Поделиться
Гостем программы был профессор Московского государственного университета, доктор исторических наук Ярослав Леонтьев.
Разговор шел о личности известного полководца, участника освобождения Москвы в Смутное время князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, и о его участии в отстаивании интересов России за её пределами и защите страны от внешней агрессии.
Ведущий: Дмитрий Володихин.
Д. Володихин
— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Сегодня мы обсуждаем светлую личность, одну из, можно сказать, лучезарных личностей эпохи Московского царства, человека, которому судьба щедрыми пригоршнями отсыпала серебра славы, притом совершенно заслуженно — это полководец эпохи Смуты, князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский — человек, который в трагический час блокады Москвы спас ее и отразил противника, который уже фактически сделал судьбу России решенной. Государство было на грани исчезновения. Он дал телу России, которая изнемогала в тяжкой борьбе, глоток свежего воздуха — и за это поклон ему и огромная благодарность. А для того, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой поговорить об этом человеке, мы пригласили к нам в студию специалиста, доктора исторических наук, профессора МГУ, Ярослава Викторовича Леонтьева. Здравствуйте.
Я. Леонтьев
— Добрый вечер, уважаемый ведущий и радиослушатели.
Д. Володихин
— Ну что ж, важно, чтобы всякий раз о человеке, который становится в фокус нашего с нами портретирования, нашим радиослушателям было что вспомнить. Ну что-то вроде визитной карточки — буквально три-четыре фразы для начала о том, что должно приходить в голову в первую очередь, когда речь заходит о Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском.
Я. Леонтьев
— Пожалуйста. Сразу же те характеристики, которыми только что вы наделяли нашего героя, ему давали, вот представьте себе, почти все историки давали ему такие характеристики, ограничиваясь только одной: гений Отечества — Николай Михайлович Карамзин. Второе, что я бы поставил на визитную карточку — это, конечно же, знаменитая парсуна, которая хранится в Третьяковской галерее и которая действительно много раз публиковалась в учебниках и, наверное, все радиослушатели хотя бы раз в жизни ее видели. И наконец третье — может быть, на обороте как раз этой визитной карточки я написал бы, что несмотря на то, что действительно судьба щедро его одаривала, абсолютно заслуженно, этой славой, в лучах славы он был тогда, но потом-то, увы, не то что она померкла — для историков нет, но смотрите, это, наверное, единственный, может быть, освободитель Москвы, в честь которого нет не только даже памятника в Москве и бюста, но и даже улицы не носят название, ни одна из улиц, уж не говоря о площадях и о чем-то другом, не носят имени Скопина-Шуйского. Вот это в то же время и слава, и известность, и вот какое-то забвение — это тоже всегда вот сочеталось в этой судьбе его посмертной, увы.
Д. Володихин
— Ох, вместе с нами восплачу — у нас много чего нет в Москве, в моем родном любимом городе. И нет у нас и, кстати, ни памятника, ни бюста Ивана III, создателя России, российской государственности в XV веке. И нет и Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. И, честно говоря, человека, который описал добрую половину истории Московского царства в «Истории государства Российского» — я имею в виду Николая Михайловича Карамзина. Находим ли мы где-нибудь ему памятник? Ну тоже с этим нехорошо.
Я. Леонтьев
— Соглашусь.
Д. Володихин
— Ну думаю, что с течением времени будет как-то выправляться. Ну а сегодня вернемся к Михаилу Васильевичу, собственно речь ведь пойдет не только о том, что он блистательный полководец и патриот своего Отечества, но еще о том, что он представитель очень высокого уровня русской аристократии. И вот, может быть, пару слов о его роде, о его семействе.
Я. Леонтьев
— Ну это род, конечно, тоже всегда на слуху, потому что его четвероюродный дядя Василий Иванович Шуйский был царем в момент совершения им главных подвигов в своей короткой жизни. А вообще род, конечно, замечательный, очень известный, и он нисходит к потомству Андрея Ярославича, младшего брата Александра Невского.
Д. Володихин
— Совершенно верно.
Я. Леонтьев
— И дальше Шуйские всегда были на плаву, действительно они всегда были вместе сначала с Нижегородско-Суздальскими князьями, они и были, собственно, представители вот этой ветви.
Д. Володихин
— Ну они да, действительно были среди Суздальско-Нижегородского княжеского дома, представителями его.
Я. Леонтьев
— Так точно, да. А далее, когда произошла уже интеграция с Москвой, с Московским великим княжеством, с Московским государством и царством, то, конечно, Шуйские тоже остались на самой высокой лестнице, вот наверху — в палатах боярской думы, в Московском кремле.
Д. Володихин
— Совершенно верно. Один Шуйский оборонял взятый Василием III Смоленск, другой завоевывал Ливонию, третий оборонял от польского короля Стефана Батория Псков.
Я. Леонтьев
— Ваш герой, Иван Петрович Шуйский.
Д. Володихин
— Ну да, один из моих любимых полководцев, конечно. Но тем не менее если даже убрать эти три блистательные фигуры, все равно в семействе Шуйских найдется немало выдающихся военачальников, прекрасных управленцев и так далее. Важно то, что Михаил Васильевич рос в среде людей, которые были столпами царства, всегда это знали, всегда чувствовали на себе эту ответственность и всегда неизменно учились, ну почти что с колыбельки, наверное, делу державного правления, суда и войны. Это люди, которые по крови своей должны были править, управлять. Ну и вот молодые годы этой короткой судьбы Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, они только подтверждают высказанный мною тезис.
Я. Леонтьев
— Да, безусловно. И я хочу только добавить к сказанному вами, что его родитель, Василий Федорович Скопин-Шуйский был как раз соратником Ивана Петровича Шуйского только что помянутого, они сражались бок о бок. Более того, даже Иван Петрович был в подчинении у Василия Федоровича, который являлся наместником Пскова вот во время наступления Стефана Батория и героической обороны, которую они сообща организовали. Ну, к сожалению, он рано ушел из жизни, и он не мог много рассказать своему сыну, родившемуся в 1586 году, в ноябре месяце — на Михаила Архангела он был крещен, наш герой, и в Михайловский день. Он не мог много рассказать, отец, он рано ушел. Но, видимо, ему много рассказывал, в том числе о подвигах отца, его родной дядя, который скорее всего и стал его воспитателем. Василий Федорович Скопин-Шуйский был женат на княжне Алене Петровне Татевой — это тоже княжеский род.
Д. Володихин
— Тоже Рюриковичи.
Я. Леонтьев
— Да, и дядя Скопина, Борис Петрович Татев, он тоже был достаточно известным воеводой, в самых разных местах воеводствовал. И вот он, наверное, племянника и напутствовал вот дальше уже, ну занимался воспитанием в буквальном смысле, да.
Д. Володихин
— Ну что ж, действительно блистательное окружение и, кстати, блистательная эпоха которая пришлась на детство и отрочество Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Напомню, что это царствование святого благоверного царя Феодора Иоанновича, человека, который вошел в собор Московских святых как чудотворец, и первый патриарх Московский посвятил ему житийное повествование. Что ж, вот собственно первые двенадцать лет жизни Михаил Васильевич провел в эпоху величественную, мирную, спокойную и, в общем, наверное, тогда его личность и сформировалась. А вот когда пришло время ему выходить на службу — а в то время, в ту эпоху, как правило, на службу отправлялись лет в пятнадцать, то царствование уже сотрясалось от отдаленных раскатов грома — это было уже правление Бориса Годунова. Ну вот, собственно, что там происходит в годуновскую эпоху и впоследствии с Михаилом Васильевичем, он выходит на службу и первые его шаги, каковы они?
Я. Леонтьев
— Сколько мне помнится, впервые в разрядных книгах он появляется во время посольского приема вот персидского посла, если не ошибаюсь. Ну а далее уже он действительно вступает на путь воина. Это произойдет чуть-чуть позже, правда, когда сначала окажется вместо Бориса Годунова на московском троне тот, который войдет в историю под именем Лжедмитрия I Самозванца, ну которого сначала называли все царем московским Димитрием Ивановичем. И Скопин-Шуйский совсем еще юный, он тоже еще 19—20-летний оказался в роли «великого мечника» первого Самозванца.
Д. Володихин
— Ну Самозванец для того, чтобы установить какие-то добрые дружеские отношения с русской аристократией, щедро давал ей разные титулы, без особенной материальной основы и с непонятным уровнем чести.
Я. Леонтьев
— Совершенно верно. И не будем осуждать никоим образом нашего молодого героя, потому что если мы вспомним знаменитую свадьбу Самозванца с Мариной Мнишек, то, простите, на этой свадьбе стольниками тут же мы могли бы увидеть и Дмитрия Михайловича Пожарского, и дядю Скопина-Шуйского, Бориса Петровича Татева, который был тоже на этой свадьбе. Конечно, они все были в каком-то плену, в заблуждении. Ну а как они могли поступать иначе, как они могли сомневаться, если сама Мария Нагая признала в нем сына, да, эта знаменитая сцена...
Д. Володихин
— Ну здесь даже, наверное, речь идет не о каком-то коллективном предательстве, измене, а скорее...
Я. Леонтьев
— Заблуждении.
Д. Володихин
— Да, о коллективном помрачении, заблуждении — очень хорошее слово, правильное. Потому что для нас это уже Смута, а для тех времен, наверное, все-таки людей посещает надежда, что да, на троне сомнительный человек — но хотя бы в державе мир, хотя бы вот мы не воюем друг с другом. Стало еще хуже — но пока еще мир. Появляется опасность окатоличивания России — но пока еще мир. Вот это «пока еще», «пока еще» — владело умами очень крепко. Мы и хотели бы что-нибудь сделать, ну давайте подождем, видимо, пока не станет совсем плохо. И совсем плохо стало. Пока не стало совсем плохо, в эфире прозвучит музыка Георгия Васильевича Свиридова к телеспектаклю «Царь Федор Иоаннович» — благо именно при этом государе родился и рос наш герой.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях доктор исторических наук, профессор Московского государственного университета, Ярослав Викторович Леонтьев. Мы беседуем об одном из величайших полководцев Московского царства, Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском. И настает время перелома и в судьбе России, и в судьбе Михаила Васильевича. Он еще очень молодой человек: 1606 год, который поставил точку в судьбе Самозванца, это время, когда Михаил Васильевич отмечает двадцатилетие всего-навсего.
Я. Леонтьев
— Точно.
Д. Володихин
— По нынешним временам молодой парень, на которого нельзя возложить никакого сколько-нибудь значительного груза ответственности, ни политической, ни военной. Но наше время очень инфантильно. Двадцать лет для Московского царства — это эпоха, когда мужчина считался вполне взрослым и мог принимать на себя ну хоть даже и управление царством. Поэтому хотелось бы поговорить всерьез о той роли, которую сыграл Михаил Васильевич в событиях времен правления Василия Шуйского. В результате восстания русской аристократии был убит Лжедмитрий I, на престол взошел царь Василий Иванович, Василий IV, Рюрикович природный, представитель Суздальской Нижегородской ветви Рюриковичей — у него на престол были все права. И то что он забыл спросить об этом Земский собор — так, я извиняюсь, Земский собор и не имел компетенции на то, чтобы оспорить это самое восшествие. Ну хорошо. Михаил Васильевич отдаленный, но все же родственник Василия Шуйского, и какое же он место занимает при государе?
Я. Леонтьев
— Ну сначала, наверное, все-таки не приближенное. Может быть, есть версия о том, что Василий Иванович Шуйский оказывал ему некоторое покровительство, но не на первых ролях, конечно же, он был. Потому что в ближайшем окружении Василий Ивановича были всегда его братья, очень амбициозные.
Д. Володихин
— И не особенно вместе с тем талантливые по части военного дела.
Я. Леонтьев
— Да я бы сказал бы даже бездарные, если вспомнить о дальнейшей катастрофе, которая была связана с одним его братом, Дмитрием Шуйским — но это мы сильно забежали бы вперед. Так вот все-таки восхождение молодого четвероюродного племянника Михаила Васильевича — я уже упомянул, что он встал на путь воина, у него начался воинский его путь — это было связано с Болотниковым, с повстанческим движением Болотникова, когда Болотников осадил Москву.
Д. Володихин
— Скажем честно: с мятежом Болотникова. В советское время так не говорили, но, слава Богу, времена переменились, можно назвать вещи своими именами. Мятежом Болотникова против царя.
Я. Леонтьев
— Ну человеком, который себя называл воеводой якобы вторично спасшегося Дмитрия Ивановича. Собственно говоря, в этот момент еще второго Самозванца не было, он выдвинется немножко позже. Но вот Болотников — не будем сейчас его обсуждать детально — то ли сознательно или несознательно, но он играл эту роль так или иначе. Тоже опираясь на некоторых сторонников Самозванца — на князя Телятьевского, князя Шаховского, с которыми он дружил. И вот он человек, который назвал себя, начал называть себя воеводой спасшегося снова царя Московского, который собирает вот новое войско, а пока вот главкомом его является Иван Исаевич Болотников, который начал наступление на Москву и подошел уже вплотную — он встал, его стан находился в селе Коломенском. Конечно, сейчас все радиослушатели понимают, что это давно уже в черте нашего большого града, ну тогда за пределами, где были летние дворцы как раз Московских царей, вот там находился стан Болотникова. Началась осада Москвы. И Скопин-Шуйский сыграл ну, может быть, пока еще не ключевую роль, но достаточно важную роль при отгоне Болотникова от Москвы. Он наступал от Серпуховских ворот, и хороший бой дал на реке Пахре — самое такое первое значимое сражение, выигранное еще тоже юным Скопиным-Шуйским.
Д. Володихин
— Это какой год?
Я. Леонтьев
— Это тот же, все тот же.
Д. Володихин
— Конец 1606 года.
Я. Леонтьев
— Да, декабрь 1606 года. Вот в этом генеральном сражении, когда отогнали болотниковцев до Калуги и гнали, и здесь уже при наступлении на Калугу Скопин-Шуйский начинает играть действительно более важную роль. Болотниковцы перешли в контратаки и чуть было не окружили царскую армию. И Скопину-Шуйскому тогда выпала честь спасать артиллерию — наряд, тогда русскую артиллерию называли словом «наряд». Он спас тогда артиллерию и это решило потом в итоге в пользу царской армии. Болотниковцы ретировались из Калуги в Тулу. И вот дальше уже Скопин-Шуйский командовал передовым полком, наступавшим на Тульский кремль, где засели болотниковцы.
Д. Володихин
— Ну Болотников в Туле в конце концов, после целого ряда поражений его соратников за пределами города и после того, как город был потоплен в результате разрушения плотины, вынужден был сдать оружие, и злейшая язва на теле России на тот момент все-таки была залечена.
Я. Леонтьев
— Совершенно верно.
Д. Володихин
— Начала затягиваться. И тут Михаил Васильевич славно поработал. Однако...
Я. Леонтьев
— Более того, извините, Дмитрий Михайлович, он получил чин боярина. Для двадцатиоднолетнего молодого человека это было, в общем-то, на самом деле даже для этого времени это было невиданно, вот такое стремительное чинообразование.
Д. Володихин
— Ну что ж, мы становимся свидетелями, как на месте одной злой язвы появляется вторая — Лжедмитрий за номером два: совершенно уже мутного происхождения человек. В то что он царь верили, по-моему, только безумцы и в основном эта фигура была использована разного рода проходимцами и властолюбцами для развития военной и политической интриги против законного государя. Однако, в общем, поддержка, оказанная из-за рубежа, со стороны Польши и Литвы, позволила Лжедмитрию II дойти до Москвы и остановиться на ее окраинах. И тут вот Михаил Васильевич опять оказывается востребован.
Я. Леонтьев
— Да, сторонники второго Самозванца стали лагерем в Тушино. Если Болотников, как видим, наступал с юга-востока, то здесь был как раз северо-запад по отношению к столице. И вот известный Тушинский лагерь, даже там целый дворец был в конце концов воздвигнут, целый город, городок появился со своими укреплениями, и ситуация была очень аховой, я бы сказал бы. Но позвольте, я еще сделаю очень маленькое отступление. Вот в этот короткий период между Болотниковым и Лжедмитрием II просто Скопин-Шуйский наладил свою личную жизнь — он женился на Александре Васильевне Головиной.
Д. Володихин
— Тоже представительнице древнего боярского рода, русско-греческого, чрезвычайно высокого, высоко стоящего при дворе русских государей.
Я. Леонтьев
— Да, и самое интересное, что и царь в это время женился, престарелый Василий Иванович Шуйский тоже женился. И свадьбы у них проходили практически в одно и то же время, и они присутствовали друг у друга на свадьбах. И в это время он действительно становится фаворитом Василий Ивановича Шуйского — наверное, я не побоюсь этого слова, он становится одним из наиболее приближенных именно как раз в этот момент.
Д. Володихин
— Ну и что ж, когда блокада со стороны тушинцев оборачивается тем, что не только окружают Москву, но еще и занимают все большее и большее количество областей России, царь поручает Михаилу Васильевичу освободительную миссию: отправляет его на север, чтобы там добыть сил для помощи осажденной столице.
Я. Леонтьев
— Отправляет на север. Но представьте себе, уважаемые радиослушатели, что все дороги вокруг Москвы были блокированы. В это же время шла, я напомню, беспрецедентная осада Троице-Сергиева монастыря, главной православной обители Русского государства. И представьте себе, что Скопину-Шуйскому — он поехал на север, в Великий Новгород, но он поехал единственной свободной дорогой, которая была отбита — Коломенской дорогой. Он выехал ровно в противоположном направлении и потом, где-то дав большой крюк, конечно, ему обойти нужно было все заставы, чтобы благополучно пробраться с небольшом отрядом. Вместе со своим шурином, с братом жены, Семеном Васильевичем Головиным, они все-таки сумели добраться до Великого Новгорода.
Д. Володихин
— И там по поручению Василия Ивановича Михаил Васильевич Скопин-Шуйский ведет тяжелейшие переговоры со Швецией. Речь идет о том, чтобы получить контингент наемников. Этот контингент оплачивается не только деньгами, но и землей, то есть он очень дорого будет стоить, но речь идет о спасении России и, в частности о спасении столицы. Михаил Васильевич успешно эти переговоры провел и через некоторое время этот контингент наемников получил. Но вот мы сейчас перейдем к разговору о его главном деянии — освободительном походе. Ну а сейчас, я думаю, будет правильным, если мы вновь послушаем русскую музыку, посвященную эпохе Смуты. У нас сегодня есть возможность наслаждаться замечательными музыкальными произведениями, касающимися этого страшного времени. И сейчас вы услышите музыку к трагедии Алексея Константиновича Толстого «Царь Борис», написанную Василием Сергеевичем Калинниковым.
А я хотел бы напомнить вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы прерываем наш разговор буквально на минуту, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, я напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы беседуем с доктором исторических наук, профессором Московского университета, Ярославом Викторовичем Леонтьевым о замечательном полководце эпохи Смуты, Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском. И подходим как раз к моменту, с которого начинается великий освободительный поход, внесший Михаила Васильевича в списки истинных героев нашей страны. Собственно, 1608 год. В Новгороде Великом под руками у Михаила Васильевича незначительное количество людей его свиты, в общем, не очень сильное и многочисленное ополчение северных земель новгородских — скажем так, провинциальные войска не высшего, прямо скажем, качества. И разношерстный злой сброд наемников. С этими силами надо сотворить чудо.
Я. Леонтьев
— Да. И буквально, может быть, одним словом о наемниках. Конечно, это были такие солдаты удачи, со всей Европы собранные. Между прочим, один из них хорошо потом отличился в дальнейшем — это был никто иной как прямой предок Михаила Юрьевича Лермонтова, шотландец Георг Лермонт. Да, даже ирландцы и шотландцы тоже были среди этих легионеров, во главе с Якобом Понтусом Делагарди — тоже молодым 25—26-летним полководец шведским, уже имевшим тоже боевой опыт в разных войнах европейских. Вот они подружились со Скопиным-Шуйским, надо сказать, и они вместе выступили в этот освободительный поход — это произошло в мае 1609 года. Но еще раньше Скопин-Шуйский отправлял свих эмиссаров — наверное, может быть, так, другого слова не могу сразу подобрать — в разные города и веси, установил с ними связь, то есть он выступал в роли такого координационного центра. Потому что уже с конца 1608 года в разных замосковных городах северных уже вспыхнуло движение — партизанское движение ополченческое против как раз Самозванца, против Лжедмитрия II — это Галич, Кинешма, Углич и так далее. Где-то удавалась карателям подавить эти вспышки и восстания, но где-то они собрались потом, эти разрозненные пальцы собрались в единый кулак. И представители Скопина-Шуйского, допустим, воевода Никита Вышеславцев-Буслаев, новгородец, отправился в сторону Ярославля и так далее. То есть Скопин-Шуйский уже координировал действия и далеко от Великого Новгорода. А непосредственно сам он выступил в поход по двум направлениям: одни отряды, возглавляемые его шурином, Семеном Головиным, шли на Старую Руссу и на Торопец, а основная армия шла по дороге, двинулась по дороге на Торжок — к крайнему городу вот новгородской земли, уже неподалеку от Твери. Тверь, соответственно, в этот момент занимали представители Самозванца, гарнизон Самозванца.
Д. Володихин
— Ну и что дали первые боевые столкновения? Насколько я понимаю, бои были достаточно трудными — не так уж много сил удалось собрать Михаилу Васильевичу, даже учитывая этот контингент иностранных наемников.
Я. Леонтьев
— Где как. Вы знаете, скажем, сражения под Торопцом и под Русой, они были в пользу вот этих союзных войск русско-шведских с Керназитским — они разбили отряды Керназитского, вот Головин успешно разбил. А передовой полк Скопина-Шуйского был выдвинут в Торжок, навстречу ему двинулся польский полковник Зборовский и «русский вор», как называли тогда, в то время — вот тушинец, Григорий Шаховской. Довольно кровавый злодей, еще который с Болотниковым был, один из вдохновителей Болотникова, мы упоминали немножко раньше его имя. По дороге они страшной зачистке подвергли Старицу, тот город, который перешел. Дело в том, что по мере того как двигалось войско Скопина-Шуйского, те города, которые раньше присягнули Самозванцу, они получали грамоты от Скопина-Шуйского и заново присягу давали теперь уже Василий Ивановичу Шуйскому. И вот Старица подверглась кровавой зачистке. Почему я упоминаю особенно Старицу на радио «Вера» — там погибла в этой ситуации местночтимая святая Пелагия, которую считают сейчас историки тверские родной сестрой первого патриарха Иова.
Д. Володихин
— Ну что ж, без неудач такое больше освободительное наступление вряд ли могло произойти.
Я. Леонтьев
— Да. Но потом дальше последовали сражения за Торжок — и вот здесь уже как раз армия Скопина-Шуйского опрокинула вот этих злодеев, супостатов, загнала их обратно в Тверь и повела уже наступление на Тверь. Тверь-то город большой и по тем меркам, был еще не так давно столицей самостоятельного государства, относительно недавно, там происходили очень серьезные бои, трехдневные бои с переменными успехами. В какой-то момент удалось тушинцам самим перейти в контрнаступление, опрокинув часть легионеров. Но вот Скопин-Шуйский и русские отряды спасли положение и загнали в Тверской кремль, не доживший до нашего времени, вот они загнали тушинцев, освободив посады тверские. И дальше двинулись разными дорогами: какие-то отряды пошли преследовать их в сторону по Волоколамской дороге, тушинцев, а другие отряды двинулись — то что сейчас все радиослушатели знают как Ленинградское шоссе — по Ленинградке, да, в сторону Городни. Первая почтовая станция была уже потом, в XVIII–XIX веке после Твери в местечке Городня на Волге.
Д. Володихин
— Ну а вот скажем, кремль-то когда удалось очистить, Тверской кремль?
Я. Леонтьев
— А Скопин-Шуйский не терял время. Конечно, там остались, была оставлена какая-то часть войска, чтобы она продолжала эту осаду. Он так и подумал, что они в конце концов сдадутся, голод заставит их сдаться.
Д. Володихин
— Сдались в конце концов?
Я. Леонтьев
— Ну конечно. А самим просто дальше надо было размышлять, двигаться. Ему хотелось быстрее двигаться на Москву, и как раз это прекрасная перспектива, если бы он двигался дальше по этому направлению, через Клин и все уже, дорога прямая на Тушино открывается. Но тут произошел форс-мажор: как раз именно не готовые к таким кровопролитным боям наемники, они потребовали немедленной вот уплаты довольно больших и компенсаций, и самое главное, вобще выплаты жалованья, которое было им обещано, когда в Выборге подписывался этот договор. А у Скопина-Шуйского не было денег в этот момент, у него не было никакой казны. Это позже ему придут, окажут прекрасные такие спонсорские услуги, говоря сегодняшним языком, Соловецкий монастырь, вот Калязинский монастырь придет ему на помощь, крупные монастыри и станут, так сказать...
Д. Володихин
— Ну что же, каков его ход в этой ситуации?
Я. Леонтьев
— Он не мог наступать на Москву, потому что произошел бунт наемников. Это был настоящий бунт, и у него просто не осталось сил, достаточного количества сил, с которыми можно было наступать. Да, к нему пришла еще на помощь трехтысячная рать из Смоленска, отправленная воеводой Шеиным. Тогда еще Смоленск не был осажден, в этот момент, она еще под Торжок пришла, какое-то усиление у него еще происходило и за счет русских воинов. Но все равно этого было недостаточно теперь, чтобы наступать — наемники-то взбунтовались.
Д. Володихин
— А как удалось решить эту проблему?
Я. Леонтьев
— Он решает продолжать собирать армию. Для этого форсирует Волгу, с правого берега уходит на левый — как раз Городня на правом береге. Оказывается на левом берегу и идет в сторону Кашина, двигается и встает лагерем, располагает там свою ставку, расположив в Троицком Калязинском монастыре.
Д. Володихин
— Насколько я понимаю, город Калязин именно что как город еще пока не существует, но местность отмечена словом «Калязин», «Калязинский монастырь» — именно здесь происходит решающее сражение между русско-шведской армией Михаила Васильевича Скопина-Шуйского и силами Самозванца.
Я. Леонтьев
— Да, и этому предшествовал как раз сбор армии. То есть Калязин монастырь стал, таким образом, как я уже выразился недавно, и спонсором, то есть начал оказывать финансовую помощь армии. Но сюда же стали стекаться вот те отряды, которые уже освободили с другой стороны Кострому, Ярославль, Углич соседний, со стороны Вологды подходили. Даже из далекой Сибири пришли мангазейские стрельцы, архангелогородские были стрельцы, Нижний Новгород прислал какое-то количество стрельцов.
Д. Володихин
— То есть на этот момент Калязин является центром национально-освободительного движения.
Я. Леонтьев
— Да, по сути, да можно сказать, даже временной столицей. Такую роль, которую потом Ярославль сыграет в время Минина и Пожарского, вот когда там Совет всей земли Русской будет. В этот момент Калязин стал такой столицей. А покровителем ополчения, конечно, преподобный Макарий Калязинский, основатель этого монастыря.
Д. Володихин
— Мы до разговора о монастыре доберемся, а сейчас несколько слов о том, что все-таки произошло. Ведь это действительно была огромная и долгая битва.
Я. Леонтьев
— Она длилась несколько дней, да, но кульминация-то была, происходила в один день — на праздник Успения Пресвятой Богородицы это пришлось. Но до этого были примерно в течение недели бои. Дело в том, что, я напомню радиослушателям, что в это же время продолжалась вот это долгая, длительная, многомесячная осада Троице-Сергиева монастыря. Троице-Сергиев от Калязина монастыря — это расстояние в сто верст. И Сапега, так сказать, второй человек пари дворе Самозванца, который осаждал, стоял таборами вокруг Троицы преподобного Сергия, он выдвинулся навстречу Скопину-Шуйскому, чтобы нанести такой вот упреждающий удар, пока он не соберет окончательно армию. И вызвав еще и другие отряды с разных сторон, тоже тушинцев отряд, особенно головорезов Лисовского, который базировался в Тушино, вместе с Сапегой тоже объединился, вот Зборовский пришел, не до конца разбитый. И произошла в итоге, то есть сначала там шли бои такого местного значения, да, но когда наступил Успеньев день, то произошло вот генеральное сражение на реке Жабня — приток Волги. И победа, конечно, там не было полного разбития вот сапеженцев, увы, вот они отошли, их преследовали там, еще бои тоже продолжались. Но Скопин-Шуйский еще не хотел рисковать тоже сразу и бросать всю армию, тем более плохо обученных ополченцев. А дело в том, что в Калязинском лагере один из наших выдающихся историков Смуты, Игорь Олегович Тюменцев сравнивает Калязинский лагерь с Тарутиным лагерем Михаила Илларионовича Кутузова — там происходило обучение ополченцев тоже. Он не готов был бросить всю армию сразу вот, немедленно.
Д. Володихин
— Но так или иначе противник отступил.
Я. Леонтьев
— Противник отступил точно. И более того, у противника произошел раскол — это тоже был интересный момент.
Д. Володихин
— Ну хорошо мы вернемся к судьбам и Михаила Васильевича, и его противника скоро. А пока, я думаю, мы насладимся вновь замечательным отрывком старинной русской музыки — это Модест Петрович Мусоргский, фрагмент из оперы «Борис Годунов».
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. В гостях у нас доктор исторических наук, профессор Московского университета, Ярослав Викторович Леонтьев. Мы обсуждаем фигуру замечательного полководца, освободителя Москвы, Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Вернемся еще раз на Калязинскую землю — это важно. Хотелось бы не пропускать очень важный момент. Понимаете, когда говорят о Михаиле Васильевиче, говорят: «полководец», говорят: «поход», говорят: «бои», но все время проскакивают мимо важнейших событий. Недалеко от Калязина произошло одно из важнейших событий — генеральное сражение, в котором были разгромлены основные силы тушинцев — это очень важный момент. Они не были уничтожены, они еще достаточно зла принесут, но они были разбиты. И в результате произошло освобождение Троице-Сергиевского монастыря от осады, ну несколько позднее. Вот хотелось бы еще несколько слов об этом. Ведь это важная точка. Скажите, когда это произошло. И еще один важный момент опять же: некоторые историки считают, что своими победами Михаил Васильевич обязан каким-то младшим военачальникам или командирам иностранных наемников. До какой степени он действительно присутствовал на поле боя, командовал, до какой степени это его победа, а не неких безымянных младших начальников?
Я. Леонтьев
— Есть несколько описаний этого боя, и особенно полное такое описание Авраамий Палицын дал, конечно, в сказании об осаде Троице-Сергиевого монастыря. Есть и польские источники — дневники Сапеги, где тоже отражен ход сражений. Мы, правда, не можем со стопроцентной уверенностью сказать, что вот в разгар непосредственно первого боя Скопин-Шуйский находился на боевом коне. И этого не было, он все-таки находился в монастыре, на левом берегу Волги, где находилась его ставка. А на другой берег, где и начался этот бой, началось сражение вокруг острога — там заранее, загодя был построен деревянный острог, его лучшие силы были там размещены. И польская конница, вот эти знаменитые крылатые гусары, они начали наскакивать вот на этот острог — ну получили по зубам. А дальше уже перешла русская армия в контрнаступление, вот земская армия, и по обеим берегам реки Жабни — это приток Волги — начала преследовать отступающих сапеженцев. Но в общей сложности почти весь световой день это длилось — 18 августа 1609 года, на Успеньев день это происходило.
Д. Володихин
— И как скоро после этого были очищены позиции осаждающих под стенами Троице-Сергиева монастыря?
Я. Леонтьев
— Довольно быстро после этого. Скопин-Шуйский еще оставался в течение двух месяцев в Калязине, высылая отряды на освобождение тех городов, которые были по дороге к Троице — это Переславль-Залесский, Ростов Великий был освобожден, потом Александровская слобода, великая слобода — нынешний город Александров — туда он потом перенесет свою ставку. Но еще до этого один из его наиболее деятельных воевод, Давид Жеребцов, в октябре 1609 года с отборным отрядом мужей избранных, как говорит нам один из очевидцев и участников этих событий, прорвался в осажденный монастырь в Троице-Сергиев на помощь уже изнемогающим от осады — там оставалось буквально в это время двести человек примерно в строю. К сожалению, увы, не было показано, не продемонстрировано в фильме, вот этом сериале, второй части «Бориса Годунова», который мы видели по телевизору, там совершенно это было обойдено вниманием.
Д. Володихин
— Ох, не будем даже обсуждать.
Я. Леонтьев
— Там даже не было названо имя Скопина-Шуйского, понимаете, тем более Жеребцова, который спас положение — девятьсот отборных мужей, по сути дела, такой спецназ прорвался, и Жеребцов принял оборону дальнейшую на себя. А окончательно Сапега, не дожидаясь нового генерального сражения, отошел в январе 1610 года, он сам ретировался в сторону Дмитрова. Ну и было еще одно важное сражение...
Д. Володихин
— И здесь движение Михаила Васильевича Скопина-Шуйского играло первостепенную роль.
Я. Леонтьев
— Конечно.
Д. Володихин
— Еще было сражение?
Я. Леонтьев
— Да, еще одно важное сражение, он еще раз попытался прощупать его силы, вот как раз уже когда...
Д. Володихин
— Сапега.
Я. Леонтьев
— Сапега, когда Скопин-Шуйский находился уже в Александровской слободе, выдвинулся — ну это совсем неподалеку же, да, там 50 верст от Троице-Сергиевого монастыря — сапежинцы двинулись вперед. Но не доходя до города, то есть битва при селе Каринском — там была тоже одержана победа на Филиппов пост, как раз на Филиппово заговенье, то есть в ноябре, соответственно, перед началом Рождественского поста, как сейчас мы сказали бы, да.
Д. Володихин
— Ну что же, мы радио православное, поэтому мы будем не мы, если не поговорим об еще одном важном аспекте. Ведь действительно это было движение православного воинства, хотя и с помощью иностранных наемников. И здесь религиозная составляющая движения важна, а значит, стоит упомянуть и о старце Иринархе.
Я. Леонтьев
— Обязательно. Этот тоже не вполне широко известный великий русский святой. К сожалению, он также да, он известен, но и в то же время тоже забыт, как Скопин-Шуйский. А ведь его роль можно и нужно уподобить роли преподобного Сергия по отношению к Дмитрию Донскому, ни больше ни меньше. Потому что именно старец Иринарх, затворник Ростовский, насельник Ростовского Борисоглебского монастыря, недалеко от Ростова Великого, для начала он благословил Скопина-Шуйского на освободительный поход, когда тот находился в Калязине. Кстати, Иринарх Затворник, когда был еще мальчиком Илией, до пострига, учился сам читать, учился читать по житию Макария Калязинского — тут есть такая связь особенная между ростовским старцем Иринархом Ростовским, затворником, и Макарием Калязинским. Вот он благословил Скопина-Шуйского. А далее потом, впоследствии он же благословит и Минина, и Пожарского. Вот я говорю, почему это связь тоже между ополчениями дальнейшая, это тоже важно подчеркнуть. Действительно, старец Иринарх Затворник, его нужно уподабливать роли преподобного Сергия Радонежского, понимаете.
Д. Володихин
— Ну что ж, конец 1609 года — начало 1610 года. Москва, до этого стиснутая в железных объятиях врага, начинает понимать, что можно вздохнуть спокойно. И Михаил Васильевич со своими войсками входит в столицу, проводив отступающих тушинцев.
Я. Леонтьев
— Да, последние бои были еще за Дмитров, окончательно их отогнали, Сапегу, тушинский лагерь распался. К сожалению, дальше произошла драма самая настоящая, драма не только личная в жизни Скопина-Шуйского, но драма, великая трагедия вобще нашей истории. Потому что на этом месте вообще-то могла Смута и закончиться теоретически, если бы Скопин-Шуйский по-прежнему возглавлял бы русскую армию. Но произошло, как считали многие его современники, произошло его отравление сознательное. Вот на пиру по случаю крестин, где он был восприемником у князя Воротынского, его крестная кума — «змея подколодная», как пелось в одной из песен — это народный фолк, это народные плачи, которые были посвящены Скопину-Шуйскому — поднесла ему кубок с ядом. Вот это была жена младшего брата царя, Дмитрия Шуйского, и дочь Малюты Скуратова, между прочим, Екатерина Шуйская.
Д. Володихин
— Как тогда говорили: от злаго древа злая поросль.
Я. Леонтьев
— Вот-вот. Правда, есть, надо сказать, и другая версия — некоторые коллеги придерживаются все-таки, что он мог умереть и от тифа, заразившись — есть такая тоже точка зрения. Но вот по крайней мере народный глас и народные плачи, которые многочисленные, их потом фольклористы где только ни записывали — там от Терека до Русского Севера, там везде-везде пели эти песни о Скопине-Шуйском.
Д. Володихин
— Ну по тем временам его удобно было в этом обвинить: обвиняли царского брата и одновременно это обвинение летело в глаз самому царю. Хотя тот выразил самые печальные мысли по поводу кончины Михаила Васильевича и дал ему буквально царские почести на погребении — это же был его родич, родная кровь. Так что можно сомневаться, насколько здесь правы люди, которые устами народа распространяли эти слухи. Михаил Васильевич нарушил надежды многих людей, разгромив в целом каскаде сражений тех, кто хотел занять Москву — тут может быть элементарная месть его противников. Кто угодно вместе с тем, пустив слух, порочащий царское семейство, еще и расшатал позиции государя в столице России. Мы не знаем, был ли убит Михаил Васильевич или умер сам от болезни. Мы знаем только то, что смерть этого блестящего человека, во-первых, остановила целую череду побед, а во-вторых, отбросила тень и на престол российский.
Я. Леонтьев
— И оказался он погребен, как вы уже упомянули, в Архангельском соборе Московского кремля.
Д. Володихин
— Среди государей.
Я. Леонтьев
— И великих князей, да.
Д. Володихин
— Совершенно верно. Ну что ж, время нашей передачи подходит к концу. Мне хотелось бы, дорогие радиослушатели, чтобы вы запомнили Михаила Васильевича Скопина-Шуйского как человека выдающихся способностей, молодого блистательного военачальника и человека, который и в управленческом плане был настоящим гением. И мне осталось от вашего имени поблагодарить Ярослава Викторовича Леонтьева за ту просветительскую работу, которую он между нами провел, и попрощаться с вами. Благодарим вас за внимание. До свидания.
Я. Леонтьев
— Всего доброго, уважаемые радиослушатели. И до новых встреч, надеюсь.
