«Источники радости»

В этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Константин Мацан, Александр Ананьев, Анна Леонтьева, а также наш гость — клирик храма иконы Божией Матери «Живоносный источник» в Царицыно священник Роман Федотов — делились светлыми историями об источниках радости и о том, как научиться не унывать в любой непростой ситуации.

Ведущие: Константин Мацан, Александр Ананьев, Анна Леонтьева

---

К. Мацан

— Понедельник, шесть вечера, и это значит, что «Светлые истории» на Радио ВЕРА мы рассказываем в нашей студии. Добрый вечер, дорогие друзья. Мы — это ведущие Радио ВЕРА, мои коллеги, Анна Леонтьева и Александр Ананьев. Добрый вечер.

А. Ананьев

— Добрый вечер, здравствуйте, друзья. Вроде Рождественский пост, а все равно ощущение праздника.

А. Леонтьева

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Я Константин Мацан. Наш сегодняшний гость — священник Роман Федотов, клирик храма иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыно. Добрый вечер.

Иерей Роман

— Добрый вечер, дорогие мои друзья.

К. Мацан

— Совпало ли так или просто кто-то подгадывал, но наш сегодняшний гость, как я сказал, служит в храме в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник», а тема наша сегодняшняя, мы сформулировали ее так: «Источник радости. Возможно ли унывающему человеку приучить себя радоваться». Ну безбрежная тема для наших и ваших историй. И я неслучайно говорю, ваших тоже, потому что мы всегда читаем, что вы пишете нам в комментариях.

А. Ананьев

— Да, а на самом деле сегодняшняя программа могла бы быть очень короткой, если, вот как говорит протоиерей Александр Гаврилов, если по чесноку. Возможно ли современному человеку научиться радоваться? Да. Слушайте «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Все. Рецепт очень простой. Слушайте — и будете радоваться.

К. Мацан

— Спасибо, дорогие друзья. С вами были ведущие Радио ВЕРА.

А. Ананьев

— Да, это был короткий выпуск. Юлия Пушкарева пишет: «Как всегда очень добрая, дружеская атмосфера в студии. Да, поток сознания, как было сказано, но этот выпуск стал похож на посиделки добрых друзей на кухне, когда неспешно ведутся беседы о вечном и о насущном — с улыбками, шутками и красивым смехом. Как же сегодня уютно и тепло было с вами». А Людмила Веселенко делится своей историей: «Слушая вас вспомнила о том, как в 90-е я только-только начинала ходить в церковь. И когда на богослужении собирали пожертвования, у меня были последние 5 рублей, кажется, и зарплата неизвестно когда, и я отдала эти 5 рублей, положила, и у меня денег не осталось совсем. И я тогда в храме помолилась Богу о том, чтобы Он помог. И стоило мне закончить молитву, в этот же самый момент спрашивают: а есть ли водители среди прихожан? Надо было ехать в село Кировка на богослужение, а водитель заболел. А мой муж — вон он, рядом стоит, и он умеет водить. И ему доверили водить церковный автобус. Так он по пути в село подбирал голосующих людей и так заработал, что хватило прожить до зарплаты. Слава Богу за все».

К. Мацан

— Ну а Телеграм-канал «Цитаты со смыслом» от журнала «Фома» напоминает нам, что в тот день, когда мы записываем эти «Светлые истории», то бишь сегодня, 125 лет со дня рождения ни много ни мало Клайва Стейплза Льюиса, который подарил нам книгу «Настигнут радостью», рассказывающую о его пути к вере. И для которого вообще категория радости — радости от встречи с Богом и той христианской радости, о которой говорит Евангелие, — была одним из ключевых мотивов всего его богословского и философского литературного творчества. Так что все неслучайно. Итак, мы сегодня собрались, чтобы порассказывать, повспоминать, поделиться историями о том, возможно ли унывающему человеку приучить себя радоваться. И мне нравится вся какая-то неудобность и, может быть, странность этого вопроса, этой формулировки: приучить себя радоваться — возможно ли, надо ли приучать, делается ли это по щелчку, вот так вот, можно ли одним усилием воли приучить себя радоваться? Или это как-то по-другому работает?

А. Ананьев

— Как сказал бы наш, любимый нами обоими, а может быть и всеми, протоиерей Игорь Фомин: ну надо себя дрессировать.

К. Мацан

— Отец Роман, мы по традиции первую историю просим рассказать нашего гостя.

Иерей Роман

— Ну наша история такая вот, история нашей семьи, она такая немножечко сначала радостная очень, потом опять грустная, а потом опять очень радостная. И она такой носит немножечко рождественский характер, потому что события, они происходили уже в конце ноября, когда было очень холодно. Это был город Владимир — такой красивый город, город на Клязьме, город, который был основан там в X веке, — там есть Золотые ворота, Успенский собор, Успенский Княгинин монастырь. Ну и там недалеко, в Успенском соборе, мы венчались с моей дорогой супругой, Аленой. И, конечно, нам очень хотелось, чтобы наш первый первенец, Даниил, родился именно в этом городе. А это был 99-й год, и тогда только вот начинались такие фишки, связанные с платными родами, особенно вот в таких провинциальных городах. Там было, по-моему, три роддома, и вот один из них начал как раз практиковать платные роды. И я как молодой такой, ответственный 19-летний отец думал, что все нужно, значит, просчитать чтобы не было никаких сбоев. Скопили там нужную денежку, заранее приехали, договорились с администрацией, что да, будет такое вот сопровождение, папа может присутствовать там, ну по крайней мере вывозить маму, как потом это получилось, из родильного отделения. Потом будет отдельная палата. Ну и, конечно, нужно было заботиться, чтобы быть рядом. Я заранее взял газету, посмотрел, какие квартиры сдаются в таком красивом городе Владимире, и нашел, слава Богу, квартиру прямо напротив, вот окно в окно, роддома, так чтобы я мог свою любимую видеть. Ну и у меня такие были мысли: варить ей бульон куриный, чтобы приносить ей, пока, значит, роды еще не начались и, может быть, потом. И действительно, все, кто были в палате женщины, восхищались: вот, какой у тебя муж. Конечно, это меня очень-очень, так сказать, симпатизировало мне. Но я с собой еще взял две рации, чтобы быть на связи.

А. Леонтьева

— Ничего себе.

К. Мацан

— Круто.

Иерей Роман

— Это тогда такое новшество было. Ну, в общем-то, эти рации меня потом и погубили. Когда вот неожиданно пришла хозяйка — я уже заселился, жена уже была в роддоме, — она посмотрела на такого молодого повесу и, наверное, думает: не из бандитских ли это будет? Одна рация у него, значит, там, другая здесь. Вот так вот, так сказать, как-то вот он подозрительно там молод. Ну вот она так подошла ко мне и говорит: слушай, а я передумала. Я передумала и прошу вас освободить апартаменты. Ну для меня это как гром среди ясного неба, потому что все же оговорено, все уже, так сказать, там рассчитана вся логистика. И вдруг мне звонит, буквально там спустя там 20–30 минут, жена и говорит: слушай, ты представляешь, в роддоме решили морить тараканов, и роддом закрыли вот на два дня. Ехать к тестю, который живет в Камешковском районе, никак нельзя, потому что все, она на сносях — дороги засыпало, мороз страшный вообще, 24 градуса. Ну я думаю: ничего страшного, сейчас будем в оперативном порядке что-то такое думать, искать. Опять эту газету «Владимирские ведомости», вот куча вся предложений. Я беру телефон и начинаю обзванивать одних, вторых — нет, говорят, у нас мест нет. Потому что какие-то праздники, видно, были тогда. Пойдем в гостиницу, посмотрим в гостинице. Но в гостиниц-то оказалось не так много в провинциальном городе, там одна, две, три гостиницы — и все говорят: нет, простите. И мы как бы, взяв наши пожитки скромные, там сумочку, так сказать, и легко одевшись, вот в эту вьюгу уже бредем, отчаявшись, по владимирским улицам. Причем в голове-то у меня такие уже мысли, что не такой уж и хороший это город-то, Владимир...

А. Леонтьева

— Конечно.

Иерей Роман

— Так сказать, все здесь очень какие-то безразличные люди, вообще не хотят, так сказать, войти в ситуацию. И мы уже начали уже от такой нужды совсем подходить к домам, пятиэтажкам, заходить в квартиры, просто звонить по квартирам, говорить: слушайте, ну вот пустите нас — вот смотрите, вот жена, у нее живот, мы, так сказать, люди не криминальные, — на один-два дня, чтобы нам как-то пережить вот эту ситуацию. Нет, говорят, простите, мы не можем. Да еще смотрят на живот. И потом я уже иду просто по этим скользким, заснеженным этим улочкам и начинаю приставать просто к прохожим, говорить: слушайте, ну в этом городе у вас хоть один просто порядочный человек есть? Причем меня действительно одолело чувство там дикого уныния, потому что все идет не по плану, просто не по плану. Вот еще тут снег, забивающий там глаза. И жена уже начинает там стенать, оттого что она устала, у нее болит живот. Я думаю: ну не дай Бог, если сейчас еще роды начнутся. И вот смотрю — женщина с добрыми глазами, я вот буквально накинулся, обнял и говорю: ну неужели так бывает? А, я говорю: неужели ни одного человека здесь нет, христианина там? А она говорит: есть, есть! Я, такой, удивился. А она говорит: директор музыкального училища владимирского. Вот идите к нему, у них там есть общежитие, он, может, вам чем-то поможет. И мы пришли и, на удивление, этот человек прямо сразу согласился нам представить комнатку, в которой мы там благополучно пробыли четыре дня. И эти четыре дня были с замечательным музыкальным сопровождением, потому что студенты готовились к экзаменам — кто на флейте, кто на гобое, кто на кларнете. Вот, так сказать, этот малыш, как говорится, в утробе матери все слушал, слышал. Ну а потом ситуация как-то уже разрешилась, всех вернули в родные пенаты. Но роды, надо сказать, были очень сложные, и тоже как бы, но тоже все было, как сказать, хорошо. А ребенок оказался на целый килограмм больше, чем думали — то есть не 3,650, а 4,650. И потом завотделением он подошел и говорит: слушайте, говорит, если бы я знал, что это было 4,650, то это однозначно было бы кесарево. То есть УЗИ ошиблось в нашу пользу. И он так немножечко разгневанно, придя уже в палату к Алене — а ей сделали тогда переливание крови, потому что там, в общем-то, роды продолжались там, не знаю, может быть, там целые сутки, вот она вся измучилась. Я прямо действительно вывозил ее такую вот прямо уже, страдалицу. И он зашел к ней палату, и там у нее были иконочки, вот икона «В родах Помощница» Богородицы. И он так вот, немножечко даже разгневанно, говорит: ну и что, вот ты думаешь, это вот эти иконы тебе помогли? И ну как хлопнул дверью и ушел. Ушел вот так. Алена, конечно, начала там плакать, расстраиваться очень. Ну а потом он, уже на следующий день возвращается в плату и говорит: слушай, я вот подумал, у меня такая вот верующая жена, она мне все объяснила. Ты знаешь, вот если бы не Господь, я этими руками с помощью того дара, который мне дал Бог, наверное, ничего бы не смог сделать. Поэтому прости меня. Ну и они, конечно, там обнялись, расцеловались. Ну вот удивительно, да, что такое было страшное отчаяние, такое уныние, и что-то здесь щелкнуло, что-то начало происходить. Я, правда, в это время пошел в собор, который недалеко находится от роддома, Архангела Михаила, и по советам там свечницы начал читать акафист Архангелу Михаилу — я тогда не был еще священником, ну просто мальчишка. И какое-то вот чувство там теплоты и тихой радости — хотя, казалось бы, чего радоваться, такие проблемы, такие сложности, все пошло не по плану, — начало наполнять мое сердце. Вот что-то сломалось в моем таком плохом, и началось что-то такое хорошее. То есть это переживания, которые, наверное, потом начали сопровождать уже вот труды всей семьи на протяжении там многих-многих лет. Но вот эта вот близость к Богу, вот это вот обращение к Нему, вот это вот сначала, казалось бы, источник печали превратился в совершенно другой источник — радости, дотоле нами совершенно неизведанной. Потому, конечно, мы пришли к директору музыкального училища, там с бутылкой шампанского, он с нами порадовался, что произошло. Мы через некоторое время уже вернулись там в Москву. Ну вот такая вот история.

К. Мацан

— «Светлые истории» рассказываем мы сегодня на Радио ВЕРА. Мы — это наш сегодняшний гость, священник Роман Федотов, клирик храма иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыно, и мои дорогие коллеги, Анна Леонтьева, Александр Ананьев, я Константин Мацан. Ань, у тебя какая-то, видимо, была живая реакция такая, со стороны прекрасной половины человечества.

А. Леонтьева

— Да, я прострадала всю историю. Я представляла себе, как женщина на сносях ходит по этой вьюге. Совершенно невероятная, какая-то рождественско-андерсенская история.

Иерей Роман

— Вот, я почему-то вспомнил, уж простите за такое сравнение величественное, но что-то историю прямо Рождества. Потому что я думаю: как же, наверное, Божией Матери с Иосифом, вот как они пришли и ходили вот по домишкам и лачугам Вифлеема, и стучались, и им говорили... Это я вот потом, спустя несколько лет осознал, как же это тяжело, когда вот, казалось бы, ну должны тебе все двери открыться, да, и люди должны быть как-то сострадательными, а здесь: простите, извините, ну вот так получается. И вот думаю, это просто вот действительно такое какое-то сопереживание. И каждый раз на Рождество вот я когда оказываюсь во Владимире, волей-неволей.

А. Леонтьева

— Проживаете, да, это все заново.

К. Мацан

— Потрясающе.

А. Леонтьева

— Очень красиво.

К. Мацан

— Ань, ну не удаляйся от микрофона.

А. Леонтьева

— Ни на секунду.

К. Мацан

— Да, потому что знаю, что тебе есть что сказать.

А. Ананьев

— По поводу Ани, в качестве эпиграфа: когда я слышу глагол «радоваться», я сразу Анечку представляю.

А. Леонтьева

— Да правда что ли?

А. Ананьев

— Тебя трудно увидеть не радующейся. Даже когда тебе грустно, даже когда погода дурная, даже когда инфляция, и рубль упал, ты все равно каким-то образом находишь в себе силы радоваться.

А. Леонтьева

— А знаешь, почему, Саш?

А. Ананьев

— Это твой удивительный талант.

А. Леонтьева

— Потому что я прихожу в дорогую радиостудию, и как тут не радоваться...

А. Ананьев

— А, то есть каждый раз, когда ты меня видишь, радуешься? А, все, принято.

А. Леонтьева

— Знаете, я хотела рассказать две истории небольшие. Одна мне кажется довольно забавной, а вторая, знаете, из серии, как это — людям со слабыми нервами можно удалиться от экрана.

К. Мацан

— То есть было бы смешно, если бы не было так грустно.

А. Леонтьева

— Вот. Значит, первая история случилась со мной в детстве. Родители все время отправляли меня — у меня был какой-то все время мифический диагноз, там что-то дискинезия чего-то там, и меня все время пытались куда-нибудь отправить полечить, в какие-нибудь роскошные места. И вот мы поехали — это был учебный год, — мы поехали с группой детей, мне было лет 11, мы поехали в Железноводск. Очень красивые горы, очень прекрасные источники. Но как только я доехала до города Железноводска, я заболела, причем какой-то зверской инфекцией. То есть я еще еле-еле успела познакомиться с ребятами, а меня отправили в место, которое называлось «бокс» — ну я не могла контактировать ни с кем, значит. Я успела цапнуть какую-то книжку из своего рюкзака. Это не какая-то книжка, это была моя любимая книжка «Граф Монте-Кристо», которую ну я и так знала наизусть, но это просто все, что успела с собой захватить. Вот представляете себе современного подростка, который оказался в боксе — это такая комната, со стеклянным таким двойным большим окном, к нему нельзя никому заходить — ну конечно, ребята могут заразиться. Ко мне раз в день приходила врач, чтобы узнать, как я себя чувствую. И это настолько было мое сильное впечатление за день, что я очень хорошо помню ее внешность. Я помню ее густые каштановые волосы, синие глаза — она была какая-то необыкновенная красавица. И она приходила ко мне, и я старалась, знаете, всячески ее задержать, потому что мне очень не хотелось опять оставаться одной вот с этой тишиной. И я говорила там: вы знаете, что-то странное происходит с пальцем на моей ноге, не могли бы вы посмотреть палец на ноге. Ну она смотрела палец, терпеливо, потом все равно уходила. И еще была одна подружка, которую я успела зацепить по дороге, но ей не разрешено было подходить ближе, чем на 10 метров. Она время от времени — ну все были заняты, была учеба, — она подходила, там махала мне, что-то кричала и уходила. И вот представьте себе: не было никаких девайсов, не было интернета, не было никаких вот — кроме моего «Граф Монте-Кристо», который я еще лучше подучила и потом всем рассказывала, главами наизусть, — не было вообще никакого источника информации. И я помню, что мне принесли сладкий чай, и я увидела, что на подоконнике выбежало несколько маленьких рыжих муравьев. И, в принципе, эти создания оказались на момент единственными моими, так сказать, сотоварищами по камере, и я проложила им такую дорожку из сладкого чая. И тогда муравьи обрадовались и пришли уже в большом количестве. И я такую ставила эту книжечку, чтобы медсестры не заметили этих муравьев, не смахнули их.

К. Мацан

— Чтобы не заметили твоих друзей.

А. Леонтьева

— Моих друзей, да. И я рисовала им такие узорчики и наблюдала, как они вот по этим моим сладким дорожкам бегают, получают удовольствие от жизни. То есть вот такая для меня была радость на тот момент. И сейчас мне, конечно, об этом вспоминать, я сейчас взрослый человек — меня оставь без телефона или без компьютера, я с ума сойду.

К. Мацан

— С муравьями.

А. Леонтьева

— Да, с муравьями и с «Графом Монте-Кристо». А вторая история, она такая очень личная и очень дикая. То есть на самом деле я ужасно сомневалась, чтобы ее рассказать. Но, мне кажется, она как раз может очень кому-то помочь. Дело в том, что... как-то начать, даже не знаю. В один прекрасный день... Дело в том, что мой сын, мой любимый первенец, много-много лет назад потерял руку. И «Оттобок» сделал ему протез — ну он такой, не функциональный, просто протез, копия его красивой руки. И вот прошло какое-то время после вот этой драмы, и сын, который, по-моему, уже закончил философский МГУ — это я так немножко, минута рекламы, — поступил в магистратуру МГИМО, вот, он попросил меня поехать, ему нужно было поменять перчатку на этом протезе. И я должна была поехать в офис «Оттобок», у меня было гораздо больше свободного времени. Вы знаете, к этому времени не то чтобы у меня перестало в этом месте болеть, оно как бы никогда не перестает, но к каким-то вот таким визуальным вещам я просто привыкла. У меня не было никакого чехла, я взяла эту ну руку, да, так закинула ее за плечо и пошла в машину. Был очень солнечный, очень яркий апрельский день. Такой, знаете, вот из серии, когда все радуется, когда вот эта яркая зелень появляется маленькая на деревьях. И я шла, и у меня было, ну как, меня переполняла радость какая-то вот, это такая радость, которая не зависит от обстоятельств жизни — она просто радость жизни, она радость весны, она радость солнца, радость того, что Бог хранит семью и все живы. И ну какая-то вот, бессмысленная такая просто радость. И вот я иду, знаете, и с этой рукой на плече, и мурлычу какую-то песенку, и как-то даже так это, вприплясочку. И замечаю, что прохожие начинают как-то странно на меня оборачиваться и некоторые даже останавливаются. Я дохожу до машины, кладу руку на заднее сиденье, включаю музыку и начинаю как-то так, знаете, это за рулем приплясывать — ну переполняет меня это чувство абсолютно безосновательной радости. И, знаете, я так отодвигаю зеркало, чтобы посмотреть, нормально ли напудрен нос, и я вижу свою радостную мордочку, и на заднем сиденье я вижу руку своего сына. И я понимаю, почему прохожие так оборачивались на меня. Ну то есть это дикая, абсолютно абсурдная ситуация. Я еду, и я еду в радости. И почему я рассказываю об этом, потому что, вы знаете, я уверена, что боль и радость — это какая-то абсолютно совместимая история. Что есть ситуации, и я думаю, что у многих наших радиослушателей... ну надеюсь, не у многих, и радиозрителей случались какие-то тяжелые ситуации в жизни, которые просто закатывают твою жизнь в асфальт. Ну вот ощущение, что твоя жизнь закатана в асфальт. Но вот эти — это избитый очень образ, — но эти росточки радости, как вот и, собственно, растения, которые пробивают этот асфальт, они все равно каким-то образом пробьются. Они не зависят от благополучия, не зависят от финансового состояния и не зависят даже от того, что вообще случилось в жизни. Я уверена, что вот эта радость, она как-то Богом данная, она все равно каким-то образом прорастет. И если кому-то тяжело, то знайте, что она, что эта тяжесть, она уйдет. И все равно эта радость — извините, я столько раз сказала слово «радость», разволновалась, мне нелегко это рассказывать. Но мне это кажется какой-то очень светлой историей. Спасибо, что послушали.

К. Мацан

— У меня есть к тебе один вопрос, я думаю, что не только у меня, после небольшого перерыва я его задам. И напомню, что сегодня мы рассказываем «Светлые истории» в студии Радио ВЕРА. Мы — это священник Роман Федотов, клирик храма иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыно, наш сегодняшний гость. И ведущие Радио ВЕРА, мои дорогие коллеги, Анна Леонтьева, Александр Ананьев и я, Константин Мацан. Скоро вернемся, не переключайтесь.

К. Мацан

— «Светлые истории» мы сегодня, как всегда по понедельникам, в этом часе на волнах Радио ВЕРА рассказываем. Мы — это наш сегодняшний гость, священник Роман Федотов, клирик храма иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыно. И мои дорогие коллеги, Анна Леонтьева и Александр Ананьев, я Константин Мацан. Ань, ты только что рассказывала эту историю, а я сразу вспомнил мою любимую группу «Ундервуд». В любимой песне этой группы «Татьянин день» есть такие слова:

Такой простой я вытянул билет...

Есть боль и радость,

Покоя нет.

Это такой рефрен. Ну вот я, честно говоря, слушал твою историю — как ты села в машину, вот ехала и вдруг поняла, почему так странно смотрели прохожие. И я, честно говоря, очень боялся, что финалом этой истории станет то, что радость ушла, и вот героиня истории себе сказала: ну как же так, как же я могу радоваться? — то есть правы прохожие, которые не понимают этого устроения, когда трава сквозь асфальт прорастает. Не было такого? Ты все-таки... То есть я в этой истории на твоей стороне, не на стороне прохожих. Я восхищен тем, что в этой ситуации можно хранить радость — не как беспечность, не как просто такой поверхностный позитив, а как внутренний смысл.

А. Леонтьева

— Ну я оправдала бы прохожих. Потому что ведь увидь я такую картину там какое-то количество времени назад, я бы, наверное, тоже очень была бы поражена. И это, наверное, просто про то, что опять же кому-то будет полезно знание, что радость и горе, они совместимы, что пережив какую-то травму — я же еще могу сказать про своего первенца, про своего старшего сына, что он очень радостный человек.

К. Мацан

— Да, мы это знаем.

А. Леонтьева

— Он очень, — да, вы это знаете, — он очень красивый, очень радостный. Одна моя хорошая знакомая сказала мне замечательную фразу: он сделает мир одной левой.

К. Мацан

— Круто.

А. Леонтьева

— Круто, да? Но для меня это то же. Понимаете, если я не буду радостной, то что будет с моими детьми? Ну человек не может жить без этого.

К. Мацан

— Отец Роман, а как в вас эта история отозвалась, Анина?

Иерей Роман

— Ну знаете, сейчас вот новогодние праздники, Рождество, и есть всегда такие сюжеты сказок, да, что похищен праздник, похищено Рождество. И мне так кажется, что как раз вот чувство радости у нас кто-то всегда хочет украсть. Ну понятно, что это кто-то — прежде всего враг нашего спасения, диавол. Потому что он, наверное, знает, во всех там квинтэссенциях, что радость, она просто начинает торжествовать в нас, она так или иначе всегда нам говорит о нашем небесном гражданстве. И вот как раз, Константин, в начале передачи вас немножко смутило слово, да, как вообще приучить...

К. Мацан

— Как приучить себя радоваться — будто бы это методом тренировки можно достичь.

Иерей Роман

— Ну да. Анна говорила, как раз это вот то чувство, которое появляется вот совершенно, бывает, внезапно и неожиданно в такие моменты, когда нужно только грустить и грустить. А тут это, знаете, вот как выстрел, да, когда луч в тебя стреляет, например, а ты не должен ждать самого выстрела, чтобы попасть в цель. Или, бывает, действительно вот что-то неожиданно происходит, да, вот меняется вдруг неожиданно погода на каком-то Черноморском побережье — и из-за бури, да, вдруг солнце и спокойствие, благоухание вот этих весенних цветов — и это так знакомо нашему сердцу. Поэтому, наверное, это вот какая-то тайна, я считаю, глубокая тайна Креста, и глубокая тайна, может быть, повреждения вообще всего человечества, да, что, с одной стороны, мы пребываем как бы и в печали, мир этот лежит, да, и поэтому, наверное, нет такого человека, который не сталкивался бы с состоянием уныния. Хотя, казалось бы, вот развитие прогресса, да, вот все удобства только для нас там, да, но даже Экклезиаст когда-то говорил, что я все делаю, казалось бы, все радости уже, а все суета сует, да, и томление духа. Почему вот эта вот загадка происходит. И, конечно, это совсем, наверное, уже такой вот, ну не знаю, другой уровень человека, который, пережив какие-то испытания, какую-то трагедию, он открывает в себе Бога, он открывает в себе вот этот вот живой источник, который всегда пульсирует, который насыщает тебя каким-то великими смыслами, смыслами вечности. И ничто уже не может отнять этой радости, там ни глубина, там ни высота, вот ничто.

К. Мацан

— И радости вашей ничто не отнимет у вас.

Иерей Роман

— Да.

К. Мацан

— Я хочу слово передать радиоведущему, один лишь голос которого сразу вселяет в наших радиослушателей радость. Это просто проверено опытным, эмпирическим путем.

А. Леонтьева

— И в нас тоже.

К. Мацан

— Путем сбора и обработки большого количества анкет наших радиослушателей.

А. Ананьев

— Последние данные вызывают сомнения в ваших утверждениях, дорогой Константин.

К. Мацан

— Которые замирают у приемников и у экранов, как только Александр Ананьев говорит: «Здравствуйте...»

А. Леонтьева

— Точно.

А. Ананьев

— Слушайте, мне сейчас вспомнилось, в детстве была такая присказка: «Смех без причины — признак дурачины». Чем старше становишься, тем больше ты понимаешь...

К. Мацан

— Это ты сейчас к чему?

А. Ананьев

— Тем больше ты понимаешь, что радость без причины — это признак чего-то очень значимого в твоей жизни.

К. Мацан

— Да.

А. Ананьев

— Вот ты идешь-идешь, тебе грустно, а потом — раз, и тебя, как будто бы сердца твоего кто-то коснулся — и солнце по-прежнему за облаками, и вокруг по-прежнему какой-то бардак, и могло бы быть лучше, и ты по-прежнему старый, толстый, унылый, но вдруг становится почему-то радостно.

А. Леонтьева

— Тут протест, протест.

К. Мацан

— Протест. Вам слово. Протест.

А. Ананьев

— Да. И на самом деле вот эта радость — это, знаете, признак того, что человек сохранил в себе, по словам Спасителя, то детство, ту детскость, которую мы очень часто теряем. Может быть, ты и вспомнишь, откуда эта история. Я пытался вспомнить, даже не история, а скорее картина, зарисовка, новелла такая. Про зимний монастырь внутри, и кто-то в окне трапезной там сидит грустный и смотрит в окно. А там такое все серое, и какая-то дорожка обледенелая, и все какое-то унылое. И потом — раз, и двоим становится радостно. Что происходит? Пожилой-пожилой монах — такая борода седая, шапка набекрень, такая накидка какая-то, фуфайка какая-то там, жилетка какая-то, и он везет на саночках две этих, как это, металлических канистры из-под молока, или из-под воды, или еще из-под чего-то, из-под масла. Старенький-старенький такой. И вот он подъехал к дорожке, а дальше дорожка под наклон идет. И дальше происходит, вот буквально по щелчку: он смотрит налево, смотрит направо — никто ли не подсматривает. Затем встает ногами — старичок! — на полозья этих санок, отталкивается и начинает, как ребенок, и борода развевается, и шапка набок, и эти канистры звенят в этих санках. И вот тот человек, который смотрел на это, ему стало радостно. И очень радостно стало этому монаху, который на санках, подобно какому-то малышу, скатился. Вот я вспомнил эту картину. История же будет другая. Мы ее с Аллой Сергеевной привезли из Еревана, куда мы летали буквально на днях. Возил нас вокруг озера Севан чудный таксист, зовут его Сурен и, как и у всякого — он не таксист, он скорее работает в туристической индустрии, его задача встречать, устраивать, возить, показывать, организовывать. И как у всех людей вот такой профессии, у него этих историй очень много. И мы даже не просили его что-то рассказывать, он рассказал историю, которая случилась с ним вот недавно. А недавно он был в состоянии дико подавленном — дорогой ему человек его передал. Предал сильно, предал по-человечески, предал в финансовом смысле, в бизнес-смысле. А армяне, они вообще очень такие эмоциональные и они очень остро чувствуют и радость, и верность, и предательство, они очень остро переживают все. Они сели кушать — они это остро переживают. Вот такие они люди хорошие. И он, конечно же, был в состоянии диком. Ну что-то между яростью и отчаянием, между... Я не знаю, трудно описать это состояние. И вот в этом состоянии наш Сурен поехал в аэропорт устраивать трансфер для одной туристки, которая прилетела из Москвы в Ереван. И он ее встречает — немолодая женщина, тоже какая-то грустная такая, уставшая. Он загрузил ее чемоданы в машину, посадил ее на заднее сиденье, и едут два таких грустных человека из аэропорта в отель. И он так, ну чтобы хоть что-то спросить, нельзя же с женщиной как бы молча ехать, он: а впервые в Ереване? — спрашивает он. Она говорит: ну, в сущности, да. Этот ответ его озадачил, потому что нельзя быть, в сущности, впервые в Ереване. В Ереване можно быть либо впервые, либо во второй раз. Он говорит: поясни, что ты имеешь в виду? Говорит: да понимаете, когда мне было три года, я родилась вообще в Ереване. Но, когда меня было три года, меня увезли в Москву, и с тех пор я здесь не была. Считается, что это я была в Ереване? Да трудно сказать. И у меня даже ничего не осталось, кроме брата. Она сказала: брата. Но я не знаю ни кто он, ни что он. Ну я знаю, как его зовут, его зовут там Татос Геворкян, и он такого-то года рождения — все. Я его даже толком не помню вот визуально. Но вот у меня брат. А где его искать, чего его искать, и я приехала даже не к брату, я приехала сюда по делам, ну и отдохнуть. Покататься немножко, выдохнуть. Вот такая вот грустная женщина. Видимо, переживавшая острый период одиночества экзистенциально, по жизни. И вот этот грустный, преданный любимым человеком, Сурен говорит: так слушай, давай найдем твоего брата. Она говорит: ну как мы его найдем? Ереван большой. Даже не надо пытаться искать. Он говорит: подожди, год рождения какой? Такой. Зовут? Татос Геворкян. Звонит своему... А в Ереване, это город такой, где все друг друга знают. Он большой город, но там все друг друга знают. И у всех есть телефоны всех. И он звонит самому главному сыщику Еревана, начальнику сыскной полиции Еревана, говорит: слушай, брат, найди... Как это, как говорят мужики вот?

К. Мацан

— Пробей по базе.

А. Ананьев

— Да, пробей по базе: Татос Геворкян, такой-то год рождения. Положил трубку, проехали два перекрестка. Друг перезванивает, говорит: Татос Геворкян, такого-то года рождения? Записывай адрес. Он кладет трубку, говорит: слушай, я нашел твоего брата. Она такая смотрит: вы шутите, не может такого быть. Он говорит: ну как, нашел твоего брата. Поехали прямо сейчас, адрес есть, дорогу знаю, покажу. Она с этими же чемоданами в багажнике, они едут по указанному адресу. А адрес довольно туманный, как это часто бывает в Ереване, — то есть улица есть, номер дома есть, ты оказываешься примерно в том месте, но, собственно, больше ты ничего не понимаешь, потому что где конкретно, что, куда, в дверь звонить, не понятно. И они стоят в таком типичном ереванском дворике. А женщина вышла, ей скорее неловко, и она скорее хочет убежать, потому что ну она явно попала не в ту историю, в которую планировала попадать. А у Сурена уже какой-то армянский азарт. И он выходит из машины, а время — где-то ну вечереет, ранняя осень, — идеальное время для Еревана. Выходит и во весь голос: «Татос! Татос!» Открывается окно, выглядывает какая-то женщина: чего тебе? Говорит: мне бы Татоса. А ты кто вообще? Он говорит: я? Я никто. А она его сестра. Она говорит: подожди, сейчас выйдет Татос. Выходит Татос. Говорит: подожди, сейчас выйдет племянник Рубен. Подожди, сейчас выйдет двоюродный брат... ой, подожди, сейчас дядя выйдет. В итоге где-то минут через двадцать в этом дворике, значит, выстраивается стол размером со взлетную полосу в аэропорту Домодедово, собирается пол Еревана, и с такой радостью вот прямо носят на руках женщину, которую никто никогда не видел. Но это же сестра, это семья. Это семья, она приехала. И Сурен посреди всего этого такой счастливый, говорит: все хорошо, да? Ну он покушал, уехал. А дальше, через где-то дня два-три, он оказывается опять в этом отеле, он работал там, вокруг этого отеля. И встречает в фойе эту женщину. Он говорит: ну как вы? Она говорит: слушайте, что вы наделали? Вы можете мне объяснить, зачем я сейчас еду оформлять армянское гражданство? Я здесь буду жить наполовину с Москвой. Потому что иначе нельзя, у меня здесь такая семья. Ну то есть серьезно, буквально несколько дней, и она в буквальном смысле. Он говорит: я был такой радостный, я был такой радостный... Так вот, собственно, мораль этой истории. Почему у нас нет стола размером с аэропорт Домодедово? И мне нужен бокал в руки, потому что это очень похоже на тост. Если ты хочешь порадоваться — подари радость тому, кого ты видишь первый раз в своей жизни.

К. Мацан

— «Светлые истории» рассказываем мы сегодня на Радио ВЕРА. А мы — это священник Роман Федотов, клирик храма во имя иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыно. Мои дорогие коллеги, Анна Леонтьева, Александр Ананьев, я Константин Мацан. Ну вот потрясающая история у Саши.

А. Леонтьева

— Поднимающая настроение.

К. Мацан

— Да, поднимающая, которая, безусловно, потеряла бы в колоритности, если бы не блестящий армянский акцент, который Саша блестяще...

А. Ананьев

— Акцент, кстати, был грузинский, я прошу прощения.

К. Мацан

— Хорошо.

А. Леонтьева

— Перед всеми армянами.

А. Ананьев

— Я не обладаю армянским акцентом.

К. Мацан

— Акцент кавказский.

А. Ананьев

— Надо очень точно понимать, грузинский акцент — это грузинский акцент.

К. Мацан

— Ну если бы не акцент одного из дружественных государств, который Саша так прекрасно воспроизвел. Да, это был хороший тост. Я даже не знаю, как после этого дальше вести программу, потому что, в принципе...

А. Леонтьева

— Без бокала.

К. Мацан

— Нужно спеть, обняться как-то. Вообще на самом деле у меня есть такой как бы плавный переход к своей истории. Потому что для меня вся тема — про радость, про то, возможно ли приучить себя к радости и преодолеть уныние, — очень тесно связана с тем словом, с той темой, которая сегодня уже, безусловно, звучала, — это слово «благодарность». Неслучайно у апостола Павла прямо встык идут три призыва: «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите». Очень связаны благодарность и радость. И как одна моя знакомая сказала: если я унываю, я понимаю, что я забыла о чем-то поблагодарить. И это на самом деле совсем не про то, что давайте радоваться всему — лучику солнца, каждой травинке. Или давайте радоваться тому, что у нас нет таких-то, таких-то проблем, потому что кому-то тяжелее. Вот эта логика, которая мне непонятна. Я всегда в этой ситуации вспоминаю, есть такая современная песня называется «Счастье есть». Там такие слова, девушка поет:

Говорят: ревешь по пустякам.

А в Зимбабве дети голодают.

Это очень грустно, но пока

Мне совсем-совсем не помогает.

То есть оттого, что там кому-то хуже, тяжелее, твое состояние не очень-то меняется. Поэтому вот этот вот призыв помнить о благодарности, он не про это, не про то, что хорошо, что худшего не случилось, а про совсем другое. Я попытаюсь историю как-то рассказать, которая, может, это проиллюстрирует. Я ее, наверное, когда-то рассказывал на волнах Радио ВЕРА точно. Может быть, в «Светлые историях», но, поскольку дело было явно давно, а все-таки разрешу себе напомнить. К тому же я вот сейчас, в голове ее держа, сомневался все-таки, повторяться или нет, но когда вы, отец Роман, рассказывали об этом эпизодике, когда пришел в палату к вашей супруге врач, посмотрел на иконы и сказал: ну что, думаешь, что они тебе помогли или помогают? Я понял, что вот надо эту историю рассказывать, потому что она очень про это. В далекий 2007 год я, студент, изучающий французский язык, поехал в Париж на свадьбу к своей подруге — Аня, ты ее знаешь. И это была какая-то совершенно волшебная для молодого человека поездка — Париж, самый романтичный город Европы. Я ходил по нему, упивался французскими вывесками, надписями...

А. Ананьев

— Что, кстати, неправда.

К. Мацан

— Что? Что я упивался? Я упивался.

А. Ананьев

— Что Париж самый романтичный город Европы. Вот далеко не самый романтичный. Есть гораздо более романтичные. Париж безумный какой-то. Вот безумный. Я его очень люблю, но он не романтичный.

К. Мацан

— Знаешь, я очень люблю Париж 20-х. Я в нем бываю регулярно, когда перечитываю «Праздник, который всегда с тобой» Хемингуэя.

А. Ананьев

— И пересматриваю «Полночь в Париже».

К. Мацан

— Вот это мой родной Париж. И «Полночь в Париже» Вуди Алена. Это вот тот Париж, в который я обычно приезжаю. Меня не волнует, что там вокруг. Я гуляю по этому Парижу, разговариваю, как могу, на французском, и вот какое-то вот упоение всем происходящим. Встретился со своей знакомой — это давняя мамина подруга, тетя Вика, которая к тому моменту уже много лет жила в Париже, мы с ней встретились, посидели в кафе. И я пошел дальше гулять. Я тогда уже был человеком, которым начинал воцерковляться, и мне казалось очень важным зайти в православные храмы Парижа. Я зашел в храм Трех святителей, храм Русской Православной Церкви в Париже, то есть Московского Патриархата. И там висит большая Иверская икона Божией Матери, такая местночтимая святыня, которую очень почитают прихожане. И у них есть такие маленькие картоночки за свечным ящиком, продаются, лежат с этой же Иверской иконой Божией Матери. И женщина, которая за свечным ящиком там работала, тоже мне эту иконку подарила. Она так ее приложила к большой иконе, вроде как освятила, мне подарила. Я с этой иконкой ходил потом, очень радовался. И вот, значит, в кафе посидели мы с тетей Викой, я пошел дальше куда-то гулять. И, знаете, когда по городу гуляешь, так время от времени проверяешь, все ли на месте — там паспорт, документы, билет. И я опускаю так уже, по привычке, руку в сумку — нужно проверить пакет с паспортом и билетом. А тогда, это еще 2007 год, все билеты бумажные, это важно, чтобы был билет на самолет. И конверта нет. Нет конверта в сумке. Конечно, по закону жанра в этот момент у меня разряжается телефон, я не могу тете Вике позвонить, а она единственная, кто мне может помочь. Сам я, конечно, Парижем упиваюсь, но я его не знаю. Что делать, куда бежать? Я вспоминаю, что я оставлял этот конверт в кафе, где мы сидели, вот пытаюсь позвонить, телефон садится. Я бегу в гостиницу — это единственное место, до которого я могу доехать, потому что я знаю, где она. Влетаю в гостиницу, значит, там телефон включаю на зарядку, звоню тете Вике, тетя Вика звонит в этот ресторан, в это кафе. Конечно, там этот конверт остался — слава Богу. Добрые официанты его там сохранили. Фух, я выдыхаю, съездил туда. Они на меня так посмотрели, с доброй иронией, отдали мне конверт. Звоню тете Вике, говорю: спасибо большое за помощь, все слава Богу, все нормально. Тетя Вика очень глубоко верующий человек, сказала: ну слава Богу. Надо теперь вот свечку в церковь поставить, Бога поблагодарить. И я так как-то кивнул в трубку, а внутренне подумал: ну что за... что за бабушкины сказки? Ну что Бога поблагодарить. Надо просто головой думать, лучше там за вещами следить. И я так как-то бросаю сумку на кровать в отеле, усталый, и из нее, знаете, так очень по-киношному, так красиво, она открыта, идет это содержимое высыпается на саму кровать, и так вот вылетает из сумки. — и там очки, кошелек и вот эта иконочка, эта Иверская икона Божией Матери. И я не знаю, что происходит в следующий момент, но я просто как бы падаю на колени и понимаю всю глубину своей неблагодарности. Конечно, можно задним числом говорить: ну конечно, официанты в кафе, ну куда бы делся мой конверт там и так далее. Но, в принципе, что в незнакомом городе ты потерял паспорт и билет, и он нашелся, и ты избежал всех проблем — ну можно, конечно, не думать о том, что Божия Матерь тебе помогает, и Бог тебя хранит, и вообще-то о тебе заботятся. Но вот не думать так было бы очень большой неблагодарностью. И вот когда понимаешь всю степень того, каким неблагодарным можешь оказаться, тогда понимаешь всю важность благодарности. И тут я возвращаюсь к тому, с чего я начинал сегодняшнюю программу, к этому вопросу: а можно ли приучить себя радоваться? Вот можно ли приучить себя благодарить? Казалось бы, вот что, одного щелчка вот пальцев, просто некоторое усилие воли достаточно. И я вот чем дальше, тем больше прихожу к тому, что да, вообще-то можно. Можно себя приучить к тому, чтобы быть благодарным за все, за вот за то, что ты в этом мире есть, и за то, что есть Бог, и Он тебя хранит. И у меня была еще другая такая коротенькая мини-история на эту тему. Я, когда писал диссертацию, много читал русского философа Семена Франка, у него есть такая главная его книга, называется «Непостижимое». И так один из эпизодов страниц этой книги посвящен тому, что есть два противоположных мирочувствия возможных у человека. Первое — то, что вокруг нас мир, полный опасности, ненависти и злобы, это бездна, которая стремится нас поглотить. Вот мы, человек, заброшенный в этот мир, стоит в тревоге и тоске перед этой бездной и пугается. А второе мирочувствие — что этот мир вокруг нас есть наша духовная родина, бытие, который Богом для нас сотворен. Это наша почва, из которой мы растем и которая нам несет успокоение дома. Мир есть дом и бытие есть наш дом. И я читаю вот эти строки и думаю: ну как сейчас вот великий русский философ меня к этой мысли подведет, как он обоснует, что есть эти два мирочувствия, как он обоснует, что вот трагическое мирочувствие, оно неправильное, а вот такое благодарное, оно правильное. Как, где сейчас будет вот этот аргумент решающий. Читаю, читаю, понимаю, что его нет, что Франк просто пишет: стоит только обратить свое внимание — то есть стоит только как-то, говоря языком древнегреческого философа Платона, повернуть глаза души, чтобы все изменилось вокруг, то, о чем ты говоришь. И, оказывается, это возможно. Об этом говорит вся человеческая мудрость, начиная с античности, что вот совершить усилие воли, повернуть глаза души и ну, грубо говоря, приучить себя смотреть по-другому, заставить себя усилием воли посмотреть по-другому, и поблагодарить за то, что ты есть вообще — это возможно. Вот я сейчас упоминал Льюиса в самом начале. А второй такой английский апологет, Гилберт Кит Честертон, у него есть потрясающая мысль, он называет это мистический минимум благодарности: все в мире благо по сравнению с небытием. У него есть юношеское стихотворение, в котором младенец в утробе матери как бы обращается куда-то туда и просит дать ему родиться, тогда он обещает себя хорошо вести. То есть у Честертона есть потрясающая мысль, что каждый из нас пережил потрясающее приключение — он родился на свет. То есть, когда мы говорим, вообще есть ли Бога за что-то благодарить. Ну уже сам факт вопрошания означает, что есть — ты живешь. И уже самого факта твоего бытия достаточно для того, чтобы быть радостным и благодарным по сравнению с небытием.

А. Ананьев

— Мне даже иногда кажется, что там наша благодарность рождается нашей радостью: то есть тебя порадовали — и ты поблагодарил. Но верно и обратное: если ты поблагодарил — в сердце рождается радость.

А. Леонтьева

— Если ты нашел, за что поблагодарить.

А. Ананьев

— Нет, если ты поблагодарил, найдется за что.

А. Леонтьева

— Вот так вот?

А. Ананьев

— Вот так вот.

А. Леонтьева

— Я вот очень благодарю, что у меня есть такие образованные коллеги, которые в двух словах могут мне донести буквально полкурса философского факультета.

А. Ананьев

— Я как раз не образован, я женат на Алле Митрофанов как бы. Вот этот принцип, он как раз очень четко работает.

К. Мацан

— Ну а я не могу отказать себе в удовольствии поблагодарить нас всех за сегодняшнюю беседу, наших слушателей — за то, что этот час провели с нами на волнах Радио ВЕРА. Спасибо огромное. Священник Роман Федотов, клирик храма иконы Божией Матери «Живоносный Источник», наш сегодняшний гость, был сегодня с нами в студии Радио ВЕРА. И мои дорогие коллеги, Анна Леонтьева, Александр Ананьев и я, Константин Мацан. Спасибо. До свидания. До новых встреч на волнах Радио ВЕРА. И ровно через неделю, в понедельник, мы продолжим делиться светлыми историями на волнах радиостанции ВЕРА.

А. Ананьев

— Радуйтесь. Всего доброго.

А. Леонтьева

— Всего доброго.

Иерей Роман

— Всего доброго.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Приход к вере и изменения в жизни в лучшую сторону»
• «Без Бога ни до порога»
• «История Савла»

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов