Осенью 1824 года в двери московского Модного дома Дюманси на Кузнецком мосту вошла пожилая, богато одетая дама. Её поддерживал под руку молодой человек в военной форме с эполетами поручика. Это были статская советница Анна Ивановна Анненкова и её сын, Иван Александрович. Пока матушка примеряла шляпки, высокий, стройный голубоглазый офицер явно скучал. Его взгляд скользил по прилавкам с тканями. За одним из них Иван увидел девушку-модистку. Изящными, тонкими пальцами она перебирала шёлковые ленты. Незнакомка подняла на поручика свои большие, немного печальные карие глаза. Взгляды молодых людей встретились, и оба вдруг вспыхнули румянцем.
Прошёл день, другой, третий. Кареглазая незнакомка всё никак не шла у поручика из головы. Особняк Анненковых располагался на Петровке, совсем недалеко от магазина Дюманси. И наконец, не выдержав, Иван решился зайти туда один. Девушка узнала его. Смущённо улыбнулась. Анненков почтительно ей представился. В ответ модистка заговорила по-французски. Это не помешало знакомству — Иван знал французский язык в совершенстве. Девушку звали Полина Гёбль. Она была родом из Лотарингии — северо-запада Франции. После смерти отца семья Полины бедствовала. Желая помочь, знакомые предложили девушке место модистки в московском филиале известного французского модного дома. Так мадемуазель Гёбль оказалась в России.
Иван и Полина быстро привязались друг к другу. Нескольких встреч в магазине и пары коротких прогулок по Тверской хватило, чтобы юноша и девушка поняли: они любят, и не могут жить друг без друга. Доверие между ними было настолько большим, что однажды Иван Александрович признался Полине: он состоит в тайном политическом обществе. Анненков был декабристом — членом так называемого «Союза спасения». Но любовь внезапно оказалась для него важнее, чем политика. Анненков сделал Полине предложение. Однако матушка поручика высказалась решительно против этого брака. Она видела в нём мезальянс: её сын, благородный дворянин, и модистка! Мать Ивана Александровича и слышать не хотела о женитьбе сына на француженке.
А потом грянуло 14-е декабря 1825 года. Восстание декабристов в Санкт-Петербурге. Иван Анненков лично не принимал в нём участия. Но, как состоящий в обществе, был арестован вместе с остальными. Приговор — 20 лет сибирской каторги. Когда Иван ожидал этапа в пересыльной тюрьме, Полина передала ему туда свой серебряный нательный крестик и записку: «Я последую за тобой в Сибирь». В ответ Иван Александрович написал: «Если я буду иметь счастье снова увидеть женщину, которая мне дорога, я найду силы переносить мою судьбу». Но для того, чтобы поехать в Сибирь за любимым человеком, Полине нужно было получить высочайшее дозволение от самого императора Николая I. Все ей твердили: «Царь не разрешит. Ты ведь арестованному даже не жена!». Но Полина верила и молилась. Она совершила пешее паломничество в троице Сергиеву Лавру. И чудо свершилось: император дал ей разрешение следовать за Иваном. В Сибири, в Читинском острожном храме Михаила Архангела, Полина и Иван, наконец, обвенчались. Накануне бракосочетания Полина Гёбль приняла православие. Она стала Прасковьей Егоровной Анненковой.
В ссылке у Анненковых родились четверо детей. По мере отбывания наказания Ивана постоянно переводили — сначала в Петрозаводск, потом в Тобольск. Верная супруга всюду следовала за ним. «Какие блага на этой земле могли бы отплатить тебе за такое героическое самоотвержение?» — говорил Полине муж.
Когда каторга закончилась, семья поселилась в Нижнем Новгороде. Там у супругов родились ещё трое детей. Семья была для Анненковых главным в жизни. Однако многое они сделали и для города. Иван Александрович организовал в губернии комитет по улучшению быта крепостных крестьян и был отмечен медалью за этот труд. Прасковья Егоровна стала попечительницей Нижегородского Мариинского училища. Через некоторое время Иван тяжело заболел — сказались последствия каторги. Полина ухаживала за мужем, оберегала его покой. «Мой самоотверженный ангел», — называл жену Иван Александрович. А Прасковья Анненкова, бывшая мадемуазель Полина Гёбль, всю жизнь не снимала с руки браслет, который по её просьбе был отлит из кандалов супруга.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
Уборка листьев. Ольга Кутанина
На примере нашей семьи, я часто вижу, как необходимо единство в повседневной жизни. И как важно, что оно основано на любви.
Есть у нас на дачном участке большой раскидистый клён. Красив он и зимой со снегом на ветвях, и весной, с нежной салатовой листвой, и летом, пышно обрамлённый зеленью, в которой он прячет шустрых пичуг, и осенью, когда горит, как костёр желтыми и оранжевым листьями.
Самое печальное — смотреть на него в ноябре: листья уже опали, а снега ещё нет. Только голые ветки клёна беспомощно топорщатся во все стороны на фоне аккуратно причёсанных ёлок. Зато под клёном — ковёр из больших ярких листьев! Идёшь по нему — даже ноги тонут.
Можно побегать вдоволь по этому ковру, подбрасывая листья носками резиновых сапог. Можно брать их в руки и кидать вверх, делая праздничный салют. Можно просто ходить по ним и шуршать, шуршать, радуясь беззаботно, как в детстве.
Но ближе к зиме каждый год этот ковёр приходиться сгребать в большие мешки на удобрение. Иначе не будет под клёном весной лужайки из зелёной нежной травы: не пробьётся она из-под плотного слоя листвы.
Одному столько листьев вовек не собрать. Тут важно объединить усилия всей семьи. Несколько грабель разбирают мама и старшие дети. Им предстоит собирать листья в небольшие кучи, похожие на живописные холмы.
Папа берёт большой мешок и говорит, что это бегемот, которого надо накормить. Малыши с радостью бросаются к собранным кучам листьев, хватают столько, сколько помещается в их детские руки, и наполняют мешок: «Кушай, кушай, бегемот!» Бегемот аппетитно жуёт тканью мешка, охает и нахваливает листья. Младшие в восторге! «Какой голодный!» — радуются они.
Папа утрамбовывает листья, относит тяжёлые мешки к забору. Постепенно вдоль него вырастает стена мешков, плотно набитых осенней листвой, а место под клёном приятно расчищается.
Много работы на даче, но, когда делаешь её вместе, получается и быстрее, и веселее!
Человек создан для совместного труда, совместной молитвы, внимательного общения. Для жизни в любви к ближнему и к Богу.
И наша Церковь основана на принципе соборности. Не случайно «литургия» переводится как общее дело. Единство верующих в любви ко Христу важно в молитве и в храме, и в малой церкви под названием семья.
Автор: Ольга Кутанина
Все выпуски программы Частное мнение
И. Макаров. «Портрет супругов Деллер Грант»
Проект «Свидание с шедевром» реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.
— Наташенька! Рада тебя видеть. Проходи, сейчас чай пить будем.
— Ой, Маргарита Константиновна, я, наверное, не вовремя? У вас дома уборка...
— Ну что ты, Наташа! Хорошо, что зашла. А за беспорядок прошу прощения. Решила на досуге художественные альбомы разобрать. Присаживайся, а я пойду на кухню — чай ставить.
— А вот и чай! Наташа! Наташенька!
— Ой, Маргарита Константиновна, я и не слышала, как вы подошли. Взяла с журнального столика альбом, открыла, и засмотрелась на портрет. Такой необычный!
— Вижу, у тебя в руках издание с коллекцией живописи Государственного исторического музея. Ну-ка, давай посмотрим, какой картиной ты так залюбовалась. Ах, это же портрет супругов Теодора и Елизаветы Дёллер, урождённой Шереметевой. Его написал художник-портретист 19-го века Иван Кузьмич Макаров. Интересно, что путь в искусстве он начинал с церковной живописи, а впоследствии стал одним из крупнейших портретистов своего времени.
— Как интересно! А я ничего не знаю об этом художнике... Впрочем, как и о мужчине с женщиной, которые изображены на его полотне. Но вижу, что они очень друг друга любят. В их глазах столько нежности...
— Макаров написал этот портрет после венчания супругов Дёллер в 1846-м году. История их любви — удивительная. Теодор Дёллер был австрийским композитором и музыкантом. Во время одной из гастрольных поездок в Петербург он познакомился с Елизаветой Сергеевной Шереметевой. Молодые люди всей душой друг друга полюбили. Но о браке не могло быть и речи.
— А почему?!
— Такие были времена, Наташенька. Елизавета Шереметева происходила из старинного дворянского рода. Простой музыкант, Теодор Дёллер не мог претендовать на её руку.
— Но ведь всё-таки они поженились! Как им это удалось?
— Теодор служил придворным музыкантом у итальянского герцога Карла Бурбона. Он вернулся из России в Италию и поведал герцогу о своих трудностях. Тогда тот пожаловал Дёллеру титул барона. Теодор стал дворянином, и теперь мог посвататься к Елизавете Шереметевой. Он снова отправился в Петербург, и весной 1846-го года молодые люди обвенчались в Симеоновской церкви.
— И тогда же заказали у художника Ивана Макарова свой первый семейный портрет?
— Совершенно верно. Думаю, на Ивана Кондратьевича выбор молодожёнов пал неспроста. Макаров в середине 19-го века считался одним из лучших в России мастеров портретной живописи. Его техника отличалась не только строгой достоверностью рисунка, но и особым, мягким колоритом красок, который придавал полотнам естественность.
— Да, художнику очень точно и вместе с тем деликатно удалось передать тихую радость, переполняющую молодых людей. Портрет супругов получился, как бы это сказать... неформальный, что ли. Не парадный, как большинство семейных портретов того времени, а такой домашний, уютный. Супруга трогательно и доверчиво прильнула к мужу. А его глаза светятся радостью.
— Наташа, ты совершенно права. Портрет супругов Теодора и Елизаветы Дёллер необычен для школы русского камерного портрета середины 19-го столетия. Полотно эмоциональное, молодожёны не скрывают своих чувств, и художник Иван Кузьмич Макаров намеренно это подчёркивает.
— Смотрю на портрет, и думаю: воистину, неисповедимы пути Господни. Молодые люди были уверены, что им никогда не быть вместе. А потом стали счастливыми мужем и женой.
— Да, Теодор и Елизавета Дёллер прожили долгую совместную жизнь. Кстати, впоследствии супруги много фотографировались. Но первым их семейное счастье запечатлел художник Иван Кондратьевич Макаров.
— Благодаря ему сегодня и мы можем почувствовать это счастье молодожёнов и искренне порадоваться за них.
Все выпуски программы Свидание с шедевром
19 декабря. О творчестве Якова Полонского
Сегодня 19 декабря. В этот день в 1819 году родился русский поэт, литературный критик и журналист Яков Полонский.
О его творчестве — протоиерей Артемий Владимиров.
Яков Петрович Полонский — яркий представитель так называемого «чистого искусства»,
намеренно избегавшего тем на злобу дня. Яков Петрович всего ближе к Афанасию Фету,
с которым он составлял подлинный тандем, отдавая предпочтение своему литературному другу и
оппоненту одновременно. Многим из наших слушателей наверняка знакомы строчки «Наш костер в тумане светит, искры гаснут на лету» — это слова Полонского, легшие в основу одного из самых
популярных цыганских романсов своего времени. Не будем отрицать, что поэты XIX столетия были
людьми, воспитанными в дворянских гнездах, в дружном сообществе архивных юношей. Кстати,
журнал «Москвитянин» и объединил этих замечательных наших соотечественников с тонкими
чувствами, как бы мы сказали, рафинированных интеллигентов, людей, взросшенный на православной духовности, умеющих мысль облекать в точенную форму, людей, всегда откликавшихся на окружающую их жизнь, но выражавших свои убеждения высоким светлым и проникающим в глубины душ словом.
Яков Петрович Полонский — представитель русской поэзии, на которую сегодня доступно в
антологиях, в сборниках, и немалая часть его творчества представляет собой молитву. Мы видим,
что его одушевляло искренне религиозное чувство.
Все выпуски программы Актуальная тема