троице-Сергиев от Калязина монастыря — это расстояние в сто верст. И Сапега, так сказать, второй человек пари дворе Самозванца, который осаждал, стоял таборами вокруг Троицы преподобного Сергия, он выдвинулся навстречу Скопину-Шуйскому, чтобы нанести такой вот упреждающий удар, пока он не соберет окончательно армию. И вызвав еще и другие отряды с разных сторон, тоже тушинцев отряд, особенно головорезов Лисовского, который базировался в Тушино, вместе с Сапегой тоже объединился, вот Зборовский пришел, не до конца разбитый. И произошла в итоге, то есть сначала там шли бои такого местного значения, да, но когда наступил Успеньев день, то произошло вот генеральное сражение на реке Жабня — приток Волги. И победа, конечно, там не было полного разбития вот сапеженцев, увы, вот они отошли, их преследовали там, еще бои тоже продолжались. Но Скопин-Шуйский еще не хотел рисковать тоже сразу и бросать всю армию, тем более плохо обученных ополченцев. А дело в том, что в Калязинском лагере один из наших выдающихся историков Смуты, Игорь Олегович Тюменцев сравнивает Калязинский лагерь с Тарутиным лагерем Михаила Илларионовича Кутузова — там происходило обучение ополченцев тоже. Он не готов был бросить всю армию сразу вот, немедленно.
Д. Володихин
— Но так или иначе противник отступил.
Я. Леонтьев
— Противник отступил точно. И более того, у противника произошел раскол — это тоже был интересный момент.
Д. Володихин
— Ну хорошо мы вернемся к судьбам и Михаила Васильевича, и его противника скоро. А пока, я думаю, мы насладимся вновь замечательным отрывком старинной русской музыки — это Модест Петрович Мусоргский, фрагмент из оперы «Борис Годунов».
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. В гостях у нас доктор исторических наук, профессор Московского университета, Ярослав Викторович Леонтьев. Мы обсуждаем фигуру замечательного полководца, освободителя Москвы, Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Вернемся еще раз на Калязинскую землю — это важно. Хотелось бы не пропускать очень важный момент. Понимаете, когда говорят о Михаиле Васильевиче, говорят: «полководец», говорят: «поход», говорят: «бои», но все время проскакивают мимо важнейших событий. Недалеко от Калязина произошло одно из важнейших событий — генеральное сражение, в котором были разгромлены основные силы тушинцев — это очень важный момент. Они не были уничтожены, они еще достаточно зла принесут, но они были разбиты. И в результате произошло освобождение Троице-Сергиевского монастыря от осады, ну несколько позднее. Вот хотелось бы еще несколько слов об этом. Ведь это важная точка. Скажите, когда это произошло. И еще один важный момент опять же: некоторые историки считают, что своими победами Михаил Васильевич обязан каким-то младшим военачальникам или командирам иностранных наемников. До какой степени он действительно присутствовал на поле боя, командовал, до какой степени это его победа, а не неких безымянных младших начальников?
Я. Леонтьев
— Есть несколько описаний этого боя, и особенно полное такое описание Авраамий Палицын дал, конечно, в сказании об осаде Троице-Сергиевого монастыря. Есть и польские источники — дневники Сапеги, где тоже отражен ход сражений. Мы, правда, не можем со стопроцентной уверенностью сказать, что вот в разгар непосредственно первого боя Скопин-Шуйский находился на боевом коне. И этого не было, он все-таки находился в монастыре, на левом берегу Волги, где находилась его ставка. А на другой берег, где и начался этот бой, началось сражение вокруг острога — там заранее, загодя был построен деревянный острог, его лучшие силы были там размещены. И польская конница, вот эти знаменитые крылатые гусары, они начали наскакивать вот на этот острог — ну получили по зубам. А дальше уже перешла русская армия в контрнаступление, вот земская армия, и по обеим берегам реки Жабни — это приток Волги — начала преследовать отступающих сапеженцев. Но в общей сложности почти весь световой день это длилось — 18 августа 1609 года, на Успеньев день это происходило.
Д. Володихин
— И как скоро после этого были очищены позиции осаждающих под стенами Троице-Сергиева монастыря?
Я. Леонтьев
— Довольно быстро после этого. Скопин-Шуйский еще оставался в течение двух месяцев в Калязине, высылая отряды на освобождение тех городов, которые были по дороге к Троице — это Переславль-Залесский, Ростов Великий был освобожден, потом Александровская слобода, великая слобода — нынешний город Александров — туда он потом перенесет свою ставку. Но еще до этого один из его наиболее деятельных воевод, Давид Жеребцов, в октябре 1609 года с отборным отрядом мужей избранных, как говорит нам один из очевидцев и участников этих событий, прорвался в осажденный монастырь в Троице-Сергиев на помощь уже изнемогающим от осады — там оставалось буквально в это время двести человек примерно в строю. К сожалению, увы, не было показано, не продемонстрировано в фильме, вот этом сериале, второй части «Бориса Годунова», который мы видели по телевизору, там совершенно это было обойдено вниманием.
Д. Володихин
— Ох, не будем даже обсуждать.
Я. Леонтьев
— Там даже не было названо имя Скопина-Шуйского, понимаете, тем более Жеребцова, который спас положение — девятьсот отборных мужей, по сути дела, такой спецназ прорвался, и Жеребцов принял оборону дальнейшую на себя. А окончательно Сапега, не дожидаясь нового генерального сражения, отошел в январе 1610 года, он сам ретировался в сторону Дмитрова. Ну и было еще одно важное сражение...
Д. Володихин
— И здесь движение Михаила Васильевича Скопина-Шуйского играло первостепенную роль.
Я. Леонтьев
— Конечно.
Д. Володихин
— Еще было сражение?
Я. Леонтьев
— Да, еще одно важное сражение, он еще раз попытался прощупать его силы, вот как раз уже когда...
Д. Володихин
— Сапега.
Я. Леонтьев
— Сапега, когда Скопин-Шуйский находился уже в Александровской слободе, выдвинулся — ну это совсем неподалеку же, да, там 50 верст от Троице-Сергиевого монастыря — сапежинцы двинулись вперед. Но не доходя до города, то есть битва при селе Каринском — там была тоже одержана победа на Филиппов пост, как раз на Филиппово заговенье, то есть в ноябре, соответственно, перед началом Рождественского поста, как сейчас мы сказали бы, да.
Д. Володихин
— Ну что же, мы радио православное, поэтому мы будем не мы, если не поговорим об еще одном важном аспекте. Ведь действительно это было движение православного воинства, хотя и с помощью иностранных наемников. И здесь религиозная составляющая движения важна, а значит, стоит упомянуть и о старце Иринархе.
Я. Леонтьев
— Обязательно. Этот тоже не вполне широко известный великий русский святой. К сожалению, он также да, он известен, но и в то же время тоже забыт, как Скопин-Шуйский. А ведь его роль можно и нужно уподобить роли преподобного Сергия по отношению к Дмитрию Донскому, ни больше ни меньше. Потому что именно старец Иринарх, затворник Ростовский, насельник Ростовского Борисоглебского монастыря, недалеко от Ростова Великого, для начала он благословил Скопина-Шуйского на освободительный поход, когда тот находился в Калязине. Кстати, Иринарх Затворник, когда был еще мальчиком Илией, до пострига, учился сам читать, учился читать по житию Макария Калязинского — тут есть такая связь особенная между ростовским старцем Иринархом Ростовским, затворником, и Макарием Калязинским. Вот он благословил Скопина-Шуйского. А далее потом, впоследствии он же благословит и Минина, и Пожарского. Вот я говорю, почему это связь тоже между ополчениями дальнейшая, это тоже важно подчеркнуть. Действительно, старец Иринарх Затворник, его нужно уподабливать роли преподобного Сергия Радонежского, понимаете.
Д. Володихин
— Ну что ж, конец 1609 года — начало 1610 года. Москва, до этого стиснутая в железных объятиях врага, начинает понимать, что можно вздохнуть спокойно. И Михаил Васильевич со своими войсками входит в столицу, проводив отступающих тушинцев.
Я. Леонтьев
— Да, последние бои были еще за Дмитров, окончательно их отогнали, Сапегу, тушинский лагерь распался. К сожалению, дальше произошла драма самая настоящая, драма не только личная в жизни Скопина-Шуйского, но драма, великая трагедия вобще нашей истории. Потому что на этом месте вообще-то могла Смута и закончиться теоретически, если бы Скопин-Шуйский по-прежнему возглавлял бы русскую армию. Но произошло, как считали многие его современники, произошло его отравление сознательное. Вот на пиру по случаю крестин, где он был восприемником у князя Воротынского, его крестная кума — «змея подколодная», как пелось в одной из песен — это народный фолк, это народные плачи, которые были посвящены Скопину-Шуйскому — поднесла ему кубок с ядом. Вот это была жена младшего брата царя, Дмитрия Шуйского, и дочь Малюты Скуратова, между прочим, Екатерина Шуйская.
Д. Володихин
— Как тогда говорили: от злаго древа злая поросль.
Я. Леонтьев
— Вот-вот. Правда, есть, надо сказать, и другая версия — некоторые коллеги придерживаются все-таки, что он мог умереть и от тифа, заразившись — есть такая тоже точка зрения. Но вот по крайней мере народный глас и народные плачи, которые многочисленные, их потом фольклористы где только ни записывали — там от Терека до Русского Севера, там везде-везде пели эти песни о Скопине-Шуйском.
Д. Володихин
— Ну по тем временам его удобно было в этом обвинить: обвиняли царского брата и одновременно это обвинение летело в глаз самому царю. Хотя тот выразил самые печальные мысли по поводу кончины Михаила Васильевича и дал ему буквально царские почести на погребении — это же был его родич, родная кровь. Так что можно сомневаться, насколько здесь правы люди, которые устами народа распространяли эти слухи. Михаил Васильевич нарушил надежды многих людей, разгромив в целом каскаде сражений тех, кто хотел занять Москву — тут может быть элементарная месть его противников. Кто угодно вместе с тем, пустив слух, порочащий царское семейство, еще и расшатал позиции государя в столице России. Мы не знаем, был ли убит Михаил Васильевич или умер сам от болезни. Мы знаем только то, что смерть этого блестящего человека, во-первых, остановила целую череду побед, а во-вторых, отбросила тень и на престол российский.
Я. Леонтьев
— И оказался он погребен, как вы уже упомянули, в Архангельском соборе Московского кремля.
Д. Володихин
— Среди государей.
Я. Леонтьев
— И великих князей, да.
Д. Володихин
— Совершенно верно. Ну что ж, время нашей передачи подходит к концу. Мне хотелось бы, дорогие радиослушатели, чтобы вы запомнили Михаила Васильевича Скопина-Шуйского как человека выдающихся способностей, молодого блистательного военачальника и человека, который и в управленческом плане был настоящим гением. И мне осталось от вашего имени поблагодарить Ярослава Викторовича Леонтьева за ту просветительскую работу, которую он между нами провел, и попрощаться с вами. Благодарим вас за внимание. До свидания.
Я. Леонтьев
— Всего доброго, уважаемые радиослушатели. И до новых встреч, надеюсь.
Послание к Римлянам святого апостола Павла

Апостол Павел. Худ.: Джованни Франческо Барбьери
Рим., 105 зач., XI, 2-12.

Комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
В истории еврейского народа было несколько очень серьёзных ошибок, когда ошибались не какие-то отдельные люди, а почти весь народ. В качестве примера можно вспомнить последнюю ошибку: народ не сумел узнать в Иисусе из Назарета посланного Богом Мессию. Однако, нельзя сказать, что ошиблись все, нет, ведь есть апостолы, которые были евреями, да и в наше время среди христиан немало людей, которые по своему происхождению принадлежат к израильскому народу. Существование христиан из евреев давало апостолу возможность надеяться и верить в благую участь его родного народа. Именно об этом мы слышим сегодня во время литургии в православных храмах в отрывке из 11-й главы Послания апостола Павла к Римлянам.
Глава 11.
2 Не отверг Бог народа Своего, который Он наперед знал. Или не знаете, что говорит Писание в повествовании об Илии? как он жалуется Богу на Израиля, говоря:
3 Господи! пророков Твоих убили, жертвенники Твои разрушили; остался я один, и моей души ищут.
4 Что же говорит ему Божеский ответ? Я соблюл Себе семь тысяч человек, которые не преклонили колени перед Ваалом.
5 Так и в нынешнее время, по избранию благодати, сохранился остаток.
6 Но если по благодати, то не по делам; иначе благодать не была бы уже благодатью. А если по делам, то это уже не благодать; иначе дело не есть уже дело.
7 Что же? Израиль, чего искал, того не получил; избранные же получили, а прочие ожесточились,
8 как написано: Бог дал им дух усыпления, глаза, которыми не видят, и уши, которыми не слышат, даже до сего дня.
9 И Давид говорит: да будет трапеза их сетью, тенетами и петлею в возмездие им;
10 да помрачатся глаза их, чтобы не видеть, и хребет их да будет согбен навсегда.
11 Итак спрашиваю: неужели они преткнулись, чтобы совсем пасть? Никак. Но от их падения спасение язычникам, чтобы возбудить в них ревность.
12 Если же падение их — богатство миру, и оскудение их — богатство язычникам, то тем более полнота их.
Вполне естественно, что апостола Павла беспокоила судьба его родного народа, и, конечно же, Павел был не одинок в своём беспокойстве, много вопросов было и у других христиан из числа евреев: какой будет дальнейшая судьба их народа? Как соотнести между собой обетования Ветхого Завета и неприятие Христа израильтянами? Неужели же нет никакой надежды?
Ответ апостола Павла можно свести к довольно простому и очевидному утверждению: неприятие Христа — это далеко не первое духовное преступление израильтян, в качестве примера апостол вспомнил историю пророка Илии, в годы жизни которого народ тоже совершал немало преступлений, в какой-то момент пророк вовсе остался в одиночестве. Впрочем, так казалось лишь Илье, потому-то Бог и указал ему на семь тысяч человек, не осквернивших себя язычеством, следовательно, отпали от Бога хоть и многие, но далеко не все. Так было и во время жизни апостола Павла: не верили во Христа многие евреи, но не все, среди первого поколения христиан было немало евреев, немало их среди христиан и в наши дни. Этот факт означает, что Бог не отверг Свой народ, ведь если в народе сохраняется праведность, если есть ещё те, кто остаётся верным Богу, значит, народ не утратил смысл своего бытия, значит, люди ещё могут обрести Христово Царство.
Эту логику легко продлить и на любой другой народ: пока есть праведники, те, кто несмотря ни на что, хранит веру во Христа, значит мы не можем сказать, что Бог отвернулся от этого народа. Здесь довольно сложно не вспомнить историю русского народа в минувшем веке, у нас тоже было всеобщее отступление от Бога, мы уничтожали храмы и пытались искоренить саму веру, но были и те, кто не только сохранил себя от этого помрачения, но и сумел обрести святость, благодаря этим людям Церковь возродилась. Впрочем, успокаиваться рано, ведь Второе Христово Пришествие ещё не произошло, следовательно, мы снова можем массово отречься от нашего Спасителя. Пусть же Бог сохранит нас от этого греха!
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Помощь Никите в борьбе с лейкозом

В Санкт-Петербург, больше чем за полторы тысячи километров от дома, Никита Камышов приехал несколько месяцев назад. Ещё зимой врачи в родном Луганске произнесли слова, перевернувшие жизнь юноши и его семьи: «У вас лейкоз», то есть — рак крови.
Любимые занятия боксом, прогулки с друзьями, огромное желание стать пожарным и спасать людей — всё это пришлось поставить на паузу, ведь теперь ему предстояла борьба за собственную жизнь. Никита признаётся, что самым тяжёлым испытанием для него стало расставание с близкими и невозможность покинуть больничные стены. «Я вообще редко сижу дома, а тут — всё время в палате», — сетует Никита. Но он не теряет надежды, что выздоровление уже близко. А значит и возвращение домой, в Луганск, продолжение учёбы и занятия спортом.
Сейчас в лечении Никиты настал перерыв. Организму нужно время, чтобы восстановиться и продолжить борьбу с новой силой. Продвинуться вперёд на пути к выздоровлению юноше поможет дорогостоящее лекарство.
Купить его самостоятельно семья не может, поэтому обратилась за поддержкой в петербургский благотворительный фонд «Свет Дети». С его участием уже удалось собрать часть необходимой суммы. Если вы хотите присоединиться к помощи будущему пожарному Никите Камышову, переходите на сайт фонда «Свет Дети».
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Покровский собор — храм Василия Блаженного». Татьяна Сарачева

У нас в студии была Заведующая музеем «Покровский собор» Татьяна Сарачева.
Разговор шел об истории и современности Покровского собора на Красной площади, больше известного как храм Василия Блаженного. Как соединяется здесь богослужебная и музейная жизнь, и какие открытия были сделаны при изучении этого удивительного храма.
Этой беседой мы продолжаем цикл из пяти программ, посвященных собраниям и деятельности Государственного Исторического музея.
Первая беседа с заместителем генерального директора Исторического музея Мариной Чистяковой был посвящен истории Новодевичьего монастыря в Москве.
Ведущий: Алексей Пичугин
Все выпуски программы Светлый вечер